Ожидание: Альтернативный мир, где стихи — это буквально наркотики

Реальность: Бытовуха про училку

Прям серьёзно, меня эта книга сильно разочаровала. Как-будто дешëвый сериал по России-1 смотришь, а не книгу в жанре «магический реализм/постмодернизм/мягкой фантастики» читаешь.

Если убрать из книги всë, что связано с стихами, стихотворениями, поэзией и подобное, то ничего не изменится: Лена как продолжает еле держать на ногах, воспитывая трëх детей, так и осталось. И стихи то ничего не дополняют(!). Да, стихи — это что-то по типу «путь к более тяжёлым наркотикам», но это всё (по сути в мире, где «стихи — это наркотики», стихи не наркотики. Это может быть как бы сатирой на пропаганду, на новости и так далее, но надо было побольше уделить тому: почему кто-то решил, что стихи — это наркотики; как существовали Чуковский и Бунин; что общего между стихами и веществами и ещë некоторые вопросы).

Есть маленькие плюсы у этого романа, например шутки про писателя фэнтези Владимира или часть, где близняшки ещë в младшем возрасте привязаны к кабельному телевидению (кстати, интересно, в «Опосредстванно» есть Nickelodeon, Disney, Пинки и Брейн, то есть их мир и наш мир вообще ничем не отличаются (кроме как стихов), «стихи — это наркотик» какой-либо эффекта бабочки не создали? А что касается детских песен и всех песен в общем, никто не задумался или «вы не понимаете, это другое»?).

Можно же было сделать так: «Лена, работая учительницей литературы, заболевает раком лëгким, а подработка в заправке не позволяет ей получить достойное лечение. И теперь, приобретя псевдоним Бунин, берëт к себе в качестве помощника ученика Розового и вместе с ним пишут синий стихотворенин, чтобы построить наркоимперию, отбиваясь от казахстанских картелей.» Ну, или можно было сделать антиутопию, на примере «451° по Фаренгейту», но точно не мелодраму для пенсионеров.

«Рождественская песнь в прозе» Диккенса — это не просто душещипательная рождественская история; это едкая сатира, облачённая в тёплый, уютный плащ праздничного настроения. Диккенс, мастер иронии, с хирургической точностью вскрывает нарывы викторианского общества, не забывая при этом наполнить повествование неподдельным сочувствием и надеждой на искупление.

Сгорбленный, жадный Скрудж — это не просто карикатурный образ скряги. Он — аллегория бесчеловечности, порождённой бездуховным капитализмом. Его цинизм, его нежелание видеть за цифрами человеческие судьбы — это сатирическое отражение общественного неравенства, безразличия к бедности и страданиям. Ирония Диккенса заключается в том, что преображение Скруджа происходит не через рациональное прозрение, а через сверхъестественный опыт, через столкновение с призраками собственного прошлого, настоящего и будущего. Это подчеркивает бессилие чисто рационального подхода к проблемам социальной справедливости.

Диккенс использует иронию тонко и многогранно. Он смеётся над глупостью и мещанством своих героев, но при этом не лишает их человечности.

Таким образом, «Рождественская ночь» — это не просто сказка, а глубоко философское произведение, в котором сатира и ирония служат не разрушению, а пробуждению совести и надежде на лучшее будущее. Это повесть, которая заставляет задуматься о ценности человечности в холодном мире материального прогресса.

Не знаю, как вам, но для меня «Фокус-группа» это сатира на представление загробной жизни в религии. Пелевин как бы говорит, рай не может всегда быть таким же, как в Библии, так как она написана очень давно в довольно таки в очень консервативном обществе.

Наш мир прогрессирует, меняется, значит и послесмертный мир также должен обновляться и даже делать поправки в допуски в рай или ад, так как мейнстримная культура может искажать моральные принципы, при этом делая заблуждения. А вдруг за 2000 лет после смерти и воскресенья Иисуса рай и ад поменялись местами? Вдруг эти два мира объединились в один мир? Вдруг Ницше убил Бога, а вместо него встал именно это Светящиеся Существо, сделав невообразимую реформу, которую верующие и священники не знают и узнают только тогда, когда сделают последний выдох?

Девяностые годы для России был очень жëстким, в особенности из-за либеральной политики Ельцина. Поэтому творцы не стеснялись писать, снимать и рисовать всë то, о чëм думали, так как цензура была минимализирована.

К слову, Успенский в советские годы денег за свои работы не получал. Зато после развала СССР Успенский мог получать свою прибыль, заигрывая острыми темами конца XX века.