Владислав Женевский однажды описал жанр weird fiction фразой «пограничная зона между хоррором, фэнтези и магическим реализмом, где все „мрачно” и „странно”». Пожалуй, именно это определение лучше всего подходит работам Роберта Эйкмана в целом и сборнику «Холодная рука в моей руке» в частности, с дополнением, что пропорции странности и страшность здесь (по моему скромному мнению) подобраны просто идеально. Там, где Мэкен грезит наяву о фейри и лесных божках, а Лиготти медленно сползает в липкие объятия ночного кошмара, Эйкман усилием воли поднимает веки и остаётся в реальности — что не мешает ей плыть, искажаться, а местами и вовсе распадаться на сюрреалистичные обломки. Короче говоря, «ХРвМР» — настоящий бриллиант «странной» прозы, всем любителям обязательно к ознакомлению.

Хоррор... Ужасы... «Интеллектуальная литература»... Ярлыки помогают нам сузить круг поисков; понять, действительно ли мы близки к цели в этот раз. Обычно это работает, но в случае Лиготти стройная схема разваливается и осыпается на пол кучкой праха и гнили.

Я не знаю, хоррор ли это, потому что я уже не понимаю, что есть хоррор, а что нет. Я не знаю, интеллектуальная ли это литература — возможно, у меня не хватает интеллекта, чтобы оценить всю её мощь.

Но что я точно знаю, в чём я вот прямо на 100% уверен: «Песни мёртвого сновидца» — это уникальнейший, штучный продукт, аналогов которому не появилось за все эти 36 лет (и, думаю, вряд ли когда-либо появится).

Это не «рассказы» и не «истории» в широком понимании — в них зачастую нет ни кульминации, ни толкового сюжета, только неясные, расплывающиеся образы. Знаете, как во сне, когда силишься разобрать какую-то надпись, напрягаешься, вглядываешься в неё, и вроде удаётся разобрать отдельные буквы и даже слова, но общий смысл вновь и вновь ускользает от воспалённого разума.

Эти тексты написаны потрясающим языком, равных которому я не встречал. Да, иногда он дико переусложнён, иногда приходится перечитывать некоторые предложения и даже абзацы. Но это не мешает тонуть в тексте, наоборот, он словно зыбучие пески всасывает и поглощает тебя без остатка.

Эти откровения пропитаны потрясающей атмосферой, настолько густой и осязаемой, что кажется, будто можно протянуть руку и горстью набрать её прямо из окружающего воздуха.

Это очень-очень странная литература. Будьте осторожны. Лучше бы вам это не понравилось, потому что если понравится, вы (подобно автору этих строк) ещё долго будете вслепую ползать во мраке, пытаясь на ощупь отыскать нечто похожее.

Пытаясь снова и снова, но всякий раз — безуспешно.

Отличная точка входа в творчество Г. Ф. Лавкрафта, если его язык кажется тяжёлым, а истории — затянутыми, ибо графические адаптации Кулбарда перерабатывают исходный текст в нечто более бодрое и динамичное. Признаюсь честно, впервые я «Кадат» смог осилить целиком только в виде вот этой графической адаптации (после неё смог наконец прочесть и оригинал, и он мне даже понравился!); Чарльза, Хребты и Грань времён я обожал и до встречи с комиксом, поэтому для меня он стал приятной визуализацией любимых историй. Даже не возьмусь выбрать, какая из адаптаций лучшая — на мой взгляд все 4 замечательно передают дух оригинала и снабжают визионерские идеи Лавкрафта столько необходимым им визуалом. Браво, мистер Кулбард!

Приступая к сборнику, я думал, что ограничусь 4-мя первыми рассказами. Я думал, что это — сборник историй о безумии. Как же я ошибался.

На деле же эта книга оказалась собранием летописей разбитых сердец. И начинается она с наихудшего из возможных исходов, к которым может привести разбитое сердце, — с окончательного и неизлечимого безумия.

Что интересно, автор будто движется от наихудшего из возможных к (потенциально) наименее губительному в калейдоскопе эффектов разбитого сердца, как бы намекая: «Да, поначалу я сгустил краски, но вообще не всё так страшно. Видишь, дорогой читатель, некоторым из наименее безнадёжных может достаться второй шанс!»

Это не сборник историй о безумии, как может показаться на первый взгляд. Это лекарство для разбитых сердец в ярко-жёлтой упаковке.

В жизни своей не встречал текста, оказывающего на читающего столь гипнотический эффект. «Белые люди» — это не просто «лёгкое чтиво» на вечерок, это поистине эзотерический, глубоко сакральный и духовный опыт, то самое «нечто большее», чего отчаянно алчет заблудшая душа, страстно желающая прикоснуться наконец к чему-то НАСТОЯЩЕМУ.