Очень знаменитая и классическая в своем роде книга — исследование о том, как крупнейшие интернет-компании, прежде всего, BigTech, строят свои сверхприбыли на сборе и продаже пользовательских данных. Я давно знала общие посылы, и в целом мне нужен был этот текст для диссертации, а не для развлечения. Но неожиданно книга оказалась несколько другой, чем я ожидала. Я думала, это будет скорее формальный труд на стыке экономики и права (то, чем как раз я занимаюсь), а оказалось, что это в большей степени трактат по социальной философии. Потому что Зубофф не просто фиксирует ситуацию, но идет дальше и задает гораздо более глубокие вопросы о том, как текущее положение влияет на развитие общества в целом, о вопросах свободы, привычках и установках молодежи, которая не знает жизни без соцсетей и о том, насколько воля общества способна переломить ситуацию, сложившуюся в экономике.
Базовые вещи, которые изучает Зубофф, в общем, очевидны: компании типа Facebook и Google активно собирают огромный объем данных о действиях и предпочтениях пользователей, чтобы продавать их для таргетированной рекламы. Мне нравится, как Зубофф оспаривает популярное утверждение, что если что-то бесплатно, то товар — это вы. В данном случае пользователь — это даже не товар, говорит она, а отработанная руда, из которой извлекли все полезное для корпорации. Она подробно описывает историю того, как крупнейшие компании пришли к такой модели монетизации и почему вышло так, что это вообще стало возможно. Безусловно, американский подход "не регулируй то, что не сломано" сыграл тут огромную роль, и к тому моменту, когда о необходимости установления ограничений и обязательств для BigTech начал трубить Евросоюз, было уже поздно. Зубофф отмечает, что на руку интернет-компаниям сыграла сначала американская политика невмешательства, а после 2001 — антитеррористическая истерия, которая вошла в противотренд с идеей защиты privacy и невмешательства в частную жизнь: общественный и политический консенсус все-таки был на том, что больше контроля равно больше безопасности, и поэтому доступ к переписке в мессенджерах или система распознавания лиц на улицах вполне оправданны. Нельзя сказать, чтобы этот подход был неоправданным, вопрос баланса.
Другое дело, что естественно, интернет-компании не остановились на том, чтобы собирать данные в целях безопасности, пресечения hate speech и поиска террористов. Следующий виток развития "капитализма наблюдение" — подталивание юзеров к определенным действиям за счет выбора механик показа им тех или иных новостей и сообщений. Самые впечатляющие примеры — из практики Фейсбука, опыты в области склонения пользователей голосовать на выборах. Что очень круто в книге Зубофф — она очень детально описывает конкретные кейсы, основанные на огромной работе по сбору материала, и поэтому все ее примеры — образец качественного журналистского расследования, а не голословные утверждения, что "фейбук следит за тобой из космоса" в шапочке из фольги. С другой стороны, попытка за счет создания определенного новостного фона управлять действиями и мыслями сограждан, возможно, кажется как-то оригинальной только американке, а для нас изобретение пропаганды как изобретение колеса. Тот факт, что в данном случае источником становится не государство, а частные компании, действующие в своем коммерческом интересе, не имеет особого значения. Государство в любом случае при необходимости очень быстро поставит инструментарий частных компаний себе на службу, до тех пор, пока только у него есть полиция и тюрьмы.
Последняя часть — наиболее социолого-философская. Это интересный вопрос, могут ли люди, родившиеся и выросшие уже в эру интернета, которым дают смартфоны с младенчества, отказаться от привычки быть все время на связи, постоянно проверять соцсети и оценивать себя по количеству полученных лайков. С другой стороны, если сейчас во главе интернет-компаний стоят бронтозавры, которые ничтоже сумняшеся используют эту сформировавшуюся зависимость, пройдет время, и их сменит такое же поколение привычно-зависимых — вот тут, возможно, ситуация с наблюдением и извлечением behavioral surplus и изменится.
"Смерть Ивана Ильича" — внезапно! совершенно исключительная вещь, совсем непохожая на всего остального Толстого и совершенно гениальная в своей простоте, искренности и глубине. В ней нет истории и нет морали, просто рассказывается жизнь самого обычного человека, который жил-жил, заболел и умер. Но это именно опыт умирания, примеривание того, что должен чувствовать и думать самый нормальный среднестатистический обыватель, когда муки усиливаются, и срок его подходит неминуемо, и надежда, которая раньше подергивалась, уже затихла. Для Толстого с его плохо приколоченной к слишком ярким характером слишком пошлой и простенькой моралью это совершенно неожиданное прозрение. Иван Ильич не яркий характер, он вообще образцовый "вор бланков", человек максимально нормальный, обычный, среднестатистический. И никаких ярких характеров и ярких драм в повести нет, все остальные герои, то есть семья и сослуживцы Ивана Ильича — такие же обычные и среднестатистические. Не герои, не злодеи, не вызывают ни сильной симпатии, ни сильной антипатии — вполне нормальные люди, которые и умершему коллеге сочувствуют, и при этом уже планируют, как продвинутся по этому поводу по службе.
Что потрясающе — это глубина и достоверность описания истории глазами самого Ивана Ильича: как он пытался лечиться, то терял надежду, то обретал, как постепенно пытался свыкнуться с мыслью, что не спастись, и все усилия напрасны. О чем думал в последние часы и дни. И все это настолько достоверно, просто и без всяких прикрас и морали написано, что поражает гораздо сильнее, чем любое украшательство и преувеличение. Прелесть этой повести именно в том, что в ней нет никакой морали, нет сформулированного автором урока, но есть совершенно натуральная жизненная история, из которой читатель может извлечь уроки сам.
А еще, внезапно, повесть написана таким точным и четким языком, с такой меткостью формулировок и образов, что кажется местами, будто это Чехов, а не Толстой придумал вот этот оборот:
"Вставал он в девять, пил кофе, читал газету, потом надевал вицмундир и ехал в суд. Там уже был обмят тот хомут, в котором он работал; он сразу попадал в него".
"В сущности, было то самое, что бывает у всех не совсем богатых людей, но таких, которые хотят быть похожими на богатых и потому только похожи друг на друга: штофы, черное дерево, цветы, ковры и бронзы."
"Крейцерова соната" — омерзительная квинтэссенция литературного ханжества. Это Толстой-то, который наплодил 14 детей (включая первого внебрачного), активно имел добрачные связи, женился на своей бедняжке Софии, 18-летней, будучи на 16 лет ее старше, и почти 50 лет использовал ее как бесплатную рабочую силу, которая еще и рожала постоянно, будет нам читать истории про мораль. Повесть написана, когда Толстому было уже за 60 и он, видимо, начал утрачивать способности подавать плохой пример, а чтобы не так обидно было, решил "воспитать" публику, как плохо все то, чем он занимался предыдущие 40 лет — читай, сексуальные отношения с женщинами (притом, что последний ребенок Толстых родился всего за год до написания этой повести). Это все равно, что писать сочинения о вреде мяса, когда у тебя от старости все зубы повываливались, что сделало определенные радости недоступными.
Сюжет очень простенький, как положено, чтобы не придумывать много вводных об обстоятельствах жизни героев, длинная лекция о морали вложена в уста случайного попутчика в поезде, который появляется, выступает, и так же исчезает. Вкратце: неадекватный мужик на почве ревности убил жену. Но поскольку он не готов признаться ни себе, ни окружающим, что он просто убийца и все, он выдумывает вокруг этого целую концепцию, как-де издавна злобный дьявол его искушал женщинами и "половым развратом", и всех остальных мужчин тоже, и это общество считает нормальным. Как связаны пресловутый "половой разврат" с тем, чтобы воткнуть нож в живот женщине, которая тебе пять детей родила, не очень понятно, но зато в устах героя (и, видимо, автора) это волшебным образом трансформируется так, будто плохие общественные нравы виноваты, а герой наш — овечка. Суть плохих общественных нравов, заметим, заключается в том, что добрачные связи мужчин не очень осуждаются, а желание жениться и иметь детей (совершая для этого необходимые природой действия) — так и вовсе приветствуются. Вопрос, почему же все остальные люди, пошедшие этой "скользкой дорожкой", не становятся убийцами, остается открытым.
Обычно бывает наоборот: книга обещает что-то захватывающее, магию, драконов, большую человеческую драму — а оказывается очередной штампованной скукотищей.
У сборника ранних биографий Канта репутация сразу противоположная: от него не просто ничего не ждешь, а даже удивляешься, что кто-то их писал и теперь издает. Мало того, что биография философа это вам не биография известного пирата, авантюриста или хотя бы ловеласа, потому что основная составляющая в ней априори будут не события, а то, как человек тихо сидел за столом, читал и писал; звучит не очень захватывающее. Но случай с Кантом особый, общеизвестно, что у него не было вообще никакой биографии, о которой стоило бы говорить: он родился и всю жизнь прожил в одном Кенигсберге, не отъезжая дальше, чем на несколько километров. Постороил медленную и спокойную университетскую карьеру, 40 лет занимался преподаванием. Никогда не был женат и не имел (насколько сообщают все биографы) никаких любовных историй. Не переживал неожиданных озарений, приступов безумия/вдохновения, как Ницше, даже никогда серьезно не болел. Не имел врагов и не вступал ни с кем в серьезные конфликты, а критику своих писаний предпочитал игнорировать. Придерживался много лет подряд одинакового распорядка дня. Был умеренно светским человеком, достаточно общительным, имел друзей, любил гулять, в общем, был образцово нормальным бюргером. Умер тихо в своей постели от старости в 80 лет. Что, что там можно написать в его биографиях такого?
Между тем, я все приведенные биографии читала с огромным интересом, и даже притом, что они по сути рассказывают одну и ту же не-тайную жизнь одного человека, повторений куда меньше, чем можно себе представить. И вообще это очень интересное и очень забавное чтение оказалось.
Начнем с того, что ранние биографии — это сочинения людей, знавших Канта лично, любивших его, и потому, с одной стороны, свидетельствующих о многих мелких бытовых привычках и эпизодах, которые больше никому не доступны, а с другой — не пытающихся где-то приукрасить, добавить своего толкования событиям или додумать. Они относятся к предмету своих исследований с той уважительной фамильярностью, которая только и позволительна близким друзьям почтенного покойника, и извиняется необходимостью сохранить для потомства, каковы были его вкусы в еде и развлечениях. Вот, к примеру, отличная характеристика степени светскости и общительности Канта: "Он настолько одобрял проводимые в то время с большим вкусом студенческие концерты и балы, что даже сам намеревался как-нибудь посетить один из них"
"Другое заведение он начал обходить стороной с того самого момента, когда там стали собираться люди, которые, как ему казалось, хотели, чтобы он и там читал лекции и отвечал им на вопросы". Ну да, приходишь ты в трактир, а там станки, станки! С другой стороны, когда ты всю жизнь преподаешь в университете, нежелание делать это хотя бы за обедом более чем понятно.
Яхман, задавшийся целью охарактетировать все возможные стороны жизни Канта, посвящает отдельную главу его внешнему виду (не совсем стандартному, это правда) и описывает его так: "Кажется, что природа при создании этого редкого человека направила все силы на создание его духовной составляющей, а слабая внешняя оболочка была дана ему для укрепления духа. Его рост едва достигал пяти футов, а голова по отношению к туловищу была слишком велика. Грудь его была плоской, почти впалой, а правый плечевой сустав слишком выдавался вперед <...> И нервы его ыбли настолько чувствительны, что газета сразу из типографии, свежая и влажная, была в состоянии вызвать у него насморк". И заметим, при этом Кант всю жизнь ни разу (это говорят все биографы) серьезно не болел и дожил до 80 — и это в конце 18 века, когда никто не знал ни антибиотиков, ни всего прочего.
Впрочем, я нахожу причину тому в прекрасном распорядке его дня, который тоже описывают все биографы: Кант 40 лет подряд вставал в 5 утра (никто не задается вопросом о героизме слуги, который его будил), до обеда читал лекции и работал, потом 4-5 часов подряд обедал с друзьями, потом гулял и читал книги. Вот как описываются отношения Канта с одним из друзей:
"Кант приходил к нему обыкновенно в послеобеденное время, заставал Грина спящим кресле, садился рядом сам, предавался своим мыслям и также засыпал. Потом приходил директор банка Руфман и делал то же самое, пока, наконец, в определенное время не появлялся Мотерби и не будил всю компанию, после чешго они до семи часов предавались интереснейшим разговорам".
За 60 Кант купил собственный дом с садом, куда, впрочем, не выходил, и "только пение в тюрьме, находившейся неподалеку, омрачало ему некоторые мгновения". Вы что думаете, он пытался добиться, чтобы заключенным запретили петь!
Чем ближе к старости, тем более эксцентрическим (хотя никогда слишком) становился характер Канта, но скорее в комическом ключе:
"Канта интересовало достижение преклонного возраста. Он держал в памяти целый список пожилых людец, включал в него еще более пожилых мужей из высших сословий Кенигсберга и радовался, что постепенно продвигается в начало этого списка и перед ним остается не так много людей старше его". Вот уж ачивка так ачивка! Речь не об "активном долголетии", кстати, учитывая, что в последние годы здоровье Канта сильно разладилось, и когнитивные способности тоже.
Вот как секретарь Васиански злодейски обманывал уже сильно пожилого и впадающего в маразм Канта, который хотел вредной для себя еды (сыра): "Я убеждал его, что искусство сыроварения теперь утрачено и о сыре больше не может быть и речи". Решительно зашел!
А вот как тактично описывает это другой биограф: "Богатство собственных идей, легкость и привычка извлекать все философские понятия из неисчерпаемого источника собственного разума — все это привело к тому, что под конец Кант не понимал почти никого, кроме самого себя".
В общем, я долго избегала читать эту книгу: я не читала самого Канта (что надо бы исправить) и не то чтобы как-то сильно интересуюсь его личностью. Но в итоге оказалось отличное занимательное и легкое чтение, чего совсем не ждешь.
Палеонтологический научпоп, все как мы любим. Наконец-то нашлось и перевели книгу, которая затронула все ключевые геологические эпохи, а не только попсовую эру динозавров. Мне больше всего было интересно про пермское вымирание, например: во-первых, в него вымерли наши любимые трилобиты, во-2, Пермь — это был кардинально другой мир животных и растений, который мы знаем незаслуженно плохо. А там много всякого невероятного упороса. Или вот, например, девон, когда вымер дунклеостей с его шикарными челюстями (у меня есть резиновый). Чем дальше назад во времени, тем более инопланетно все выглядело, куда там скучным четвероногим ящерам и млекопитающим, какого бы размера и с какими бы зубами они ни были.
У меня сложилось впечатление, что наиболее интересные ребята из вымерших — вовсе даже не динозавры, понятно, а те, кто возник благодаря Кембрийскому взрыву биоты
Вот, например, опабиния — такой симпатичный марсианский подводный слон
А этот товарищ — галлюцигения, посмотришь, сразу видно))
К слову, я думала, где же видела такую штуку раньше — а в манге "Атака на титанов" видела, в последних эпизодах. Так и выходит, что Исаяма вдохновлялся Кембрием.
Чего по-настоящему не хватает книги про вымирания, так это иллюстраций, галереи портретов с черной рамкой. Так было бы куда нагляднее, и понятно, что если вымирает 90% биоразнообразия, то всех не представишь, но некоторые определенно этого заслуживают! Но на самом деле, автор, конечно, в меньше степени описывает вымершие виды, суть книги — в попытке реконструировать причины и процесс вымирания и последующего возраждения жизни в новой форме. Для ордовикско-силлурийского вымирания (самого раннего) описание причин выглядит скорее как гадание на камешках, слишком давно было дело и слишком мало осталось. Чем ближе к нашему времени, тем более конкретными становятся причины вымираний и больше консенсуса среди ученых (хотя, напомню, метеоритная теория вымирания динозавров появилась не так уж и давно).
Основной пафос автора, то, что проходит красной нитью через всю книгу — это связь между повышением в воздухе уровнем CO2, закислением океанов и вымиранием. Понятно, к чем он клонит, он и не скрывает, и в последних главах откровенно говорит, что сейчас человечество активными выбросами в атмосферу создает те же самые условия глобального повышения температуры и закисления океана, причем гораздо быстрее, чем геология. Приведут ли наши действия к скорому вымиранию всего? У автора не мракобесная позиция, он говорит, что скорее всего нет, тем более, что другие двигающие планету силы должны были бы (теоретически) привести уже к очередному ледниковому периоду, которые сменяются гораздо чаще, чем вымирания. Другое дело, что до сих пор выбросы углекислого газа и глобальные повышения температуры были связаны с исторической деятельностью вулканов (и это еще вопрос, было бы вымирание динозавров таким решительным, если бы от метеорита не активизировались Деканские траппы) — кстати, тут место для шутки, что во всем опять виноваты русские, потому что непосредственной причиной Пермского вымирания называется активность Сибирских траппов, которые залили полконтинента лавой на глубину несколько километров. Человечество, конечно, тоже старается, но, кажется, до таких достижений нам еще далеко.
Еще один момент, который показался мне интересным, насчет человечества как истребителя всего живого — привет Вольтеру и прочим адептам "благородного дикаря": автор указывает, что вымирание многих видов животных непосредственно связано с распространением человека современного типа по территориям. Не современного человека с выхлопными газами, а доисторического человека, который эти виды животных просто выбивал на еду, изгонял из среды обитания, лишал пищи, потому что был более умелым охотником. Интересное наблюдение, что крупные животные на диких островах, никогда человека не видевшие, его не боятся — им не приходит в голову, что это небольшое существо без зубов и когтей умеет кидать копья, стрелять, устраивать лесные пожары и тд. То есть по крайней мере, это не характеристика исключительно нашего времени.
В целом, кто любит палеонтологические научпопы — вам сюда, этот вполне годный, и на тему, которая, кажется, раньше нигде особо не освещалась в нашей литературе.
Что-то в этот раз не зашло: слишком расплывчатый мир неопределенного добра и неопределенного зла. Взрослые этого мира все сговорившись будто бы желают традиционному крапивинскому мальчику хорошего и пытаются тайком вырастить из него супер-героя, но для этого отбирают у него маму, а он к ней весь текст прорывается в какую-то другую, загадочную реальность.
Самое интересное, это, конечно, как всегда, смешение "нашей" и другой реальности. Проход, который открывается только в определенных случаях и в определенной компании. Встречи в другой реальности, на первый взгляд простые, а на самом деле судьбоносные. Вся эта таинственность. Но другое дело, что и тот мир, который рисует автор в качестве "нашего", текущего, в котором растет мальчик — уже достаточно интересен и совершенно недостаточно раскрыт, чтобы читателю он надоел. И мне лично более интересно сложное устройство мира большого и "настоящего", чем камерный мирок, куда в итоге сбегает герой, как-то подозрительно запущенный и слегка деревенский.
Главный взрослый, директор школы для особо одаренных детей, который со своими единомышленниками делает с этими детьми, кажется, что-то не совсем законное, но, как им кажется, общественно-полезное и правильное — тоже интересный. И, скажем так, теоретическая основа того, что они делают, кажется, стоит того, чтобы попытаться в ней разобраться получше. А вот герой-мальчик, как всегда, отличается только одним качеством, а именно упрямством — до такой степени, что никто и не пытается ему объяснить ничего, потому что он все равно не слушает и не интересуется. Хотя казалось бы, стоит попытаться выяснить, чего такого удивительного в тебе нашли эти загадочные взрослые и что у тебя на самом деле за сверх-способности такие — но наш герой не пытается. Это слегка раздражает, потому что вместо тайной ложи подсовывают подростковые сопли про мамонтенка и маму, хотя детям, наверное, так правильно.