Это подборка стихотворений из разных сборников, охватывающих практически весь период творчества поэта, сделанная самим переводчиком Ипполитом Харламовым. Вряд ли какие из них и переводились раньше (как я понимаю, Элитиса на русский вообще переводили очень мало, и Харламов по большому счету первый взялся за это всерьез и масштабно). За счет продолжительности периода, который охватывает сборник (а Элитис прожил 85 лет, почти весь 20 век) стихи в нем весьма разнообразны и, можно сказать, на любой вкус. Есть более странные и вычурные, есть более простые и лирические. Удивительным образом мне больше по вкусу оказались первые, юношеские, а не те, где Элитис — уже матерый и слишком сложный для меня автор. Кажется, чем он дальше, тем сложнее становится, все зацепившие меня вещи — из первой половины книги.
Однажды повернет ладоней линии
Судьба в другую сторону, и Время
Наш часовой, отступится на миг.
Как может быть еще, раз люди любят?
На небе отразятся наши души
И чистота ударит в твердь земную
С могуществом, подобным черной смерти.
Пожалуй, в момент своего расцвета и далее Элитис наиболее напоминает по стилю, некоторой темноте и демонстративному практически нежеланию быть понятным и красивым — Уитмена. К Уитмену я относусь с большим уважением, но все же не вспомню ни одного его стихотворения, хотя, кажется, изрядно читала. Все-таки стихи — это гармония, которую надо ограниченно проверять алгеброй, на мой взгляд, и если непонятно не потому, что читателю не хватает образования, а потому, что он не попал в резонанс с настроением автора — так тому и быть. Это как Мандельштам, кто-то чувствует, кто-то нет, но объяснить крайне сложно, даже если у тебя-то лично все складывается. А Элитис, как и все переводные поэты, в этом плане еще сложней.
Сад убегал навстречу морю
Высокий мыс в цветах гвоздники
Рука твоя струилась вслед воде
Распроавить волны свадебной фатой
Рука твоя распахивала небо.
И рядом с именем твоим
Парили ангелы с мечами
Цветные волны рассекая
И белые гудели паруса
Под плотными порывами норд-оста
К чести переводчика, он не просто сделал все отлично (насколько я могу оценить перевод, не зная языка), но и написал к каждой группе стихотворений их одного сборника довольно обширные и при этом интересные примечания. Всегда ненавидела читать примечания, а тут они так гармонично вписались, как примечания из "Бледного пламени", и отлично дополняют собой текст, тем более, что без них многие отсылки и детали и правда были бы непонятны человеку, стороннему современной греческой культуре и истории.
Вот, к примеру, очень поэтичное, но столь же темное:
"Есть какие-то вещи ужасные, которые Бог из меня вычитает, но ум их опять и опять прибавляет ко мне".
("вещи ужасные" — это грехи, искупленные крестной жертвой, комментирует переводчик, и все становится вполне очевидно)
Впрочем, самое-самое простое у Элитиса все равно самое лучшее, на мой вкус:
Я тысячу лет, наверное, не читала полицейских триллеров. Но с Несбё давно хотела познакомиться, так что рада, что именно он мне попался в книжной рулетке. А учитывая длительное отсутствие опыта в этом жанре — все было свежо и как в первый раз (хотя подозреваю, что так-то это романы все похожи один на другой по модели сюжета и ощущениям).
Удивительно, но было правда очень интересно и местами довольно жутко. Удивительно потому, что я не читаю детективы вообще и не питаю к жанру особой любви, за исключением разве "Шерлока Холмса". Но Несбё — совсем другой, такой очень современный, без всяких викторианских сантиментов, и детективная история у него по-современному жуткая. Никаких "гениев преступного мира", никаких вежливых убийц в белых воротничках и с кодексом чести под мышкой. Только человеческие извращения, выродки несчастливого детства и одиночества. По мере чтения мне вспоминалось, что говорил эпизодический герой-психолог из "Убивая Еву": что думая о психопатах, люди имеют тенденцию прибавлять к обычному характеру какие-то зверские черты типа жестокости, жажды крови и прочее. А на самом деле — надо отнимать обычные человеческие черты, такие как сострадание, страх и тд. Это вполне соответствует образу того маньяка, которого ловят в "Снеговике".
И еще: я не знаю, может, у Несбё все романы такие, потому что он норвежец, а может, этот один такой и дело именно в том, что убийства происходят с первым снегопадом, а убийца расставляет снеговиков как некий символ. Но текст дает сильнейшее ощущение тьмы, холода и тотальной неуютности — в общем, все то, что ждет человека северной зимой. Это не вопрос температуры, и в мороз может быть хорошо, а тут — именно чувство общего дискомфорта, такого холода, который идет изутри. Погода в Питере дает то же ощущение: не холодно, но зябко и неуютно. Это очень прибавляет атмосферности, и пугаться страшного снеговика, который растаял, и нет его, как и убийцы, при таком раскладе гораздо легче.
Образ главного героя традиционен до зубной боли. Полицейский, типа алкоголик, с неудавшейся личной жизнью, великая любовь от него то ли ушла, то ли не ушла, но он все равно ее любит. Образ из всех детективных книг и фильмов. Интересно, кто-нибудь хоть для разнообразия написал полицейского детектива, который был бы счастливым семьянином и не пил? Впрочем, "в кадре" герой не так и много пьет (гораздо меньше, чем от него ожидают окружающие) и вообще не вызывает раздражения, даже приятно удивляет своей адекатностью и быстротой реакции (а то в других книгах-фильмах часто задумываешься, как же этот осколок человека может быть "лучшим детективом", о чем заявляет автор).
Мне понравилось, как полиция раскручивает версии, быстро "назначая" кого-то на роль маньяка, но так же быстро и отказываясь от этой идеи, если что-то начинает не сходиться. Наверное, так и происходит нормальная работа, потому что отказаться от идеи думать, что маньяк — Н., вряд ли возможно, а признак профессионализма как раз — не зацикливаться на одной кандидатуре. Следить за этим было правда интересно. Признаться, кто убийца, я поняла уже на середине, но это не помешало получать удовольствие, потому что вопрос не в том, кто, а скорее — как и почему. Зациклвание на теме женской неверности выглядит странно, но при этом — вполне психологически достоверно, неадекватов и среди психологически нормальных особей на тему отношений полов довольно много, так что и психопатия на эту тему не удивляет.
Странно, конечно, начать знакомство со всемирно известным автором не с главных его произведений, а со сборника ювенилий и юморесок, но так уж вышло, что мне хотелось разнообразия, а из Остен в домашнем хозяйстве нашлось только это. Так что впечатление от Остен получилось странное. Весь этот сборник — по сути сплошная пародия на то, что писала сама Остен, а также сестры Бронте и иже с ними, в общем, все эти женские романы 18-19 века про трепетных девиц и большую любовь.
Надо сказать, что потешается над штампами жанра Остен так умело, что все ее зарисовки вполне можно было бы использовать как каркас для полноценных романов — если только развить и пересказать менее смешным языком. Однако по мере чтения меня не покидало чувство, что некоторые, более длинные вещи, такие как собственно "Катарина", могли быть написаны и всерьез. Но в целом сборник оставляет впечатление, что читаешь такого викторианского Хармса — все поминутно влюбляются до гроба, падают в обморок, описывают внешность и платье и кичатся своей тонкой душевной организацией. Это забавляет и раздражает одновременно. С другой стороны, понимаешь, что объект пародии в его первозданном виде раздражал бы куда больше.
В общем, милый легкий сборничек, все эти томные девицы и кавалеры, чувство юмора и самоирония у Остен хороши, хотя читать пародии в таком объеме несколько устаешь.
Внезапный трюк этой пьесы в этом, что персонажи в конце оказываются именно теми, кем они заявлены изначально в списке персонажей и представляются читателю при первом появлении. Занудная девочка-подросток — занудной девочкой-подростком. Странноватый чужак — странноватым чужаком. Палач и его подручный — пачалом и его подручным. Можете считать, что это спойлер.
У Макдона есть пьесы, которые произвели на меня большее впечатление, а это скорее не смешит, а пугает своей совершенно бытовой жестокостью, и тем близка к "Лейтенанту с острова Инишмор". Понятно, что у Макдоны вообще жестокости достаточно, но где-то она воспринимается нормально и комично, а где-то подана именно так, чтобы не привлекать к ней особо внимание, как нечто само себе разумеющееся. Вот "Палачи" — из этой категории. Не буду продолжать, а то и правда будет спойлер. Пьеса маленькая, и, конечно, очень крутая.
Что до перевода — переводил ее Павел Шишин. До этого Макдона у нас был только в одном издании, несколько пьес в переводе В. Хитрово-Шмырова, который мне лично кажется более удачным. Потому что весь mess насчет Макдона — то, что это одновременно ужасно и ужасно смешно. Текст *должен* быть смешной. А в переводе "Палачей" прямо видно, что здесь в оригинале шутка, и здесь, и здесь, и легко себе представляешь, как бы сам Макдона это комично поставил. Но русский текст этого не передает, и нет таких фраз, за которые можно зацепиться и поржать. Потому что нет легче способа испортить текст Макдона, чем переведя (или поставив на сцене) его всерьез. Понятно, что представление о юморе у всех разное. На мой вкус, самый гениальный русский перевод Макдона — это пьеса "Череп из Коннемары", ее легко можно найти в сети, но нигде не указан переводчик, а меж тем он велик. А перевод "Палачей" Шишина не зашел, извините.
Еще одна классическая повесть эпохи раннего Хэйан (IX век), но особая в свое роде. Исэ моногатари — не единое повествование, а подборка из 125 не связанных на первый взгляд между собой маленьких главок, в каждой из которых обязательно присутствует стихотворение танка, а то и не одно. Некоторые исследователи даже склонны считать его просто поэтическим сборником, а не романом. Впрочем, русский переводчик Конрад доказывает, что между главками есть сюжетное единство, и явственно прослеживается судьба одного лирического героя, а описанные любовные перипетии являются подробностями именно его личной жизни.
Не буду пытаться делать об этом самостоятельный вывод — для этого нужно внимательно читать текст и сопоставлять отрывки, а я делала это просто из удовольствия и любви к литературе того периода.
"Исэ" отличается еще и особым построением фраз и отрывков. Мало того, что в каждом неприменно есть стихи (в какой повести Хэйан их не будет половина текста?). Каждый отрывок еще начинается с более ли менее стандартного зачина "в давние времена жил кавалер", что в моих глазах придает ему какую-то сказочность. Помимо этого, переводчик, пытаясь создать у читателя верное ощущение от вывернутого синтаксиса оригинала и эмоциональных ударений, слегка выворачивает и строение русских фраз, так что местами они напоминают мастера Йоду, а местами — просто разговорную речь, когда правила языка не поспевают за мыслью. Это своеобразно, но мило и воспринимается очень живо.
Очень полезны примечания Конрада, по многим из которых приходится признать, что японские стихи не переводимы в принципе, учитывая, что их красота состоит во многом в созвучии разных понятий и игре с этими созвучиями.
Особую радость лично мне доставили завершающие фразы некоторых отрывков, целью которых, видимо, было подвести некую черту под сказанным или вывести моральный урок. К примеру:
"Вот так решительны и быстры были древние в своих поступках".
"В процинции такие вещи с ним случались беспрерывно".
"Написала она, и ее не стало".
"Так сказал он, — и она, все вспомнив, стала монахиней и удалилась в горы".
"Так сложил он, и никто больше стихов не стал слагать".
Все это так и просится в эпиграф к какой-нибудь книге))
В общем, еще одна очаровательная вещица эпохи Хэйан. Очень люблю их.
облако тэгов
