Я долго не могла поверить Р., что это смешно, потому что знаем мы, что такое смешно с точки зрения этих странных античников — "Золотой осел" и иже с ним, гораздо более странно, а местами и противно, чем смешно. Но нет, Диоген Лаэртский действительно очень ржачный, причем особенно тем, что он ни разу не пытался таковым быть, видимо. Но итог выглядит так, будто скучную многотомную историю греческой философии переписал коротенько Хармс. Книгу очень украсила собственная некультурность, что ли, автора, неспособность не то что понять глубокие идеи описываемых им философов, но даже и отделить одни идеи от других, а все вместе — от эпизодов жизни философов и сплетен о них же. Получилась феерическая черахда, в духе "летели два крокодила, один зеленый, другой на север", зато и правда феерически смешно. Хотя под конец от такого текста начинаешь даже как-то уставать и желать чего-нибудь простого и логичного.

Диоген Лаэртский пишет о великом множестве философов, как известных, типа Аристотеля, так и таких, о которых я раньше никогда и не слышала. Не удивляюсь, впрочем, если по многим подобным он является единственным источником. Авторитетные научные издания на него ссылаются faute de mieux, по крайней мере, хотя и с оговорками, если дело доходит до его пересказа каких-либо серьезных вопросов. Это, конечно, прекрасно — такая степень дзена, когда философские концепции классиков для тебя значат не больше, чем то, что они там ели на пиру у юзернейма, какие эпиграммы на него сочинили и как звали гетеру, с которой он жил. Зато никто не может упрекнуть Диогена Лаэрция в однобоком подходе — такое впечатление, что он честно пересказывает буквально все, что ему удалось узнать о множестве философов, не производя никакой разумной обработки этой информации.

Среди написанного им много ценного, кстати, и по некоторым вопросам он действительно важный источник. Но понять и запомнить из его изложения невозможно ничего абсолютно, и смысл чтения его вовсе не в том, чтобы узнать что-то о греческих философах. А в том, чтобы поржать над текстом, и никакого предварительного (а равно и последующего) знакомства с предметом для этого не требуется.

Типичная история — про другого Диогена (известного всем простым решением квартирного вопроса): "Он был назначен заведовать чеканкой [монеты], и что он, отправившись в Дельфы или в делийский храм на родине Аполлона, спросил, сделать ли ему то, что ему предлагают. Оракул посоветовал ему "сделать переоценку ценностей", а он не понял истинного смысла, стал подделывать монету, был уличен" Я бы сказала, в таком контексте слова Ницше тоже приобретают новые неожиданные смыслы

В общем, это крайне забавное сочинение, и если кто думает, что греческая философия — нечто крайне занудное и непонятное, то вам сюда)

сабж

Комическое начало знакомства с этими авторами состоит в их фамилиях: когда Р. читал это роман, я ржала, что Войскунский и Лукодьянов — это практически как Панаев и Скобический, только смешнее. Понимаю, что любители авторов и вообще более адекватные люди этого не оценят, ну уж извините.

Собственно, роман отчасти тоже смешной, но ни в коем случае не юмористический. Это такая хорошая советская научная фантастика, причем начисто лишенная традиционных недостатков жанра, как то: "взвейся да развейся", ленин-партия-комсомол, идеализация советского человека, западное зло, лживо преукрашенные достижения советского быта. На удивительно адекватный текст о своей эпохе (начало 60-х). Просто не к чему придраться, хотя, если бы я заранее представляла себе, какого формата будет история, я бы поостереглась.

Советский Союз создал удивительную и, насколько мне известно, не существовавшую больше нигде романтическую литературную традицию: романтику научных институтов. Научного поиска именно в рамках официальных коллективов, взаимоотношений с коллегами, докладов о достижениях в Москву, "доставании" каких-нибудь реагентов и вообще всего, что связано с деятельностью реального института. "Понедельник" — это образец, конечно, но им дело не ограничивается, да и сам "Понедельник" — это скорее прекрасная пародия на тексты, подобные как раз "Меконгу". И суть их, и вся мораль — и оригинала, и пародии — в аксиологии коллективности и товарищества. Если до сих пор научный поиск был уделом единиц, которым остальные скорее ставили препоны, то в рамках советских институтов только вместе (и с санкции начальства) можно получить что-то стоящее. "Меконг" в этом плане очень показателен: "оторвавшиеся от коллектива" ученые, которые скрывают свои достижения, ведут работу тайком и вообще негативно относятся к другим, пусть и добиваются чего-то, кончают очень-очень плохо. Тут я даже удивилась, признаться: роман начинается как довольно плюшевый и подростковый, в нем ждешь, что злодеи (которые уже на середине обозначаются вполне однозначно) будут в конце публично осуждены на комсомольском собрании, но и только. А что со злодеями реально произойдут более значимые несчастья, и положительные герои, пораженные этим, будут пытаться постфактум обелить хотя бы их имя — этого я не ждала. Это очень логичный и правильный ход событий в реальности, но какой-то слишком взрослый по сравнению с остальным текстом.

В целом же фантастическая часть рассказа — про то, как героям-физикам удалось добиться такого афигенного поверхностного натяжения, что струя нефти шла через воду без трубы — очень мало впечатляет, хотя вокруг нее очень неплохо выстроено все остальное. Приплетена довольно удачно древняя история о походе некоего порученца Петра Первого, который собирался было заключить договоры с азиатскими ханами, а сам оказался в плену у таинственного индийского брахмана. В начале 18 века индусам удалось сделать и предметы, и даже людей проницаемыми, как бы бестелесными — и наши советские ученые весь роман бились над тем, чтобы повторить этот опыт.

Я испорченный современный человек. Люди пишут про то, как направить струю нефти через все Каспийское море, без труб (чтобы на них сэкономить). А я читаю и думаю, неужели они не закладывались на то, что на неконтролируемой морской территории ее гораздо проще будет воровать? Без трубы-то. Может быть, и нет, конечно, но мысль такая все равно посещает.

Еще должна сказать про замечательный язык, которым написан роман. Неожиданно очень хороший, легкий текст и прекрасный юмор. Авторы не шутят специально, но делают это, где уместно, и у них отлично получается. И в общем, советский мир в их описании — не идеализированный, но все же очень уютный.

Очень разношерстная книга в плане и качества, и интереса, и вообще адекватности предмету. Проблема, мне кажется, начинается уже в самой тематике: что такое частная жизнь и где граница, которая отделяет ее от публичной? Особенно учитывая, что в истории-то имеют тенденцию оставаться скорее приметы и свидетельства жизни публичной, а все эти корыта для стирки и план дома говорят скорее об уровне развития науки и техники, чем о чем-то сугубо частном. Особо виден этот разлад в понимании границ темы, поскольку книга составлена из глав, написанных разными людьми и посвященных разным эпохам и регионам. И сами эти главы по содержанию весьма мало коррелируют друг с другом, так что нельзя сказать, что один автор хронологически и логично продолжает повествование предыдущего.

Про частную жизнь Рима классической эпохи (Грецию составители почему-то пропустили, попытались объяснить, почему, но толком не объяснили) написано много, но все как-то не очень информативно. Во всяком случае, несмотря на обилие подробностей, не могу ткнуть пальцем и сказать, что вот, этого я не знала. Про власть патерфамилиаса и его законные права в отношении остальных членов семейства и имущества нам еще на первом курсе на Римском праве рассказывали. Все остальные детали тоже вполне очевидны и известны из некоторого вполне поверхностного знакомства с литературой того периода. Все эти заигрывания римлян с моралью, толпы, требующие хлеба и зрелищ, повальная коррупция, сомнительные отношения с богами. Деталей много, но они не являются тайной, и никакого глубокого анализа или особых открытий за ними не следует.

Про эпоху Поздней Античности написано вообще очень своеобразно, с упором не просто на христианизацию (что логично), а еще и на христианизацию в вопросах любви и брака. Монашество там, умерщвление плоти, введение культа девственности, сегрегация полов, низвержение римского культа красивого здорового тела. Это интересно, конечно, но опять же известно, очевидно и не дает ничего нового в плане постижения частной жизни того периода. Хотя, конечно, автор этого раздела слегка пожульничал: если уж задаваться вопросом, что такое частная жизнь, то сексуальная сфера определенно относится именно к ней — вот про нее и написано.

Раздел про Римскую Африку вообще невозможно читать, поскольку он целиком и полностью посвящен архитектурным вопросам, планировке и устройству частных жилищ в регионе. Где какого размера внутренние дворы, с какой стороны света находится вход и как соотносятся экседра и перистиль. Я на беду свою человек, начисто лишенный пространственного воображения. Я *никак* не могу себе представить все описанное, и никакой ценности это для меня не имеет. Вместо длинной главы автор с тем же успехом мог бы написать для меня "здесь на 100 страниц гипотипозис", и я бы вынесла из этого столько же информации, сколько и после внимательного прочтения про все эти триклинии (то есть ничего). Как это относится собственно к сабжу, то есть к частной жизни — не понимаю. Надеюсь, потомки, раскапывая хрущобы, не будут на основании их сомнительных планировок делать выводы о моей частной жизни, скажем.

Раннее западноевропейское Средневековье — пожалуй, самый интересный раздел. Он очень живо написан и из него действительно создается впечатление, что ты что-то узнал новое о том, чем жили эти люди. Не столько о деталях быта, сколько об общем умонастроении трудящихся. Это очень сложноуловимо и трудноописуемо, но автор заходит с неожиданных сторон, и ему действительно удается перейти от деталей и исторических фактов к неким общим выводам. Он очень интересно пишет про культ насилия и маскулинности и противоположный ему культ женской чистоты и смиренности. О том, как само государство становится областью частного за счет варварских завоеваний, поскольку варвары не привыкли (в силу масштаба в том числе) делить личное и общественное даже на месте правителя. И отголоски этого сохраняются до сих пор — все эти официальные придворные должности, происходящие от ближайших доверенных слуг, которые оказывают правителю услуги совершенно частного характера — уши моют, скажем. Специфическое отношение к смерти, появление страха смерти, мертвых и тд, и одновременное распространение кучи суеверий, колдовства и прочих ересей. Удивительно интересное время, не дай бог жить в такое, конечно. Не скажу, что этот тот уровень, но все же есть некоторое приближение к общей ясной картине того мира, как у Хейзинги (только его период много позже, и картина совсем другая).

Византия эпохи расцвета также не впечатлила и общей картины не дала. "Тайная история" в этом плане гораздо более информативна (хотя период, опять же, не тот). Приводятся какие-то факты, относящиеся к личной жизни правителей, но это смешно, все равно что считать историей частной жизни Монику Левински и подобные случаи. Исторические детали сами по себе интересны, но в общую картину не складываются.

Внезапно открыла для себя не художественную литературу как таковую, и с непередаваемым изумлением получают удовольствие от книг на совершенно далекие для меня темы во всех смыслах, в том числе не касающиеся традиционных интересов типа истории и философии. Зато с чистой совестью, как человек абсолютно незаинтересованный и вооще tabula rasa во всех профильных вопросах рекламирую эту прекрасную автобиографию американского физика. Фейнман — один из создателей целого нового раздела в современной физике, участник Манхеттенского проекта, лауреат Нобелевской премии и вообще человек в своей области исключительно выдающийся. Откровенно говоря, до книги я разве что фамилию его слышала пару раз, хотя и до сих пор не особо четко представляю, за что ему, к примеру, дали Нобелевку. Впрочем, знаний физики для того, чтобы получать удовольствие от этой книги, совершенно не требуется — хотя их наличия, возможно, это удовольствие увеличат, не могу судить.

Книга по сути не то чтобы ровная автобиография, а довольно шутливое хронологическое изложение отдельных случаев, эпизодов и периодов из жизни автора — самых интересных, надо полагать. Так вот, если внимательно читать, сколько человек потратил сил и времени на то, чтобы, скажем, научиться говорить по-португальски или профессионально играть на барабанах, начинаешь искренне удивляться, как у него время оставалось шнурки завязывать, не то что своей основной работой заниматься. Исключительно разносторонний был человек. И очень смешной. Хотя, подозреваю, что его близкие от этой разносторонности, увлеченности и специфического чувства юмора тайком страдали, зато всем остальным было исключительно интересно.

Сложно, на самом деле, пересказать книгу, состоящую из эпизодов на протяжении всей человеческой жизни. Фейнман занимается физикой и заодной всякими своими придурями, от работы в ресторане до опытов по сенсорной депривации. При этом сразу видно, что человеку сам господь велел выбрать физику как научную область, причем видно с детства. Рассказы о работе, между прочим, не скучнее, а отчасти даже и забавнее, чем рассказы на все остальные темы. Но даже наблюдая за тем, как автор устраивает т.н. practical jokes, видно, что имеешь дело с ученым — никто другой не станет тратить столько! времени на то, чтобы подобрать шифры к сейфам всех своих коллег, что ему нужно, собственно, только для разыгрывания их. Тщательность и методичность подхода выдает с головой, а еще трудолюбие. Сам автор, что характерно, этого даже не замечает — хотя любой другой человек не преминул бы упомянуть, как он задолбался, пока у него не получилось то и это. С другой стороны, вот они, 99% труда, которые обеспечивают применение 1% гения.

Чего в книге нет, так это соплей и сентиментальности. Она исключительно позитивна и выражает то, что называется "активной жизненной позицией" в самом лучшем смысле: человек работает с увлечением и результатами и помимо работы умудряется еще вывести собственные увлечения на очень высокий качественный уровень. При этом ни работа, ни увлечения ему не надоедают, и чувство юмора его не оставляет, дай бог всем так.

Милетская школа

На спецкурсе по философии в старшей школе преподаватель рассказал нам, что Фалес думал, что все произошло из воды, а Анаксимен — что из воздуха. Помню, мне тогда эти идеи показались каким-то сомнительным достижениям, учитывая, что никакого объяснения им не давалось. Почему, собственно, не из камня или травы.

Только с прочтением Гатри я наконец поняла, в чем же, собственно, достижение милетцев — что в свое время не потрудился объяснить преподаватель, оставив общее ощущение, что они были какие-то придурки. Дьявол, как всегда, в деталях, а достижение — не в самой идее, а в ее логическом обосновании и вообще первых попытках логически, а не мифологически осмыслить окружающий мир.

Идея Фалеса — в том, что все вещи имеют некое первоначало, единую субстанцию. Да и обязательным условием любой жизни также является влага, поэтому предположить, что жизнь зародилась из влаги — вполне логично. Более того, идея развития мира и жизни как такового для мифологического сознания, которое полагало, что боги создали вещи такими, какими они есть сейчас. Собственно, идея о том, что жизнь вышла из воды на сушу — вполне корректна до сих пор.

Еще более волшебна идея Анаксимандра о "бесконечном", apeiron — не каком-то из существующих элементов, но отдельной субстанции, от которой уже произошли все небеса и миры внутри них. При этом апейрон есть единство и смешение противоположностей — холодного и горячего, сухого и влажного, в нем противоположности находятся в равновесии и из него проистекают.

Еще интересней космогония Анаксимандра. Если у Фалеса земля плавала по поверхности вод, то Анаксимандр в принципе оказался в своих догадках куда ближе к научной истине, чем многие и многие после него. Земля у него — парящее тело и движется вокруг центра космоса. А в равновесии находится именно потому, что располагается в центре. Последующие авторы, что характерно, опять сделали землю плоской и находящейся *на* чем-то — расположение земли в пустом пространстве было для них слишком disturbing.

Идея Анаксимена о воздухе как первоначале после Анаксимандра кажется неким отходом назад, но на самом деле это не так. Анаксимен пошел дальше и задался вопросом, почему первоматерия, что бы ей ни было, оформилась в итоге в различные вещи, людей и животных. Сам он объясняет это состояниями разреженности и плотности воздуха: разряжаясь, воздух становится огнем, сгущаясь — водой, еще сильнее — землей, потом камнями и так далее. В контексте наблюдения за облаками, тучами и итоговым дождем — весьма логично, не говоря уже о том, что это первая попытка объяснить логически именно процесс становления вещей. К тому же Анаксимену в принципе, кажется, принадлежит сама идея о том, что воздух *существует* как некая невидимая субстанция, до него тем же словом aer обозначали лишь подобные явления типа тумана, дымки и тд. Более того, он провел параллель между воздухом и душой, поскольку где нет дыхания, там не жизни.

Пифагор и пифагорейцы

Удивительная философия, точнее, причудливая смесь математики и мистики, которую называют философией, видимо, за неимением лучшего обобщающего термина. В моей книжке про них 300 страниц, но внимательно прочитав их (в том числе цитаты на греческом без перевода), не могу похвастаться тем, что я все поняла, разве что кое-что уловила. Прежде всего, идея о том, что arche, первооснова всего, есть числа и что материальный мир буквально состоит из них. С одной стороны, конечно, да, современная наука позволяет записать формулами практически все явления физического мира. Но пифагорейцы зашли дальше, утверждая, что числа являются, собственно, материей мира, а не "мерой веса", и не определяют пропорцию составных частей элементов в вещах, а сами являются такими вещами. Пифагорейцам же, кстати, принадлежит и неудачно заимствованная Ницше идее о "вечном возвращении". И разошедшаяся странная мысль о гармонии как пути возвращения к божественному, и "музыка сфер", то есть попытки связать астрономические знания с музыкальной теорией. Идея "пятого элемента", эфира, аналогичного апейрону Анаксимандра, также принадлежит пифагорейцам — вообще многое из их идей вошло в современную масс-культуру в искаженном виде, но с теми же формулировками, что комично.

На фоне остальных сугубо "цивильных" античных философов пифагорейцы предстают каким-то масонским орденом. Пишут, что адептам пифагореизма было запрещено раскрывать тайны непосвященным, а к тайнам клуба относились, между прочим, и математические открытия. Далее, члены этого бойцовского клуба не ели то ли только бобы (потому что они имеют общее происхождение с человеком), то ли вообще были вегетарианцами (потому что кто знает, в какую коровку переселилась душа твоего прадедушки). Выражаясь современными терминами, пифагорейская школа — и не школа вовсе, а скорее орден, в котором математики и философии примерно столько же, сколько и мистики, важное значение уделяется магии чисел (чистая каббала, короче), а конкретных свидетельств сохранилось не так уж много, и все говорят скорее в пользу пифагорейцев как некоего сообщества.

Ксенофан Колофонский

Признаюсь, была удивлена, увидев его в списке досократиков, учитывая, что Ксенофана я знаю со школы по переводам Пушкина, но внимательно никогда не присматривалась и никакой философии за ним не подозревала. Однако серьезные исследователи в основном признают заслуги Ксенофана в области философии, несмотря на поэтическое ее изложение. И действительно, некоторые его постулаты даже на фоне остальных греческих гениев производят впечатление. К примеру, отход от мифологического политеизма с очеловеченными богами — к единому богу в значительно более абстрактном смысле, вечному, единому, неподвижному и... шарообразному. Признаюсь, тут у меня возникают совсем дурацкие, но довольно комичные фантазии, хотя в целом это куда более стоящая идея, чем свары богов на Олимпе, напоминающие свары между старыми супругами.

Гераклит — пожалуй, автор самых интересных и оригинальных взглядов, хотя на первый взгляд философия Гераклита с его "нельзя дважды войти в одну реку" и "все течет, все меняется". Эти фразы настолько набили оскомину, что окончательно потеряли всякий смысл. Впрочем, как выясняется, первоначальный смысл философии Гераклита и так крайне сложно установить, поскольку еще среди своих современников он заслужил славу темного из-за привычки выражаться метафорами и ни о чем не говорить прямо. Это раздражает в нем Аристотеля, который исходит от обратного, к примеру.

Забавно, что описание собственно философии Гераклита начинается с его темы презрения к человеку, мизантропии и неистребимого снобизма. Складывается впечатление, что Гераклит потому отчасти и выражал свои мысли так темно, чтобы его поняли далеко не все, а только избранные.

Отдельная странная, объемлющая и совершенно исчезающая в "упрощенном варианте" изложения Гераклита тема — это, собственно, главный концепт его философии, логос. Спасибо Гатри, он приводит длинный список значений, в которых современные Гераклиту и позднейшие древние греки использовали слово "логос", с цитатами и примерами, — всего 11 пунктов на 7 страницах текста. От этого становится чуть понятнее, но далеко не полностью. Логос Гераклита — существующая для всех общая истина, вообще истина, понять которую, однако, способен далеко не каждый. "Для бодрствующих существует один общий мир, а из спящих каждый отворачивается в свой собственный", цитирует Гераклита Плутарх. Узнаете, кстати, тостовскую фразу? Тот самый "общий мир" — это и есть логос, а свой собственный — мир частных заблуждений презренных людей, наблюдающих логос непосредственно, но не способных осознать. При этом логос одновременно — и мысль человека, и управляющее начало Вселенной, первооснова по Гераклиту.

Другая изумительная гераклитовская идея — о гармонии противоположностей, но не скучной и стабильной, а стабильной в своей нестабильности. Война, говорит Гатри, является господствующей и творческой силой, нормальным и должным состоянием дел. Речь идет о войне в широком смысле, конечно, от противоборства полов до противоборства холодного и горячего. Иллюзия стабильности достигается как раз за счет того, что противоположности как бы перетягивают канат, он смешается немного то в одну, то в другую сторону, но при этом в целом остается стабильным. Гераклит приводит в качестве примера лук: покой — это видимость, поскольку тетива в постоянном напряжении. И именно за счет этой борьбы противоположностей происходят постоянные изменения, которые как раз и дают то, что нельзя дважды вступить в одну воду. А там, где нет борьбы противоположностей, нет жизни. Отсюда же происходит отказ от моральных оценок: добро и зло по Гераклиту — это те же борющиеся противоположности, а люди оценивают что-то негативно лишь со своей низкой колокольни, между тем для бога все и хорошо, и справедливо.

В целом — прекрасная работа. Для профессионалов она, возможно, уже несколько утратила актуальность, все-таки написана в 60-х годах. Но для любителя, который и имена-то не все знает — отличный источник, очень полный, детальный и при этом понятно написанный. Жаль, переведен пока только один том.