Попал мне в руки сборник "Настоящая фантастика" за 2017 год (составитель Глеб Гусаков). И нашёл я в этом сборнике странную на мой взгляд рецензию Дмитрия Володихина "Кот в ребрах бронтозавра". Читатели фантастики со стажем, которые эту критическую статью не видели, очень удивятся, узнав о том, что Володихин, которого в принципе, никто (или почти никто при сегодняшнем раскладе в российской литературе) не знает, ПОСМЕЛ раскритиковать одного из первых советских писателей-фантастов Ивана Антоновича Ефремова. Время от времени я с удовольствием беру в руки какую-нибудь книгу И.Ефремова и с удовольствием перечитываю, вспоминаю лучшие места. И не думаю, что я такой один. Помню, с каким рвением собирал я его книги, даже порванные покупал на рынке и склеивал. А Володихина я не знал до сих пор. Посмотрел, что он написал, но такое мне читать неинтересно. И не буду читать. Кто-то, возможно, Володихина читает, даже восхищается им. Но это точно не я!

Так для чего Володихин в популярном сборнике "поливал помоями" (трудно назвать иначе...) знаменитого автора? Пиарился за его счёт? Привлекал к себе внимание? Я не понял. Особенно обидно мне стало, что сорокадевятилетний живой человек (кем бы он ни работал, какие бы заслуги ни получил) в итоге в короткой статье написал про давно почившего писателя (1972 год):

"Ныне то, что от него осталось (это про Ивана Антоновича!), напоминает музейный скелет бронтозавра, меж ребер которого бродит красивый кот сибирской породы".

В нашей стране много писателей. И сейчас много и раньше было достаточно — в СССР, в царской России. Недавно Святослав Логинов зацепил Льва Толстого, назвав того графоманом и доказав, что он плохой был писатель, потому что сказки для детей писать не умел — не правильные у него получались сказки! Толстой умер ещё в 1910 году, но до сих пор остался великим русским писателем, невзирая на Логинова. Понимаю так: пишет человек и пусть пишет. Хорошо или плохо — читатель разберётся (в книгах, на компьютере). Зачем унижать людей, причастных к русской великой культуре? Про политиков ещё куда ни шло — политики могли ошибки делать, эти ошибки по прошествии ряда лет, а то и сразу, бросаются в глаза населению страны. Но писатели, поэты, художники...

Начинает Володихин просто, но с большим намёком:

"Кем был Иван Ефремов для русской культуры?

Иван Антонович Ефремов двулик. Или, вернее, в отечественной культуре существует как будто два Ефремова — столь сильную метаморфозу претерпела его писательская манера за несколько десятилетий творчества... Иной раз, читая Ефремова 1940-х, а затем открывая его же книгу 1970-х, с трудом веришь, что все это создано одним автором."

Кстати, было бы очень странно, если бы Ефремов все свои годы писательства создавал сплошь одинаковые произведения: по манере, по количеству символов, для одних и тех же читателей...

Потом Володихин зацепил первый фантастический роман Ефремова:

"В 1958 году вышел его роман-утопия "Туманность Андромеды". Это фантастическое сочинение похоже на ученый труд. Каждая глава романа похожа на раздел в монографии: здесь об искусстве будущего, здесь о космических полетах, здесь о том, какие сохранятся к тому времени преступления и как их научатся пресекать, а здесь — из чего будет состоять образование и воспитание детей... Во всей русской и советской литературе нет примера более масштабной и более фундаментальной утопии. Но утопия эта... холодновата, если не сказать прямо — холодна; в ней многое, почти все — от логики, эмоциям оставлено не столь уж много места".

Как-то поговорили мы с одним любителем фантастики. Ему мой рассказ не понравился, и он об этом прямо для всех написал. Мне не стало обидно, только я ему пояснил, что зря он мучился и читал рассказ до конца. Есть же очень много книг, "Проза.ру" есть, группы любителей фантастики, где конкурсы проходят. Сейчас можно по душе найти что угодно. Я его рассказы тоже не читаю, ну не нравятся они мне. Я его за это критиковать не буду. Кто-то, возможно, будет читать его рассказы, но я выбираю других. Вроде бы понятно, да? Выбор такой огромный, что дожимать с мучением неинтересный тебе опус неправильно. С другой стороны, видно, нет такого автора, который своё произведение плохим считает. И что его за это — убить что ли? Не понравился роман "Туманность Андромеды", написанный в 1958 году, господину Володихину, который сам-то только в 1969 году на свет появился, — да отложи в сторону и не читай! Ты в конце пятидесятых не жил, тебе и рецензировать-то его по-хорошему не солидно! Ты с этим писателем во времени разошёлся, как и Логинов с Л.Толстым. Ведь что родственники этих писателей сейчас подумают про Логинова и Володихина? Да наверняка не решат родственники, что Логинов и Володихин лучшие писатели, чем Толстой и Ефремов! И другие читатели так не подумают, посмеются только!

Далее Володихин ухватился за мой любимый роман Ефремова "Лезвие бритвы":

"Взявшись писать "Лезвие бритвы", Иван Антонович уже мог рассчитывать на колоссальный читательский запрос: за его спиной к тому времени были "Звездные корабли", "Туманность Андромеды", циклы рассказов и повестей. Ефремов завоевал огромную известность как фантаст и заслужил значительный авторитет как ученый. То, что вышло из-под его пера, было одновременно и фантастикой... и не фантастикой. Имело научную основу... но не особенно близкую к традиционной науке. Более того, "Лезвие бритвы" оказалось еще и литературой, которая... не вполне литература. Это один из самых загадочных текстов советского времени, произведение, идущее поперек всех стандартов и форматов, даже конфликтующее с понятием "роман" — как его видели тогда, полстолетия назад.

Ефремову требовалась большая смелость и еще бóльшая уверенность в собственной правоте, чтобы написать такую вещь. И действительно, его книга погрузила тысячи и тысячи читателей в шок... но шок вызвал, скорее, притяжение, нежели отталкивание. У Ефремова родился роман-экзот, существо, как ни парадоксально, одновременно уродливое и по-своему красивое.

Но и само полотно художественного повествования также не составляет смысла и наполнения книги. Персонажи знакомятся, влюбляются, время от времени испытывают незначительные приключения (спасение индийским художником Даярамом возлюбленной Тиллоттамы, открытие частной экспедицией итальянцев затонувшего флота Неарха у берегов Южной Америки и т. п.). Но и приключенческие фестончики, и романтические бантики, и даже блесткая вышивка любовных отношений — всего лишь детали на платье, сшитом из суровой научной ткани".

Набрал рецензент всяких чудных выражений, только что нецензурными назвать нельзя: литература — не литература; фантастика — не фантастика; САМЫЙ ЗАГАДОЧНЫЙ ТЕКСТ советского времени; роман вызвал ШОК, скорее, притяжение, чем отталкивание; родился РОМАН-ЭКЗОТ, СУЩЕСТВО — одновременно УРОДЛИВОЕ И ПО-СВОЕМУ КРАСИВОЕ; приключенческие фестончики, романтические бантики, блесткая вышивка любовных отношений; персонажи испытывают НЕЗНАЧИТЕЛЬНЫЕ приключения. Каково, а? Так и напрашивается мысль, что Володихин внимательно роман не читал. Кстати, он ни разу не назвал это действительно красивое произведение так, как при выпуске назвал его автор: "роман приключений". Это обозначение многое расшифровывает читателю. И нигде в тексте книги Ефремов фантастическим роман не называет. А есть там фантастические допущения или они отсутствуют — это не дело Володихина, путь он печётся о своих произведениях (их у него значительно больше, чем у Ефремова, но качество, конечно, ниже — по-моему мнению, извините...).

Володихину, наверное, было трудно осилить роман из-за длинных монологов главного героя Ивана Гирина, о чём он и пишет дальше:

"Чаще всего Иван Антонович позволяет основным действующим лицам читать большие лекции, изредка прерываемые репликами оппонентов. Например, тот же Гирин в самом прямом смысле этих слов читает лекцию, по ходу которой представляет основным критерием красоты (в данном случае, красоты человеческого тела) биологическую целесообразность. Он же в других местах романа произносит монологи, например, о пользе психофизиологии, о язвах современной цивилизации и необходимости их уврачевания за счет ускоренного развития знаний о психике человека, или, скажем, о возможности проникнуть в "генетическую память" — "память поколений". Все эти монологи, по сути, те же лекции. Ефремов-ученый, как видно, не находил адекватной аудитории для публичных выступлений на подобные темы, и он сумел превратить роман в сборник непрочитанных лекций, скрепленных сюжетом, приключенческой составляющей и т. п. Если тема высказывания оказывалась слишком дискуссионной для подобного монологического выступления, Ефремов использовал очень древнюю, еще к античной мысли восходящую конструкцию — сократический диалог. Такой диалог обычно происходит между истинным мудрецом, человеком, владеющим правильным взглядом на вещи, и его менее искушенным собеседником. Этот самый собеседник может спорить и даже сердиться, но философ обречен на победу в диспуте, во всяком случае, именно в его словах читатель увидит истину. Иногда оппонентов может быть больше одного, но все же носителем правильной позиции всегда является единственная персона. И диалоги действующих лиц весьма часто превращаются у Ивана Антоновича в восхождение от неправильной позиции к позиции более правильной или же в коррекцию не совсем правильной платформы в абсолютно истинную. Очень хорошо видна культура академической полемики, знакомая Ефремову по его профессиональной деятельности и буквально затопившая страницы романа — вплоть до самых бытовых, казалось бы, эпизодов".

Но здесь ничего не скажешь. Писатель выражал свою точку зрение на некоторые вопросы того времени. Про лекцию о красоте человеческого тела даже говорить не хочу, это тот момент, который я читаю с особым удовольствием. Не знаю, как он может не понравиться? Если лишь человеку с отклонениями в собственном здоровье.

Дальше Володихин вообще склонен отобрать читателей у блестящих произведений Ивана Антоновича Ефремова:

"Ефремов-ученый, или, вернее, мыслитель в более широком понимании, на страницах романа победил Ефремова-писателя. От той спокойной и задушевной манеры автора-рассказчика, которая звучит в небольших произведениях Ивана Антоновича, опубликованных в 40-х годах, не осталось ничего. А для современного читателя несколько десятков страниц очередной "лекции" или очередного "сократического диалога" — непривычно тяжелое испытание.

В 90-х полыхнул "ефремовский ренессанс", а затем имя Ивана Антоновича и тексты его в подавляющем большинстве своем откочевали в область "культурной археологии". Иными словами, сделались частью мемориала советской культуре, утратив притягательность для массового читателя. Ефремов — классик нашей НФ, но его сейчас читают очень мало. Поздний Ефремов слишком тяжел в восприятии, слишком тягуч его язык...

Ефремов был "коммунаром". Он видел будущее России и всего мира в коммунизме. С его точки зрения, современная цивилизация, цивилизация больших городов, страдала чудовищными язвами и сильно исказила сущность человека, изначально здоровую. Другой роман Ивана Антоновича, "Час Быка", был посвящен ее слабостям и ее "искажающим факторам"; нет в этом романе ни пародии на капитализм, ни пародии на социализм; есть общий тупик мегаполисной культуры. Но если из "капиталистической модели" Ефремов не видел выхода в будущее, к исправлению, то модель социалистическая давала ему самые добрые надежды. Фантаст обернулся идеологом, притом весьма оригинальным, но труды его недолго оставались жизнеспособными.

"Лезвие бритвы" сообщает об этой части мировоззрения Ефремова совершенно однозначно. Словами одного из персонажей Иван Антонович говорит о необходимости веры в социализм, поскольку "...Другого пути у человечества нет — общество должно быть устроено как следует. Разумеется, социализм без обмана, настоящий, а не национализм и не фашизм". Но Ефремов подходил к коммунистическому маршруту в жизни человечества с романтическим пафосом. За бетонными коробками советской действительности он видел прекрасную картину отдаленного будущего. С его точки зрения, мощную струю новых смыслов и жизненной энергии "реальному социализму" обеспечила бы прививка восточных духовных учений. В частности, тантризма, йоги. Ефремова устроил бы индуистско-марксистский путь развития, странный сплав коммунизма и восточной эзотерики.

Однако советская действительность умерла, не успев превратиться в самостоятельную цивилизацию. "Сценарий" будущего, милый сердцу Ефремова, сгинул вместе с нею. Разнообразные восточные учения хлынули в нашу страну мутным потоком на рассвете 90-х, был восприняты, главным образом, через поп-версии, весьма далекие от ефремовского сложного письма, насыщенного дискуссиями и своего рода острыми "проповедями"; а те, кто освоил восточные учения позднее, всерьез, уже в ашрамах и разного рода углубленных семинарах, не читал Ефремова за ненадобностью: тот хотел выплавить из коммунизма и эзотерики самостоятельную философию, но востребованной оказалась (до поры до времени) именно эзотерика, коммунизм же, что в сплаве, что без оного, уходил безвозвратно. А мощная прослойка советской техфизматинтеллигенции, составившей ядро восторженных поклонников Ивана Антоновича, изрядно уменьшилась в размере. И в наши дни "Лезвие бритвы" представляет собой монумент на могиле давних надежд и упований, памятник несбывшемуся сценарию".

Единственные правильные строки написал Володихин ближе к финалу статьи:

"Но уж во всяком случае Ефремов оказал огромное влияние на всю последующую русскую фантастику. Его имя многие в сообществе фантастов до сих пор произносят с трепетом".

Однако закончил отвратительно:

"И вот вопрос вопросов: да, конечно, Иван Антонович — ученый муж, обретавшийся на весьма высоком уровне научного социума (доктор биологических наук, профессор, орденоносец), его не могло не тянуть и тянуло, разумеется, на философию, на высокоумное теоретизирование, отсюда смена творческого стиля, но... останься он прежде всего художником, как знать, не пользовалось бы его творчество большим спросом у наших современников? Ныне то, что от него осталось, напоминает музейный скелет бронтозавра, меж ребер которого бродит красивый кот сибирской породы".

У меня сложилось твёрдое убеждение в том, что статья попала в сборник русской фантастики по великому недоразумению. Для проверки этого предположения стоило бы собрать голоса тех читателей, кто знает и любит произведения И.А.Ефремова. Сколько их откликнется? И сколько для сравнения будет читателей Дмитрия Володихина? И напомню, что сборники рассказов, повестей, романы Ефремова выпускаются постоянно, они по-настоящему востребованы. Сейчас я перечитываю "Лезвие бритвы", выпущенную издательством АСТ в 2009 году тиражом 9000 экз. И встречаю его книги в магазинах до настоящего времени. Вот вам и МУЗЕЙНЫЙ СКЕЛЕТ БРОНТОЗАВРА!

Не нашел в перечне авторов, опубликованном на Fantlab.ru, одного из замечательных писателей — Александра Васильевича Войлошникова. У Максима Мошкова есть хорошая его биография, можно ознакомиться. Краткий очерк, взятый там же, помещаю ниже:

"Годы жизни — 1926-2012. Член Союза Российских писателей. Писать начал в 63 года. И начал с романа. Большого романа — 40 условно-печатных листов. Предложили вступить в СРП. Не ожидал. Не просился. Просто показал свой роман 'Репортаж из-под колеса истории'.

Родился во Владивостоке. Инвалид Великой Отечественной войны.

Образование: энергофак УПИ (Уральский политех). Строил электростанции. За первую книгу — большой роман (40 у.п.л.) — был принят в Союз Российских писателей.

Отец — Войлошников Василий Александрович. Школа белогвардейских прапорщиков (Забайкалье, Читинская губерния). Уход из школы, вступление в ВКП(б), революция,... комдив, герой гражданской войны, Китай, Харбин, сов. посольство, член штаба Блюхера, возвращение в СССР, экстернат, поступление и ускоренное окончание ДВГУ (Дальневосточный гос. университет), профессор, зав. кафедрой, декан восточного факультета, автор учебника 'Экономика Китая' (1930-х гг.)

Расстрелян после мучений и пыток в 1938 году во Владивостоке ('хотел продать Дальний Восток японцам...').

Мать — Войлошникова Юлия Васильевна. Закончила востфак ДВГУ. Знание языков: английский, китайский, японский, слабее — немецкий. Работала переводчиком в посольстве. Арестована в 1939 году. Была в: Ныроблаге, Карлаге, Томско-Асинском ББК (Беломоробалтканал) и ОЛЖИР (особый лагерь жен изменников Родины). Архипелаг ГУЛАГ.

Вина — жена революционера. Работала на лесоповале; в Караганде (Карлаг) — на сельхозработах.

Реабилитированы. Материалы о родителях автора и об авторе имеются в краеведческих музеях городов Читы и Анапы.

Судьба сына, 10-летнего Саши Войлошникова, ЧСИРа — члена семьи изменника Родины, изложена в романе 'Пятая печать'. Роман 'Седой' — продолжение романа 'Пятая печать'.

Роман написан профессионально, ХУДОЖЕСТВЕННО и ... ВЕСЕЛО. МНОГО ЮМОРА."

Хотелось бы, чтобы незнакомые с творчеством Войлошникова А.В. посетили его страницы на Проза.ру ( там мне больше нравится читать его произведения). По очерку можно уже судить, что человек этот неординарный. На Прозе.ру случалась у нас с ним переписка, поражала его глубина мышления. Первый его роман ("Репортаж из-под колеса истории"), который он написал в 63 года, уже находясь на пенсии, был сразу замечен и опубликован, причём автора одновременно приняли в Союз российских писателей. Войлошников позже продолжал работать с романом, переделывал некоторые главы. Практически это — автобиографический роман, написанный очень талантливо, с присущим А.В. юмором. Затем был написан роман "Вы — боги", который автор относил к жанру научная религия. Там много фантастических элементов и он тоже читается довольно легко, хотя от первого романа сильно отличается. На Прозе.ру оба романа выложены в последней редакции автора под названиями "Пятая печать" и "День седьмой". Там же имеется много откликов читателей и ответы автора, Войлошников старался ответить всем.

Советую прочесть воспоминания вдовы Войлошникова А.В. (либо у Мошкова, либо в поисковиках Интернета), они не значительны по объёму, но полностью характеризуют автора. Он был совершенно своеобразным человеком, с которым хотелось бы общаться постоянно. Был период в начале этого уже века, когда книги его изымались из библиотек, но сейчас я нашёл на сайтах издательств, что они издаются.

4 мая 2016 г. в сети проскользнула заметка о том, что в ходе переписи учеными был обнаружен один триллион видов живых существ, населяющих поверхность, океаны, недра и воздух Земли. Деревьев насчитывается порядка трёх триллионов.

Делаю вывод, что несколько сотен исчезнувших и исчезающих видов погоду не сделают — всё равно на нашей планете очень много живого, шевелящегося, думающего, воздвигающего свои жилища, устраивающих себе хоромы на любой вкус! Так что такое Земля? Может быть, это и есть тот самый Заповедник для инопланетных цивилизаций второго и третьего типа? Прибывают сюда, как на экскурсию в зоопарк, дендрарий, но не могут показаться нам по понятным причинам. А какие темы для писателей-фантастов здесь возникают! И как много тем! Кстати, и книги про это уже есть, написанные и нашими авторами, и — особенно — зарубежными.

23 августа 2011 г. я обратил внимание на появившуюся социальную сеть для зрелых людей "Макспарк". Поинтересовался, кто в ней участвует и нашёл много интересных, известных в стране людей. Зарегистрировался с желанием пообщаться с теми, кто ближе к моим интересам. Конечно, сразу обратил внимание на Бориса Натановича Стругацкого, в "Макспарке" он много помещал статей, в основном — в виде ответов на вопросы, которые ему постоянно задавали. Читать было интересно, у Б.Н. всё всегда разложено по полочкам, он делал прогнозы и всегда ощущалась его сила воли. Подумал и попросился к нему в друзья. Всего тогда у него было где-то менее четырёх сотен друзей, не ожидал, что он меня примет. Но Б.Н. спокойно на следующий день это сделал. Не успел я с ним много пообщаться в переписке, потому что спорить было не о чем ( а поспорить со Стругацким хотели многие!), потом он перестал посещать сеть. Уже в ноябре 2012 года его не стало. И тихо скончался организованный им журнал "Полдень. X|век" с фантастическими рассказами и повестями , в основном, молодых авторов. Теперь, благодаря инициативе его учеников, последователей, особенно Романецкому Н.М., журнал возродился.

В давние времена (шутка — я имею в виду всего лишь 60-70-80-е годы прошлого столетия) появилось много молодых людей, увлёкшихся той фантастикой, которую выпускали — и достаточно много — писатели, прошедшие большую жизненную школу, принимавшие участие в ВОВ, оставшиеся когда-то без родителей, а также сменившие профессию ради полюбившегося мастерства писателя. Мы запоем читали отрывки из новых романов и повестей в таких журналах, как "Техника — молодёжи", "Знание — сила", "Наука и жизнь", "Уральский следопыт", "Искатель" и др., даже в газете "Пионерская правда". После выходили небольшими тиражами (100 тыс. экз.) книги этих авторов, мы гонялись за ними, но купить было тогда трудно — слишком много любителей. Около книжных магазинов в столице у незнакомых людей приходилось покупать втридорого. В 1988 году, будучи в Ялте, купил на книжном рынке за последний перед отъездом стольник "Наследник из Калькутты" ( пусть не фантастика, но такие книги также ценились). Сейчас стольник это не менее 10 000 рублей! Так о чём я хотел рассказать? О том, что сейчас пишут фантастику молодые люди, родившиеся после 70-80-х. Пишут много, лучшие произведения издают на пробу тиражом до 3 000 тыс. экз. и не расходится тираж. Почему? Моё мнение такое: в основном они занялись сочинительством произведений, раздробивших добротную научную фантастику всякими дополнительными поджанрами: антиутопия, хоррор, фанфики, постапокалипсис, стимпанк, социальная фантастика, космоопера, философская опера, попаданцы и т.д. У меня создалось впечатление, что многие из них — особенно многочисленные женщины, слепившие любовные похождения с космическими — не читали ни Ивана Антоновича Ефремова, ни братьев Стругацких, ни Громову, ни Альтова, ни Мартынова, ни Росоховатского, ни Днепрова, ни Гуревича, ни Ларионову, ни Томана, ни Ларина (если только "Старика Хоттабыча"), ни Снегова, ни Колпакова и других, в том числе иностранных авторов. Даже А.Толстого "Гиперболоид инженера Гарина" не смотрели на экране, а чтобы читать...Тех, у кого можно было бы чему-то поучиться, они не читали и ничего почерпнуть не могли. Раньше учились в Литературном институте им.Горького, а сейчас этого не требуется.

Конечно, я понимаю, что вкусы меняются, даже одного возраста люди предпочитают разной направленности произведения. И это правильно: люди не могут быть одинаковыми, иначе будет слишком скучно в нашей жизни. Сам я с удовольствием перечитываю у Стругацких "Трудно быть богом", "Далёкую Радугу", трилогию про Каммерера, кончая повестью "Волны гасят ветер"(лучшая, на мой взгляд, вещь у братьев), очень люблю "Стажеров", "Возвращение". И есть вещи, которые принимаю с трудом, хотя, естественно, читал (та же "Улитка на склоне", "Второе нашествие марсиан", "Град обреченный", Гадкие лебеди" и др.). Не буду врать, но приключенческие повести Ефремова в "Великой Дуге" прочитал с трудом, а его документальную повесть "Дорога ветров" меня вообще не заинтересовала, хотя все фантастические вещи Ефремова меня заворожили, несмотря на сложность изложения. О "Таис Афинской" нужно говорить отдельно, это впечатляющий шедевр, историческая поэзия с главной героиней — женщиной! У Ефремова во всех произведениях женщина — олицетворение возвышенного. И что очень важно: в текстах его романов есть много фраз, которые так и просятся в эпиграфы современных фантастических работ. Он был провидец и философ с большой буквы!

Советую молодым писателям заглядывать в книги наших "корифеев" фантастики прошлых лет, они сразу найдут своё для чтения и это сослужит хорошую службу в дальнейшем. Недаром Стивен Кинг давал аналогичный совет авторам(примерно): работая над своими произведениями обязательно отрывайтесь на чтение книг!