«Нижний уровень» — мистический триллер в латиноамериканском антураже и явно первая — впрочем, вполне самодостаточная — книга пишущегося цикла. Герой — бессемейный русский эмигрант средних лет и спокойного, как слон, темперамента. Судьба занесла его в Панаму, где он варится в собственном соку, слегка бурча себе под нос от жары, влажности и отсутствия смысла жизни — но тут его крохотную секьюрити-фирму подряжают выявить слежку за богатым американцем. Вскоре им уже приходится расследовать жестокое двойное убийство с заковыкой: ясно, как убийцы проникли в дом — но как и куда они делись оттуда?.. В конце герой свой смысл жизни таки обретёт. Ну хоть что-то.

Это ладный, крепко сделанный триллер. Неплохо почитать для расслабона мозгов, в отпуске, но ничего особенного. Книга самую малость затянута, описаний, деталей чуть больше, чем надо. В некоторых отзывах говорят, что Андрей Круз теперь пишет лучше, чем раньше, в начале своей карьеры. Я бы сказала, он стал писать более шаблонно, строить сюжет и структуру книги по сценарным правилам боевиков и триллеров. Эти правила обеспечивают голливудской продукции популярность, но я не вижу в них других преимуществ, кроме как схватить потребителя за интерес и не отпускать, пока не дочитает / не досмотрит до конца. «Эпоха мёртвых», безусловный шедевр Круза, написана совсем иначе, куда ближе к простому описанию множества событий в жизни и смерти множества людей, и тем захватывает — это гораздо ближе к реальности и пробирает сильнее. Читаешь и чувствуешь: это могло бы случиться со мной, вот так бы и было. От этого страшно. Типическая структура американских триллеров слишком навязла в зубах, все мы видели и читали такие истории слишком часто. С какого-то момента у потребителя достигается точка насыщения, и шаблон начинает ощущаться как таковой, как ширпотребная поделка.

Что в «Нижнем уровне», однако, интересно и хорошо, это описание работы частной секьюрити-фирмы и сегодняшней жизни в Латинской Америке — как всё выглядит, ощущается, как там дышится, как оно всё работает, начиная со связей и кончая особенностями дорожного движения. Крузу материал хорошо знаком, и он добросовестно отразил опыт в книге. Описание материальной стороны жизни, матчасти всего, от оружия и работы военизированных групп до машин и инфраструктуры — его безусловный талант и всегда получается сильно.

Эта повесть была опубликована в прошлом году в сборнике «Исправленному верить». «Белые ночи Гекаты» — петербургский мистический детектив. Мирный историк Олег Шульцов и ещё несколько человек сталкиваются с чередой смертей, объяснимых только вмешательством сверхъестественных сил. С первого взгляда похоже на ведьмовство, со второго тоже. Герои пытаются что-то понять, кого-то спасти – а вскоре уже спасти и себя.

Чёрный пёс Петербург (с) в этой повести как живой. Герои тоже совершенно настоящие, взятые прямо из жизни люди, притом достаточно литературные, чтобы быть интересными. Вплоть до кульминации повесть отличная, а потом… кое-что, увы, остаётся смазано и невнятно. Такое впечатление, что не хватает пары-тройки важных сцен, прежде всего тех, в которых Шульцов излагает соратникам и через это – читателям своё понимание событий, после чего герои намечают план действий, который после, в кульминации, реализуют. Такие сцены не были бы натянутой уступкой читательскому любопытству, ибо невозможно поверить, что все соратники Шульцова знают о древних божествах столько же, сколько он сам. Автор, видимо, полагает, что тонкости

Это, впрочем, не значит, что повесть не стоит читать. Читать её интересно, не оторвёшься. Сверхъестественный ужас мистических смертей очень натурально сопровождает обыденный ужас — одиночества, старости, нездоровой семьи. Кто-то должен рассказать Камше, что на свете бывают и хорошие матери, но надо отдать ей должное – кошмар выписан от и до, без сантиментов, преувеличений, без модной чернухи – просто-таки на приз. Всё это с минимумом редактуры просится в хоррор-сценарий. Хороший вышел бы фильм.

Что это такое, «Ястреб халифа»? Фэнтэзи-роман на историческом материале, совмещающий эльфов и прочий легендарий Толкиена с Евразией примерно девятого-двенадцатого века. Это литературный коллаж вымышленного толкиеновского с реальным арабским миром времён монгольской экспансии. Главный герой Тарик (наст. имя Тарег), бесноватый эльф из нерегилей (нолдор), поневоле становится военачальником халифа Аммара и спасает ашшаритов (мусульман-арабов) от грядущего нашествия джунгар (монголов) под предводительством Эсена (Чингисхана). Действует Тарик при этом такими методами, что в стране вспыхивает мятеж, который, разумеется, Тарик же и подавляет, да так, что следующий мятеж становится лишь вопросом времени и возможностей. Возможность возникает, вспыхивает новый мятеж, Тарик его подавляет в своём обыкновенном стиле... и так далее до логического итога всех этих дисциплинарных красот. Можно сказать, что «Ястреб халифа», как и цикл Поповой «Конгрегация», посвящён теме исторических дисциплинарных мер, хотя автор вряд ли с этим согласится. Ей, кажется, важна религиозная составляющая. Но сила книги отнюдь не в ней, а во мрачных и красочных драматических перипетиях, кружащих судьбы героев в водовороте трагической и кровавой истории.

Несмотря на достоверное, без прикрас описание нравов эпохи, книга Медведевич не чернушна, чем выгодно отличается от мартиновской эпопеи, с которой её иногда сравнивают, считая, видимо, что делают комплимент. «Ястреб халифа» просто реалистичен, талантливо написан, насыщен восточными реалиями, стихами арабских поэтов и вставками, стилизованными под исторические хроники. Главный герой — весьма достойный, интересный персонаж, который вызывает сожаление, а местами и сочувствие. «Ястреб халифа» заставил меня сострадать эльфу. До сих пор это никому не удавалось. Может быть, дело в том, что Медведевич не предприняла заведомо провальной попытки показать дивное непадшее существо, а честно нарисовала искалеченного монстра, изуверства которого не становятся краше от того, что он совершает их с дисциплинарной целью, храня при этом в душе воспоминание о более достойных законах и нравах. Напротив, жестокости Тарика от этого ещё мерзее. Одно дело, когда людей режут и гонят в рабство степные дикари, и совсем другое — когда это делает индивид, якобы выросший под властью, прости Господи, архангелов в земном раю. Совсем другое впечатление, другие мерки. Впрочем, судя по итогам воспитания, родина этого героя — не просто не рай, а выморочное болото наподобие наших 80-х и 90-х годов, насыщенное злотворными миазмами вместо приличных человеческих ценностей и идей. Реакции Тарика часто очень узнаваемы — так чувствовал и действовал бы не один наш современник, если бы умел застраивать людей, сражаться, убивать и воевать. Умение что-то реально делать и отличает Тарика от большинства из нас. Тем не менее в какой-то мере он один из нас. Это, я полагаю, не минус, а плюс романа.

Из прочих героев больше всего впечатляет Айша, своего рода female counterpart Тарика — умная и отважная женщина в мире, который держит женщин за товар и скот. Вообще все персонажи кровавого эпика Медведевич достоверные, живые, даже такие образы, как Махтуба, начавшая свою литературную жизнь клоном Мамушки из «Унесённых ветром». Когда они гибнут, их жалко. Что же касается заимствований у Толкиена, знакомство с Сильмариллионом даёт читателю бонусы, но для чтения книги оно не нужно. «Ястреб халифа» — не фанфик. Мир этого романа, начавшийся как коллаж Евразии со Средиземьем, мог бы стать нежизнеспособным гибридом ежа и ужа, но под рукой Медведевич он сросся, расцвёл и стал настоящим. Ей удалось свить из получившейся колючей проволоки богатое культурно-историческое кружево. Рекомендую купить эту книгу в бумаге — изданный отредактированный вариант гораздо лучше сетевого черновика, так что книга действительно стоит своей цены.

В этом умнейшем социально-фантастическом рассказе на месте оживлённых трупов могли бы быть и роботы, но зомби логичнее, в самом деле. Идеальных рабов логичнее всего делать из мёртвых тел – затрат на производство почти не будет. Капиталистический принцип сокращения человека до рабочей силы выражен здесь в крайней форме: движущийся мертвец, биороботизированный труп на производстве гораздо выгодней человека. Никаких отпусков, больничных, пенсий и ограничений длины трудодня. Такой зомборобот выгоднее во всём – как сварщик, официант, проститутка. Может быть, даже как компаньон. Вопрос в том, нужны ли нам другие люди – или всего лишь польза от них. Любая. Разница между русским подходом к людям и западным именно в этом.

Страшнее всего – что-то подобное может произойти. И люди, которых заменят биомассой, скорее всего не восстанут. Вот что действительно пробирает.

«Смерть и право голоса» Дейла Бейли — это и о политике тоже. Американской. О неспокойных мёртвых как знаке совести, у которой иссякло терпение, и она манифестировалась наконец так, что игнорировать её стало невозможно. Рассказ о памяти, личной и коллективной вине — грехе — и примирении с правдой. Правда у Бейли — условие истинной жизни: необходимое, но не достаточное. Обычно, когда идейный автор вызывает в тексте сверхъестественные силы для продвижения своего идефикса, мне становится смешно, но Бейли пошёл на шаг дальше простой агитки. Даже на два шага. Это и примирило меня с рассказом.

«Некоторые планы на случай встречи с зомби» Келли Линк — рассказ не о зомби. Разве только в том смысле, что «голодным живым мертвецом» может оказаться любой нормальный с виду человек. Например, безобидный новый знакомый. В этом и заключается притягательность зомби для публики — они, как подмечено в предисловии к сборнику «Нежить», очень похожи на многих живых людей.

«Фотография класса за этот год» — первый и лучший рассказ сборника «Нежить». Здесь зомби классические — как в кино, дорогие сердцу хорроромана. В мире, полном живых мертвецов, пожилая учительница мисс Гейсс продолжает преподавать своему четвёртому классу. Тот факт, что все ученики мертвы и ей приходится держать их на цепи, чтобы они её не сожрали, почти не мешает. История безумия? Отнюдь. Учительница не сошла с ума. Во всяком случае, не совсем. Она просто делает для детей наилучшее, на что способна — как поступала всю свою жизнь. Прекрасный, трогающий до глубины души рассказ, заслуженно ставший основой сценария для театра. Истинный шедевр.

Я отрецензировала этот сборник, как и предыдущий, целиком (отзывы на страницах произведений). Рецензировать было интересно, и о потраченном времени я ничуть не жалею. Спасибо за это создателям сборника, авторам повестей и рассказов. С учётом предыдущей книги уровень этой вырос. Претензий у меня на этот раз куда меньше. Есть ряд объективно хороших, очень хороших и прекрасных вещей. Лучшее (в порядке содержания, по разделам):

«Сказание об ослепленных королях»

«Горячие люди»

«Первый поезд в Самайн»

«Ярдань»

«Братья»

«Vive le basilic!»

«В трёх растяжках от рая»

Есть ещё ряд заметных рассказов, перечислять не буду. А вот моё любимое — и совпадает с объективно лучшим на этот раз:

«Vive le basilic!»

«Сказание об ослепленных королях»

«Горячие люди»

Мне также понравились «Первый поезд в Самайн», «В трёх растяжках от рая», «Замок на песке», «Проклятое село», «Ярдань», не очень искусно сделанный, но замечательно актуальный и умный рассказ «Сыграем?» и «Братья». Многое чем-то зацепило, интересно, можно плодотворно обсудить — «Дело чести», «Волчья сила», «Властью божьей царица наша». Из стихов больше всего запало в сердце «Я когда-то был старинным...» Алькор. Это, конечно, надо слушать, но в виде строк на бумаге (экране) тоже впечатляет. «Поросшие мхом, потемневшие камни» Филимонова просто хорошая вещь сама по себе. Вообще поэтическая часть в целом удачна — нет ни одного нестоящего стиха — и служит обогащающей рамкой и связующим звеном для разделов прозы. Пару-тройку рассказов я бы вообще не стала печатать, а ещё парочку отослала бы на доработку, но поскольку в этом сборнике есть несколько настоящих жемчужин, книга в целом получает заслуженную девятку, 9 из 10. Более чем стоит заплаченных за неё денег.

Что это, собственно говоря, такое? Три рассказа, объединённые общими героями и миром. Альтернативная Франция (Галлия) девятнадцатого века очень похожего на наш мира; мимоходом высказана интересная идея, откуда взялась эта схожесть и в чём корень различий. Первый рассказ, «Затянувшаяся охота» — увлекательное и кровавое колониальное приключение. Столичный журналист Поль Дюфур приезжает в африканские колонии и присоединяется к отряду легионеров, которые охотятся на банду грабителей. Местные жители свидетельствуют, что бандиты — те самые, что терроризировали округу около века назад. Называют и имя главаря, имя давным-давно отошедшего в мир иной человека. Галлы, люди просвещённые, в это не верят, трясут окрестные деревни, нарезают круги по саванне. Какие-то следы есть, непонятно чьи и откуда, оставленные, может быть, их собственными местными проводниками. Потом деревни подвергаются атаке и массакрам со стороны неизвестных сил. Легионеры готовы к бою, но с воплотившейся информационной химерой предельно трудно сражаться... Второй рассказ и третий — уже Галлия, столица, и то, что в колониях случилось в миниатюре, разворачивается там в масштабе метрополии, как вырастающий из ветерка ураган.

Это чем-то напоминает мне французский, по интересному совпадению, классический сюжет Гастона Леру о гангстере Шери-Биби. Но тема совсем другая, история и политика. Это вопросы о прошлом и отношении к прошлому, о том, что в этом контексте должно и чего быть не должно. «Василиск», конечно, чистый реализм под маской фантастики — реализм не в традиционном понимании, а миметический реализм. «Это хуже, чем правда, это так и есть.» Финал третьего рассказа вообще уже не фантастика, а мэйнстрим, постмодерн — и всё ещё «хуже, чем правда». Когда дочитала, финал казался мне слишком в лоб. Поразмыслила... а вот и нет, финал пойдёт. Но не возьмусь расшифровать метафору, это слишком неполиткорректно и страшно. Можно быть и _слишком_ неполиткорректным, да. Мёртвые, жертвы взгляда василиска, реальны; я не хочу опять указывать на них, не буду провоцировать.

Очень хочется читать дальше. Трилогия рассказов осмысленно завершена, но там же ещё много будет — дальше, раньше, вокруг. Где остальное? Не хочется выходить из мира, прощаться с героями насовсем. Вот, например, Басконец, Император. Очень сильный образ. Хорошее такое среднее арифметическое, если я правильно вычислила все прообразы; ну и, конечно, сам по себе величина. Мне нравится и Поль Дюфур, хотя обычно я недолюбливаю журналистов, а «героических журналистов» в особенности. Вообще с этой профессией у меня сейчас слишком плохие ассоциации. Но Дюфур получился правильный — и журналист (я случайно немного знаю о фельетонистах 19 века), и человек, и мужчина. Камша умеет создавать таких.

Я жду продолженья.

В начале писательской жизни герой, тоже автор, сооружал «плохие концы» жести ради. Чернушник был, а ля Джордж Мартин – правда, почище. К концу писательской (и биологической) жизни он подобрел, размяк, и собственные «молодые» тексты повергают его в ужас, вырывают вопль протеста – да как же я мог эдак ни за понюшку героев морить? Это ж мои герои! Щас я исправлю, спасу от смерти, перепишу всё! НЕ ДАМ!

А над конструкцией – ещё один такой же уровень. Можно так бесконечно, и рефлексировать над вопросами жизни-смерти героев тоже можно без конца. Приятно бывает пофилософствовать над теоретическим «правильным автором», «правильной книгой». «Я был молод, когда писал её. Мир казался мне беспощадно жестоким. Теперь, прожив столько лет, я знаю, что жизнь добра, а люди милосердны.» Ну и когда этот автор был прав? Никогда, либо где-то в не отмеченном им самим промежутке меж этих двух глупостей, очевидно. Что касается меня, то и чернуха, и слащество очень претят. Судьба героя должна быть не хэппи и не бэд, не из этого следует исходить. Она должна быть _подходящей_. Суммировать опыт, выражать идею, раскрывать тему.

Юмористическая городская фэнтэзи о сражении компании домовых, волшебных существ и магов против старого, злобного, очень опасного колдунишки. Длинновато, чёрного юмора надо больше, но в качестве отдыха ума пойдёт. Персонажи ничего, есть вполне колоритные.

Я долгое время не могла написать отзыв на этот рассказ, потому что он пришёлся слишком близко к событиям декабря 2011, близко к сердцу. Перечитала, когда уже стало спокойнее. Это рассказ об игре с дьяволом на судьбу мира: обычный человек, не обладающий никакой властью, бедный, тяжело пострадавший от коррумпированной системы и общего несовершенства мира – и отомщённый ими же, чего он не замечает -, — этот человек получает визит от дьявола. Дьявол предлагает игру в шахматы, но не на душу, это мелко – а на власть над миром. Герой играет за Бога, Который, по словам дьявола, самоустранился и из этого состязания, и из мировой истории. Победит дьявол – власть уходит к нему, а герой победит – мир останется бесконтрольным, всё будет дальше идти как идёт. Во время игры великий комбинатор дьявол уговаривает героя поддаться – отдай мне мир, человек, он прогнил, я его так очищу огнём-гладом-мором, что загляденье будет! Изничтожу всю сволочь, обиду твою отмщу – только власти дай!

Типичная аргументация врага рода людского, известного ещё как отец лжи. И на этом, пожалуй, я отзыв закончу. Без лишних слов. Хороший рассказ, не штампованный, драматичный, умный, бьёт в точку.

Не то чтобы понравилось. Невнятно. Герой – певец, одарённый талантом «свыше», который получает эмоциональный шок от самоубийства слушательницы, необоснованно решает, что виноват он, плюёт на свои договорные обязательства и идёт бесплатно играть в больницу. Хорошо, что автор понимает сложность ситуации, не рисует всё черно-белым, как можно было бы ожидать. Но – маловнятно, увы. Вывод где? Бесструктурно вышло. Изюминки для кульминации не хватает. «Дворник на радуге» того же автора из второго сборника НДП мне понравился больше.

Очень хороший и добрый рассказ о солдатах, погибших в ВОВ и по каким-то причинам не упокоенных, не подходящих ни в рай, ни в ад по сумме своих земных дел. Отправленные на землю принять окончательное решение, они бродят по лесам, где шли бои, и взрывают забытые старые мины. Делятся с ними смертью. Каждый взрыв приближает ребят к переходу _туда_ – куда там направят. Потусторонний мир достаточно традиционно-фольклорный, тамошняя бюрократия, как и любая другая, бездушна (священника, умершего без покаяния, жалко), и человечность героев особенно пронзительна на этом фоне.

«Дело чести» — киберпанк и приквел к роману Парфёновой «Ярко-алое». Приквел получился самостоятельной вещью, роман знать не требуется, не требуется даже знать, что этот роман существует. Рассказчик «Дела чести» — некто Син, начальник службы безопасности принца Нобору, наследника императорского дома Аканы. Акана — феодально-японский высокотехнологичный мир, другая планета, должно быть. Принц учится в Академии под виртуальной маской; вся Академия — виртуальность, как и всё, чему она учит. Там же числится невеста Нобору, княжна Фудзивара. Никто не знает, кто эти двое и каковы их отношения; в киберспейсе люди ведут чужие жизни, вроде Second Life, а не свои. У виртуального студента, которым притворяется принц, есть друг, юный самурай Каи. Каи неосторожными словами задевает честь княжны. Принц немедленно вызывает его на дуэль. Син чует неладное — с виртуальной личиной Каи что-то не так, она слишком быстро наращивает скиллы, слишком опасна — и начинает отговаривать Нобору от дуэли. Тому всё пофиг — если это провокация, часть заговора, так тому и быть, он убьёт орудие заговорщиков. И Син, докапываясь до правды, бежит наперегонки со временем...

Игра «угадай мир». Виртуалка или реал? Это не сразу понятно, ведь виртуалка у них такая, что от реала не отличишь. Потом таки проскальзывает истина. «Реальный мир, с его проблемами, нищетой и страхом, остался где-то там, обманчиво далеко» — (с) Син. В этом, пожалуй, вся суть аканской (и не только) виртуалки — уход от реальности, слишком тяжёлой, слишком грязной, со слишком реальными проблемами, не решаемыми вводом кодов. В виртуалке, кажется, решаемо всё — и ничего. Это сплошная ложь, иллюзион, напрасно жрущий время. Там нечего делать. Через какое-то количество (sic!) такой жизни докомпьютерное прошлое и правда начнёт казаться недостижимой утопией, как говорит Нобору. И в этом плане возможность действительно умереть в результате виртуального боя кажется непоследовательной. Это намеренная и излишняя дань японским самурайским традициям. Виртуальные псевдомиры для того и созданы, чтобы люди могли не нести ответственности за свои решения и не ощущать их последствий на собственной шкуре.

Переиграть французскую революцию? Зачем? А отчего бы и нет. (Но почему не в реальном историческом сеттинге? Его изучать хлопотно?) Песчаный замок – творение рук колдуньи-аристократки и вступившего в сговор с нею министра. Аристократка – пожилая эксцентричная отшельница, из эгоизма в молодости пропустившая ряд возможностей как требовалось повлиять на мир, в котором живёт; министр – буржуа из старых чиновников, назначенный на должность революционной властью. Власть оная, в лице отрекшегося графа, ныне гражданина Нуарона, парламентского демагога-людоеда он же Совесть Нации, арестовывает сторонников старого режима, аристократов и их людей и уже планирует провокацию, чтобы показательно казнить – для начала этих, а там видно будет. Король и многие аристократы сбежали, стране грозит иностранная интервенция, с продовольствием перебои, и революционные депутаты постепенно звереют. Медлить дальше значит попустить кучу лишних трупов и, чего доброго, запущенный маховик террора – но что могут сделать двое лишённых реальной власти людей? Главное, _как_ они могут что-то в таких условиях сделать?... Только с помощью магии.

И в этом, мне кажется, главный урок из чтения повести. Переиграть такие события, столь чугунно в себе логичные, можно только с помощью магии, а к тому же желательно создать альтернативную реальность, упростить расклады и несколько изменить, оглупить противника. К Робеспьеру с подобной магией было бы не подступиться, он бы уничтожил орудие контрреволюционеров и глазом бы не моргнул. И не узнал бы даже, что там что-то с магией было, а и узнал бы – только бы посмеялся: разум выносит магию на раз. Да и предателем-графом он не был, не был мошенником и лицемером, честный герой демагогии и гильотины... Дело не только в том, что реальный исторический сеттинг хлопотно изучать и он не поддаётся желанной трактовке, но также вот в этом. При сколько-нибудь добросовестном подходе ВФР как есть переиграть нельзя. Тут нужен параллельный мир. Там, кстати, можно позволить себе замести причины революции под ковёр, не обсуждать их, игнорировать, симпатизировать аристократам – они же так романтичны! – и не морочиться правовыми и экономическими вопросами, что с романтикой сочетаются очень плохо.

Мне тем не менее нравится эта вещь. Похоже на Камшу, «миросозидательный» подход практически тот же, но у Камши такие вещи объёмнее и сложнее. «Замок на песке» неуловимо похож на старый историко-приключенческий фильм с оттенком Дюма. Если обработать повесть в сценарий, вещь можно было бы снять весьма неплохую. У сюжета и героев есть такой потенциал. Я бы с удовольствием посмотрела.

Мир, очень схожий с нашим; примерно 1944 год. Экард дей Гретте, нацистский... да, пусть будет нацистский офицер в каком-то унылом – правда унылом – славянском краю в Восточной Европе. Дейген-полукровка, местный перебежчик, его переводчик, приравненный к «высшей расе» вроде как на испытательный срок. В деревнях комендантский час, поборы, террор, «непонятливое» население; в лесах неуловимые партизаны; в глазах всех этих местных «недочеловеков» — ненависть к оккупантам. У партизан есть в деревнях агенты, но кто же?? С востока уже приближается фронт, много месяцев, неумолимо, миля за милей, день за днём. У эгеров и варнаэ – то бишь, немцев и славян в варианте этого мира – тщательно похороненные, позабытые общие корни – мифология и легенды. То, что для эгеров – поставленный на службу расовой доктрине миф, для варнаэ – сказки. Сказки про Вечного Волка. Сказки же – деградировавшие мифы... Варнаэ, в отличие от эгеров, склонны принимать свои сказки всерьёз, и коменданта, походя оскорбляющего собственный символ, ждёт довольно-таки легендарный сюрприз.

Сначала мне очень понравился этот текст – в первой части, поданной с перспективы Экарда. Во, думаю, — явно же правильная и прекрасная вещь! Однако смена перспективы ей на пользу не пошла. Это, конечно, субъективно, но мне не нравятся положительные герои этого рассказа. Они неоригинальны, неинтересны и ничуть меня не привлекают. Хотя по всем параметрам должны бы: и люди вроде как почти наши, и дело их правое без сомнений. Но – не откликается ничего. Парадоксально, но эгеры мне понравились больше – в том смысле, что за ними интересней наблюдать. Такой самоослепленный и жёсткий человек, как Экард, всегда интересное зрелище, особенно когда мир вдруг разворачивается к нему не укладывающейся в усвоенный агитпроп стороной. «Недочеловеки» бьют «высших», и Вечный Волк почему-то предпочитает их, «дикарей» — а кроме того, оный Волк действительно существует. Замечательный звук – треск шаблона.

Это, конечно, вкусовщина – знаю, от рассказа многие в восторге. Но мне кажется, что из идеи «Волчьей силы» можно было сделать больше. Было бы интересно, например, вот так: явление Волка обосновано не варнедской, а только и именно эгерской, «высшей» кровью Дейгена, и этот Волк точно таков, каким его себе представляет Экард, а именно демонический страшный зверь без привязанностей и морали, которому дорога своя шкура, свой интерес, поэтому стоящих на дороге и тем паче угрожающих ему соплеменников он порвёт без сомнений. Ну а на расовый модный бред ему наплевать – какая у зверя-демона раса? Он сам король горы, и вообще ему люди – пища. Оборотень – редко когда положительный персонаж, чаще всего это нечисть. Всё показать глазами коменданта. И, что касается этого коменданта с его людьми – лучше бы всё-таки не так сильно их ненавидеть. Герои в сознании автора предназначены для иного, их стоит не осуждать, не карать, а использовать для наилучшего выражения замысла. И если для этого надо предоставить слово злодею и даже оставить его, злодея, непокаранным и живым, то так и следует сделать.

Опять Большие Буквы, а нарочито фэнтэзийные имена и топонимы ужасающи. Из-за их корёжности сразу и не понять, что, кто, где и когда, и врубиться в эту весьма неплохую историю о том, как ученицы женской высшей школы отразили вражеский штурм, попутно обретя уверенность в своей судьбе и знание себя, само-приятие. Язык, к сожалению, вне зависимости от репортёра один и тот же, однако помимо этого образы девушек хороши, всех троих. За героинь – спасибо.

Самый буквально подходящий под конкурсную тему «Исправление ошибок» текст. Он почему-то не ощущается как подогнанный. Неожиданно даже нравится. Это похожая на фильмы вроде «Фантагиро» сказка. Она имеет такое же отношение к историческому и прочему реализму, как любая подобная сказка. О чём она? – О власти и ответственности королей, волшебстве и любви и о волшебстве любви. Об исправлении ошибок. Я предпочла бы завершить подобную вещь иначе, без очевидного хэппи-энда. По мне королева ушла бы с призраком, и я не нахожу это слишком мрачным. Нисколько. В реальности мертвецов хоронят не мёртвые, а живые; — впрочем, про реализм см. выше, а разговор короля и призрака по-настоящему пробирает. Хороший момент.

Стихотворение о корабле и от имени корабля, светлое и красивое. Алькор, как обычно, на высоте. Есть немало людей, для которых она, певица и поэтесса, является выразительницей сердец.

Это история первых представителей вампирской расы, порождённой колонизированным Новым Светом. Родоначальником качественно новых кровопийц становится безбашенный социопат Скиннер Свит, бандит с Дикого Запада. Этот отчаянно храбрый и безжалостный человек ведёт частную войну против грабительской, преступной, но успешно купившей всех кого надо корпорации, которая, так уж вышло, принадлежит вампирам — эмигрировавшей в Америку старой европейской знати. Капиталистические упыри отнюдь не склонны спускать людям с рук грабежи, и Скиннер Свит гибнет в неравной схватке. Однако кровь раненого вампира падает на его лицо, когда Скиннер лежит, умирая — и он восстаёт из гроба, возвращается к жизни обретшим бессмертие, вечную молодость, неуязвимость. Новым. Юная нация, будущая мировая империя создала в нём своё воплощение: вампир Скиннер Свит отличается от европейских упырей так же, как танк от тачанки. Он гораздо быстрей и сильнее, с пастью как у громадного змея и длинными, словно кинжалы, когтями. Ему пофиг на дерево и серебро, на текущую и стоячую воду, а главное, солнце ему не страшно, оно ему даже нравится — подзаряжает. Американскому вампиру принадлежит и день, и ночь. Скиннер — очень удачный и сильный образ; люди, которые любят Америку, не строя себе при этом о ней иллюзий, его оценят.

История смерти и воскрешения Скиннера рассказана Стивеном Кингом, написавшим свой первый оригинальный сценарий специально для этого комикса. В первых пяти выпусках сериала она идёт параллельно с историей юной актрисы Перл, которую Скиннер встречает в Голливуде 20-х годов и спасает от смерти, превращая её в вампира после того, как шайка европейских упырей высосала её почти досуха. В дальнейшем сюжеты крутятся вокруг холодной войны вампирских видов, то и дело переходящей в горячую. Параллельно с этими кровавыми и финансовыми разборками идёт драма (любовный треугольник Скиннер-Перл-Генри и личная вендетта семьи Камилло/Буков против Свита) и похождения служащих антивампирской организации «Вассалы Утренней Звезды» (очень подходящее название для банды геноцидальных убийц, фанатиков и фашистов). Комикс состоит из больших сюжетных арок протяжённостью в несколько выпусков, которые отлично укладываются в trade paperbacks; есть только один одиночный выпуск, двенадцатый. Нарисовано это великолепно, художник, Рафаэль Альбукерке, выше всяких похвал. Сценарий Кинга поначалу кажется слегка сумбурным и незрелым, но стоит дать ему шанс и перечитать эти пять выпусков ещё раз, уже разобравшись в деталях и мифологии авторского мира. Комикс, что называется, grows on you — чуть привыкнешь, оценишь. Всецело рекомендую.

PS. У меня остаётся пара вопросов как у фэна современной «вампирской» литературы. Они касаются не столько содержания комикса, сколько тех методов, которыми авторы и издатели его рекламируют — поэтому дальнейшее кладу под спойлер.

Это история молодого человека, аристократа, которого воспитали для миссии – свержения правящего страной короля-чужака и возведения на престол истинного наследника старого королевского рода. Ради успеха предприятия герой и его соратники, такие же молодые аристократы, должны принести магическую жертву – убить своих двойников, которые принесли королю присягу на их месте. Главному герою это не удаётся, и он участвует в заговоре, жертвы не принеся – в отличие от остальных...

Затягивающе написано, сильно. Начнёшь читать – трудно остановиться, хочется знать, что же там будет дальше. Предыдущая рецензентка отметила недостатки сюжетной конструкции, но я не согласна – это не недостатки, а условности. Вроде как в «Сильмариллионе» Толкиена эльф несколько десятилетий висит на скале, развлекая своей тушкой Тёмного Властелина, и не мрёт от боли, жажды и голода. Условности жанра. Что напрягает лично меня и при чтении просто вызвало злость, так это роль морального указующего перста, которую отвёл возлюбленной главного героя автор. Женщины – такие же люди, как мужчины, а не некие лучшие, более возвышенные и моральные существа. Они не путеводные звёзды. Впрочем, этот аспект можно списать на восприятие – всё-таки путеводной звездой для героя работает не девушка, а её выдуманный, созданный для себя героем образ.

Раткевич удачно выбрал точку зрения – рассказ во втором лице. Обычно это никуда не годится, такие тексты смешны и беспомощны, но в «Крови невинных» второе лицо пришлось кстати. Оно подчёркивает отчуждённость героя от самого себя. Он как бы смотрит на себя чужими глазами, в нём работает созданный воспитанием императив, подвергающий каждый его поступок и каждое движение души (о)суждению. Как приём это интересно и получилось красиво. Как человек этот герой мне не нравится. Трудно не идентифицировать себя с ним, когда читаешь, текст вызывает сильную эмпатию, прямо приковывает цепями – но герой меня не привлекает. Ему не хватает того, что так ценно в мужчинах – самости. Его ведёт либо чужая воля – отца, сюзерена, возлюбленной – либо отчуждённые эмоции, нагие неподконтрольные чувства, которые оформляются как некие моральные императивы. Всем этим герой несом, словно лист на ветру. Он пытается в этом ветру навигировать, в решающий момент ему это удаётся... Что ж, хорошо. А после, когда решать уже нечего, он расслабляется и позволяет другим выбирать за него всю его дальнейшую жизнь. Одно-единственное решение, усилие воли осушило его полностью, до конца. Это безволие даже в чём-то притягательно. Приятно снять с себя любую ответственность за собственную жизнь, совершенно отставить любые напряги и доверить все решения доброму королю, который чувствует себя тебе обязанным. Я бы, возможно, тоже так сделала — но если уже сдавать свою волю, то надо делать это сознательно.

Это довольно известная книга о социопатии — не дидактическая, не морализаторствующая, а просто очень хорошая, человечная, мудрая и заслуженно ставшая классикой. История человека, который родился _другим_, не похожим на нас, и окружение погубило его мимоходом, даже не ставя себе такой цели. Люди просто не могли оставить его в покое. Видят, сами ущербные, вечно голодные души, странного человека, который не как они — и не могут его оставить как есть, не могут принять. Любить в евангельском смысле не могут. Оскорбляют, шпыняют, лезут в душу — лезут из кожи вон, чтобы ранить, потому что его, кажется, ранить очень трудно. Это их провоцирует, потому что в этом он много сильней, чем они. Люди завидуют и стараются низвести его, каждый по-своему, до самих себя. Привести ко всеобщему знаменателю. Отец, приятель, любовница и заезжий философ — все бьют в одно и то же место. Капля за каплей — вода точит камень. У них получается его ранить. Унизить тоже — раз у нас есть лелеемые смешные страстишки, надо же и ему их внушить, нельзя, в самом деле, терпеть, что кто-то от них свободен; а если они ему по железу чужды — внушить, что это ненормально, что у него ущербность, «нам тебя очень жалко, бедный урод».

Беда Несси не в том, что он плевал на людей, а в том, что он недостаточно последовательно на них плевал. Их мнения всё-таки были для него значимы, их агрессивный бред не проходил как пустой звук. Ящер дал убедить себя, что ему многого не хватает до человека и всё это надо обязательно заиметь вотпрямщас, как можно скорее, иначе нельзя, «пусто» будет. Из убеждённости родилась потребность, которую невозможно было удовлетворить — всё это просто в него не влезало на том этапе, даже если допустить, что в будущем когда-нибудь бы влезло. (Что-то бы влезло, похоже.) Неудовлетворённая потребность создала пустоту, в которой потерялся его собственный, нажитый, выработанный смысл. В пустоте родилось страдание, которое было не заглушить. Элементарные принципы любой рекламы — жаль, Несси их не изучал. Может, спасся бы этим.

Выделение самостоятельной, самоуверенной, самонаправленной и разрушительной человеческой культуры из протоязыческого полуживотного царства природы, показанное в мифической форме и переданное читателю как бы глазами свидетеля-зверя. Автор прибегает к анахронизмам и анамиризмам, которые, будучи правильно поняты, не режут глаз. Что поначалу резануло, это очередной образ Церкви. Слишком растиражированный образ, на мой вкус. В прошлом сборнике он уже был в паре-тройке вещей. Я бы сказала здесь даже «наезд на Церковь», но это не наезд, а часть символического языка. Церковь (реальная, историческая) вполне подходит на роль, которую ей отвёл автор. Роль эта неоднозначна, такие процессы действительно имели место в истории — де-магизация Европы в Новое время, к примеру. Нет, дело в том, что этот фэнтэзийный образ Церкви, нечто смутно-монотеистическое, списанное с «апостольского» бюрократического христианства, кочует по слишком большому количеству НФ- и фэнтэзи-текстов, чтобы не раздражать. Знаете ли вы, что такое Церковь?.. Чем она отличается, например, от исламской уммы? Вы вообще знаете, что «церковь» есть только в христианстве и паразитарных либо копирующих его культах («церковь Сатаны» и т. п.)? Нет никаких мусульманских или буддистских церквей, не говоря уже о языческих. Церковь — такая особая штука и интересная тема. У Гаглоева она репрезентирует управляющую субсистему человеческого общества, его «мозг», ту субсистему, которая единственно может планировать и принимать осмысленные решения. Другие субсистемы делать этого не в состоянии, причём не только на показанном в рассказе этапе развития, но и практически на любом другом. (У нашей высокоразвитой экономической субсистемы нет даже такого куцего, злого ума, она постоянно пытается самоубиться и нас с собой прихватить.) Самосознание и МО Церкви как организации показаны у Гаглоева однозначно негативно, и это оправдано — с принятой для рассказа перспективы на том этапе всё это действительно сплошное паскудство. Чтобы заценить положительную сторону, надо уяснить себе: мир, в котором есть место для слабых, старых и немощных — результат торжества как раз этих — паскудных в своём непосредственном выражении — тенденций к высокой организации.

Меня впечатлила героиня этого рассказа. Её поступок. Прочтя предыдущие тексты сборника, ожидаешь, что речь будет идти о выборе где-то такого толка — и всё же итог... неожиданный. Героиня псевдо-античного фэнтэзи, Ирина напомнила мне некоторых женщин римского исторического легендария — Лукрецию; Порцию, жену Брута; супругу Пэта Аррию. Только Ирина радикальнее, её решение страшнее. Она сильнее. Да, если думать и делать так, то победа тебе в итоге действительно будет.

Эта вещь вместе с «Братьями» Сорокиной и «Равниной» Алборти составляет триптих «ориентального фэнтэзи» в сборнике. Второй и третий рассказ не так хороши, как «Братья», но небезынтересны. В обоих случаях речь идёт о жертве, которую герой приносит ради спасения своих – страны и народа (в «Равнине»), города и семьи (в «Девоне»). Если герою первого рассказа приходится нарушить суровое социальное табу (привет уродским патриархальным «понятиям»), то в «Девоне» всё ещё серьёзнее: табу индивидуальное, не спорное, а ощутимое душой и телом, совершенно правильное и обоснованное, и поступок, на который герой решается, влечёт за собой более серьёзные последствия – для души, не только для тела. И вот тут у меня к исполнению есть претензия. Всё это – и деяние Фаруха, и его перспективу в этот момент, и последствия – надо было прописать прямо, без умолчаний. Оно слишком впечатляющее для умолчания. На это надо было навести фокус, рассказ получился бы много сильнее.

Ориентальная фэнтэзи. Завоевательная война в арабской пустыне; цари, превращающиеся в ящеров; враги, несущие в своих телах огонь. Огонь, что их же и пожирает. История, которая повторяется на новом витке, в новом качестве, как спираль. Её суммой становится опыт. Опыт — всё, что можно вынести из трагедий; обобщённый, он — мудрость, и за неё заплачено кровью. Очень хороший рассказ, настолько понравился, что захотелось прочесть ещё что-нибудь в том же роде.

Хэйи-амита, героиня — человеческая женщина, которую царь дэвир — одной из «старших рас» — когда-то полюбил, похитил и сделал своей женой. Теперь на Дэввию идут армии императора людей, и овдовевшей царице надо решать, принадлежит ли ей по праву власть над Дэввией и если да, что с этой властью делать.

Это первый прочитанный мной текст Парфёновой, и это история о традиционной власти. В рамках концепции право на власть, пожалуй, зависит от воли и от того, на что воля направлена. Так я это поняла. В рассказе всё очень гуманно, прямо-таки ни малейшей чернухи, хотя речь идёт о войне. Это не плохо, ибо чернуха поднадоела. С другой стороны, «чистоте» описаний способствует перспектива — события комментирует взгляд из дворца. Спокойная, защищённая прежняя жизнь героини в клетке царской любви и дэвского волшебства объясняет, почему в финале царица встала перед дилеммой практического и морального толка. Будь она несколько более опытна и жестока, проблемы бы не возникло. Решение не описано, этого и не нужно, а интересно подумать, каким оно будет. Мне это даже интересней, чем основная проблематика рассказа — наверное, потому, что сама я не знаю единственно правильного решения.

Ох и напрасно тут две низкие оценки. Хорошее стихотворение — удачно по форме и пробирает.

Говорящее название: героиня, молоденькая учительница, приезжает работать в сельскую школу. Новое ПМЖ, однако, проклято издавна. Там ведьмы водятся, снятся поганые сны, стародавние страсти кипят и жизнь людям портят. Приходится героине заняться вопросом вплотную — нельзя же в таких условиях, в самом деле, жить и работать. Прекрасно её понимаю: я бы тоже по месту работы проклятий не потерпела. Можно подумать, учеников и начальства мало!

Рассказ весьма порадовал чистым, внятным стилем и тем единственно настоящим реализмом, что достигается благодаря знакомству автора с описанной жизнью, перипетиями и ландшафтом, с мозаичными камнями опыта, которые, будучи переосмыслены и со-поставлены по-новому, становятся материалом для фантастического искусства. Несмотря на отдельные моменты, нельзя сказать, что «Проклятое село» — ужастик, настоящая «страшная история». Это немного жаль, я люблю страшилки. Зато Андрущенко прекрасно знает, о чём пишет. Весь украинский ведьмовской фольклор тут, что называется, от зубов отскакивает — представления о деревенских ведьмах, традиционное отношение к ним, народные магические практики, обереги, ритуалы, заклинания, способы наложения/снятия проклятий, порчи; ведьмовское целительство. Чувствуется серьёзный этнографический пласт, причём не выставленный напоказ. Автор не пытается продемонстрировать свои знания, в тексте всё сплавлено органично. Сюжет не слишком оригинален, однако читать интересно, приятно, свежо, под конец даже жутковато. Удачная вещь.

Куламеса, этот сегодняшний белорусский Гоголь:), автор триптиха «Под белыми крылами» из сборника «НДП-2: Герои на все времена», вернулся и принёс ещё одну историю из волшебной старой Белоруссии, историю, в основе которой лежит деревенский быт и фольклор. Ярдань – крестообразная полынья, которую делают на реке на праздник Крещения, Вадохрышч. В ночь перед тем, как попы святят воду, вылазят из рек водяники (водяные), грустно бредут по дворам, ищут сани, чтобы забрать своих деток и вывезти из реки. Освятит поп воду – детки подохнут. Поэтому добрые люди, не жалующие нечисть, в такую ночь всегда переворачивают сани – водянику перевёрнутые не взять, деток своих не вывезти. Сдохнуть нечисти от крещения! Но однажды крестьянин Мартын оставляет сани неперевёрнутыми, чтоб водяника приманить. У человека дело к духу реки – давнее и серьёзное дело...

Рассказ отличный, он цельней и лучше предыдущих. Тема здесь – гармонизация отношений человека и природы, человека и _иного_, человека и других людей. Души и мира. В узком смысле это примирение, покаяние и прощение, но эти вещи сами по себе и есть такая гармонизация. Лишь для того они и нужны.

19 век, Уэльс, Карнарвоншир: новенький, с иголочки молодой инженер Персиваль Уотертон приезжает на побережье, где его отец, пожилой, опытный имперский инженер, построил железнодорожный тоннель сквозь самое сердце проклятой горы, усыпальницы великана Морбрада. Несмотря на некоторое количество несчастных случаев, аварий – а где их нет? – и злых знамений (местный колорит!), строительные работы успешно завершены. Открытие тоннеля предстоит в Самайн – но расчёт сделан без Морбрада. Дремлющая в недрах горы злая сила ненавидит людей и тоннель, который и пробудил её ото сна. Перебороть эту силу нельзя – но, может, можно перехитрить...

После довольно удачной фэнтэзийной повести «Всякой твари земной» из предыдущего сборника НДП приятно видеть, что автор создала ещё лучшую, более зрелую и оригинальную вещь, удачно сочетающую «старую добрую Англию», валлийские легенды и правильный человеческий пафос. Особенно хорошо, что Морбрад не показан эдаким «мрачным зелёным», пытающимся просто оборонить своё от наглых людишек, чем-то наподобие толкиеновских энтов, в праведном гневе рушащих Изенгард. Нет, ненавистник людей, поездов и тоннелей – старый злой людоед, эти ненависти идут рука об руку. Они последовательны в себе.

Рассказ, открывающий «античный» первый раздел сборника после неплохого стихотворения Юрьевской об Одиссее. Написано неплохо, ярко. В «Амбуле» интересна идея мифологический альтернативки, выполненной сразу в трёх вариантах: что было бы, подари Парис то самое яблоко не Афродите, а Афине или Гере? Чем пришлось бы платить за их ответные дары? В чём бы эти дары состояли?..

Это как бы «что было на самом деле» в основе оной легенды, причём у Волынской это «перевёртыш». Я принципиально ничего не имею против таких вещей и понимаю, почему в наши дни чудовища часто прочитываются как праведные мстители, а то и защитники. Для этого есть основания, хотя с таким подходом легко сесть в лужу. Будь рассказ сделан похуже, был бы пролёт, но он удачно написан и интересен. Мерещатся призраки Атлантиды, она же Крит — мифическая опять-таки атлантическая техногенка, отблеск Ефремова на горизонте. И этот рассказ, и свержинская «Амбула» мне напоминают классические советские мультики по мотивам греческих мифов. Атмосфера неуловимо похожа — в хорошем смысле.

Сама по себе постановка вопроса «человеческие жертвы в обмен на отвод бедствий от народа» сейчас многим кажется аморальной. «Как так, чтоб жертвы?! Нет-нет, уж лучше погибнуть всем!» Это типичная современная дурь, которую выдают на-гора люди, ничего не знающие о бедствиях и слишком обделённые воображением и состраданием, чтобы представить себе их хотя бы по телевидению и книгам. Люди древности, часто глядевшие в глаза бедствиям, знали: хорошего в таких жертвах нет, но и аморального тоже. Вопрос был снят сам собой только после того, как мы научились отличать реальные причинно-следственные связи от постулируемых магических и благодаря НТП более-менее успешно отводить бедствия своими силами.

И всё же мне любопытно, по какому механизму именно история Минотавра была интерпретирована таким образом. Конечно, в оригинале она вполне дикая — почему _бык_ ест людей? ведь он травоядный! — но почему конкретно этого монстра прочли _как защитника_? Когда оригинал в глазах читающего выглядит, как дурной антитетический фанфик к реальности, такая интерпретация напрашивается. Бывает. Но Минотавр — не совсем тот случай.

Это история времён архаики, рассказанная для нашего времени – о том, почему и как случилась одна «маленькая победоносная война», каких было не перечесть, точнее, почему, за что и как люди тогда воевали и жили. Вещь не лишняя, потому что в наше время об этом часто не имеют представления. Фантастики здесь никакой, это проза. Для любителей военной стратегии – лакомый кусочек, маленький, правда. Приятно было, кстати, встретить хеттов, которые прочно ассоциируются у меня с творчеством Могултая (А. Немировского), вместе с их замечательной речью. Все эти «тарденне», «ахиява» и «-шу».

Четырнадцатый век: византийская царевна Симонис (Симонида) обещана в жёны варварскому принцу, сыну грозного короля сербов Милутина. Юная византийка, этот обласканный роскошью и культурой дряхлой ромейской империи ангел, попадает в Сербию, край жёстких, гордых и сильных людей, чтобы пережить там всё, что положено пережить на земле человеку, и, пустив в эту землю корни, полив её и слезами своими, и кровью, стать истинной, вечной в ней королевой.

This is it. Это оно и есть — та красивая мощная вещь, которую ожидаешь от такого большого, громкого сборника. Может быть, даже лучше. Если так дальше пойдёт — а это второй текст «Балканского венца», который я читаю — на выходе у Вука получится что-то чрезвычайно сильное, и это будет замечено далеко за пределами Ф-и-НФ-фандома. Во всяком случае это «Сказание» бьёт наповал. Воссозданные будто старинным золотым пером, что плетёт волшебную вязь, перед читателем оживают люди старых времён — какие тогда жили люди! и как мы, и не как мы, злодеи, жертвы, грешники, святые, а между ними гиганты, тот же король Милутин — ландшафты, веры, народы, войны... Целая эпоха в том легендарном и роковом регионе, дающая, кстати, возможность понять, почему история Балкан — и всей Европы с ними — пошла именно так, как пошла. Здесь эпоха — и люди. История глазами её героев.

Всё в этой повести улеглось на своё место, ничему нигде не тесно, материал не торчит. Язык «Сказания» одновременно стилизован под старину и современен, он лучше, чем в «Сказании о сестре Софии и падении Константинополя». Всё очень ярко, живо, пластично и плотно, причём _не_ сверхплотно. Материал не взрывает рамки произведения, всё влито в форму, отточено, в самый раз. Текст приковывает и затягивает, я его дочитала уже под утро, никак не могла оставить. Очень уж интересно было. Поначалу показалась немного не в тему сакральная арка, объединяющая прошлое с настоящим, но нет, всё это также на своём месте. Рефлексия истории и исторических смыслов через взгляд современника удалась. Автор великолепно справилась с горным массивом своего материала, и на выходе — интереснейшая вещь, кровавая и трагическая, как настоящая хроника старых времён — но и свободная, светлая. Провозглашение одновременно мистического детерминизма истории, рок народов и человеческих судеб — и, через сознание и приятие Провидения, освобождение от всего этого. Душа вырастает в вечность, откуда святые грядут в свободе и силе и славе к концу времён. В финале героический солдат КФОР, наш современник, получает в дар отблеск грядущей вечности — чудо. В «Сказании об ослепленных королях» звучит сакральная струна, в чём-то схожая с библейскими. Здесь непосредственно сознательно намечен, близок настоящий прорыв к Небу.

Эта хорошая, без чернушных излишеств военная проза — мистический эпизод Отечественной войны 1812 года. Партизанские отряды Дениса Давыдова успешно бьют армию западного гения, который, отправляясь покорять Евразию, не догадался как следует одеть и обуть солдат. В результате слаженных действий русских войск, мороза, лесов и ополченцев дела у Бонапарта не ахти, чего и следовало ожидать, если против захватчиков восстаёт сама земля и встречает их гневом своих древнейших могуществ. Однажды ночью к партизанскому костру выходит из чащи мрачный старик. Отшельник не отшельник, чёрт не чёрт – лешак, да и только. И остаётся – волшебным проводником, кашеваром и призраком, что то и дело мелькает в сражениях. Давыдов внимательно наблюдает за ним и выводы делает, в общем, верные – но даже он не представляет себе, _кто_ почтил партизан своей помощью...

Мне очень нравится этот рассказ – хороший чистый язык, образы, атмосфера, близкие сердцу концепции. Единственно что жаль – он мал. Тёмная и волшебная малая вещь. Не фэнтэзи – проза мифо-магического реализма. Так хотелось бы больше!

Плюшка: прочтя рассказ, гляньте на стихотворный эпиграф:)

«Путешествие в страну смерти» уступает по качеству «Тем, кто охотится в ночи» — первой книге цикла. Но вещь тем не менее неплохая. Действие происходит в 1908, и главную роль снова играет уже знакомый из первой книги Джеймс Эшер, профессор филологии, любитель фольклора (привет Толкиену) и по совместительству тайный агент, на момент действия книг — в отставке. Он случайно видит, как один из лондонских вампиров садится в поезд на Париж в сопровождении опаснейшего человека, агента Австро-Венгрии Игнаца Кароли. На отсутствующей совести Кароли и так множество жертв — чем он занят на этот раз, зачем связался с вампирами? Эшер чует грядущий ущерб интересам родины и тайком преследует Кароли с вампиром в Париж, в Вену, а потом в Константинополь. Жена Эшера Лидия в компании вампира Исидро отправляется искать мужа. То, что из этого получается — шпионский детектив про агентов и вампиров, причём весьма неплохой, книгу бросить не хочется. Ещё бы урезать запутанную беготню и пустые разговоры во второй половине романа — было бы совсем хорошо. Ставлю шестёрку (неплохо); скажу ещё немного о героях Хэмбли.

Эти герои пользуются у читателей заслуженной популярностью. Эшер — по-христиански воспитанный человек с приличными убеждениями. По долгу службы он стал предателем и убийцей и не строит себе иллюзий — он грешен и не имеет права судить других за такой же грех. И правда не судит. Абсолютное большинство любителей вспомнить о «не суди» судят всегда и всех, особенно тех, кому бросают эту заповедь в лицо, а Эшер не рассуждает про заповедь, он просто ей следует. И кается по-настоящему, а не в стиле «убил кого попало — поговорил об этом с терапевтом — опять убил кого попало — опять к терапевту» и так без конца. Раскаялся — значит прекратил убивать, причём сразу и насовсем, а не когда это станет удобно. Когда удобно и бандиты прекращают, легализуют свои капиталы. Эшер знает, что не имеет права судить вампиров, ведь сам он ничуть не лучше, и не соблазняется мыслью «они же нечисть, значит, их можно». Он с этим соблазном борется постоянно и побеждает. И вот когда за две книги привыкаешь к этой линии поведения, Эшер шокирует тем, что не даёт Кароли шанса, которым воспользовался сам. Не все души спасаются, только некоторые.

Исидро блестящ и загадочен, как в первой книге, но его игра с Маргарет показывает его истинное лицо. Это делает его более человечным и реалистичным — мрачный такой характер. А вот главная героиня раздражает, увы. Лидия, Эшерова супруга. Надо же так развить в себе двоемыслие: в беде бежать за защитой к вампиру, потому что он самый ловкий и сильный, а когда он эту защиту предоставляет, требовать с него слово, что он не станет охотиться на людей, пока не закончит дело. Вампир может и не охотиться, конечно, но при этом слабеет, теряет способности и из защитника становится скорее подзащитным, причём опасным, больным от голода. Лидия постаралась об этом не знать. Что делать? Вернуть ему его слово? — но это значит открыто признать, что ей всё-таки больше нужен живой муж, которого помогает спасать вампир, чем неубитый этим вампиром неизвестный бродяга, каких навалом. То есть встаёт вопрос, что ей дороже — жизнь мужа или высокое мнение о себе. Такое впечатление, что второе. Сей красочный портрет неумной дамы порождён манерой писателей делать героиню (жену или подругу героя) морально выше, «чище» всех подряд. Герой ещё может совершить мерзкое преступление (потом покается), может примириться с охотой вампиров и, стиснув зубы, с ними сотрудничать — но не героиня. Она обязана быть лучше, морально выше мужчин и попрекать вампиров кровушкой — но вот защищать и спасать эту ходячую моралиновую пилюлю всё-таки будет герой-мужчина, грязный и грешный, а то и вампир.

Зря Хэмбли повернула дело так, будто Исидро

Короче, книга не шедевр, но стоит потраченного на неё времени, и третий том, «Blood Maidens» («Кровавые девы»), я обязательно прочту.

«Те, кто охотится в ночи» — хорошая книга, на твёрдую восьмёрку. Это мистический детектив, который так и просится на экран. 1907 год, Оксфорд: вампир Симон Исидро является в дом бывшего агента британской разведки Джеймса Эшера и заставляет его принять участие в поисках убийцы, который уничтожает лондонских вампиров днём, во время их мёртвого сна. С вампиром не поспоришь, отвертеться от непрошеного задания не выйдет, и Эшер поневоле отправляется в Лондон искать убийцу. Сюжет закручен классически, ничего лишнего, да и решение загадки, которое сначала показалось чересчур голливудским, не лишено смысла. Оно являет собой вполне адекватное фантастическое отражение той эпохи.

Отдельно про образы вампиров у Хэмбли. Многие люди плюются на Стефани Майер из-за её «гламурных вампиров» — уж и не знаю, отчего; вампиры Майер просто жуткие. В качестве альтернативы этому якобы-гламуру часто поминают романы Хэмбли, где якобы правильные вампиры. Которые без гламура. Однако с первых же страниц романа Хэмбли на читателя смотрит дон Симон Исидро — испанский гранд, истинный кабальеро, светловолосый изящный красавец и романтичный сноб. Гламурный вампир. Воспитанный, благородный, полный достоинства дворянин. Книги читает, наукой интересуется, а уж одет с иголочки. Знакомую даму Исидро всегда проводит до дома, выручит из беды и даже не съест. По прошествии нескольких веков его сословные предрассудки и религиозное изуверство кажутся безобидными закидонами и лишь добавляют герою шарма. Как и кровопийство. Всё это очень ррромантишно. :lol: А как дон Симон сражался за своих смертных помощников, рискуя собственной вечной жизнью, ради которой погубил душу. Вышел против заведомо непобедимого противника, не моргнув глазом. Честь обязывает. Дон Симон — воплощённое благородство, причём марки старых времён.

Очень приятный герой. Гламурный, конечно — как все вампиры. Гламур — их неотъемлемое качество, как у эльфов. Негламурный вампир — просто оксюморон, не стоит его искать. Даже если найдёте, такая книга, скорее всего, вас сильно разочарует.

- И как же тебе, читатель, понравилась эта книга?

- Ничего, вполне интересно. Это триллер про параллельную Землю и боевых магов. Альтистория: маги всегда жили рядом с «простецами» на свете; в современных странах их контролирует и использует особая, прозванная инквизицией спецслужба. Маги работают на армию и играют огромную роль в военных действиях и разведке. А в остальном почти всё как есть: Христос, мирная буржуазия, нацисты и две мировые войны. Правда, октябрьскую революцию авторы отменили, Россия у них республика, даже Республика, большевики не у власти, церквей по стране не сносили, царя и попов не тронули. Сам Николашка убрался в Лондон, стреляет там, надо думать, ворон. Бытовые детали в книге советские в основном, и интересно подмечать различия. Действие происходит в русской, извините, республиканской провинции в городе Синегорске где-то в начале 50-х годов ХХ века. После Второй Мировой войны.

- Почему «извините»?

- Авторы стараются не употреблять слово «русский». Они его явно не любят. Может, им кажется, что упоминать национальность неправильно, неприлично.

- Отметим это как факт. О чём книга?

- Под Синегорском в конце войны был утерян могущественный магический артефакт Небесные Колокольцы — древняя азиатская штука, славящаяся тем, что выполняет любое желание мага, при этом изменяя мир. Строит тебе новый мир, персонально твой, пуская мир существующий на запчасти. Антагонист эти Колокольцы ищет... Собственно, почему антагонист? Полковник появляется в кадре первым, задаёт тон, ведёт квест, а хорошие парни ему противостоят. Мешают по мере сил. Он — протагонист, скорее. Полковник — опытный боевой маг, русский эмигрант из «бывших». Его зовут Александр Граев.

- Он мне уже нравится.

- Мне тоже. Качественный злодей, по-настоящему целеустремлённый, жестокий, страшный. Но огорчило то, что Граев по воле авторов делает несколько примитивных ошибок.

- Кто-то должен объяснить авторам, что победа над оглупленным противником не прибавляет симпатий и чести хорошим парням. Кстати, какие они?

- За исключением юного мага Дениса, клоуны. Инквизитор Ворожея с другом-магом Воронцовым, оба на «воро-«. Два шута пара.

- Ты что-то, я вижу, опять за «тёмных»?

- Ничуть. «Тёмные» у Мареичевой и Макаренкова такого разлива, что только в гроб класть. Сатанинские массовые убийцы, совершенно без жалости. И, кстати, без лояльности к своей родине и своей крови. Но есть и другой аспект: если уж выбирать, на кого хочешь быть похожим _внутренне_, не поведением, а сознанием, духом, то выбрать придётся «тёмных», Граева и Варана, или хоть Трансильванца с его командой. Скорее даже Граева с Вараном. Они какие-то чистые. Спокойные, гармоничные, без обычного вороха мелкой душевной дряни, уверенные, умиротворённые в себе. Они жестоки, как древние боги, но низменного в них нет. Люди словно мечи, закалённая сталь, холодная, чистая и прямая. Воронцов плохо смотрится на их фоне. Ему не хочется подражать. Действительно, трус, отринувший небо из страха пред ликами в высоте. Он не ничтожество, не чмо, но и не тот, на кого хочешь быть похожим. На Граева хочется походить. Не в методах и целях, которые, кстати, его в могилу и привели — а в духе. В организации сознания. Внутренней красоте.

- Я вижу, персонажи удались — пусть и не все привлекательные, но живые. Что ж, пожелаем авторам отринуть моралин и показать нам такого Героя с большой буквы Г, чтобы не уступал полковнику по харизме. Что скажешь о стиле?

- Ну, читать книгу стиль не мешает. Внятно и гладко. Множество лишних прилагательных, надо убрать половину — книга выиграет в динамике и темпе, что пошло бы на пользу, всё-таки боевик. Ретроспективы нелишние, они добавляют миру объём, но затянуты, многословны. Надо короче. Язык «Небесных Колокольцев» очень штампован. Одни затёртые обороты. Средне-ремесленная жанровая работа. Отмечу чисто литературный момент — афиша с золотым ликом, застящая небо Жене, когда та теряет сознание во время финальной бойни. Это понравилось — ненарочито и удачно. Композиция ничего, построена грамотно. Видно, что делала не школота с Самиздата. Динамики б только добавить книге. И меня покоробила одна вещь в эпилоге —

- А как философия, мировоззрение книги?

- Обычный ныне субстрат «сакральной фантастики», без истерики и фанатизма. Христианская перспектива не навязывается авторами, а представлена праведником (святым?) Фёдором. То, что «тёмные» считают эзотерическими сущностями и великими божествами, Фёдор видит как демонов ада. МО «тёмных» таков, что Фёдору веришь больше. Эта картина несколько саботируется вышеописанной разницей в качестве духа «тёмных» с одной стороны и хороших республиканских парней с другой. По-моему, здесь сказалась вредная мракобесная идеологема, согласно которой быть внутренне чистым, спокойным, свободным и пребывать в мире с собой может только неисправимый грешник, вконец закосневший в гордыне. А положительному герою положен ворох самокопаний, пошлые меленькие грешки, уродства, внутренняя раздвоенность. Можно, конечно, такое писать, только не надо потом удивляться, если читатели больше полюбят твоих злодеев, чем праведников покаянных.

- Отмечу политический аспект. В мире НК расклад ВОВ такой: всё тот же жуткий, сатанинский Третий Рейх — и человечная республиканская Россия, Россией, правда, не называемая (почему??), но всё-таки без большевистского террора, коллективизации, голодомора, концлагерей. Обычное человеческое государство «наших» против того же адского Рейха. Зачем авторам именно этот расклад? Почему их положительные герои не могли быть советскими ветеранами и советскими магами, хм? Что авторам даёт отмена Октябрьской революции, как она служит идее книги?

- По-моему, только в одном плане: это позволяет как бы приписать хороших ребят к «партии Всевышнего», а их врагов отнести к лагерю сатаны. С послевоенным сталинским СССР этот финт без лицемерия не пройдёт. СССР — страна, в которой власти взрывали храмы, истребляли священство и чуть было не уничтожили христианскую церковь. Я сожалею об этом от всей души, но расклад ВОВ меня тем не менее устраивает как есть. Мне не нужна была бы выдуманная альтернативная Россия, чтобы оправдать участие моих героев в Великой Отечественной войне. Любить можно только реальную родину, ту, которая есть. Всё прочее — не любовь, а ролёвка.

- Да, такие выдумки говорят о многом. Интересно, если бы при прочих равных Воронцов был советским ветераном, Денис — советским школьником-пионером, а Ворожея — советским милиционером, их дело в глазах авторов перестало бы быть правым? Они лишились бы права выступать на стороне Добра в книге, написанной верующими? И между нацистскими солдатами и магами, изуверами-захватчиками на чужой земле, и советскими, защитниками родной земли, не было бы никакой моральной разницы? А если разница всё же была бы и была бы в пользу наших, зачем понадобилась альтисторическая развилка?

- Может быть, просто потому, что она интересная. Авторам пришла идея этого альтернативного мира, он им понравился, они и написали как вышло. Без задних мыслей. Признайся: мир вышел уютный, и эта русская Республика — достойное место для жизни.

- Пожалуй, да. Я бы не прочь туда переехать.

«Сумеречная сага» — прекрасная история о первой любви девушки. И это книга, которой ужасающе, преступно не повезло с русским переводом. Я имею в виду АСТовский. Цитирую:

__________________

– Медведи, – с благоговейным страхом проговорила я.

– Гризли больше всего любит Эмметт. – В его голосе еще сквозило раздражение, тем не менее он внимательно следил за моей реакцией. Я постаралась взять себя в руки.

– Хмм. – Я опустила глаза, якобы собираясь взять кусок пиццы. Жевала я гораздо дольше, чем требовалось, а потом целую вечность пила колу.

– А кого предпочитаешь ты? – немного успокоившись, спросила я.

– Пум, – коротко ответил он.

– Ясно, – как ни в чем не бывало, отозвалась я.

– Конечно, приходится быть осторожными, чтобы у егерей не появились подозрения, – проговорил он таким тоном, будто делал доклад по зоологии или защите окружающей среды. – Мы охотимся в местах массового обитания хищников. Иногда приходится уезжать за сотни миль! Здесь поблизости много лосей и оленей, но какое от них удовольствие? – улыбнулся он.

__________________

Это АСТовский переводец «Сумерек» пера некоей Аллы Ахмеровой. А вот как этот пассаж выглядит в оригинале:

__________________

«Bears?» I repeated with difficulty.

«Grizzly is Emmett's favorite.» His voice was still offhand, but his eyes were scrutinizing my reaction. I tried to pull myself together.

«Hmmm,« I said, taking another bite of pizza as an excuse to look down. I chewed slowly, and then took a long drink of Coke without looking up.

«So,« I said after a moment, finally meeting his now-anxious gaze. «What's your favorite?»

He raised an eyebrow and the corners of his mouth turned down in disapproval. «Mountain lion.»

«Ah,« I said in a politely disinterested tone, looking for my soda again.

«Of course,« he said, and his tone mirrored mine, «we have to be careful not to impact the environment with injudicious hunting. We try to focus on areas with an overpopulation of predators — ranging as far away as we need. There's always plenty of deer and elk here, and they'll do, but where's the fun in that?»

___________________

По счастью, есть ещё один перевод — работа Аделаиды Рич. Тот же пассаж у Рич:

___________________

— Медведи, — с усилием повторила я.

— Эмметт больше всего любит гризли — он говорил светским тоном, но приглядывался ко мне очень внимательно. Я постаралась собраться.

— Хм-м, — сказала я, откусывая кусочек пиццы, чтобы иметь возможность отвести глаза. Покончив с пиццей, я взяла стакан с колой и отхлебнула глоток.

— Ну хорошо, — наконец выговорила я и посмотрела ему в лицо. Он был уже не на шутку встревожен. — А что любишь ты?

Он поднял бровь, и уголки его рта опустились в показном неодобрении.

— Горных львов.

— Вот как, — я изобразила вежливую незаинтересованность и снова нашла глазами стакан с колой.

— Разумеется, — продолжил Эдвард, подхватывая мой тон, — мы заботимся о том, чтобы не наносить вреда окружающей среде своей незаконной охотой. Мы ищем территории, перенаселенные хищниками, и ради этого иногда преодолеваем большие расстояния. В таких местах обычно водится много оленей и лосей, и они тоже годятся, но что за радость от такой охоты?

___________________

Первая переводчица, Ахмерова, мало того что переврала и слова Эдварда, и слова рассказчицы — она их упростила. В данном случае это непозволительно, потому что Эдвард не случайно говорит более сложно и литературно, чем средний американец. Ему около сотни лет, и у него — несмотря на психику юноши, просто застывшего в вечности — с десяток высших образований и широчайшие культурные интересы, так что он говорит ещё достаточно просто для своей биографии. Переводчица, в сущности, отредактировала сцену, хотя её никто об этом не просил, и по ходу дела отняла у героя чуток судьбы и характера, а взамен навязала ему простейшие предложения и дурацкий восклицательный знак. И так она поступала везде — упрощала и портила текст Майер, как только могла, решив, по-видимому, впихнуть его в прокрустово ложе дурьих своих представлений о том, как должен звучать текст подобной тематики.

____________________

Быстро переодевшись, я почувствовала, что у меня дрожат колени, и дело было вовсе не в ссоре с другом. Интересно, Эдвард придет за мной к спортзалу, или мне ждать его на стоянке? Может, он вообще забыл, что я без машины, и мне придется идти пешком? Что ж, всего-то пара миль. А если на стоянке я столкнусь с его родственниками? Знают ли они, что я обо всем догадалась? Если знают, то как себя с ними вести?

Выходя из спортзала, я уже решила прогуляться до дома пешком. Однако мои опасения оказались напрасными: Эдвард ждал у самого входа. Я подошла к нему – все мои сомнения и тревоги куда-то улетучились.

______________________

Это — Ахмерова. Оригинал:

______________________

I dressed quickly, something stronger than butterflies battering recklessly against the walls of my stomach, my argument with Mike already a distant memory. I was wondering if Edward would be waiting, or if I should meet him at his car. What if his family was there? I felt a wave of real terror. Did they know that I knew? Was I supposed to know that they knew that I knew, or not?

By the time I walked out of the gym, I had just about decided to walk straight home without even looking toward the parking lot. But my worries were unnecessary. Edward was waiting, leaning casually against the side of the gym, his breathtaking face untroubled now. As I walked to his side, I felt a peculiar sense of release.

______________________

У переводчицы опять переврано, обеднено, литературный язык убит, нюансы стёрты, внутренняя жизнь Беллы лишена всяческой фантазии, предусмотрительности, характерного для этой героини пугливого изящества и той нормальной для неглупого подростка интеллектуальной сложности, которая в оригинале есть. Зато вписано глупое преподложение, отнимающее у героини ещё часть её ума и проницательности. Тот же пассаж в переводе Рич:

______________________

Я быстро оделась, и что-то более сильное, чем страх, заставляло мое сердце колотиться о ребра. Ссора с Майком уже стала воспоминанием. Я думала, будет ли Эдвард стоять здесь, или придется ждать его возле машины? Что, если его братья и сестры тоже окажутся там? Тут я почувствовала волну настоящего ужаса. Они знают, что я знаю? Они думают, что я знаю то, что они знают, что я знаю, или как?

Выходя из спортивного корпуса, я уже была готова идти домой пешком, даже не взглянув в сторону парковки. Но мое беспокойство оказалось напрасным. Эдвард ждал меня, небрежно прислонившись к стене, его невероятной красоты лицо было спокойным и умиротворенным. Подойдя к нему, я испытала странное чувство облегчения.

______________________

Перевод Рич можно было бы, конечно, ещё кое-где подправить, но у него есть неоценимое достоинство: он вполне точно передаёт смысл, будучи при этом читабельным. Это не высоколитературный перевод — но правильный. А ахмеровское перевраньё от АСТ служит только одной цели — сделать «Сумерки» примитивным и плоским текстом, отнять у героев индивидуальность и ум, упростить их до шаблонов в «дамском» любовном романе, знаете, где на обложках мускулистые мужуки рвут пошлые платья на пышногрудых красотках. И эту тупенькую поделку, эту перебрехню книги Майер издали и распространили по всему русскому культурному ареалу огромными тиражами. Из красивого романа о первой и истинной юной любви вычеркнули «сложные» слова, тонкие движения души и скормили русским подросткам простенький, пошленький ширпотреб. Понимаете, кем и чем АСТ считает русских подростков? Быдлом, дамы и господа. Намеренно и убеждённо их им считает и выдаёт соответствующую быдлопрозу. Есть тут и аспект «формирования целевой группы»: кто ещё не быдло, тех мы быдлом сделаем, ужо научим читать примитив.

После того, как я из чистого интереса взяла в библиотеке помимо оригинала ещё и АСТовский перевод «Сумерек», я чуть лучше понимаю волну возмущения, которую книга вызвала у Ф-и-НФ-фанатов. _Чуть_ лучше — потому что человеческая суть книги всё же проглядывает из паскудного перевода, и очень трудно представить себе порядочного человека, который может плеваться в неё ядом.

Это всё-таки очень хорошая книга. В ней много тонкостей, нюансов, которые улавливаешь, перечитывая, а в первый раз они ускользают. Все эти отсылки к будущим событиям и скрытым реалиям тайного мира — в первом прочтении они проходят мимо. А какой чудный у Майер Форкс! Старый новоанглийский городок, где семьи знают друг друга уже несколько поколений. И как описана атмосфера, люди, их быт, природа, в конце концов. Не литературно-пышно, а именно так, как видит и воспринимает девочка из совершенно другого края, из пустошей Аризоны, как бы она могла всё это описать. И — сама девочка, Белла. Такая настоящая, живая, хорошая — сокровище, да и только. Понятно, почему Эдвард на неё запал. Неясно только, почему Белла запала на Эдварда. Объект любви — единственное, чего я в ней не понимаю. Кто думает, что любители книг Майер западают на «идеального» Эдварда, как её героиня — идиот. Ну, или не читал книгу.

Так что рекомендую Майер в переводе Рич. Или в оригинале. А АСТовская дрянь... — чем меньше о ней вспоминать, тем лучше.

Крепкий ужастик в стиле Кинга на русском материале. У книги много достоинств: она хорошо, внятно и грамотно написана, не затянута, очень неглупа и местами действительно страшна. Причём пугает качественно: эффект мороза по коже дают не дешёвые кровавые штампы, а атмосферные моменты — покинутая дорога, усыпанный палой листвой брошенный грузовик, пустынные улицы провинциального городка-деревни, непроглядные древние леса и жуткое, хотя вполне естественное озеро... В какой-то момент ужастик обретает черты политической сатиры, но это не портит книгу, потому что сатира умна и своевременна. Автор, конечно, феерический тип, но «Чёрная топь» — книжка хорошая. Литература такое дело, качество надо ценить невзирая на личности. Автор может приговорить себя к гниению в несвоевременной эмиграции, а хорошая книга останется. И я не считаю, что она испорчена антисоветчиной. Автор, конечно, имел в виду пнуть мёртвого льва СССР, но агитки не получилось, талант подвёл. Нежить Чёрной топи не бросает тени на советскую систему, в которой свила себе паразитическое гнездо, и использование лексики и символики сталинских времён ничего не меняет. Если бы эта нежить обитала в глубинке США, она естественным образом использовала бы символику и лексикон Америки; живи нежить в Баварии — что-нибудь немецкое, и так далее. В общем, книгу рекомендую, причём именно в авторской, сетевой версии.

Мастер боевых искусств граф Т. с боями пробивается в Оптину Пустынь. Он сам не знает, зачем. Он, кажется, утратил память — и тут ему является некая довольно-таки низменная сущность, представляется как Ариэль и утверждает, что он создал графа Т., весь его мир и все его устремления...

Матёрый человечище Пелевин — взять да и впарить народу самый настоящий философский роман тиражом в каких-то 150 100 экземпляров. А говорят, читатель у нас пошёл тупой, глупый. Нет, господа, на дурачьем рынке философия такими объёмами не продаётся, даже в форме романа. Популярный романист Виктор Пелевин принадлежит к тем редким авторам, которые не только берутся писать о Спасении героя, но и достойно справляются с этой задачей. Это не всегда истинное и полное Спасение — скажем, Татарский или Рама достигают «всего лишь» прижизненного перерождения как боги и всё ещё остаются узниками майи — но бывает и истинное. Такое досталось Чапаеву

Читать «t» было далеко не так легко и приятно, как другие книги Пелевина. В этом есть смысл — та сторона, с которой буддист перебирается на Другую, не столько забавна, сколько уныла и страшна. В представлении буддиста, конечно — но разве мало и в действительности страшных судеб? В общем, это было тяжкое чтение — для меня; кому другому, может, понравится. Морально и интеллектуально терзали эти шеолы, в которые утрамбовывали героя демиуржата, автора не исключая — зато всё искупил конец, где... впрочем, чего я буду пересказывать это изящное буддистское Спасение своими корявыми словами, когда есть книга, и в ней — слова лучшие?

Как на закате времени Господь выходят Втроём

Спеть о судьбе творения, совершившего полный круг.

Кладбище музейного кладбища тянется за пустырём

И после долгой практики превращается просто в луг.

Древний враг человечества выходит качать права,

И вдруг с тоской понимает, что можно не начинать.

Луг превращается в землю, из которой растёт трава,

Затем исчезает всякий, кто может их так назвать.

Правое позабудется, а левое пропадёт.

Здесь по техническим причинам в песне возможен сбой.

Но спето уже достаточно, и то, что за этим ждёт,

Не влазит в стих и рифмуется только с самим собой…

В глухой русской провинции заезжий врач везёт вакцину по бездорожью, через метель. На санях, запряженных лошадьми, с ямщиком. Это не прошлое, а будущее, уже известное по антиутопической дилогии «Сахарный Кремль» и «День опричника», и разрастающаяся эпидемия «чёрной» носит вполне апокалиптический характер. Довезёт врач вакцину, проедут сани — страна спасётся. Нет — так нет.

У них там всего три телеканала — я ещё помню, когда было три канала — и телевизоры в деревенских домах чаще служат мебелью, чем средством развлечения. Детей-то нет, да и как развлекаться, замерзая в снегах в потоке горячих грез — наркотических, алкогольных, идейных — неважно. Вокруг умирающего великана рыщут падальщики: смышлёные китайцы, дилеры, волки, зомби с когтями, рвущие землю-мать изнутри. Снег как метафора огня — ...гениально. Или, может, реальный огонь последнего лета был метафорой снежной смерти, метели?.. Ведь опричники не важны, они — мелкий симптом, на них свет не сошёлся клином. В третьей книге антиутопии Сорокин наконец вложил перст в рану, показал, где свет сошёлся, кто виноват, что бесконтрольно бушует огонь, нашествие зомби, распад, всеобщая гибель. Не опричники, не РПЦ, не глупый врач и его простодушный ямщик, не дилеры и не китайцы и даже не извечная надежда на авось. Виноват тот, кто не поставил вешки вдоль дороги. Не позаботился, чтобы кто положено их поставил — хотя обязан был это сделать. Можно, как раньше делала я, извинять его тем, что один он не мог побороть коррупцию и распад — но тогда уж не стоит лепить из него сакрального Государя. Я это говорю как человек, всей душою желающий видеть на его месте сакрального Государя. А интересно, этот Государь отбрасывает тень?..

Чернухи, которой когда-то скандализировал всех Сорокин, в «Метели» нет. Видно, стало не до того. Эта книга — шедевр настоящего мастера слова, она страшна и прекрасна, а снег реален, он никакая не аллегория. Снег забивает глаза, рот и нос, залепляет лицо, укрывает дороги; читая, метель чуешь телом. Как саван. Когда душа замерзающего вылетает в окно огня, огонь наконец-то является нам без маски — но как там было у вражеского поэта? —

Some say the world will end in fire,

Some say in ice.

From what I've tasted of desire

I hold with those who favor fire.

But if it had to perish twice,

I think I know enough of hate

To say that for destruction ice

Is also great

And would suffice.

(c) Robert Frost

«Крабата» часто обсуждают в духе «это антигаррипоттер». Ерунда. «Крабат» — вовсе не «антигаррипоттер». Если бы он им был, я бы не стала его хвалить, ибо творения переписывающих чужие книги «правоверных» паразитов идут у меня в одном направлении — фтопку. Но книга Отфрида Пройслера написана в 1971 году — я не помню, Роулинг тогда уже родилась или ещё нет? — и основана на сорбском предании. «Крабат» — классическая история об ученике колдуна. Колдуна традиционного, злого, заключившего договор с сатаной. Ни о каких врождённых особых способностях к магии не может быть и речи: Крабат, как и все остальные ребята на мельнице — обычный парень. Оставшись один во время Тридцатилетней войны в Германии, он с товарищем отчаянно пытается выжить. Голос Хозяина зовёт его во сне, и он приходит на мельницу. Хорошо бы остаться там и работать за пищу и кров — но для этого нужна нечеловеческая сила, которой обладают все ученики Мельника: они без особого труда таскают тяжеленные мешки, которые обычный юноша не смог бы даже сдвинуть с места. Не будучи колдуном, за ними не угонишься, а значит, не сможешь и работать на мельнице. Выгонят, а это почти верная смерть от голода, холода или чьего-то ножа. И Крабат соглашается быть учеником Мельника. Поначалу это прекрасно: невиданная сила, чудесные возможности, товарищество, веселье! Чего он не знает: каждый год в один и тот же час к Мельнику приезжает уже _его_ Хозяин, дьявол, господин Смерть, и Мельник откупается от него человеческой жертвой — одним из своих учеников...

Люди, у которых есть дети, часто вопрошают, чего бы дать детям почитать. Отфрид Пройслер — хороший автор.

Человек сидит с пулемётом в естественном укрытии, среди тех самых трёх камней, и прикрывает отход группы беженцев от бандитов. Человек — армянин, бывший офицер турецкой армии (привет Габриэлу Багратяну...), год — 1915, беженцы — его сородичи, уносящие ноги к русской границе... Повесть лежит где-то между фантастикой и магическим реализмом, и я ещё раз убеждаюсь, что фантастика в литературе незаменима: общий человеческий (не «общечеловеческий») принцип земли-и-крови выражен идеально. Реализм так не умеет.

Майлз Форкосиган, он же адмирал Нейсмит, серьёзно насоливший Цетаганде в повести «Границы бесконечности», удирает от рассерженной империи и зализывает раны на Земле. Колыбель человечества — цивилизованная тихая гавань, что-то типа сегодняшней западной Европы — там не побузишь без последствий. Что, впрочем, не мешает посольствам галактических держав шпионить друг за другом, а врагам Нейсмита — устраивать на него покушения. К тому же у дендарийского флота вдруг возникают серьёзные проблемы с деньгами (что очень классно, забавно описано). Чтобы скрыть тайну своей личности в этом водовороте интриг, Майлз спонтанно выдумывает себе двойника, якобы созданного врагами клона — и каково же его удивление, когда благодаря планам врагов выдумка обретает плоть. Озлобленный двойник решительно пытается стереть оригинал с лица земли и занять его место...

По справедливости книге причитается 5 из 10. Герои понравились — но эта путаная беготня в финале... Мои фантлабовские оценки вообще на пункт-другой ниже среднепринятого. Потому что если щедро раздавать десятки Буджолд, что у вас останется для Булгакова?

Я понимаю Майлза в этой книге. Понимаю и разделяю его желание спасти клона —

Одобряю, что Майлз наконец-то по достоинству оценил Айвена; вернее, автор его по достоинству оценила. Дув Галени, начавший было как типичный «вредный начальник гениального Майлза», тоже удивил приятно. Кстати, риторический вопрос: почему освободительная борьба комаррцев против Барраяра подаётся в таких мрачных тонах, а не так, как аналогичная борьба барраярцев против Цетаганды — как подвиг? «Наши мужественные воины» и «их жестокие оккупанты» — однозначно лишнее упрощение в такой разноцветной вселенной, тем более что полуфеодальный, полуварварский, жестокий и ожесточённый Барраяр никак не может подавать галактике пример гуманной политики на оккупированных планетах. У Барраяра не те ТТХ. Вспоминается предисловие Элы Раткевич к первому сборнику НДП — захватчики не равны защитникам. Хорошо бы и создательнице Майлза отдавать себе в этом отчёт, даже когда её любимые барраярцы из вторых превращаются в первых. Ну и что во всей Цетаганде не найдётся достойного противника Нейсмиту, я не верю. Цетаганда для этого слишком большая.

В этой книге наконец кто-то высказал здравую мысль, что Майлзу лучше бы сделаться Нейсмитом на все сто, а не только его играть. Дело не в том, что как Форкосиган он связан — это правильные узы, узы долга, а следовать этому долгу он мог бы и будучи Нейсмитом. Дело в том, что в роли лейтенанта Форкосигана Майлз унижается как человек. Его нарочно поставили в неадекватную его способностям и заслугам, унизительную позу, наверняка видя в этом какой-то воспитательный смысл — но потакать людям в «воспитании» такого рода категорически не стоит. Они его могут к себе применять, если так невтерпёж.

Архипелаг Джексона надо кончать. На месте адмирала Нейсмита я бы занялась этим вплотную и добилась бы такого результата, чтобы впредь даже у последних негодяев начинали трястись поджилки при мысли о торговле клонами на убой. Откровенно говоря, такое, как Архипелаг, нельзя терпеть, это надо стирать с карты. Цинизм цинизмом, интересы интересами, но всему есть предел.

В целом всё-таки неплохая книга.

Это последний рассказ сборника НДП-2. Предпоследний — мой собственный «Драхенланд», который я не стану рецензировать. Не только потому, что он мой, но и потому, что я знаю тайну Дракона. Мой отзыв был бы не интерпретацией, а разъяснением. Это лишнее. «Драхенланд» вместе со «Сказкой» Кизвич завершает сборник. Эти рассказы — и стихотворение Татьяны Юрьевской, давшее последнему разделу имя «Старая сказка» — заключительные аккорды книги.

Открывающее раздел стихотворение Юрьевской мне понравилось. Я его, правда, не совсем поняла, но это скорее плюс. «Сказка о Коте Митрофане и жизненных трудностях» — ...ну, да, о нём. О говорящем коте старой Бабы Яги; о женитьбе царевича, о волшебной стреле, вороватых чиновниках, экологии и царевне-лягушке. «Сказка...» принадлежит к популярному нынче юмористическому поджанру, в котором пишет, например, Белянин — традиционные сказочные мотивы переплетаются с современными нам проблемами и реалиями. У Кизвич это получилось хорошо. Даже очень. Компактно, цельно, смешно и ярко. Кот замечательный, толстый, наглый, качественный такой кот. Сказочный умница Митрофан.

Помните классическую поэму Симонова?

_______

СЫН АРТИЛЛЕРИСТА

Был у майора Деева

Товарищ — майор Петров,

Дружили еще с гражданской,

Еще с двадцатых годов.

Вместе рубали белых

Шашками на скаку,

Вместе потом служили

В артиллерийском полку.

А у майора Петрова

Был Ленька, любимый сын,

Без матери, при казарме,

Рос мальчишка один.

И если Петров в отъезде,—

Бывало, вместо отца

Друг его оставался

Для этого сорванца.

...*

_______

Поэма была в старых, советских учебниках, там я её и прочла в первый раз — не знаю, как вы. Может быть, самым юным она уже не знакома? Может быть, эту слишком хорошую, светлую вещь не взяли в новейшие учебники, в программы литературы времён нашей Смуты? Это Константин Симонов. Перечитайте, если забыли; прочтите, если ещё не читали. Рассказ «Двум смертям не бывать» — вариация этой истории, сюжета этой поэмы, в прозе. Великая Отечественная война, Карельский фронт: два советских радиста идут в тыл врага, чтобы корректировать артиллерийский огонь во время предстоящего наступления. Путь пролегает через болото, где оступись — и смерть; а дальше, чуть прояви неосторожность — точно смерть. И не дойти, не пережить радистам этой ночи... разве только случится чудо.

Рассказ трогает душу. Готова поспорить, он, как и многое в этом сборнике, категорически не понравится либералам. Это уже индикатор качества. Сначала меня чуть покоробило от смешения мифологий — валькирия и наши? с чего бы? — но, поразмыслив, я поняла, что валькирия в общем-то на своём месте. Вот только почто Федосеичу прикипел к сердцу Сашка? Прямо до слёз. Почему именно он? Вот на что нет ответа... Не знаю, отчего и мне на глаза навернулись слёзы, сам ли текст тут сыграл роль или скорее его тематика. Мне вообще трудно не плакать, читая о той войне. Не от большой любви к родине, не от избытка пафоса, а потому, что мне безумно жаль наших погибших. Я плачу о мёртвых. Когда читаешь о войне и узнаёшь истории наших людей, так часто такие простые и страшные, нередко думаешь: если бы я родилась в 1920 или же — вот как я есть — вдруг попала в 1941, что бы я делала? смогла бы принести пользу или же стала обузой? как быстро бы я погибла на фронте, и от чего? что бы я делала, оказавшись в блокадном Ленинграде? что бы я приготовила, чтобы накормить детей — кошку или мясо с трупа соседки? украла бы я при случае хлеб или же предпочла умереть от голода? послали бы меня радистом в тыл врага, и если да, что бы из этого вышло?.. Хорошие вопросы, всем стоит себе их время от времени задавать. Это ставит на место приоритеты.

_________

*Вся поэма: http://www.litera.ru/stixiya/authors/simonov/byl-u-majora.html

Молодой журналист со спутником едут по побережью Британии в погоне за тайной. Дело в том, что над побережьем уже который десяток лет летает «Асгард». Он выручает людей из беды — тут поможет отыскать корабль на мели, там собьёт вражеский бомбардировщик... «Асгард» нигде не садится, не заправляется, не проходит ремонт, никто не знает его пилота и экипаж; никто не знает даже его модели — не то обычный цивильный спасатель, не то военный, не то какой-то сверхсекретный прототип. Те, кому удаётся его увидеть, описывают самые разные вещи — от гидросамолёта до дракона. Интересную можно сделать статейку, правда? Для тех, кто готов верить в чудеса...

Начинать надо было с других строк. С этих:

«Я Посошок. Чей SOS? Что случилось? Прием.

Я Бродяга. Баркас на скалах. Сел плотно. Шторм идет.»

Было бы сходу понятнее. К тому же от части к части необоснованно плывёт перспектива. Это сбивает с толку. Надо было всё, кроме радио-логов и снов, выдержать в перспективе журналиста. Но в целом очень прилично, крепко написано. «У меня всегда есть» — здорово. Я тоже однажды хотела воскресить в рассказе любимого исторического героя, но не отважилась, а может, просто поленилась. Оуэн и Апраксина захотели — и сделали. Молодцы. Если бы я не знала, кто такой Эрскин Чайлдерс, и не принимала его отвратительное предательство близко к сердцу — (а почему я это делаю? что мне британская гекуба, которая двести лет как пакостит моей родине, и почему меня бесит, когда её предают? ведь предают _врага_! тоталитарное воспитание, видно, действует, не позволяет предателей возлюблять...) — так вот, если бы я не знала, кем был Чайлдерс, этот герой понравился бы мне не только как персонаж, но и как человек. Впрочем, если бы я не знала, кто он такой, изрядная часть смысла «Самолёта...» от меня бы ускользнула. И это тоже слабость рассказа.

________

«Я не собирался бежать. Смысл война уже потеряла, а вот инерция осталась — и переломить ее не получилось. Чего я хотел — выйти из игры. Хоть в землю. А если удастся выжить — заняться чем-нибудь однозначно полезным. Надолго. И без выбора. Чтобы соблазнов не было. От сих и до сих.»

________

Вот как. А предательство он искупить не хотел? Думаю, что хотел — вон где и на кого пошёл работать. Возможно, авторы этого не имели в виду, но так уж сошлись детали. Или товарища туда определили против воли? Там, куда он сбежал от расстрела, по слухам, есть особый отдел, который всегда рад предателям. Так бы и сьел. С потрохами. Не думаю, что авторы оценивают Чайлдерса так же, как я, но текст получился мудрее их. И прекрасно.