Начну с заявления. Я не считаю себя ни выдающимся писателем, ни писателем вообще. Я много раз это говорил и не поленюсь повторить. Я — литератор, одержимый вредной привычкой, аддиктом писать рассказы. Эта привычка – доминирующая, я не могу от неё избавиться, несмотря на то, что вот уже много лет осознаю тщетность своих усилий. Другими словами, я — графоман. Прошу не искать здесь кокетства – его нет.

Десять с небольшим лет назад я написал свой первый рассказ. За последующие пару лет я написал их ещё два десятка – от совсем слабых и беспомощных до тех, за которые мне и сейчас не стыдно. После чего я стал пытаться их опубликовать.

Я получил от ворот поворот отовсюду, куда совался. Чаще всего ответом на мои письма было молчание. Иногда меня награждали словами “не подходит”, “не годится”, “не интересует”. Так было до тех пор, пока меня не заметил Борис Натанович, вечная, светлая ему память!

Я стал публиковаться. В журналах, в сборниках, в антологиях. Сначала со скрипом, через пень-колоду, потом всё чаще, регулярнее и шире. Так продолжалось и продолжается восемь лет. Я писал. Сегодня некоторые мои рассказы читают на уроках литературы в школах. По одному сдают ЕГЭ. Ещё по некоторым чего-то ставят в уездных театрах и на любительских студиях. Всё. Если взять усреднённого потребителя фантастики и спросить, кто такой Майк Гелприн – он чаще всего ответит “а х-р его знает”.

Таким образом, не прошло и десяти лет. как мне удалось осознать, что мой путь ведёт в никуда. В тупик. Мой авторский сборник, изданный в “Астрель, Спб” с треском провалился. Меня взяли в штат журнала “Русский пионер”, я пишу туда тексты, и читатели их потребляют. Читателей много, но это не мои читатели, не моя аудитория. Я сомневаюсь, что кто-то из них помнит мою фамилию.

Это было то, что касается меня, грешного. Но я уже не первой молодости человек, я начал писать в возрасте, в котором пора заканчивать. И я десять лет бил в двери лбом. Некоторые распахивались от дубизны моего черепа, другие так и остались запертыми.

Так вот – вокруг меня десятки таких же, как я. На моих глазах многие из них взлетали, бились лбами в закрытые двери, расшибались и бросали писать. И среди них – крайне талантливые парни и девочки, разочаровавшиеся, уставшие слушать, что “фантастика умерла”, что “мы не будем читать отечественное говно”, что “нас кормят всякой парашей”, что “мы, читатели, платим свои кровные за экскремент”.

Много их бросило, много. Но некоторые остались. И некоторые ещё пока остались. Несмотря на то, что за последние десять лет короткую форму угробили. Несмотря на то, что пробивать запертые двери башкой больно. Несмотря на то, что бесперспективно. Несмотря на то, что опубликоваться по знакомству – как высморкаться, а по таланту – накось, выкуси.

Отдушиной для таких, как я, стали конкурсы. Мы встречались на них, общались на них и продолжаем это делать под снисходительные замечания ‘конкурсы — зло”, ‘конкурсы – дерьмо”, “конкурсы – куплены”, “конкурсы – занятие для закомплексованных бездарей”.

Без малого год назад я назвал тех, о ком говорил выше, пенной волной. Я не нашёл лучшего сочетания. Я перечислил, чем мы схожи. Чего мы хотим. Что делаем. Как относимся к тому, что делаем и хотим. Но не сказал главного.

Сейчас скажу. Мы пишем о людях, и мы умеем о них писать! Во всех жанрах, в множестве форм, времён, тем, идей, подач, фабул, концептов. Умеем! Не хуже тех, кто был до нас. Не хуже тех, кому повезло, потому что они писали, когда ещё короткую форму не затоптали ногами, когда ещё издатели обращали внимание на авторов не по количеству производимой макулатуры за единицу времени и не (только) по размеру сисек. Когда ещё были журналы и в них публиковали рассказчиков, когда ещё выпускали сборники и не вынуждали читателей брезгливо плеваться от их содержания.

Мы есть. И нас много. Сейчас выйдут авторские сборники лучших из нас. Линейка, основанная на пенной волне. Очень возможно, что мы провалимся — для этого в течение десяти лет сделано много всего. И, возможно, мы прорвёмся. Куда? Я не знаю.

И напоследок. Почитайте нас, люди добрые! Бросьте в издательскую шапку грошей. Скажите о нас “говно” – но после того, как прочли. Не до. Не по суждению заносчивых знатоков. На своём читательском опыте – непредвзятом. И тогда, может быть, некоторые из вас согласятся, что пенная волна есть. Что она – вот. И, может быть, таких согласившихся будет немало.