Ведут regestum времена,
Внося обыденную лепту.
У всех идей своя цена –
– для искушённого адепта.

Ассортимент богат весьма,
Под гнётом полки здесь провисли.
Традиций тяжкие тома,
Газетный ворох модных мыслей.

Но, как и встарь, жива мораль:
Обидчику подставь-ка щёку
Другую – повторит едва ль,
Стыдясь безмолвного упрёка.

Терпение – небесный дар,
Ценней, чем тот, что сорван с древа,
Дабы сдержать в душе пожар
От искры, высеченной гневом.

Возропщем на один мотив
В беде всеобщей или личной.
И вновь, в который раз простив,
Забудем чёрный день привычно.

Но коль везде черным-черно
И нет малейшего просвета,
Тому, кому не всё равно,
Один лишь путь – искать ответа.

Дубинка, словно барский кнут,
Пройдёт по спинам несогласных.
Продажный ожиревший суд
Внушит: «Надеяться напрасно».

Входящий всяк к Фемиде в дом
Нашёптывай незрячей в ухо,
Тугим прельщая кошельком,
Как фешенебельную шлюху.

Вот так, втихую изловчась,
В согласии с эпохи духом,
Не горячась и не смирясь,
Ты сможешь мстить за оплеуху.

Приветствуй новую мораль,
Модель раскрученного брэнда.
Перерасти ту пастораль –
– забудь умильную легенду.

Но всё же – притча та – о ком? –
– О ближнем, о заблудшем брате,
Что с материнским молоком
Вкусил добра и благодати.

Он знает, как и ты, о том:
ВОСКРЕСЕ, ПРЕДАННЫЙ ЗЛОДЕЕМ,
И повторил вслед за Христом:
«Ни эллина, ни иудея…».

Но братом не зови того,
Кто над дарованным прощеньем,
Как змий – что суть души его,
Лишь скалит зубы в упоеньи.

Ему не ведом божий суд.
Он рад доверчивой добыче,
Пополнив тем ряды иуд –
– Кто ввёл предательство в обычай.

Коварства дьявольская власть –
– Ей служат издревле исправно,
Боготворя лишь эту страсть.

И мнится, что сейчас подавно
У власти не временщики
И вовсе не дегенераты.

Второй подставленной щеки
Ждут, ухмыляясь, супостаты.

28.12.2010.

Холодный ветер ноября
Бесцеремонно лезет в душу.
Привносит низменную стужу,
Пьёт кровь не хуже упыря.

Черствеют невзначай сердца,
Бледнеют лбы и гаснут взгляды,
И редких слов уже не надо –
– с холодной примесью свинца.

Ветрище на меня сердит.
Колючий, – воет, ищет ссоры.

Скупы и вялы разговоры
Под небом, плачущим навзрыд. –

– Уколет льдинкою слеза,
Неискренна и неслучайна,
Не радостна и не печальна –
– Грозяща, как в песках гюрза.

Подобный молнии укус
Произведёт метаморфозу.
Растает облако наркоза,
Вернув привычной скуки груз.

Как получив дурную весть,
Вкусили вдосталь серость будней,
Вновь осознав, что жизнь – паскудней,
Чем нам казалось.
Так и есть…

Природа истинно мудра:
Наполнит слякотью и грязью
Пути к успеху или счастью,
К познанию et caetera.

И мы, играя до сих пор,
Ролей перебирая ворох,
В пылу сгорая, словно порох,
Расходуя лихой задор,
В весенней плыли кутерьме,
Терялись в лета кулуарах,
Чтоб увидать себя на нарах
В самими созданной тюрьме.

Под хмурым ветром ноября,
Со смертью пёстрых тёплых красок
Лишимся суетливых масок.
Пожалуй, всё-таки – не зря…

11.11.2010.

Ещё не остыли ни кровь, ни природа.
Кружатся, витают эфиры страстей.
И хоть переменчив мой нрав, как погода –
– А всё же с улыбкой встречаю гостей.

Они вдруг нахлынут подобно потоку,
Иной раз сравню их с лихим табуном:
То маревом дымным повеет с востока,
То с запада тянет заморским вином,

И южные ветры последнюю влагу
Иссушат в душе – от непролитых слёз.
И с севера вихри подарят отвагу –
– что свита из дней чёрно-белых полос.

Тогда обретаю лекарство от скуки,
Черпаю надежду за круглым столом,
И ту, что преследует с ревностью суки –
– гоню нынче в шею, ату, поделом.

Мой мир обновляется, с небом срастаясь.
Фиксирую факты, листаю досье.
Всё это бывало, но, память верстая,
Увижу по-новому время сие, –
– и тёплый по-летнему вечер, зовущий
Из тесных коробок под сень тополей…

И осени знаковый перст вездесущий
Оставит повсюду следы средь аллей.

К чему прикоснётся – то сразу зардеет,
И радует глаз феерией костра.
Пусть пышные кроны всё боле редеют –
– Затейлив узор у лесного ковра.

Пристали ли нам игры в аристократов,
Где бледность в почёте всегда, как и сплин?
Пусть буйные краски горят, как когда-то,
Равняясь с красою холмов и долин.

Пускай же нас вновь, горемычных, закружит
Искрящийся танец, текущий рекой.
И пёстрая зыбь, обласкав наши души,
Вернёт им потерянный в безднах покой.

23.09.2010.

На злобу дня.
По мотивам одной из распространённых версий злополучных событий.


«События 11-го сентября сыграли, в первую очередь, на руку американцам, послужили поводом для проникновения на Ближний Восток и целый ряд других регионов мира»
Бывший шеф турецкой разведки М. Кайнак


«Чёрт, это точно они! Пожалуй, лучше всего свалить на этого парня…»
М. Мур, режиссёр, фильм «Фаренгейт 911».


«…Поверить в чудовищный правительственный заговор – для людей означает полностью перевернуть своё мировоззрение, а на такое способны немногие»
В. Фридман, автор книг «Вид на убийство» и «Социалистические штаты Америки».


«ФБР взрывает Америку»
Один из главных тезисов доклада группы специалистов: архитекторов и инженеров от 11 сентября 2007 г.

Мы тихо родИлись и тихо росли,
И сбросили старую кожу.
Сердца наши в пепле, а души в пыли,
В оскале умильные рожи.

Зажмурив глаза, верим поводырям –
–Незримым для нас кукловодам,
Носами прильнув к бутафорским дверям,
Ища театральной свободы.

Но ждёт за заманчивой дверью – муляж,
Расписанный бесами златом.
И к новому зданию новый этаж
Мы строим в пылу бесноватом.

И бесы ускорят свою круговерть,
Завет попирая законом.
И тихо закружит крылатая смерть
Над тысячным Нью-Вавилоном,
Где башни под гелиевым фонарём
Незыблемым стали гранитом.

Но падают башни лихим сентябрём
Картонным для сцен реквизитом.

Змея укусила свой хвост неспроста,
Кольцо замыкая надолго.
А с ним – недовольные чьи-то уста,
Уменьшив число кривотолков.

Кусает свой хвост, когда нужно, змея,
Чтоб вспомнить, как надобно жалить;
Чтоб ядом сочащиеся острия
Зубов на востоке оскалить.

Взывает актёр, зафиксирован факт
Совместных терзаний и боли.
На сцене Эдема играется акт,
Но зрители ропщут всё боле.

Как первый клуб дыма над кратером ввысь
Ползёт, леденя чью-то душу,
Так новые ветры в сердцах родилИсь
И с рёвом всё рвутся наружу.

Так падают первые капли дождя
На золото спелых колосьев,
Чтоб, град ледяной за собой приведя,
Обрушиться многоголосьем.

И жизнь воротится в тряпичный приют,
И кровь заиграет живая.
Всплывает грядущий для всех божий суд,
И маски и цепи срывая...

Но нет, не закрыт театральный сезон.
Аншлаги, ремейки, премьеры.
Минутной грозы позабытый озон
Сменяется запахом серы.

И зал и буфет – всё открыто для нас:
Концепции, догмы, идеи.
По-прежнему властвует злой Карабас;
И мы примем вновь от злодея
Коллекции масок и ворох одежд
И сленг вместо гордого слога.

Мы ходим под куполом мёртвых надежд,
Хоть часто твердим – что под богом.

Дождь на окне мне письма пишет,
Наполнив строчки суетой.
Листва ковром пестрит и дышит
Холодной прелью и мечтой

О мной отринутом покое
В безумном тягостном пылу,
О благонравных чувствах, кои
Страстей рассеивают мглу.

Благословляю стынь и морось,
Что пробирают до костей.
Я нынче, сам с собой не ссорясь,
Не жду, тревожась, новостей.

И крепкий чай обрящет снова
Неугомонный терпкий вкус;
И, может быть, разбудит слово
Во чреве огрубевших уст.

Кусты ещё полуодеты.
Мелькнёт вечерняя заря.
Горячку ветреного лета
Стряхну с началом сентября,

Чтоб дальше жить, усвоив опыт
Очередных граблей и грёз.
Сквозь сон – души услышать шёпот,
И внять ответу на вопрос

О хрупкой чести и соблазнах,
О заклеймляющей вине,
Чужих грехах и буйствах праздных,
Что выпали на долю мне;

И впредь Его не забывая,
Чтоб не скрипеть зубами зря,
Хмелеть подчас надеждой мая,
Трезветь прохладой сентября.

03.09.2010.