А вчера вспоминали Высоцкого,
Много песен, спектаклей, стихов,
Средь толпы неприметно-неброского,
Но кумира низов и верхов.
Голос, что с Марианскою впадиной
Глубиною соперничать мог...
А потом нам, судьбой обокраденным,
Лишь остались тот тембр и слог.

Лето жаркое восьмидесятого.
Олимпийской столицы масштаб.
Грандиозного, разного, всякого
Всем хватало. И новый этап
Окрыляет народ — пусть в Америке
Нам бойкот из-за Наджибуллы
Объявляют в печатной истерике,
Мы сегодня горды и смелы.

В эти дни не пристало нам хмуриться.
Но пришедший со службы сосед
Сообщил о Высоцком на улице
Пацанам — что его больше нет:
"Это тот, с переулка Каретного,
Что "охота!" с надрывом кричал".
И из магнитофона кассетного
Снова голос его зазвучал...

Мы сидели на лавке за столиком,
Не понять до конца, не суметь
Дошколятам, салагам и школьникам,
Что наделала глупая смерть.

"Говорят, он не старше Антонова...
Голос сильный и тексты подстать...
А Серёга с проспекта Будённого
Может запись с концерта достать...".

Нынче рэп тарахтит из динамиков -
Пусть отсохнет язык у того,
Кто, ему вторя голосом пьяненьким,
В коридоре включает его.
Англицизмов и нижегородского
Смесь тиранит, бывает, наш дух...

А вчера вспоминали Высоцкого,
Повторяя за автором вслух.

26.07.2024.
©Андрей Туманов

С Павелецого вокзала нынче в путь
В реставрированном кое-как вагоне
Еду в море остудить и окунуть
Буйну голову на черноморском лоне.

Припекает сверху солнце словно печь.
И земля там горяча, и вольный ветер.
Сможет здесь игрой волна тебя увлечь,
Но ловить не станет будто рыбу в сети.
Благосклонна к людям северных широт,
Если только не сердить её сверх меры.

А пока локомотива мерный ход
Нас уносит дальше к югу в дымке серой.

В коридоре через сумеречный фон
Разглядеть успеть пытаюсь лес спешащий.
Он торопится так, видно, испокон,
С той поры, как рельсы раскололи чащу.

И теперь бежит природа супротив
Дикой сталью дребезжащему прогрессу,
Глазу радоваться виду запретив -
За деревьев маршем не увидеть леса.

Говорят, что только море-океан
Человечьим боссам так и неподвластно.
Жизнь стучит по рельсам — не сорвать стоп-кран,
Потому что всё не зря и не напрасно...

Скоро ночь огни у чьих-то дальних крыш
Скроет как на окнах светомаскировка.
Говорят, она порхает словно мышь,
Что в полёте отличается сноровкой.

Позади остался старенький вокзал,
Полный умных сказок и нелепых былей.
Поезд рявкнет лязгом, мол, не всё сказал.
Ночь расправит перепончатые крылья.

25.07.2024.
©Андрей Туманов

И вновь со мной мой сумеречный город,
Укутанный в зеленую листву.
Прохлада аппетит и даже голод
Мне перед возвращением в Москву
Приносит. И в привычном заведеньи,
Где сквозь стекло гляжу я на пути,
Маршруты, победив опять сомненье,
Есть или нет мне после девяти -
За ужином приходит ностальгия,
Хоть кухня здесь иная, чем была
В том прошлом, где вчерашняя стихия
Гнала года в упряжке как могла.

Стихия-юность и стихия-время.
Одной — суждён короткий бурный век.
Вторая молча властвует над всеми,
Хоть царь ты, хоть обычный человек.

И мысли обречённые под вечер
Смягчаются июлем и теплом.
Так лето нас от мнительности лечит,
Что за зиму как снега намело.

От мыслей нам избавиться неймётся,
Остановив их суетливый бег.
А время снова тихо улыбнётся,
Напомнив: "Ты всего лишь человек¹".

¹ Отсылка к легенде, согласно которой царь Македонии Филипп II, одержав победу при Херонее над афинянами, чтобы бороться с тщеславием, приказал своему слуге каждое утро говорить ему: «Царь, ты — человек».

24.07.2024. Зеленоград.
©Андрей Туманов

Ироничное

Ещё раз о детях 90-х...)

А лето может оказаться просто сном
Среди суровой, в общем, жизненной погоды,
Где люди лечатся от старости вином,
Любимым снадобьем из средств такого рода.

Чем старше — тем у нас всё более причин
Отсрочить цепь надежд разбитых и деменций.
И рано ль, поздно ли — конец всегда один,
За исключением изгоя-отщепенца.

Пусть тот за чаем над книжонками корпит,
Выходит утром к турнику пустой площадки.
Наверно ночью этот малый крепко спит.
Умолкла совесть, значит, точно — взятки гладки.

Вот то ли дело мы — всегда в кольце тревог,
За дело правое, игнор дорожных правил
Терпящих гайцев произвол (какой в них прок),
И кто сей свод и для кого его составил?

А мы закусим шаурмой и лавашом,
В аванс усядемся за столик у шашлычки.
А проще наш совет собрать за гаражом,
И если будет кворум — резать по привычке
Всю правду-матку и отстаивать права
(а правы мы во всём, не заслужив плохого).
И сыпят рты давно знакомые слова,
Но повторяющиеся как мантры снова.

В литературной теме мы уйдём в отрыв
(А школота совсем не знает о писаках)
Писал, вон, Сэлинджер про рожь... и про обрыв.
Герой Тургенева — топил, злодей, собаку.

А Чехов написал про сад и старый дом,
А Тютчев — про любовь к природе и отчизне...

И может лето оказаться просто сном.
Но дай нам, Бог, чтоб оставалось частью жизни.

21.07.2024.
©Андрей Туманов

Рельсы упрямо стремятся к востоку,
Чтобы южней протянуться потом.
Еду домой, возвращаясь к истокам,
Тягой к уюту я нынче ведом.

В тесном вагоне прохладою тянет,
А за окном травяные ковры.
Бойкий июль ни схитрит, не обманет.
Лето убавило градус жары.

Перемолов, не спеша, половину
Летних безудержных радостных дней,
Рвутся на юг пассажиры лавиной,
Место и я забронировал в ней.

Всех всполошит задремавших под вечер
Визгом противным экспресса свисток.
Пусть мимо мчит, я ему не отвечу.
Скорый — на юг, мне на юго-восток.

20.07.2024. Поварово-Крюково.
©Андрей Туманов