Сообщения и комментарии посетителя
Распределение сообщений по форумам
Количество собщений на форумах по годам
Сообщения посетителя Вихрь на форуме (всего: 523 шт.)
Сортировка: по датепо форумампо темам
Другая литература > Любимая поэзия > к сообщению |
![]() Сергей Марков СЕКСОТКА Через реку на чёрной лодке, С подложным паспортом в подмётке Я плыл в Россию как домой. Всю жизнь не подводила водка, Глотал её, как соль селёдка, А вот прекрасная сексотка Меня сосватала с тюрьмой. Даю вам в этом, судьи, слово – Бродил от Данцига до Львова, Но не встречал такой красы. Увидел раз и встретил снова, Не бровь, а чёрная подкова, Под красной шалью две косы. По тёмным улицам ходили, Сидели в тихом «Пикадилли» – Трещал мерцающий экран. На нём в столбах высокой пыли Бандит летел в автомобиле, Над ним кружил аэроплан. Прошла счастливая неделя, И в тёмной комнате отеля Мы целовались неспроста. Себя ругал я: пустомеля, Не видел этакого зелья, Ведь похоронят без креста. Она шептала мне: «Доверься. Люблю до гроба». Без затей Я выдал планы всех диверсий И дислокацию частей. Наутро окна стали мглисты, И осторожные чекисты Отмычкой открывали дверь, Потом, нажав на все регистры, Вошли, учтивы и речисты, Что делать, думаю, теперь? Один спросил, садяся рядом: «Не вы ль с карательным отрядом Пришли однажды на Мезень? И там, командуя парадом, С английским капитаном рядом Пугали город целый день? Но чур не врать! Нажмём на кнопку, Кто брал под Оренбургом сопку И был представлен Колчаку, Кто динамит подсунул в топку, Кто бомбу бросил в Центропробку И скрылся с пулею в боку? Теперь пойдёмте с нами бриться, Вас ждёт прекрасная светлица С прекрасным видом из окна, Натёрта воском половица, Ты не устанешь нахвалиться: Везде покой и тишина». Она, наверно, хохотала, А в коридорах трибунала, Где с вечера ходил народ, Старуха квасом торговала... Гремел о кознях капитала Судья, меня вгоняя в пот. И прокурор встаёт – высокий, В чернилах вымазаны щёки, Лицо, как синяя печать. И, открывая рот широкий, Цедит оборванные строки И заключает: «Расстрелять!» А в зале – крашеные губы, Ячменной гущей пахнут шубы, Наперевес тяжёлый штык. Сейчас невольно стиснешь зубы, Считая вёрсты, дни и трупы, Тяжёлый подавляя крик. Мгновенье классового гнева Пришло... Равнение налево! Не спотыкаться, милый друг, Зерном могильного посева, Свинцом последнего напева Отмечен тягостный испуг. А вы, противники, хотя бы Уведомили наши штабы, Что я покинул этот свет, Попавшись глупо из-за бабы, И хоть и все мы в этом слабы, Солдатской чести в этом нет. 1931 г. |
Другая литература > Любимая поэзия > к сообщению |
![]() Николай Тряпкин САВЕЛИЙ ПИЖЕМСКИЙ «Эй вы, у-лоч-ки, Переу-лоч-ки...» Что за хрен такой на прогулочке? Полупьяная бестия, в дым борода, Заводила, чудила, шалява. Матюгами швыряет туда и сюда. Ой ты, Савва! Не по всей ли Печоре проносится слава, Забубенная слава твоя? Ты с чего же опять расходился, шалява? Вся деревня от страха – под крышкой «Устава». Мать моя! Тот «Устав», знаешь сам, – не колхозный, Староверческий, очень грозный. Тот «Устав» сотворил сам отец Аввакум Во спасение древлего нрава. Ой ты, чёртова дылда! Умерь же свой шум, Прекрати свой охальный шурум да бурум. Что ты, Савва! «Эй вы, у-лоч-ки, Переу-лоч-ки! Что у господа Христа В карау-лоч-ке? У него графин мадеры И закуска из лося. Заходите, староверы, Приложи-те-ся». А кругом – только чёрные, скитские ели, Только ели, куда ни качнись. Сколько раз у дворов бушевал ты, Савелий, – А тебе, лешаку, попадись! Ты всю Пижму колеблешь во гневе и громе: «О, лукавое племя святош! За молитвою – снох перелапят в соломе, За свечою – убьют ни за грош». Ты и сам за «Четьями» гундосил когда-то И «Уставом» хранил старину. Но однажды, застав на постели у брата, Зарубил староверку-жену. И пошёл ты, изгой, по местам пересыльным, И прошёл через пять лагерей. ……………………………………………. Дует ветер над Пижмой – косматый и сильный – От больших ледовитых морей. За таёжные гривы, за дальние сплавы – Самолёты да крик воронья... Ты с чего же опять расходился, шалява, Громыхаешь, как с неба Илья? «Эй вы, ироды, изуверы, Всерасейские староверы! Покидайте, шельмы, квартеры. Что засели по избам, как в дуплах сычи? Подавайте от Божьего рая ключи! Сволочи! Иудины дети! Провоняли от рыбьей свечи, В депутатах сидят в сельсовете». И в матёрый кулак засвистит старичина У иного окна. Впрочем, есть и на это сегодня причина: Убежала вторая его половина, А вернее – уж третья жена. Заведётся ж такое на фронте семейном! Только б жить человеку да петь, А приходится так, что в пылу нешутейном Изломаешь и печку и клеть. И запил старикан – без конца и без меры, И пошёл на дыбах – медведём. А виновники кто? Да опять староверы: Запугали бабёнку враньём. И грохочет Савелий: «Хамьё! Фарисеи! Изуиты! Кобылий навоз! За кутьёй поминают царя Алексея, А на Господа Бога – донос». И затянет псалом о местах пересыльных, О решётках пяти лагерей... Дует ветер над Пижмой – косматый и сильный От больших ледовитых морей. А кругом – только чёрные скитские ели, Только ели, куда ни качнись... Самолёты летят. И в таёжные прели Молодые стрелки подались. ……………………………… «Эй вы, у-лоч-ки, Пере-у-лоч-ки! Что у господа Христа В карау-лоч-ке? У него графин мадеры И закуска из лося. Заходите, староверы, Приложи-те-ся!» 1966 г. |
Другая литература > Любимая поэзия > к сообщению |
![]() Николай Тряпкин МОРЕ Белая отмель. И камни. И шелест прилива. Море в полуденном сне с пароходом далёким. Крикнешь в пространство. Замрёшь. Никакого отзыва. Сладко, о море, побыть на земле одиноким. Где-то гагара кричит над пустынею водной. Редкие сосны прозрачны под северным светом. Или ты снова пришёл – молодой и безродный – К тундрам и скалам чужим, к неизвестным заветам? Что там за тундрой? Леса в синеве бесконечной. С берега чайки летят на речные излуки. Снова я – древний Охотник с колчаном заплечным, Зной комариный в ушах – как звенящие луки. Что там за морем? Лежат снеговые туманы. Грезят метели под пологом Звёздного Чума. Мир вам, земля, и вода, и полночные страны, Вечно сверкающий кряж Ледяного Угрюма! Сколько веков я к порогу земли прорубался! Застили свет мне лесные дремучие стены. Двери открылись. И путь прямо к звёздам начался. Дайте ж побыть на последней черте Ойкумены! Мир вам, и солнце, и скалы, и птичьи гнездовья, Запахов крепкая соль, как в начале творенья! Всё впереди! А пока лишь – тепло да здоровье, Чайки, да солнце, да я, да морское свеченье. Белая отмель. И камни. И шелест прилива. Море в полуденном сне с пароходом далёким. Крикнешь в пространство. Замрёшь. Никакого отзыва. Сладко, о море, побыть на земле одиноким. 1961 г. |
Другая литература > Любимая поэзия > к сообщению |
![]() Фёдор Тютчев Там, где горы, убегая, В светлой тянутся дали, Пресловутого Дуная Льются вечные струи… Там-то, бают, в стары годы, По лазуревым ночам, Фей вилися хороводы Под водой и по водам; Месяц слушал, волны пели, И, навесясь с гор крутых, Замки рыцарей глядели С сладким ужасом на них. И лучами неземными, Заключён и одинок, Перемигивался с ними С древней башни огонёк. Звёзды с неба им внимали, Проходя за строем строй, И беседу продолжали Тихомолком меж собой. В панцирь дедовский закован, Воин-сторож на стене Слышал, тайно очарован, Дальний гул, как бы во сне. Чуть дремотой забывался, Гул яснел и грохотал… Он с молитвой просыпался И дозор свой продолжал. Всё прошло, всё взяли годы — Поддался и ты судьбе, О Дунай, и пароходы Нынче рыщут по тебе. 1837 г. |
Другая литература > Любимая поэзия > к сообщению |
![]() Николай Тряпкин ИСЦЕЛЕНИЕ МУРОМЦА Ах ты горькая доля, зловредный удел, Избяная колода! Тридцать лет я, ребята, без сил просидел Да ещё вот три года. За мою ли вину, за чужие ль грехи Приключилось такое? Не могу раздавить ни клопа, ни блохи Ни рукой, ни ногою. Допивайте же всё, что на этом столе, Гусляры-скоморохи! В Карачарове нашем, в дородном селе, Угощенья неплохи. Да ударьте ещё по своим по струнам, Чтобы крепче задело! Разбегается жар по моим по кровям, Оживает всё тело. Посмотрите, как землю весенним теплом Распекло, разморило. Это машет в полях огневым помелом Животворец Ярило. Посмотрите, как сыплют зерно мужички В золотое лукошко. Что же мне-то всё слушать, как свирчут сверчки, Да глядеть из окошка? Исходили вы тыщи привольных путей По Руси и по Чуди. Мне бы чуточку пыли от ваших лаптей, Разлюбезные люди. Что же! Дуньте, посыпьте мой чёрный кусок При напутственном слове, Чтобы сила пошла, как весенний поток, По Илюхиной крови. Да ударьте, ребята, ещё по струнам – Это верное дело. Разбегается жар по рукам, по ногам. Оживает всё тело. И махну же я, братцы, на добром коне Через гривы курганов! И помну я врагов по родной стороне, Как печных тараканов! 1958 г. |
Другая литература > Любимая поэзия > к сообщению |
![]() Валерий Брюсов Валерий Брюсов ПРИ ЭЛЕКТРИЧЕСТВЕ Я мальчиком мечтал, читая Жюля Верна, Что тени вымысла плоть обретут для нас, Что поплывёт судно, громадней «Грет-Истерна», Что полюс покорит упрямый Гаттерас, Что новых ламп лучи осветят тьму ночную, Что по полям пойдёт, влекомый паром, Слон, Что «Наутилус» нырнёт свободно в глубь морскую, Что капитан Робюр прорежет небосклон. Свершились все мечты, что были так далёки. Победный ум прошел за годы сотни миль; При электричестве пишу я эти строки, И у ворот, гудя, стоит автомобиль; На полюсах взвились звездистые знамёна; Семья «Титаников» колеблет океан; Подводные суда его взрезают лоно, И в синеву, треща, взлетел аэроплан. Но есть ещё мечта, чудесней и заветней; Я снова предан ей, как в юные года: Там, далеко от нас, в лазури ночи летней, Сверкает и зовёт багряная звезда. Томят мою мечту заветные каналы, О существах иных твердят безвольно сны... Марс, давний, старый друг! наш брат! двойник наш алый! Ужели мы с тобой вовек разлучены! Не верю! Не хочу здесь, на зелёном лоне, Как узник, взор смежить! Я жду, что сквозь эфир, В свободной пустоте, помчит прибор Маркони Приветствия земли в родной и чуждый мир; Я жду, что, наконец, увижу шар блестящий, Как точка малая, затерянный в огнях, Путём намеченным к иной земле летящий, Чтоб братство воссоздать в разрозненных мирах. 1912 г. |
Другая литература > Любимая поэзия > к сообщению |
![]() Иван Крылов ЛЕВ И БАРС Когда-то, в старину, Лев с Барсом вёл предолгую войну За спорные леса, за дебри, за вертепы. Судиться по правам — не тот у них был нрав; Да сильные ж в правах бывают часто слепы. У них на это свой устав: Кто одолеет, тот и прав. Однако, наконец, не вечно ж драться — И когти притупятся: Герои по правам решились разобраться; Намерились дела военны прекратить, Окончить все раздоры, Потом, как водится, мир вечный заключить До первой ссоры. «Назначим же скорей Мы от себя секретарей», Льву предлагает Барс: «и как их ум рассудит, Пусть так и будет. Я, например, к тому определю Кота: Зверёк хоть неказист, да совесть в нём чиста; А ты Осла назначь: он знатного же чина, И, к слову молвить здесь, Куда он у тебя завидная скотина! Поверь, как другу, мне: совет и двор твой весь Его копытца вряд ли стоят. Положимся ж на том, На чём С моим Котишком он устроит». И Лев мысль Барса утвердил Без спору; Но только не Осла, Лисицу нарядил Он от себя для этого разбору, Примолвя про себя (как видно, знал он свет): «Кого нам хвалит враг, в том, верно, проку нет». 1815 г. |
Другая литература > Любимая поэзия > к сообщению |
![]() Николай Берг БЕНЕШ ГЕРМАНЫЧ (Из «Краледворской рукописи») Гой ты, солнце наше красно! Что с лазоревых высот Нынче так печально светишь Ты на бедный наш народ? Где наш князь? Где люд военный? К Отту, к Отту все ушли... Кто ж прогонит вражью силу Из отеческой земли? Идут Немцы длинным строем — То Саксонов злая рать; От вершин Згорельских древних Идут край наш воевать. Злато-серебро сбирайте, Будьте щедры и добры: Скоро жечь придут злодеи Наши хаты и дворы. Всё пожгли враги, побрали Злато-серебро из хат И стада угнали наши; К Троскам далее спешат. Не тужите, добры люди: Встанет травушка в полях, Что Саксоны притоптали, Проскакавши на конях. Убирайте же венками Избавителю чело! Зелень выросла на нивах, Всё по-старому пошло. Скоро минет наше горе: Бенеш Германыч идёт, Биться на смерть с сопостатом Призывает свой народ. Вот собрались наши люди Под Скалой в лесу густом И пошли на бой кровавый Кто с булатом, кто с цепом. «Бенеш, Бенеш перед нами!» Все бегут во след ему. «Горе Немцам! — Бенеш крикнул. – Нет пощады никому!» Закипели гневом лютым В битве обе стороны; Взволновалися утробы; Очи злобой зажжены. Набежали друг на друга И давай колоть и сечь: Колом кол тяжёлый встречен, Зацепился меч за меч! Страшно рать на рать валила, Словно лес пошёл на лес; От мечей летели искры, Будто молния с небес. Нивы стоном застонали; Всполошило всех зверей; Всполошило вольных пташек Средь лесов и средь полей. До вершины ажно третьей Слышно было жаркий спор; Копья с саблями трещали, Словно падал ветхий бор. Так стояли оба войска, Севши крепко на пяту — И пришло от лютой битвы Тем и тем невмоготу. В гору Германыч ударил; Что махнёт мечом своим — Целой улицей ложится Вражья сила перед ним. И направо, и налево Так и стелет он народ; Поднялся — и сопостата Сверху камнями он бьёт. На широкий дол сбежали Мы опять с холмов крутых; Завопили Немцы, дрогнув: Мы пошли — и смяли их! 1846 г. |
Другая литература > Любимая поэзия > к сообщению |
![]() Валерий Брюсов БАЛЬДЕРУ ЛОКИ Светлый Бальдер! мне навстречу Ты, как солнце, взносишь лик. Чем лучам твоим отвечу? Опалённый, я поник. Я взбегу к снегам, на кручи: Ты смеёшься с высоты! Я взнесусь багряной тучей: Как звезда сияешь ты! Припаду на тайном ложе К алой ласковости губ: Ты метнёшь стрелу, — и что же! Я, дрожа, сжимаю труп. Но мне явлен Нертой мудрой Призрак будущих времён. На тебя, о златокудрый, Лук волшебный наведён. В час веселья, в ясном поле Я слепцу вручу стрелу, — Вскрикнешь ты от жгучей боли, Вдруг повергнутый во мглу! И когда за тёмной Гелой Ты сойдёшь к зловещим снам, — Я предам, со смехом, тело Всем распятьям! всем цепям! Пусть в пещере яд змеиный Жжёт лицо мне, — я в бреду Буду петь с моей Сигиной: Бальдер! Бальдер! ты в аду! Не вотще вещали норны Мне таинственный обет. В пытках вспомнит дух упорный: Нет! не вечен в мире свет! День настанет: огнебоги Сломят мощь небесных сил, Рухнут Одина чертоги, Рухнет древний Игдразил. Выше радуги священной Встанет зарево огня, — Но последний царь вселенной, Сумрак! сумрак! — за меня. 1906 г. |
Другая литература > Любимая поэзия > к сообщению |
![]() Алексей Константинович Толстой Горними тихо летела душа небесами, Грустные долу она опускала ресницы; Слёзы, в пространство от них упадая звездами, Светлой и длинной вилися за ней вереницей. Встречные тихо её вопрошали светила: «Что ты грустна? и о чём эти слёзы во взоре?» Им отвечала она: «Я земли не забыла, Много оставила там я страданья и горя. Здесь я лишь ликам блаженства и радости внемлю. Праведных души не знают ни скорби, ни злобы — О, отпусти меня снова, создатель, на землю, Было б о ком пожалеть и утешить кого бы!» 1858 г. |
Другая литература > Любимая поэзия > к сообщению |
![]() Фёдор Тютчев Какое дикое ущелье! Ко мне навстречу ключ бежит — Он в дол спешит на новоселье… Я лезу вверх, где ель стоит. Вот взобрался я на вершину, Сижу здесь радостен и тих… Ты к людям, ключ, спешишь в долину — Попробуй, каково у них! |
Другая литература > Любимая поэзия > к сообщению |
![]() Иван Хемницер ВЕЛИКАН И КАРЛИКИ Купались карлики. К ним великан пришёл, Который тож хотел Купаться. Да видит, для него река В том месте, где они купаются, мелка. Их спрашивать и добиваться: Не знают ли, где глубина? «Поди туда, — ему сказали, — Вот там она». И место указали. Однако же река Для великана всё мелка, Чтобы купаться. Ещё у них он добиваться. «Ну, — говорят, — так там такая глубина, Что не найдёшь и дна! Мы через это место плыли». Но всё, где карлики и дна не находили, Вброд переходит великан. Иному и в делах лужайка — океан. 1774 г. |
Другая литература > Любимая поэзия > к сообщению |
![]() Пётр Вяземский МАСЛЕНИЦА НА ЧУЖОЙ СТОРОНЕ Здравствуй, в белом сарафане Из серебряной парчи! На тебе горят алмазы, Словно яркие лучи. Ты живительной улыбкой, Свежей прелестью лица Пробуждаешь к чувствам новым Усыплённые сердца. Здравствуй, русская молодка, Раскрасавица-душа, Белоснежная лебёдка, Здравствуй, матушка зима! Из-за льдистого Урала Как сюда ты невзначай, Как, родная, ты попала В бусурманский этот край? Здесь ты, сирая, не дома, Здесь тебе не по нутру; Нет приличного приёма, И народ не на юру. Чем твою мы милость встретим? Как задать здесь пир горой? Не суметь им, немцам этим, Поздороваться с тобой. Не напрасно дедов слово Затвердил народный ум: «Что для русского здорово, То для немца карачун!» Нам не страшен снег суровый, С снегом — батюшка-мороз, Наш природный, нагл дешёвый Пароход и паровоз. Ты у нас краса и слава, Наша сила и казна, Наша бодрая забава, Молодецкая зима! Скоро масленицы бойкой Закипит широкий пир, И блинами и настойкой Закутит крещёный мир. В честь тебе и ей Россия, Православных предков дочь, Строит горы ледяные И гуляет день и ночь. Игры, братские попойки, Настежь двери и сердца! Пышут бешеные тройки, Снег топоча у крыльца. Вот взвились и полетели, Что твой сокол в облаках! Красота ямской артели Вожжи ловко сжал в руках; В шапке, в синем полушубке Так и смотрит молодцом, Погоняет закадычных Свистом, ласковым словцом. Мать дородная в шубейке Важно в розвальнях сидит, Дочка рядом в душегрейке Словно маков цвет горит. Яркой пылью иней сыплет И одежду серебрит, А мороз, лаская, щиплет Нежный бархатец ланит. И белее и румяней Дева блещет красотой, Как алеет на поляне Снег под утренней зарёй. Мчатся вихрем, без помехи По полям и по рекам, Звонко щёлкают орехи На веселие зубкам. Пряник, мой однофамилец, Также тут не позабыт, А наш пенник, наш кормилец Сердце любо веселит. Разгулялись город, сёла, Загулялись стар и млад, — Всем зима родная гостья, Каждый масленице рад. Нет конца весёлым кликам, Песням, удали, пирам. Где тут немцам-горемыкам Вторить вам, богатырям? Сани здесь — подобной дряни Не видал я на веку; Стыдно сесть в чужие сани Коренному русаку. Нет, красавица, не место Здесь тебе, не обиход, Снег здесь — рыхленькое тесто, Вял мороз и вял народ. Чем почтят тебя, сударку? Разве кружкою пивной, Да копеечной сигаркой, Да копчёной колбасой. С пива только кровь густеет, Ум раскиснет и лицо; То ли дело, как прогреет Наше рьяное винцо! Как шепнёт оно в догадку Ретивому на ушко, — Не поёт, ей-ей, так сладко Хоть бы вдовушка Клико! Выпьет чарку-чародейку Забубённый наш земляк: Жизнь копейка! — Смерть-злодейку Он считает за пустяк. Немец к мудрецам причислен, Немец — дока для всего, Немец так глубокомыслен, Что провалишься в него. Но, по нашему покрою, Если немца взять врасплох, А особенно зимою, Немец — воля ваша! — плох. 20 февраля 1853. Дрезден. |
Другая литература > Любимая поэзия > к сообщению |
![]() Фёдор Тютчев Из чьей руки свинец смертельный Поэту сердце растерзал? Кто сей божественный фиал Разрушил, как сосуд скудельный? Будь прав или виновен он Пред нашей правдою земною, Навек он высшею рукою В «цареубийцы» заклеймён. Но ты, в безвременную тьму Вдруг поглощённая со света, Мир, мир тебе, о тень поэта, Мир светлый праху твоему!.. Назло людскому суесловью Велик и свят был жребий твой!.. Ты был богов орган живой, Но с кровью в жилах… знойной кровью. И сею кровью благородной Ты жажду чести утолил — И осенённый опочил Хоругвью горести народной. Вражду твою пусть Тот рассудит, Кто слышит пролитую кровь… Тебя ж, как первую любовь, России сердце не забудет!.. 1837 г. |
Другая литература > Любимая поэзия > к сообщению |
![]() Александр Пушкин КАВКАЗ Кавказ подо мною. Один в вышине Стою над снегами у края стремнины; Орёл, с отдалённой поднявшись вершины, Парит неподвижно со мной наравне. Отселе я вижу потоков рожденье И первое грозных обвалов движенье. Здесь тучи смиренно идут подо мной; Сквозь них, низвергаясь, шумят водопады; Под ними утёсов нагие громады; Там ниже мох тощий, кустарник сухой; А там уже рощи, зелёные сени, Где птицы щебечут, где скачут олени. А там уж и люди гнездятся в горах, И ползают овцы по злачным стремнинам, И пастырь нисходит к весёлым долинам, Где мчится Арагва в тенистых брегах, И нищий наездник таится в ущелье, Где Терек играет в свирепом веселье; Играет и воет, как зверь молодой, Завидевший пищу из клетки железной; И бьётся о берег в вражде бесполезной И лижет утёсы голодной волной… Вотще! нет ни пищи ему, ни отрады: Теснят его грозно немые громады. 1829 г. |
Другая литература > Любимая поэзия > к сообщению |
![]() Арсений Несмелов ПЯТЬ РУКОПОЖАТИЙ Ты пришёл ко мне проститься. Обнял. Заглянул в глаза, сказал: «Пора!» В наше время в возрасте подобном Ехали кадеты в юнкера. Но не в Константиновское, милый, Едешь ты. Великий океан Тысячами простирает мили До лесов Канады, до полян В тех лесах, до города большого, Где — окончен университет! — Потеряем мальчика родного В иностранце двадцати трёх лет. Кто осудит? Вологдам и Бийскам Верность сердца стоит ли хранить?.. Даже думать станешь по-английски, По-чужому плакать и любить. Мы — не то! Куда б не выгружала Буря волчью костромскую рать — Всё же нас и Дурову, пожалуй, В англичан не выдрессировать. Пять рукопожатий за неделю, Разлетится столько юных стай!.. …Мы — умрём, а молодняк поделят Франция, Америка, Китай. 1928 г. |
Другая литература > Любимая поэзия > к сообщению |
![]() Александр Пушкин ЦЫГАНЫ Над лесистыми брегами, В час вечерней тишины, Шум и песни под шатрами, И огни разложены. Здравствуй, счастливое племя! Узнаю твои костры; Я бы сам в иное время Провождал сии шатры. Завтра с первыми лучами Ваш исчезнет вольный след, Вы уйдёте — но за вами Не пойдёт уж ваш поэт. Он бродящие ночлеги И проказы старины Позабыл для сельской неги И домашней тишины. 1830 г. |
Другая литература > Любимая поэзия > к сообщению |
![]() Александр Пушкин НА ВЫЗДОРОВЛЕНИЕ ЛУКУЛЛА (Подражание латинскому) Ты угасал, богач младой! Ты слышал плач друзей печальных. Уж смерть являлась за тобой В дверях сеней твоих хрустальных. Она, как втёршийся с утра Заимодавец терпеливый, Торча в передней молчаливой, Не трогалась с ковра. В померкшей комнате твоей Врачи угрюмые шептались. Твоих нахлебников, цирцей Смущеньем лица омрачались; Вздыхали верные рабы И за тебя богов молили, Не зная в страхе, что сулили Им тайные судьбы. А между тем наследник твой, Как ворон к мертвечине падкий, Бледнел и трясся над тобой, Знобим стяжанья лихорадкой. Уже скупой его сургуч Пятнал замки твоей конторы; И мнил загресть он злата горы В пыли бумажных куч. Он мнил: «Теперь уж у вельмож Не стану няньчить ребятишек; Я сам вельможа буду тож; В подвалах, благо, есть излишек. Теперь мне честность — трын-трава! Жену обсчитывать не буду, И воровать уже забуду Казённые дрова!» Но ты воскрес. Твои друзья, В ладони хлопая, ликуют; Рабы, как добрая семья, Друг друга в радости целуют; Бодрится врач, подняв очки; Гробовый мастер взоры клонит; А вместе с ним приказчик гонит Наследника в толчки. Так жизнь тебе возвращена Со всею прелестью своею; Смотри: бесценный дар она; Умей же пользоваться ею; Укрась её; года летят, Пора! Введи в свои чертоги Жену красавицу — и боги Ваш брак благословят. 1835 г. |
Другая литература > Любимая поэзия > к сообщению |
![]() Евгений Баратынский Слыхал я, добрые друзья, Что наши прадеды в печали Бывало беса призывали: Им подражаю в этом я. Но не пугайтесь: подружился Я не с проклятым сатаной, Кому душою поклонился За деньги старый Громобой; Узнайте: ласковый бесёнок Меня младенцем навещал И колыбель мою качал Под шопот лёгких побасёнок. С тех пор я вышел из пелёнок, Между мужами возмужал, Но для него ещё ребёнок. Случится ль горе иль беда, Иль безотчётно иногда Сгрустнётся мне в моей конурке, — Махну рукой: по старине На сером волке, сивке-бурке Он мигом явится ко мне. Больному духу здравьем свистнет, Бобами думу разведёт, Живой водой веселье вспрыснет, А горе мёртвою зальёт. Когда, в задумчивом совете С самим собой, из-за угла Гляжу на свет, и видя в свете Свободу глупости и зла, Добра и разума прижимку, Насильем сверженный закон, Я слабым сердцем возмущён; Проворно шапку-невидимку На шар земной набросит он; Или, в мгновение зеницы, Чудесный коврик-самолёт Он подо мною развернёт И коврик тот в сады жар-птицы, В чертоги дивной царь-девицы Меня по воздуху несёт. Прощай, владенье грустной были, Меня смущавшее досель: Я от твоей бездушной пыли Уже за тридевять земель. 1828 г. |
Другая литература > Любимая поэзия > к сообщению |
![]() Лев Мей ХОЗЯИН В низенькой светёлке, с створчатым окном Светится лампадка в сумраке ночном: Слабый огонёчек то совсем замрёт, То дрожащим светом стены обольёт. Новая светёлка чисто прибрана: В темноте белеет занавес окна; Пол отструган гладко; ровен потолок; Печка развальная стала в уголок. По стенам — укладки с дедовским добром, Узкая скамейка, крытая ковром, Крашеные пяльцы с стулом раздвижным И кровать резная с пологом цветным. На кровати крепко спит седой старик: Видно, пересыпал хмелем пуховик! Крепко спит — не слышит хмельный старина, Что во сне лепечет под ухом жена. Душно ей, неловко возле старика; Свесилась с кровати полная рука; Губы раскраснелись, словно корольки; Кинули ресницы тень на пол-щеки; Одеяло сбито, свёрнуто в комок; С головы скатился шёлковый платок; На груди сорочка ходит ходенём, И коса сползает-по плечу ужом. А за печкой кто-то нехотя ворчит: Знать, другой хозяин по ночам не спит! На мужа с женою смотрит домовой И качает тихо дряхлой головой: «Сладко им соснулось: полночь на дворе... Жучка призатихла в тёплой конуре; Обошёл обычным я дозором дом — Весело хозяить в домике таком! Погреба набиты, закрома полны, И на сеновале сена с три копны; От конюшни кучки снега отгребёшь, Корму дашь лошадкам, гривы заплетёшь, Сходишь в кладовые, отомкнёшь замки — Клади дорогие ломят сундуки. Всё бы было ладно, всё мне по нутру... Только вот хозяйка нам не ко двору: Больно черноброва, больно молода, — На сердце тревога, в голове — беда! Кровь-то говорлива, грудь-то высока... Мигом одурачит мужа-старика... Знать, и домовому не сплести порой Бороду седую с чёрною косой. При людях смеётся, а — глядишь — тайком Плачет да вздыхает — знаю я по ком! Погоди ж, я с нею шуточку сшучу И от чёрной думы разом отучу: Только обоймётся с грёзой горячо — Я тотчас голубке лапу на плечо, За косу поймаю, сдёрну простыню — Волей аль неволей грёзу отгоню... Этим не проймётся — пропадай она, Баба-перемётка, мужняя жена! Всей косматой грудью лягу ей на грудь И не дам ни разу наливной вздохнуть, Защемлю ей сердце в крепкие тиски: Скажут, что зачахла с горя да с тоски». 14 февраля 1849 г. |
Другая литература > Любимая поэзия > к сообщению |
![]() Фёдор Тютчев ЦИЦЕРОН Оратор римский говорил Средь бурь гражданских и тревоги: «Я поздно встал — и на дороге Застигнут ночью Рима был!» Так!.. Но, прощаясь с римской славой, С Капитолийской высоты Во всём величье видел ты Закат звезды её кровавый!.. Счастлив, кто посетил сей мир В его минуты роковые! Его призвали всеблагие Как собеседника на пир. Он их высоких зрелищ зритель, Он в их совет допущен был — И заживо, как небожитель, Из чаши их бессмертье пил! |
Другая литература > Любимая поэзия > к сообщению |
![]() Сергей Марков МАРИНА Пыльный шум толпится у порога... Узкая Виндавская дорога, Однопутье, ветер да тоска... И вокзал в затейливых причудах – Здесь весь день топорщатся на блюдах Жабры разварного судака. Для тебя ни солнца, ни ночлега, Близок путь последнего побега, Твой царевич уведён в подвал, Свет луны и длителен и зыбок, В показаньях множество ошибок, Расписался сам, что прочитал. Паровоза огненная вьюга, И в разливах тушинского луга Вспоминай прочитанную быль – Здесь игра большая в чёт и нечет, Волк в лесу, а в небе ясный кречет, А в полях ревёт автомобиль. Обжигай крапивою колена, Уходи из вражеского плена По кустам береговой тропы! За Филями на манёврах танки, У тебя ж, залётной самозванки, Прапоры да беглые попы. Да старинный крест в заречной хате... А сама служила в Главканате По отделу экспорта пеньки. Из отчётов спешных заготовок Убедилась в прочности верёвок, Сосчитала пушки и штыки... Посмотри, прислушайся, Марина, Как шумит дежурная дрезина, Шелестят железные мосты, Как стрелки берут на изготовку, Кто клинок, кто жёлтую винтовку, Как цветут и шевелятся рты. И стрелки в своём великом праве Налетят, затравят на облаве, Не спастись ни в роще, ни в реке. А на трупе – родинки и метки, Чёткий шифр из польской контрразведки, Что запрятан в левом каблуке... 1929 г. |
Другая литература > Любимая поэзия > к сообщению |
![]() Николай Тряпкин СТИХИ О ГРИШКЕ ОТРЕПЬЕВЕ Для меня ты, брат, совсем не книга. И тебя я вспомнил неспроста. Рыжий плут, заносчивый расстрига И в царях – святая простота. Мы с тобой – одна посконь-рубаха Расскажи вот так, без дураков: Сколько весит шапка Мономаха И во сколько сечен ты кнутов?.. За цветными окнами столетий, Что там, где – пойми издалека! Да и нынче – столько вас на свете Поджидает царского пайка! Забывают – кто отец, кто мама. И не лучше сеять, чем хватать? А ведь ты бы, Гриша, скажем прямо, Мог бы просто песенки играть. И ходил бы с клюквой на базаре Да из лыка плёл бы лапотки. А тебя вот псивые бояре Изрубили прямо на куски. Только всё ж – за дымкой-невидимкой Ты уж тем хорош, приятель мой, Что из всех, пожалуй, проходимцев Ты, ей-ей, не самый продувной. Изрубили всё же и спалили, Заложили в пушку – и каюк. А иным бродягам всё простили, Даже тьму придумали заслуг. И гремит веками литургия – Со святыми, дескать, упокой. А тебя и нынче вот, как змия, Проклинают дьяки за разбой. Только знаю – парень ты без страха. И давай – скажи без дураков: Сколько весит шапка Мономаха И во сколько сечен ты кнутов?.. 1966 г. |
Другая литература > Любимая поэзия > к сообщению |
![]() Александр Пушкин Перед гробницею святой Стою с поникшею главой… Всё спит кругом; одни лампады Во мраке храма золотят Столпов гранитные громады И их знамён нависший ряд. Под ними спит сей властелин, Сей идол северных дружин, Маститый страж страны державной, Смиритель всех её врагов, Сей остальной из стаи славной Екатерининских орлов. В твоём гробу восторг живёт! Он русский глас нам издаёт; Он нам твердит о той године, Когда народной веры глас Воззвал к святой твоей седине: «Иди, спасай!» Ты встал — и спас… Внемли ж и днесь наш верный глас, Встань и спасай царя и нас, О старец грозный! На мгновенье Явись у двери гробовой, Явись, вдохни восторг и рвенье Полкам, оставленным тобой! Явись и дланию своей Нам укажи в толпе вождей, Кто твой наследник, твой избранный! Но храм — в молчанье погружён, И тих твоей могилы бранной Невозмутимый, вечный сон… 1831 г. |
Другая литература > Любимая поэзия > к сообщению |
![]() Алексей Кольцов БЕГСТВО Уж как гляну я на поле — Поле чистое дрогнёт, Нагустит свои туманы, В них оденется на ночь. Я из поля в лес дремучий: Леший по лесу шумит; Про любовь свою к русалке С быстрой речкой говорит. Крикну лесу, топну в берег — Леший за гору уйдёт; С тихим трепетом русалка В берегах своих уснёт. Я чрез реку, огородом, Всю слободку обойду, С тёмной полночью глухою К дому барскому приду. Свистну… в тереме высоком Вмиг растворится окно; Под окном душа-девица Дожидается давно. «Скучно в тереме весною Одинокой горевать; То ли дело на просторе Друга к сердцу прижимать!» Поднимайся, туча-буря С полуночною грозой! Зашатайся, лес дремучий, Страшным голосом завой — Чтоб погони злой боярин Вслед за нами не послал; Чтоб я с милою до света На Украйну прискакал. Там всего у нас довольно; Есть где будет отдохнуть. От боярина сокроют, Хату славную дадут. Будем жить с тобой по-пански… Эти люди — нам друзья; Что душе твоей угодно, Всё добуду с ними я! Будут платья дорогие, Ожерелья с жемчугом! Наряжайся, одевайся Хоть парчою с серебром! 31 декабря 1838 г. |
Другая литература > Любимая поэзия > к сообщению |
![]() Николай Тряпкин И этот сон истёк над Русью! И эта муть сошла на нет! И лишь у глаз – морщинка грусти От злого хмеля стольких лет. Да в чьих-нибудь костях – ломота От стуж великой Колымы. Да эта страшная забота За наши песни и умы. И где он – тот, чей край шинели Мы целовали, преклонясь? Пошла в назём кремлёвским елям Его развенчанная власть. Что мог бы он теперь ответить? Как посмотрел бы нам в глаза? Или опять мы – только дети, Не раскусившие аза? Пускай мы пели и кадили И так мечтали жизнь прожить. Но вы-то как – что нас учили И петь, и славить, и кадить? Мы не обидим вас упрёком, И так вам солоно пока: Ученики от тех уроков Едва созрели к сорока. Мы только будем чуть добрее И дальновидней, может быть, Чтобы под своды Мавзолея Гробов обидных не вносить, Чтоб стало загодя понятно – Кому, за что, какая часть, – И не вытаскивать обратно, И людям в притчу не попасть... Но всё проходит. И над Русью За светом новый вспыхнет свет... И только вот – морщинка грусти От злого хмеля стольких лет! 1962 г. |
Другая литература > Любимая поэзия > к сообщению |
![]() Михаил Лермонтов ДВА ВЕЛИКАНА В шапке золота литого Старый русский великан Поджидал к себе другого Из далёких чуждых стран. За горами, за долами Уж гремел об нём рассказ, И померяться главами Захотелось им хоть раз. И пришёл с грозой военной Трёхнедельный удалец — И рукою дерзновенной Хвать за вражеский венец. Но улыбкой роковою Русский витязь отвечал; Посмотрел — тряхнул главою... Ахнул дерзкий — и упал! Но упал он в дальнем море На неведомый гранит, Там, где буря на просторе Над пучиною шумит. 1832 г. |
Другая литература > Любимая поэзия > к сообщению |
![]() Фёдор Тютчев Как дочь родную на закланье Агамемнон богам принёс, Прося попутных бурь дыханья У негодующих небёс, — Так мы над горестной Варшавой Удар свершили роковой, Да купим сей ценой кровавой России целость и покой! Но прочь от нас венец бесславья, Сплетённый рабскою рукой! Не за коран самодержавья Кровь русская лилась рекой! Нет! нас одушевляло в бое Не чревобесие меча, Не зверство янычар ручное И не покорность палача! Другая мысль, другая вера У русских билася в груди! Грозой спасительной примера Державы целость соблюсти, Славян родные поколенья Под знамя русское собрать И весть на подвиг просвещенья Единомысленных, как рать. Сие-то высшее сознанье Вело наш доблестный народ — Путей небесных оправданье Он смело на себя берёт. Он чует над своей главою Звезду в незримой высоте И неуклонно за звездою Спешит к таинственной мете! Ты ж, братскою стрелой пронзённый, Судеб свершая приговор, Ты пал, орёл одноплемённый, На очистительный костёр! Верь слову русского народа: Твой пепл мы свято сбережём, И наша общая свобода, Как феникс, зародится в нём. 1831 г. |
Другая литература > Любимая поэзия > к сообщению |
![]() Алексей Недогонов ДОЧЬ РУССКОГО ЭМИГРАНТА Три года она провела в партизанском отряде, в крестьянской одежде прошла по немецким тылам: пожары в Загребе, на тумбах листовки в Белграде… А мы в эти дни пробивались к Днепру по снегам. Рассказы юнакам читала она в лазарете о русском солдате - часами, часами подряд, - о сказке России, о самой чудесной на свете… А мы в эти дни по Болгарии шли на Белград. Её порицать и винить мы не смеем. В судьбу ли свою ей не верить, в судьбу, что лишь сказкой была?.. Она, в двадцать первом родившаяся в Стамбуле, живя в Югославии, русской мечтою жила. 1944 г. |
Другая литература > Любимая поэзия > к сообщению |
![]() Иван Крылов ВОЛК И ПАСТУХИ Волк, близко обходя пастуший двор И видя, сквозь забор, Что, выбрав лучшего себе барана в стаде, Спокойно Пастухи барашка потрошат, А псы смирнёхонько лежат, Сам молвил про себя, прочь уходя в досаде: «Какой бы шум вы все здесь подняли, друзья, Когда бы это сделал я!» |
Другая литература > Любимая поэзия > к сообщению |
![]() Александр Пушкин Похоронная песня Иакинфа Маглановича С Богом, в дальнюю дорогу! Путь найдёшь ты, слава Богу. Светит месяц; ночь ясна; Чарка выпита до дна. Пуля легче лихорадки; Волен умер ты, как жил. Враг твой мчался без оглядки; Но твой сын его убил. Вспоминай нас за могилой, Коль сойдётесь как-нибудь; От меня отцу, брат милый, Поклониться не забудь! Ты скажи ему, что рана У меня уж зажила; Я здоров, — и сына Яна Мне хозяйка родила. Деду в честь он назван Яном; Умный мальчик у меня; Уж владеет атаганом И стреляет из ружья. Дочь моя живёт в Лизгоре; С мужем ей не скучно там. Тварк ушёл давно уж в море; Жив иль нет, — узнаешь сам. С Богом, в дальнюю дорогу! Путь найдёшь ты, слава Богу. Светит месяц; ночь ясна; Чарка выпита до дна. 1835 г. |
Другая литература > Любимая поэзия > к сообщению |
![]() Иван Франко В ШИНКЕ Сидел в шинке и пил хмельную, А возле сердца что-то жгло... Припомнил он жену больную, Детей и счастье, что ушло. Да, был хозяином и он, Его любили все соседи. Ему — и ласка, и поклон, И слово доброе в беседе. А дальше... Дальше не хотел И вспоминать!.. Настало лихо... Зачем молчать он не умел, Не пожелал держаться тихо? Когда село обидел пан, Он поднял голос справедливый, — Он встал за правду, за крестьян, Хоть не его пропала нива. Но он не смог осилить зла, И, как ни бился, ни старался — Лишь разорился сам дотла, А правды — правды не дождался. Скотину, хату, поле, сад — Всё отсудили, всё забрали И в белый свет, в кромешный ад Со всей семьей его прогнали. Родные дети внаймах мрут, Горячка бьёт жену больную... А батька где?... — А батька тут, — Сидит в шинке и пьёт хмельную. Перевод с украинского – Михаил Исаковский. |
Другая литература > Любимая поэзия > к сообщению |
![]() Александр Пушкин Какая ночь! Мороз трескучий, На небе ни единой тучи; Как шитый полог, синий свод Пестреет частыми звездами. В домах всё темно. У ворот Затворы с тяжкими замками. Везде покоится народ; Утих и шум, и крик торговый; Лишь только лает страж дворовый Да цепью звонкою гремит. И вся Москва покойно спит, Забыв волнение боязни. А площадь в сумраке ночном Стоит, полна вчерашней казни. Мучений свежий след кругом: Где труп, разрубленный с размаха, Где столп, где вилы; там котлы. Остывшей полные смолы; Здесь опрокинутая плаха; Торчат железные зубцы, С костями груды пепла тлеют, На кольях, скорчась, мертвецы Оцепенелые чернеют… Недавно кровь со всех сторон Струею тощей снег багрила, И подымался томный стон, Но смерть коснулась к ним, как сон, Свою добычу захватила. Кто там? Чей конь во весь опор По грозной площади несется? Чей свист, чей громкий разговор Во мраке ночи раздается? Кто сей? — Кромешник удалой. Спешит, летит он на свиданье, В его груди кипит желанье. Он говорит: «Мой конь лихой, Мой верный конь! лети стрелой! Скорей, скорей!…» Но конь ретивый Вдруг размахнул плетеной гривой И стал. Во мгле между столпов На перекладине дубовой Качался труп. Ездок суровый Под ним промчаться был готов, Но борзый конь под плетью бьется, Храпит, и фыркает, и рвется Назад. «Куда? мой конь лихой! Чего боишься? Что с тобой? Не мы ли здесь вчера скакали, Не мы ли яростно топтали, Усердной местию горя, Лихих изменников царя? Не их ли кровию омыты Твои булатные копыты! Теперь ужель их не узнал? Мой борзый конь, мой конь удалый, Несись, лети!…» И конь усталый В столбы ...... проскакал. 1827 г. |
Другая литература > Любимая поэзия > к сообщению |
![]() Дмитрий Кедрин Старая Германия Где он теперь — этот домик ветхий. Красный шиповник на свежей ветке, Зяблик, поющий в плетёной клетке, И золотистые косы Гретхен? Пела гитара на старом Рейне, Бурши читали стихи в кофейне. Кутая горло платком пуховым, У клавикорда сидел Бетховен. Думал ли он, что под каждой крышей Немцами станут пугать детишек? 1941 г. |
Другие окололитературные темы > Серии книг по мифологии/фольклору > к сообщению |
![]() Абарат большое спасибо! Действительно, мотивы сказаний одинаковы: либо они исходят из одного истока, либо чуваши позаимствовали канву у русских. |
Другие окололитературные темы > Серии книг по мифологии/фольклору > к сообщению |
![]() Здравствуйте! В школе на одном из уроков нам рассказывали вот такую чувашскую сказку (воспроизвожу по памяти):
Случаем никто не знает – есть ли у других народов похожие сказания? |
Другая литература > Любимая поэзия > к сообщению |
![]() Александр Пушкин Из «Конрада Валленрода» Сто лет минуло, как тевтон В крови неверных окупался; Страной полночной правил он. Уже прусак в оковы вдался, Или сокрылся, и в Литву Понёс изгнанную главу. Между враждебными брегами Струился Немен; на одном Ещё над древними стенами Сияли башни, и кругом Шумели рощи вековые, Духов пристанища святые. Символ германца, на другом Крест веры, в небо возносящий Свои объятия грозящи, Казалось, свыше захватить Хотел всю область Палемона И племя чуждого закона К своей подошве привлачить. С медвежьей кожей на плечах, В косматой рысьей шапке, с пуком Калёных стрел и с верным луком, Литовцы юные, в толпах, Со стороны одной бродили И зорко недруга следили. С другой, покрытый шишаком, В броне закованный, верхом, На страже немец, за врагами Недвижно следуя глазами, Пищаль, с молитвой, заряжал. Всяк переправу охранял. Ток Немена гостеприимный, Свидетель их вражды взаимной, Стал прагом вечности для них; Сношений дружных глас утих, И всяк, переступивший воды, Лишён был жизни иль свободы. Лишь хмель литовских берегов, Немецкой тополью плененный, Через реку, меж тростников, Переправлялся дерзновенный, Брегов противных достигал И друга нежно обнимал. Лишь соловьи дубрав и гор По старине вражды не знали И в остров, общий с давних пор, Друг к другу в гости прилетали. 1828 г. |
Другая литература > Любимая поэзия > к сообщению |
![]() Геннадий Шпаликов Не верю ни в бога, ни в черта, Ни в благо, ни в сатану, А верю я безотчетно В нелепую эту страну. Она чем нелепей, тем ближе, Она — то ли совесть, то ль бред, Но вижу, я вижу, я вижу Как будто бы автопортрет. |
Другая литература > Любимая поэзия > к сообщению |
![]() Николай Тихонов Наш век пройдет. Откроются архивы, И всё, что было скрыто до сих пор, Все тайные истории извивы Покажут миру славу и позор. Богов иных тогда померкнут лики, И обнажится всякая беда, Но то, что было истинно великим, Останется великим навсегда. 1969 г. |
Другая литература > Любимая поэзия > к сообщению |
![]() Егор Нечаев (1859-1925) Море Необъятное буйное море, Ты загадка всегда предо мной. Что ты выразить хочешь собой В этом страшном неистовом споре С беспощадною бурею злой? И зачем эти волны седые Высоко так вздымаются в ряд, Точно всё уничтожить хотят, И, о скалы дробясь вековые, Оглушительно стонут, шумят, Будто ищут свободы и света, Рвутся к небу в простор голубой? Так, пылая любовью святой, Рвется скорбное сердце поэта Против зла и неправды людской... 1900 г. |
Другая литература > Любимая поэзия > к сообщению |
![]() Иван Крылов Крестьянин и Овца Крестьянин по́звал в суд Овцу; Он уголовное взвел на бедняжку дело; Судья — Лиса: оно в минуту закипело. Запрос ответчику, запрос истцу, Чтоб рассказать по пунктам и без крика: Ка́к было дело; в чем улика? Крестьянин говорит: «Такого-то числа, Поутру, у меня двух кур не досчитались: От них лишь косточки да перышки остались; А на дворе одна Овца была». Овца же говорит: она всю ночь спала, И всех соседей в том в свидетели звала, Что никогда за ней не знали никакого Ни воровства, Ни плутовства; А сверх того она совсем не ест мясного, И приговор Лисы вот, от слова до слова: «Не принимать никак резонов от Овцы: Понеже хоронить концы Все плуты, ведомо, искусны; По справке ж явствует, что в сказанную ночь — Овца от кур не отлучалась прочь, А куры очень вкусны, И случай был удобен ей; То я сужу, по совести моей: Нельзя, чтоб утерпела И кур она не съела; И вследствие того казнить Овцу, И мясо в суд отдать, а шкуру взять истцу». |
Другая литература > Любимая поэзия > к сообщению |
![]() Алексей Недогонов ПРОПАВШИЙ БЕЗ ВЕСТИ В далекой России, в деревне под самой Калугой (картина такая в его отразилась глазах), вдоль тына, тропинкой, слегка припорошенной вьюгой, из школы мальчишка в отцовских бежит сапогах. Он входит в избу. Раздевается. И деловито хлопочет в избе. А работушки — тьмущая-тьма! И все у него не забыто, сколочено, сбито: отца-то ведь нет. Без хозяина третья зима. Он трижды под вечер письмо начинает. И снова садится за стол, за который садился отец: все хочет ребенок порадовать папу родного, что он уже в доме помощником стал наконец. Кто радость ребенка, что так глубока и так свята, кто может понять ее - мальчика нежно обнять?.. Я в Сербии встретил в морщинах и шрамах солдата, который бы смог эту детскую радость понять. Он был молчалив. В нем тоска была жгучая скрыта по родимой семье, за которую он на войне ходил в штыковую с солдатами маршала Тито на зимних планинах в непокоренной стране. Он верил, что будет он с милою Родиной вместе, что он, агроном, неудачно начавший войну, - крестьянин Титов, калужанин, пропавший без вести, - вернется домой и обнимет детей и жену. 1944 г. |
Другая литература > Любимая поэзия > к сообщению |
![]() Михаил Херасков БОГАТСТВО Внемлите, нищи и убоги! Что музы мыслят и поют: Сребро и пышные чертоги Спокойства сердцу не дают. Весною во свирель играет В убогой хижине пастух; Богатый деньги собирает, Имея беспокойный дух. Богач, вкушая сладку пищу, От ней бывает отвращен; Вода и хлеб приятны нищу, Когда он ими насыщен. Когда ревут кипящи волны, Богач трепещет на земли, Что, может быть, сокровищ полны, Погибнут в море корабли. Убогий грусти не имеет, Коль нечего ему терять; На гром и непогоду смеет Бесстрашным оком он взирать. Не раз богатый жизнь теряет: Он злато выше жизни чтит; О нем всечасно умирает И хищника во смерти зрит. Хоть вещи все на свете тлеют, Но та отрада в жизни нам: О бедных бедные жалеют, Желают смерти богачам. Однако может ли на свете Прожить без денег человек? Не может, изреку в ответе, И тем-то наш и скучен век. |
Другая литература > Любимая поэзия > к сообщению |
![]() Валентин Берестов ВЕЛИКАН Я в детстве дружил с великаном. Нам весело было одним. Он брёл по лесам и полянам. Я мчался вприпрыжку за ним. А был он заправским мужчиной, С сознанием собственных сил, И ножик вертел перочинный, И длинные брюки носил. Ходили мы вместе всё лето. Никто меня тронуть не смел. А я великану за это Все песни отцовские спел. О мой благородный и гордый Заступник, гигант и герой! В то время ты кончил четвёртый, А я перешёл во второй. Сравняются ростом ребята И станут дружить наравне. Я вырос. Я кончил девятый, Когда ты погиб на войне. 1962 |
Другая литература > Любимая поэзия > к сообщению |
![]() Алексей Кольцов ЖИЗНЬ (дума) Умом легко нам свет обнять; В нем мыслью вольной мы летаем; Что не дано нам понимать – Мы все как будто понимаем. И резко судим обо всём, С веков покрова не снимая; Дошло, — что людям нипочем Сказать: вот тайна мировая! Как свет стоит, до этих пор Всего мы много пережили; Страстей мы видели напор; За царством царство схоронили. Живя, проникли глубоко В тайник природы чудотворной; Одни познанья взяли мы легко, Другие — силою упорной… Но всё ж успех наш не велик. Что до преданий? — мы не знаем. Вперед что будет — кто проник? Что мы теперь? — не разгадаем. Один лишь опыт говорит, Что прежде нас здесь люди жили, — И мы живём — и будут жить. Вот каковы все наши были! 1841 г. |
Другая литература > Любимая поэзия > к сообщению |
![]() ГАБДУЛЛА ТУКАЙ К ПТИЦАМ Я не трону вас, меня не пугайтесь, пичуги. Я лишь пение ваше послушать хочу на досуге. Всё, что Бог вам внушил, распевайте при мне без тревоги, Не ношу я ружья, не расставил силков на дороге. Пойте смело, спокойно, не трону я вас, не задену, Мне ли жизни на воле не знать настоящую цену? Так не бойтесь меня, я ловить вас не буду, постойте! Не шумя, не дыша, буду слушать вас… Пойте же, пойте! Перевод с татарского Р. Морана. |
Другая литература > Любимая поэзия > к сообщению |
![]() Леонид Корнилов ЗИМУЮЩИМ ПТИЦАМ Не по курсу рубля и цене, Не по нашим откормленным лицам, - А давайте судить о стране По голодным зимующим птицам. От мороза седой воробей, Как на паперти, делает стойку… И обидно за всех сизарей, Что кормушкой считают помойку. А синица — не та, что в руке, А – блокадница зимнего сада, Всё свистит на своём языке, Что награды особой не надо. Надо, чтобы открыли кулёк Да в кормушки сполна загрузили Всем зимующим птицам паёк, Как большим патриотам России. 14.01.16 г. |
Другая литература > Любимая поэзия > к сообщению |
![]() Шамиль Казиев ПЕТУХИ Колокольчики звонкие сёл – петухи, Ваш наряд золотисто-багров! Опереньем сверкая с плетня, со стрехи, Вы – рубины в оправах дворов… Хвост, как радуга, пышно горит на ветру, Взгляд впивается в дальний простор… И летящие искрами «ку-ка-ре-ку» Разжигают небесный костёр. Солнца диск выплывает – ленив и тяжёл… Вы ли будите мир по утрам? И без вашего зова рассвет бы пришёл. Но за песню Спасибо вам! |
Другая литература > Любимая поэзия > к сообщению |
![]() Виктор Верстаков Лейтенант из Царандоя В Кабуле весенняя мода на все, даже на паранджу… Рассматриваешь пешеходов, а я на тебя погляжу. Здесь женщины в цвете небесном, иконном, рублевском почти. Но, впрочем, тебе не известно про наши иконы. Прости. Идешь по большому Кабулу, сын маленького кишлака. Среди многолюдного гула тебе неуютно пока. Дуканы, жаровни, машины, навесы, витрины, лотки… И женщины, словно кувшины, блистательны и высоки. Детали столичного быта тебе интересны всерьез. И манят глаза, что сокрыты под сеткой из конских волос. В селении высокогорном другие фасон и цвета: там женщины горбились в черном, смотрели сквозь нити холста. И мать, провожая, всплакнула под грубою той паранджой… Был красен твой путь до Кабула от крови своей и чужой. Ты думал, что рай тебе снится на узком врачебном столе, открытые женские лица увидев на грешной земле. Одетые в белые ткани, медсестры стояли вокруг, когда ты в наркозном тумане боялся коснуться их рук. Нас женщины в черном — рожают, нас женщины в белом — хранят, в лазурном — любовью сражают, украдкою бросивши взгляд. Но вся их небесная мода тебе поклониться должна: ты — в сером, под цвет небосвода, в котором дымится война. |
Другая литература > Любимая поэзия > к сообщению |
![]() Стихи монгольских поэтов. Перевод с монгольского Людмилы Букиной Бегзийн Явуухулан (1929-1982) Цвета планеты Синий-синий Купол неба! Солнца золотой желток! Вся природа, Вся планета – Желто-голубой Цветок! Зимняя ночь Светлою полночью Спит безмятежно земля. Снежный покровом Укутаны плотно поля. Ветер вздохнет, Заблудившийся в лисьей норе. Гривою дыбятся сосны На сонной горе. Зимняя ночь Под луной коротая в пути, Сплю и не сплю… Сновиденье к тебе летит. Шаравын Сурэнжав (род. 1938) Гнев Гнев – это черная туча В душе на кочевье застыла. Тщетные поиски выхода к юрте, что к северу дверь обратила. Гнев – это медью в тумане луны отливает свеченье. Всадник, что сброшен конем среди стаи волков и уже не считает мгновенья. Гнев – это мутный поток подо льдом свою силу скрывает. Крик журавлей в поднебесье тревогой в груди замирает. Гнев – неприкаянность серой колючки, что катится полем, ветром гонима беспечным на вечную волю. Гнев – это дом нежилой, в тесноте дымохода воет, беснуется, плачет, грозит непогода! Время расставило сети – Ты в них угодил, старик: Пыль многих десятилетий Въелась в твой темный лик. Морщины – звездное племя, Что смотрит вниз с высоты: Медленно движется время, Меняя твои черты. Очирбатын Дашбалбар (род. 1956) На моей ладони – города, деревни, След вожжей ременных, кольца змей – судьба… Здесь пылал огонь и розы пламенели, Пальцы помнят локон, что отвел со лба… Черенок лопаты след оставил вечный На ладони этой, что вместила мир – Мир, в котором места нет войне и мести, Всем, кто затевает смертоносный пир, Серебрится чаша с молоком священным – Синий купол неба отразился там. Тысячи дорог стекаются к запястью – Сыну своему я все пути отдам. Пусть он ловкий, мчится выбранной дорогой, Пусть расправит крылья, устремляясь вдаль, На ладони этой пусть он вместит строго Счастье и потери, радость и печаль. На мою ладонь любимая с улыбкой Положила руку – краешек огня! – Стан ее ласкаю молодой и гибкий – И глаза Вселенной смотрят на меня! Тангадын Галсан (род. 1932) Поклон Алтаю Горы из гор вырастают, Как субурганы из ветра. Скалы из скал прорастают Будто у дерева ветви. Солнечною стороною, Там, где уходят утесы В небо, подобно Сумеру, Снегом, сверкая на солнце, Бродят тропой кружевною Гордые горные козлы. И под полуденным зноем Ввысь, точно птица взлетая, Вольное стадо несется К вечном снегу Алтая. Там у высоких подножий, Стадо, в снегу утопая, Лижет молочную пену Царственного Алтая. Вздрогнув от тени орлиной. Хищно скользящей по кругу, Высится над стремниной Тучный вожак белогрудый. Пред молоком материнским Стал на колени козленок. Рядом в покорном поклоне Замер вожатый на склоне, Всем естеством припадая К светлому снегу Алтая. |