Энн Маккефри родилась 1 апреля 1926 года, в городе Кэмбридж, штат Массачусетс, у полковника Армии США Джорджа Херберта Маккефри и Энн Дороти Мак'Элрой. Дата рождения несомненно оказала влияние на всю её жизнь. Дурак, шут, джестер, джокер – лучшая фигура Таро для фантазёра-творца, судя по биографии Маккефри всегда была оптимисткой и жизнелюбкой, а её книги если и не блистали формальной логикой, то притягивали, как искренняя улыбка. В семье кроме неё было ещё два сына – Хуг, будущий майор Армии США, и Кевин Ричард. В семье много читали, мать декламировала маленькой Энн классическую прозу, отец — баллады Киплинга. Осмелюсь предположить, что именно с чеканного «Бремени белых» и знаменитого «Запад есть запад, Восток есть восток», с «Книги Джунглей» и «Кима» началось формирование «личной писательской Ойкумены», того сундучка, из которого автор черпает сюжеты и персонажей. Маугли с его волками это возможность понимания, диалога между благородным животным и человеческим детёнышем, шанс встретить искреннюю любовь и поддержку у существа иного рода. Может быть, поэтому из книги в книгу Маккефри кочуют сильные, отважные и решительные героини, которым гораздо проще договориться с драконом, пумой или даже целой разумной планетой, чем с представителями своего вида.

Но вернёмся к девочке – она росла безмятежно и весело, без особых жизненных драм в сюжете. Благополучная, полная семья, хорошая школа, прекрасное образование. Первый литературный опыт в девять лет – баловства ради Энн набила своё первое стихотворение на печатной машинке отца и до сих пор гордится, что не испортила его штабные документы. Но стихи оказались плохими, белоснежная пачка балерины привлекала девочку куда больше. Она охотно танцевала и пела, увлекалась музыкой, много читала и успешно училась, мечтая о будущей сценической карьере. Первое прозаическое произведение Энн было написано по латыни и принесло ей первую славу писателя вместе с отличной оценкой по древним языкам в колледже. В четырнадцать лет она открыла для себя бесконечную сагу Остена Таппена Райта «Исландия» — антиутопию о государстве на месте нынешней Антарктиды – и погрузилась с головой в альтернативную реальность. «Я понимаю, что значит найти воображаемый мир, который полностью захватывает ваш разум и сердце -- в конце концов, если кто-то и несет ответственность за создание Перна, то это мистер Райт» – говорила Маккефри в одном из интервью.

Среднюю школу Энн закончила в Вирджинии, высшую – в Нью-Джерси, степень бакалавра по славянским языкам и литературе получила в Рэдклифф-колледже в родном Кембрижде, в 1947 году. Что показательно – никаких следов влияния славянской литературы, языков и т.д. в будущих произведениях Энн не будет. Это вам не Хайнлайн с его «булдыганами» и «таварисчами». Параллельно с филологией Маккефри занимается музыкой, пробует себя как оперная певица, характерная актриса, дизайнер, дирижирует оркестром и работает клерком в магазине пластинок. Она идёт по жизни так же быстро и смело, как и её будущие героини, не тратя время на депрессии и нытьё. Поняв, что вокальных данных для того, чтобы стать звездой оперы, ей недостаёт, Энн расстаётся со сценой не без сожаления, но решительно. Она жадно и много читает, обожает фантастику – и плюется от образов инфантильных, бессмысленных героинь, она чувствует, что сама могла бы написать лучше. Сюжеты историй, чудесных сказок и захватывающих приключений толпятся у неё в голове, но в суматохе дней, заполненных до краёв, у неё просто не остаётся времени сесть и начать писать.

В 1950 году Энн выходит замуж. В 1952 году у неё рождается сын Алек Энтони, в 1954 сын Тодд, в 1959 – дочь Джорджиана. Удачен ли был её брак сказать сложно, но имя супруга в биографии не указано и одной из причин окончательного переезда в Ирландию в 1970 году, Маккефри называла возможность оказаться за 3000 миль от бывшего мужа. В промежутке между первой и второй беременностью у Энн появилась идея попробовать себя в литературе – при её активной, деятельной натуре было трудно сидеть дома, нянчить младенцев и ограничивать свою жизнь сонной участью домохозяйки. Первая публикация — рассказ «Свобода соревноваться» — в журнале Сэма Московица «Science Fiction + Magazine» состоялась в 1953 году. Достаточно долго бытовые заботы отнимали у Энн большую часть свободного времени, но когда все трое детей пошли в школу, Маккефри вплотную занялась фантастикой. Первый роман – «Восстановленная», история женщины, пришедшей в себя после долгого анабиоза – вышел в свет в 1967 году в издательстве «Баллантайн букс». В 1968 году Маккефри берёт первый «Хьюго» за рассказ «Поиск Вейра», которая позже станет частью романа «Полёт дракона» из Пернского цикла. В 1969 году выпускает роман «Корабль, который поёт» — книгу, по которой можно составить представление обо всём творчестве Маккефри.

Достаточно прочитать один этот роман, чтобы понять «ляжет к душе» автор или нет, близки вам сюжеты которые она описывает, или кажется, что это «слюни розовые романтические». История девочки-инвалида, с младенчества заключенного в капсулу, чтобы стать «мозгом» космического корабля, её любовь к музыке и людям, отношения с «телами»-пилотами и пассажирами, её отвага, находчивость и беззащитность перед сильными чувствами, от которых не может защитить даже титановый панцирь капсулы – это или «цепляет» или нет. Написано сильно, по-женски эмоционально, без полутонов. «Диланистка» Кира, девушка с гитарой и тяжёлой судьбой – прототип многих героинь от арфистки Менолли до Банни с Сурса. Найал Паролан – сильный, добрый, надёжный мужчина-отец – такими потом будут Пол Бенден, Ф'Лар и Шон Шонгили. Мудрая и терпеливая женщина-врач Теода похожа разом на Клодах Сенунгатук, Манору и Десдру. А стерва Ансра Колмер, завистливая, властолюбивая и сексуально озабоченная дама, способная на любые пакости исключительно из желания пакостить – вылитая Аврил Битра, Анелла или Килара. Деление мира на «своих» и «чужих», бессловесное понимание у людей созвучных по духу, мерзкие козни, наказание негодяев и торжество справедливости, чистая любовь, вынужденная жестокость и скорбь от потери близких – все эти матрицы можно найти практически в любом сюжете Маккефри. Психологически тонкие, сложные персонажи появятся у неё сильно позже и их будет мало. Те читатели, кто ищет в фантастике большие драки крутых героев, навороченную технику будущего, этику Стругацких или психологизм Достоевского с вероятностью разочаруются и в «Корабле» и в авторе. Те, кому нравится «уходить» в мир, перевоплощаться в героев и сопереживать их приключениям, те, кто любит стихи и музыку, кошек, лошадей и драконов – имеют шанс влюбиться в книжки Маккефри, как это сделала автор статьи.

С 1968 по 1970 Энн состоит секретарём-казначеем Американской ассоциации фантастов. В 1970 году она берёт детей и уезжает на ПМЖ в Ирландию – «здесь было освобождение от налога, были хорошие школы, и наркотики еще не нашли путь в Ирландию, тогда как Лонгайленд они уже захватили» — говорила Маккефри журналистам. Она покупает имение в графстве Уиклоу, организует платную конюшню, начинает сама разводить лошадей. Поместье она называет «Dragonhold-Underhill», дом, памятуя свой дизайнерский опыт, строит по собственному проекту. Энн всего сорок четыре года, с ней любящие дети, любимое дело, которое тут же начало приносить доход, в багаже – две крупных фантастических премии, впереди – непочатый край новых идей и замыслов. Она много путешествует, посещает все крупные фантастические конвенты. 70-80е годы – самое плодотворное время для Маккефри – двадцать пять собственных книг за двадцать лет.

Настало время поговорить о Перне – цикле произведений, который сделал Маккефри всемирно знаменитой. «Белый дракон» оказался первой научно-фантастической книгой в твёрдом переплете, которая вошла в шорт-лист бестселлеров «Нью-Йорк Таймс». «Вейры Перна» стали огромной многопользовательской сетевой игрой. По всем миру разбросаны клубы «фанатов» Перна, художники-любители упоённо рисуют золотых королев и могучих бронзовых драконов, умельцы-кукольники мастерят очаровательных файров из пластики, энтузиасты вовсю обсуждают детали драконьей анатомии и особенности социальных отношений в холдах, поэты и музыканты фэндома наперебой сочиняют баллады о полёте Мориты и Пустых Вейрах... Критики утверждают: причина популярности Маккефри в Россси в том, что её книги попали на прилавки в начале 90х, одними из первых фэнтези-саг. Может и так… но и посейчас в любом мало-мальски приличном книжном хоть пяток романов Маккефри будут стоять на полках, составляя успешную конкуренцию куда более продвинутым сайнс-фикшен. Видимо дело не только в логике и техническом совершенстве – перефразируя известную поговорку «коричневое, сморщенное не в каждой книжке имеется» — обаяние всадников и драконов иррационально, как и любая страсть.

История Перна началась в 1967 году. Маккефри рассказывает: «Я сидела в своей гостиной в Си Клиф, на Лонг-Айленде и размышляла, какими созданиями я могу населить свои новые рассказы. Используя известный принцип сайнс-фикшен «А что будет, если?» я вдруг задумалась «А что, если драконы были хорошими парнями?». Тут же в воображении нарисовалась планета, которая нуждалась в постоянно обновляемых воздушных силах, чтобы защититься от неизвестной угрозы. Затем – драконы и люди, состоящие в пожизненном симбиозе. Затем – атаки Нитей и угроза Алой Звезды… Подумайте, как замечательно иметь разумного партнёра, который принимает и любит тебя безоговорочно. Кому не понравится дракон-телепат в качестве лучшего друга? Когда дети вернулись из школы, я уже знала, как начну книгу: «Лесса разбудила холд». Я закончила «Поиск Вейра» летом, Джон У. Кемпбелл немедленно купил его для журнала «Аналог» и поинтересовался, когда будут новые истории о Перне».

Итак, что такое Перн? Третья планета звезды Ракбет, планета земного типа, с кислородом, водой, нормальным климатом, никаких особо опасных хищников, ядовитых газов, непроходимых джунглей и прочих сюрпризов. Два небольших материка, огромные океаны, идиллические пейзажи, полезные ископаемые и плодородные почвы – в общем идеальная планета для колонизации. Три корабля с эмигрантами основывают поселения, привозят с собой лошадей, коров, овец и технологии генетического модифицирования. Злой волей жадной стервозы по имени Аврил Битра колония теряет последний космический корабль, горючее и возможность послать за помощью к Федерации Разумных планет. А помощь необходима – неизвестная доселе напасть, Нити, поедающие всё живое, — буквально сыплется на колонистов с неба. Как показывают исследования в уцелевших лабораториях, Нити это мицелий, споры, которые с периодичностью раз в 50 лет падают на Перн с Алой Звезды, другой планеты системы. Для защиты от смертельной угрозы биолог Китти Пинг модифицирует яйца файров, огненных ящериц, способных выдыхать пламя и телепортироваться в пространстве. «Из пробирки» появляются драконы, огромные разумные летающие звери. «Запечатление» — телепатическая связь между драконом и всадником – происходит в первые минуты после того, как дракончик проклюнулся из яйца. Дракон чувствует то же, что и его всадник, способен мысленно с ним беседовать, понимает его, искренне любит и поддерживает в любых ситуациях. Прочие жители Перна платят десятину Вейрам – пещерным крепостям, где живут драконы и всадники. Через несколько поколений после того, как связь с метрополией была потеряна, общество Перна окончательно превращается в средневековое. Учат детей и распространяют культуру арфисты. Мастера-ремесленники объединяются в цеха. Владетельные лорды (хозяева холдов-поселений) копят богатства, плодят младенцев и изредка воюют между собой. И так далее…

Никаких глобальных волн, религиозных культов или систем государственной власти на Перне нет. Логических дырок в сюжете, технических нестыковок и «дописок по ходу» — масса. Понадобились деньги – Маккефри тут же придумывает серебряные и золотые «марки». Летали-летали драконы со всадниками без упряжи, начали делать фигуры высшего пилотажа – и из ниоткуда возникают ремни и сёдла. Не то, чтобы сомнения но «вопросы по Фрейду» вызывают сюжеты с родителями и детьми – очень много сирот и воспитанников, жестоких, бессердечных отцов и матерей-кукушек, большей частью описываются прекрасные отношения с наставниками и воспитателями и нейтральные или плохие с «предками». Нормы интимной жизни тоже неоднозначны – почему для Госпожи Вейра так важна любвеобильность, а всадники практикуют де-факто промискуитет, с чего вдруг полигамия и «фрисекс» стали нормой в строго патриархальном обществе? Впрочем, уже говорилось — любят Перн не за логику.

«РАССКАЖИТЕ МНЕ ИСТОРИЮ. Так много новых писателей считают, что должны усыпать прозу образными сравнениями и метафорами и громкими словами… но все это лишь для одного – чтобы рассказать историю» — такой совет Энн дала молодым авторам и сама же ему последовала. Маккефри удалось создать мир, в который хочется возвращаться и персонажей, за которыми интересно наблюдать. Вместе с Лессой читатель переживает страшные минуты нападения на Руат, когда на глазах у девочки вырезают всю её семью, вместе с Джексомом спасает из яйца маленького белого дракончика, вместе с Моритой и старой золотой Холтой уходит в Промежуток и не возвращается, вместе с Алессаном берёт жизнь из любящих рук Нерилки. Истории о предательстве и зависти, тяжёлом каждодневном труде и радостной награде, героические подвиги всадников и драконов, цеховых мастеров, целителей и арфистов, трагедии и потери – пользуясь вроде бы «типовым набором фэнтези» Маккефри удалось сделать Перн неповторимым. Страшная битва двух королев, одновременно поднявшихся в брачный полёт, эпидемия от которой в считанные дни вымерла половина населения планеты, и тут же — тёплый толчок золотистого взгляда драконьего малыша. «Зорка повернулась и внезапно ощутила неописуемое ощущение слияния двух разумов, непередаваемую радость встречи со своей второй половиной, со своей сестрой на всю жизнь. – Зорка, меня зовут Фарант'а!».

Трилогия приключений арфистки Менолли – самая достоверная, «художественно правдивая» из всего цикла. Видимо благодаря музыкальному опыту Маккефри, удивительно точно прописаны детали обучения менестрельскому делу. Как мастерят и выбирают «под руку» инструменты, как ставят голос и учатся петь, откуда приходят мелодии и какое восхитительное чувство возникает в душе от удачного выступления, от восторга и аплодисментов публики. Очень трогательно передано, как Менолли порезала руку и решила, что не сможет играть, как она Запечатлила своих файров, как убегала от Нитей, как в первый раз ощутила, что её талант нужен людям и достоин похвалы. Чуть не до слёз трогает любовь юной девушки к своему наставнику, мастеру Робинтону, учитель отказывается от счастья потому, что уже немолод и болен. Мастер цеха арфистов – самый любимый персонаж Маккефри (и не только её). Автору удалось написать хорошего человека – бесконечно доброго и терпеливого, чуткого и внимательного, самоотверженного до самопожертвования – и при этом без лишнего пафоса и ненужной сентиментальщины. Робинтон всегда в курсе, что где на Перне творится, он находит время и для предводителей Вейров и для младших учеников, из возможных решений он, как Горбовский, выбирает самое доброе, но на рыцаря в белых доспехах отнюдь не похож. Скорее на традиционно английского бродягу, ловеласа и пьяницу Томаса Рифмача с лютней в одной руке и фляжкой в другой. Когда усталое сердце арфиста наконец останавливается, становится больно, будто хоронишь родича… А нравится такая литература или нет – вопрос личных пристрастий каждого. Кстати, почти все премии Маккефри получила именно за Пернский цикл.

Кроме историй о драконах и всадниках, перу Энн принадлежат 11 фантастических сериалов, часть из которых ещё не переведена на русский.

«Планета Динозавров», «Дьюна», «Акорна», «Свобода», «Планета Сурс», продолжение «Корабля, который поёт» и т.д. Большая часть из них написана в соавторстве – с 90-х годов Маккефри начала активно сотрудничать с другими авторами, развивая свои фантастические идеи и проекты. С Маккефри писали Мерседес Лэки (она же работала с Эндрью Нортон), Джоди Линн Най, Элизабет Мун, Маргарет Болл, С.М.Стирлинг и Элизабет Энн Скарборо. Все эти сериалы достаточно интересны и достаточно сходны между собой. Их героини – активные сильные женщины или дети, наделённые сверхспособностями, среди спутников героев скорее всего будут животные или полу-животные телепаты, среди врагов – космические пираты (редкостные мерзавцы), а со страниц зазвучит музыка. Честное, добротное чтиво, хорошая и политкорректная подростковая литература. Если мир пришёлся по душе, его вполне можно полюбить, как например могущественный и суровый Сурс. По отзывам зарубежных любителей фантастики из сериалов выделяется «Киллашандра», истории о певцах поющих кристаллов, людях, способных голосом добывать из скал драгоценные камешки, которые работают «движками» для звездолётов. Но, к сожалению, эта серия на русский полностью не переведена.

Последние книги Пернского Цикла Маккефри пишет в соавторстве со своим сыном Тоддом. Биография молодого человека романтична и характерна для парней его поколения – ещё мальчишкой он заболел космосом, поменял несколько школ и колледжей – «не хочу учиться, хочу на Марс!», перебрался в Лос-Анжелес, загремел в армию, отслужил хорошо, вышел с наградами. Поняв, что в космос уже не светит, получил лицензию пилота-любителя, сделал два перелёта через континент и успокоился. С 1986 года работал программистом, в 1990 решил стать писателем – и стал. Выпустил в соавторстве с матерью три романа из Пернского цикла, написал один сольный «Драконья кровь». Напечатал прижизненную биографию матери «Жизнь и мечты Энн Маккефри» — у поклонников «Повелительницы Драконов» книга пользуется большим успехом. Позиционирует себя как наследный продолжатель Пернского цикла, мать всячески поддерживает его. Последний роман вышел в свет в декабре 2007. Кстати, дочь Маккефри, Джорджиана тоже опубликовала несколько рассказов в жанре хоррор и намерена продолжать. Сама Энн советует молодым писателям: «Писательство – достаточно тяжелое ремесло, так что вы делаете это не для денежных премий (я искренне надеюсь, что у Дж. Роулинг хороший финансовый советник). Большинство желающих стать писателями не знают, как важно ЗАКОНЧИТЬ их чудесную историю. Для них, как я заметила, важен сам процесс рассказа истории, процесс поиска подходящего ответа до тех пор, пока они не закончат книгу. Никто не поможет вам в этом». Интересно, услышали ли её собственные дети?

В настоящее время Энн Маккефри проживает в своём доме в Уиклоу. Она перенесла сердечный приступ, инсульт, страдает сильным артритом. Болезни стали помехой в работе – сомневаясь в том, что успеет создать новые миры, писательница тем не менее собирается продолжать Пернский цикл, благо в запасе есть две с половиной тысячи Оборотах, о которых ещё ничего не написано. Иногда она седлает любимую чёрно-белую кобылу Пи и ездит верхом (напоминаю, даме 81 год). С регулярностью отвечает на письма фанатов Перна на своём сайте. В сентябре выбралась на Еврокон, выступала и общалась с читателями. Её сад пышен и буен не в пример английским классическим газонам – в сквере Маккефри есть место и пальмам и чудным розам. Она улыбается с фотографий – дай бог нам в тридцать уметь улыбаться так, как она в восемьдесят. Что же «Живите до ста двадцати лет, госпожа Маккефри», как сказали бы в Израиле. Будем ждать новых книжек о всадниках и драконах. Расскажите нам историю, Энн!

Что мы знаем? Святослав Витман родился 9 октября 1951 года в городе Уссурийске, в 1952 году вместе с родителями переехал в Санкт-Петербург. Детство, проведённое в петербургских квартирах, с их лепными высокими потолками, коридорами, где можно ездить на велосипеде, обрывками «царских» газет под слоями обоев и скрипучим старинным паркетом, дало толчок к развитию фантазии у впечатлительного ребёнка. Святославу досталась та атмосфера прудов и парков, музеев и памятников, гулких дворов-колодцев и витых лестниц, которая породила плеяду «петербургских» литераторов – от Достоевского до Мандельштама. Тёмные стены комнаты и свет на потолке, голландская печка с неизменными изразцами, ужасающие чудовища в пыльных углах коридоров, шеренги белых мраморных слоников, пачки жёлтых открыток с нездешними видами, дребезжащий трамвайчик, запах моря и огромная ширь Невы. Тени чугунных шагов Петра и парчовых юбок матушки Екатерины, высоченные трубы красного кирпича с лестницами и железными штырями, на которые пролетарии нацепляли бесстыжие клочья алого кумача, искажённые лица матросов со «Стерегущего», неизменный выстрел крепостной пушки в полдень… В Питере очень сложно не стать писателем, если с первых лет жизни начал чувствовать холодную душу города. Как пишет сам Святослав в предисловии к своим «Мемурашкам» цитируя неизвестного классика «Всё самое важное в жизни человека случается до пяти лет».

В остальном детство писателя не отличалось от детства большинства его сверстников. Детский сад со всеми прелестями послевоенного воспитания, средняя школа – кстати, классом младше в ней учился наш экс-президент и есть шанс, что когда-нибудь там подвесят сразу две памятных доски. Приз всесоюзной школьной олимпиады по химии, химфак ЛГУ, институт прикладной химии, институт антибиотиков, СКБ, снова школа – но уже в роли учителя. Обычная вроде бы жизнь после чудного детства – все малыши мечтают стать укротителями тигров, космонавтами и актёрами, а в итоге проводят жизнь за прилавком, кульманом или клавиатурой. В столах пылятся тетрадки с ненапечатанными рассказами, папки с эскизами, ноты симфоний, которые никто никогда не сыграет – экземпляры бескрылой, приземлённой мечты. Но человек предполагает, а литературе нужны писатели. В марте 1974 года молодой Святослав Витман попал на заседание семинара Бориса Натановича Стругацкого. К тому времени он уже пробовал кое-что писать, благо страсть к сочинительству проявилась с раннего детства. Неожиданно оказалось, что вроде бы и способности есть и пробовать можно… главное – научиться. С этого события сам Святослав отсчитывает свою писательскую стезю.

В 1975 году в журнале «Уральский следопыт» публикуется первый рассказ Витмана «Грибники». Через шесть лет – второй рассказ в журнале «Искорка», тогда же писателю популярно объяснили, что под фамилией Витман больше рассказа в год он не опубликует. И Святослав стал Логиновым, по девичьей фамилии матери. «Логиновская порода» как говорили в семье. В 80х годах у писателя появляется знаменитая дача, точнее домик в деревне Зарёма на Псковщине. Место это стало для Логинова таким же «местом силы» как Болдино для Пушкина или Мещера для Паустовского. Рассказы и замыслы вызревали на огороде вперемешку с картошкой и огурцами, соседи ближние и дальние давали поводы для сюжетов, непридуманных и жутковатых. С вероятностью именно труд на земле «приземлил» фантазию писателя, наполнил прозу тяжёлой, выпуклой плотью – даже самые невероятные замыслы Логинова абсолютно реалистичны по исполнению. Написанный в 80-х годах цикл «Замошье» при всей «остраннённости» сюжетов – один из лучших образцов «деревенской» русской прозы, иллюстрирующий быт советской деревни так же метко и безжалостно, как Гиляровский писал о Хитровке и Сухаревке.

Первая книга писателя — сборник «Быль о сказочном звере» вышла в свет в 1990 году – через 15 лет после первой публикации. Первый роман – в 1994, через 20 лет после начала работы над прозой. Говорят, у пожилых родителей рождаются гениальные дети… «Многорукий бог далайна» первый опыт «крупной формы» малоизвестного доселе литератора стал событием в фантастике 90х. Неловко говорить о книге живого автора «это классика», но роза пахнет розой, как её ни обзывай. Даже если бы Логинов не написал больше ни строчки, он остался бы в литературе этим романом, как Мэлори — «Смертью Артура» или Кэролл «Алисой». И на этом можно оставить в покое биографию автора – о начале пути упомянуто, время творческой зрелости подоспело, а итоги подводить будут дети и внуки тех, кто сейчас читает эту статью. Рассказать обо всех книгах Логинова в одной журнальной статье физически невозможно: 11 романов, из которых 2 в соавторстве, 7 повестей, и более ста рассказов, каждый из которых заслуживает отдельного упоминания. Вот что говорит о них сам Святослав:

Прежде всего, считаю себя не романистом, а рассказчиком. Начинал со сверхкоротких рассказов, которые полагаю незаменимой школой по выработке стиля. Иногда пишу такие рассказы и сейчас. Лучшим произведением в этом жанре считаю рассказ "О вечности" "А правил в Тридевятом царстве Кащей Второй. Тоже бессмертный." Следует отметить также рассказ "Дом у дороги" (1984). Насколько я понимаю, это первый со времён Гоголя и А.К.Толстого образчик мистического хоррора.

В конце семидесятых освоил жанр исторической фантастики. Жанр чрезвычайно сложный: материал поднимаешь, как для исторического романа, а пишешь не слишком длинный рассказ. В те поры я писал в среднем по два рассказа в год. Лучшим рассказом той поры считается "Цирюльник", хотя я отметил бы ещё "Смирного Жака" и "Микрокосм".

Последним произведением в жанре исторической фантастики была повесть "Миракль рядового дня". Одновременно это была попытка осмыслить, куда мы идём с нашей перестройкой, попытка написать утопию, основанную на некоммунистических принципах. Ничего подобного никто в наше время не делает.

В 1986 году написан рассказ "Страж Перевала", опубликованный в "Технике — молодёжи" №№3-4 1987. Фактически это было первое российское произведение в стиле фэнтези. В ту пору из западных образцов была издана лишь первая часть "Властелина колец", самиздатовских переводов я не читал из-за их ужасного качества, так что первый образчик русского фэнтези создавал на голом месте.

Рассказы и короткие повести продолжаю писать и сейчас. В прошлом году написано шесть рассказов, в этом уже пять. Там есть и твёрдая НФ ("Спонсор", "Землепашец", "Высокие технологии", "Одиночка"), и фэнтези ("Книжник", "И тогда ты берёшь меч", "Лес господина графа", "Драконы полуночных гор", "Оберег у Пустых холомов", "Гибель замка Рэндол" и многие другие), и хоррор ("Monstrum magnum"), и классическая фантастика, то, что называлось фантастикой в девятнадцатом веке, когда не было термина НФ ("Машенька", "Барская пустошь", "Сонник"). Особо выделяю парадоксальные, абсурдистские рассказы, густо замешанные на реалистическом быте: "Огород", "Квартира", "Гнёздышко", "Аша". Последний рассказ ещё не опубликован и даже не переведён в файловый вид. Я, вероятно, последний монстр, пишущий не на компьютере, а в тетради, ручкой. Очень важны для меня антиклерикальные рассказы ("Живые души", "На острие", "Спонсор"). Опять же, особо выделяю рассказы в стиле русского фзнтези. Сейчас это направление модно, но представлено исключительно кальками с западных образцов, перетолмаченными в стиле рожно. А меня интересуют малые боги языческго пантеона, переведённые христианством на роль нечисти ("О чём плачут слизни", «Чисть»). К русской фэнтези относятся также рассказы, смыкающиеся со сказкой ("Единая пядь", "Змейко").

Рассказ для меня во многом поле эксперимента. Так, например, рассказ "Автопортрет" я рассматриваю как попытку подхода к роману "Колодезь", хотя между ними, казалось бы, нет ничего общего. Рассказ и короткая повесть -- прекрасный полигон для стилистических и иных экспериментов "Яблочко от яблоньки" -- повесть о непонимании, в которой каждый персонаж говорит на своём языке, причём, без перевода. Начиная с белорусского языка и заканчивая языком запахов и математических формул.

Постараемся выделить два принципа, по которым строится проза Логинова. Первый сформулировал он сам: «Вообще я очень боюсь повторить самого себя и стараюсь, чтобы каждая большая вещь принципиально отличалась от предыдущих». А второй обозначен в тексте: «Отец, — спросил Шооран, — неужели всё счастье в том, чтобы съесть другого?». Святослав Логинов чуть не единственный автор в нашей фантастике который ставит вопросы морали и этики в произведениях и не впихивает читателям в голову свои, правильные варианты ответов. Почему можно бросить прозябать в одиночестве старый родительский дом? Почему мужчины перестали хотеть детей от женщин с которыми делят постель? Почему умирает деревня, кто мешает пасти коров, жать пшеницу и собирать урожаи, кто подсовывает вместо плуга или руля бутыль с самогоном в крестьянские руки? Можно ли дать напиться умирающему врагу, человеку, который сломал тебе жизнь, хватит ли сил простить его – искренне? Книги Логинова учат читателя думать, чувствовать и сочувствовать, проходить вместе с героями мучительные развилки земных путей, делать выбор и отвечать за него. Как и в книгах Стругацких у Святослава фантастический антураж зачастую лишь способ донести аллегорию, рассказать «сказку про владыку Тэнгэра и вонючего жирха» — а кто понял, тот молодец. Скромный критик в этом вопросе ощущает себя не более, чем шустрой туккой, чья участь или сбежать или быть съеденной. Поэтому выбор произведений для обсуждения пристрастен – хочется поговорить о самых любимых книгах.

[/b]«Многорукий бог далайна»

Как заметил сам Логинов в интервью А. Балабухе «этот мир был создан при помощи монгольского словаря». Элементарная конструкция – Ойкумена размером с городской район, по краям стены, в середине далайн — бездонное озеро мерзкой жижи, островки-оройхоны разделены на участки вроде клеток морского боя, на каждом клочке земли – свой царь горы и свои законы. В подземельях зреют грибы и живут мерзкие твари, в озере тоже живут мерзкие твари, на островах растут туйваны с лакомыми плодами и хлебная трава. На небесах сидит бог-творец Тэнгэр, в глубинах плавает дьявол Ёроол-Гуй (впрочем мнения кто из них кто различаются в зависимости от государства). А где-то среди людей живёт илбэч, творец, способный призвать из зловонной жижи пригодную для житья сушу. Проклятие Ероол-Гуя притягивает несчастья к семье строителя, лишает друзей и близких, вынуждает скитаться и прятаться, дабы благодарные сородичи не казнили его и не разорвали в клочки. Единственное, что есть у илбэча – огонь, внутренний жар души, которым он выжигает ненавистный далайн и поднимает новые острова.

Эта книга – роман об одиночестве. Творец одинок потому, что пламя созидания застит ему глаза. Правитель с высоты ванского престола не видит ничего, кроме собственной кухни. Цэрэг, солдат, исполняет то, что ему приказали. Жене илбэча нужны миска каши и возможность спать на сухом, в тёплой хижине. Изгою с мокрого оройхона – просто возможность выжить. Мир далайна – скопище колючих «я», любая попытка счастья обречена на трагедию. Процветают рабы, мерзавцы и трусы, а честные и отважные гибнут, почти как в жизни. Любовь родительская и женская ведёт прямиком в далайн: «Отец наш Ёроол-Гуй, тебе отдаём лучшую из женщин». Правды нет ни в земле императора-вана ни в стране Добрых братьев, пародии на коммунизм, где вроде бы все равны. Даже когда изгнанники и бунтари создают своё собственное государство, через считанные недели там появляются свои стражники, плети и пытки. Маленький человек пробует осветить мир своей маленькой искрой души, илбэч разжигает костёр… который его же ближние тушат вонючим нойтом… выхода нет. Сколько ни рвись из шкуры, сколько ни лезь в бой с вездесущим злом, всё равно станешь прахом, шаварной грязью. Но кто-то ведь должен выходить к далайну и поднимать из зловонной пучины новую землю, рассказывать сказки детям, собирать изгоев в справедливое царство, делать хоть что-то для несчастных и одиноких – не для себя, для людей. И однажды вместо стены сложенной из камней страха и ненависти вокруг окажется чистое небо…

«Колодезь»

Историческая проза – жанр неспешный и кропотливый. За ради пары страниц текста приходится поднимать десятки томов специальной литературы, по крупинке реконструировать прошлое, как это делают археологи. Случайной ошибки могут и не заметить – кто помнит, с чего есть-пошло троеперстное крещение, почему казнь на толстом колу мучительней казни на тонком, какие товары возили из Персии купцы и сколько казаков умещается на дне струга? Но именно достоверность деталей одежды, оружия, речевых оборотов позволяет воссоздавать дух эпохи, уходить в неё – как Семён, главный герой книги, шагает сквозь пространство, чтобы принести воду умирающим от жажды.

По замыслу это роман-путешествие, путь к себе самому, через все разочарования жизни. Следуя принципу «антигероизма» Логинов написал книгу о простом человеке, обычном крестьянине, православном, упрямом и простодушном. Семён обходит полмира от Иерусалима до волжских степей, где непокорным рабом, где солдатом-янычаром, где разинским казаком, где вождём свирепых башкиров – и остаётся человеком, не дичает и не ломается под обстоятельствами. Это пожалуй единственный роман Логинова где диалог человека с Богом идёт в открытую. Лучшие святые получаются из великих грешников, только пройдя через ад можно попробовать достучаться до неба. Как писал в своей рецензии на роман Сергей Бережной:

Логинову удалось создать героя поразительной силы духа. Семен всегда делает выбор сам, не сваливая тяжесть решения на других. И судит он себя тоже сам — ибо о других сказано: "не судите", а время Божьего суда еще не пришло. И проклятие Колодца он тоже присудил себе сам — как наказание за все, свершенное им. Наказание, несущее искупление.

«Чёрная кровь» и «Чёрный смерч»

Первый роман дилогии написан в соавторстве с Ником Перумовым, второй – самостоятельное произведение. Пожалуй из всех романов Логинова эта дилогия самая занимательная, больше всего похожая на традиционную фэнтези. Автор отправляет нас в глубокое прошлое, рисует мир первобытной родовой общины, с шаманами, колдунами, бабами-йогами и ежедневной борьбой за существование. Земля ещё так молода, что предвечные боги живут везде – в реках, в воздухе, под землёй. По лесам прячутся древние чудища, своё место под солнцем отвоёвывают всевозможные племена полу-людей, недо-людей и тех, кто и на человека-то не похож. Люди строят частоколы вокруг селений, отгораживаясь от великого множества опасностей… а несчастье уже на подходе. Орда свирепых карликов верхом на диковинных птицах-диатримах валит валом через Великую реку, чтобы стереть настоящих людей с лица земли – точно так же, как те убивали «согнутых» и «пожирателей падали». Очень важный момент – «настоящих людей» — обе книги о том, как учиться быть человеком. Герой первой книги – подросток, в чьём человеческом происхождении род не уверен. Соплеменники – кто за спиной, кто в лицо – зовут Таши мангасом, ублюдком от нелюдя. И никто кроме колдуна – безрукого Ромара – не догадывается о той роли, которую суждено сыграть юноше в судьбе рода… Вторая книга рассказывает о новой напасти, постигшей племя – гривастые мэнки, владеющие искусством подчинять души, наступают на человеческий мир – «остаться должен только один» род разумных.

Герои дилогии постоянно находятся в ситуации выбора между большим и меньшим злом, благом рода и благом отдельного человека. Автор играет контрастами. Простые общинники жестоки и беспощадны, без малейшего колебания они уничтожают нелюдей вместе с самками и детёнышами. Шаманам и колдунам приходится побеждать дважды – одолевать врагов рода и диких свирепых зверей, живущих в душах сородичей. «Ты сделала больше, чем может человек. Ты бросила кусок мэнку». Чужинский колдун Баюн, хозяин «пещеры престарелых» для впавших в детство великих волшебников всех племён, говорит это Унике, последней из хранительниц женской магии рода. Образ Уники получился до ужаса настоящим. Логинов верно почуял суть материнского, бабьего колдовства – женщина, вынужденная сражаться и защищать своих, будет безжалостнее мужчины. Воин с детства привык сдерживать свои чувства, а у слепой бабьей силы нет ни тормоза ни границ. Но только женщина может сохранить жизнь ребёнку, утихомирить демона и спеть колыбельную песню взбесившемуся богу.

«…А ведь правду покойница сказала: судьба людская теперь в твоих руках. Каждый уже сделал что мог, тебе осталось делать невозможное

— Нет, — горячо зашептала Уника. — Не оставляй меня, я не справлюсь сама. Пойдем вместе, я буду все делать, я стану твоими руками, только не бросай меня одну!..

— Мы пойдем вместе, — согласился Ромар, — хотя от меня будет немного пользы. Никто не знает, что может встретиться на пути, но ты должна дойти обязательно, потому что без руки камень останется всего лишь камнем. Я буду прикрывать тебя сколько смогу, но ведь копье не удержишь в зубах и горящий уголь можно вынуть из костра только рукой. Во всяком бою ближе всего к опасности — руки. Если бы я мог освободить тебя от этого долга или заменить собой, с какой бы радостью я это сделал! Но жизнь распорядилась иначе, отдав самую тяжелую ношу тебе»...

«Свет в окошке»

Наверняка вы задумывались, в какие края отправитесь после смерти. На облака с ангелами, в кипящий котёл, где бурлит неплохая компания, на колесо Сансары к новым перевоплощениям, просто в ничто? …Кругом было пустое место. Что-то вроде равнины без единого ориентира на ней. Но даже субстанцию под собой определить не удавалось. Была там какая-то опора, но и только. И еще оставалось отчетливое воспоминание о меркнущем сознании, словно в сон проваливаешься, и вид потолка в больничной палате, который замирающему взгляду начинает казаться светом в конце воображаемого туннеля. Короче, Илья Ильич совершенно точно помнил и понимал, что он умер... Святослав Логинов нарисовал чистилище, достоверное словно дантов ад.

Серый песок нихиля, в который превращается любое «отработанное» воспоминание. Жалкие судьбы мёртвых людей, проживающих капитал памяти – сколько сделал, пока был жив, сколько помнят, столько монет-мнемонов появится в нашейном кошельке. За каждый день бытия списывается по грошику, а как кончатся деньги, кончится и человек. Абсолютная безнадёжность – в чистилище нет ни ангелов ни богов, ни справедливости ни утешения. Причинил зло ближнему – плати, хочешь быть молодым и красивым – плати. Хочешь жить долго – правдами и неправдами пробивайся в Цитадель, крепость, где прячутся от простых мертвецов богачи — цари, герои, писатели и актёры. Не хочешь – трать свои скудные капиталы и готовься умереть второй раз, уже насовсем. Смотри как ветшает дом, как рассыпается нихелем шеренга фарфоровых слоников из твоего детства… если некому больше тебя вспоминать на земле, значит время истекло, кончайте разговор… Многие читатели говорили, что перевернув последнюю страницу романа, они вспоминали поимённо всех умерших родственников, чтобы тем перепало ещё по монетке — до того достоверно посмертие, о котором рассказал Святослав: «Наверное, я буду помнить эту книгу всю жизнь. Вспоминая её, я буду вспоминать тех, кто был мне дорог и покинул этот мир. Но, вспоминая их, я опять вернусь в воспоминаниях к этой книге...».

При всём трагизме сюжета, книга светла. Финал горек: «Боже, ведь это тот годовалый малыш, что повстречался ему за пять минут до того, как он тормознул машину и отправился в Лахтинский хоспис. Последняя искренняя улыбка, виденная в той жизни. А ещё говорят, что годовалый ребёнок не способен надолго запомнить происходящее! Славный малыш... Хотя какой он малыш, ему уже давно за девяносто... как-то он там? В долгой жизни бывает всякое, но очень хочется, чтобы хорошего досталось больше. "Будь счастлив, малыш, и, пожалуйста, не забывай меня» — но почему-то вместо бесконечных полей серого нихиля в памяти возникают цветущие луга лингреновской Нангилимы – страны, куда уходят дети и взрослые, оставив в прежнем мире уже ненужные оболочки. «Оставь надежду всяк, сюда входящий» — написано на дверях ада. А тем кто попадает в чистилище остаётся только надеяться… на фарфоровых слоников, тётю Сашу и свет в окошке.

Традиции юга, дельта Миссури, честь превыше всего… Маленький Роберт (так назвали новорожденного) ничем особым не выделялся среди сестер и братьев и, наверное, вырос бы честным Робби, инженером или священником. Но вмешалась судьба. Детей было много, денег мало, поэтому, когда семья переехала в Канзас-Сити слабого здоровьем Роберта на лето стали отправлять к родне, в Батлер. А там был дед, Альва Э. Лайл – практикующий врач, человек образованный, жизнелюбивый, добрый и что самое главное – напрочь лишенный религиозных предрассудков и провинциальной косности мышления. Именно он научил мальчика играть в шахматы и читать, привил уважение к точным наукам и кодексу чести мужчины... В доме у деда Роберт начал мечтать, а суровая жизнь у родителей воспитала в нем непреклонную волю – достаточную, чтобы начать добиваться своих целей самостоятельно.

Окончив школу, юноша поступил в институт Миссури, намереваясь стать астрономом, но, видимо быстро понял, что с высоты телескопа до звезд все равно далеко. Роберт сделал крутой поворот и подал документы в Военно-Морскую Академию США в Аннаполисе. Что характерно – для того, чтобы получить право сдавать экзамены, нужна была рекомендация деятеля чином не ниже сенатора – и будущий офицер раздобыл ее моментально. После семейных строгостей казарменная дисциплина не тяготила его, Роберт быстро вошел в число лучших курсантов, преодолев подростковую хилость, стал чемпионом Бэнкрофт-Холла (так называли общежитие гардемаринов) по фехтованию, борьбе и стрельбе. Годы учебы оказались золотым временем – Роберт занимался любимым делом, хорошо ладил со сверстниками, без труда преуспевал в науках и готовился исполнить мечту – стать морским офицером. В 1929 году он закончил колледж двадцатым из двухсот сорока трех кадетов. И надел лучший в мире мужской костюм – офицерскую форму.

Карьера молодого артиллериста началась на безвестном эсминце, потом его перевели на один из лучших авианосцев того времени – «Лексингтон». Первое повышение, чин лейтенанта, прекрасные перспективы для отважного и честолюбивого молодого человека, пример старшего брата Рекса перед глазами (тот в итоге дослужился до адмирала ВМФ США), единственное огорчение в жизни – морская болезнь... В 1934 году Роберта комиссуют. У будущего героя морских сражений найден туберкулез, по состоянию здоровья он не годится больше для службы на военных судах. Отставка, военная пенсия достаточная для скромной жизни одинокого старика… Роберту двадцать семь лет.

Удар судьбы не сломал человека, но сбил с пути – словно космический корабль, внезапно потерявший связь с базой. Роберт начал метаться. Несколько недель обучения в Калифорнийском университете, на аспирантуре по физике. Первый брак, неудачный настолько, что даже имени супруги никто не знает. Попытка стать совладельцем серебряной шахты – дела пошли вкось, компаньон застрелился. Дружба со стриптизершей, работа фотографом с обнаженной натуры, основание первого в Калифорнии пляжа и лагеря для нудистов – где-то в этот момент Роберт навсегда расстается с пуританской моралью. Второй брак, чуть более продолжительный – с Лесли Макдональдс, дамой свободных нравов, что в личной, что в общественной жизни. Именно благодаря супруге Роберт на некоторое время увлекается социалистическими идеями, вступает в движение Э. Синклера «Нет – бедности в Калифорнии!». Попытка баллотироваться в Законодательное Собрание Калифорнии также закончилась неудачей.

Два провала подряд для мужчины честолюбивого — это тяжко. Тем паче, что и брак дал трещину, супруга пьет – и никто бы не осудил отставного офицера, если бы он последовал примеру жены. 1939 год Роберт встречает не у дел – он перебивается на пенсию, ищет случайные заработки и запоем читает фантастические журналы. Для тридцатилетнего неудачника это прекрасный способ уйти от реальности в мир сильных мужчин, прекрасных женщин и потрясающих воображение приключений. И вот взгляд читателя случайно падает на объявление: в журнале "Thrilling Wonder Stories" проводится литературный конкурс для молодых авторов, призы – 50 долларов и публикация. Пенсия военного на тот момент составляла 500 долларов в год. «А почему бы и нет» — за четыре дня пишется рассказ «Линия жизни» и отправляется – не на заваленный рукописями МТА конкурс, а в любимый журнал «Astounding Science Fiction» к Джону Кэмпбеллу, крестному отцу половины американских фантастов. Главный редактор ни слова ни говоря берет вещь за 70 долларов… и наверное этот день можно считать вторым днем рождения Грандмастера американской фантастики Роберта Энсона Хайнлайна.

По его собственным словам, он «больше не искал честных заработков» и полностью посвятил себя литературной деятельности. За первый год работы – два рассказа, за второй – шесть рассказов, три повести, среди них – знаменитая «Магия ИНК» — и попадание в первый эшелон фантастов своего поколения. В кружке библиотеки «Маньяна», который посещал Хайнлайн собралась неплохая тусовка: Эдмонд Гамильтон, Энтони Бучер, Генри Каттнер, Клив Картмилл. Кстати, первое место на том самом конкурсе "Thrilling» занял Альфред Бестер, а второе – Фредерик Пол. С сорокового года ни один номер журнала «Поразительная Научная Фантастика» не обходится без рассказа или отрывка из повести восходящей звезды. В 1941 году его приглашают почетным гостем на международный конвент фантастов «Ворлдкон» в Денвере, Хайнлайн произносит торжественную речь, знакомится с ведущими авторами жанра и окончательно становится «своим». …А дальше случился Перл-Харбор.

Как подобает честному патриоту, Хайнлайн пробует вернуться на военную службу, но не проходит медкомиссию. До 1942 года он продолжает писать – думаю, что особенно ярко его эмоции отражает роман «Шестая Колонна». В это время он отрабатывает свой принцип – что бы ни произошло, писать четыре страницы текста в день. Из десяти страниц, после всех сокращений оставалось не более четырех готовых, но способ работы доказал свою эффективность – Хайнлайн оставил после себя более пятидесяти романов, не считая повестей и рассказов. Тогда же строится таблица «Истории будущего» с хронологией событий и прогнозов и значимыми датами из жизни героев – ориентируясь по ней, писатель «связывал ниточки» в мире своих произведений до самой смерти. В 1942 году однокашнику писателя по Академии, лейтенант-коммандеру Скоулсу пришла в голову светлая мысль – а что если собрать в одном месте писателей-фантастов, имеющих техническое образование, и предоставить им возможность невозбранно пофантазировать на темы новейших систем вооружения и защиты. Высшему комсоставу идея пришлась по вкусу, на филадельфийской военной базе экспериментальной военно-морской авиации организовали маленький «ящик» и запихнули туда служить А. Азимова, Л. Спрэг де Кампа, А. Кларка и собственно Р. Э. Хайнлайна. Писатели занимались – и небезуспешно – борьбой с обледенением самолетов на больших высотах, разработкой аппаратуры слепой посадки и компенсирующих гермокостюмов, прообразов будущих космических скафандров. Скорее всего, именно там выход человечества в космос из книжной абстракции стал для Хайнайна реальностью. Он становится ярым поборником развития космических технологий и впоследствии даже выступает с речью в Сенате.

…И опять обезьянья лапка судьбы подбрасывает монету. На той же базе служит лейтенант Вирджиния Дорис Герстенфельд. Отличник боевой подготовки, семь языков, химическое образование, инженерное образование (она, кстати, считалась лучшим специалистом, чем Роберт), трудолюбие, жизнелюбие, оптимизм… В 1947 году Хайнлайн разводится с Лесли Макдональдс (к тому моменту она окончательно спилась), демобилизуется и женится снова. Джинни – так друзья и родные называли офицера Герстенфельд — будет верной супругой, спутницей, редактором (говорят, что все рукописи проходили через ее «добро») и бессменной музой писателя на протяжении сорока лет. «Навеки и до смерти» — и в личной жизни Хайнлайну удалось воспоследовать идеалам пуританской морали. Конец сороковых – это «Уолдо», «Космический патруль» и конечно же «Зеленые холмы Земли» — по скромному мнению автора статьи лучший рассказ Мастера.

1950е годы стали для Хайнлайна временем полного расцвета в жизни и творчестве. Он наконец-то достиг успеха, рядом с ним любимая жена, его книги раскупаются, словно горячие пирожки – первым из американских фантастов он смог жить исключительно на свои гонорары. Заключается контракт с издательством «Скрибнер» на выпуск серии книг для юношества. 1951 год – «Кукловоды» — первый знаковый роман Хайнлайна, клише пришельцев, захватывающих тела людей появилось именно оттуда. 1952 год – «The Rolling Stones», «Беспокойные Стоуны» — интересно, не оттуда ли взял название группы Мик Джаггер? Хайнлайн первым из фантастов начинает играть с языком, наполнять тексты подтекстами, цитатами и аллюзиями… но об этом чуть позже. 1953 год – «Астронавт Джонс», 1954 – «Звездный Зверь» 1955 – «Туннель в небе». Вещи этого периода – «литература инициации» как сказал бы Логинов – это истории о подростках, путях взросления, фантазиях и реальности – как из наивного мальчишки получается Личность и сколько усилий для этого надо потратить. И, конечно, это романы Мечты. Человечеству есть куда стремиться, до звезд можно дотянуться рукой – есть скафандр – готов путешествовать. Этот лозунг согревал романтические сердца едва не до восьмидесятых годов – Марс, Венера, межпланетные рейсы, новый фронтир на расстоянии вытянутой руки. Хайнлайн предвидит достижения медицины, пересадку органов, всеобщие информатории, скоростные трассы и успехи масс-медиа. Рекламный чертик, просачивающийся в такси («Марсианка Подкейн»), «мудрая девушка», пьющая противозачаточные таблетки, телевизионщики делающие сексуально озабоченного дикаря из мэра Каупертауна («Туннель в Небе») – это портрет Америки, достоверный, как «Марсианские хроники» Брэдбери.

1956 год — «Двойная звезда» — один из лучших романов Хайнлайна, первая премия «Хьюго». 1957 год – «Дверь в Лето» и «Гражданин Галактики». 1958 год – «Имею скафандр – готов путешествовать». 1959 год – едва не самый самый популярный роман Хайнлайна – «Звездная пехота» — второй «Хьюго», четыре экранизации только в Америке. За эту книгу Хайнлайна честили милитаристом, расистом и «ястребом» — и не зря. Образ американского солдата-освободителя, отважного борца с инопланетными чудищами-жуками, получился необыкновенно притягательным, особенно для подростков и молодежи – и с вероятностью поспособствовал притоку романтических добровольцев в ряды войск, отправленных во Вьетнам. Впрочем, юмор Мастера подложил консерваторам очередную свинью. «Уже то, что Хайнлайн сделал главным героем романа "цветного" (а это выясняется лишь в середине романа, когда читатель успел плотно отождествить себя с персонажем), напрочь опрокидывало тезис о "фашизме" Хайнлайна» – пишет С. Бережной.

В начале шестидесятых Хайнлайн с супругой много путешествуют – от Советского Союза до Северного полюса. Воспоминания о советском сервисе и работниках КГБ оставляют у писателя неизгладимо отвратительные впечатления: Нам приказали – а не пригласили – явиться в алма-атинский офис директора «Интуриста». Там нам прочитали длительную, очень суровую, но отеческую лекцию об агрессивной политике нашего правительства, в которой была тщательно пересказана pravda о U-2.

Едва я все понял, я сделал то, что ни одному американцу не следует делать в Советском Союзе. Я совершенно вышел из себя и накричал на директора, изложив ему все претензии США к Советскому Союзу. Моя жена весьма решительно поддержала меня, обрушив на него все, что она думает по поводу советских лагерей рабского труда, перечислив их названия, указав их местонахождение на карте, висевшей в кабинете у директора, да еще и упомянув, сколько людей в них погибло, включая американцев.

В этой цитате – весь Хайнлайн, он не мог поступить иначе. Что забавно – миссис Хайнлайн объяснялась с чиновниками по-русски, а Роберт поддерживал ее теми же словами, которые так старательно учил для общения с русскоязычными читателями пан Сапковский – не иначе по примеру американского коллеги.

Словно в насмешку над критикой в 1960 году выходит «Stranger in the strange land». «Чужой в чужой стране», библия хиппи, настольная книжка фрилавщиков, один из шедевров мировой литературы. Именно литературы, без деления на фантастику и мэйнстрим. Цитируя статью Булычева: Хайнлайн не только сам создавал революционные для фантастики романы, но и всю свою жизнь старался превратить фантастическую литературу во всемирное явление, которое бы как можно дальше оторвалось от корней «макулатурных» журнальчиков. Плотность, глубина и безупречное качество текста романа не оставили сомнений самым пристрастным критикам, это была первая книга фантастики, вошедшая в двадцатку бестселлеров «Нью-Йорк таймс». «Чужак в чужой стране» — книга о людях, их любви и щедрости, жестокости и непонимании, об одиночестве пророка перед неизбежной жертвой, о счастье всем даром – это же так просто – взять и поделиться собой, утолить жажду и разделить воду. Это жестокая насмешка над Америкой времен «охоты на ведьм», над ханжеством традиционного общества и гнилыми корнями церковных башен, над человеческой глупостью, жадностью и недомыслием. Это философский трактат о роли денег и путях веры, это пиршество языка – с парафразами отовсюду, от Библии (само название – цитата из псалма) до рекламных слоганов, это плевок в лицо общественной морали. Это удар в костяную ухмылку старухи с косой — долой лицемерие похорон, причаститесь моего тела и радуйтесь – смерти нет, есть воскрешение духа и жизнь вечная. Как сказал в статье о «Чужаке» критик В. Владимирский «Свобода – ключевое слово для понимания пафоса романа» — и он совершенно прав. Свобода быть собой, слушать себя и свои чувства, свобода жить в государстве, оставаясь свободным от государственной идеологии, свобода любить и быть любимыми – мечта многих людей, но осуществить ее под силу разве что марсианину или Мессии. Об одном из главных героев романа, «мерзком похотливом старикашке» докторе Джабле Харшоу, говорят, что Хайнлайн писал автопортрет. Но скорей это собирательный образ с явными чертами деда-врача, Альбы Лайла – в отличие от последующих героев-мафусаилов, Джабл еще силен и любит жизнь. Впрочем, все романы Хайнлайна 50х-60х годов полны силы и света – иногда ослепительного, иногда целительного и мягкого, словно огонь Лампы Мира.

Следующие несколько романов («Марсианка Подкейн», «Дорога Доблести» и «Свободное владение Фарнхэма») были прохладно приняты публикой. Последний грандиозный успех и четвертую премию «Хьюго» в 1967 году писателю принесла «Луна — Суровая Хозяйка» («The Moon Is a Harsh Mistress»). Хайнлайн блестяще играет с «внутрикнижным» арго, протягивая незаметные русскому читателю параллели с романами Оруэлла и Голдинга, где использован тот же прием. Поговорки, цитаты, афоризмы, идиомы и совершенно непереводимая игра слов сделали книгу крепким орешком для переводчиков – только Олди смогли во всей полноте грокнуть колорит текста и адаптировать его к нашим реалиям. Политическая позиция Хайнлайна – либертарианца, анархиста и индивидуалиста, противника любой тирании, ярого сторонника института персональной ответственности – в романе раскрыта наиболее ярко. Нация Луны – дети каторжников, мир Луны – это прошлое и Америки, пославшей к чертовой матери английскую королеву. «…Сама история лунной революции уж очень напоминает войну за независимость Североамериканских штатов. Но это никоим образом не ура-патриотизм, столь обычный для американской фантастики, да и культуры в целом: для Хайнлайна реальная революция, приведшая к образованию США, — это во многом революция упущенных возможностей…» пишет об этом романе Кирилл Бенедиктов. Возвращаясь к теме мэйнстрима — в декабре 1998 г. издательская группа «Random House» опубликовала список ста лучших романов XX века, написанных на английском языке, по итогам сетевого голосования 230.000 читателей. Семь мест из ста заняли романы Роберта Энсона Хайнлайна, выше всех – на 15 место – поднялась «Луна – Суровая хозяйка».

Звездным часом своей жизни сам Хайнлайн называл 20 июля 1969 года – в этот день его пригласили от имени Управления по космическим исследованиям вести телевизионный репортаж о высадке Нейла Армстронга на луну. Как признавались потом астронавты – книги Мастера сыграли немалую роль в выборе ими своей профессии. А для писателя это было действительно лучшей наградой в жизни – увидеть плод, который принесло Слово, рассказывать миру о первых людях, ступивших на поверхность чужой планеты. …К сожалению, звездам свойственно падать. В 1970 году Хайнлайн переживает тяжелейший перитонит, больше года врачи почти не разрешают ему писать. Но он не теряет времени зря – вместо фантастики он создает в госпитальной палате монографию по гематологии, а едва окрепнув – развивает активную деятельность по пропаганде донорства. У писателя редкая группа крови, десятки людей пожертвовали ему капли своей жизни, Мастер решил вернуть долг. Он назначил цену за свой автограф – справку о сдаче пинты крови, чем побудил немало людей стать донорами. И по сю пору все американские конвенты включают специальную программу «Кампания по сдаче крови имени Роберта Хайнлайна». В 1975 году американская Ассоциация Фантастов вводит первый новый титул «Грандмастер» — и первым его получает Хайнлайн «Не было ни дискуссий, ни сомнений, — вспоминал впоследствии Айзек Азимов, — это было столь же естественно, как избрать Джорджа Вашингтона Президентом». В 1978 году после приступа ишемической болезни Хайнлайн успешно переносит одну из первых в мире операций по коронарному шунтированию. И продолжает писать.

Среди поздних вещей мастера – искрометная и увлекательная «Фрайди», откровенная и страшная «Пройдя долиной смертной тени» (когда Хайнлайн писал, он полагал что уже умирает), разрушительно антирелигиозная «Иов или осмеяние справедливости». Говорить об этих романах немного грустно – все они по большому счету о пути к смерти. И чем дальше, тем больше видно, как страшит неизбежное стареющего человека. Секс и сексуальность в зрелых вещах Хайнлайна естественны и прекрасны, как было у древних греков. Эротика позднего Хайлайна вызывает сочувствие, даже жалость – так престарелый Давид брал в постель Ависагу-Сунамитянку – старики мерзнут в одиночестве. Всевозможные «постельные» темы – инцест, педофилия, промискуитет становятся навязчивыми, автор повторяет, смакует их, словно беззубыми челюстями пережевывает сочный бифштекс. Так же наслаждался осенним эротизмом старик Бунин – «Темные Аллеи» были созданы, когда писателю было уже за 80, но ему удалось перешагнуть через страхи, отделить фантазии лирического героя от невеселых чувств автора – и новеллы вышли воистину гениальными. А Хайнлайн с вероятностью просто устал, не выдержал темпа и не мог работать над вещами так же плотно, как в молодости – поздние книги почти не правились. Последний роман Мастера «Уплыть за закат» — попытка связать воедино все линии Истории Будущего – даже компьютер по имени Майкрофт Холмс удалось спасти. Он стал бестселлером, но с вероятностью именно смерть Хайнлайна придала книге успех. Мастер ушел из жизни 8 мая 1988 года, умер во сне, как умирают хорошие люди. Через год Дженни Хайнлайн выпустила посмертный сборник его статей «Голос из могилы». И все.

…Писать о Хайнлайне одновременно и легко и трудно. Легко — потому что его жизнь уже сделана, а творчество завершено и теперь можно описывать и исследовать их сколько угодно, зная что меняться могут лишь мнения и оценки, но никак не объект рассмотрения... высказался А. Балабуха. Трудно – потому, что вместить в себя все источники информации, философские системы и причинно-следственные связи в творчестве Мастера – задача для критика почти непосильная. Только сведя воедино биографию Хайнлайна, стало понятно, откуда «растут уши» у многих специфических деталей. С чего раз за разом его мальчишки-герои становятся кадетами, успешно постигают все тяготы обучения и сложности юношеской дружбы – обратите внимание, никаких неуставных взаимоотношений, никакого подросткового гомосексуализма – все мундиры в «учебках» чисты, как снег. Откуда взялось тонкое понимание политики, почему герои раз за разом мечтают о власти и охотно играют в выборы. С кого писаны ужасающие, опустившиеся, жирные домохозяйки с неизменной бутылкой виски, а с кого – очаровательные любвеобильные секретарши, по уши влюбленные в босса. Почему лучшие героини Хайнлайна – женщины-солдаты, уверенные, меткие, яростные – «живая смерть». Откуда в романах такие тонкости в описании больниц, медицинских технологий, переливания крови и пересадки органов. Почему в книгах уживаются искренняя вера, понимание христианства (так высмеивать можно только тему, которая дергает за живое) пуританство и агностика на грани атеизма, почему бунтари Мастера заодно и еретики. Отчего поздние герои Хайнлайна так привязаны к младенцам и так стремятся стать отцами – у самого Мастера детей не было. Наконец, из-за чего именно русский язык лег в основу слэнга «Луны» – этот вопрос интересовал скромного автора статьи больше десяти лет.

Хайнлайн писал о себе, о своих друзьях и любимых, натягивал шелковые паруса фантазии на мачты реальных событий и воспоминаний, создавал лирического героя, отражающего мечты и переживания автора, «надевал чужое лицо» и прятал себя под масками старых профессоров, миллионеров и космических путешественников. Под конец жизни ему было элементарно тесно в границах изношенной немощной плоти, со страниц буквально течет мольба «отпустите меня к звездам» — туда, где дух получит свободу. Анализируя его биографию понимаешь, какие сложности должны испытывать переводчики Стругацких на иностранные языки – тех же «Гадких лебедей» или «Отягощенных злом» невозможно воспринимать во всей полноте без понимания культурного и социального контекста. Только носитель языка, погруженный в социум, способен оценить и воспроизвести все аллюзии, намеки, цитаты и переклички с коллегами, тонкий стеб вроде всеми убиваемого Семецкого или грустную иронию Жень Лю Кина. Ради творчества Мастера стоило бы стать литературоведом – оценить, какое влияние Грандмастер оказал на культуру Америки, какие волны разошлись от «булдыгана» заброшенного им в фантастику. «Было видно, где он шел» — это про Хайнлайна. Он был из той породы мужчин, что оставляют следы в жизни – садами, детьми, собственноручно отстроенными городами. Он умер почти двадцать лет назад – и остался бессмертным, благодаря своим книгам. Сварить бульон из пачки пыльных переплетов все равно не выйдет, так что остается смаковать страницы и вникать, пока не кончится ожидание: