— У нас были совершенно различные конечные цели эксперимента. Мне предстояло впервые выйти в открытый космос, проверить, может ли человек в условиях вакуума, резких контрастов температур жить и работать в скафандре. Е. Хрунову и А. Елисееву надо было, помимо этого, проделать конкретную операцию перехода из корабля в корабль, которую в будущем космонавтам придется выполнять часто.

Корабли типа «Союз» гораздо больше, комфортабельнее нашего «Восхода» В отличие от «Восхода» на них нет специального шлюза. Шлюзом служит весь орбитальный отсек, где космонавты проводят научные эксперименты и отдыхают.

Перед переходом герметизируется люк в отсек экипажа, в котором остается командир корабля, стравливается воздух из орбитального отсека и затем открывается люк в космос — пожалуйста, выходи. При переходе космонавты пользовались фалом, через который осуществляется связь во время перехода и контроль за состоянием организма.

— Как отрабатывали переход из корабля в корабль на Земле?

— Сначала весь эксперимент мысленно проиграли на Земле, определили порядок действий, расчертили схему перехода. Затем были проведены опыты на самолете-лаборатории. Там были установлены два состыкованных орбитальных отсека, абсолютно идентичных отсекам «Союза-4» и «Союза-5», и в условиях кратковременной невесомости космонавты переходили из корабля в корабль.

Когда этот этап был пройден, настала очередь гигантской термобарокамеры, в которую также помещали два состыкованных корабля. В условиях, близких к космическим, космонавты отрабатывали переход. Надо сказать, что на Земле это делать значительно труднее, чем в невесомости.

И, наконец, были проведены комплексные тренировки, в которых участвовали все члены экипажей кораблей, — проигрывался весь полёт от начала до конца. Тренировались много, по принципу: тяжело на тренировках, а в космосе будет ещё тяжелее. Как видите, труды не пропали даром. Свою задачу вся четвёрка космонавтов выполнила успешно.

— Очевидно, ощущения Е. Хрунова и А. Елисеева, побывавших в открытом космосе, в какой-то мере будут похожа не Ваши. Не могли бы Вы вспомнить, что Вы чувствовали, когда покидали корабль?

— Чувство — это всегда вещь субъективная. Но очевидно, что есть и какое-то объективное ядро ощущений. Очень здорово об этих ощущениях человека, вышедшего в космическое пространство, написал еще К. Э. Циолковский в своей повести «Вне Земли». Я читал эту книгу раньше, но как-то не обратил внимание на детали. Когда я перечитал ее после полета, то поразился, как тонко и умно он подметил даже профессиональные мелочи. Разница только в терминологии — шлюз он называет ящиком, фал — цепью, а экранно-вакуумную изоляцию — балахоном. Но весь процесс выхода и эмоции «балахонщиков» описаны настолько точно, как будто Циолковский сам выходил в космос. Есть у него такие строчки: «Мне же казалось и никто бы не мог разубедить меня в этом, что я вращаю своими рукоятками всю небесную сферу с Солнцем и звездами. Как карусель: захочу — заверчу эту небесную сферу быстро, захочу — медленно, захочу — остановлю»...

«Мне казалось, что я притягивал ракету за цепочку, и она покорно подчинялась... Только вращение мое производило иллюзию движения неба». Это здорово и верно написано. Действительно, малейшее твое движение, и звездный мир начинает кружиться. Это необычное ощущение.

Необычность положения обостряется тем, что надо приучить себя к мысли, что ты не падаешь вниз, что высота 200 километров для тебя не страшна, что скорость 28.000 километров в час, с которой ты несешься по орбите, для тебя самого это — нуль. Нужно привыкнуть к тому, что все эти условия, кажущиеся такими «экзотическими» с Земли, для тебя это норма. И к этому привыкаешь. Я, например, даже не задумывался о том, что я куда-то вдруг провалюсь. Осторожно вышел, оттолкнулся — и я уже в космосе. Тренировки, мысленное проигрывание всей ситуации ещё на Земле полностью подготовили меня к этому. Так же, я думаю, готовы были к этому Хрунов и Елисеев.

— Какие советы Вы давали им на тренировках?

— Главное не торопиться, делать всё плавно. Подумать десять раз – пошевели пальцем, подумай двадцать раз — пошевели рукой. Каждое движение связано с выделением тепла в скафандре. При резких и торопливых движениях в скафандре накапливается тепло. Это сильно затрудняет работу и может даже привести к потере работоспособности космонавта. Конечно, состояние космонавта контролируется — температура, частота пульса, дыхание, кровяное давление и другие медицинские параметры передаются на Землю и на корабль. Следя за этими показателями, руководители полета всегда могут предостеречь, приказать вернуться в корабль, если потребуется. Но и самому «плошать» ни к чему.

Если слишком резко оттолкнешься от корабля, можно закрутиться вокруг одной оси или даже получить сложное вращение вокруг нескольких осей и при этом потерять пространственную ориентацию. Поэтому степень усилия, направление угла, под которым отталкиваешься, нужно рассчитать, подумать, к чему это приведет.

— Всегда ли космонавт, выходящий в открытое пространство, будет связан фалом, как «пуповиной», со своим кораблем? Какие индивидуальные средства передвижения космонавтов могут появиться в будущем?

— Я не уверен, что человеку понадобится уходить, скажем, на десятки километров от корабля. Вряд ли размеры орбитальной станции будущего превысят километр. С индивидуальными средствами передвижения типа ракетных пистолетов или портативных ракетных двигателей удаляться далеко от станции опасно — запаса топлива надолго не хватит. Поэтому при удалении от корабля с пистолетами надо будет иметь аварийный трос на 300—500 метров. Из современных материалов такой трос просто сделать легким и прочным. При самостоятельных путешествиях на большие расстояния надо будет пользоваться какими-то космическими «мотоциклами» с достаточным запасом горючего для его ракетных двигателей. А как они будут выглядеть реально — поживем, увидим!

------------------------------------

Перевод в текстовый формат — ЛысенкоВИ

Вскоре, однако, мы отметили, что объект перестал посещаться землянами. Это была загадка. Ведь не могли же они изменить своей вековой привычке обедать! Раскрытие этой тайны могло послужить ключом к дальнейшему проникновению в глубины психологии землян. И мы приступили к конкретному исследованию.

Ход работы: Для начала решили взять языка. Им оказался сторож при объекте. Воспользовавшись тем, что он задремал на посту, мы с помощью гравитационной «лягушки» — полуавтомата доставили его к нам на борт. Внушили ему, что он попал в однодневный санаторий. Угостили знаменитой «зетовкой». Понравилось. Предложили еще. Не отказался. Разговорились. Оказывается, объект поставлен на реконструкцию. Срок установлен — два года.

Продолжаем наблюдения. Наша кастрюля свободно парит над городом. Иногда маскируемся под перистое облако. Иногда — под солнечного зайчика.

Землян поблизости фабрики-кухни по-прежнему не видно. Это нас интригует. Вероятно, мы имеем дело с новой, еще неизвестной у нас на Зете формой саморегенерации или, говоря иными словами, самовозрождения износившихся строительных конструкций и оборудования. Прощупываем интроспектором, однако никаких изменений в состоянии объекта не отмечаем. Интересно, где теперь питаются те земляне, которые регулярно сюда ходили?

Третий год парим над объектом. Внизу заметны некоторые сдвиги. Приезжают и уезжают какие-то машины. Одно привозят, другое увозят, третье доставляют, четвертое обещают... Лазерофон позволяет нам прослушивать разговоры заказчиков с подрядчиками, подрядчиков с поставщиками, прорабов с

рабочими и рабочих между собой. Понять ничего не можем. Почему одно привозят, а другое увозят? Почему сперва делают, а потом переделывают? Почему одно в избытке, а другого нехватка? Почему сначала все сидят и ждут одного, а потом один сидит и ждёт всех? И при чем тут их бабушки? Ответов на эти вопросы пока нет. Продолжаем работу.

*

МАТЕРИАЛ ДЛЯ СРАВНЕНИЯ: По имеющимся у нас данным, город Шелехов под Иркутском построен менее чем за семь лет, газопровод Средняя Азия — Центр со всеми службами и жилыми поселками — немногим более чем за год. Криворожская домна-гигант строилась меньше года.

*

Интересные тут у них на объекте порядки. Однажды мы услышали по лазерофону такие слова: «Опять строительные чертежи не увязали с чертежами на специальные работы!». В другой раз до нас донеслось: «Кто будет увязывать ход монтажа с поставкой комплектующего оборудования, ваша тётя?». Кто такая их тетя, нам установить не удалось. Предполагаем, что она имеет некоторое отношение к их бабушке. Однако наш счётно-решающий анализатор, подключенный к лазерофону, определил, что в техническом словаре исследуемой группы землян слово «неувязка» встречается чаще других и, по-видимому, является одним из технических терминов.

*

МАТЕРИАЛ ДЛЯ РАЗМЫШЛЕНИЯ (получен при помощи беспилотной кастрюльки-шпиона, запущенной на ведомственную орбиту треста «Росхладторгстрой»): В 1962 году для реконструкции фабрики-кухни было финансирование, но не было технической документации. В 1963 году финансирование ещё было, но документации по-прежнему не было. и то и другое. В 1964 году положение, наконец, сбалансировано: нет ни финансирования, ни документации. В 1965 году финансирование снова есть, но документации на спецработы по-прежнему нет. И только в 1966 году появляется и то и другое.

*

Близится к концу четвёртый год парения. Мы уже тут всех знаем: и главного инженера СМУ-22 треста «Росхладторгстрой» товарища Бабкина, и директора коломенского треста столовых товарища Воробьева, и будущего директора будущей фабрики-кухни товарища Сапатого...

Несмотря на непрерывные «перекуры» (так у землян называются маленькие перерывы в работе), реконструкция движется к концу. Лазерофон доносит до нас слова: «Выполним», «Перевыполним», «Выше темпы», «Лучше качество», «Добьёмся», «Перебьёмся», «Сократим», «Увеличим», «Оправдаем», «Не посрамим»... Судя по всему, это помогает им преодолевать неувязки.

...Вчера, зазевавшись, врезались в густое снежное облако. Буксовали часа полтора. Пришлось надевать тёплые антигравитационные скафандры и выходить на мороз. «Выше темпы!» — кричали мы друг другу, — «Лучше качество!». Не прошло и суток, как мы уже спихнули нашу кастрюлю с места, и она чуть не унеслась, оставив нас на этом облаке. Хороши бы мы были!

Судя по поведению строителей, реконструкцию объекта можно считать законченной. Пять раз они уже приглашали приёмочную комиссию, но та почему-то принимать отказывается. Теперь наши лазерофоны непрерывно доносят слово «недоделки». Как показывают анализаторы, оно на этом этапе работы заменило слово «неувязки». Строители непрерывно что-то доказывают. Мы подсчитали, что если бы расходуемая при этом энергия была пущена на мирные цели, можно было бы не только покончить с недоделками, но и построить ещё одну фабрику-кухню.

Вчера на экране нашего видеолокатора наблюдали шестое заседание приёмной комиссии.

— Крыша протекает? — кричал директор объекта товарищ Сапатый. — Протекает! Автоматика в холодильных камерах отсутствует? Отсутствует! Благоустройство территории не закончено? Не закончено! Прачечная не оборудована? Не оборудована! Шахту грузового лифта заливает? Заливает! И ещё десятки недоделок!

Мы были потрясены его речью. Неужели на Земле можно сдавать объекты в таком виде? Однако заместитель управляющего трестом «Росхладторгстрой» товарищ Дмитриев, начальник СМУ-22 товарищ Гераськин, главный инженер товарищ Бабкин и даже директор треста столовых товарищ Воробьев вели себя очень спокойно.

— Не надо волноваться! — сказали они товарищу Сапатому. —Ну, есть недоделки... А где вы видели строительство без недоделок? Вон в Москве кинотеатр «Октябрь» уж до чего замечательное сооружение, по последнему слову, как говорится, а недоделок там знаете сколько?

*

МАТЕРИАЛ ДЛЯ СРАВНЕНИЯ: По данным, полученным нами с летающей кастрюли 1722-прима, кинотеатр «Октябрь», открытый в Москве на проспекте Калинина 5 ноября 1967 года, 20 ноября того же

года был закрыт для устранения недоделок. 29 ноября его снова открыли. Но билетные кассы здесь не оборудованы, установки для кондиционирования воздуха одна за другой выходят из строя. В туалетах странные замки: туда легко войти, но без слесаря трудно выйти. Механизм сцены заливает вода, отопление работает плохо. Был случай, когда на голову зрителя упала декоративная решётка, скрывающая динамик. Правда, предвидя такую возможность, строители сделали её достаточно легкой. Так что травм не было.

*

Решили спуститься на Землю и путём непосредственного общения выяснить некоторые непонятные вопросы. Наверное, наши приборы врут. Не может быть, чтобы земляне так притерпелись к некоторым своим болезням, что перестали их замечать.

Один из нас остался в своей кастрюле, а другой, включив биомолекулярный преобразователь, принял облик корреспондента «Известий» и спустился в Коломну, чтобы взять несколько интервью.

*

ИНТЕРВЬЮ ДЛЯ РАЗМЫШЛЕНИЯ: Главный инженер БАБКИН: В затяжке строительства фабрики-кухни виноват в первую очередь «Гипроторг», не обеспечивший вовремя проектную документацию.

Директор треста столовых ВОРОБЬЕВ: Графики работ систематически срывались из-за отсутствия контроля со стороны Бабкина и Гераськина.

Директор фабрики-кухни САПАТЫЙ: Акт приёмки подписали вначале только представители строителей и директор треста Воробьев, которому этот объект лично не эксплуатировать.

Заместитель председателя исполкома Коломенского горсовета ПОНИЗОВ: А почему вы заинтересовались именно этим объектом? По-моему, тут нет ничего особенного. Если на то пошло, в нашем городе можно было бы найти более острый повод для критики.

*

Видимо, всё-таки притерпелись. Иначе не стали бы так спокойно об этом говорить. Ничего особенного! Кажется, в их сознании без всякого усилия укладываются рядом рекордное строительство газопровода и сплошные неувязки с фабрикой-кухней, безукоризненность электронно-счётных машин и замок-ловушка на двери туалета. Эта сторона психологии данной группы землян заслуживает, на наш взгляд, дальнейшего пристального изучения. Просим учесть это при составлении научных заданий для следующих экспедиций.

Экипаж 1724-бис».

*

ПОСЛЕСЛОВИЕ АВТОРА: Памятная записка пришельцев попала на Землю совершенно случайно. Не следует ли воспользоваться этим случаем, чтобы посмотреть на некоторые вещи со стороны?

Э. ПАРХОМОВСКИЙ.

-----------------

Перевод в текстовый формат ЛысенкоВИ

— Всегда готов, — ответил он и сжал двумя указательными пальцами свой нос. — Попался, наконец!

— Кто попался, милый?

— Прыщ.

Он рассмеялся, повернулся к ней и крепко обнял. Нанси была очень красива. Ему здорово повезло, что у него такая жена. Если бы у него была жена дурнушка, его никогда бы не выбрали. Нанси составляет половину его успеха, а может быть и больше. Когда их показывали вдвоем по телевизору, — их снимали у этой виллы для передачи «Витамин космоса», — Нанси звонили по телефону гораздо больше, чем ему. И с каким шиком она отвечала на вопросы! Уитнэю не приходится беспокоиться за нее. Она сама всегда знает, что надо сказать. У нее это получается так естественно. Когда этот тип из Нью-Йорка спросил, например: «Что вы чувствуете, когда смотрите на своего мужа и думаете, что он скоро полетит в космос?», она, не задумываясь, ответила: «Я вижу звезды на небе». Ну не прелесть ли?

Он покорно последовал за женой. Спальня была самой красивой комнатой домика, подаренного им фирмой Хартлей. Стены ее были обтянуты холстами, имитирующими росписи тканей XVIII века, с изображением первых полетов на воздушном шаре. Вот уже десять месяцев, как они живут в этом бунгало, и, право же, жаловаться не приходится. В белоснежном гараже, под большой магнолией, их ждет спортивная машина, преподнесенная заводами «Больдмобиль». Рано утром, позавтракав на террасе, он понесется на ней на базу «Астронотик». Так уж заведено. Правда, с некоторого времени у него создалось впечатление, что настоящее дело делается где-то в другом месте. Впрочем, это его не касается. Он выполняет все, что от него требуется, и ему не в чем себя упрекнуть. Он просиживает столько, сколько требуется в испытательных камерах и в центрифугах. Вначале ему было немного не по себе, но теперь он привык, и тренировки его даже немного развлекают, точно он несется на карусели усовершенствованного типа. На этой базе он проходил обучение вместе с тремя другими парнями. Не хвастаясь, он мог с уверенностью сказать, что у него было наибольшее количество шансов быть назначенным, и это благодаря мистеру Уитнэю. Ему просто подвезло, что удалось напасть на типа такого класса. Ни Боб, ни Джони, ни Дик не могли и мечтать о подобном. Мистер Уитнэй занимался не только тем, что пытался сбыть свой товар; нет, он жаждал сделать из Фреда идеального космического человека. «Фредди, — говорил он, — если вы будете меня слушаться, через год сто миллионов американцев, услышав слово «космос», произнесут: «Фредди Локнесс». Я готов держать с вами пари на что угодно...»

И Уитнэй не подвел его. В бунгало пришлось даже установить настоящие книжные шкафы, чтобы разместить туда все, что было напечатано о Фредди и Нанси, все фото, интервью, кучу статей, которые они подписывали. И это, не считая передач по телевидению и радио. Да еще ему пришлось напеть пластинку. Он даже обнаружил у себя недурной голос, и теперь тысячи американцев повторяли вслед за ним: «Один в бесконечном просторе, я вижу тебя, мой друг».

Он не мог уснуть. Заложив руки за голову, он прислушивался в ночной тиши к ровному тиканию часов. Странная, незнакомая тревога вдруг овладела им: «А если это всерьез? Если эти безмозглые дураки и в самом деле попытаются ее запустить? Ну хотя бы только для того, чтобы насолить русским! Они способны на это! И так всем ясно, что мы здорово отстали. Во время тренировок их заставляют скручиваться в клубок, чтобы влезть в эту ореховую скорлупу, в то время как русские посылают в космос спальные вагоны! А эти контейнеры, которые падают в море, как только их запускают. Пфи-и-и-и-т! Взрыв пламени и — конец! Нанси получит десять тысяч долларов. А дальше?». Он подумал: «Еще два месяца, не больше. Затем я все брошу».

Он тяжело вздохнул. Нанси повернулась в кровати рядом.

— Ты не спишь? Надо спать, мой милый.

— Я думаю.

— Это плохо, — пробормотала она в подушку. — Думать вредно.

Он зажег лампу на ночном столике, и свет ее упал на длинные, рассыпавшиеся по лиловой простыне волосы Нанси.

— Дорогая, — заговорил он, — я хочу бросить все.

Нанси резко села на кровати, и выражение паники исказило ее

ненакрашенное лицо.

— Ты с ума сошел! Что с тобой? А что мы будем делать?

Он пробурчал:

— У меня же есть специальность.

— Твоя специальность! Что ты называешь специальностью? Неужели ты думаешь, что стюард второго класса, да еще на внутренних линиях, может себе позволить такую жизнь, как наша? Мой глупый мальчик! Ты же ничего не понимаешь! Что у тебя будет? Форма, и только. Разве что какие-то дурочки из Пинки Рэнч могут принять тебя за летчика. Ну нет. К тому же чем ты рискуешь?

Он сухо прервал ее:

— Что ты знаешь? Ты знаешь, как все это может кончиться...

Надув щеки, он изобразил звук вылетающей пробки из бутылки шампанского.

— Вот как все может кончиться...

Тонкие брови Нанси поползли на лоб, и она окружила лицо ладонями.

— Ты же знаешь, что на этой базе, это же не всерьез. Это только ради рекламы. Неужели ты когда-нибудь мог поверить, что тебя действительно пошлют туда, наверх. Я бы и одного дня не прожила, если бы поверила, что это возможно на самом деле.

Он покачал головой вместо ответа. Конечно, у него не раз закрадывалось сомнение, что база «Аэронотик» не очень солидное предприятие. Но в конце кондов какая разница между ним и парнями с базы Ленглей? Разве не посвящает «Лайф» целые страницы им и их женам, публикуя их портреты вдоль и поперек? Что это доказывает?

— Есть одна вещь, которая меня давно уже мучает, — заговорил он внезапно. — Во всем том, что говорят и пишут повсюду, как-то упустили из виду бога.

— Бога?

— Да, да, бога. Мне кажется, что следует найти подходящий случай и сообщить, что я верю в бога. Ведь есть же, наверное, люди, которых не может не беспокоить эта история с вознесением на небо. Я уверен, что многим это совсем не по душе. Ведь сказано, что человек должен знать свои пределы или что-то в этом роде.

— Я сама не знаю. Может быть, ты и прав. А почему бы тебе не сказать, что когда ты полетишь туда, то возьмешь с собой медальон, который дала тебе твоя мать?

Его толстые пальцы машинально нащупали в заросшей волосами широкой груди голубой медальон с изображением богоматери, который он носил на шее.

— Я, право, не знаю, — заговорил он нерешительно. — Надо спросить у Уитнэя. Медальон может прийтись по вкусу католикам, а ведь протестантам это может и не понравиться.

— На всех не угодишь, — примирительно произнесла Нанси. — А теперь спать, мой милый.

Он наклонился и поцеловал ее в мягкие губы.

— Не волнуйся, — проговорил он тихо. — Я выдержу. Спи.

Когда зазвонил телефон, ему показалось, что он спал целую вечность тяжелым сном, без видении. Он подскочил на кровати и зажег свет. Его объял ужас: «А если это и есть? А если все правда?» Совсем растрепанная Нанси вздрогнула от неожиданности:

— Что там такое? Что они вздумали звонить в такой час? Не отвечай. Ты мог и не слышать звонка...

Он поглядел на нее усталым взглядом человека, который знает свой долг и которого не могут остановить мольбы жены, и снял трубку.

— Алло, Фредди, — говорил чей-то голос, — одну фразу, нам нужна одна только фраза.

— Среди ночи?

— Я полагал, что вас уже разбудили, — говорил голос в трубке. — Не я же первый звоню вам. Это говорит Ди Маджио. Ди Маджио из радио. Мне нужна только одна фраза, ваше впечатление. Если вы готовы, начинайте. Я включаю микрофон.

— …….

— Как вы ничего не знаете? Нет?

— Я ничего не знаю, — ответил Фред.

Прикрыв левой ладонью трубку, он объяснил Нанси:

— Это из радио. Они окончательно помешались.

— Повесь трубку. — ответила Нанси. — Да ну их совсем.

Но в это мгновение она увидела на лице Фредди такое невероятное удивление, что соскочила с кровати.

— Ах ты, боже мой. — приговаривал он, — вот те, что! Ну и здорово! Ах ты, черт!

— Что такое? — повторяла Нанси. — Что там случилось?

— Свершилось. Русские в космосе. — сказал он мрачным голосом. — Они послали своего, и у них получилось. Он облетел вокруг Земли.

— И что же, — спросила она.

— Что же…

На том конце провода Ди Маджио начинал терять терпение:

— Одну фразу, Фредди. Скажите, что вы чувствуете? Вы же должны чувствовать что-нибудь! Черт возьми! Я включаю микрофон. Начинайте...

Фредди Локнесс сдвинул брови, затем медленно, отчеканивая каждое слово, тоном боксера, проигравшего мировое первенство, произнес: «Поздравляю парня, который сделал это. Конечно, я разочарован. Никто не любит проигрывать».

Нанси, не переставая, подсказывала: «Хартлей, Хартлей». Внезапно его осенило: «Я хочу сказать еще только одно слово всем тем, кто меня слушает в этот час: — Зато у нас есть то, чего нет у русских. У нас есть пилюли Хартлей, витамин космоса».

— Вы немного переборщили, — заговорил Ди Маджио в телефон. — Но вы хорошо сыграли.

Фредди Локнесс положил трубку и глубоко вздохнул. Вытянувшись на спине, он уставился в потолок.

—Ты был великолепен! — сказала Нанси.

МОСКВА.