Н. Мишина. Краски неба // Правда. — 1975. – 16 июля (№ 197). – Второй выпуск. — С. 3.
8888888888888888888888888888888
Н. Мишина. Краски звёздного неба // Правда. — 1975. – 16 июля (№ 197). – Первый выпуск. — С. 3.
Первый выпуск. Отпечатано в Свердловске.
Краски звёздного неба.
----
В Москве, на улице Горького, 25, открылась выставка, организованная Союзом художников СССР и Национальным музеем завоевания космоса США. Она посвящена совместному космическому полёту кораблей «Союз» и «Аполлон».
Телевидение позволяет нам побывать на космодромах, в центрах управления полётами, увидеть вблизи безмолвные тени лунных кратеров. Но свыше ста произведений этой выставки волнуют, пожалуй, не меньше прямого репортажа из космоса.
Среди советских работ интересна своим публицистическим настроем графика А. Тюрина, групповой портрет экипажей «Союза» и «Аполлона» художника Ю. Походаева, фантастические сюжетыА. Соколова. Конечно же, в выставочном зале произведения Алексея Леонова – первого человека, увидевшего звёзды в открытом космосе.
В экспозиции привлекают внимание работы П. Колла, Р. Макдоналла, Г. Питца. Здесь же картина Митчелла Джимисона, который известен у нас как автор портрета космонавта Гордона Купера. Работы многх американских художников, сделанные на месте события, представляют собой как бы страницы хроники космических будней.
Н. Мишина.
888888888888888888888
Н. Мишина. Краски неба // Правда. — 1975. – 16 июля (№ 197). – Второй выпуск. — С. 3.
Второй выпуск. Отпечатано в Москве.
Краски неба.
----
В Москве, на улице Горького, 25, открылась выставка, организованная Союзом художников СССР и Национальным музеем завоевания космоса США. Она посвящена совместному космическому полёту кораблей «Союз» и «Аполлон».
Н. Мишина.
888888888888888888888888
P.S. В очередной раз напоминаю, что Московский и периферийный выпуски газеты "Правда" за один и тот же день могут отличаться содержанием
Недавно в Соединенных Штатах Америки произошло из ряда вон выходящее происшествие, весьма показательное для современного состояния умов широких слоев населения в капиталистическом мире: передача по радио известного литературного произведения вызвала беспримерную панику в целой стране. Сейчас, после того как в американских газетах и журналах улеглась дискуссия, вызванная этим поразительным происшествием, легко можно восстановить его со всеми подробностями.
Радиовещательная компания «Колумбия» включила в свою программу передачу известного фантастического романа английского писателя Герберта Уэллса — «Борьба миров». Передачу вела артистическая труппа под руководством «почти однофамильца» английского писателя — двадцатитрехлетнего Орсона Уэллеса. Эта труппа, присвоившая себе наименование «Театр Меркурия», специализировалась главным образом на радиопередачах фантастического характера.
Читатель помнит, что в романе Уэллса идет речь о нападении на нашу землю обитателей планеты Марс. Орсон Уэллес сделал попытку «американизировать» Герберта Уэллса и взялся за дело со всем пылом своих двадцати трех лет. Прежде всего он перенес место действия из Англии в США. Затем он переработал роман, приспособив текст к методам и формам современных американских радиопередач.
Передача Орсона Уэллеса начиналась обычной музыкой для танцев. Музыкальная программа прерывалась сообщением о падении на землю в штате Нью-Джерси необычайного «метеорита». В дальнейшем сцена действия в последовательном порядке переносилась в обсерваторию в Принстоне, в штат Нью-Джерси — к месту падения «метеорита», в правительственные учреждения в Вашингтоне, на крышу нью-йоркского небоскреба и т. д.
«Метеорит» оказался гигантским металлическим снарядом, из которого вылезают чудовища — марсиане. Ростом они могут равняться с нью-йоркскими небоскребами, их внешний вид отвратителен и ужасен. Чудовища вооружены страшным оружием — зеркалами, излучающими огонь и смерть. Этими лучами пришельцы с Марса уничтожают семитысячный воинский отряд и посланные против них военно-воздушные силы. Марсиане движутся на Нью-Йорк, умерщвляя и поедая людей, разрушая здания, мосты и дороги. Ядовитым черным дымом они травят все живое на своем пути. Но чудовищ ждет неожиданный конец: они гибнут от земных бацилл а микробов, к которым не приспособлен их марсианский организм.
Чтобы произвести наибольший эффект, Орсон Уэллес построил свою передачу в виде коротких сенсационных сообщений. В передачу были также вмонтированы заявления «официальных лиц»; одно из таких заявлений приписывалось министру внутренних дел. Разумеется, эти заявления, как и остальной текст передачи, зачитывались перед микрофоном артистами «Театра Меркурия».
Надо отдать справедливость Орсону Уэллесу: ему действительно удалось достигнуть эффекта, хотя и такого, какого он никак не ожидал и, по всей вероятности, не желал.
Вся передача продолжалась один час: с 8 до 9 часов вечера. Следовательно, многочисленные события, вызванные этой передачей, произошли в течение одного часа.
За это время паника охватила значительную часть населения Соединенных Штатов, распространившись по стране с быстротой молнии. По словам газеты «Нью-Йорк уордл-телеграмм», «быть может, подобная волна ужаса еще никогда не катилась по стране с такой быстротой, изгоняя мужчин и женщин в истерике из их жилищ в поисках спасения от страшного нападения».
Особенно крупные размеры паника приняла в штате Нью-Джерси и соседнем с ним штате Нью-Йорк, то есть в районе, упоминавшемся в радиопередаче в качестве места фантастических военных действий. Людьми овладел массовый психоз. Небольшие города опустели: их население бежало в поля и горы. Беглецы метались и по улицам Нью-Йорка. Люди бросали жилища, захватив с собой детей и наиболее ценные пожитки; многие прикрывали лица мокрыми полотенцами, чтобы уберечься от действия ядовитых газов.
Впоследствии американские газеты и журналы опубликовали интервью с некоторыми из этих беглецов. Приведем рассказ одного из них, некоего С. Тишмэна, жителя Нью-Йорка.
«—Я пришел домой в четверть девятого, — рассказывает С. Тишмэн. — В это время мне позвонил по телефону пораженный ужасом племянник. Он сообщил, что предстоит воздушная бомбардировка города, и посоветовал мне немедленно покинуть дом. Я включил радио и услышал передачу, которая соответствовала тому, что говорил племянник. Тогда я схватил шляпу, пальто и кое-что из имущества и бросился к лифту. На улице я увидел сотни людей, метавшихся в панике во всех направлениях. Большинство из них побежало к Бродвэю».
Десятки тысяч людей обращались в полицейские участки, в правительственные учреждения, в редакции газет, требуя указаний: где укрыться от вражеского нападения, куда бежать, где достать противогаз? Впрочем, полиция и местные власти сперва также поддались общей панике; чтобы восстановить дееспособность своих местных органов, главным полицейским управлениям в штатах Нью-Йорк и Нью-Джерси пришлось срочно передать им по системе «телетайп» обстоятельное сообщение, разъяснявшее смысл радиопередачи «Театра Меркурия».
О массовом характере паники, обуявшей американское население, дает некоторое представление количество телефонных обращений в полицейские участки с приведенными выше запросами. Главное полицейское управление Нью-Йорка ответило в течение 15 минут на две тысячи таких вопросов; такое же количество телефонных запросов было сделано разными лицами полицейским управлениям в Бронксе и Нью-Йорке; участок Колумбии и Филадельфии ответил в течение часа на четыре тысячи телефонных звонков. Телефонная компания в Нью-Джерси установила, что в течение рокового часа в одном этом штате было сделано до ста тысяч телефонных вызовов сверх обычного их количества.
На перекрестках нью-йоркских улиц стояли толпы перепуганных людей, наблюдавших со страхом за небосводом в ожидании появления неприятельских самолетов. В городе Нью-Джерси какой-то человек ворвался в переполненный кинотеатр во время просмотра фильма и истерическим голосом объявил страшную весть о вражеском нападении на США; в мгновение ока кинотеатр опустел. То же самое произошло в кинотеатре Лоди, куда вломился с улицы человек с диким воплем:
— Неприятель ворвался в наш штат!
По шоссейным и проселочным дорогам на бешеной скорости проносились автомобилисты, переставшие соблюдать правила дорожного движения.
Немало людей заболело на почве нервного потрясения. В один только госпиталь Сэнт-Мэйкль в Нью-Йорке было доставлено 15 лиц в состоянии нервного припадка.
Многие галлюцинировали. Кое-кто заявлял, что, слышал по радио сообщение о «катастрофе» из уст «самого президента Рузвельта». В пункте Вашингтон Хейтис в полицейский участок прибежал белый, как полотно, человек, утверждавший, что он собственными глазами видел неприятельские самолеты над рекой Гудзон. Другие уверяли, что видели на горизонте зарево пожаров и клубы дыма.
В главное полицейское управление Бронкса позвонил неизвестный, прокричавший по телефону:
—Они бомбардируют Нью-Йорк!
— С чего вы это взяли? — опросил полицейский.
— Я слышал это по радио, — подтвердил неизвестный. Затем я поднялся на крышу и увидел черный дым от химических снарядов, приближавшийся к Нью-Йорку. Что мне делать?
Как уже сказано, паника не ограничилась пределами двух штатов и прокатилась по всей стране. В Сан-Луи на улицах собирались группы людей, в истерическом возбуждении обсуждавших весть о неожиданной напасти. В Северной Каролине в закрытом учебном заведении Бровард-колледж потеряли сознание пять учащихся. В Чикаго опустели рестораны. В Провиденсе обыватели осаждали служащих местной электрической компании с требованием немедленно выключить свет во всем городе, чтобы замаскировать его от нападений с воздуха. В Индианополисе какая-то женщина ворвалась в церковь во время богослужения.
— Нью-Йорк разрушен! — завопила она. — Настал конец света. Я слышала это по радио. Расходитесь по домам, — лучше умереть у себя дома!
Церковь мгновенно опустела...
Мы далеки от мысли огульно обвинять американцев в трусости и в склонности к панике. Разве можно назвать трусостью поведение многочисленных солдат и командиров запаса, которые, узнав по радио о гибели семи тысяч американских бойцов под действием загадочных «лучей смерти», тут же явились на призывные пункты! В Сан-Франциско молодой американец позвонил в полицейское управление.
— Где можно записаться добровольцем в армию? — спросил он. — Мы во что бы то ни стало должны остановить это ужасное нашествие!
Разве можно назвать малодушным поведение сотен врачей и сестер, которые, судя по газетным отчетам, повсеместно предлагали властям свои услуги для ухода за ранеными? Это, бесспорно, смелые и мужественные люди. Но даже эти храбрецы, для блага своей страны с готовностью ставившие на карту жизнь, не имели достаточного хладнокровия, чтобы спокойно прослушать несколько фраз из радиопередачи.
Правительственная комиссия, изучившая впоследствии материалы радиопередачи Орсона Уэллеса, установила, что не только перед началом и по окончании передачи, но и дважды во время ее хода диктор предупреждал слушателей о фантастическом характере передаваемого литературного произведения. Текст «Борьбы миров» в обработке Орсона Уэллеса, опубликованный в газете «Нью-Йорк тайме», показывает, что диктор и артисты все время говорили о совершенно неправдоподобных, фантастических вещах — о «жителях с Марса», «чудовищах» и т. п. Какой хладнокровный человек, прослушав две-три фразы такой фантастики, поверил бы, что речь идет о подлинном событии?
Американские органы печати единодушно отмечают прямую связь между паникой, вызванной в США радиопередачей «Борьбы миров», и недавними событиями в Европе — германским натиском на Чехословакию и мюнхенским сговором, приведшим к расчленению этой страны. Антифашистский журнал «Нью мессес» пишет:
«Угроза войны глубоко проникла в сознание людей в течение последних лет
фашистской агрессии. Никакой ужас не представляется слишком большим, никакая катастрофа не кажется слишком сверхъестественной, чтобы быть невероятными... Никто, не призадумался, что собственно произошло, ибо все полностью соответствовало угрозам из Рима, Берлина и Токио».
В унисон с антифашистским журналом пишет одна из крупнейших американских буржуазных газет — «Нью-Йорк геральд трибюн». В передовой статье эта газета заявляет:
«В последние недели возникло чувство тревоги и смятения, которое допускает возможность почти что любой катастрофы. То, что случилось, когда война показалась на горизонте и была избегнута лишь страшной ценой мюнхенской капитуляции, — это оставило нам всем расшатанные нервы и кошмарные опасения. Марсиане из фантазии Уэллса упали на наше сознание, уже потрясенное невероятными событиями, столь же ужасными, как и любая фантазия».
Корреспондент французского еженедельника «Эроп нувель» писал из Америки: «Бесчисленное количество комментариев, которые вызвал в Америке этот случай, подчеркивают следующий факт. Такой феномен не мог бы произойти, если бы общественное мнение не было подготовлено к нему напряженным состоянием, в котором весь мир пребывал в течение сентября. Нервозное состояние, в котором находилось тогда население Парижа и Лондона в ожидания воздушных бомбардировок, распространялось вплоть до Америки».
Диктор у микрофона радиокомпании «Колумбия» рассказывал о нападении фантастических марсиан, но у американского населения на уме — германский и итальянский агрессоры. Диктор говорил о сказочных «лучах смерти», но в представлении миллионов американцев живут описания чудовищных воздушных бомбардировок Барселоны и Кантона. Разгул фашистской агрессии лишил покоя и хладнокровия население капиталистического мира.
Случай в США, словно в зеркале, отразил постоянную тревогу, под гнетом которой живет население за рубежом в период начавшейся второй империалистической войны.
КАК известно, планета Марс носит имя мифического бога войны. С некоторых пор было обращено внимание на то, что это небесное тело со стиль агрессивным названием обегает вокруг солнца в подозрительной близости от земли — всего лишь в 56 миллионах километров. Это обстоятельство вызвало особое беспокойство в ряде стран Латинской Америки после того, как в 1947 году в Рио-де-Жанейро был подписан пакт «о совместной обороне Западного полушария».
Латино-американцам тогда было дано понять, что «зона безопасности», которую им вменялось оборонять, имеет «эластичные границы». Член делегации США на конференции в Рио-де-Жанейро Ванденберг так и сказал: «Нам не нравятся географические ограничения». Неведомый враг может-де угрожать из неведомого места.
Эквадорцам, чилийцам, бразильцам и другим защитникам «зоны безопасности» так и не объяснили, что им, собственно, угрожает. Зато день за днем им настойчиво твердят, что они на волоске от угрозы вторжения неведомо кого, неведомо откуда и что нет им спасения вне американского блока под эгидой США.
Беда действительно пришла неведомо откуда. На днях радиостанция столицы Эквадора — Кито между двумя фокстротами сообщила, между прочим, что... на землю высадились марсиане. Марс! Вот откуда пришла угроза!
Как сообщает корреспондент агентства Ассошиэйтед Пресс из Кито, потрясающее известие вызвало «серьезную панику» среди наэлектризованного военной шумихой населения города. Неизвестно, чем бы все это кончилось, если бы та же радиостанция также, между прочим, не сообщила, что ее сенсация представляет собой... монтаж по роману Герберта Уэллса «Борьба миров».
«Невинная шутка» дорого обошлась радиошутникам. Возмущенное население подожгло здание радиостанции. На сей раз армейским частям столицы Эквадора не пришлось сражаться с марсианами. Они были вызваны для подавления «беспорядков», что и сделали, применив танки и слезоточивые газы.
Так и закончилось «вторжение марсиан» в Эквадор.
Военная пропаганда принесла здесь свои плоды: была пролита кровь. Не кровь фантастических «марсиан» — кровь реальных простых людей. Надо полагать, что простые люди в Эквадоре, да и не только в Эквадоре, сделают свои выводы из этого происшествия. Они еще раз убедились в том, что не на Марсе, а на земле, и в весьма точно обозначенных на ней местах, обитают поджигатели войны, раздувающие военную истерию, жертвой которой оказались на сей раз жители Кито.
Сегодня мы начинаем печатать с некоторыми сокращениями главу из этого тома.
— - -
Иржи Ганзелка и Мирослав Зикмунд. Уна долороса феча (глава из книги «К эквадорским охотникам за черепами», перевод с чешского С. Бабина, Г. Назарова) // Молодая гвардия (Южно-Сахалинск). – 1958. — 5 августа (№ 156). – С. 4; Молодая гвардия (Южно-Сахалинск). – 1958. — 6 августа (№ 157). – С. 4; Молодая гвардия (Южно-Сахалинск). – 1958. — 8 августа (№ 158). – С. 4; Молодая гвардия (Южно-Сахалинск). – 1958. — 9 августа (№ 159). – С. 4.
Под этим названием в историю Эквадора вошли события, случившиеся в Кито 12 февраля 1949 года.
За несколько месяцев до «печальной даты» не только в Эквадоре, но и по всему Западному полушарию распространилась эпидемия слухов о летающих дисках. Газеты на первых полосах помещали о них сенсационные сообщения, дополнявшиеся самыми фантастическими предположениями. На фотографиях изображались толпы стоящих на улицах людей, которые, задрав головы к небу, показывали на таинственные «дискос воладорес», снимков которых, впрочем, ни одна газета так никогда и не опубликовала. «Нашей планете угрожает гибель от неведомого агрессора», — выкрикивали на улицах продавцы газет; дюймовые газетные заголовки вопрошали прохожих: «Неизбежна ли третья мировая война?» И тут же сами отвечали вопросом на вопрос: «Кто посылает к нам летающие диски?»
Такой атмосферой истерии был окружен тот день, который и стал в Кито «печальной датой»...
ЛОС МАРСИСТАС. (2)
Вечером 12 февраля радиостанция Кито передавала инсценировку фантастического романа Уэллса «Война миров». Чтобы она была более интересной и доходчивой, автор инсценировки Эдуарде Алькарас и режиссер Леонардо Паэс перенесли действие романа непосредственно в условия Эквадора. А чтобы при этом еще и поживиться, они направили передачу против прогрессивных партий страны. Дикторы и актеры, говорившие о нападении марсиан на Эквадор, должны были вместо правильного испанского слова «марсианос» употреблять выражение «марсистас», что в радиотексте невозможно было отличить от слова «марксистас».
И вот в разгар радиопостановки из приемников зазвучали приказы эквадорским авиационным частям, которые доблестно сражались против неисчислимых десантников, высадившихся из загадочных летающих дисков.
— Огромные массы «марсистас», одетых в непробиваемые пулями комбинезоны, приземлились в Котокольяо, недалеко от аэродрома Кито, перебили наших лучших летчиков и наступают на столицу...
— Внимание, внимание, говорит радио Континенталь де Амбато! Вызываем радиостанцию Кито. С юга на нашу республику неудержимо надвигается гибель. Черпая туча отравляющих газов быстро несется в направлении к столице республики!
В треске и свисте приемников жалобно раздался другой голос — заговорил диктор радиостанции Ла Вос де Томебамба де Куэнка: «Атенсьон, атенсьон, сообщаем потрясающее известие о том, что город Латакуна был целиком уничтожен смертоносной тучей, которая в эти минуты находится над Тамбильо и широкой дугой приближается через Отавало к столице. Предупреждаем все население, внимание, говорит радио Ла Вос де Томебамба де Куэнка».
В это мгновение слово опять взял диктор радиостанции Кито:
— Повторяем, что гарнизон аэродрома подвергся нападению ужасного, не известного до сих пор авиационного оружия. Среди жертв нападения «марсистас» и наш дорогой алькальде, староста города Кито. В эти минуты приземляются все новые и новые «марсистас», чьи «платильос» или «дискос воладорес» с огромной скоростью устремляются к Пичинче. Переключаемся на микрофоны, установленные на крыше самого высокого в Кито здания, на улице Боливиа.
И из этих микрофонов тут же раздался воющий рев пожарных сирен и бой колоколов главного храма. «Темная туча движется сейчас над центральным проспектом Мальдонадо и в ближайшие секунды окажется над площадью святого Аугустина», — кашляя, бросал диктор хриплые слова в микрофон, который после этого замолк, донося лишь отдаленный рев моторов, шум мечущихся толп, вой сирен и растерянный колокольный звон.
ПЕРЕТРУСИВШИЕ ТЕЛЕФОНИСТКИ.
Стоило ли удивляться, что в столице началась поистине грандиозная паника. Даже те люди, которые слышали вступление к радиопостановке, поверили, что речь идет о подлинных событиях. В одном ночном белье выбегали они из домов с узелком самых необходимых вещей и бежали от грозящей им опасности, послушные предупреждениям радиостанций. Нескончаемые колонны машин двигались по главному шоссе из города на север, увозя людей, поверивших, что таким образом они еще сумеют спастись от темной тучи отравляющих газов, которая, по последним сообщениям, повернула к югу. Другие толпы валом валили из предместий Кито к центру города, чтобы узнать, как развиваются наступательные действия «марсистас».
Лишь жалкая горсточка людей услышала из приемника голос, слишком поздно пытавшийся успокоить радиослушателей заверениями, что речь шла всего лишь о постановке, что все это была неправда. Этот голос звучал как голос человека, который шутки ради так долго звал с реки на помощь, что его перестали принимать всерьез, когда он в самом деле начал тонуть.
Эпилог этого радиоспектакля получил столь стремительную развязку, что ни драматург, ни постановщик не сумели удержать ее во власти режиссуры.
Лавина людей окружила угол улиц Чиле и Беналь-казар — здание редакции крупнейшей в Эквадоре ежедневной газеты «Эль Комерсьо», в верхних этажах которого разместились студии радиостанции Кито. А когда толпа узнала, что и нападение марсиан, и вопли дикторов, и завывание сирен, и тревожный звон колоколов — все то, что вызвало в городе такую панику, было рассчитано лишь на сенсационность и на игру нервов, она приступом взяла здание «Эль Комерсьо», чтобы покарать авторов этого злонамеренного фарса.
Груда кирпича, сложенного на соседнем строительном участке, быстро исчезла в окнах здания. Люди, разгневанные мошенничеством радиокомпании, срывали с себя рубашки, окунали их в бензин, зажигали и, горящие, бросали в выбитые окна. Через четверть часа трехэтажное здание было сплошь охвачено пламенем, пожиравшим запасы печатной бумаги, типографской краски и масел.
Осажденные работники типографии и радиостанции отчаянно звали на помощь, но это было гласом вопиющего в пустыне, так как телефонистки центральной станции, предупрежденные о нападении марсиан, тоже удрали со своих рабочих мест в подвалы, ища там спасения от тучи отравляющих газов. Диктор тщетно взывал к полиции и пожарным, прося помощи, до тех пор, пока в его кабину не прорвались первые языки пламени. Большинство радиослушателей, которые еще сидели у приемников, воспринимали эти отчаянные призывы на помощь как изощренное завершение новейшей инсценировки Уэллса...
На следующий день столбцы газет, за единственны» исключением «Эль Комерсьо», запестрели сенсационными сообщениями о «зверском налете разбушевавшейся черни на газету «Эль Комерсьо», не имевшую с радиостанцией Кито ничего общего, кроме здания. Шесть убитых, много раненых, причины расследуются...»
«Мы настоятельно требуем разъяснения, почему вовремя не вмешалась полиция, почему пожарные приехали, когда «Эль Комерсьо» уже догорала, почему своевольно покинули рабочие места перетрусившие телефонистки», — многозначительно поднимая палец, спрашивали передовые статьи. «Стоит задуматься над тем, не была ли инсценировка известного Романа Уэллса в наших условиях чересчур реалистичной», — ставили авторы передовиц деликатную проблему после того, как прометали громы и молнии по поводу низких инстинктов, беззастенчивого покушения на культуру выродившейся черни и дикой силы зла.
Мы стояли перед почерневшим остовом здания спустя десять месяцев после «печальной даты». От тех драматических событий, казалось, в Кито уже ничего не сохранилось. Когда редактор «Эль Комерсьо» закончил с нами интервью о путешествии по Латинской Америке, он закурил сигарету и с нескрываемой радостью поведал нам, что получено сообщение из Гуайакило о выгрузке ящиков с самыми современными американскими ротационными машинами, которые владелец газеты приобрел за выплаченную ему компенсацию.
— А что стало с автором инсценировки? И что с режиссером?
— А что могло бы стать с ними? — поднял брови редактор, удивленный подобным вопросом. — Эдуардо Алькараса при передаче вообще не было, а режиссер Леонардо Паэс, как только начался пожар, быстренько переоделся в синий комбинезон рабочего цинкографии, спокойно вышел из здания и скрылся в толпе. А наши цинкографы, к сожалению, погибли в огне...
— И с Паэсом ничего не случилось? Никто не обвинил его?
— Ах, так мы не поняли друг друга. За что же его обвинять? Вы же знаете, у нас — демократия. А демократия — это также и свобода слова!
— - -
P.S.
(1) «Уна долороса феча». В книге: «Una dolorosa fecha»
Кто не знаком с романом выдающегося английского писателя-фантаста Герберта Уэллса «Война миров»? Он рисует, как над человечеством зловещей тенью проходит война, бессмысленно разрушается марсианами цивилизация, происходит массовое истребление людей.
По роману Г. Уэллса «Война миров» не так давно в Португалии была организована радиопостановка. Ее авторы перенесли действие романа... в окрестности Лиссабона. Диктор сообщил даже фамилии... первых «убитых» и «раненых» — жертв нападения марсиан на Португалию.
С первых же минут радиопередачи комиссариаты полиции, больницы, редакции газет и справочные бюро стали осаждать тысячи португальцев, стремившихся узнать о судьбе своих близких и родственников.
Страх и ужас охватили жителей Португалии. Нелепые слухи пережали сообщения радио. Паника утихла только после того, как в это дело вмешалась португальская полиция безопасности, которая запретила передачу радиопостановки.
ЭТО ВЫЛО вечером в воскресенье, 31 октября, в тот год, когда были подписаны Мюнхенские соглашения.
Вечерняя программа передач началась довольно таки банально — одной из тех пьес, которые Орсон Уэллес, в то время молодой актер и режиссер, чья звезда только начинала восходить на горизонте, ставил одну за другой чуть не каждую неделю. Передача была прервана для чрезвычайно важного сообщения. В штате Нью-Джерси произошло землетрясение, хотя до тех пор подобные явления еще не отмечались там ни разу. Прошло несколько минут, и диктор уже интервьюировал какого-то профессора Принстонского университета, спрашивая у него, не вызвано ли это землетрясение падением огромного метеорита. Еще минута, и из громкоговорителей уже раздавался голос «репортера с места происшествия». Действительно, на территории Нью-Джерси с неба упал огромный предмет, и он его описывал.
«Дорогие радиослушатели! — воскликнул он вдруг. — Я вижу что-то ужасное! Верхняя часть этого цилиндра начинает поворачиваться, как пробка, когда ее вынимают из бутылки. Цилиндр открывается, он должно быть, полный... Боже мой, изнутри что-то вылезает, какое-то тело, похожее на серую змею.
Рот — в форме буквы «V», с бесформенных дрожащих губ стекает слюна... Внимание, внимание! Сейчас что-то произойдет (слышится свист, потом гудение нарастающей силы). Из одного щупальца чудовища показывается какая-то шишка. Я различаю вспышку света, которая отражается в зеркале. Что это такое? Из зеркала вдруг вырывается длинная струя пламени, она попадает в приближающихся людей. Боже, они загораются, все вокруг горит тоже! Все поле полыхает огнем. Лес, дома, гумна. Огонь приближается сюда, ко мне (треск в микрофоне, потом мертвая тишина)».
Потом в репродукторе снова слышится голос, минута замешательства... Говорит ответственный Служащий федерального правительства. Он сообщает, что весь район Принстона в Нью-Джерси объявлен на осадном положении. Граждан просят не волноваться.
Это еще больше, чем предшествующий драматический рассказ, придает передаче реалистический характер. Среди многих тысяч радиослушателей начинается паника.
Вымышленный рассказ о вторжении в Америку чудовищ, появившихся из глубин космоса, вызвал такую массовую истерию, что радиостанциям всей страны пришлось потом всю ночь передавать специальные извещения, разъяснявшие американским гражданам, что прослушанная ими передача была чистой фантазией.
Так осенью 1938 года в Соединенных Штатах публика широко ознакомилась с тем литературным жанром, который: в Америке называют «сайенсфикшн» — научно-фантастической литературой.
Автор — известный австралийский журналист. Вступив в ряды Коммунистической партии Австралии, Билл Вуд в течение почти двадцати лет работает в её центральном органе — газете «Трибюн».
— - -
*
Это было теплым декабрьским вечером в канун Нового, 2004 года. В старом пивном баре «Сасекс» на сиднейской улице, которая некогда носила одноименное название, а потом правительством Австралийской Народной Республики была переименована в улицу Портовиков, было так оживленно, что, казалось, от напора слов крыша поднимется в воздух. Бар был забит портовыми рабочими, журналистами из газеты «Трибюн» и их гостями из СССР, Чехословакии, Франции, Италии, остановившимися в Сиднее на пути в Антарктический дом отдыха. Конечно, здесь были и завсегдатаи, которые считают кощунством явиться домой без запаха доброго сиднейского пива.
— Тихо, вы, дронго! — вдруг прогромыхал старческим басом бармен но имени Эрни. — Не могли бы вы помолчать пару минут?
Хотя на австралийском языке «дронго» означает нечто покрепче «забулдыги», но бармен произнес это слово так певуче, так нежно, что присутствующие не только не обиделись, но даже прониклись уважением к оратору. Иностранные журналисты занесли «дронго» в блокноты как синоним слова «друг».
— Я хотел бы рассказать историю, — сказал бармен, — которая, возможно, заинтересует тех из вас, кто еще не потерял способность вообще чем-нибудь интересоваться.
— Давай, старик, слушаем, — раздались голоса.
— Мы уже давно привыкли к спокойному миру на земле, — начал Эрнест. — О войне знаем лишь из книг по истории, в которые заглядываем лишь для того, чтобы лишний раз убедиться, как много идиотов было среди наших предков. Но, спрошу я вас, знаете ли вы, кому и как человечество обязано приходом прочного мира на землю? Почему вторая мировая война оказалась последним побоищем глобального масштаба?
*
— Ну, что ж, я вас просвещу. — разгладил седые усы бармен. — Первый признак того, что с человечеством начало происходить что-то невероятно странное, был отмечен в марте 1967 года. Однажды утром в церкви Киллара произошло серьезное событие. Старые прихожане упали в обморок, когда священник обратился к хору мальчиков: «А теперь, детки мои, спойте гимн. Только должен вас предупредить, что хотя слова в нем красивые, но являются сущей неправдой. Над голубым небосводом нет ни обители, ни доброго дедушки, восседающего на троне. Там только ионосфера, пояса радиации, планеты, звезды, галактики. Ваш дом и ваши друзья — здесь, на земле, мои дорогие.
Так любите ее, берегите, облагораживайте!»
Бармен обвел взором зал. Перед посетителями начали пустеть кружки.
— Но главные события. — продолжал он, — только начинали разворачиваться. В арбитражном суде города Брисбена, который прославился своей преданностью предпринимателям, судья заявил адвокату, представлявшему рабочих: «А вы знаете, этот свидетель абсолютно прав. Я вполне согласен, что невозможно работать, когда за тобой по пятам ходят с хронометром». В Женеве на совещании по разоружению делегат от США сказал: «Предложение Советского Союза начать разоружение под взаимным контролем с запрещения ракет, способных доставлять ядерное оружие, является разумным, безусловно, реальным и выгодным для обеих сторон. Но, господа, я был бы в высшей степени неискренним, если бы не сообщил вам, что компания «Дженерал дайнемикс» обещала мне солидный пакет акций, если я утоплю советское предложение, как направленное против безопасности Запада и блокирующее весь дальнейший ход переговоров о разоружении».
Вслед за этим по всему миру прокатилась волна утечки секретов, странных выступлений министров и падения курса акций на биржах.
*
Бармен вновь обвел глазами зал и болезненно поморщился: число пустых кружек неуклонно росло.
— События принимали все более острый характер, — продолжал Эрнест — В Австралии они достигли своего апогея, как бы сказали греки, когда по всем телевизионным станциям было неожиданно объявлено, что вечером из Канберры будет передаваться чрезвычайно важное обращение правительства к нации.
Впервые в истории Австралии у телевизионных экранов собралось больше людей, чем при демонстрации серии американских боевиков о гангстерах Аль-Капоне, известной под названием «Неприкасаемые».
На экране появился видный министр из партии либералов. Он заявил, что ему поручено довести до сведения австралийцев страшные факты, и попросил людей с расстроенной нервной системой отойти от телевизоров. «Вчера. — сказал он, — организация «Объединенные научные силы свободного мира» сделала открытие, что странные явления, происходящие в последние недели, являются результатом самой чудовищной агрессин, когда-либо совершавшейся Советским Союзом.
Космический корабль «Восход-3», который с пятью учеными на борту сделал недавно пятьдесят оборотов вокруг Земли и которому так безудержно радовались австралийские коммунисты и другие враги нашего народа из лейбористской партии и Австралийского совета профсоюзов, оказывается, рассеивал над нашей планетой вирус «сультхомиксотпокуспроцептос», что означает «стопроцентный детектор правды».
Этот вирус, созданный в сверхсекретных советских лабораториях в Сибири, обладает способностью проникать через любую среду и выдерживать температуру даже атомного взрыва. Более того, наши ученые единодушно установили, что его нельзя обнаружить никакими современными средствами. Сейчас, в этот грозный момент истории, аналогичные заявления от имени правительств делаются в Бонне. Вашингтоне, Лондоне, Париже и других столицах свободного мира. Я призываю вас еще теснее сплотиться и уж во всяком случае забыть о забастовках. Опасность огромна! Люди, ставшие жертвой вируса, сразу же начинают проявлять ничем не сдерживаемое желание рассказывать служебные тайны.
А что это означает? Один пример. Окажись я в числе этих жертв, я должен был бы, в частности, сообщить вам, что наше правительство подписало с США сверхсекретный договор, дающий неограниченное право...»
На экранах запрыгали строки, а потом полнилась надпись: «Извините. Передача закончена из-за технической неисправности. Спокойной ночи!»
Но какой уж тут покой. Весь мир пришел в брожение. Десятилетие, последовавшее за 1960 годом, явилось свидетелем крушения одного капиталистического правительства за другим. В конце концов эксплуататорское общество перестало существовать. Вот почему человечество навсегда избавилось от угрозы войны.
*
В это время на улице раздался шум подъехавшего грузовика. Бармен выглянул из окна, и его лицо расплылось в улыбке.
— Поскольку вирус до сих пор не истреблен, — сказал он, — я должен признаться, что эту историю я выдумал сам. Что же мне оставалось делать, черт побери, когда пиво оказалось на исходе. Не закрывать же наш знаменитый бар в новогоднюю ночь! Но теперь, о слава космосу, прибыл драгоценный продукт. Давайте ваши кружки!
А вирус правды все-таки был. Распространялся он не с космического корабля сверху, а внизу, на самой земле, и прежде всего коммунистическими газетами, в одной из которых я сам работал наборщиком, пока меня не произвели в руководители этого заведения. Так выпьем за здоровье коммунистов!
— - -
Перевел с английского Ю. Яснев. г. Сидней, декабрь.
…Георгий Устинович много еще говорил об особенностях Ново-Айхальского городка и уже поздно ночью, прощаясь, сказал:
— Герберт Уэллс фантазировал о городах будущего. Но все это — чистая фантазия. Наша фантазия уже воплощена в жизнь... Между прочим, Уэллс сыграл лично для меня и положительную роль. Это он натолкнул на мысль о городе будущего на Крайнем Севере.
Мирный — Москва.
----------------------------------------
* Гермогенов Георгий Устинович (12 сентября 1935 года, село Немюгинцы Западно-Хангаласского улуса.) — заслуженный строитель Республики Саха (Якутия) (1995), лауреат Госпремии ЯАССР им. П.А. Ойунского (1982).
Начитаешься газет, насмотришься иных телепрограмм, и приходит в голову шальная мысль, что, кроме жестокой политической борьбы, на свете ничего не осталось. Люди не умеют строить разумных взаимоотношений. Страну сотрясают забастовки, льется кровь, голодают дети...
Кто услышит в такое нервное и взрывоопасное время возвышенную речь поэзии? Вот когда лирики действительно оказались в загоне — даже в толстых журналах им не дают развернуться. То, что все-таки публикуется, то же не внушает особых надежд: в подборках — все оттенки горечи, тоски, разочарования, уныния, отчаяния. Что ж, общество в самом деле переживает труднейший момент, и поэзия честно выражает распространенные настроения. Ну а если находится поэт, умеющий взглянуть за скрытый тучами горизонт, — получают ли его стихи отклик у сограждан?
На первый взгляд, новая поэма Соколова не составляет исключения из упомянутого ряда, но такое впечатление — явная ошибка. Итак, строки из «Прелюдии», горькое прозрение и весьма безутешное предсказание, в котором ради его весомости каждое слово отделено от другого знаком тире:
«Оставьте — мысль —
о ядерном — ударе —
Вас — миновал —
кромешный — этот — ад —
Но вот — уже — идет —
на вашем — Шаре —
Совсем — другой — материи —
распад.
Она — была — нетленной —
но...»
Я бросил
Перо. Оно пошло писать само
О том, что я без лодки и без
Вёсел
Плыву туда, где начато
письмо...
И должен я теперь, хотя б
Немногим,
Покуда этот мир еще не пуст,
Заметить им, неглупым и
двуногим,
Что тлен уже из их исходит
уст.
Такое вот гибельное пророчество — разве нет в нем той же горькой безысходности, о которой сказано выше? Но почему же тогда, читая поэму, чувствуешь, что обступивший тебя мрак редеет и рассеивается? А потом вдруг замечаешь, что это и не чернота вовсе, а глубокая небесная синь, к тому же густо усыпанная звёздами. «Ведь свет и тьма для космоса одно. Какая тьма светил глядит в окно!» Афоризм, достойный древнего мудреца Хайяма, непринуждённо вписан в современный колорит произведения и чувствует себя на своём месте.
Соколов — художник сложный, его стиль отнюдь не избегает парадоксальных решений. Но важнее сказать о другом — о всегдашней содержательности выступлений поэта, о внутреннем достоинстве его творческого поведения.
Я думаю, еще ни одна власть на Земле не установила разумных норм для проявления присущего человеку инстинкта собственности. А в нашей стране этот инстинкт последовательно изгонялся и вытравлялся. Ему улюлюкала общественность, над ним издевались поэты и публицисты, на него не однажды обрушивался бич пролетарской законности. Быть может, поэтому естественный человеческий инстинкт (такой же, как самосохранения, например) приобрел у нас болезненно уродливые формы. И едва время расковалось от догм, мы стали свидетелями дикого разгула корыстных, эгоистических страстей. Нравственная чуткость Владимира Соколова помогла ему очень рано почувствовать опасные особенности общественного развития. С первых шагов в поэзии он упорно сопротивлялся наступлению агрессивной бездуховности, хотя и не давал вовлечь себя ни в одну обличительную кампанию. Просто антиподом его лирического героя всегда выступал косный обыватель, занятый исключительно интересами личной выгоды и сиюминутной практической пользы. Социальная маска этого субъекта для поэта не имела значения: недруг мог прийти в любой личине — соседа по даче, чиновника, модного художника. Сегодня при массовом озверении собственничества Соколов особенно к нему нетерпим. Теперь поэт сам, приняв облик космического Пришельца, указывает нам на зловещие признаки социального разложения — «тлена». И этот убийственный укор, к великому прискорбию, справедлив. Но, быть может, начавшийся распад еще. можно остановить?
В прозаическом вступлении к поэме Соколов говорит, что «каждый поэт в душе сюрреалист… Другое дело, как он с ирреальностью поступает». Я думаю, автор прав, ибо внутренняя жизнь человека сложна, противоречива и по сути непредсказуема. Неоспоримое право художника – показать читателю то звено цепочки, какое сочтет нужным. Но так, чтобы, согласно завету Блока «по бледным заревам искусства узнали жизни гибельный пожар».
Кто он, в самом деле, — Пришелец из звёздных миров, о ком читаем бесчисленные фантастические романы и столь же теперь несметные свидетельства очевидцев, смотрим научно-популярные фильмы и телепередачи? Для одних — это миф XX века, выдумка несчастных, жаждущих чуда, для других — непознанная реальность, но, во всяком случае, это реально существующий в народном сознании образ. И вдруг автор придает ему людскую отчетливость, совмещая его с очертаниями собственной поэтической фигуры! Устанавливает свое духовное тождество с посланцем иной цивилизации, говорит от его имени, рассказывая о земной жизни. Такого в русской поэзии еще не бывало. Однако за спиной Пришельца незримо присутствуют все пророки и ангелы отечественной классики, а, быть может, еще и странник Лермонтова, путник или гость Есенина, заложник вечности Пастернака. Голос Пришельца возвышается до самых болевых, трагических нот. Ибо на его глазах происходят развенчание и гибель «века-фаворита», не оправдавшего тысячелетних надежд человечества. А какая в сущности разница для цивилизации — сгореть в ядерном аду или потерять душу, то есть утонуть в крови и рабстве, в насилии и подлости?
Однако смрадный склеп греха, вместилище вражды и ненависти парадоксально дорог Пришельцу, ибо одновременно это и прекрасный мир, где есть шелест дубов и лип, где живут поэты и хлеборобы, где улыбается любимая женщина. Я не знаю ни одного из современных лириков, кто свободнее и органичнее Соколова обращался бы с категорией времени. В теперь уже давней поэме «Сюжет» (1976 г.) внутренняя жизнь современника как бы раздваивалась. Драма любви обрекала его существовать одновременно в настоящем и в прошлом: на одной стороне улицы падал снег, на другой — летел тополиный пух. В «Пришельце» бегущее время расслаивается еще сложнее: лирический герой чувствует себя и в молодости, когда «бросился» в жизнь, и в конце земного пути. Вот только что упивался запахами проселочных дорог, ромашек, сена, любовался женской красотой, близостью любимой. А миг спустя уже видит ее одну, простившуюся с ним навеки: «У подмосковной гнущейся березы ты у меня в глазах стоишь, как слёзы»...
И прежде Соколов предпочитал подробной предметной живописи «полёт понятий». Да, поэзия его не для всех — она избирательна и не претендует на общедоступность. Никогда не погружается в быт, скорее парит над ним, лишь по временам (и только при необходимости) задевает крылами его поверхность. Соколов — поэт прежде всего для тех, кто в бурных водоворотах жизни не утратил ясных представлений о правде и лжи, о добре и зле, о милосердии и жестокости. Кто мучительно размышляет о соотношении этих начал в жизни людей. Тем читателям, для которых нравственные мерки – лишь политическая или художественная условность, его стихи попросту не нужны. Вот и начало своей творческой зрелости автор изображает с предельной обобщённостью. Всё конкретное убрано — оставлена голая суть:
Мне сорок лет. Я вышел
на свободу
Из бытия или небытия.
Из дома, из тюрьмы...
не знаю я...
Какая разница...
Кому в угоду
Я должен точный адрес
Рисовать
Или картинку Выхода и
Входа?
Для тех, кто всё привык
адресовать?
В самом деле, для Поэзии не столь важно, откуда, гораздо существеннее – каким. Но мы не без пользы можем восстановить его земной путь более конкретно. Когда в стране гремели имена лирических публицистов, когда их выступления собирали многотысячную аудиторию стадионов, голос Соколова был едва слышен в общем хоре. Его ценили знатоки, официальная критика изредка замечала. Но этот голос с годами креп и набирал силу неизменно оставаясь верным своей природе. Никогда Соколов не работал на публику, не подстраивался к моде, ни разу не соблазнился звонкими лозунгами дня. Шумный ажиотаж вокруг мнимых и подлинных успехов эстрадной поэзии его волновал мало, не мешая собственной сосредоточенной работе. Но время переломилось. Соколов зазвучал, когда эстрадные трибуны один за другим стали сходить со сцены; а в общественной жизни утвердился диктат мертвого чиновничьего циркуляра. Поэзия Соколова всей своей лирической сутью была прямым вызовом застою, но именно она проявила наибольшую жизнеспособность в условиях режима: не остановила внутреннего роста и движения. И тут-то критика словно спохватись, по-настоящему Соколова заметила. Его провозгласили лидером «тихой лирики», понимаемой как самоцельное искусство для искусства. Обнаружили, что он художник полутонов и нюансов поэт трудноуловимых состояний души, короче, отечественный импрессионист. Стали — не без успеха, впрочем, исследовать его утончённое мастерство. Однако самые правоверные из критиков-прогрессистов по-прежнему пеняли Соколову на социальную недостаточность его лирики.
Словом, чудо в поэзии тоже чего-то стоит (иногда — усилий целой жизни). И моральное право создать образ Пришельца поэту надо было выстрадать, заработать десятилетиями безупречной стойкости, самоотверженным служением искусству.
Зато этот образ оказался на редкость ёмким. В поэме есть горькая ирония над бессмыслицей людской вражды, но язвительность смягчена любовью к нашему «тяжёлому» Шару. Есть смертная усталость от борьбы с силами зла, но она преодолевается решимостью Пришельца до конца исполнить свою земную роль — договорить порученное небом. Два лирических полюса, два центра притяжения знакомы герою: идеальный мир планеты Икс, откуда он родом, и — болевой, грешный, обжитый людьми- с ним тоже трудно расстаться. Как соединить несоединимое? Какой Млечный путь должен вымостить своими строчками автор, чтобы в его душе восторжествовала утраченная гармония неба и земли? Вот заключительный аккорд поэмы:
Как вам сказать, где ожил я
теперь,
Как сообщить без буквы и без
фальши?
Созвездье Лебедя? Оно — как
Тверь
Или Можайск... Мы несравнимо
дальше.
Там нет конца... Но есть Окно и Дверь.
Резко меняя изобразительные масштабы, Соколов достигает нужной плотности письма. Уверенно сближает просторы вечности с именами старинных русских городов. Но названное созвездие оказывается только преддверием к немыслимым далям космоса. И, дав нам почувствовать холод бездны, поэт утверждает там, посреди Вселенной, приметы человеческого жилья. Словом, завершая своё земное пребывание, Пришелец делает то же, что и в течение всей жизни — творит доброе чудо. Поэма, по-моему, столь многозначна и открыта для разных прочтений, что её равно примут в душу представители исстари враждующих станов: граждане мира и патриоты российской провинции, идеалисты и материалисты, пламенные мечтатели и суровые поборники реализма. Иными словами, истинное искусство роднит сердца, объединяет их в благородном порыве к добру, справедливости, совершенству.
Пришелец, однако, улетел на загадочную планету Икс, к счастью, отделясь от автора, который остаётся с нами и в самом расцвете творческих сил. Там, куда удалился звёздный гость, наверно, давно уже построен не осуществлённый на Земле коммунизм. А, быть может, что-то и более прекрасное, ведь история движется, и, как сказал поэт, «Там нет конца».