Недавно мне довелось узнать о малоизвестных высказываниях Владимира Ильича Ленина о важности выхода человечества в космос.
Вот они: «Ленин сказал, что читая его (Уэллса) роман «Машина времени», он понял, что все человеческие представления созданы в масштабе планеты: они основаны на предположении, что технический потенциал, развиваясь, никогда не перейдет «земного предела». Если мы сможем установить межпланетные связи, то придется пересмотреть все наши философские, социальные и моральные представления; в этом случае технический потенциал, став безграничным, положит конец насилию, как средству и методу прогресса».
Это высказывание относится к осени 1920 года и донесено до нас в записи английского писателя-фантаста Герберта Уэллса, встречавшегося с В. И. Лениным.
Наша действительность опережает самые смелые фантазии, планы и замыслы. Советские люди полны решимости быстрее воплотить в жизнь решения XXIII съезда КПСС, ибо новый пятилетний план призван обеспечить значительное продвижение нашего общества по пути коммунистического строительства.
Мысль о переиздании «Материализма...» зародилась у него еще летом в связи с тем, что А. А. Богданов, живший тогда в Москве, усиленно развил пропаганду своих взглядов, которые называл «учением о пролетарской культуре».
Сначала Ленин предполагал, что он займется разбором взглядов Богданова сам и сделает это в предисловии к новому изданию «Материализма...», но из-за отсутствия времени поручил этот разбор Владимиру Ивановичу Невскому.
К 1 сентября статья Невского «Диалектический материализм и философия мертвой реакции» была уже готова, и Ленин должен был написать только предисловие к этому изданию своей книги. Он написал его то ли в ночь с 1 на 2 сентября, то ли утром 2 сентября.
Предисловие это небольшое — всего полстранички. Ленин выражает в нем надежду, что переиздаваемая книга будет небесполезна как пособие для ознакомления с философией марксизма, диалектическим материализмом, а равно с философскими выводами из новейших открытий естествознания, и говорит, что последние произведения Богданова рассматриваются в печатаемой в качестве приложения статье Невского, который «...имел полную возможность убедиться в том, что под видом «пролетарской культуры» проводятся А. А. Богдановым буржуазные и реакционные воззрения».
Чтобы написать такое предисловие, греческие и философские словари, равно как и книги по истории греческой философии, Ленину не были нужны.
Значит, была у него какая-то другая мысль, которая, быть может, родилась, когда он решил переиздать «Материализм...». О чем-то он думал или что-то задумал. Что? Этого мы не знаем и не узнаем никогда.
Но как властно его потянуло к философии, если он решил отдать ей такую ночь, как ночь с 1 на 2 сентября двадцатого года!
А потом — сколько прошло времени? Час? Два? Вся ночь? Ленин со вздохом попрощался с книгами: ничего не поделаешь, времени нет.
Бывало у него такое выражение лица, переданное одной из фотографий двадцатого года: он слегка наклонил голову, смотрит долгим, задумчивым, ушедшим в себя взглядом.
Некоторые наши кинематографисты поняли слова о «мгле» буквально и, воссоздавая обстановку дней, в которые происходила встреча Ленина с Уэллсом, напустили на экраны мрак, зимнюю ночь, мороз, снег, сугробы.
Не было тогда мрака. Не было зимы. Не было снега и сугробов. Не было и быть не могло уже по одному тому, что Уэллс приехал в Советскую Россию 26 сентября, и, по его собственному свидетельству, во время его двухнедельного пребывания в России стояли необычайно ясные и теплые дни золотой осени.
Мгла, образ которой возник в душе Уэллса, была в ином.
Он приехал тем единственным путем, которым можно было тогда приехать с Запада в нашу страну, тем, которым за пять дней до него приехала Клара Цеткин, — через Эстонию и Петроград. Он ходил по тем же улицам, по которым ходила Клара, видел те же дома, те же мостовые, тех же прохожих, которых видела она. Быть может, один и тот же корреспондент РОСТА задал им один и тот же вопрос: «Каковы ваши впечатления от Советской России?»
«Неподалеку от Путиловского завода я видела развороченную мостовую и баррикаду, сложенную из камней в дни наступления Юденича. Перед моим внутренним взором возникли баррикады Парижской коммуны. О, священные камни революции!» — так отвечала на этот вопрос Клара Цеткин.
«Улицы... находятся в ужасающем состоянии... Они изрыты ямами... Кое-где мостовая провалилась... Автомобильная езда состоит из чудовищных толчков и резких поворотов» — так ответил на него Уэллс.
И ведь не был же он обывателем или вульгарным мещанином, ведь способен был он и на смелую мысль, и на экстравагантные высказывания. Но вот он оказался в стране пролетарской революции на исходе третьего года ее существования. Что же он увидел?
— Русская революция обнимает работу целых столетий. Она — триумф духа и воли над «косностью материи», над неблагоприятными обстоятельствами. Она — утро дня творения новых общественных отношений.
Нет, это сказал не Уэллс. Это сказала великая революционерка Клара Цеткин.
Уэллс сказал другое. Он сказал, что три года русской революции — это долгие, мрачные годы, в которые Россия неуклонно спускалась с одной ступени бедствий на другую, все ниже и ниже в непроглядную тьму.
Дальнейший путь России был ему неясен. Ее будущее затянуто мраком.
Вот откуда родился созданный Уэллсом образ мглы, окутавшей Россию.
8.
Из Петрограда Уэллс поехал в Москву. Ленин принял его утром 6 октября.
«Он не очень похож на свои фотографии, — писал потом Уэллс, — потому что он из тех людей, у которых смена выражения гораздо существеннее, чем самые черты лица; во время разговора он слегка жестикулировал, говорил быстро, с увлечением, совершенно откровенно и прямо, без всякой позы...»
Идя к Ленину, Уэллс ждал, что увидит марксистского начетчика, и собирался вступить с этим воображаемым начетчиком в схватку, рассчитывая без труда взять над ним верх. Вышло иное. «Должен признаться,— писал в своей книге Уэллс, — что в споре мне пришлось очень трудно».
Разговор шел в стремительном темпе. Собеседники задавали друг другу вопросы, иногда отвечали, иногда парировали контрвопросами.
О содержании этого разговора мы знаем только по записи Уэллса.
Как и всякая такая запись, она весьма субъективна. Наиболее интересно в ней широко известное место, в котором Уэллс излагает свои впечатления о ленинском плане электрификации.
«Дело в том, — пишет Уэллс, — что Ленин, который, как подлинный марксист, отвергает всех «утопистов», в конце концов сам впал в утопию, утопию электрификации... Можно ли представить себе более дерзновенный проект в этой огромной, равнинной, покрытой лесами стране, населенной неграмотными крестьянами... не имеющей технически грамотных людей, в которой почти угасли торговля и промышленность?».
Такие проекты, по убеждению Уэллса, реальны лишь для густонаселенных стран с высокоразвитой промышленностью. Но осуществление их в России «можно представить себе только с помощью сверхфантазии».
«В какое бы волшебное зеркало я ни глядел, я не могу увидеть эту Россию будущего, — писал он, — но невысокий человек в Кремле обладает таким даром, Он видит, как вместо разрушенных железных дорог появляются новые, электрифицированные. Он видит, как новые шоссейные дороги прорезают всю страну, как подымается обновленная и счастливая, индустриализированная коммунистическая держава. И во время разговора со мной ему почти удалось убедить меня в реальности своего провидения».
Муза истории — божественная Клио — позволяет себе иногда такие выходки, которые в руках любого художника выглядели бы «нажимом» и даже примитивной подтасовкой. Так и здесь: она взяла писателя, прославившегося своей безграничной и неисчерпаемой фантазией, послала его в тогдашнюю Россию, свела его с Лениным, дала ему услышать из уст Ленина план электрификации и коммунистического возрождения нашей разоренной страны, а потом сунула ему в руки перо, чтобы он, именно он, этот непревзойденный фантаст, объявил ленинский план электрификации «сверхфантазией», осуществление которой нельзя увидеть ни в каком волшебном зеркале. Сколько ни читай об этом, каждый раз удивишься наново!
***
Вечером того же дня Герберт Уэллс уехал в Петроград. Он торопился, чтоб не опоздать на пароход, уходивший из Ревеля (Таллина) в Стокгольм, но до отъезда из Советской России успел побывать на заседании Петроградского Совета.
Заседание это происходило в Таврическом дворце. Зал был полон; две или три тысячи человек занимали не только кресла, но все проходы, лестницы и хоры. Все это, как свидетельствует Уэллс, создавало обстановку «многолюдного, шумного, по-особому волнующего массового митинга».
После обсуждения вопроса о мире с Польшей председатель объявил, что слово предоставляется присутствующему в зале знаменитому английскому писателю товарищу Уэллсу. Именно так: товарищу Уэллсу.
В своей книге Уэллс рассказывает об этом своем выступлении предельно сдержанно и иронично.
«Прежде всего, — пишет он, — я совершенно недвусмысленно заявил, что я не марксист и не коммунист, а коллективист и что русским следует ждать мира и помощи в своих бедствиях не от социальной революции в Европе, а от либерально настроенных умеренных кругов Запада. Я сказал, что народы западных стран решительно стоят за мир с Россией, чтоб она могла идти своим собственным путем, но что их развитие может пойти иным, совершенно отличным от России путем».
И все! Больше об этой своей речи Уэллс в книге не упоминает.
На деле «товарищ Уэллс» сказал не только это. До нас дошел подлинный, заверенный им перед сдачей в петроградские газеты текст его речи, в которой звучат по-настоящему глубокие и прекрасные слова.
«Вы стоите перед созидательной работой, изумительной своим бесстрашием и силой, — говорил он. — Эта работа не имеет себе равной в истории человечества. В ней — выражение той гениальной способности России, которая давно проявлена русской литературой, — я говорю о бесстрашии мысли и безграничном напряжении сил».
Обращаясь к мужчинам и женщинам, которые слушали его с глубоким вниманием, Уэллс не читал им мелких нотаций, как то можно подумать по его книге. Нет, он говорил о преступных действиях интервентов, ввергших Россию в ее бедствия, он обещал приложить все свои усилия, чтобы покончить с войной против Советской России.
«Способность прощать характерна для великого народа, — говорил он. — И все, что я видел и слышал в России, убеждает меня, что Россия и Англия, несмотря на все взаимные прегрешения, могут любить и понимать друг друга и вместе работать для человечества и для того нового мира, который рождается среди мрака и бедствий. Дайте мне еще раз сказать вам, что английский народ хочет мира, добивается мира и не успокоится до тех пор, пока не добьется мира...».
Так говорил Герберт Уэллс на следующий день после своей встречи с Владимиром Ильичем Лениным.
Теперь о третьем иностранном госте, побывавшем в эти дни у Ленина.
В русском издании книги Уэллса «Россия во мгле» мы читаем, что, будучи в Москве, он жил в одном доме с «предприимчивым английским скульптором, каким-то образом попавшим в Москву», и что, придя от Ленина, он завтракал «с господином Вандерлипом и молодым скульптором из Лондона».
Как гласит известная шутка, английский парламент может сделать все на свете, кроме одного: превратить мужчину в женщину и женщину в мужчину. Но переводчики книги Уэллса оказались сильнее английского парламента, ибо этим «молодым скульптором» была женщина — притом прелестная женщина! — Клэр Консуэло Шеридан.
. . .
Клэр была в Москве, когда туда приехал Герберт Уэллс, и жила в том же доме на Софийской набережной, где он остановился. Они вместе позавтракали и долго разговаривали. Уэллс жаловался на бесконечные лишения, которые он переносил в Петрограде: по утрам он не мог принимать горячую ванну, почтальон не приносил газет, за завтраком он не наедался досыта. «Нет! — восклицал он.— Без всего этого я не могу жить и работать!» С юмором и даже сарказмом высмеивал он многое из того, что видел в России.
«Ах, дорогой мистер Уэллс! — записывала в своем дневнике Клэр. — Я очень вас люблю... Но если вы не можете жить без утренней ванны, сытного завтрака и газет, вам нечего делать в сегодняшней России!»
И она, страдавшая от отсутствия житейских удобств не меньше, чем Уэллс, желала остаться в России, чтоб принять участие в ее возрождении. Она хотела, чтобы именно в России росли и получили образование ее дети.
. . .
Таким запечатлелся Ленин в памяти трех свидетелей, видевших его ранней осенью двадцатого года.
Эти трое были очень разными, даже контрастными людьми. Тем примечательнее, что и страстная Клара Цеткин с ее пылкой душой революционерки, и воспринимающая мир глазами художника, вдовы, матери впечатлительная Клэр Консуэло Шеридан, и полный скепсиса и иронии Герберт Уэллс увидели в Ленине одного и того же человека, поразившего их духовной глубиной и силой интеллекта. Уж на что предубежден был Уэллс, но и тот признал: «Встреча с этим изумительным человеком, который отдает себе ясный отчет в колоссальной трудности и сложности построения коммунизма и безраздельно посвящает все свои силы его осуществлению, подействовала на меня живительным образом. Он во всяком случае видит мир будущего, преображенный и построенный заново».
Пояснение: А. А. Богданов (Малиновский) (1873-1928) — писатель-фантаст, врач, экономист, философ, политический деятель, учёный-естествоиспытатель, один из основоположников научного менеджмента и кибернетики. Фантлаб ждёт открытия его библиографии.
Предисловие Ю. Кагарлицкого., «Мир». М. 1968. 407 стр.
— - -
С рассказами американца Генри Каттнера стоит познакомиться уже хотя бы потому, что они демонстрируют если не все, то многие возможности современной фантастики.
Подобно большинству фантастов нашего века, Каттнер проецирует в будущее тревожащие тенденции и проблемы нынешнего времени. В его книге мы встречаем обычный для западной фантастики мотив беззащитности человека перед враждебным и чуждым ему миром, ведущим глобальное наступление на его сознание, мотив беспомощности перед многоликой и всепроникающей ложью, перед «системой штамповки мозгов», в результате которой «ты уже не можешь отличить настоящего от поддельного».
Напряжение постоянной оборонительной реакции непереносимо, человек вынужден хоть иногда, раз в год, возвращаться к своей естественной сущности, открыться, расслабиться, стать доверчивым и... лишиться всего, что было добыто многолетней борьбой за существование. Об этом — рассказ «День не в счёт».
В других случаях Каттнер приближается к еще большей мере обобщенности. До той поры, пока Джоэл Локк чувствует себя по крайней мере равным своему восьмилетнему гениальному сыну, он смотрит сквозь пальцы на его математические занятия, но как только узнает, что сын обогнал его, он лишается покоя (рассказ «Авессалом»). Говоря, что «Авессалому нужна твердая рука — для его же блага», Локк в действительности пытается сдержать развитие сына. Ссылаясь вначале на свой опыт, на родительское право и т. д., Джоэл Локк, однако, очень скоро обращается к единственному своему преимуществу — преимуществу силы. Впрочем, он и здесь терпит поражение, и ему остается надеяться лишь на то, что и Авессалома со временем постигнет та же судьба: «Придет день — у Авессалома тоже будет сын. Придет день. Придет день». Такие рассказы чрезвычайно напоминают параболу: ситуация, вынесенная в далекое будущее и основанная на фантастической посылке (здесь — резкое, в результате мутаций, возрастание количества и качества гениев), обращена ко многим временам и разным формам человеческого взаимодействия.
Масштабность и значительность не мешают фантастике Каттнера быть захватывающе интересной — и потому, что в ней происходит напряженное противоборство двух потоков аргументации, двух точек зрения на предмет, и потому, что писатель не пренебрегает авантюрно-детективными элементами (наиболее в этом смысле органичен рассказ «Маскировка»). Мир и герои Каттнера не арифметичны, они всегда больше себя и предполагают бесконечную серию новых возможностей и решений. Самыми характерными поэтому для Каттнера кажутся мне его рассказы о Хогбенах. Это существа ошеломляющие, ни с чем не сообразные. Сонку — четыреста лет, но он еще юноша и мало умеет, не то что старшие — Мамуля, Папуля и Дедуля. Способность летать (без всяких приспособлений — стоит лишь захотеть!), становиться невидимыми — не самые удивительные из их свойств: только Хогбены могут накоротко замыкать пространство, одним взглядом производить алхимические превращения, рассеивать и собирать атомы и т. д. Они не волшебники, а просто владеют природой, ибо знают все способы воздействия на нее. Но объяснить, что они делают, да еще в научных терминах, — эта задача им не по силам. И они поражаются уму и учености беспомощных, в общем-то, наших современников и... воруют у них из мозгов (не все и не так часто, правда) д л и н н ы е слова.
Что это? Прозрение в завтрашний день человека? Жизнерадостное озорство? Утверждение всесилия непосредственности? Пожалуй. Только — все вместе и еще многое другое. Может быть, попробовать назвать это комическим вариантом мотива безграничных возможностей на уровне современной фантастики? Но тогда надо прибавить традиции причудливой сказки. И не забыть о сатире, обращенной на прохвостов, которых Хогбены не очень жалуют. Сомнительно, чтобы и это определение исчерпало дух творческой вольности, живущий в этих рассказах.
Конечно же, подобная фантастика тоже что-то изображает и что-то осознает, но больше она, наверно, выражает, — скажем, избыток душевных сил автора, его человечность, свободолюбие. Как нельзя (это уже ясно) сводить всю фантастику к утопии и социальному прогнозу, так нельзя и отыскивать в ней лишь непременные отклики на проблемы и заботы сегодняшнего мира. Фантастика не только эпос, но и лирика, метафизика, юмор и т. д. Она многообразна, и сборник Каттнера в этом убеждает.
Огромные тиражи ежегодно выпускаемых Детиздатом книг Жюль Верна, Стивенсона, Киплинга, Дж. Лондона, Дефо доказывают, как нужны советской молодежи научно-фантастические и приключенческие произведения. Однако до последнего времени этот жанр занимал весьма скромное место в советской литературе и встречал пренебрежительное отношение со стороны некоторых издательств. Это естественно отразилось на развитии советского приключенческого жанра, в области которого до сих пор работает лишь небольшая группа писателей.
Между тем юные читатели особенно любят произведения приключенческого жанра, зачитываются, увлекаются ими, жадно расхватывая в библиотеках книги иностранных авторов и те немногие произведения, которыми располагает советская приключенческая и научно-фантастическая литература.
Чрезвычайно большой популярностью среди юных читателей пользуются произведения Алексея Толстого, М. Пришвина, К. Паустовского.
Но можно ли сказать, что уже создана образцовая советская приключенческая или научно-фантастическая повесть? К сожалению, нельзя сказать ни того, ни другого, и от тех советских писателей, кому близок этот жанр, наша молодежь ждет новых многочисленных художественных произведений.
Об этом говорил в своем докладе старший редактор современной литературы Детиздата тов. Никитин на совещании в ЦК ВЛКСМ, посвященном приключенческой повести.
О важности научной подготовки для автора, пишущего фантастическую повесть, говорил в своем выступлении В. Шкловский.
Сама наша действительность полна тем для фантастического романа, если даже не заглядывать о будущее.
— Сюжетов не перечесть, они рассыпаны повсюду, — говорит М. Пришвин. — Не в выдумке сюжета главная трудность художника, а в том, чтобы выразить его методом социалистического реализма в подлинно художественных образах.
Интересно выступил К. Паустовский. Приключенческая повесть должна прежде всего воспитывать юношество в духе и характере, свойственном новому советскому человеку. Вместе с тем в ней должен быть заключен и большой познавательный материал, удовлетворяющий детскую пытливость. Нужно уметь «открывать Америку», остерегаясь всякой экзотики. Верно, что в точных фактах науки часто больше фантазии, чем в любой выдумке, но научно-исследовательские труды по своему специфическому изложению совершенно недоступны для юного читателя и служат достоянием лишь ограниченного круга людей. Задача художника — раскрыть поэтическое содержание научных фактов, открытий, прогнозов, всю прелесть научного процесса создания.
— Наша необъятная страна — сокровищница тем для приключенческой повести, — говорит Эль-Регистан, — эта повесть у нас помимо занимательного сюжета, должна нести в себе и большой познавательный материал, знакомить детей с географией их родины. В противоположность буржуазной приключенческой повести, построенной в большинстве случаев на личном обогащении или пропаганде расовой розни, советское произведение должно быть носителем высоких идей сталинской дружбы народов, идей борьбы за интересы социалистического общества.
В прениях выступили также тт. Ивантер, Тушкан, Платов, Гребнев, Некрасов.
Заведующий отделом печати ЦК ВЛКСМ т. Диментман заявил, что ЦК комсомола, придавая огромное значение созданию советской приключенческой литературы, готов всячески идти навстречу писателям, чтобы помочь им в этой работе.
От имени ЦК ВЛКСМ тов. Диментман выразил уверенность в том, что к 20-летию ленинского комсомола, исполняющемуся в октябре, советские писатели придут с новыми, еще более талантливыми научно-фантастическими приключенческими произведениями, героями которых будут самоотверженные пограничники, преданные своей родине бесстрашные летчики, советские чекисты, наши ученые, изобретатели.
* Статья одновременно печатается в журнале «La Pensee».
-
Посмотрите на эту толпу, на марсиан всех цветов, размеров и форм! Почему, черт возьми, ваши земные писатели не могут удовольствоваться только одним типом марсиан в своих рассказах? Тогда здесь все было бы в порядке. Но нет, каждый проклятый писака должен выдумать еще более дьявольский сорт марсиан! И на планете становится так тесно от всяких странных типов, что никогда не знаешь о какой-нибудь новой твари: страшное ли это чудовище или только новый сорт марсиан?
Эдмунд Гамильтон «Невероятный мир».
-
Таинствен и ограничен был мир в представлении людей накануне великих географических открытий XV—XVI столетий. И потому столь странное впечатление производят на нас теперь географические карты, которые составлял какой-нибудь ученый монах в средневековой Европе. Тщательно вычертив знакомые контуры Средиземного моря и прилегающих территорий, он затем уже произвольно пририсовывал к ним загадочную Русь, легендарную Эфиопию, далекую Индию и сказочный Китай — страны, известные ему понаслышке... Однако на куске пергамента все еще оставалось довольно много свободного места. И, подумав, он заполнял его тем, что подсказывала фантазия. Так на карте появлялись острова блаженных и праведников, страна амазонок и кентавров, море сирен, берег циклопов и троглодитов, архипелаг собакоголовых людей и прочих чудовищ, порожденных его воображением.
Нечто подобное происходит и сейчас, в преддверии космического века. Чудовища, изгнанные с поверхности земного шара, ныне нашли себе прибежище в Космосе. Правда, их напрасно искать в звездных атласах, составленных астрономами, но зато они в изобилии встречаются в фантастических романах и рассказах, вышедших за последние годы в капиталистических странах. И если приключения героев этой литературы наложить на карту звездного неба, то она, в сущности, мало чем будет отличаться от карты средневекового монаха. За пять веков, прошедших с тех пор, троглодиты и прочие существа заселили не только Марс, Венеру и ближайшие окрестности солнечной системы, но, двигаясь в воображении писателей-фантастов со скоростью света, наводнили всю Вселенную на сотни световых лет вокруг Земли.
-
Гангстеры в Космосе.
-
В своей недавно вышедшей книге «Новая география ада» (1960) известный английский писатель Кингсли Эмис дает поистине убийственную характеристику господствующей тенденции в фантастической литературе на Западе. Эта область литературного творчества, конкурирующая с подлинно научной фантастикой, справедливо отмечает он, «условно обозначается как космическая оперетта, напрашивающаяся на сравнение с ковбойской опереттой... В космической оперетте Марс занимает место Аризоны с небольшими видоизменениями, герой убивает не из шестизарядного кольта, а извергателем взрывов, злодеи подменяются злокозненными чужеземцами, во всем похожими на них, но наделенными зеленой кожей и, быть может, дополнительным шестым пальцем, а индейцы превращаются в исправленный образ того, что технически известно как жукоглазые чудовища, или, по начальным буквам, просто ЖГЧ, в соответствии с психологическим законом, по которому часто употребляющиеся понятия подвергаются сокращению».
Подобная «космическая оперетта» — хота и преобладающий, но не единственный вид современной фантастической литературы на Западе. Наряду с ним существуют и процветают «космический детектив», «космическая эротика», «космическая мистика» и прочий космический бред. Иначе говоря, под модным покровом «научной» фантастики мы легко обнаруживаем все традиционные жанры низкопробной литературы нашего времени, спекулирующей на интересе к Космосу, пробужденном среди читателей спутниками.
Типичным примером «космической оперетты» может служить книга Бена Бова«Завоеватели звезд» (1959), повествующая о том, как юный янки Джеффри Ноуленд пришелся не ко двору Повелителям Млечного Пути и что из этого вышло. Действие повести происходит в XXIII веке, «триста лет спустя после начавшейся колонизации Луны». К этому времени, как сообщает автор, люди проникли на сто световых лет в Космос и организовали Земную Конфедерацию, простирающуюся на двести звездных систем и имеющую населения свыше ста миллиардов жителей. Насколько можно судить по наивным представлениям автора, эта Конфедерация продолжает сохранять отличительные признаки капиталистического общества: существуют деньги и собственные космические яхты, продовольствие на Землю поставляют колонии, на Титане — спутнике Сатурна — функционирует частная школа для детей из состоятельных семей и т. д. Внезапно на Конфедерацию обрушиваются завоеватели из Космоса, Повелители Млечного Пути, наделяемые традиционными в американской литературе атрибутами тоталитарного строя.
Автор не утруждает себя сколько-нибудь подробным описанием технических достижений и образа жизни людей XXIII века, ибо его внимание целиком поглощено перипетиями военного похода Джеффри Ноуленда в сердце Галактики, его личными подвигами в бесчисленных сражениях с ящероподобными сорьянами, наделенными клешнями вместо рук, с медузообразными разумными гидрами, с похожими на людей великанами-команами и карликами-морьянами, а также с прочими подданными бесплотных Повелителей Млечного Пути, «питающихся чистой энергией голубых звезд». Экспедиция Джефа превращает в космическую пыль одну вражескую армаду звездолетов вслед за другой, целые планеты испепеляются или подвергаются повальному ограблению со стороны команов. Повелители Млечного Пути, отступая, взрывают и превращают в ничто оставленные ими звезды и т. д. Словом, война в Космосе, как ее излагает Бен Бова, удивительно похожа на знаменитый проект покорения земного шара, составленный на военном совете у короля Пикрошоля перед походом на владения Гаргантюа.
При этом оказывается, что нападение Повелителей Млечного Пути на Земную Конфедерацию было не первым нашествием разумных существ из Космоса на людей. Исследуя другие планеты и ближайшие звездные системы, астронавты с Земли, как сообщает автор, обнаружили на некоторых из них людей, несомненно, земного происхождения, руины величественной цивилизации, которая некогда простиралась на огромное пространство в Космосе и была буквально сметена миллион лет тому назад некими «Другими», таинственными пришельцами из Космоса. Гибель этой цивилизации в описании героя книги Бена Бова выглядит следующим образом: «Произошла грандиозная война, и мы потерпели поражение. Человеческая жизнь была выполота почти на каждой планете, где она существовала. Атмосфера Марса была сдута прочь; планета между Марсом и Юпитером была разорвана на куски; сама Земля, как они («Другие».— Э. А.) полагали, была очищена от человеческой жизни. И чтобы быть уверенными в этом, они подвергли Землю насильственным климатическим изменениям... которые мы обычно называем ледниковым периодом. Но мы выжили... Мы были снова низведены до уровня животных, нам пришлось учиться сызнова всему... Мы вели борьбу за существование против мамонтов и саблезубых тигров, мы вновь открыли земледелие, возродили цивилизацию... и мы всегда стремились к звездам. Мы вернулись на них, ибо в этом была наша судьба».
Сражениям, осадам, ультиматумам, дипломатическим переговорам посвящено по крайней мере девять десятых книги. Но что бросается в глаза при ее чтении, так это своеобразное «объяснение» причин ведущихся войн. Сначала жители Земли предполагают, что Повелители Млечного Пути и есть те «Другие», которые учинили им погром миллион лет тому назад, и Джеф руководствуется прежде всего желанием отомстить. Затем выясняется, что «Другие» были пришельцами из соседней Галактики, напавшими на Повелителей Млечного Пути. Тогда Джеф выдвигает новый довод для продолжения войны: «Нет, если мы расселимся на территории, которую сейчас выиграли, Повелители поглотят нас всех за несколько поколений. И, кроме того, я не могу пойти на то, чтобы поставить предел экспансии жителей Земли. Мы, люди, — странные создания, Аллан... мы должны расширяться... в нашей культуре заложена динамическая стабильность. Если мы прекратим экспансию, мы превратимся в пассивных поедателей лотосов вроде морьян и прочих».
А вот причины, которые побудили Повелителей Млечного Пути напасть на людей. Книга заканчивается диалогом между Джефом и представителем поверженных им Повелителей. Разговор этот любопытен главным образом потому, что дает представление о психологии авторов подобных сочинений:
«— Но почему вы напали на нас? — настаивал Джеф.
— Потому что мы — древняя раса и всегда выигрывали войны, которые вели. Мы не могли оставить вас в покое, ибо вы юны и мужественны. Еще два-три поколения, вы сами напали бы на нас. Мы должны были завоевать и поглотить вас прежде, чем вы завоевали бы нас...»
Не правда ли, странное впечатление производят представления автора книги о причинах войн? Можно было бы только посмеяться над его наивностью в этом вопросе, если бы за нею не скрывалась проповедь вечности войн.
Изображение чудовищных военных катастроф, вызванных применением наиболее утонченных средств массового истребления людей, за последние годы буквально заполнило страницы фантастических романов, повестей и рассказов. Необычайная привлекательность подобных сюжетов для буржуазных писателей-фантастов, несомненно, вызвана господствующей на Западе атмосферой военной истерии, когда значительная часть населения живет в постоянном ожидании ужасов ядерной войны. Литература космических кошмаров одновременно и спекулирует на этом страхе и подогревает его.
-
Космические кошмары.
-
«Завоеватели звезд» опубликованы в США и Канаде издательской фирмой «Джон К. Уинстон энд компани», которая специализируется на массовом выпуске фантастической литературы. Только за последнее время она «осчастливила» читателей десятками книг такого же рода: «Битва на Меркурии»Эрика Ван Лина (солнечный шторм проносится над Меркурием и ставит пот угрозу существование людей); «Затерянная планета»Пола Долласа (два мира на грани войны); «Люди, пропавшие на Сатурне» Филиппа Латэма (экипаж межпланетного корабля попадает в плен к лягушкообразным существам на Сатурне); «Таинственная установка» Кеннета Райта (молодой пленник на планете X предотвращает гибель Земли); «Сын звезд» Раймонда Ф. Джонса (дружба между обитателями планет приводит Землю на край гибели); «Тревога на Титане» Алена И. Наурса (испытатель ракет открывает заговор, ставящий под угрозу существование Земли); «Вандалы в безвоздушном пространстве»Джека Ванса (повесть о космических пиратах); «Прыжок во время»Пола Андерсона (жизнь пятьсот лет спустя после гибели цивилизации XX века в пламени); «Мир, прижатый к стенке» Паула Кейнона (люди с другой планеты нападают на Землю); «Год, когда выпала звездная пыль» Раймонда Ф. Джонса (выпадение таинственных осадков парализует цивилизацию).
Таковы одиннадцать книг (включая «Завоевателей звезд») из двадцати одной, которые рекламируются журналом «Нью-Йорк таймс бук ревью». И подобный космический бред преподносится журналом как «прославленная уинстоновская серия научной фантастики»! Реклама уверяет, что все книги «полны действия, интригуют и содержат много авторитетных научных сведений, основанных на точных исследованиях. То, что с е г о д н я является научной фантастикой, з а в т р а вполне может стать научным фактом!» В последнее, конечно, поверить трудно, ибо в подобной фантастике нет ни на грош научности, а стало быть, невозможно представить, чтобы она когда бы то ни было превратилась в реальность.
Фирма «Джон К. Уинстон энд компани» — далеко не единственный рассадник космических кошмаров. Чтобы убедиться в этом, достаточно прочесть сборник рассказов Джона У. Кемпбелла-младшего, выразительно озаглавленный «Мертвое небо». В сборнике семь рассказов. В одном из них чудовище, прибывшее на Землю из Космоса, поочередно переселяется в членов обнаружившей его антарктической экспедиции, заставляя их перебить друг друга; другой повествует о бессмысленности космического подвига великого ученого; сюжет третьего — погром, произведенный на Земле пришельцами с другой планеты; в четвертом «разумные молекулы», проникающие в организмы людей, вынуждают покончить самоубийством население целой планеты; пятый проповедует идею о вреде изобретений; в шестом построенные людьми машины обрекают их на вымирание; в седьмом описывается мир будущего, где перестают функционировать и сами машины. А ведь Кемпбелл не только плодовитый и популярный писатель-фантаст, он во многом диктует вкусы, определяет моду в фантастической литературе на Западе как редактор журнала «Удивительная научная фантастика» — одного из наиболее распространенных в США.
Справедливость требует признать, что космический бред, конечно, не исчерпывает собой содержания фантастической литературы, выходящей на Западе, хотя и явно преобладает в ней. За последнее время в творчестве ряда писателей-фантастов все больше дает себя знать здоровая тенденция противопоставить космическому бреду космический юмор. Одной из блестящих пародий на «космический детектив» является, например, «Рассказ о шпионах» молодого американского писателя Роберта Шекли. Удачной сатирой на «космическую оперетту» является рассказ Эдмунда Гамильтона«Невероятный мир», в котором описывается, как земные астронавты, попав на Марс, к своему ужасу, обнаруживают, что он заселен воплотившимися в плоть и кровь персонажами из фантастических произведений, написанных на Земле. Благодаря странному капризу природы все, что ни выдумают земные писатели про Марс, немедленно там и появляется. Марсианские города представляют собой лабиринты самой невероятной архитектуры; марсианские космодромы забиты причудливыми ракетами, ни одна из которых, увы, не может подняться по той элементарной причине, что выдумавший их писатель ничего не смыслил в технике. Марсиане сначала радушно встретили астронавтов, приняв их за персонажей очередного фантастического рассказа, однако, узнав, что те действительно прибыли с Земли, они чуть не растерзали их в отместку за все невзгоды, причиненные Марсу земными писателями.
Научно-фантастическая литература не просто вид бездумного развлечения. По своему социальному назначению она призвана в художественной форме помочь осмыслить будущее человечества и цивилизации. Недаром она получила общепринятое и само по себе достаточно выразительное наименование «литературы предвосхищения» (la litterature d'anticipation), «перенесения будущего в настоящее» (presence du future) и т. п. Но именно поэтому проповедь космических кошмаров, осуществляющаяся под покровом научной фантастики, требует анализа и опровержения. Подобная фантастика нисколько не обогащает нас знаниями ни о других мирах, ни о космическом будущем человечества. Но зато, как ни странно покажется на первый взгляд, она нам сообщает кое-что любопытное о нашем собственном мире и о нашем времени.
Дело в том, что космический бред не составляет монополии авторов фантастических романов. Их сочинения — лишь один из каналов той разнузданной кампании запугивания обывателя, которую предпринимают реакционные круги на Западе в связи с начавшимся проникновением человечества в Космос. Кстати, следует заметить, что, по свидетельству писателя Стефана Сприля, «американские промышленные тресты, лаборатории и управления национальной обороны находятся в постоянной и интимной связи с элитой научно-фантастической литературы». Монополистическая буржуазия по соображениям конкуренции, военного потенциала, наконец, просто престижа не может отказаться от осуществления различных проектов овладения межпланетным пространством. В этой связи весьма показательно то, что заявил на пресс-конференции один из основателей «Британской компании по овладению космическим пространством», Роберт Ренуик: «Образовав нашу компанию, мы верим, что в Космосе таится больше богатств, чем об этом когда-либо грезил любой человек. Богатство это колоссально. Мы убеждены, что джентльмены, искатели приключений в пространстве, обладают гораздо большими шансами приобрести себе огромное состояние, чем это делали в прошлом авантюристы из Компании Гудзонова залива или Ост-Индской компании. Космос — подлинное Эльдорадо будущего. Если мы не проникнем в Космос, то Лондон утратит свое значение мирового центра в области средств сообщения».
Отдавая себе отчет, хотя бы и подсознательно, в том, что развитие науки и техники перерастает узкие рамки частной собственности, монополистическая буржуазия, тем не менее, не может примириться с мыслью, что она сама в нашу эпоху все больше становится историческим анахронизмом. Проповедь повсеместности и бесконечности войн, неизбежности социальной несправедливости и беспощадной борьбы за существование во всем пространстве Вселенной как раз и призвана, по замыслу идеологов реакции, дополнить и подкрепить обоснование ими естественности этих явлений и вечности их во времени, в частности, и на Земле.
-
Кто живет в стране Оз?
-
Вот почему обращает на себя внимание оживленная полемика в западной прессе вокруг так называемого проекта Озма (которая, собственно говоря, и побудила написать эту статью). Окрещенный так по имени королевы из неведомой страны Оз, куда американский писатель Лаймен Фрэнк Боум (1856—1919) перенес действие ряда своих фантастических повестей («Удивительный чародей страны Оз», «Изумрудный город Оз», «Сумасбродная книга», «Пугало страны Оз» и др.), этот проект имеет в виду поиски разумной жизни во Вселенной с тем, чтобы впоследствии попытаться установить связь с другими мирами.
Современная астрономия располагает дополнительными данными, подтверждающими гениальную догадку Джордано Бруно и логическое умозаключение Камилла Фламмариона о том, что наша Земля далеко не единственная планета, на которой обитают разумные существа. Из-за громадных расстояний ни одну планету за пределами солнечной системы пока непосредственно увидеть не удалось. Однако имеется ряд косвенных подтверждений, что звезды, обладающие спутниками-планетами, — отнюдь не случайное и не исключительное явление во Вселенной, в противоположность тому, что пытался доказать еще в 30-х годах нашего века английский астроном Дж. Джинс. И как бы ничтожен ни был среди их спутников процент планет с подходящими условиями для возникновения органической жизни, а затем и разумных существ, все же можно предполагать, что их очень много, притом часть их находится в радиусе ста световых лет вокруг Солнца.
История Земли свидетельствует, что для того, чтобы разумная жизнь, возникнув, достигла нашего уровня и вступила в космический век, требуется по астрономическим масштабам не так уж много времени. И, следовательно, на многих планетах разумные существа, возможно, не только ищут, подобно нам, своих собратьев во Вселенной, но и, вполне вероятно, опередили нас по состоянию науки и техники. Не исключено, что они уже посылают с этой целью радиосигналы в пространство и даже обмениваются информацией друг с другом, как поступили бы и мы, если бы располагали соответствующими средствами. Ученые также выяснили, что наиболее подходящей для этого была бы волна в 21 см — длина радиоволн, излучаемых атомами водорода, наиболее распространенного во Вселенной элемента.
Авторы проекта Озма, два молодых американских астронома, Фрэнк Дрейк и Уильям Уотмен, предложили начать систематическое «прослушивание» пространства с помощью радиотелескопов, чтобы выявить в потоке радиосигналов членораздельные сообщения, могущие принадлежать разумным существам с других планет. Все полученные сигналы они собирается записать на пленку, многократно усилить и затем проанализировать с помощью электронных вычислительных машин. Заручившись поддержкой видных ученых, Дрейк и Уотмен добились, чтобы в их распоряжение ежедневно на шесть часов в разное время суток был предоставлен огромный 85-футовый радиотелескоп, принадлежащий национальной обсерватории в Грин-Бэнк (штат Западная Виргиния). И весной 1960 года под руководством профессора Отто Струве (правнука основателя Пулковской обсерватории) поиски начались: телескоп попеременно направляется на звезды Эпсилон в созвездии Эридана и Тау в созвездии Кита, которые находятся на расстояния в одиннадцать световых лет от Земли и, по предположениям астрономов, обладают планетными системами.
Этот смелый проект внушает гордость за человеческий разум. Для идеологов же реакции он стал лишь поводом к тому, чтобы начать очередную кампанию запугивания «в космическом масштабе». Астрономам не удалось еще получить никаких сообщений из легендарной «страны Оз», а прыткие журналисты уже успели заселить ее чудовищами, которые нетерпеливо ждут, чтобы с вожделением наброситься на жителей Земли, как только узнают об их существовании.
«Должны ли мы отвечать им?» — так озаглавил журналист Эрл Абелл свою статью, в которой отвечает на этот вопрос категорическим «нет». Ссылаясь на соображения, высказанные насчет проекта Озма профессором астрономии Корнеллского университета Томасом Голдом, он пишет: «Способность посылать радиоволны на огромные расстояния подразумевает фантастическое развитие радиотехники...
Вероятно, их ракетная техника намного выше нашей. Для них полеты в пределах собственной солнечной системы стали обычным явлением, и, возможно, они могут также достигнуть нашей планеты, если того захотят. Но встает вопрос: действительно ли мы хотим, чтобы они посетили нас? По всей вероятности, они являются представителями другого вида, быть может, в десять раз больше или в десять раз меньше нас. Нам они покажутся чудовищами. Мы не питали бы никакого расположения к ним, а они — к нам. Мы и они могли бы считать друг друга насекомыми. Поскольку они так далеко ушли вперед, их оружие вполне может оказаться намного лучше нашего. Это навлекло бы на нас бедствие... Наша проницательность подсказывает нам не издавать ни малейшего писка по радио, если мы уловим ряд членораздельных сигналов. Лучшее, что мы можем сделать, — это всего лишь слушать. Теперь перенесемся на звезду Тау в созвездии Кита. Они тоже, возможно, слушают и задают себе такой же вопрос: послать им сигналы или нет? И резонно могут предположить, что вовне должен быть «кто-то» с лучшей техникой, чем на Тау. Опять-таки наиболее разумным для обитателей Тау Кита было бы сохранять безмолвие».
Проникнутый психологией капиталистических джунглей, Абелл заключает: «Как замечает доктор Голд, разбросанные по Вселенной существа уподобились бы зверям, живущим в джунглях. Итак, мы живем во Вселенной, где каждый слушает, но никто не отвечает. Всякий, кто пошлет сигнал вовне, тем самым навлечет на себя катастрофу. Радиотелескопы будут вслушиваться тщетно».
Эта статья в газете «Нью-Йорк геральд трибюн» — одна из целой серии аналогичных материалов, опубликованных в американской печати в 1960—1961 годах.
Проповедь космических ужасов, попав на удобренную фантастической литературой почву, в основном достигла своей цели. В редакции газет и журналов стали поступать панические письма и заявления запуганных читателей. Заклиная ради бога не отвечать на сигналы с других планет, сотрудник Калифорнийского технологического института Алберт Хиббс утверждал: «Как люди на протяжении истории относились к другим людям с чуждой культурой? Они сражались с ними! Риск, сопряженный с ответом, поистине ужасен. Может оказаться, что для них мы будем просто лакомым мясным скотом». По мнению читателя Д. М. Блэка, «каждый вид в природе будет защищать себя и свою пищу против захватчика, будь то явного или подозреваемого. Только крайне извращенное милосердие учит любить своих врагов. Отсюда, исходя из единственно возможной аналогии для нас, мы вправе заключить, что наша «боязнь воинственных наклонностей» выглядит вполне оправданной».
Что, кроме естественного чувства возмущения, может вызвать весь этот космический бред реакции? Именно этим чувством и были продиктованы, например, письма доктора Сэмюела Бармака в редакцию газеты «Нью-Йорк геральд трибюн». Полемизируя с Абеллом и прочими проповедниками войн в Космосе, Бармак выразил уверенность, что общение с более развитыми мирами обогатит нашу цивилизацию и ускорит процесс развития человечества.
Взгляды Бармака, несомненно, разделяют миллионы непредубежденных читателей фантастической литературы на Западе, хотя их протестующие голоса не находят себе места на страницах печати.
Проповедь космических войн не имеет под собой никакого разумного основания. Никто никогда не сражается просто «из любви к искусству». Война как социальное явление в антагонистическом обществе есть способ насильственного решения действительных, а не мнимых противоречий. Для того, чтобы война приобрела какой-то смысл, она должна сулить нападающему определенную выгоду. Нам хорошо известны причины, из-за которых велись войны в истории человечества: притязания на чужие охотничьи угодья и скот, захват рабов, земли и ценностей, созданных человеческим трудом, соперничество из-за источников сырья и рынков сбыта и т. п. Честолюбие, национализм, религиозная нетерпимость всегда были не самостоятельными причинами войны, а лишь преломлением в сознании людей ее подлинных причин.
Но спрашивается: из-за чего могли бы вести друг с другом войну разумные существа с разных планет? Даже золото и алмазы, не говоря о других ценностях, не оправдали бы затрат, связанных с их перевозкой на такие расстояния. Столь же несостоятельны и опасения насчет того, что разумные существа с других планет могут иметь намерение переселиться на Землю. И не только потому, что необитаемых планет в Галактике во много раз больше, чем обитаемых, и не только потому, что наши земные условия, вероятно, окажутся для них совершенно неподходящими. Дело в том, что средств, необходимых для переселения лишь одной такой семьи на Землю, хватило бы с избытком, чтобы обеспечить тысячам семей поистине роскошную жизнь на родной планете.
В мире существует, однако, один груз, который окупит любой фрахт на межпланетные и межзвездные перевозки. Этот груз — информация, прежде всего научные сведения и достижения духовной культуры, ибо они, как правило, материально почти невесомы и вместе с тем бесконечно ценны. Но такие ценности можно приобрести никак не войной, а благодаря дружественным отношениям.
Читателей научно-фантастической литературы можно смело заверить в том, что человечеству никак не грозит встреча с гангстерами и милитаристами в Космосе. К тому времени, когда люди наконец смогут предпринять управляемые полеты за пределы солнечной системы, антагонистические отношения между людьми, а с ними гангстеры и милитаристы наверняка исчезнут с лица Земли. И мы можем предполагать, что это уже произошло или непременно произойдет и на других планетах.
-
Карлики и великан.
-
Кошмары представителей уходящего общественного строя приобретают такие гигантские размеры просто потому, что на фоне великих достижений науки и техники бесконечно мелкими, ничтожными выглядят их корыстные интересы и стремления, низменные побуждения и страсти. Экскурсы идеологов реакции в Космос невольно заставляют вспомнить увлекательную сказку Яна Ларри«Необыкновенные приключения Карика и Вали», в которой описываются похождения в мире насекомых двух детей, выпивших по неосторожности волшебный эликсир и уменьшившихся в тысячу раз. Все привычные масштабы сразу же сместились в их сознании: муравейник приобретает размеры египетской пирамиды, луг превращается в непроходимые джунгли, трехсантиметровая медведка выглядит динозавром, и они сами чуть не попадают на обед паучку-аргирогенту. Между детьми в сказке происходит следующий разговор:
«— А что это такое? — спросила Валя, указывая на чудовище, которое неподвижно лежало на подоконнике
— Это?.. Стрекоза!
— Такая громадная?
— Совсем не громадная, — уныло сказал Карик, — она такая же, как была. Зато мы с тобой стали крошечные... Вроде блохи...»
Да, именно такими ничтожными блохами, затерявшимися в межпланетном пространстве, чувствуют себя представители тех общественных сил, которые отживают свой век! Правда, в отличие от героев сказки Ларри физически они не изменились, их рост и вес остались прежними, зато неизмеримо возросло могущество человечества в раздвинулись пределы известного ему мира. И психологически это оказывает на них тот же эффект, как если бы они выпили волшебный эликсир.
Прекрасно сказал однажды знаменитый немецкий философ: если карлик даже заберется на плечи великана, все равно он не увидит того, что видит великан, ибо для этого ему надо было бы обладать сердцем и мозгом великана. Как похожи на такого карлика проповедники космических кошмаров! Взгромоздившись на плечи великана, каким является человечество, они смертельно боятся упасть и разбиться. У них кружится голова, захватывает дух от испуга. Но они не оставляют попыток надеть шоры на глаза человечества и настойчиво требуют, чтобы оно двигалось, следуя их указаниям. Каждая канава на пути великана, через которую он легко может перемахнуть, кажется им бездонной пропастью, каждый холм — краем света, каждый порыв ветра — ураганом. Великану ничего не стоит преодолеть эти препятствия; карлики же стремятся заставить его обойти их стороной и даже уговаривают повернуть вспять.
Перспективы, открывающиеся перед человечеством на пороге космического века, слишком грандиозны, чтобы попасть в ограниченное поле зрения реакционных идеологов. Они продолжают жить традиционными представлениями антагонистического общества, где отношения между людьми являются либо господством, либо подчинением, где каждая встреча людей — либо выгодная сделка, либо беспощадная борьба, где сильный либо порабощает, либо истребляет слабого. Не удивительно, что и ко всей Вселенной они подходят с подобными же мерками.
Заглядывая в космический век, они находят там гигантские корпорации — «Ин-терсолер Траст», «Юньон де Планет», — поделившие между собой межзвездную торговлю, берущие на откуп целые планеты и не останавливающиеся перед самыми чудовищными преступлениями, лишь бы устранить конкурента (см. Э. Норт «Потерпевшие кораблекрушение в пространстве»). Они с вожделением описывают, как предприимчивые дельцы, идя по стопам своих предков, выменивавших в Африке стеклянные бусы на слоновую кость, завладевают необыкновенными алмазами в обмен на валерьянку, которой спаивают на планете Саргол дикарей, происшедших от кошек (см. Э. Норт «Звездолет в карантине»). Им мерещатся контрабанда наркотиками в масштабе Галактики, баснословные страховые премии за погибшие звездолеты, астрономические аферы (см. К. М. Нокс «Заговор против Земли») и т. п.
Их фантазия одновременно и неуемна и убога. В сущности, они видят в Космосе то же самое, что окружает их на Земле, только в астрономических размерах. Все чудовища, которыми их больное воображение заселяет Вселенную, явно «земного происхождения». И способ их изготовления элементарно прост, столь же прост, как изготовление ведьм и чертей в средние века: из земной фауны отбираются наиболее отталкивающие и опасные для человека животные и насекомые, которые затем многократно увеличиваются и для устрашения дополнительно наделяются еще какими-либо органами и качествами, заимствованными от других подобных им животных. Так в Космосе появляются рогатые пауки ростом со слона, трехглавые змеи величиной с поезд, исполинские спруты о шестнадцати щупальцах.
Если, по представлениям буржуа-эгоиста, люди на Земле от природы порочны, злы и коварны, то и разумные существа, с которыми они опасаются встретиться во Вселенной, должны быть трижды такими же. Собственно говоря, со стороны обитателей других планет они ожидают проявления таких же чувств к себе, какие сами затаили по отношению к ним. А о том, что это за чувства, лучше всего написал профессор Кембриджского университета Ч. С. Льюис в своей книге очерков «Последняя ночь мира» (1960):
«Мы знаем, как наша раса поступила с чужеземцами... Цивилизованный человек убивает, порабощает, обманывает и развращает дикаря. Даже неодушевленную природу он превращает в пыльные бури и отвалы шлака. Конечно, есть люди, которые не поступают так. Но не они будут среди тех, кто, по всей вероятности, станет нашими пионерами в пространстве. Нашим посланцем в иные миры будет жадный и алчный авантюрист или бездушный технический эксперт. И они будут совершать то же самое, что всегда совершала их порода. О том, что произойдет, если они встретятся с существами слабее себя, могут рассказать чернокожие и краснокожие люди; если же они столкнутся ( более сильными существами, то будут уничтожены, как того и заслуживают...
Поэтому я опасаюсь практических, а не теоретических проблем, которые возникнут, если мы когда-либо встретим разумные существа, не являющиеся людьми. Против них мы совершим, если сможем, все преступления, уже совершенные нами против несомненно человеческих существ, которые отличаются от нас только чертами лица и цветом кожи. И звездное небо станет зрелищем, на которое добродетельные люди смогут взирать лишь с чувством невыносимой вины, мучительного сожаления и жгучего стыда».
Скажем прямо, нелестного мнения профессор Льюис о своих собратьях. Но единственно, в чем он заблуждается, — так это в неоправданном распространении на весь человеческий род отвратительных черт собственника-индивидуалиста, нога которого, можно поручиться, не ступит на планеты других миров.
Ни спектральный анализ, ни мощные зеркальные телескопы, ни помещенные на спутниках фотокамеры сами по себе не в состоянии рассеять оптический обман, который порожден антагонистическими общественными отношениями, на протяжении веков господствовавшими на Земле. Рассматривая звездное небо в 200-дюймовый телескоп-рефлектор, представители обреченного историей класса отшатываются в испуге, ибо на вогнутой поверхности сферического зеркала они видят не раскрытые тайны природы, а лишь свое собственное уродливое отражение, увеличенное в тысячу крат. Они уподобляются обезьяне из басни Крылова, которая, глядя на себя в зеркало, наивно восклицала:
Что это там за рожа?
Какие у нее ужимки и прыжки!
Я удавилась бы с тоски,
Когда бы на нее хоть чуть была похожа.
-
На другой чаше весов.
-
Какой разительный контраст по сравнению с похождениями гангстеров в межпланетном пространстве являют собой научно-фантастические произведения передовых писателей современности! И этому не приходится удивляться. В Космосе, на других обитаемых мирах они ищут подтверждения благородных идеалов разумного общественного устройства, гармоничного развития личности, расцвета науки и культуры. Своими произведениями они стремятся вдохновить читателей на овладение стихийными силами природы, на борьбу против всех форм насилия и гнета здесь, на Земле, за социальную справедливость и прогресс человечества. Можно назвать целый ряд содержательных и по-настоящему увлекательных романов, повестей и рассказов, описывающих первую встречу людей с другими разумными существами во Вселенной. Этой теме, занимающей воображение нашего поколения, посвящены «Туманность Андромеды» и «Сердце Змеи» Ивана Ефремова, «Каллисто» и «Каллистяне» Георгия Мартынова, сочинения польского писателя Станислава Лема, романы французского фантаста Франсиса Карсака, отдельные произведения известных американских авторов Рэя Брэдбери, Айзека Азимова и ряда других.
Неодинаковы обстоятельства предполагаемой авторами встречи обитателей двух миров. Различны художественные достоинства, научный уровень и, разумеется, фабула этих фантастических произведении. Однако все они убедительно свидетельствуют о том, что научно-фантастическая литература может быть захватывающей по сюжету и без традиционных убийств и преследований, без стереотипных любовных коллизий, перенесенных ради занимательности в космическое пространство.
Ярким подтверждением тому может служить творчество Франсиса Карсака, продолжающего гуманистическую традицию Жюля Верна во французской научно-фантастической литературе. В одном из своих первых романов, «Робинзоны Космоса», он описывает, как фрагмент земного шара вместе с его обитателями был в результате странного катаклизма заброшен на одну из планет в другой солнечной системе. Первоначально во взаимоотношениях этих космических робинзонов оказались воспроизведенными в миниатюре социальные конфликты, присущие Земле. Однако затем они овладели чуждой и враждебной им стихией, сумели преодолеть противоречия, доставшиеся им в наследие от земного общества, и наладили мирные отношения и сотрудничество с аборигенами. Если люди оказались в состоянии ликвидировать причины взаимных конфликтов на осколке планеты, то что мешает им устранить социальные антагонизмы на всем земном шаре — вот вывод, над которым автор хочет заставить задуматься читателя.
Другой роман Карсака, «Пришельцы из ниоткуда», посвящен солидарности разумных существ Вселенной в борьбе против угрожающего им всем стихийного бедствия — угасания звезд. В эту Лигу Человеческих Миров, однако, принимаются исключительно те планеты, которые уже прошли через стадию войн. Как суровое предостережение читателю о необходимости отстоять мир выглядит упоминание автором в романе о погибших в результате «адской войны» цивилизациях на планетах Аур и Жен. И, напротив, планета Элла (где уже исчезли социальные и национальные различия, где установилось полное равенство мужчин и женщин, где отмерло государство и запрещено носить оружие, где «нашли решение проблемы машин: пользоваться ими, не бояться их и не быть их рабами») предстает прообразом будущего Земли, за которое стоит и необходимо бороться современному поколению.
Сюжетом последнего романа Карсака, «Земля в бегстве», является подвиг ученых, которые, предвидя превращение Солнца в «сверхновую звезду», угрожающую гибелью человечеству, переводят земной шар на орбиту вокруг соседней звезды. И даже использованная автором в качестве завязки романа мистическая идея переселения душ, ставшая банальной в фантастической литературе на Западе, приобретает символический характер в прощании героя с читателем: «Перед тем как покинуть вашу эпоху, я хочу обратиться к вам с последним призывом, люди далекого прошлого. Никогда не отчаивайтесь. Даже если будущее покажется вам совершенно мрачным, даже если вы узнаете, что ваши цивилизации будут погребены подо льдом нового палеолита, не отказывайтесь от борьбы».
Произведения прогрессивной фантастической литературы проникнуты одной, главной идеей: встреча разумных существ во Вселенной в огромной степени взаимно обогатит их научными знаниями и культурными ценностями. Герои этих книг не опасаются встречи с представителями других планет, а, напротив, настойчиво ищут этой встречи и радуются ей. В уста одного из своих героев автор романа «Каллисто» Г. Мартынов вкладывает следующие слова: «Я не сомневаюсь, что межзвездный полет, осуществленный прилетевшими к нам людьми... был предпринят ими с единственной целью — расширить научный кругозор, обогатить сокровищницу знания, разрешить ряд вопросов, стоящих перед их наукой... Я не верю, что такое исполинское предприятие, как межзвездный полет, может быть осуществлено в условиях вражды народов, в условиях классовой борьбы, в условиях капитализма».
Замечательным образцом полемики с проповедниками космических ужасов может служить рассказ И. Ефремова «Сердце Змеи». Автор переносит действие своего рассказа в середину третьего тысячелетия нашей эры. На борту звездолета «Теллур», летящего со сверхсветовой скоростью на поиски других обитаемых миров, между членами экипажа в предвидении встречи с разумными существами происходит интересный разговор:
«— У нас есть несомненные доказательства существования множества населенных миров, но никакое другое мыслящее существо еще не скрестило своего взгляда с глазами людей Земли! Сколько мечтании, сказок, книг, песен, картин в предчувствии такого великого события, и оно не сбылось! Не сбылась великая, смелая и светлая мечта человечества, рожденная давным-давно, едва рассеялась религиозная слепота!
— Слепота! — вмешался Мут Анг.— А знаете, как наши недавние предки уже в эпоху первого выхода в Космос представляли осуществление этой «великой мечты»? Военное столкновение, зверское разрушение кораблей, уничтожение друг друга в первой же встрече».
И вслед за этим автор рассказа искусно вплетает в его сюжет краткое изложение содержания одного из типичных произведений литературы космических ужасов. Этот остроумный прием позволяет Ефремову дать подобного рода литературе устами своих героев убийственную характеристику, заслуживающую быть воспроизведенной хотя бы частично:
«— ...Космическое познание и космическое могущество пришли в противоречие с примитивной идеологией собственника-индивидуалиста. Здоровье и будущность человечества несколько лет качались на весах судьбы, пока не победило новое и человечество в бесклассовом обществе не соединилось в одну семью... Там, в капиталистической половине мира, не видели новых путей и рассматривали свое общество как незыблемое и неизменное, предвидя и в будущем неизбежность войн и самоистребления...
— Мыслящее существо из другого мира, если оно достигло Космоса, также высоко совершенно, универсально, то есть прекрасно! Никаких мыслящих чудовищ, человеко-грибов, людей-осьминогов не должно быть! Не знаю, как это выглядит в действительности, встретимся ли мы со сходством формы или красотой в каком-то другом отношении, но это неизбежно! — закончила свое выступление Афра Деви...
— Только недавно я думал об этом, — сказал командир, — и понял, что на высшей ступени развития никакого непонимания между мыслящими существами быть не может... две разные планеты, достигшие Космоса, легче сговорятся, чем два диких народа одной планеты!
— Мне кажется, есть какая-то стихийная мудрость в историях цивилизаций разных планет, — сказал с загоревшимися глазами Тэй Эрон. — Человечество не может покорить Космос, пока не достигнет высшей жизни, без войн, с высокой ответственностью каждого человека за всех своих собратьев!»
И вот наконец происходит долгожданная встреча... Но такова была ирония судьбы (и, добавим мы, произвол автора), что случайные попутчики в Космосе внешне похожие на жителей Земли, оказались «фторными существами», иначе говоря, в обмене веществ, происходящем в их организме, элемент фтор играл такую же роль, как кислород для людей. Оба эти химически чрезвычайно активных газа были взаимно смертельны для обитателей разных планет. Ни один из авторов космических кошмаров, можно поручиться, не устоял бы перед соблазном просмаковать роковые последствия подобной встречи. Однако в рассказе Ефремова это обстоятельство, хотя и затруднило непосредственное общение экипажей двух звездолетов, вместе с тем не вызвало никакой враждебности по отношению друг к другу. Они поделились научными сведениями, и жители Земли, в частности, узнали о местоположении планет, населенных подобными им людьми, которых встретили «фторные существа» во время своих странствий. В свою очередь, люди подали «фторным существам» идею — путем воздействия на механизм наследственности изменить фторный обмен организма на кислородный, если они больше не встретят себе подобных во Вселенной.
Проникнутый жизнеутверждающим оптимизмом и гуманностью рассказ И. Ефремова внушает читателю уверенность в том, что лучшие черты человека, его наиболее благородные побуждения и чаяния в конечном счете неизбежно восторжествуют и в масштабе одной планеты и во Вселенной в целом.
-
Собратья по разуму.
-
Следует заметить, однако, что у большинства авторов прогрессивной научной фантастики имеется одна общая слабость. При описании встречи жителей Земли с обитателями других планет они исходят из предположения, что все разумные существа во Вселенной по своему внешнему облику и образу жизни должны быть подобны людям. При этом в подкрепление своих предположений они ссылаются на философское положение о единстве и всеобщности биологической эволюции и общественного развития во Вселенной. Эта мысль, например, определенно проведена в романах Г. Мартынова, который считает, что различия между разумными существами с разных планет могут касаться лишь таких второстепенных деталей, как рост, цвет кожи, овал и черты лица, форма глаз и т. п.
Подобные предположения, однако, весьма произвольны и в определенном смысле представляют собой, по-видимому, такую же крайность, как и образы мифических человеко-ящеров или людей-осьминогов из литературы космических ужасов. Не приходится оспаривать, что формам жизни и общественного устройства во Вселенной должны быть присущи определенные общие черты. Но каковы пределы этой общности? Было бы несколько наивно полагать, что разнообразие форм органической жизни во Вселенной исчерпывается теми, которые существовали и существуют на Земле. Экстраполируя на Вселенную наши представления, почерпнутые из земного опыта, следует проявлять исключительную осторожность, чтобы не уподобиться тому провинциалу из китайской пословицы, который «видит верблюда, а думает, что это горбатая лошадь».
Можно смело утверждать лишь то, что жизнь везде предполагает постоянный обмен веществ с окружающей средой и представляет собой определенную эволюционную лестницу, завершающуюся появлением разумных существ. Но разве обязательно, чтобы их предками были приматы, человекообразные обезьяны? Даже на Земле в условиях длительной изоляции животный мир на каком-либо острове или материке имеет тенденцию к своеобразному развитию, к возникновению иных форм, как это случилось в Австралии (появление подкласса сумчатых животных). И если это положение верно в отношении разных материков, то тем более оно будет справедливо по отношению к разным планетам.
У нас поэтому не может быть уверенности в том, что, перелетев через межзвездный океан на другую планету, астронавты с Земли увидят там то же самое, что увидел Колумб в Америке. Разумные существа на других мирах могут походить на людей не более, чем австралийские кенгуру на африканских антилоп. Их представления о социальной справедливости могут, разумеется, отличаться от наших. Однако так или иначе они, несомненно, будут нашими собратьями по разуму. И коль скоро они разумные существа, мы вправе ожидать, что на определенной ступени своего развития они уже построили или построят разумный общественный строй и что в своем поведении по отношению друг к другу и к жителям Земли они будут руководствоваться не животными инстинктами, а разумом, не алчностью и жестокостью, а благоразумием и любознательностью.
Отдельные недостатки прогрессивной научной фантастики не могут, конечно, умалить огромного идейного, воспитательного и общеобразовательного значения этого жанра. Но существует один главный недостаток, который ей нельзя простить, — ее слишком мало. Ежегодно на Западе, преимущественно в Соединенных Штатах и Англии, появляется до 150—200 фантастических романов и сборников рассказов. Кроме того, в США публикуется ряд журналов и альманахов, специально посвященных этой же тематике: «Странные истории», «Мир фантастики», «Журнал фантастики и научной беллетристики» (печатающийся также во Франции под названием «Фантастика»), «Галактическая научная фантастика», «Удивительная научная фантастика» (параллельно издающаяся в Англии) и даже «Сверхнаучная фантастика». Причем каждое издание выходит тиражом часто свыше 100 тысяч экземпляров.
В потоке этой литературы попадаются, разумеется, и действительно талантливые, содержательные книги, но в лучшем случае не больше одной на каждые десять похождений гангстеров в межпланетном пространстве. Укором для передовых ученых и писателей, для прогрессивных издательств должен служить тот факт, что представители реакции гораздо активнее используют естественную тягу современного читателя к научной фантастике. Они при этом прекрасно отдают себе отчет в том, что фантастическая литература предоставляет им исключительно благодатное поле для идеологической обработки широких масс населения. И это, во-первых, потому, что данный жанр дает им возможность воздействовать на многомиллионную аудиторию читателей, до которых иначе не дойдет апология капитализма ни в форме политических статей, ни в форме научных трактатов. Во-вторых, этот жанр обладает в их глазах и тем преимуществом, что позволяет прививать читателю реакционные взгляды исподволь в форме художественного произведения, не утруждая себя поисками логических доводов, в которых защитники капитализма испытывают явный недостаток. Обосновать вечность капиталистических отношений, неустранимость порожденных ими социальных противоречий и конфликтов, убить веру масс в возможность иного, лучшего мира — в этом-то и состоит, по замыслу идеологов реакции, социальное назначение такой псевдонаучной литературы.
Конечно, не все авторы космических кошмаров проповедуют реакционные взгляды сознательно. По-видимому, таких писателей меньшинство. Но именно среди них, как правило, находятся наиболее рекламируемые и наиболее влиятельные в этом жанре авторы; им создают имя в печати, в их руках находятся журналы, их балуют издатели. Подавляющее же большинство писателей-фантастов растрачивает свой талант и время на описание похождений гангстеров в Космосе стихийно, в силу обстоятельств. Как во всяком товарном обществе, они изготовляют тот товар, на который имеется спрос на рынке, то есть в издательствах. И это тем легче, что подобный вид литературы не требует от них большой изобретательности, своих героев и свои сюжеты они черпают из окружающей их среды, из знакомых им с детства капиталистических джунглей, которым лишь придают космические масштабы.
Характерно, что поставщики космического бреда часто не в меньшей степени, чем их читатели, боятся того, о чем пишут. «Мы, писатели, работающие в жанре научной фантастики, — во всяком случае большинство из нас — даем людям лишь крупицу знания, столь малую и в столь смутном и безрассудном виде, что лишь в сознании очень немногих она превращается в правду и в фактическую информацию, — откровенно заявил Филипп Уайли в сборнике «Современная научная фантастика» (1953). — Больше того, мы учим людей бояться, потому что большинство из нас боится, хотя и не сознает этого. О том же, что человек — позитивная сила, возрастающая и зреющая, что он ответствен за свои поступки и способен, если придется, справиться с их последствиями, мы умалчиваем». И это не удивительно, ибо капитализм с его роковыми социальными последствиями научно-технического прогресса порождает эту боязнь столь же неизбежно, как он порождает антагонистические отношения между людьми, буржуазное сознание вообще.
Космос — это своеобразный экран, на который научно-фантастическая литература проецирует идеологическую борьбу, происходящую в нашем мире между силами реакции и прогресса. У кого нет будущего на Земле, тот со страхом взирает и на бездны Космоса. Тот же, кому принадлежит будущее, с уверенностью и надеждой смотрит на звездное небо, на далекие и еще неведомые нам миры.
облако тэгов
