Так Станислав Лем описал памятник Неизвестному Астронавту, обобщенный образ человека будущего и в то же время человека нашего века, низверженного, но не побежденного, потому что человека можно убить, можно уничтожить, но победить его нельзя!

В том же романе «Магелланово облако», когда межзвездный корабль «Гея», постепенно развивая скорость, достигает «светового порога скорости», у людей с наименее устойчивой нервной системой обнаруживается явление «мерцания сознания». На космическом корабле разражается бессмысленный бунт: люди бросаются к наружным люкам, чтобы выпрыгнуть в межзвездное пространство. Тогда историк Тер-Хаар, один из руководителей экспедиции, пробуждает сознание тех, чей мозг охвачен мраком «мерцания», рассказав им историю немецкого коммуниста Мартина, боровшегося больше тысячи лет назад против фашизма.

«— Этого человека мучили, избивали — он молчал. Молчал, когда от него отвернулись: родители,

брат и товарищи. Молчал, когда уже никто, кроме гестаповцев, не разговаривал с ним. Были разорваны узы, связывающие человека с миром, но он продолжал молчать. Чем мы заплатим за это молчание?

Тер-Хаар поднял руку.

— Мы, живые, донесли до самого отдаленного будущего огромный долг, долг по отношению к тысячам тех, кто погиб, подобно Мартину, но чьи имена останутся нам неизвестны. Он умирал, зная, что никакой лучший мир не вознаградит его за муки и его жизнь окончится навсегда в известковой яме, что не будет ни воскрешения, ни возмездия. Но его смерть и молчание, на которое он сам себя обрек, ускорили приход коммунизма, может быть, на минуту, а может быть, на дни или недели — все равно! Мы находимся на пути к звездам потому, что он умер рада этого...»

Так из глубин грядущего человек коммунистического общества судит наше время, судит пристрастно, как пристрастным должен быть всякий суд, который судит свою эпоху, созданную подвигом наших современников!

В этой неразрывности времен и эпох — основная философская идея романа.

Неизбежен ли такой путь в будущее? На это Лем ответил в своих книгах, нарисовав четыре будущих мира.

«Эдем» — это не фантастический роман, а скорее философский или социально-философский трактат, где писатель противопоставляет реальный, логический, познаваемый наш мир фантастическому, алогическому безумию мира планеты «Эдем».

Путешественники, попавшие, в этот чудовищный мир, привносят в него свою земную логику, хотя

он полон предметов, остающихся не только непознанными, но и непознаваемыми: «за сто шагов они еще могли казаться зарослями, какими-то кустами, в которых полно больших синеватых гнезд, — и не столько из-за действительного сходства, сколько благодаря усилию глаза, пытающегося уложить непонятные линии в нечто привычное...».

Это черный мир фашизма, переросшего в биологический симбиоз «дубельтов», сросшихся существ, представляющих собой нечто вроде социального симбиоза уэллсовских мерлоков и элоев. Общество это «идеально», но неспособно к прогрессу. Естественно, что оно потерпело инволюцию: сначала демократическую власть заменила олигархия, власть меньшинства, затем ее сменила единоличная тирания, перешедшая в анонимную диктатуру. Теперь же существование всякой власти отрицалось, и утверждение, что власть существует, каралось смертью...

Путь фашизма и власть террора — тупиковый путь развития, говорит Лем, и ни сосуществование, ни даже контакт с этим миром невозможны для земного человечества.

Но роман Лема не светлая, а черная утопия или антиутопия, как говорят и пишут некоторые.

«Фантазия может навеять любые картины «черного будущего», — говорит сам Лем, — и собственно

много различных произведений, варьирующих эту тему, бродит по свету. В них говорится о космических войнах, о галактических империях, о хищных и Кровожадных цивилизациях. Но предостерегать от такого будущего было бы к такой же степени банально, как предостерегать человека не питаться ядом... Я хотел бы написать повесть о будущем, но не о таком будущем, которого я бы желал. Следовательно, о таком, которого нужно остерегаться».

О таком «розовом будущем» и написана публикуемая в сегодняшнем номере «Литературной газеты» статья Лема. Ему же посвящен роман-предупреждение «Возвращение со звезд».

В этом романе нарисовано будущее общество, достигшее очень высокого уровня жизни, но пошедшее не но пути творческих идей коммунизма, а по пути победы мещанских представлений о счастье, по линии торжества потребностей человечества над его способностями. Нет слов, автор не поскупился на краски; он не пытался создать карикатуру, написать памфлет. Начало романа похоже на запев великолепной

эпической поэмы, полной света, цвета и движения, на честертоновскую «Лепанто» или «Конго» Вечела Линдсея. Но пышное великолепие архитектуры этого нового мира всеобщего довольства и счастья не соответствует его обитателям.

Мир этот населен ничтожными, маленькими людьми. В младенческом возрасте все человечество подвергается «бетризации», прививке, воздействующей на кору головного мозга, благодаря которой человек навеки лишается способности убивать. Но возникает вопрос: сохранит ли человек, неспособный убивать (в потенциальном смысле этого слова), способность жертвовать своей жизнью, действовать рискованно, идти навстречу смертельной опасности. Мир без риска — это мир без страха, но и без смелости. И человек, освобожденный от страха и трагедий, одновременно освобождается также от необходимости преодолевать препятствия, достигая трудной цели!..

Здесь Станислав Лем, один из величайших творцов мифов нашего времени, попал в плен одного из созданных им же мифов. Кто сказал, что труд с каждым годом становится все легче, замененный трудом автоматов? Опыт нашего времени говорит совсем о другом. Физики, ставящие опыт на дубненском или брукхевенском синхрофазотронах, программист большой электронной машины, генетик, раскрывающий тайны наследственности, работают не меньше, а больше, чем люди традиционных профессий.

Вильям Гершель сам шлифовал стекла своих телескопов. Это занимало очень много времени, и сестра его Каролина вкладывала ему кусочки пищи в рот и кормила с ложки, чтобы он скорее мог вернуться к наблюдениям.

Если бы он посетил наше время, он, вероятно, восхитился бы современными обсерваториями, астрофизическими лабораториями и радиотелескопами. Он немало удивился бы, обнаружив, что ученые почти не заглядывают в телескопы, а заняты измерением фотографий, где на белом небе изображены черными кружками звезды, или астрономы изучают по зигзагообразным кривым на длинных лентах радиоголоса Вселенной. Но он вряд ли подумал бы, что их работа легче, чем его, и они тратят на свои исследования меньше времени. «А для чего же тогда дано ученому время его жизни?» — подумал бы он.

Для людей творческого труда — математиков, физиков-теоретиков, писателей, художников — рабочий день ограничен лишь длиной суток: даже во сне они слышат мелодии, наслаждаются изяществом решений математических проблем... Ведь для них дело, которым они заняты, не профессия, но их страсть, их мука и счастье, их человеческие поражения и победы в вечной битве с Неизвестным!

Нет, в будущем мире подвиг не будет достоянием только «периферии жизни», как предполагает Лем, наоборот, он станет содержанием ее каждого мгновения. Ведь называем же мы труд Дарвина, Нильса Бора, Эйнштейна великим подвигом.

Да, с развитием интеллекта бесконечно растут и потребности человека. Это не механическое умножение: квартира из двенадцати комнат, две дачи, три машины, свой вертолет. Только герой «Магелланова облака», будучи мальчиком, мечтает: «Вот вырасту, тогда возьму себе все игрушки и торты и вообще все. У меня будет целая ванна крема». Ученые мечтают совсем о другом: о новых, бесконечно сложных и дорогих приборах, о целых институтах, занимающихся интересующей их проблемой, о все растущих энергетических резервах.

Может ли мораль быть навязанной силой? Что такое мораль? Свобода выбора. Но ведь нет выбора у человечества, подвергнутого бетризации, своего рода духовной кастрации, и лишенного гуманизма. Где все достается без труда и поэтому все ценности утеряны. Можно ли считать такое общество человеческим?

Нет, этот миллениум, земной рай, мир заката не только чужд пришельцам из нашего времени, он им страшен. И не случайно Эл Брегг, герой романа, по собственному признанию автора, «взбунтовался против моих замыслов». Он и его товарищи по межзвездному полету строго и пристрастно судят своих потомков за то, что те пошли по тупиковому пути.

Сможет ли человечество когда-либо создать сверхсовершенную технику, столь же «вечную», как атомы, технику, которая полностью заменила бы его и стала бы «тотальным оружием» в его вечной борьбе с природой?

Здесь Лем снова попадает в плен довольно распространенного софизма. На самом деле человек не борется с природой и не побеждает ее, поскольку он сам является частью природы. И подобно тому, как творчество природы бесконечно и разнообразно, человек столь же всемогущ, пока он не нарушает основных законов своей Вселенной. А так как он является высшим цветом материи, — он более вечен, чем атом: мертвые формы материи подвержены энтропии, неминуемо ведущей мир к «тепловой смерти», биологические же структуры могущественнее их, так как они побеждают энтропию и сохраняют устойчивое неравновесие Вселенной.

И хотя техника бесконечно развивается уже много тысячелетий, мы пока не замечаем тенденций к вырождению человеческого рода.

Поскольку человек биологически не изменился за последние тридцать, тридцать пять тысяч лет, и у нас также нет оснований ждать нового скачка в его биологическом развитии: темпы технической и социальной эволюции значительно опережают природу. Человек долго еще останется ребячливым, непостоянным и часто непоследовательным. Аналитической машине с совершенной логикой, которую мы когда-нибудь

построим, вероятно, покажутся смешными (если она будет уметь смеяться!) некоторые человеческие поступки. Зачем марафонские состязания, когда на мотороллере можно гораздо быстрее достигнуть цели? Зачем нужны лишения и муки при восхождении на Чомолунгму, когда легче подняться туда на вертолете? Зачем вообще полеты в космос, требующие огромных затрат? Но мы именно за все это любим человечество, потому что мы — люди!

История — это летопись общих приключений человеческого рода в поисках социального и личного счастья. Она будет продолжаться и дальше. И новые ее страницы могут совсем не напоминать начальные. Если выразить это в терминах теории информации, то история будущего — это стратегическая игра, в которой само понятие «противник» подвергается постепенному изменению, что, в свою очередь, вызывает изменение применяемой человеком стратегии. Поэтому так трудно предсказывать будущее, даже не очень отдаленное. Загляд же на сто тысяч или миллион лет, вероятно, больше всего похож на мечты первобытной амебы о будущем своего племени в двадцатом веке...

Близкое же будущее нашего коммунистического общества лучше всего показал Станислав Лем в своем великолепном романе «Магелланово облако», сияющем бесчисленными гранями, светящимися, как огромный искусственный алмаз. И в нем он лучше всего ответил на все поставленные вопросы автору статьи «Не опасна ли техника без опасности?» — Станиславу Лему.

— - — - -

Перевод в текстовый формат ЛысенкоВИ

Но когда это произошло, в какой именно день — на эти вопросы историки, биографы Ленина, более четырех десятилетий не могли получить ответ.

В 31-м томе четвертого издания Сочинений В. И. Ленина на странице 534-й было напечатано, что эта встреча состоялась в 1920 году. Точнее:

«Середина октября. Ленин принимает английского писателя Г. Уэллса».

Со времени выхода 31-го тома четвертого издания минуло двенадцать лет. Началась подготовка пятого издания Сочинений Ленина. И снова возник все тот же вопрос: когда же, в какой день Владимир Ильич принимал Уэллса?

Ежедневных записей секретарей председателя СНК за это время нет. Единственным источником пока оставалась сама книга Уэллса, в которой он писал, что приехал в Россию в сентябре 1920 года. Далее Уэллс сообщал:

«Жизнь в Москве, озаренной ярким октябрьским солнцем и украшенной золотом осенней листвы, показалась нам гораздо более оживленной и легкой, чем в Петрограде».

Значит, он прибыл в Россию в сентябре, а был принят Лениным в октябре? Так сказано в самой книге второго издания. Второго, ибо первого в нашей стране нет. Нет — и не было. Дело в том, что впервые книга Уэллса на русском языке была издана в Софии, в Болгарии, в 1921 году, то есть через год после ее написания в Англии. Любопытно, что она вышла с предисловием князя Н. Трубецкого, который, утверждая, что «...книга ярко рисует психологию отношений типичного англичанина к России, к русским и к русскому вопросу», оценил ее как «вредную»... для английского читателя, пытаясь критиковать изложение Лениным в беседе с Уэллсом плана электрификации.

Оставим, однако, в стороне княжеские писания и рассмотрим маленькую, изданную в 1922 году в Харькове книжку Уэллса с указанием «издание второе» (вероятно, составители считали болгарское издание первым). Ценнейшая книжка! Все последующие выпуски сверялись по ней. Еще и еще раз изучали ученые эту книгу, надеясь найти в ней какие-либо новые данные... Не было ли, например, у Уэллса в этой поездке, кроме сына, других попутчиков? Оказывается, был!

«Особняк для гостей правительства, где мы жили вместе с г. Вандерлипом... — большое, хорошо обставленное здание на Софийской набережной...» — писал Уэллс.

Кто такой Вандерлип? Откуда и зачем прибыл в Москву этот иностранец? Возникают в связи с ним и другие вопросы, ответы на которые исследователям дал сам Ленин. В речи на собрании актива Московской организации РКП(б) 6 декабря 1920 года Владимир Ильич говорил:

«Мы должны использовать создавшееся положение: в этом вся суть концессий Камчатки. К нам приезжал Вандерлип, дальний родственник известного миллиардера... Вандерлип привез с собой письмо Совету Народных Комиссаров».

Далее в этой речи Ленин говорил, что он принимал Вандерлипа. Но когда? Опять неизвестность! Новые поиски привели к ленинским документам о переговорах с этим американцем, просившим Советское правительство предоставить ему концессию на Камчатке.

Документы свидетельствуют, что Ленин 20 сентября ознакомился с письмом Вандерлипа. Следовательно, американский миллиардер был в Москве в одно время с Уэллсом...

Теперь у исследователей возникла новая задача: не писали ли в те годы американские газеты что-либо о поездке Вандерлипа к Ленину?

...Известный американский писатель Альберт Рис Вильямс — участник штурма Зимнего дворца, публицист, встречавшийся с Лениным, — всю жизнь был и оставался верным другом нашей страны. Не удивительно поэтому, что во время последнего посещения Москвы он охотно откликнулся на просьбу советских ученых и по возвращении в Нью-Йорк выслал им папку вырезок из американской прессы 1920 года, посвященных интересовавшей некоторых в США историков проблеме «Ленин и американо-русская торговля».

Вот она, простенькая папка — 68 больших фотокопий различных газетных текстов. Нужно ли говорить, с какой жадностью набросились на нее исследователи? И вдруг в ней было обнаружено интервью лондонского корреспондента «New York Times» с Гербертом Уэллсом.

Однако какое отношение имеет Уэллс к торговле? Оказывается, поездка Вандерлипа в Москву была истолкована некоторыми американскими кругами так, словно она была предпринята не с коммерческими, а с политическими целями.

Выясняя истину, корреспондент обратился к вернувшемуся из России в Лондон Уэллсу. И писатель сказал, что поездка Вандерлипа была связана только с коммерческими интересами.

«В дальнейшей беседе, — писал корреспондент из Лондона, — г-н Уэллс сказал, что он встречался с В. Д. Вандерлипом в гостинице в Москве, где они вместе жили в течение трех дней — 4, 5, 6 октября».

Теперь все становилось на место. Уэллс в своей книге пишет, что он уехал из Москвы в Петроград в тот день, когда был принят Лениным. «...Мы тепло распрощались с Лениным... И вот — снова дом на Софийской набережной, поздний завтрак с г. Вандерлипом… Г-н Вандерлип предлагал нам днем познакомиться с московским рынком, а вечером смотреть балет, но мы с сыном решили в тот же вечер уехать обратно в Петроград...»

Итак, установлено: Владимир Ильич принял Герберта Уэллса 6 октября 1920 года. Кроме прямых, были добыты и косвенные доказательства: некоторые документы свидетельствовали, что Ленин, придя на заседание Политбюро ЦК партии, делился с товарищами впечатлениями о только что состоявшейся беседе с английским фантастом. Это заседание, как выяснилось, состоялось 6 октября, видимо, в середине дня, ибо Политбюро обычно заседало с 12 часов дня.

Сорок с лишним лет существовала ныне расшифрованная загадка. Откройте теперь страницу 674 сорок первого тома пятого издания «Сочинений» Ленина:

«Октябрь, 6. Ленин беседует с английским писателем Г. Уэллсом».

Две строки в Полном собрании сочинений Ленина. Только две строки, а сколько терпеливого труда, сколько души потребовали они!

Так давняя нелегкая загадка была решена «группой биохроники В. И. Ленина» Института марксизма-ленинизма при ЦК КПСС, и прежде всего

Р. М. Савицкой, кандидатом исторических наук, тем самым человеком, который долгие дни ходил неизведанными тропинками предположении, домыслов, пока был найден точный ответ.

— Теперь хотелось бы установить часы и минуты этого события, — говорит Р. М. Савицкая. — Думается, что Владимир Ильич принял британского гостя в 10 утра. Беседа, вероятно, продолжалась час-полтора. Так мы предполагаем...

Предполагаем!.. Исследователи ленинской жизни знают, что такое точность!

Н. МАР

— - — - — -

Перевод в текстовый формат ЛысенкоВИ

Я позволю себе, пользуясь методом неумной фантастики, которая удивительно сочетает в себе образную силу искусства и аналитическую точность естественных наук, поразмышлять здесь о нашем писательском деле. Вот, например, те глубинные земные толчки, которые мы испытываем, толчки земной коры под ногами, которые вызывают чувство вполне понятного беспокойства.

Речь идет о снижении интересе к книге, к литературе вообще, неважно, будь то поэзия или проза. Это отнюдь не случайное явление, которое пройдет и потому не нуждается в социологической оценке, не нуждается в изучении. Все то, что было здесь сказано об этом явлении, пока лишь качественная констатация. Нужна количественная, цифровая и, главное, социально-психологическая. Если бы мы располагали развитой социологической службой, мы могли бы точно знать, что происходит с читателем. Со вторым поколением, выросшим при телевидении. Мы бы знали тогда, что и как нужно экранизировать, как сочетать это с текущим литературным процессом. Телевидение не требует от зрителя затрат мыслительного труда, поскольку по своей природе изначально предполагает потребительское пользование. Это не порок, а свойство, объективно присущее телевидению. По скорости мелькания кадров оно не дает человеку времени для размышления. Оно вкладывает готовое мнение в мозг. Пакет образов, пакет идей.

Если заглянуть во времени вперед и посмотреть, что несет с собой фантоматика, давно пересказанная фантастами, то проблема еще более усложнится. Сращение экране с компьютером и сенсорными блоками породит еще более совершенную машину иллюзий. Фантомат грозит поработить не только сознание, но и подсознание. И это нужно трезво понимать. Мы, конечно, не позволим себе уподобиться луддитам, которые ломали машины. Телевидение — это великое свершение нашего века, и фантоматика, если будем смотреть на нее трезво, тоже будет великим велением века грядущего. Мы должны подготовиться к ней и приспособить к ней. Нам давно пора подготовиться и приспособиться к наступившей эре информатики. Тут, наверное, правильно упрекают «Литературную газету», но кое в чем она бывает удивительно оперативна. Она, например, громогласно заявила о великом открытии сверхпроводимости в диапазоне жидкого азота.

Это действительно эпохальное открытие. Коротко скажу о последствиях. Перед нами открываются реальные пути передачи энергии без проводов и без высоковольтных вышек. Открываются возможности безрельсового транспорта. Мы можем создать сверхмощные и компактные электромагниты, не нагревающие среду. А это значит, что путь к термоядерной экологически чистой энергии открыт. Мы будем черпать энергию из воды.

Это величайшая революция, но предстоит еще более великая, которая затронет непосредственно и нас с вами. Речь идет о том, что будут созданы суперкомпьютеры в миниатюрной упаковке. Машины пятого, эвристического поколения будут, как калькуляторы, в том числе и специализированные компьютеры для писателей. Они позволят разрабатывать варианты сюжетов, создавать новые, комбинировать их в новых сочетаниях. Сейчас многие писатели на Западе уже работают с компьютерами. Они не перепечатывают рукописи, а просто передают их на матрицы в машины лазерного набора. Появятся халтурщики-программисты, которые будут таким образом создавать романы, повести, стихи. И к этому необходимо готовиться. Это будет почище проблем серой литературы.

А сейчас я скажу несколько слов не просто в защиту научной фантастики, но во славу ее. Она необходима обществу, ибо зовет его к приходу нового и предупреждает о той опасности, которую это новое всегда диалектически в себе несет. Она заранее снимает органически присущий всяким переменам стресс.

И еще одно — надо всемерно расширять фантастическую литературу. Ев главный герой обычно человек ищущий, темпераментный, активно действующий, герой, который должен стоять во главе научно-технического прогресса. И я знаю, что именно он поможет поднять престиж инженерной профессии, поможет вернуть ученому миру те высокие моральные нормы, которые были так характерны для него в 20—30-е годы и которые он, этот мир, постепенно растерял в последующий период.

На этом я позволю себе закончить.

--------------------------------------------------

Перевод в текстовый формат ЛысенкоВИ

— - — - — - — - — - — - — - — - — - — - — - — - — - — - — -

Фантоматика (польск. Fantomatyka — от «фантом») — термин, введённый Станиславом Лемом в начале 1960-х гг. (в книге «Сумма технологии») для обозначения технологии, предназначенной для подмены ощущений, данных действительностью, на произвольные. Таким образом, для индивидуума создаётся новая реальность, находясь в которой они не могут отличить её от действительности с помощью своих чувств.

Писатель живет на Ленинских горах, невдалеке от Московского университета, где, что ни улица, научный центр, что ни квартал – целое научное направление. Известный всему миру Физический институт Академии наук СССР, где два десятилетия назад начали работать для человека первые «гиперболоиды» академиков Басова и Прохорова, соседствуют на этих магистралях науки с царством аппаратов-амфибий (Институт океанологии), с лабораториями, где искусственно воспроизводится праоснова всего живого – белок – и его составляющие элементы (Института биоорганической химии и молекулярной биологии).

«Наука наступает на пятки моей фантазии», — этим любимым изречением А. П. Казанцева мы воспользовались, чтобы спросить у него, в каких областях человеческого знания действительность уже обогнала мечту.

— Фантасты живут на земле, — улыбается в ответ Александр Петрович, — и даже самые, казалось бы, непричесанные идеи они черпают из сокровищницы науки. Фантастика и наука всегда шли рядом. Однако предсказание будущего — отнюдь не главная задача научной фантастики. Для нее важнее правильно отразить действительность в тенденциях развития современной науки и техники. Так, Алексей Толстой в своем «Гиперболоиде инженера Гарина», казалось бы, предугадал появление лазера, хотя луч лазера — это нечто совсем иное, чем тепловой луч, описанный в романе. Заслуга писателя в том, что он смело высказал мысль, которую его современники-ученые всей силой своего авторитета объявляли абсурдной. Сегодня эта «заумная идея» служит человеку в геофизике и геодезия, сверхдальней связи, в космических исследованиях, медицине, тонкой химической технологии.

Нечто подобное произошло с идеей проникновения человека в глубь океана, высказанной Александром Беляевым в романе «Человек-амфибия». Спустя всего три десятилетия, в 1979 году, современные ихтиандры из Института океанологии А. Подражанский и А. Сагалевич работали под водой на глубине 1720 метров. Так человеку стали доступны подводные просторы планеты, мечту о покорении которых заронил в умы будущих исследователей неутомимый фантаст Жюль Верн.

Фантастика и наука всегда шли рядом. Неудивительно, что основоположник космонавтики К. Э. Циолковский свой путь в науку начал с научно-фантастической повести. Ее писал не столько фантаст, сколько ученый. И осуществленное ныне завоевание человеком космоса – это не только подтвердившееся пророчество фантаста, но и завершение его научных исканий. О космосе, о путешествиях в глубины Вселенной мечтали и многие другие фантасты. Но вряд ли кто-нибудь из них предполагал, что уже в 1979 году два жителя Земли на самом деле покинут нашу планету и так надолго (175 суток), как это сделали В. Ляхов и В. Рюмин.

Достижения науки дали богатую пищу не одному десятку лучших произведений фантастического жанра. А случалось ли обратное действие?

—Таких примеров немало, — говорит Александр Петрович, — Член-корреспондент АН СССР Ю. Н. Денисюк поведал как-то со страниц «Литературной газеты», что его изобретение в области голографии было сделано под впечатлением прочитанного рассказа Ивана Ефремова «Тень минувшего». Ефремов, который был не только писателем, но в первую очередь талантливым ученым, высказал возможность таких природных сочетаний, когда объемное цветное изображение может быть каким-то образом запечатлено на камне и под влиянием упавшего на него луча света возникнуть в пространстве. Судьбе было угодно, чтобы один из миллионов читателей этого рассказа молодой инженер Денисюк не отложил прочитанную книгу в сторону, а положил ее в основу своего научного проекта.

— Какую научно-фантастическую книгу вы хотели бы прочитать в 1980-м году?

— Я хотел бы, чтобы это была книга о еще нераспознанных возможностях человека. К сожалению, углубляясь в микроматерию совершенно потрясающими темпами, физики, биологи и психологи еще не вкусили все сладости главной темы науки — человека как самого совершенного и могучего организма. С надеждой на это я и вступаю в 1980 год.

М. Панченко, Н. Железнов (корр. ТАСС).

-------------------------------------------------

Перевод в текстовый формат ЛысенкоВИ

Не будет парадоксом утверждение, что значительность этого фантастического романа — в его реализме. Ибо в нем фантастична лишь первая посылка сюжета: представим себе, что в некоем империалистическом государстве А., далекий от политики ученый открыл препарат, ускоряющий рост животных. Экономия средств, затрачиваемых на выращивание скота, должна означать огромное снижение цен на мясо, молоко, кожу и шерсть. Ученый наивно полагает, что, организовав производство этого препарата в широких масштабах, он облагодетельствует человечество. Вслед за этой фантастической посылкой начинается вполне реальная исторгая. Автор романа с неотвратимой логичностью показывает, что должно произойти с этим изобретением и таким изобретателем в условиях капиталистического общества. Монополистические концерны государства Аржантейи — так называется страна, в которой происходит действие романа, — решают приобрести патент у изобретателя. Он нужен им не для того, чтобы использовать его (какому дельцу в капиталистическом мире может быть выгодно снижение цен!), а чтобы шантажировать мясных, молочных, консервных и текстильных королей, получая от них огромную дань за то, чтобы «не были выпущены на рынок маленькие ампулы эликсира, несущие сытую, обеспеченную жизнь огромному большинству народа аржантейи и всего мира».

Изобретатель не соглашается на это. Тогда начинается инспирированная монополистами травля, в результате которой по ложному обвинению в убийстве ученый попадает под суд. Как и полагается в настоящем империалистическом государстве, реакционеры Аржантейи используют процесс для разнузданной антикоммунистической кампании. Как видно из сухого пересказа содержания, ничего фантастического в судьбе доктора Попфа пет. Напротив, это типичная судьба прекраснодушного, политически близорукого интеллигента, который, предполагает, что разумное, направленное на благо большинства человечества изобретение не может не восторжествовать, независимо от общественного строя его страны. Это вполне реальная история изобретения, означающего новый скачок в развитии производительных сил и поэтому особенно остро обнажающего уродливость капиталистического строя. Но история изобретения этим не заканчивается. С неумолимой в условиях империализма закономерностью изобретение начинает жить второй зловещей жизнью. Похищенное монополистами, оно становится основой страшного человеконенавистнического плана. Трех-четырехлетние дети путем инъекции эликсира превращаются во взрослых людей, сохраняя при этом умственные способности ребенка. Обученные простейшим техническим приемам, они должны стать беспрекословно повинующимися рабочими в дни мира, полицейскими, когда бастуют рабочие, солдатами, когда начнется война. История фантастического эликсира по социальной своей сущности оказалась не более фантастической, чем история атомной анергии. И атомная энергия могла бы открыть человеку огромные богатства, освободить людей от непроизводительного труда, а превратилась в козырь в большой политической игре спекулянтов войной, бизнесменов военной истерии.

Роман представляет собою талантливый памфлет на современное буржуазное общество. Кроме главного героя, в нем изображены еще десятки человеческих жизней, изуродованных общественным строем Аржантейи. Осужден на уплату огромной неустойка цирковой артист — лилипут Магараф, осужден потому, что он вырос и тем самым нарушил контракт с предпринимателем. Никому нет дела до того, что Магараф стал полноценным человеком. Его хозяин понес убыток: это важнее. Для того, чтобы найти себе жалкий ангажемент, талантливейший скрипач страны должен выдавать себя за... выросшего Магарафа. Только скандальная газетная сенсация может привлечь внимание пресыщенных законодателей вкуса к его искусству. Один из некоронованных властителей страны Примо Падреле подставляет под пули своего родного брата, боясь претензий на сонаследство. Таков Мир Аржантейи, столица которой носит выразительное название — Город Больших Жаб!

В свое время всю Аржаятейю облетела крылатая фраза из замечательного памфлета профессора университета святого Даниила господина Камилла Спуина: «Меня поражает в господине Падреле Примо не его баснословное богатство, не его железный характер, даже не его поистине необозримые деловые связи, а то, что он выработал в себе способность не улыбаться, произнося слово «демократия». Эти слова могут быть отнесены ко всем «Большим Жабам» всемирного империализма.

Гротескно название столицы этого государства, но за жабьими мордами гротеска мы узнаем вполне реальные лица новых поджигателей войны.

За последнее время у нас мало появилось хороших книг в жанре фантастического романа и политического памфлета, поэтому хочется особенно приветствовать появление книги «Патент «АВ», автор которой умело сочетает гротескные средства памфлета с острым сюжетным построением фантастического романа.

Не все удачно в произведении Л. Лагина. Возражение вызывают явно ощутимые литературные реминисценции. Страницы, на которых владельцы ресторанов и магазинов ради рекламы бесплатно кормят и одевают выросшего Магарафа, звучат, как пересказ соответствующих страниц из рассказа Марка Твена «Банкнот в миллион фунтов стерлингов». История чудовищно выросшего кота Меркурия, превратившегося в грозу города Бакбук и окрестностей, вызывает слишком много ассоциаций с книгой Уэллса «Пища богов».

Зато совсем уже не в упрек автору можно сказать, что лучшие страницы его романа заставляют вспомнить «Войну с саламандрами» Карела Чапека. И это как раз те страницы, где совершенно не чувствуются сюжетные заимствования, литературные ассоциация, представляющие собой наибольшее зло современного фантастического романа. Эти страницы близки Чапеку умением подметить уродство современного капиталистического общества, которое почти не нуждается в преувеличении для того, чтобы стать карикатурой.

---

Перевод в текстовый формат ЛысенкоВИ.