— Человек в современном мире — такова тема нашего симпозиума, — сказал, открывая встречу, главный редактор журнала «Вопросы литературы» В. Озеров. Как литераторы обеих стран раскрывают образ современника, каким они видят человека и чего ждут от него?
Разумеется, по-разному обстоит дело в разных литературах, и нельзя не считаться с их историческим социальным и национальным своеобразием. Нам есть что обсуждать. Но и дискутируя, можно найти то, что сближает: это гуманистическая вера в человека, стремление активизировать его в борьбе за мир и социальный прогресс.
С докладами выступили главный редактор журнала «Новая японская литература» Итиро Харю и советский критик А. Бочаров.
— Мы, японцы, поистине испытываем большое влияние и извлекли много уроков из русской литературы, как классической XIX века, так и современной, — заявил Итиро Харю. Мы испытываем к вашей литературе глубокое уважение и чувство близости. И советская литература, рожденная во время революции, гражданской войны и в годы социалистического строительства — эта литература дала нам бесчисленные примеры, бесчисленных людей, которые активно участвуют в переустройстве жизни. Эта литература дает нам богатые возможности для обсуждения общих моментов в литературе обеих стран.
Автором данной заметки вероятно является Константин Чугунов. В журнале "Вопросы литературы" № 2 1966 напечатана его статья, начало которой совпадает с заметкой в "Литературной газете".
Их одолела «тоска по какому-то иному, неизвестному и прекрасному миру», они испытывали «тоску по какой-то иной, лучшей жизни», и в то же время «смутное беспокойство» и «желание что-то делать»... Они — это герои повести С. Ягуповой, которые по воле автора оказались разделены по цвету глаз. Правда, следует уточнить, что все те чувства, о которых речь шла выше, переживали лишь те, кто имел запретный цвет глаз — синий. «Его не встретишь ни в одежде, ни в уличном оформлении. Даже цвет неоновых огней — с зеленоватым оттенком. И талько порой блеснет из-под ресниц синий взгляд и пронзит тебя смутной тоской по чему-то большому, безвозвратно утерянному». «Большое», как выясняется в конце книги, утеряно не «безвозвратно». Оно — море — было когда-то запрещено Умноликим — правителем Сондарии, чтобы сондарийцы не знали о существующей за морем справедливой республике Трамонтане, где «нет пустосумых, а синеглазым живется не хуже, чем людям с черными, карими, серыми и зелеными глазами». С той поры «с помощью микрофильмов длительностью в одну сотую секунды, фильмов, вмонтированных в обычные телепередачи и голограммы, незаметно для глаза сондарийцам подсознательно (!) внушают, что моря нет».
Однако герои повести — братья-близнецы Альт и Чарли из благополучной (конечно, неголубоглазой) семьи — в существование моря верят, как верят и знают, что оно есть, их синеглазая нянька Кнэп, цирковой клоун Пипл, веснушчатый электрик Ланьо, девочка Тэйка и все синеглазые и пустосумые, живущие на улице Жареных Уток.
Но поскольку эта улица дышит атмосферой «непокоя», развязка близится. В конце концов пустосумые и синеглазые выходят на улицы и при помощи неких аппаратов, именуемых талассоидами, экранируют пространство вокруг телебашни. И вот только тогда сондарийцы увидели море и поняли, «почему егопрятали. Оно — для всех: и у кого синие глаза, и у кого пустые кошельки». Правитель Сондарии лопнул, как мыльный пузырь, внезапно поливший дождь смыл с города «сонную одурь», в стране установилось всеобщее равенство и каждый получил возможность ждать у моря появления мифического зеленого дельфина, который «оставляет после себя непокой и странные мечты».
Такова фабула этой во многих смыслах удивительной повести, представляющей собой по сути неловко сработанный (с претензией на занимательность!) учебник политграмоты. Это для старшеклассников-то, через год-два — рабочих, студентов! Пусть не подумает читатель, что наше удивление прошло, если бы книга С. Ягуповой была издана для малышей. Это отнюдь не спасло бы ее от примитива и надуманности.
Художественное качество ее также очень низкое. Книга пестрит стереотипными, затертыми эпитетами, банальными сравнениями. Чего стоят одни лишь глаза Умноликого: сначала он сводит «к переносице бесцветные глазки», затем сверкает «близко поставленными к переносице глазками», после чего один из персонажей «отшатнулся от тяжелого взгляда его маленьких глаз». И все — на одной странице!
Под пером С. Ягуповой рождаются поистине удивительные (да простят мне это повторение) красоты:
«улыбка растекается по всему его телу», у Чарли она была «похожей на прорезь расстегнутого портфеля, в котором затаилось нечто ужасное», а тетушку Кнэп пронизывает жалость «даже более острая, чем если бы у той (красивой женщины. — Н. К.) на голове выросли рожки». А если к этому добавить одесский жаргон «зарубежных» героев книжки («она ужасно скучает за Пиплом», «эта грязная улица не делает вам чести» и т. п.), то и вправду не будет предела нашему изумлению, увидев все это напечатанным черным по белому и размноженным тридцатитысячным тиражом. Поистине, воспользуемся любимым выражением автора повести-фантазии, читателя охватит сильный «непокой».
1935 год. В этом романе рассказывается о Фишере – чемпионе мира по шахматам.
Фишер из романа.
«С каким-то бешенством следил он за всеми выдающимися партиями, которые ему предлагали газеты и журналы. То, что он однажды разобрал сам, он держал в голове годами…
Он демонстрировал им, целиком полагавшимся на его память, ход за ходом события того или иного турнира…
Там он идет к чемпиону мира Капабланке, говорит: "Вас я и искал!", выкладывает залог и играет до тех пор, пока не побивает этого типа…
На следующий день является уже тысяча репортеров. "Господа, — говорит он, — я поражен тем, что меня везде называют Фишерле. Моя фамилия Фишер. Вы это исправите, надеюсь!" Они ручаются, что исправят…
"Предлагайте, господа!" — заявляет он смело. Тысяча долларов! — кричит один, — нахальство, — кричит другой, — десять тысяч! Третий берет его за руку и шепчет: сто тысяч, господин Фишер. У этих людей денег куры не клюют. Он затыкает себе уши. Пока они не дойдут до миллиона, он не хочет ни о чем слышать. Репортеры приходят в раж и вцепляются друг другу в волосы, каждый хочет дать больше, отдать все, потому что сведения о нем продаются с торгов. Один доходит до пяти миллионов, и тут вдруг воцаряется глубокая тишина. Предложить больше никто не решается. Чемпион мира Фишер вынимает из ушей пальцы и заявляет: "Я вам скажу одну вещь, господа. Вы думаете, мне нужно вас разорить? Абсолютно не нужно. Сколько вас? Тысяча. Дайте мне каждый по десяти тысяч долларов, и я скажу это вам всем вместе. Я получу десять миллионов, а вы, никто из вас, не разоритесь. Договорились, поняли?"…
Он защищает свое звание…
Через два месяца, побив как последнюю собаку и разгромив Капабланку, Фишерле пошлет всем выдающимся людям мира такую телеграмму: "Имею честь почтительно представиться, новый чемпион мира по шахматам Зигфрид Фишер"»
---
1935 — год издания романа Э. Канетти "Ослепление". Написан роман в 1931-1932 г.г.
1943 — год рождения Роберта Фишера, реального Чемпиона Мира по шахматам в 1970-1974 г.г.
---
---
---
---
Эх, ещё бы Канетти имя предсказал!
Но Зигфрид не Роберт. А вот чёрточки взбалмошного характера проглядывают в обоих персонажах реального и литературного мира.
Но это всего-навсего Литературная случайность .
---
P.S. Заметка опубликована в ночь после поражения Яна Непомнящего
в 6-й партии матча за звание Чемпиона мира по шахматам против М. Карлсена.
Люди пишут, пишут, пишут уже без малого 7000 лет. И так иногда случается, что людям нравится читать то, что другие написали. Но чаще во времени прошлом трудно найти интересно-читаемое, а не интересно-исследуемое. Здесь встречается секундное удивление учёного и мнемоны для уже ушедшего автора. Что ж, превратим секундочки памяти в мнемоны писателя.
Имя и фамилия персонажа фантастического рассказа совпали с именем и фамилией писателя-фантаста Гарри Гаррисона.
"В дверь просунулся боком плотный мужчина. Во рту у него торчал окурок потухшей сигары. Поля чёрной шляпы закрывали лицо незнакомца так, что можно было видеть один глаз, глубоко запавший в орбите, кончик угреватого носа и тонкий узкий рот. Энергичный подбородок прятался в поднятом воротнике летнего пальто".
" — Меня зовут Гаррисон, Гарри Гаррисон."
Литературная случайность, так как рассказ Ларри опубликован в 1939 году, когда Гаррисону было всего 14 лет и он только-только стал пробовать сочинять. А может быть Гаррисон прочитал рассказ Ларри и решил взять такой псевдоним?
У нас на сайте такая информация: "Отец Гарри Гаррисона — печатник Генри Лео Демпси из Онейды (штат Нью-Йорк) — был наполовину ирландцем, вскоре после рождения сына сменил фамилию на Гаррисон (англ. Leo Harrison). Когда он пошёл регистрировать новорожденного, то записал его как Генри Максвелл Демпси, семье сказав, что мальчика нарекли Гарри Гаррисоном. Обнаружилось это лишь когда Гаррисон уже был подростком. Таким образом, это был единственный в мире писатель, использовавший в качестве псевдонима свою настоящую фамилию — Демпси".
А так вот в чём дело! Это Ян Ларри из переписки с Лео Гаррисоном узнал о рождении будущего писателя-фантаста! Отец фантаста прочитал произведение Яна Ларри в "Пионерской правде". В № 94 за 12 июля 1939 как раз появляется герой по имени Гарри Гаррисон.
облако тэгов
.
