«Крупные ритмы космоса — гигантские волны, медленно распространяющиеся в пространстве. В них, например, выражаются противоречия встречных световых скоростей, дающих относительное значение больше абсолютной единицы». Нет, товарищи, не думайте, что это ученые записки или учебник по астрономии. Это выдержка из нового романа писателя И. Ефремова «Туманность Андромеды».
Оговоримся сразу, мы почитаем маститого автора и не собираемся вступать в полемику с его рецензентами. Имя И. Ефремова хорошо известно нашим людям. «На краю Ойкумены», «Звездные корабли» и многие другие его произведения не залеживаются подолгу на полках магазинов или библиотек.
Оно и понятно. Ведь писатель увлекательно раскрывает перед своими читателями мир прошлого и грядущего. Его романы и рассказы пронизаны верой в торжество человеческого разума, великих идей гуманизма. И это дается в ясных, почти осязаемых образах. Кажется, художник сам свидетель описываемых событий.
Но вот перед нами его последнее произведение — «Туманность Андромеды». «Литературная газета» отметила его появление небольшой заметкой, в которой выражается удивление: почему оно оказалось почти незамеченным нашими критиками?
Постараемся несколько восполнить пробел. В романе, бесспорно, есть отдельные интересные мысли, глубокое раздумье о судьбах человечества, богатая фантазия. К сожалению, порою чересчур богатая. Настолько «богатая», что она доходит до абсурда. Об этом и пойдет речь.
И. Ефремов переносит нас в мир будущего — в эпоху, когда покорены недра земли, космос, установлена прямая связь с другими мирами. Создано новое, высшее общество. Во главе его — Совет Экономики (очевидно, по типу нынешнего Госплана) с консультативными органами — Академией Горя и Радости (занятой подсчетами и анализом пролитых слез и улыбок, включая мимолетные), Академией Стохастики и Предсказания Будущего и тому подобными органами. В помощь им придано четыре электронных Вещих мозга.
Усовершенствована земная территория. Для тех, кого не увлекает больше напряженная деятельность Большого Мира, и прочих чуждых элементов отведен остров Забвенья, а для чрезмерно любящих мамаш, «не победивших слепой материнский инстинкт»,— остров Матерей (бывший Ява).
На основе колоссального развития сознательности отмерла семья, сообщает Иван Антонович. Вместо нее возник «долг каждой женщины с нормальным развитием и наследственностью — два ребенка, не меньше». «Теперь нет почти безумной, как в древности, материнской любви».
Упразднены фамилии, имена выбираются по любому понравившемуся сочетанию. Разгадана физиологическая природа любви, которая возникала в «древних областях мозга». Эти открытия дали возможность научным образом влиять на любовь и базировать любовные эмоции «на точном расчете и уверенности».
Вот встретились влюбленные. Помните: шепот, робкое дыхание, трели соловья?.. В будущем же все станет по-иному, уверяет нас фантаст.
Люди стали слишком учеными, и от этого чрезмерно скучными. И объясняются они языком, который подчас трудно понять без фундаментальных технических изданий типа энциклопедии машиностроения. Любовь — чувство, которое тысячелетиями вдохновляло людей, — приобретает «скалярно-векторную форму». В случае отсутствия таковой ее заменяют «вектором дружбы».
Это и есть, по Ефремову, «истинная свобода интеллекта». Ведь предки «не приблизились к пониманию мозговой машины человека, потому что лезли с ножом туда, где нужны были тончайшие измерители молекулярных и атомных масштабов».
Ну, а как живут эти «люди грядущего»?
Простые города, стоящие на земле, уже не для них — «среди градостроителей господствовали два направления архитектуры: город пирамидальный или спирально-винтовой». Первые сравнительно низкие, вторые поднимались на высоту более километра. Вот как выглядели, например, спиральные города. «Каждый виток постепенно поднимался от периферии к центру. Массивы зданий разделялись глубокими вертикальными нишами. На головокружительной высоте висели легкие мосты, балконы и выступы садов». И дальше: «Улицы тоже изгибались по спирали — висячие по периметру города, или внутренние, под хрустальными перекрытиями».
В его «мире науки и техники» все сверхнеобыкновенно. Простой рояль заменен солнечным, играющим только при хорошей погоде. Симфония определяется не мелодиями и гармонией звуков, а… «интегральными угрозами» и цветовой тональностью в 4,750 мю»
И люди — уже не просто люди, а эдакие существа, двигающиеся чуть ли не со сверхзвуковой скоростью. Даже бывшая степенная учительница «устремилась легкой побежкой гимнастки в служебные помещения» после утомительного урока.
Вообще «мир грядущего», сочиненный И. Ефремовым, соткан целиком из математики и техники, пилюль на все случаи жизни. Вы устали — примите «спорамин» и трудитесь без сна несколько месяцев. Хотите усилить внимание — проглотите пилюли «ПВ», желаете загореть — возьмите пилюлю загара «ЗП» и можете не ехать в Сочи. Есть даже комнаты голубых снов, пронизанные успокоительными волнами и музыкой грустных аккордов. Уставшие с дороги принимают настройку у аппарата утренней свежести или комбинированные ванны из электричества, музыки, воды и волновых колебаний…
Кажется, достаточно? Но нет. Автор в изобилии кормит читателя различными алгебраическими формулами и задачами. Попробуйте решить, например, такое уравнение: КРЗ 664456 + БШ 3252?! Что это такое? Оказывается, название планеты одной из мировых солнечных систем. Подобными уравнениями и таинственными техническими терминами густо испещрены страницы книги.
Как, например, справиться с такими задачами?
а) «Получить антигравитационную тень не дискретно, а векториально».
б) «Если поле тяготения и электромагнитное поле — это две стороны одного и того же свойства материи, если пространство есть функция гравитации, то функция электромагнитного поля — антипространство. Переход между ними дает векториальную теневую функцию нуль-пространства…» Что получается в этом случае?
Мы не против фантазии и мечты. Однако мало дать фантастические научные термины, чтобы и произведение стало научно-фантастическим. Ведь оттого, что на каждой странице будут повторяться неведомые оптимальные радианты и туманные математические выкладки с двусторонним анализом и решением, мысль автора яснее читателю не станет.
Жюль Верн тоже, как известно, был большим фантастом. Он писал о подводных и воздушных кораблях, о полетах на Луну и путешествии к центру Земли. Его идеи, многие из которых еще даже не зародились в головах ученых, в то время были фантастикой. Но в романах Жюль Верна нет и намека на ложную ученость и наукоподобие.
А. И. Ефремов предлагает читателям свои «кохлеарные» и «репагулярные» исчисления, научная глубина которых доступна лишь избранным, и выдает это за «особенность романа, не сразу, может быть, понятную читателю». От такой оговорки о «колорите будущего» туманность книги, изданной для молодого читателя, отнюдь не рассеивается.
Мы заканчиваем свой маленький обзор в соответствии с правилами хорошего тона: книга в общем и целом пронизана, говоря словами автора, «музыкой голубых тонов» и, несомненно, при ликвидации биполярной математики и нуль-пространства сможет внести свою лепту в историю научно-фантастической прозы. При этом желательно, разумеется, без «академии Стохастики и Предсказания Будущего», хромкатоптрических красок, листков металла, заменивших бумагу, «вектора дружбы», «пилюль внимания» и прочих наукообразных домыслов. А то, право, читать художественное произведение, вооружившись многотомными техническими изданиями, занятие скучное и непривлекательное, тем более, что и они бессильны разъяснить многие фантастические изобретения глубокоуважаемого Ивана Антоновича.
Когда заходит разговор о литературе приключений, я всегда вспоминаю историю, о которой мало кто сейчас помнит.
Утром 8 февраля 1898 года на стол Жюлю Верну, праздновавшему в этот день свое семидесятилетие, легла телеграмма из далекой России:
«Жюлю Верну — первому после отца и матери — посылаю мое поздравление и от глубины души желаю долгой плодотворной жизни. Признательный Александр Куприн».
Сколь многое должен дать душе человека писатель, сколь большую роль сыграть в судьбе его, чтобы сердце продиктовало такие трепетные слова. Не для одного Александра Куприна, автора знаменитого «Поединка», стали верными друзьями на всю жизнь герои великого французского фантаста. А скольких возвысило, помогло обрести себя вдохновенное слово Пржевальского, Миклухи-Маклая, Обручева, Крачковского, Ал. Толстого, А. Гайдара, Б. Житкова, А. Беляева, Ефремова — десятков писателей, разговаривавших с молодыми в самом любимом юностью жанре — жанре приключений.
И сколько бы ни проходило потом лет, какую бы профессию ни избрал человек, как бы ни сложилась жизнь, навсегда остается в его сердце доброе имя писателя, обогатившего его душу, вдохнувшего в него огонь высоких идеалов.
Но хуже, если ты начинаешь разочаровываться в писателе-друге, видеть, как обманываются твои ожидания. Так случается, когда ты ждешь от литератора рассказа о жизни, осмысления ее, мудрого совета, а он, не принимая собеседника всерьез, невпопад рассказывает наспех сочиненную детективную историйку.
Мы подумали об этом, перечитывая книги Н. Шпанова, вышедшие за последнее время. Те, кому случалось перелистывать журналы «Всемирный следопыт» и «Следопыт», видели, как входил в литературу интересный писатель. Поколение, познакомившееся со Шпановым по романам «Поджигатели» и «Заговорщики» и последующим произведениям, наблюдало обратный процесс: творческое своеобразие Н. Шпанова растворялось в море обветшалых, низкопробных схем, приемов и образов.
Читатель с прискорбием замечал, что Н. Шпанов все далее и далее отходил от тех творческих принципов, которые обеспечили успех его романам «Земля недоступности», «Первый удар», отчасти «Поджигателям» и «Заговорщикам». На смену живым, полнокровным героям приходили злодеи с железными челюстями, неунывающие сыщики типа Нила Кручинина с манерами, неумело скопированными на Бейкер-стрит, тихой обители бессмертного Шерлока Холмса.
Писатель весьма своеобразно воспринимал критику печати и общественности. Стоило им предостеречь его от легких дорожек в литературе, как он немедленно направлялся по такой дорожке. Сколько писем, отражающих тревогу читателей за литературную судьбу Н. Шпанова приходило в редакции в годы Отечественной войны, когда маленькими выпусками по всей стране расходилась на редкость нелепая, сработанная Н. Шпановым на манер небезызвестных брошюрок о похождениях Нат Пинкертона «Тайна профессора Бураго». Сейчас «тайна» разрослась до пятисот страниц и 225-тысячным тиражом разлетелась по белу свету под новым интригующим заголовком «Война невидимок». Действу этому помогли совершиться издательство «Советская Россия» и ее редактор В. Острогорская. Н. Шпанов вторгался здесь в сложные научные и психологические проблемы.
Как и многие несведущие люди, мы полагали, что для экспериментов, ведущих к величайшим научным открытиям, нужны элементарная аппаратура, приборы, лаборатории. У Н. Шпанова все оказалось намного проще.
Хотите знать, например, как экспериментирует крупнейший ученый, открытие которого должно перевернуть все представления о войне на море и в воздухе, ибо он изобрел средство, делающее суда и самолеты невидимыми? Извольте:
«— Фантасмагория! — воскликнул старик... — Тащи-ка чашку кипятку, — сказал он, а когда она (его дочь. — А. Е.) вышла, отпер ящик письменного стола и достал из него небольшой металлический стаканчик... Когда Валя вошла с чашкой горячей воды, Бураго поспешно накрыл стакан газетой.
Прячась за газетой, он налил в стаканчик воды... Через несколько секунд он отдернул газету и патетически провозгласил:
— Прошу!
...Стаканчик исчез».
Нет, мы не ошиблись, не процитировали отрывок из повествования о похождениях мелкого провинциального фокусника. «Старик» — крупнейший ученый, контр-адмирал, главный герой «Войны невидимок».
Впрочем, с суетливым контр-адмиралом читатель расстается очень скоро. Бураго исчезает, а на трупе отравленной собаки находят его записку, где профессор уведомляет ближних о решении покончить жизнь самоубийством. Друг Бураго — Житков не верит записке и отправляется на поиски. Что было с героями дальше, пересказать невозможно. Во всяком случае скучать им не пришлось, свидетельством чему красноречивые названия хотя бы некоторых глав романа: «Поединок на трапе». «Колония призраков», «В огненной западне», «В список мертвецов!», «В плену у привидений», «Похищенный жених», «Отвратительный характер повешенных», «Мертвец, который стреляет», «Белая смерть» и т. д. и т. п. Кажется, все, что может способствовать психическому расстройству читателя, собрано в романе.
Для того, чтобы писать о современной науке, нужно иметь хотя бы элементарное представление о ее началах и ее людях. Колоссальный материал, добытый в результате самых скрупулезных исследований, дал крылья книгам Обручева. Для того, чтобы написать один маленький рассказ, Жюль Верн прочел все, что смог достать, об истории воздухоплавания и природе Альп, куда по ходу действия нужно было перенести героев.
Конечно, идти таким путем труднее, чем, скажем, заставить героя, как это сделал Н. Шпанов в «Войне невидимок», жонглировать стаканом.
Любое истинно художественное произведение, независимо от своих жанровых особенностей, будь то строго реалистическое повествование, приключенческий или научно-фантастический роман, должно развиваться в пределах человеческой логики, жизненного правдоподобия. В противном случае нельзя относиться к книге хоть сколько-нибудь серьезно. Она воспринимается как плод досужих вымыслов автора, как развесистая клюква, взращенная отнюдь не ради интересов развития литературы.
Элементарная логика и не ночевала в «Войне невидимок» — писании, рассчитанном на куриное мировосприятие. Познакомьтесь с содержанием хотя бы одной из главок.
Один из героев романа, Найденов, оказывается с мертвецами на борту покинутого судна, команда которого была отравлена. Неизвестный призрак швыряет в Найденова «пудовой кувалдой», в ответ на что наш герой «запасся двумя парабеллумами». Тогда призрак начинает травить его «тяжелым газом». «Наконец герой ухватил его (призрака. — А. Е.) за плечо и тут же в ужасе отпрянул: это был окоченевший труп матроса». Далее следует глава «Мертвец, который стреляет», где Найденов приходит к выводу, что никто, «кроме Бураго», не «мог оказать... столь яростное сопротивление». Найденов и Н. Шпанов здесь явно забыли, что древний старец, опирающийся на трость, каким автор показал нам Бураго в первых главах, вряд ли может швыряться пудовыми кувалдами. Но, видимо, неугомонный контр-адмирал обладает не только тайной невидимости...
Необыкновенные похождения Бураго и его коллег написаны в традиционном «штиле» недоброй памяти «Пещеры Лейхтвейса». Посудите сами: «...Житкова поразила легкость, с какой новый знакомый погасил инерцию его броска. Восемьдесят килограммов, которые весил Житков, были остановлены в прыжке так, как можно остановить анемичное движение какой-нибудь ветхой старушки»; «Житков упрямо ел горячее, помня, что это полезней, и потому не замечал ни обожженных губ и пальцев ни облитой супом рубашки...»
Впрочем, «Война невидимок» — не исключение в творчестве Н. Шпанова.
Лишь как безответственную спекуляцию на современной теме можно принять факт публикации Н. Шпановым элементарно невыправленного, беспредельно клочковатого и растянутого романа «Признания господина Галича». «Почти фантазия» — этот подзаголовок к «Признаниям» звучит, помимо желания автора, символично. Образы романа, стиль его действительно стоят на грани фантастики. Создается впечатление, что перед вами невыправленная стенограмма плохо произнесенной речи. Посудите сами: «Мысль Томаса споткнулась о послышавшееся в глубине аллеи шуршание гравия...»; «Его спокойствие казалось флегматичностью на фоне первых движений хозяина...»; «Может быть, поиски нервной разрядки после происшествия с механиком или то, что все члены экипажа приложились к большой фляжке инженера Мароши, но что толкало их на разговор».
После таких стилистических виражей любое косноязычие покажется перлом изящной словесности.
Далеко не случайно развилась у Н. Шпанова болезнь гигантомании. Все симптомы этой, надо сказать, не в меру затянувшейся болезни налицо. Горы языковых сорняков, рыхлость, утомляющая читателя растянутость повествования, свойственные всем последним произведениям писателя, идут, думается, от несерьезного, потребительского отношения к литературе. Если бы речь шла о молодом, начинающем писателе, то подобные просчеты можно было бы отнести за счет его творческой неопытности. Но Н. Шпанов не новичок в литературе. Работая в ней с 1926 года, он имеет огромный литературный и редакторский опыт. Он опубликовал около 30 книг. Какой же пример подает он, на кого должно было бы равняться молодым, обращающимся к приключенческому, да и не только к приключенческому, жанру! Нужно прямо сказать — пример, которому нельзя подражать.
Надо в полный голос говорить о героях книг для юношества. В литературу приключений может быть открыта дорога только полнокровным, живым людям современности. Хватит злодеев с железными челюстями, замуровывающих свои жертвы в колоннах, недалеких шпионов, перебирающихся через границу с заданием поджечь сарай, где хранятся старые хомуты из сельской конюшни. Довольно полусумасшедших контр-адмиралов, хранящих секретные документы в тросточках, «ладно скроенных» майоров, на тридцать лет вперед знающих все мысли врага. Пора перестать изводить драгоценную бумагу на «Прыжки смерти». Пора расценивать выпуск подобных комиксов как преступление перед читателем и государством, как кощунство над советской литературой.
Идеологический брак — худший вид брака, ибо можно заменить испорченную деталь, но трудно лечить человеческую душу.
Дело здесь не только в личных срывах и ошибках Н. Шпанова. Речь идёт о вещах более серьезных, чем компрометация приключенческого жанра. Сочинения, подобные «Войне невидимок», дурно влияют на эстетические вкусы молодежи, прививают ей несерьезное, бездумное отношение к жизни.
Приближается III Всесоюзный съезд советских писателей. Нам кажется, что на этом съезде должен состояться разговор и о тех литераторах, кто, не являясь новичками в искусстве, изменил принципам, кто вольно или невольно стал поставщиком литературных поделок, отупляющих молодежь. О тех, кто объективно способствует возрождению рыночной литературы.
Межзвездный корабль «Тантра» совершает посадку на неизвестной планете, населенной страшными медузообразными существами. Отважные исследователи обнаружили здесь другой звездолет — «Парус», который считался погибшим много лет назад. Экипаж «Паруса» исчез. Таинственные обитатели нового мира пытаются помешать людям перенести с «Паруса» на «Тантру» запас горючего, необходимого для возвращения на Землю. Эрг Ноор, начальник межзвездной экспедиции, решает поймать страшных медуз. Что случилось дальше, вы узнаете, прочитав отрывок из романа «Туманность Андромеды», который мы публикуем сегодня.
* * *
«...В уже знакомом мраке стихли бури, мороз сменился теплом — наступил девятисуточный «день». Работы оставалось на четыре земных дня — погрузка ионных зарядок, некоторых запасов и ценных инструментов...
На пятый день выключили ток, и биолог вместе с двумя добровольцами — Кэй Бэром и Ингрид — заперся в наблюдательной башенке у «Паруса». Черные существа появились почти немедленно. Биолог приспособил инфракрасный экран и мог следить за убийственными медузами. Вот к баку-ловушке подобралась одна из них. Сложив щупальца и свернувшись в округлый ком, она стала пробираться внутрь. Внезапно еще один черный ромб появился у раскрытого устья бака. Первое чудовище растопырило щупальца — вспышки звездчатых огоньков замелькали с неуловимой быстротой, превращаясь в полосы вибрирующего темно-красного света, которые на экране невидимых лучей засверкали зелеными молниями. Первое отодвинулось; тогда второе мгновенно свернулось в ком и упало на дно бака. Биолог протянул руку к кнопке, но Кэй Бэр задержал ее. Первое чудовище тоже свернулось и последовало за вторым. Теперь в баке находились две страшные медузы. Оставалось лишь удивляться, как они могли до такой степени уменьшить свой видимый объем. Нажим кнопки — крышка захлопнулась, и тотчас пять или шесть черных чудовищ облепили со всех сторон огромную, облицованную цирконием посуду. Биолог дал свет, сообщил на «Тантру» просьбу включить защиту. Черные призраки растаяли по своему обыкновению мгновенно, но двое остались в плену под герметической крышкой бака.
Биолог подобрался к баку, притронулся к крышке — и получил такой пронзительный нервный укол, что не сдержался и закричал от неистовой боли. Левая рука его повисла, парализованная.
Механик Тарон надел защитный высокотемпературный скафандр. Лишь тогда удалось продуть бак чистым земным азотом и заварить крышку. Краны также запаяли, окружили бак куском запасной корабельной изоляции и водворили в коллекционную камеру. Победа была одержана дорогой ценой — паралич руки биолога не проходил, несмотря на усилия врача…».
*
Продолжая исследования чужой планеты с помощью автоматического робота, члены экспедиции столкнулись с новым препятствием.
* * *
«...В воротах мрака, в клубах тумана возникло движение формы неизъяснимой для человеческого представления и тем более устрашавшей. Это не была уже знакомая медузообразная тварь: в серой полутени двигался черный крест с широкими лопастями и выпуклым эллипсом посередине. На трех концах креста виднелись линзы, отблескивавшие в свете прожектора, с трудом пробивавшего туман влажных испарений. Основание креста утопало во мраке неосвещенного углубления почвы.
Эрг Ноор шел быстрее других, приблизился к непонятному предмету на сотню шагов и упал. Прежде чем оцепеневшие люди смогли сообразить, что дело идет о жизни и смерти начальника, черный крест стал выше круга протянутых проводов. Он склонился вперед, словно стебель растения, явно намереваясь перегнуться через защитное поле и достичь Эрга Ноора...
Низа с исступлением, придавшим ей силу атлета, подскочила к роботу и завертела рукоятками управления на его затылке. Медленно и как бы неуверенно робот стал поднимать резак. Тогда девушка, отчаявшись в своем умении управлять сложной машиной, прыгнула вперед, прикрывая собою начальника. Из трех оконечностей креста вылетели какие-то змеящиеся светлые струи или молнии. Девушка упала на Эрга Ноора, широко раскинув руки. Но, на счастье, робот уже повернул раструб резака со скрытым внутри острием к центру черного креста. Тот конвульсивно изогнулся, как бы падая навзничь, и скрылся в непроглядной темени у скал...»
* * *
«Пять румбов», «Звездные корабли», «На краю Ойкумены» — названия этих книг хорошо известны нашим молодым читателям. Одна из последних работ их автора — ученого и писателя Ивана Антоновича Ефремова — роман «Туманность Андромеды» вышел в конце прошлого года в издательстве «Молодая гвардия».
В бесконечные просторы Вселенной и на дно океанов Земли, в подводные рудники и школы будущего переносит автор героев своего романа. И не только наука и техника грядущих столетий восхищают его читателей — прямота, смелость, честность, дружба людей коммунистического общества становятся для нас примером новых человеческих взаимоотношений. Роман И. Ефремова не просто фантастический рассказ, но серьезное раздумье о завтрашнем дне нашей жизни — жизни, строительством которой занят сегодня советский народ.
Необходимо сказать несколько слов о распространяющейся у нас теории о том, что Тунгусский метеорит на самом деле является марсианским межпланетным атомным кораблём, взорвавшемся при посадке.
Чтобы вполне научно опровергнуть какую-либо гипотезу, обычно нужна большая и кропотливая работа по сбору разнообразных фактов. Так, понадобились сотни лет работы учёных, чтобы опровергнуть представление о том, что Земля стоит на трёх китах. Именно поэтому обязанность обосновать любую гипотезу возлагается на её автора.
Однако автор гипотезы о марсианском корабле А. Казанцев приводит лишь одно вероятное соображение в свою пользу: отсутствие метеоритного кратера и вероятность воздушного взрыва.
Все другие соображения автора основаны на недостаточно проверенных или искажённых фактах. Таковы, например, его ссылки на работу нашей экспедиции, которая якобы уже установила высоту взрыва в два километра и наличие повышенной радиоактивности почвы. На самом деле, как уже говорилось, причины, вызвавшие вывал леса, ещё не установлены, а взрыв метеорита в воздухе не доказан, хотя и допускается членами экспедиции.
Изучение радиоактивности почв пока ещё только начинается, оно требует высокой тщательности работы; изученные уже пробы не дали радиоактивности, превышающей колебания обычного земного фона.
Таким образом, предположение о взрыве в 1908 году космического корабля очень увлекательно и, конечно, может служить основанием для научно-фантастического романа, но для того, чтобы считать его научной гипотезой, нужны значительно более серьёзные основания. Нельзя смешивать факты с вымыслами в научных построениях.
Безусловно, «тунгусское диво» должно быть исследовано до конца. Оно поможет нам раскрыть новые тайны Космоса.
Мягкий женский голос из репродуктора объявил: «Пассажиры, прибывшие самолётом Москва – Сахалин, для поездки в любой пункт острова могут воспользоваться вертолётами, поездами или морскими катерами…».
Было раннее утро 9 июня 2007 года. Мы решили ехать катером и взяли билеты до знаменитой Сахалинской плотины.
И вот катер вошёл в самую узкую часть Татарского пролива – пролив Невельского. Расстояние между островом и материком здесь всего семь километров. Впереди показалась невысокая дамба, связавшая оба берега – от мыса Лазарева на материке до мыса Погиби на острове. Уже простым глазом было видно, как по плотине прошёл поезд, движутся автомобили. Значит, пролив перекрыт дамбой? Зачем? А как же пройти кораблям?
Катер шёл прямо на дамбу. Приближалось время, когда должен был начаться прилив. В бинокль было отчётливо видно, как в средней части семикилометровой дамбы, на участке примерно в шестьсот метров, стали медленно распахиваться гигантские, стометровые стальные ворота.
Справа и слева от главных ворот открылись ворота поменьше. Катер находился уже рядом с дамбой.
— Стоп, машина. – скомандовал старшина. И добавил, обращаясь к нам:
— Пойдём по течению, куда вынесет…
Течение подхватило судёнышко и стремительно (метра 3-4 в секунду) пронесло его через ворота. Рулевой только слегка двигал штурвалом, держа катер носом по курсу.
— В сутки, — сказал старшина – прилив бывает дважды. Каждые шесть часов прилив сменяется отливом и вода в проливе начинает двигаться в обратном направлении.
Через ворота на север проходит в сутки три кубических километра воды. Это в четыре раза больше, чем отдают в море Волга, Дон и Днепр, вместе взятые. Это больше, чем полноводный Амур. Раньше когда не было дамбы, эти кубические километры тёплой воды возвращались с отливом на своё место. Вода «болталась» в проливе взад-вперёд. А теперь, стоит начаться отливу, ворота сами собой захлопываются, тёплая вода остаётся по ту сторону плотины и вынуждена с отливом уходить в глубь Охотского моря. Сахалинская дамба – это клапан, пропускающий тёплую воду только в одном направлении – на север. Это как бы гигантский насос, перекачивающий Японское море в Охотское. Он работает на «лунной» энергии. Ведь это Луна своим притяжением заставляет двигаться воду, создаёт приливы.
Пульсирующее течение всасывает в Татарский пролив одну из ветвей Куро-Сиво.
— Тридцать лет работает этот насос, — говорит старшина. – Я помню 1970 год, когда начали насыпать дамбу. В неё было уложено три миллиона кубометров камня с землёй, миллион кубометров бетона! А сколько чудес она принесла Сахалину, природных перемен, которые не купишь ни за какие деньги...
Помню, на картах была красная линия – январская изотерма. Здесь начинались десятиградусные морозы. Это была «линия фронта», которую Заполярье удерживало цепко. Её так и называли – «изотерма минус 10». Она доходила до мыса Лазарева, огибала Сахалин и с другой стороны шла по Охотскому побережью. Теперь её нет. Она отодвинута тёплым течением куда-то к Анадырю, к Чукотке.
— Скажите, старшина, а японцы ничего не потеряли от такого поворота Куро-Сиво?
— Что вы! Наоборот… Недавно на празднование тридцатилетия Сахалинской дамбы к нам приезжали японские рыбаки, жители северных японских островов. У них там только те огорчены, кто любил лыжный спорт: снега-то на островах совсем нет вот уже лет десять-пятнадцать.
Старшина подходит к борту и командует матросам: «Отдать швартовы!..»
…Эта картина возникла перед нами, когда мы слушали рассказ инженера Николая Георгиевича Романова о его проекте Сахалинской плотины, которая сможет резко изменить климат дальневосточного побережья нашей страны.
---------------------------------------------
Репортаж из XXIX века (вступительная статья), стр. 1
А. Н. Несмеянов. Надо мечтать! (статья, иллюстрация Л. Смехова), стр. 1
облако тэгов
