Дорогие москвичи, в ближайшее воскресенье, 5 марта, в 17:00 в культурно-просветительском центре АРХЭ пройдет дискуссия о научной фантастике с участием, как не трудно догадаться, научных фантастов — и ученых.
Центр находится в здании Института физики, технологии и информационных систем (ИФТИС) МПГУ (бывш. МПГИ им. Ленина), м. Спортивная, ул. Малая Пироговская, дом 29/7. Напротив Новодевичьего монастыря.
«Существует ли российская научная фантастика, как явление, и нужна ли она современному обществу?»
Организаторы: Журнал «Химия и жизнь», газета «Троицкий вариант – наука», Культурно-просветительский центр «Архэ».
Александр Етоев, конечно, ни разу не новатор, но безусловно — автор нестандартный, штучный. Хармс, Каверин, Коваль — Етоев где-то там, рядом с ними. Жаль, что о его книгах редко пишут. Но я стараюсь не пропускать ни одну. Чего и всем советую.
Слышишь «петербургская проза» — и сразу представляется вечная морось, безвыходность дворов-колодцев, серые тени, рыщущие меж садов и каналов в поисках подходящей шинели, из ниоткуда доносится звонкий цокот медных копыт по брусчатке... В словосочетании «ленинградская проза», напротив, чувствуется какой-то несгибаемый, футуристический, нечеловеческий оптимизм. Александр Етоев с его сказочными повестями замер точнёхонько между двумя этими полюсами. Такого Ленинграда-Петербурга, как в его книгах, мы не встретим, пожалуй, ни у кого из современников.
«Чудо, тайна, достоверность» — три кита, на которых, по определению братьев Стругацких, стоит фантастика. Ну, с достоверностью все более-менее понятно, да и с тайной тоже. Остаётся один вопрос: что считать чудом? Звездолёт с нуль-Т приводом? Лучи смерти, открытые безумным профессором N.? Мир, обогретый квадратным зелёным солнцем? Змея огнедышащего, о семи головах? Совсем не обязательно. Умело построенная фраза, вкусная метафора, трепещущая на языке и обжигающая нёбо, точный живой эпитет могут раскрасить во все цвета радуги самые банальные вещи, обратить в каскад приключений повседневную рутину. В этом плане с Александром Етоевым нам повезло. Ну кто ещё мог написать: «Подходы к шестой платформе занял «Северомуйск-Конотоп» — состав был цвета тоски»? Кто отметил бы «людоедскую поступь» дворового хулигана?.. Авторы, владеющие словом так естественно и непринуждённо, редко обращаются к фантастике: им фабульные костыли без надобности. Для них чудесен каждый куст, каждая пылинка, каждый воробушек малый. Зачем отправлять героев в джунгли Пандоры, забрасывать на просторы Средиземья, если достаточно солнечным днём прогуляться по Старой Коломне, поглазеть по сторонам, выпить кваса, вспомнить детство золотое? Тут тебе и сюжет, и завязка, и кульминация, и развязка... Но здесь история особая, уходящая корнями в ранее детство писателя. Так уж сложилось, что когда-то Александр Етоев, как и все советские школьники, зачитывался шпионскими романами и научной фантастикой «ближнего прицела». В далёком пионерском детстве, задолго до знакомства с сочинениями Даниила Хармса и Михаила Зощенко, Андрея Платонова и Евгения Шварца, куда заметнее повлиявшими на его стиль. Трепетная любовь Етоева ко всем этим «Синим тарантулам», «Щупальцам спрута» и «Пленникам подземного тайника» — с изрядной примесью ностальгии и самоиронии — до сих пор видна, что называется, невооружённым глазом. Страстным коллекционером таких книжек писатель остаётся, кстати, по сей день. И не только коллекционером, но в некотором роде и исследователем: его перу принадлежит, в частности, развесёлая брошюра «Душегубство и живодёрство в детской литературе».
В двух повестях («Бегство в Египет» и «Порох непромокаемый») и одном рассказе («Парашют вертикального взлёта»), включённых в этот сборник, Александр Етоев рисует совершенно особый мир. Это вселенная ленинградских дворов-колодцев, коммуналок со вздорными соседями, бомбоубежищ, связанных сетью подземных ходов с самыми отдалёнными уголками города, таинственных пыльных чердаков, где в непогоду сушат бельё всем домом... Вселенная мальчишек из первого послевоенного поколения и гениев-самоучек, которые прямо в коммуналках изобретают то компактный прибор для одушевления неживого, то подземный корабль, ходящий по тайным отводам Фонтанки, то парашют вертикального взлета, то машину времени из будильников, а то и искусственную пиявку, требующую живой человеческой крови. В общем подзаголовке все эти произведения именуются «сказками города Питера», но вернее было бы назвать их ленинградскими сказками. Действие повестей Етоева развивается по нехитрым законам, заданным «шпионской» прозой тридцатых-пятидесятых годов минувшего века. Это своего рода посвящение тем книгам, что читают герои сборника, произведениям, которым когда-то отдал должное и сам писатель. Не без живодёрства и душегубства, конечно, но с неизбежным торжеством пионерских добродетелей и идеалов дружбы в финале. В сочетании с мастерски воссозданными деталями реального советского быта начала 1960-х и поэтической, слегка отстранённой интонацией рассказчика это даёт дивный эффект. Не хватает, пожалуй, только развернутого комментария для читателя, который — бывают и не такие чудеса! — вдруг да набредет на эту книгу случайно. Далеко не каждый может похвастаться читательским опытом Етоева, особенно молодежь, которой едва-едва стукнул сороковник. А значит, часть игры слов пройдет мимо, оставив лишь чувство тягостного недоумения.
«Сказки» Александра Етоева далеки от традиционной петербургской прозы, условно говоря, «гоголевщины» и «достоевщины». Автора можно назвать даже антиподом классиков, — хотя место действия их произведений почти совпадает. В «Порохе непромокаемом» слишком много воздуха, солнца, неба. Однако ощущение чуда передано безупречно, — и никаких семиглавых драконов не понадобилось.
Нынешнее «Книгоедство» — третья книга Александра Етоева, в названии которой звучит этот двуединый авторский неологизм. Первое «Книгоедство» вышло в 2007 году в Новосибирске. Второе, «Экстремальное книгоедство» — в 2009-м в Москве. И, наконец, «Территория книгоедства» — в Санкт-Петербурге, на излете 2016-го. Так что побудило включиться в эту игру издателей из разных уголков нашей страны?
Александр Етоев не входит в число патентованных мастеров бестселлеров: его постоянные читатели — люди нешумные, меланхоличные, не склонные к преувеличенным восторгам. Тем не менее в Петербурге Етоева ценят за роман «Человек из паутины», полтора десятка повестей и тридцать с лишним рассказов, приглашают в престижные антологии, награждают литературными премиями, от «Странника» до «Беляевки». В общем, не последний из наших литераторов, пусть всероссийская слава и обошла его стороной. Особенно неравнодушен писатель к «нереалистической» прозе, уходящей корнями в наивную советскую фантастику 1930-1950-х — и к литературе для детей: в нулевых «Амфора» выпустила три его сказочные повести о супердевочке Уле Ляпиной, «Планета лысого брюнета», «Полосатая зебра в клеточку» и «Уля Ляпина против Ляли Хлюпиной». Но «Книгоедство» принадлежит к совсем другому жанру. Если уж раскладывать по полочкам, то место этой книги среди «записок и выписок»: почти как у Михаила Гаспарова, это «сплав дневниковых заметок, воспоминаний и литературно-критических эссе». За одним принципиальным исключением: дневники Етоева — сугубо книгочейские, записки на полях, мысли, которые пришли в голову за чтением книги, а иногда и двух-трех одновременно.
Надо сказать, круг чтения писателя отличается изрядным разнообразием и пестротой. Сегодня на столе у Етоева лежат «Запрещенные книги русских писателей и литературоведов» Арлена Блюма, завтра — «Лесные братья» Аркадия Гайдара или «Другие берега» Владимира Набокова, а послезавтра и вовсе «Загадки русского народа» под редакцией Дмитрия Садовникова. То же и со структурой книги: короткие заметки чередуются тут с развернутыми эссе, анекдоты — с манифестами, а теоретические выкладки получают неожиданное практическое воплощение. Статьи выстроены в словарном порядке, от «А» («Авантюристы») до «Я» («Японские поэты»), но это скорее элемент игры: заметка «Военно-космические силы», например, целиком посвящена воспоминаниям автора о забавных эпизодах, приключившихся с ним во время учебы в Военмехе, а «Животноводство» — обмену эпиграммами с поэтом Георгием Григорьевым.
Велико искушение сравнить «Книгоедство» с окрошкой, но, во-первых, это слишком банально, а во-вторых книга Етоева устроена изобретательнее и сложнее, в ней перемешано гораздо больше вкусных и питательных ингридиентов, чем в традиционном блюде славянской кухни. Байки из писательской и издательской жизни, перечни опечаток и документальные анекдоты, частью вычитанные в мемуарах, частью — услышанные от непосредственных участников. Глубоко личные воспоминания, всплывшие по ассоциации: например, история о воздушном шаре, на котором в 1970-х друзья писателя планировали бежать из СССР. Биографические очерки — о жизни и творчестве Михаила Зощенко, не нуждающегося в представлении, или Александра Козачинского, прославившегося одной-единственной повестью «Зеленый фургон». Обширные комментированные выписки из изданий вроде «Отечественного коневодства» В.Кожевникова и Д.Гуревича или газеты «Правда» за 13 апреля 1937 года. Признания в любви — к «Киму» Кпилинга и «Суеру-Выеру» Коваля, Бабелю и Акутагаве, Сергею Носову и Павлу Крусанову. Неожиданные параллели между «Айболитом» Корнея Чуковского, «Лебедией будущего» Велимира Хлебникова и Житиями святых. И так далее, и тому подобное. Етоев не претендует на лавры первооткрывателя, но делает важное дело: показывает, как работает голова человека читающего — причем читающего много, вдумчиво и бессистемно. Понятно, чем очаровывают эти записки «книжных людей», таких же чудаков и чудиков, как автор, где бы те ни жили — в Питере, Москве, Новосибирске или Папуа-Новой Гвинее.
И напоследок еще одно наблюдение. Когда Александр Етоев хочет сделать комплимент человеку или тексту, он чаще всего использует два волшебных слова: «легкий» и «веселый». Для автора «Книоедства» это самая лестная характеристика: «В небе грустно без воздушных шаров. Они нужны человечеству как воздух и как любовь», — говорит он в одной из своих программных статей. Именно так написана и его собственная книга — без натужности и тяжеловесности, легко, весело, свободно. Редкий шанс «подняться к небу и посмотреть с высоты на Землю. Увидеть те вещи, которые мы не видим стоя здесь, на земле».
Литературоведы атакуют! К коллективу из двух кандидатов филологических наук (мастерам Дмитрию Вересову и Алану Кубатиеву) на литсеминаре Петербургской фантастической ассамблеи присоединился доктор тех же самых наук Андрей Степанов.
Обещанный в этом году цикл теоретических лекций на семинаре Петербургской фантастической ассамблеи прочтет Андрей Дмитриевич Степанов, петербургский писатель и переводчик, литературовед, доктор филологических наук, профессор Санкт-Петербургского государственного университета. Андрей Степанов – один из ведущих исследователей творчества Антона Павловича Чехова, специалист по истории русской литературы, объехавший с лекциями весь мир, от Южной Кореи до США и Германии. В 2011 году он стал обладателем премии имени Н.В. Гоголя Союза писателей Санкт-Петербурга за авантюрно-приключенческий роман «Эликсир князя Собакина», написанный в соавторстве с Ольгой Лукас, а в 2011 и 2014 годах входил в большое жюри одной из главных литературных премий России «Национальный бестселлер». Какие бывают типы композиции, чем фабула отличается от сюжета, как избежать смешных и обидных стилистических ошибок, что такое тропы и как с ними работать прозаику – все, что вы хотели знать о теории литературы, но боялись спросить!
Подробнее об Андрее Дмитриевиче Степанове — здесь.
Напоминаем, что рукописи на семинар принимаются до 20 марта 2017 года по электронному адресу seminar@fantassemblee.ru.
Поспешите, дедлайн приближается!
Распространение информации всячески приветствуется!
Завтра, 28 февраля, в Петербурге, в Музее Анны Ахматовой (в Фонтанном доме), в рамках проекта "Маршруты современной литературы: варианты навигации" пройдет дискуссия о литературной критике. Планирую участвовать. Начало — в 18.30. Модерируют Светлана Друговейко-Должанская и Мария Черняк.
цитата
Анонс: Какую роль в современном литературном пространстве играет критика? Можно ли к словам Бориса Пастернака о том, что «большая литература существует только в сотрудничестве с большим читателем», добавить еще и то, что большая литература существует и в активном сотрудничестве с «большой критикой»? Какова роль критики в построении будущей истории литературы? Может ли критик формировать литературное пространство?
облако тэгов
К коллективу из двух кандидатов филологических наук (мастерам Дмитрию Вересову и 
