Келли Линк. Вляпалась!: Рассказы. / Kelly Link. Get in Trouble, 2015. Пер. с англ. М.Прокопьевой. — М.: АСТ, 2016. — 352 с. — (Сны разума). Тир. 2000. — ISBN 978-5-17-094073-8.
В сборнике Келли Линк есть призраки — но это не мистика и не хоррор. Здесь есть эльфы, но это не фэнтези. Есть космические корабли, полным ходом бороздящие просторы, но это не научная фантастика. Любителям четких, однозначных определений и строгой классификации придется изрядно попотеть, чтобы придумать, на какую именно жанровую полку ставить эту уникальную, ни на что не похожую книгу.
С начала двадцатого века «неформатные» англо-американские фантасты регулярно объединяются в группы, движения и «волны». Не по принципу сходства стилей, не дай боже. Скорее потому, что во враждебной литературной среде им одинаково дискомфортно — вот и тянутся друг к другу юные (и не очень) дарования, кучкуются вокруг нонконформистских изданий и харизматических лидеров. Но всегда остаются самобытные писатели, которые держатся обособленно, сами по себе: Джеймс Типтри-младший, Р.А.Лафферти, Люциус Шепард, Говард Уолдроп, Конни Уиллис... К их числу принадлежит и Келли Линк. Лауреат кучи престижных жанровых наград от «Хьюго» и «Небьюлы» до Премии Брэма Стокера, изобретательный автор со вкусом к головокружительным литературный трюкам, она не примкнула ни к одному кружку, ни к одному неформальному сообществу, и двинулась к литературному Олимпу собственным извилистым путем.
Келли Линк — мастер «малой формы»: в ее библиографии нет ни одного романа и всего четыре повести. Принято считать, что поклонники фантастики не любят и не ценят рассказы. Между тем «Вляпалась!» уже четвертый сборник американской писательницы, переведенный в России. Есть, впрочем, нюанс: первые три ее книги вышли в издательстве «Гаятри/Live book», в серии без четких жанровых меток. При этом проза писательницы так слабо напоминает традиционную фантастику, что в сознании читателей с жанром не ассоциируется — по крайней мере, без дополнительных подсказок. В итоге Келли Линк не обманывает ожидания и не оказывается в положении «нарушителя конвенции» — никаких претензий со стороны «хардкорного фэндома», который ее сборники просто не заметил.
Сложно сформулировать, в чем заключается специфическая инаковость этой прозы. Если говорить о построении сюжета, то самая точная, хотя и избитая метафора тут, пожалуй, — шар в шаре, популярная китайская игрушка. Часто в рассказах Келли Линк на первом плане оказываются масштабные фантастические события и явления. Съезд супергероев (рассказ «Тайная личность»). Съемка документального фильма о таинственном исчезновении колонии нудистов в 1970-х («Я вижу тебя насквозь»). Тотальное переустройство общественного уклада («Долина девочек», «Новый бойфренд»). Межзвездный космический перелет («Два дома»). Каждое допущение само по себе вполне годится для фантастического романа — правда, плохонького, банального, насквозь вторичного. На этом фоне разворачиваются частные, вполне жизненные истории, как правило, связанные с несчастной любовью и безнадежно запутанными отношениями. При этом внешняя, фантастическая линия дает ключ к пониманию внутреннего лирического сюжета, помогает расшифровать запутанный код. В противном случае нам, читателям, пришлось бы непросто: писательница принципиально избегает лобовых «объяснялок» и развернутых лекций.
То же и со стилем. С одной стороны, Келли Линк пишет подчеркнуто просто: никаких сложносочиненных и сложноподчиненных конструкций, короткие фразы из трех, четырех, реже семи-восьми слов, четкий ритм, незамысловатые диалоги. С другой стороны, ее истории рассказаны причудливо, почти изыскано: многочисленные отступления, нарушение хронологической последовательности, игра со шрифтами, ненадежные и сомневающиеся рассказчики, через одного путающиеся в деталях, — все это отнюдь не облегчает нашу задачу. И вот тут фантастическая составляющая приходится как нельзя более кстати — как метафора, позволяющая достроить картинку и увидеть ситуацию в целом. Умная, изобретательная и в то же время очень человечная проза — понятно, почему англо-американские поклонники фантастики от Келли Линк без ума. Ловко задумано, умело воплощено, пропитано мягкой иронией, чего еще для счастья надо? Разве что традиционалсты, привычные к прямолинейным фантастическим рассказам «привет из пятидесятых», будут слегка разочарованы.
Сборник «Вляпалась!» адресован тем читателям, которые «на ты и за руку» со «странной прозой». В произведениях Келли Линк есть что-то от сочинений Чайны Мьевиля, что-то от рассказов Нила Геймана, но своего, уникального, не поддающегося имитации, в них гораздо больше. За это ее ценят англо-американские читатели и коллеги по цеху — надеюсь, наши тоже проникнутся.
Мой неполиткорректный комментарий для октябрьского выпуска литературного журнала "Октябрь". Обсуждали тему соотношения фантастики и реализма в современной детской литературе. Другие реплики смотрим здесь.
Как для детей, только хуже
Можно ли отделить «фантастику как таковую» от «подростковой литературы с фантастической фабулой», провести между явлениями четкую, уверенную границу? Задача, боюсь, сизифова, то есть неразрешимая по сути.
Что греха таить, основная масса фантастики – литература для инфантильного читателя. Не только в России: например, издавать с возрастной маркировкой «12+» книги из межавторской серии Warhammer (Великобритания) мешают только законодательные ограничения. Кровь, секс, насилие, глумление над традиционными ценностями и так далее, и тому подобное. На самом деле подростки такие штуки страсть как обожают, взрослые же с изрядной долей лицемерия делают вид, что пытаются оградить от травм неокрепшую детскую психику, прекрасно понимая, кому на самом деле эти книги адресованы, – таковы правила игры.
Понятно, что вместо крови в «Вархаммере» клюквенный сок, вместо характеров – раскрашенный пластик, вместо авторского стиля – неопрятные груды кое-как наваленных слов (за редкими исключениями). Та же история и с современной отечественной фантастикой, по крайней мере в самых востребованных форматах, от литературы о «попаданцах» до ромфанта, «романтического фэнтези». Неважно, как это написано, главное, что клише идеально отвечают запросам читателей с неизжитыми подростковыми комплексами и проблемами по части социализации. Конечно, не стоит кричать «караул!», когда такими книгами зачитываются взрослые (а иной раз и пожилые) дяденьки и тетеньки с высшим гуманитарным образованием. Suum cuique. Но жирную галку в анкетной графе «силен ли в вас внутренний ребенок?» поставить придется.
С другой стороны, авторы, заявившие о себе произведениями для взрослых, нередко обращаются к, условно говоря, подростковой фантастике, чтобы поговорить о вещах важных, серьезных, неоднозначных. Скажем, о трагедии взросления, как Наиль Измайлов в «Убыре», или об осмыслении феномена смерти, как Владимир Аренев в «Душнице». Что характерно, оба произведения отмечены премией «Новые горизонты», которая вручается за нонконформистскую «жанровую» прозу. То есть с точки зрения экспертов это нетипичная фантастика, нестандартная, выбивающаяся из привычных рамок. Нечто большее, чем традиционная формульная литература. Парадокс: фантасты, пишущие для детей, решают более сложные, нетривиальные задачи, чем их коллеги, чьи книги вроде бы адресованы зрелой аудитории. Материала для обобщений, конечно, маловато, но тенденция вырисовывается любопытная. В свое время американский фантаст Джо Холдеман, побывав в СССР, долго медитировал над хрестоматийной фразой «для детей надо писать, как для взрослых, только лучше», которую приписывают то Маршаку, то Чуковскому. Выходит, для взрослых надо писать, как для детей, только хуже?! Ну да, примерно так и получается.
С третьей стороны (да, топография у нас занятная), многое зависит от читательского восприятия. Простой пример: шведская писательница Анника Тор прославилась на родине и обрела некоторую известность в России благодаря циклу подростковых романов, действие которых разворачивается в Швеции 1940-х годов. В центре повествования девочка и мальчик, брат и сестра из семьи австрийских евреев, – ситуация абсолютно достоверная, в годы Второй мировой в Швецию действительно были эвакуированы тысячи детей из Германии и Австрии. Но с точки зрения читателя-подростка эта история мало отличается от романов Джоан Роулинг про Гарри Поттера: та же экзотичность антуража, та же узнаваемость жизненных коллизий. Писать о высосанных из пальца конфликтах проще, чем кропотливо изучать документы и общаться с живыми свидетелями, придумывать что-то свое – труднее, чем тиражировать штампы. Включается механизм экономии усилий, и вуаля: вокруг полным-полно фантастов!
Другой вопрос, есть ли в этой ситуации что-то принципиально новое. Откройте пухлый трехтомник русских народных сказок, собранных в XIX веке этнографом Александром Афанасьевым, – больше трех четвертей объема составляют волшебные сказки, страшные сказки, бытовые сказки с отчетливым фантастическим уклоном... Небывалое, экзотичное, фантастичное всегда притягивало детей, подростков и изрядную часть взрослых. Какой реализм, о чем вы? Забудьте как страшный сон. Если уж говорить о маргинальных жанрах детской литературы, то это именно «реалистическая проза для юношества» – фантастика же и волшебная сказка правят здесь бал с начала времен. Наивно полагать, что беспроводной интернет, смартфоны и игра «Покемон Гоу» изменят человеческую природу. Тут нужен куда более радикальный поворот, до которого, вероятно, не доживем не только мы, но и дети наших детей. Может, оно и к лучшему, кто знает.
По большому счету, практической ценности эта рецензия не имеет: книга, изданная тиражом 42 экз., давно разошлась по рукам коллекционеров. И все же считаю долгом упомянуть о ее существовании: вдруг попадется на глаза какому-нибудь отважному книгоиздателю, который рискнет выпустить ее аж в количестве 500 экземпляров. Перевод, считай, готов — отредактировать и в путь.
«Золотой век» без ретуши
Фредерик Пол. Ретроспектива будущего: Мемуары. / Frederik Pohl. The Way the Future Was: A Memoir, 1978. Пер. с англ. А.Петрушиной. — Тверь: Крот, 2015. — 552 с. — (Шедевры фантастики. Продолжатели). Тир. 42.
«Ретроспектива будущего» одна из тех книг, которые вряд ли будут выпущены в нашей стране солидным, массовым тиражом — по крайней мере, в обозримой перспективе. Мемуарная проза, да к тому же мемуарная проза писателя-фантаста с не самым громким именем, опубликованная на языке оригинала в далеком 1978 году, — сложно представить издателей-профессионалов, готовых взяться за такой проект. Нерентабельно, увы. Если уж в России до сих пор не изданы мемуары Айзека Азимова и Джеймса Балларда, биографии Роберта Говарда и Роберта Хайнлайна, что говорить о Фредерике Поле! Придется довольствоваться некоммерческим малотиражным изданием, подготовленным энтузиастами.
Парадокс в том, что для историков и литературоведов, исследователей массовой литературы и поклонников классической научной фантастики это «маст рид», обязательное чтение. Фредерик Пол далеко не самая яркая звезда англо-американской SF «золотого века», но среди активистов фэндома равных ему найдется немного — а уж полноценные мемуары оставили считанные единицы. Со второй половины 1930-х Пол выпускал фэнзины, создавал клубы любителей фантастики (в том числе знаменитое сообщество Футурианцев), как литературный агент представлял будущих живых классиков (Айзека Азимова, например), редактировал профессиональные фантастические журналы. А кроме того служил во вспомогательных войсках во время Второй мировой, крутил романы, а во второй половине 1930-х стал натуральным комсомольцем — то есть вступил в американскую Лигу Молодых Коммунистов. Такой вот штрих к портрету...
Ранний американский фэндом (каким он запомнился Фредерику Полу) мало отличался от фэндома российского. Гулянки от заката до рассвета, сложные любовно-эротические многоугольники, подковерные интриги, борьба не на жизнь а на смерть за право провести конвент на сто-двести человек, взаимные публичные выпады... И тонны макулатуры, написанной в промежутках — с редкими, но от того еще более ценными жемчужными зернами. Впрочем, издателям и «казуальным» читателям фантастики Пол спуска тоже не дает. «Качество роли не играло, — пишет он о палп-журналах 1930-1940-х. — Читатели не брезговали ничем, а старание не поощрялось ни публикой — ее вообще не брали в расчет, — ни редакторами. На переднем плане стояли благонадежность, личный контакт и верность принципам; качество даже не входило в тройку лидеров. Насколько мне известно — а известно мне не много, — читатели жаждали приключений, не вставая с дивана. Дай им получасовую отдушину, и вопрос стиля отпадет сам собой. О нет, я совершенно уверен, что одни рассказы им нравились больше других. Я даже уверен — есть еще во мне крупица надежды, что они видели разницу между качеством и халтурой. Вот только на кассе эта разница никак не сказывалась».
«Ретроспективу будущего» отличает отменное авторское ехидство и редкая самоирония. Однако в том, что касается творчества фантастов-современников, писатель удивительно дипломатичен. Он рассказывает о гонорарной политике, о «вечеринках» и семинарах, щедро делится забавными историями из жизни классиков и секретами журнальной кухни... Но о литературе — молчок. Как редактор журналов «Galaxy» и «If» Фредерик Пол был одним из основных издателей Харлана Эллисона, печатал Филипа Дика, приятельствовал с Брайаном Олдиссом и Джеймсом Баллардом, участвовал в этапной антологии «Опасные видения», — но о «новой волне» в мемуарах упоминает один раз, мельком. Такое ощущение, что системный кризис старой школы НФ, попытки вывести фантастику из гетто, литературные прорывы (а заодно и все революции шестидесятых, от сексуальной до психоделической) каким-то чудом прошли мимо него. Если верить этим воспоминаниям, Харлан Эллисон отличался от «Дока» Смита только тем, что мог на банкете запустить черствым кексом в стену.
Из «Ретроспективы будущего» можно узнать уйму непарадных подробностей о заметных персонажах из «фантастической тусовки», от мастодонтов «золотого века» Азимова и Хайнлайна до советского литературоведа Юрия Кагарлицкого. Что ели и пили, на каких конвентах бывали, как переезжали с квартиры на квартиру, чудили, уводили друг у друга жен и подруг, слушали классическую музыку, получали премии и не получали гонорары... Зато почти ничего о том, что писали и какие художественные задачи перед собой ставили. Справедливости ради, о собственных книгах автор тоже упоминает между делом, на бегу. Если вдуматься, вполне логично: проработав без малого тридцать лет редактором и литературным агентом, Пол написал о литературе тысячи статей и колонок, десятки тысяч приватных писем — возвращаться к этому еще и на страницах мемуаров чистой воды трата времени. Как в известном анекдоте: «Станки, станки, станки...». В идеале «Ретроспективу...» стоило бы выпустить в рамках трех-, а лучше пятитомника избранной публицистики Пола... Но от добра добра не ищут. Спасибо энтузиастам за то, что издали по крайней мере этот том. А то не видать бы нам «Ретроспективы...» как своих ушей без зеркала.
Косвенный результат Петербургской фантастической ассамблеи 2016 года.
В прославленно журнале «Наука и жизнь» тихо, без шума и пыли, идет дискуссия о современной отечественной научной фантастике — аж с марта этого года. Вот и я поучаствовал. Правда, первый читатель Елена Бойцова говорит, что выступил в роли Капитана Очевидность – но тут уж каков вопрос, таков ответ.
И да, название бесстыдно потырено у Константина Леонтьева.
Три года назад написал предисловие к сборнику Кусчуя Непомы "Треугольник случайных неизбежностей". Сегодня впервые подержал книгу в руках. Ни из выходных данных, ни из копирайтной строки, ни из оглавления не следует, что я писал это предисловие — надо открыть книжку и перелистнуть несколько страниц. Да, у автора книги нет до сих пор.
Без комментариев.
Фантасты — они другие
«Фантастика» — слово бранное. Для писателя — позорное клеймо, для книги — маркер одноразового ширпотреба конвейерного производства, как «китайская штамповка» для бытовой техники. И началось это не сегодня и не вчера. «Фантастика — то, что жулики пишут для идиотов», — цитировали много лет назад братья Стругацкие типичного выразителя общественного мнения «эпохи развитого социализма». В начале XXI века российские фантасты блестяще подтвердили справедливость этой оценки, только место жуликов у печатного станка успешно заняли те же идиоты.
Разумеется, представление о фантастике как о литературе исключительно развлекательной, третьесортной — чудовищное упрощение, обывательский миф, пусть и имеющий под собой, увы, веские основания. Ну так и в Китае производят не только дешевые смартфоны, которые не ловят сеть, и пылесосы, рассыпающиеся в руках, но и продукцию брэндовых марок — в том числе премиум-класса. Однако против мнения не попрешь. Последняя организованная попытка прорваться за колючую проволоку, повалить сторожевые вышки и растоптать вертухаев, то есть доказать urbi et orbi что «фантастика — литература» (по тем же Стругацким), с треском провалилась на рубеже 1980-х и 1990-х годов. «Четвертая волна советской фантастики», долго оттачивавшая мастерство, таясь в складках и прорехах Системы, вышла на свет, блеснула золотой рыбкой, и тут же растворилась в безбрежном океане «массолита». Кому-то, как Виктору Пелевину, повезло прижиться на задворках мейнстрима, кто-то с головой ушел в коммерческую прозу, в круговерть новеллизаций и «проектов», кто-то перестал писать вовсе (как Эдуард Геворкян) — или публиковаться заметными тиражами (как Владимир Покровский).
Кусчуй Непома (под этим псевдонимом выступает петербургский переводчик-испанист Михаил Петров, русский, беспартийный, несудимый, 1966 года рождения) к шапочному разбору опоздал. Начни он писать и публиковаться не в нулевых, а на пятнадцать лет раньше, имел бы шанс запрыгнуть на подножку последнего вагона «четвертой волны». Его представление о месте фантастического в литературной иерархии вполне созвучно взглядам старшего поколения, прошедшего сквозь горнило малеевок-дубултеевок и прочих литературных семинаров позднесоветского образца.
«Фантастический элемент, жанр, прием дает автору прежде всего свободу в выражении, — констатирует писатель в интервью онлайн-журналу «Питерbook». — Дает даже порой саму возможность говорить посредством литературы. Ведь, к примеру, введение фантастического элемента может перевести публицистику в разряд художественной литературы. В этом отношении разве что у сказки побольше возможностей. <...> Хотя говоря так бодро о фантастическом, я порой с трудом соотношу себя с писателем-фантастом. Если честно, я себя им не ощущаю. Мне все время кажется, что фантасты, они — другие. А я до настоящего фантаста не дотягиваю. И просто пользуюсь фантастическим элементом в своем творчестве».
Несмотря на проблемы с жанровой идентификацией, петербургский семинар Бориса Стругацкого принял Кусчуя Непому с распростертыми объятиями. Его повесть «Растворение», она же «Смотрящие на дождь», была отмечена премией «Неразменный пятак» как лучшее произведение, обсуждавшееся семинаристами в 2008-2009 годах. Самому Борису Натановичу эта «странная проза» тоже пришлась по душе: рассказы и повести Непомы регулярно появлялись на страницах журнала «Полдень. XXI век» вплоть до закрытия издания в 2012-м. Что не удивительно: «ленинградская школа» всегда склонялась к широкой трактовке понятия фантастического, включая в список предтеч не только Герберта Уэллса и Алексея Толстого, но и Кафку с Достоевским, и Гоголя с Борхесом. Кстати, Михаилу Петрову довелось переводить его латиноамериканских коллег, а одно из произведений Картасара дало толчок для создания собственного рассказа — но это совсем другая история.
Сдержанность, суховатый стиль, эмоциональная отстраненность — фирменный знак Непомы. Трудно отожествлять себя с его героями, сострадать им, ставить себя на их место — даже когда повествование ведется от первого лица и такая читательская реакция вроде бы предполагается по умолчанию. Персонажи его повестей и рассказов, как правило, не слишком глубоко укоренены в реальности, не скованы по рукам и ногам цепями социальных связей, — да и сами миры, в которых они живут, довольно условны. Четко можно разглядеть лишь то, что находится на расстоянии вытянутой руки, но на краю поля зрения уже клубится туман. Небывалым, абсурдным, фантастическим событиям, которые происходят в жизни этих людей, не слишком удивляешься — так же, как перипетиям «Улитки на склоне» или «Града обреченного». Это условное бытие в условных декорациях — тем острее желание героев пробраться за сцену и узнать наконец, кто дергает за ниточки. Понять не только как устроен мир — но и почему он устроен именно так.
Пожалуй, вера в рациональность, осмысленность мироустройства, каким бы непостижимым, гротесковым, абсурдным оно ни казалось — то топливо, на котором работает механизм сюжетопостроения Кусчуя Непомы. Если автор не дает прямого объяснения, не раскладывает по полочкам колесики и шестерни чуда, бережно переложенные промасленной ветошью, — это не от беспомощности, не от экзистенциального ужаса перед бессмысленной иррациональностью Вселенной. А от доверия к читателю, которому переданы все ключи для самостоятельной сборки гештальта.
Кусчуй Непома, конечно, не один такой красивый. Он играет на том же поле, что и Андрей Хуснутдинов, Роман Шмараков, Евгений Витковский и даже, не побоюсь параллели, Евгений Водолазкин, автор романа «Лавр», недавно отмеченного премией «Большая книга». На грани реальности и сновидения, «странной прозы» и магического реализма. Традиция интеллектуальной фантастики, адресованной не столько читателю-соавтору, сколько соучастнику мозгового штурма, в России никогда не прерывалась. Новые страницы вписываются в ее историю прямо сейчас, на наших с вами глазах. Иногда кажется — осталось только подобрать правильно определение, нужное слово, звучное, но не успевшее себя скомпрометировать, и дальше все пойдет как по маслу...
Может быть, Кусчую Непоме удастся сделать этот последний решительный шаг.
облако тэгов
комментарий для октябрьского выпуска литературного журнала "Октябрь". Обсуждали тему соотношения фантастики и реализма в современной детской литературе. Другие реплики смотрим 
