В СССР издавалось много книг о сталеварах, но читателям почти все они казались ужасно скучными. В рассказе есть осознанная игра с этими советскими стереотипами, которые читатель старше сорока лет сразу же узнает. Но как же радостно теперь читать рассказ о том, как люди разных национальностей занимаются созидательным трудом, а не разрушением.

Пишут, что в СССР не было уже средневекового обычая отпускать преступника, если казнь не удалась по техническим причинам. Пишут, что недостреленного все равно бы расстреляли уже через десять минут.

Но строчка «Но был ОДИН, который не стрелял» для меня все равно давно уже одна из основ моего личного кодекса чести. «Все стреляют, а ты не стреляй». И я молю Господа о возможности однажды по-настоящему кого-то спасти!

Английский натуралист шотландского происхождения Джон Мьюр однажды, действительно, был застигнут снежной бурей, когда проводил измерения на склонах спящего вулкана Шаста в Калифорнии. Он провел ночь на краю горячего сернистого источника, ежеминутно рискуя погибнуть от холода (из-за снежной бури) или ожогов (слишком долго пролежав в горячем источнике).

Мистическое откровение, которое он пережил во время этих физических мучений, грандиозные видения далекого прошлого и далекого будущего — скорее всего, плод творчества Робинсона. Но эти видения были бы неудивительны для Мьюра, чьи религиозные и философские взгляды включали в себя благоговение перед природой вообще, и горами в частности. «В природе мы слышим голос Бога», писал он. А вот отец Мьюра (и об этом упоминается в рассказе) считал грехом все, что отвлекает от чтения Библии.

Ах, какой веселой и светлой должна была быть эта книга для ее первых читателей. Да и сейчас невозможно не смеяться над эпизодом, где дядюшка Поджер спешит на поезд, или над эпизодом, где герои пытаются объясняться с продавцами по разговорнику.

Но совсем не смешно читать рассуждения о немецком национальном характере в свете нашего послезнания. Все мы знаем, на что оказались способны дисциплинированные, аккуратные, законопослушные немцы. Жутко читать про еврейскую общину в Праге, а три хохотушки-продавщицы в Дрездене вполне могли дожить до бомбардировки в 45-м.

Супруга дядюшки Поджера считала, что нельзя выходить из дома, не попрощавшись как следует с родными. Теперь я ее прекрасно понимаю.

Едва ли не единственное антивоенное стихотворение у Гумилева. Нет здесь мысли: «И поистине светло и свято дело величавое войны», здесь, наоборот, предчувствие, что, кто бы ни оказался победителем («Войска войдут в столицу. Чью?»), война закончится катастрофой даже не политической, а геологической, провалом в палеозой. «Чудовищ слышны крики лирные, вдруг хлещут яростно дожди, и все затягивают жирные, светло-зеленые хвощи». Радиоактивной пустыни в 1915 году никто еще представить себе не мог.

Не знала, что песня написана уже в 1969 году, думала, что позже. В любом случае и эта песня — отражение социальных процессов, происходящих в позднем СССР. В позднем СССР официальная идеология у многих вызывала лишь скуку. Но не все могут жить без мировоззрения. И люди обращались к религии, некоторые к вере отцов, а некоторые к экзотическим восточным учениям. Многие в позднем СССР верили в переселение душ. Еще интересно, что наш интерес к Востоку был, возможно, позаимствованным с сильным опозданием интересом к Востоку в Европе и США. Многие западные интеллектуальные моды приходили в СССР, хоть и с десятилетним опозданием.

История Рогнеды, Ярополка, Владимира, Блуда и Варяжко во многом не выдумана автором. Интересно, что бояре и князья в романе часто считает бабьими сказками то, что в романе существует на самом деле.

Автор пытается писать очень красиво, и иногда ей это удается, а иногда красивостей слишком много. В книге очень много олицетворений, о воде, звездах, еловых ветках часто говорится, как о разумных существах.

Интересно, что, с одной стороны, в романе много понятий из «Велесовой книги» (Семиречье, птица Сва), а с другой, в романе

Роман — история человека, которого предали и который сам стал предателем, человека, против которого сделали много зла и который сам сделал много зла людям.

Одно в книге, похоже, ошибка. На Руси еще очень мало христиан, но в книге есть Настена, Улита, Марьяна. Ладно, Настена, может, от «наста», Улита — от «улитки», но откуда взялась Марьяна в краю, где еще не слыхали о христианстве?

Веками те, кому некуда пойти — бездомные, калеки, пьяницы, поссорившиеся с родней — искали приюта в монастырях. В монастыре будет крыша над головой, еда (иногда сытная и вкусная), лекарства при простуде, а главное, жалость. И только Богу ведомо, искренно ли молятся нашедшие приют в монастырях, или просто притворяются, чтобы их не выгнали из монастыря на волю стихий, голода и людской злобы.

В советское время монастырей почти не было, но начавшееся в 88-м году религиозное возрождение, совпавшее с массовой безработицей и квартирными мошенничествами, опять сделало монастыри последним (перед домом инвалидов) приютом для многих несчастных.

Вот и герой рассказа, удрав от второй жены, и его друг, уставший от бродяжничества и случайных заработков, находят приют в монастыре. Пытаются обрести настоящую веру, а пока наслаждаются теплом в кельях и монастырскими трапезами (по праздникам морковь с изюмом подают).

«И самое лучшее, что может быть — это видеть детей своих бегущими к тебе...»

История Испанской Армады в рассказе пересказана верно. Действительно, 130 кораблей под командованием герцога Медина Сидония торжественно вышли из Ла-Коруньи, но высадиться в Англии не сумели, а после долгого обхода Англии с севера и борьбы с ветрами и волнами (климат в XVI веке был холоднее, чем сейчас) многие корабли разбились у берегов Ирландии. До сих пор в Ирландии есть семьи, ведущие свой род от спасшихся испанских моряков. В рассказе очень интересно описание исполинских кораблей.

Но чернокожий мальчик, способный видеть души и исцелять или хотя бы избавлять от боли прикосновением, нигде в сохранившихся документах не упоминается.

Я не сумела опознать, кто такой брат Луциан и что такое его учение.

Если бы меня занесло в 1911 год, я бы постаралась уехать в Австралию, подальше от бурь столетия. Но Каратаев выбирает именно Германию, и его

Автор очень образован, но книга из-за этого иногда превращается в серию лекций — об египтологии, о драгоценных камнях, о винах, об автомобилях, об истории Германии, Австрии, Боснии. Явный сюжет книги возникает только в ее последней части, но этот сюжет поистине захватывает.

Конец книги, может, и правда слишком наивен и прекраснодушен.

Эх, где мои тринадцать лет, когда я сразу могла поверить, что Асгард был под Ашхабадом, а роща Гласир — это растущие под Ашхабадом персики с красными листьями.

Теперь взяла книгу из ностальгических соображений и была сильно разочарована. Сбивчивое повествование со множеством красивостей, самые удивительные «народные этимологии», трогательный «патриотизм без берегов» и совсем нетрогательная проповедь чистоты расы.

1956 год. Готовится экспедиция в малоисследованную еще Антарктиду, «где уголь под землей горит и делаются озера», где «шельфовые льды, медленно сползают в океан и превращаются в гигантские айсберги». И девятилетний мальчик думает, что попасть в такую экспедицию — великое счастье. А отец мальчика тоже романтик, тоже мечтает о неоткрытых оазисах и цветах.

Девятилетний мальчик уже достаточно взрослый, чтобы притвориться, что подарок для малыша его, уже большого, радует, но еще слишком мал, чтобы полностью понимать, что происходит.

Интересны детали быта пятидесятых — уже есть пылесосы, но во дворе еще стоят сараи, для преподавателя ВУЗа нормально держать домработницу.

Для меня этот рассказ — притча. Притча о том, что умершее надо похоронить. Да, оплакать, но похоронить. И в политике не надо цепляться за законы, имевшие смысл несколько веков назад, но больше не имеющие оправдания. И в личной жизни не следует цепляться за дружбу и любовь, которые давно закончились.

Я всегда стараюсь в новогоднюю неделю читать книги добрые и нестрашные. Вот и на этот Новый Год взяла я книгу Буторина и не пожалела об этом. Путешествие двух смельчаков за край земли и неба, удивительный мир

Книга детская и, как будто, сама написана ребенком. Во всяком случае, только ребенок станет придумывать имена,

Уже есть фирмы, предлагающие замораживать тела умерших в надежде, что через несколько веков наука сумеет найти способ оживить их. В рассказе рассматриваются риски, сопряженные с этим.

Первый и самый очевидный — что фирмы просто возьмут деньги, а тела выбросят на помойку. Потом есть риск, что хранилища замороженных будут разрушены при землетрясении, или что авария в энергообеспечении окончательно погубит тела. Последний риск — что для наших одичавших потомков обнаруженные хранилища будут лишь «источником легкоусвояемого белка» (с).

Сменилась эпоха, теперь ситуация, описанная в песне, непредставима. Теперь кажется, что песня — отрывок из чудовищной антиутопии, из нелепого гротеска, но нет, нецеломудренное поведение, действительно, со всеми подробностями могло быть разобрано на партийном собрании.

За то, что теперь это невозможно, за то, что теперь мое... целомудрие волнует только моих родственников и лечащих врачей, я очень благодарна, то ли Горбачеву, то ли самой судьбе. Да и «свободу Африки» сейчас никто на совещании обсуждать не будет.

Зато в США супружеская измена президента Клинтона разбиралась на суде со всеми анатомическими подробностями.

В одном герой песни ведет себя не совсем, как было принято в СССР, он запасается справкой «из диспансера нервного». Средний советский человек вряд ли пошел бы сам или отвел бы близких в психоневрологический диспансер. Слово «псих» было одним из самых страшных оскорблений. И сколько людей мучились, но не позорили себя и семью обращением в ПНД. Сколько было самоубийств среди тех, кто героически пытался терпеть, и тех, кому близкие не дозволяли позорить семью.

«Я слишком поздно родился, чтобы жить с вами, люди»... После самоубийства человека его близкие обречены всю жизнь искать свою вину. Слишком плохо обращались? Избаловали? Не заметили наркомании? Пропустили начало клинической депрессии? Так и губернатор Зубатый никогда уже не узнает, что привело его сына на крышу девятиэтажки.

Слишком много линий в романе обрывается на полуслове. Что это за

Самые страшные страницы романа посвящены городу Анжеро-Судженску. Не знаю, правдиво ли это описание.

Режиссер Ал. Михайлов — Никита Михалков? Или просто обобщенный образ режиссера, любящего искусство, но и себя в искусстве?

Трудно мне поверить, чтобы греческий монах мог говорить даже не о спящем Боге, а о спящих богах.

Надеюсь, книжка поможет тем, кого сейчас мучает искушение: «Вот повешусь и развяжу близких, вздохнут они спокойно». В книге ясно показано, что родственникам самоубийц очень плохо. А ведь родственников в книге никто не пытается судить по статье: «Доведение до самоубийства», есть ведь и такая опасность в реальности.

В 1988 году Горбачев был популярен во всем мире, да и у нас его еще любили — за надежду на «страну с человеческим лицом» и избавление от угрозы атомной войны. Уже в 91-м был лозунг «Мишку на Север», а беды 90-х многих заставили возненавидеть Горбачева.

Другие развилки в рассказе, приведшие к многонациональному поселению на Луне и полету на Марс — успешное освобождение заложников в Иране, приведшее к переизбранию Картера в 1980 году, и спасение Леннона, чей великий моральный авторитет способствовал многим переменам в мире. В реальности попытка освобождения заложников привела лишь к гибели вертолетчиков, кризис с заложниками стал одной из причин поражения Картера на выборах, а Леннон был убит психопатом в декабре 1980 года.

При всем моем уважении к Джону Леннону я сомневаюсь, что его моральный авторитет сильно бы изменил мир. Так дочери Льва Толстого были уверен, что «был бы жив отец, он бы не допустил Мировой Войны». Что ж, любящим дочерям свойственно преувеличивать.

В рассказе совсем нет фантастики. Просто писатель собирает материалы для истории двадцатого столетия, а потом спасается от депрессии путешествием на Оркнейские острова. В начале рассказа — двадцатое столетие описано верно. Век войн мировых и малых, век массовых казней и искусственного голода. Рассказ был написан в 1991 году, еще до балканских и постсоветских войн и геноцида в Руанде. У нас в 96 году уже не было пустых полок, да и хунтой режим Ельцина назвать трудно.

Оркнейские острова описаны верно. Есть там и погребальная камера с руническими надписями, и стоячие камни, и поселение с каменной мебелью, и «карманный» собор. Могут ли эти зрелища восстановить веру в человечество — вопрос не ко мне.

Один из тех журналов, над которыми хочется воскликнуть: «Хочу в Советский Союз». В страну, где уже в 12 лет можно было не только готовиться к жизни, но и заниматься полезным делом, например, работая в школьном лесничестве. Примечательно, что в журнале почти не упоминалось, что на комсомольских фермах еще и деньги платили. В 13-15 лет уже очень хочется иметь СВОИ деньги. Хотела бы я знать, что в журнале правда, а что — лишь пропаганда.

Блаженное время, когда слова «голубой патруль» никого не смешили.

Еще в журнале было множество практических советов для огородников, кролиководов и т.п. Советов очень полезных и для взрослых читателей.

В журнале очень много писали о природе не только родной страны, но и Африки, Америки, Австралии. Как будто не было железного занавеса, как будто мир был един, и патриотизм не мешал чувству единой планеты.

Теперь в журнале ничего не пишут о школьных фермах, а советы огородникам ушли в специальные журналы.

Нет, я своим разумом дорожу, я не хотела бы уйти в мир «нестройных, чудных грез». Тем более, что эти грезы часто бывают очень страшными, страшнее реальной тюрьмы. Счастье безумия? По-моему, о нем можно говорить лишь тогда, когда реальная жизнь много страшнее бреда больного. Рассказывал мне отец, что тесть его сослуживца, комдив, сошел с ума в 1936 году. Если ему в бреду грезилось что-то хорошее, то он был самым счастливым человеком в СССР в 37-м году.

Для Пушкина небеса над безумцем пусты, нет там ни христианского Бога, ни даже всеотца Вотана. Но самое жуткое в стихотворении — это строчки «посадят на цепь дурака и за решетку, как зверка, дразнить тебя придут». Да, так и было — больных держали на цепи и пускали публику дразнить больных. Ну, и кто тут ненормальный?!! Теперь такое можно встретить разве что в зоосаду, теперь в психбольницу злых детей не пускают.

И цепей теперь нет, хотя больного могут зафиксировать, зато нынешние лекарства могут иметь тяжелейшие побочные действия.

Самого страшного Пушкин предвидеть еще не смог, нет у него предчувствия нацистского уничтожения больных. «Посадят на цепь дурака» все ж таки не «отведут к оврагу под пулеметы».

Кто не мечтал о полете? Кто не мечтал видеть «всю вселенну, как будто с высот на ковре»?

Кто не мечтал о бессмертии или о воскресении из мертвых («восстану и я»)? Но надежда на встречу с дорогими людьми в раю или после воскресения мертвых — увы, лишь надежда, не уверенность («И в бездне эфира увижу ль тебя я, Пленира?»). Пленирой Державин называл в стихах свою первую жену.

А еще стихотворение интересно для историков биологии. В XVIII веке даже ученые считали, что ласточки не улетают на юг, а зимуют под землей, впадая в оцепенение («Прячешься в бездны подземны, хладея зимою, как лед»).

Во времена Державина еще можно было писать «туды и сюды».

Рассказ из отрывков, каждый из которых выглядит, как начало большого романа. Иногда то, что интересная психологическая зарисовка обрывается сразу, может очень разочаровать читателя.

Было очень интересно узнать про работу ЕЭС и аналогичную ей американскую систему и про

В рассказе проводится мысль, бывшая для советской фантастики очевидной —

Мы хотим, чтобы наши дети были хорошими людьми, и мы хотим, чтобы им жилось хорошо. Во многих странах и временах это вещи несовместные, приходится родителям выбирать.

Сможет ли долго существовать общество из людей без совести? Или там будет слишком много убийств и поджогов? Или такое общество будет успешно держаться исключительно на страхе перед наказанием?

Помощник хирурга

Жизнь без событий — ни войн, ни революций, ни резни, ни голода. Да миллиарды людей завидовать Тукину должны! И сам Тукин никого не убивает, не предает, не губит. Добра большого, впрочем, тоже никому не делает.

Стихотворение — мольба о легкой смерти, о радости в последнюю минуту. Но я бы не смогла написать: «Люблю сей Божий гнев!». «Во всем разлитое, таинственное зло» вызывает во мне лишь желание кричать от ужаса.

Теперь мы знаем, что малярия вызывается совсем не таинственными комарами, живущими в совсем не таинственных болотах. А когда этого еще не знали, смертность от малярии в Италии была чудовищной, многие местности оставались незаселенными, ибо смельчаки, рисковавшие там поселиться, в первую же зиму погибали от малярии. Я верю, что борьба с малярией зачтется Муссолини на Страшном Суде.

Теперь строфа — «Все тот же запах роз, и это все есть Смерть!» — звучит как описании радиации, о которой Тютчев и не подозревал.

Есть проклятие, приписываемое древним китайцам: «Жить тебе в эпоху перемен». Лирический герой стихотворения так не чувствовал. Он чувствовал себе сотрапезником на пиру богов («Всеблагих» из стихотворения) и зрителем того, как они решают судьбы людей и держав.

Интересно, что в стихотворении боги именно Всеблагие, нет в нем мысли, что боги эти далеки от людей и жестоки, что они просто забавляются людскими судьбами.

И поразительно, как изменилось восприятие строчки «Сих высоких зрелищ зритель» в эру телевидения. Теперь эта строчка звучит очень... некрасиво. Теперь она описывает человека, наблюдающего из своей безопасной квартиры репортажи с войн и революций в другом полушарии.

В детстве я ни о чем не задумывалась, когда взрослые, чуть подвыпив, пели «И за борт ее бросает в набежавшую волну», а взрослой вчиталась в слова песни и испугалась — в век луноходов и ЭВМ люди поют про человеческое жертвоприношение.

Есть две версии про то, что было на самом деле. Одна — голландец Ян Стрейс, описывая далекую экзотическую Московию, несколько преувеличил.

Вторая — Стенька подарил пленницу не Волге, а Яику. Логично — Волга женского рода, ей следует мальчиков дарить, а Яик — мужского, ему красавица-невеста в самый раз.

«Были цари — прогнали царей, были коммунисты — прогнали коммунистов», а невежество в области медицины, лечение народными средствами и пренебрежение советами врачей все процветают. В чем-то даже хуже стало, во времена Булгакова газетки с народными средствами еще не продавали в столичных киосках, а про

Первородный грех США — изгнание и частичное истребление индейцев. А иногда индейцев никто не убивал, просто пришельцы из-за моря оказывались носителями инфекций, к которым у индейцев не было еще иммунитета, и целые племена вымирали от оспы или кори.

Я могу оплакивать последних марсиан, но Спендеру я сочувствовать никак не могу. «Убивать закона нет» (с). Тем более нельзя убивать за грубость и вульгарность. Рвота на старинную мозаику — все-таки не убийство и не изнасилование.

При том Спендер или (для археолога) грубо неграмотен или о многом не договаривает. Да, европейцы уничтожили цивилизацию ацтеков, но в этой цивилизации было столько человеческих жертвоприношений, что ее гибель от пришельцев из-за моря была похожа на «это как если бы к Освенциму подлетели корабли марсиан». А сами ацтеки не были уничтожены, посмотрите любой мексиканский фильм, сколько там людей с индейской внешностью.

Рассказ художественно слабый и слишком морализаторский, но очень добрый, а мораль в нем — здоровая. Так что оценка — целых 7

Навидались мы за последний век неленивых правителей. Правителей, что активно строят то социализм, то капитализм, насаждают религию или атеизм, проводят то прогрессивные, то реакционные реформы, борются за мораль, укрепляют семью, разрушают города и строят новые, возрождают нацию вплоть до геноцида.

Может и правда, при ленивом князьке, любящем только сосиски с ветчиной, край родной процветет. Но есть риск, что бурную деятельность развернут министры, а князьку будет лень им мешать.

«Когда, народ ожесточа, я был бы в петле палача»? Вряд ли сам такой князек ожесточит народ, скорее он попадет в петлю из-за интриг деятельных министров.

Идея однополых партеногенетических первых людей — абсолютно ненаучна, уже рыбы разнополы.

Нет в этом однополом мире Эдема: «Каждый год, когда солнце касается вершины горы, мы должны убить одну из нас и сбросить ее тело в провал Расщелины», а уродливых детей выкладывают на скале Убиения. Наука нам говорит, что при партеногенезе рождаются или точные копии матерей или (из-за сбоев в копировании ДНК) уродцы. В этом мире нет тяжелого труда, но нет ни искусства, ни тем более науки. Блаженная жизнь в полудреме, без любопытства и без душевных мук.

Вдруг начинают рождаться мальчики (так у тлей осенью после нескольких партеногенетических поколений рождаются самцы). Сначала их мучают и убивают, потом относят на скалу Убиения, где их спасают орлы (как волчица спасла Ромула и Рема). Живут рядом две общины — мужская и женская, и первый контакт оборачивается жестоким убийством.

Что первый ребенок, рожденный от мужчины и женщины, оказывается активнее обычных — неудивительно, пользу двуполого размножения давно доказали биологи.

Консерваторы, готовые на убийства, лишь бы их мир не менялся — тоже неудивительный образ.

Харса, совершивший первый в истории этого мира морской поход и вернувшийся (потеряв многих спутников) в исходную точку — Эль Кано этого мира.

Интересно, в основе стихотворения реальное происшествие («Там, смотрю: нагая статуя! Камнем я в нее пустил») или всего лишь гротеск. Недавние события в Манеже (повреждение фанатиками скульптур, показавшихся им неблагочестивыми) говорят нам, что лирический герой стихотворения вполне правдоподобен. Сейчас тоже много благочестивой (вообще-то, мракобесной) литературы и много людей, искренне считающих, что «стремление гуманное — это все придумал бес — Наважденье окаянное! Окаянский наш прогресс!».

Как легко потерять доброе имя! Как приходится всю жизнь расплачиваться за преступление или... за мелкую ошибку! Как трудно поверить окружающим в наше раскаяние, в наше исправление, да просто в то, что мы уже выросли и не собираемся повторять детские ошибки.

История о возмездии. Таманго годами продавал рабов за море, пока сам не попал в рабы. Леду годами скупал рабов, пока не был убит восставшими рабами. Когда пишут об ужасах работорговли, часто не упоминают, что сами африканские царьки продавали своих подданных за море, как скот. Но Таманго горд, храбр и несгибаем и дорожит женой,

Интересная деталь: негры верили, что белые живут на кораблях, а своей земли не имеют.

Великолепное окно в мир в эпоху «железного занавеса». Калидаса, Эмили Дикинсон, Гессе, Джойс, Маркес... Да, конечно, печатали и «проваренных в чистках, как соль» (с) писателей соцстран и «передовых пролетарских писателей», но даже их книги позволяли узнать многое о быте, нравах, истории далеких стран.

В советское время часто печатали статьи о книгах и фильмах, которые в СССР издавать не собирались. В статьях этих разоблачалась антисоветская пропаганда и хвалились достижения прогрессивных писателей. Вот и в этой статье подробно пересказываются книги, которые будут изданы либо в 90-е (уже в другой стране) или не изданы до сих пор.

«Инструктаж перед спуском в ад» Дорис Лессинг Николаевская называет утопией, но это скорее книга о «счастье безумия».

«Урбанистический ад, где автодорожный знак перст божий, а машина источник восторга — тема романа «Бетонный остров» Болларда» (теперь фамилию эту пишут как Баллард»)

«Небоскреб» Болларда рассказывает о социальной катастрофе в доме — микрогороде.

«Альбион! Альбион!» Дика Морленда предсказывает диктатуру футбольных болельщиков (для некоторых городков книга весьма актуальная)

«Европа после дождя» (имеется в виду термоядерный дождь) и «Вавилон» Алана Бернса — постапокалипсис.

«Операция» Кингсли Эмиса — альтернативная история, в которой римско-католическая церковь властвует над миром, и власть эта очень жестока.

«1985» Энтони Бёрджеса — продолжение «1984» Орвелла: экономикой правят арабы, школы закрыты, всеобщая забастовка парализовала нацию.

О романе Оруэлла в статье подробно не говорится, «Пафос книги... определяется крайним индивидуализмом и отрицанием возможности какого бы то ни было равновесия между личностью и государством». Упоминается, что книга стала «катехизисом антикоммунистической пропаганды», но что Бёрджесс «напротив, «реабилитирует» Оруэлла, говоря, что Океания — это сатира на Англию 40-х годов». Не собирались ли в СССР издать Оруэлла с предисловием, что это сатира на капиталистическое общество? В реальности, «1984» напечатали только в начале 1989 года, уже в перестройку.

Читать тем, кто интересуется позднесоветским литературоведением, и тем, кто хочет подобрать для себя что-то из английской фантастики.

Вроде, обычная детская жизнь: поиски кладов, первые поцелуи, попытки разгадать тайны соседей. Но бомбят все чаще, выкрикнутые в ссоре слова «как был красным, так и остался» могут быть смертельно опасны, а почтальон разглагольствует о вражеской пропаганде. Старуха, которую одни считают ведьмой, другие святой, старуха, про которую дети шепчутся, что она графиня-инкогнито или сбежавшая монашка или хозяйка борделя, прячет еврейского ребенка. К счастью для себя, мальчик Атце не успел сообщить в полицию, что старуха похитила ребенка, гибель ребенка не оказалась на его совести, старуху поймали и отправили в концлагерь без него. Как легко ребенку стать преступником в плохой стране!

Сколько лет Грегерсу? Ведет он себя лет на 14. Во имя своих высоких идей он разрушает чужую семью, точнее, считает, что после его разоблачений семья эта возродится для новой жизни. Эти высокоидейные еще опаснее, чем просто жестокие.

Характерен контраст между комической предпоследней сценой и трагической последней. Вот Ялмер, произнося красивые слова, машинально съедает бутерброд, потом другой... Казалось бы, он вот-вот помирится с женой.

В основе пьесы подлинная история женщины, подделавшей документы, чтобы на полученные деньги вылечить тяжело больного мужа. Когда муж узнал об этом, он под напором общественного мнения развелся с уголовницей, но через несколько лет помирился с ней.

Конец XIX века — это эпоха, когда идеалом женщины считалась очаровательная куколка, «ангел домашнего очага». Нора в начале пьесы выглядит именно такой куколкой. Любящий муж называет ее птичкой и белочкой, и, как маленькому ребенку, запрещает есть сладкое. Муж не догадывается,

Есть в эту эпоху, впрочем, и женщины, работающие по найму. Комическая деталь — фру Линне берут на место некогда отвергнутого ей возлюбленного. Она не только разбила ему сердце, но и оказалась конкуренткой в деловом мире.

История доктора Ранка уже непонятна нынешним читателям. А в XIX веке распространена была одна из самых страшных форм врожденного сифилиса — форма, при которой ребенок выглядит здоровым, а у взрослого уже человека вдруг за несколько месяцев разрушается нервная система. Так сама природа карает детей за разврат родителей.

Демократия — единственный строй, при котором можно обсуждать, хорош ли этот строй, и предлагать варианты его улучшения. Мне, например, очень нравится идея детских голосов. И за предложенную в статье идею давать дополнительные голоса за уровень образования я всецело «за». А вот лишний голос за богатство — по-моему, сомнительная идея: слишком легко нажить богатство «путем неправедным». Очень интересно, что у Твена сатира, а что в статье он писал всерьез?

Интересно также, что «Гондур» звучит похоже на «Гондор»

Бывает лицемерие, а бывает умение обманывать себя. Я не считаю г-жу де Пьен лицемеркой, я считаю, что она умеет верить в то, что говорит, и умеет не замечать свою и чужую любовь. Легко бороться с искушением, когда это искушение не осознается, удобно не замечать чужую любовь, когда эта любовь создаст слишком много волнений.

Интересно, заметили ли параллель между окончанием новеллы и последней частью «Анны Карениной». Макс тоже собирается отправиться на войну с турками.

Сразу скажу, я ем котлеты (но смотреть на сырое мясо мне очень неприятно), при этом очень стараюсь не думать, откуда эти котлеты берутся. А в повести невыносимо подробно описывается, откуда берутся котлеты. Давно я не читала такой яростной и откровенной проповеди вегетарианства. Скорее бы на самом деле искусственное мясо изобрели!

Последняя часть,

Прошло 115 лет, медицина достигла небывалых успехов — пересадка сердца и печени, победа над черной оспой, ЭКО... Теперь (при аккуратном приеме инсулина) с диабетом живут десятки лет, антибиотики и система прививок сделали дифтерию и корь редкостью, смертность от рака, родов, инсультов упала...

Прогресс медицины в XIX веке был также велик. Достижения асептики снизили смертность при операциях в десятки раз, открытия обезболивающих веществ (хлороформа, эфира) сделали возможными полостные операции и кесарево сечение, открытие рентгеновских лучей сделало возможным «видеть человека насквозь».

Теперь много женщин-врачей, теперь женщины могут обращаться за врачебной помощью без вреда для своей психики. Но женщины все еще рискуют жизнью, чтобы подарить мужу ребенка. «Я уже смотрел на мужа роженицы с озлобленным, неприязненным чувством. Ведь это был их второй ребенок, значит он знал, через что должна была пройти его жена».

Но все так же «прогресс медицины идет через горы трупов», мучительным методом проб и ошибок, все так же молодым врачам приходится учиться прямо на пациентах, все так же мы не можем еще обойтись без жестоких опытов на животных, все так же появляются лекарства, что хуже болезней. (Жутко читать строчку: «одно из самых драгоценных врачебных средств — кокаин»)

Любопытно, что вскрытие умерших было обязательно только для умерших в больнице, умерших дома хоронили без вскрытия (и сколько людей не ложилось в больницы и не клало в больницы детей из страха перед возможностью вскрытия!). Теперь, наоборот, вскрытие умершего дома обязательно.

Пишет Вересаев и о том, что прогресс медицины позволяет жить и размножаться тем, кто раньше бы умер в младенчестве. Не приведет ли это к окончательному вырождению. Но Вересаев с гневом отвергает идею «превратить человечество в заводскую конюшню под верховным управлением врачей-антропотехников».

Самое страшное у Вересаева — то, что доктор Менгеле был законным наследником многих (в том числе, русских) врачей. Сколько было чудовищных опытов (иногда с формального согласия подопытных) на слабоумных, на больных терминальным раком («им все равно помирать»), на солдатах, арестантах, проститутках («шлюх не жалко»).

Все так же жалованье врачей слишком мало, а самоубийств и алкоголизма среди них много.

Все так же медицина зачастую — медицина лишь для богатых и свободных.

Вересаев пишет: «Я ни разу не видел старика-наборщика, из ста прядильщиков только девять живут дольше сорока». Формально свободные люди живут хуже, чем в концлагерях. Не удивительно, что добрые и совестливые люди становились социалистами (а после социалистической революции появились концлагеря...)

Увы, нет на Луне мхов, лишайников, и тем более, высших растений. Нет и животных, «с огромными вееробразными придатками, улавливающими влагу из воздуха».

В рассказе — одно из первых в литературе упоминаний о метеорной опасности для космических кораблей.

Котловины, возникшие при ударе метеорита (астроблемы), на Земле, действительно, многочисленны.

Интересно, что корабль взлетает не с космодрома с многотысячным обслуживающим персоналом, а всего лишь из частного сада. В экипаже трогательный интернационал (Петр, Людвиг, Иосиф, Ованес) и две женщины.

«Крошечная, шутливая песенка»... Вот только, если вдуматься, сколько человеческих драм за ней встает! «В общем так, один грузин влюбился в русскую», «В общем так, один старообрядец влюбился в вообще нерелигиозную»... В советское время пропаганда поощряла смешанные браки, в советских книгах говорилось, что любовь выше, чем национальные и, тем более, религиозные различия, а разговоры о «долге перед расой» считались гнусностью. Жаль будет, если мы это окончательно потеряем, жаль будет, если «долг перед расой» станет официальной доктриной.

«Этрусское не читается»... Когда римские антиквары заинтересовались этрусками, этрусский язык был уже почти забыт. Ученые Нового времени тоже не преуспели в расшифровке этрусских надписей.

Когда я впервые читала Щербакова, лет мне было очень мало, я совсем не разбиралась в политике и ничего не знала о лихорадочных поисках замены марксизму если не во власти, то в близких к ней кругах. Я с восторгом читала о древних и загадочных этрусках и о Чатал-Гююке, всплывшем из бездны тысячелетий. Этимология «Мерсин» как «море синее» казалась мне вполне законной, а фраза «Годы, как маковое поле» заключала для меня философскую глубину и величественную поэзию.

Теперь я вижу, что почти все расшифровки в статье — классический пример «народной этимологии», а «патриотизм без берегов» (русские как прямые потомки «сынов леопарда»-восточных атлантов) так велик и нелеп, что уже умиляет. И совсем уж мне теперь непонятно, что общего у годов и макового поля!

Интересно, хотя бы у одного серьезного историка проснулся интерес к истории над прочитанной в десять лет статьей Щербакова? Не удивлюсь, если да. Надеюсь, этрусское скоро все-таки станет читаемым.

Оценка — целых 5, за память о детстве.

Я давно хотела найти, откуда запомнившаяся мне в детстве фраза: «Разве развалины огромной тюрьмы говорят о развитой цивилизации?» Кто писал о древних трудовых цивилизациях? Недавно мне случайно попал в руки сборник Рыбина.

Уже в 70-е годы официальная идеология не вызывала у думающих людей особого интереса. Но без мировоззрения жить очень трудно. Некоторые становились либералами-западниками, а многие искали опоры в прошлом, иногда очень далеком, а иногда просто гипотетическом.

В партийной верхушке это тоже понимали и тоже думали о замене марксизма. Официальная идеология (отражавшаяся среди прочего и в журнале фантастики и приключений «Искатель») медленно двигалась к национализму. Вот и в повести Рыбина мы читаем о древней трудовой цивилизации, существовавшей пять тысяч лет назад, и необходимости знать прошлое. Свободы печати еще не было, о позднесоветской цензуре очень много говорит тот факт, что Рыбину (фронтовику, между прочим) дозволили назвать эту древнюю цивилизацию, не знавшую рабства, арийской.

Но Рыбин много пишет о дружбе народов вообще и извечной русско-армянской дружбе в частности, как следует из повести, дружбе этой уже четыре тысячи лет. Автор мягко осуждает мать героя, которая боится нерусской невестки. Пишет он и о том, что цивилизация, которой понятие «радости труда» смешно, очень нездорова. А для большинства позднесоветских граждан «радость труда» уже была пропагандистской трескотней.

Медеплавильное производство и строение, очень похожее на обсерваторию, действительно, были обнаружены археологами у армянского города Мецамор. Четырех урартских царей, действительно, звали «Руса», но связывать это имя с «русскими», а тем более с «руслом» — чистая «народная этимология».

Любовная линия в повести очень мила. «Но рабу я не буду рада, я лишь друга принять могу».

Читать тем, кто интересуется процессами, происходившими в позднесоветской психологии, тенденциями позднесоветской пропаганды. Тем, кто размышляет о возможной судьбе страны без Горбачева

Нет, все-таки не бывает чисто развлекательных книг, чисто эскапистских произведений. Вроде бы, классическая фэнтези с прекрасной и мудрой королевой эльфов, с бесчисленными (и для меня слишком детальными) поединками на мечах и заклинаниях, с забавно препирающимися спутниками героя, с юной воительницей,

Но линия Эбенезера Джайлза совсем не для эскапистской литературы. Слишком реальны спецслужбы, то играющие на благородных чувствах и установках, воспитанных в детстве, то реально угрожающие. Да, инквизиция в романе иногда борется с реальным злым колдовством, иногда реально хранит мир от наступающей Тьмы, но и наши спецслужбы иногда борются с реальными террористами и фашистскими заговорщиками. Страшная мысль — что если Перумова (он ведь 1963 года рождения) самого пытались завербовать, еще в КГБ или уже в ЦРУ? Нужно много мудрости, чтобы не поддаться на взывания спецслужб к лучшим чувствам, и много храбрости, чтобы не поддаться на угрозы спецслужб. А иногда нужна мудрость, чтобы сотрудничать со спецслужбами против настоящего зла.

Интересно, что символизируют тот факт, что Тьма в романе на западе, а не, например, на востоке?