Даже у поэтов с репутацией самой... скверной бывают настоящие стихи. Стихи, которые можно петь. «С деревом и пламенем в ладу хорошо живется человеку»... Но опасно просить, чтобы «сердце было сильным и холодным». Судя по публицистике Куняева, он сильное и холодное сердце получил!

И странно, что когда-то само слово «Афганистан» не пугало.

Вот планета, на которой слишком много пустынь и слишком мало оазисов, слишком жаркий климат и цепи гор, уходящие в стратосферу и лишенные перевалов. В пустыне к северу от гор слишком мало пригодной для гуманоидов пищи, и местные племена не собираются отказываться от людоедства, у этих племен нет даже семей, мало кто из рождающихся детей избегает котла, но вожди не глупее многих вождей индустриальной эры. Родился среди людоедов уже и поэт, «и поэт истинный» (с).

К югу от гор в цепочке оазисов уже феодализм, а обилие домашнего скота позволяет обойтись без людоедства.

Есть анекдот про демонстрацию рабов под лозунгом: «Да здравствует феодализм — светлое будущее всего человечества». В романе прогрессом является даже не

Другой автор сделал бы из этой идеи рассказ, пробирающий до костей, а у Головачева получилась лекция на канцелярите, которую один персонаж читает другому (не разговаривают так в жизни друзья!). Может быть, другой автор сможет написать берущий за душу рассказ

«Сильна, как смерть, любовь»? Похоть, пожалуй, еще сильнее, а легкомыслие и невежество совсем сильны. Как можно не бояться сифилиса и пренебрегать лечением, когда рядом целые семьи гниют заживо? И как могли тогда образованные люди не бояться развратничать, зная, что в стране эпидемия сифилиса?

Интересно для меня было, что уже тогда сифилис пытались лечить. Ртутной мазью — «эффективность, как от борьбы с карманниками посредством артобстрела города» (с).

Какой размах — Русь, Византия, Европа, Китай, Степь, Америка... Как автор пытается всех понять (а многих и оправдать) — императоров, монахов, воинов, купцов, крестьян, кочевников... Говорят, книга ксенофобская, но автор с восторгом описывает многоязычную Тмутаракань (предшественницу многоязычной и многоверной Астрахани), и старается вникнуть в ход мысли самых разных людей. Вот сатанисты, но доведены отчаянием, вот людоеды, но на их островах слишком мало белковой пищи.

Книга очень красиво написана, в ней много описаний природы и философских рассуждений, но общего сюжета нет, повествование течет, как река (недаром книга начинается с рассуждения о реках), и конец иной истории мы узнаем, когда уже подзабыли начало. Зато мы можем насладиться описанием знойных кубанских плавней, болот Полоцкого края, Великой Степи...

Там же, где есть четкий сюжет — слишком много войн, преступлений и коварных интриг. Вот Русь, раздираемая войнами князей-родичей, а вот мудрые китайцы, которые слишком боятся нового и слишком презирают солдат. Недаром книга заканчивается великой угрозой — рождением Чингиз-хана.

Хотелось бы прочесть отдельные большие книги про Приселко, проведшего десять лет в Византии и оседшего в лесном краю, про искусного мастера Жужельца, пытавшегося соорудить крылья, скульптора Квинатцина, творящего красоту в жутком времени и жутком месте, рабби Исаака, задолго до Марко Поло пересекшего Евразию. О прототипах рабби Исаака есть книга «Три еврейских путешественника». А вот молитва рабби: «Пусть евреи будут воинами, лекарями, искусными ремесленниками, но не торгашами» — скорее всего, анахронизм. Вряд ли у средневекового александрийца было презрение к торговцам из советской пропаганды.

Обычная история. Каждый день тысячи девушек по всему свету влюбляются в молодых людей, намного образованнее или богаче или знатнее себя. В молодых людей, которые или ни за что на них не женятся или женятся по расчету и будут стыдиться своих необразованных или незнатных жен. Ах, если б можно было управлять своей любовью!

А еще рассказ интересен для тех, кто увлекается историей моды, кого привлекают сами слова «рококо, сутажет, камбре».

До последнего абзаца я надеялась, что

Лучше бы я прочла какую-нибудь популярную книгу по астрономии. Мне интересна картина звезды, величественной даже в своем умирании, тускло-красной с островами холодной (для звезд) материи. А злобы, подлости и ксенофобии мне хватает и в жизни.

Счастлив тот человек, кто никогда не молился о забвении. Но как много в нашей личности зависит от нашей памяти? Как много мы потеряем вместе с памятью о горе и вине? И до чего же страшно потерять память о любви, о счастье

Еще в рассказе есть остроумный прогноз о том, к чему приведет эпидемия кредитов. Как бы и у нас в стране такие законы не появились.

До чего же славное чтение, книга без пошлости и жестокости, с замечательными морскими пейзажами.

Читали мы уже множество раз и про экзамены в школах ведьм, и про иерархии женщин-колдуний, и про спецслужбы, охотящиеся на колдунов, и про юношу, немедленно оказывающегося Избранным, и про принцесс, высокомерных и капризных, но добрых внутри,

Две оригинальные детали: автор, опираясь на кельтскую фонетику, охотно прибегают к звуку «Ы» (который русские почему-то считают очень уродливым), а местный аналог

Сказано в Библии «И вы, отцы, не раздражайте детей ваших». Господин Рубцов или не знал этого изречения, или свято верил, что оно к нему не относится, что он искренне оберегают любимую дочку от злых людей и «кривой дорожки».

Параллельно Каменская, в свои 39, учится принимать на себя ответственность и вести себя как подобает взрослой женщине, а не девчонке.

Маринина, увы, пишет «канцеляритом», но иногда ей удается передать чужую речь. Надеюсь, кто-нибудь из читателей поймет, что словечко «как бы» превращает смысл речи прямо в противоположный. «Я тебя как бы люблю» значит «Я тебя все-таки не люблю».

Роман вышел в 2000-м году. Вроде недавно, но нынешнего читателя уже удивляет тот факт, что сотовые телефоны и интернет еще у немногих, что нужно объяснять читателю, что такое форумы и ники.

Увы, те, кому эта книга нужнее всего, вряд ли задумаются над книгой. Семейные тираны вряд ли задумаются о том, что дети могут их ненавидеть и

Приметы возрождения, приметы возвращения нормальной жизни — магазины, заваленные белым хлебом и булками, тучи чулок и мехов на витринах, газеты объявлений, биржа, оживленное движение на улицах... Нужно несколько лет страдать от голода и холода, чтобы с восторгом писать о многочисленных кондитерских. 20-е годы — одна из лучших эпох в советской истории, эпоха надежды на установление хорошей жизни, богатой и спокойной.

Такое же возрождение мы наблюдали в 92-м году (в меньших масштабах, но и разруха в 91-м была много меньше, чем в 20-м). А вот рекламные листки с аэропланов у нас не разбрасывают.

И мне тоже зимой очень жалко уличных торговцев, раздатчиков рекламы и прочих людей, вынужденных терпеть мороз ради прокормления себя и семьи. Однажды я купила книжку только потому, что было жалко бабушку у лотка с книгами.

Примечательная деталь: в рассказе этом есть едва ли не единственный в русской классике эпизод, где городового жалко, где о полицейских говорится с сочувствием.

Начинается роман как череда эпизодов, картинок нравов, психологических зарисовок, почти не складывающихся в сюжет. Только в конце романа становится ясно, как многие детали оказываются важны для сюжета и как связаны между собой разные персонажи (например,

Сатира романа направлена на запутанную систему английского судопроизводства и фальшивую благотворительность людей, решающих таким образом свои психологические проблемы. Миссис Джеллиби тратит все свое время и силы на благотворительность и совсем не заботится о своей семье, а от ее благотворительности нет и настоящей пользы беднякам. Впрочем, миссис Джеллиби — это еще хороший вариант, читала я про благотворительниц, бьющих детей, чтобы не путались под ногами. Интересно, как сам Диккенс относился к идее женщин-парламентариев? В этом вопросе Я не могу не сочувствовать миссис Джеллиби.

Эстер — брошенный ребенок, и как многие брошенные дети, трогательно любит свою далекую мать. В отличие от многих брошенных детей она не озлобилась на весь свет, а, наоборот, трогательно старается заслужить любовь окружающих. Какая у нее низкая самооценка. Как она трогательно благодарна за любое доброе слово. Как она благодарна за заботу трактирщицы, ей не приходит в голову, что ее спутник просто мог щедро заплатить трактирщице за заботу.

Крестная Эстер — чудовище. Как можно сказать ребенку: «Лучше б тебе было совсем не родиться»?!

Я рада, что Эстер

Обязательно читать тем, кто собирается начать длительный судебный процесс и тем,

Вот судебный процесс, который тянется десятки лет, служит обогащению десятков юристов и заканчивается только тогда,

P.S. Историкам науки на заметку: на первой странице упоминаются мегалозавры, бывшие тогда научной сенсацией.

Много веков назад палачи изобрели пытку лишения сном. Но девочка Варя не пленница, от которой требуют признаний и отречений, девочка Варя просто служанка в доме людей вроде бы не жестоких, но равнодушных и невнимательных. Как страшно заплатили хозяева за то, что не поняли, что девочке нужно выспаться!

Читать — всем начальникам, всем, от кого зависят другие люди.

Когда-то, в далеком детстве я читала «Фаэтов» Казанцева и восхищалась: «Борьба длинноголовых с круглоголовыми? Как ловко Казанцев придумал нелепейший повод для гражданской войны». Стала я старше и узнала, что в конце XIX века расизм был почти общепринятой научной теорией и древнейшая история Европы рассматривалась как борьба расы светловолосой и длинноголовой с расой черноволосой и круглоголовой (а юный Адольф Г. поглощал подобную научно-популярную литературу в огромных количествах).

И роман «Эйрима» показывает нам очередное столкновение черноволосых круглоголовых пришельцев с Востока, построивших свайные поселения на озерах, и оттесненных пришельцами в горы светловолосых длинноголовых исконных жителей Европы. Очень подробно описываются столкновения великих армий (из десятков бойцов) и поединки витязей (на каменных топорах).

Но в отличие от бесчисленной расистской беллетристики

Описания зарождения и развития любовного чувства неумелы, но так старательны, что вызывают у взрослого читателя великое умиление. Описания ледников, хрупких ледяных мостов над пропастями, озер с кувшинками и лунными дорожками, лесов, в которых зубры, олени и медведи еще не истреблены охотниками — поистине великолепны. Роман написан старинным пышным слогом, полным роскошных метафор и философских рассуждений.

Мучительное чтение. Множество физиологических подробностей, требующих крепких нервов.

Гельминты, подобные проволочнику из рассказа, действительно, существуют, например, знаменитая ришта в Средней Азии, побежденная, к счастью, в советский период.

Альтернативный мир, описанный в рассказе —

Ах, с каким восторгом я бы читала в семь лет о приключениях среди гигантских трав, о сражениях с муравьями и гидрами, о переправе через реки, кишащие чудовищами (гладышами и личинками стрекоз). Как прекрасно было бы читать книгу, где почти нет злых людей, книгу о прекрасном «поющем мире» социализма. Книга написана в 48-м году, но совершенно нет ощущения недавней войны.

Но я читала эту книгу, когда уже много знала и про гражданскую войну, и про 33-й год, и про 37-й.

Читала и думала: «Думчев прожил десятилетия вдали от людей среди пауков и хищных жуков, но зато он ничего не узнал про бойню первой мировой, про ужасы гражданской, про мучительную жизнь среди доносчиков, где легко погубить себя и близких неосторожной фразой».

Но заключительные страницы — про симфонию красок — я все равно читала с восторгом.

Эх, старовата я для книжек про пиратов и их прекрасных пленниц. Первая часть — простой боевик с бесчисленными погонями, перестрелками, интригами властителей и купцов.

Но с самого начала описание мира интереснее, чем сюжет. Мир-чаша, к краям которого никто не смог приблизиться. Воздушные корабли, плавающие по похожему на пух «эфиру», но не способные подняться к небу или опуститься на дно воздушного океана, в котором утесами стоят материки и острова. Неподвижное Солнце, перестающее светить ночью, отсутствие звезд. Ученые,

Действительно, в державе Тауантинсуйю (Инкском царстве) была запрещена письменность, а гения, придумавшего ее заново, сожгли на костре. Но в рассказе нет точных реалий инкского царства (не было в нем лейтенантов и ефрейторов), рассказ — притча о судьбе гения при диктатуре. Иногда эта диктатура не способна заметить пользу открытия («Прошляпили, чинуши! Взяв на вооружение передовой опыт, составили бы на каждого досье, завели бы картотеки: кто задержан, кто замечен, а кто склонен»).

Автор пытается проникнуть в психологию палачей, и тех, кто искренно ужасается врагам («Разве ж можно — холеру?»), и ученика,

А что это за

Про избыток красивостей и публицистики уже писали, про то, что повесть — один из немногих примеров советской фэнтези — тоже. Интересно, голубой кедр — таежное древо жизни — вымысел Грушко или подлинная нанайская легенда?

Интересна идея о встрече русских домовых и нанайских дзё комо. Русские (точнее, часть их) — ведь тоже народ-скиталец. Сколько поколений людей должно прожить в стране, чтобы она стала для них настоящей родиной? Чтобы люди почувствовали, что их корни в здешней земле? И как быть с теми, для кого этот край — лишь место для быстрого заработка и взлета карьеры?

Я никогда не могла смотреть на инвалидов и безумно боялась родить сиамских близнецов. Медведев мастерски прошелся по моим страхам (и наверняка, не только моим). Поскольку повесть 83-го года, злодеи — американцы и прислуживающие им предатели итальянского народа. Автор пишет об американцах, проводивших испытания атомной бомбы над своими солдатами, и не упоминает Тоцкий полигон. Странно, как легко герой попадает в Италию.

Повесть резко распадается на две-три почти не связанные между собой части. Про уйгуров я почти ничего не знала и страницы, посвященные им, читала с очень большим интересом.

Я готова была закричать от ужаса над страницами про интернат для глубоких инвалидов и над разговором с гениальным уродцем Колоссом.

Слог — слишком исполненный красивостей.

Читать: первую часть — интересующимся уйгурами, вторую — людям с очень крепкими нервами.

Это прежде всего филологический роман. Герой — немецкий студент-филолог — всматривается в русские слова, высказывает догадки, ищет сходство между языками.

Герой — ученый филолог, но редкостный недотепа, постоянно влипает в неприятности.

Роман — очень сатирический, о нашем образе жизни (с чудовищной коррупцией) и о нашей доблестной милиции в романе — ни одного доброго слова. Но старики в романе — очень симпатичные.

Есть в книге и мысли о судьбе Грузии (тоже... нелестные).

Едва ли не первый рассказ о экологической катастрофе. Об исчезновении зверей, птиц, рыб, о пересыхании ручьев, и о том, что люди тоже слабеют. При этом в рассказе не упоминается промышленность, отравляющая воздух и воду, но подробно говорится о масштабной охоте десятки лет назад. Интересно, видели ли герои связь между прошлой охотой и нынешней скудостью?

Первое чувство, которое возникает при чтении книги — это чувство бездны времени. У меня не было такого чувства при чтении Нового Завета. Боги-ослы и боги-быки, боги гранатовых и терпентинных деревьев, язычники, пьющие кровь и едящие плоть своих богов, рыбохвостая богиня любви и смерти, ритуальные оргии, цари со священной хромотой, распятие, дающее бессмертие.

Грейвз пытается реконструировать логику древних, и иногда эти реконструкции, например алфавит деревьев, напоминают

Неудивительно, что Грейвз спокойно пишет про то, как царя приносят в жертву за народ. Он ведь участвовал в Первой Мировой, когда миллионы молодых людей перемалывали в мясорубке истории, а старые правители глубоко в тылу не проливали и капли своей крови. По сравнению с «адом Вердена» цари, отдающие жизнь за свой народ, вызывают уважение.

Иисус в книге — внук жестокого царя Ирода («Внуком Тамерлана был великий Улугбек»), Мария Магдалина, отождествленная с Марией-цирюльницей из Талмуда — жрица древнего культа, выглядящего для нас изуверским, жрица грозной Тройной Богини — Девы, Матери и Старухи.

Книга очень красиво написана. Есть и сатирические сцены — например, когда Ирод Антипа предлагает Иисусу три таланта серебра в год за отказ от притязаний на престол. А Никодим хочет сделать из Иисуса обычного союзного царя, покровительствующего торговле, но тот, кто хочет победить Женщину и Смерть, не станет обычным союзным царем, покровительствующим торговле.

Воскресение в книге настоящее, а вот превращения воды в вино нет. «Вода — это вино, которое пил праотец Адам в раю».

Иисус в книге уступил нетерпению, и Небесная Царица похоти и смерти все царствует над нами.

Моя любимая фраза в книге: «Слово «любовь» прекрасно на любом языке».

Наши предки щедро населили мир духами-покровителями стихий. В лесу жили лешие, в поле — полевики, в озерах — водяные. У людских строений тоже были свои покровители — домовые, овинники... Может, и у метро быстро появились свои покровители. Перегон метро, выигранный в карты — напоминает былички, в которых миграции животных объясняются тем, что лешие их друг у друга в карты выигрывают.

«Остоженку» все обещают, «Якиманки» и «Маросейки» нам очень не хватает, зато «синяя ветка» доросла до Митина.

Страшнее — только книги про Освенцим. Михаил Алексеев — советский классик с ... нелучшей репутацией. Но он сумел напечатать в 1981 году книгу про голод 1933 года, голод, вызванный политикой власти.

Посколько книга напечатана в 1981 году, в ней много верноподданных рассуждений («И все таки мы остались верны советской власти»). Но рядом с этими рассуждениями — пронзительные рассказы про семью, которая пережила март потому, что дядя придумал, как ловить грачей силками, про мальчика, который выжил сам и сохранил сестер потому, что догадался нырять в пруд за ракушками.

Удивительно мягкая и светлая

Сюжет — обычная история, тысячи раз повторяющаяся в нашей жизни. Девушка

Мне нравится, когда человек пытается вырваться из предписанной ему роли. Мне понравилась не сама мистика от Марининой, а тот факт, что Маринина не стала писать очередной роман о Каменской, а попыталась написать мистику. Увы, мистическая часть мне показалась довольно слабой и очень вторичной.

Детективная часть гораздо сильнее. Развязка непредсказуема (и опирается, как я понимаю, на подлинную обстановку в МВД), а одна фраза в начале оказалась «чеховским ружьем в конце» (

Роман — история человека, который слишком боялся конфликтов, слишком долго хотел быть хорошим, слишком долго терпел унижения

Молодой Меркурий с мхами и насекомыми, Венера постарше с динозаврами, старый Марс с островками жизни — как жаль, что все это не сбылось, что Меркурий и Венера — раскаленные мертвые каменные шары, Марс — каменный шар холодный, но тоже мертвый. Одна надежда на спутники гигантов, на Европу и Титан, может быть, там есть загадочная далекая жизнь (возможно, на основе аммиака).

Интересно, что Днепров знал о советских «шарашках»?

И какая же горькая ирония в том, что

История человечества — это история войн, перемежающихся великими стройками (пирамиды, Китайская стена...). История крестьянства — история людей, отдающих своих сыновей на войны и стройки.

Это книга о том, как цивилизованный мир сам долго и старательно выращивает свою гибель. И это гибель, может быть, возмездие за жестокость и жажду наживы.

Считается, что книга — предсказание второй мировой войны, но нельзя полностью отождествлять саламандр с нацистами. В начале книги саламандры — только жертвы. Обнаружившие их моряки уничтожают всю популяцию, кроме пары особей. Затем саламандр заставляют работать на людей, эксплуатируют их нещадно, проводят над ними жестокие опыты. Потом дают им образование и пытаются им проповедовать.

Саламандр становится все больше, их технический уровень все возрастает, появляются саламандры-ученые. И вот саламандры уничтожают территории людей, не из сознательной мести, а чтобы добыть себе место для жизни. Предчувствие мести третьего мира белой расе? Но саламандры неспособны к искусству, а среди людей нет племени без песен и сказок.

Угроза гибели уже неминуема, но люди все еще поставляют оружие саламандрам, а их интересы на конференции представляют люди-адвокаты. Так сейчас поставляют оружие террористам. И кто Главный Саламандр, как он стал предводителем чуждого вида?

Горгий — купец, мечтающий о собственном деле — герой, почти немыслимый для советской литературы.

Если черная бронза — бериллиевая, тогда понятно, почему для ее изготовления нужны драгоценные камни. Бериллий входит в состав драгоценных бериллов и изумрудов. О том, что

В старинном романе Эхиар, получив свой законный престол, стал бы добрым царем.

Про намеки на советские порядки и легенду об урановых рудниках уже писали. По-моему, суд над Нирулом — намек на суд над Бродским. «Кто Вас назначил поэтом?».

Очень жаль, что Тордул не стал

Еще одна повесть о извечной тяге людей за горизонт. О жажде расширить свой мир. Тяге, которая использует алчность и желание улучшить свой быт тех, кого за горизонт почему-то не тянет.

На что потратил свою жизнь дун Абрахам? На придумывание новых соусов? На выживание среди придворных интриг? На то, чтобы не привлечь к себе внимание инквизиции? (Инквизиция в книге — страшная и мерзкая. Советский писатель не мог написать оправдание инквизиции, это теперь ее часто хвалят.) Не худшая жизнь, но далеко и не лучшая.

Заставил меня улыбнуться патриотический эпизод про напиток «эль куасо».

Пряности в Средние Века употребляли не только для сохранения пищи, но и непосредственно ради их вкуса, так что

Попытка реконструировать мышление еще не человека, покрытого шерстью, с когтями на руках. Еще не человека, обладающего слишком примитивной речью, мыслящего не словами, а образами («чешуйчатый», «двурогие», «плохая ползающая»), но уже обладающего человеческой тягой — выйти за пределы привычного мирка, выйти, несмотря на страх перед новым и неизвестным.

И любовь еще — без красивых слов, просто — протянуть шишку со съедобными зернами.

А женщину тоже тянуло за горизонт? Или она просто последовала за любимым?

Я очень не люблю это стихотворение. Есть сила и мощь, есть впечатляющие образы, но какая некрасивая этика в этом стихотворении. Угроза даже не напасть на Запад, а просто не мешать Орде, которая будет «жечь города и в церковь гнать табун, и мясо белых братьев жарить». И как понимать строчки: «Мы любим плоть — и ВКУС ее, и цвет»? Через строфу после строчки: «И не беда, коль хрустнет ваш скелет в тяжелых нежных наших лапах» строчка «Придите в мирные объятья». Страшновато как-то идти в такие объятья.

Интересно, как современники понимали строки: «Века, века — вас будет проклинать больное позднее потомство»? Теперь они звучат как угроза атомным или биологическим (тератогенным) оружием.

Я долго думала, куда отнести этот рассказ — к научной фантастике (людей превращают в зомби и вампиров «благодаря» достижениям науки) или к мистике (от вампиров помогает святая вода).

Очень правдоподобно и впечатляюще описан мрачный мир, исчерпавший все ресурсы (только торф остался) и, кажется, даже солнечный свет. (Или просто действие происходит в ноябре?).

Девушка, терпящая бабку, пьюшую кровь, ради квартиры — олицетворение метафоры. Бабка в рассказе пьет кровь буквально, а сейчас многие терпят нелюбимых родственников, пьющих кровь фигурально. И жалко таких родичей и трудно с ними.

Слово «заложник» в рассказе — от «заложный покойник», в русском фольклоре это — умерший преждевременной или насильственной смертью и способный сильно вредить живым людям.

Интересно, сколько могут продержаться вампиры и «заложники»? Рая рассчитывает на бабкину квартиру, значит, бабка не вечна.

Много лет назад я слышала анекдот.

Город, построенный среди болот, по прихоти безумного императора, город, в котором стоят рядом дворцы и трущобы —

Султан демонов, спящий в хрустальном гробу в гранитной пирамиде, в городе, расположенном к югу —

Зависимые страны к югу и западу —

Но средств, лишающих сновидений

Слабоватый, но добрый (поэтому очень симпатичный) рассказ.

Если это пародия — то длинная и несмешная. Если это написано всерьез, то такие крррасивости и ррроковые стрррасти описывать после четырнадцати лет уже неприлично. Но если авторы это написали, будучи в седьмом классе, то очень неплохо.

Как у всех романов Диккенса, здесь очень запутанный сюжет, переплетение сюжетных линий, множество персонажей, на первый взгляд, не имеющих отношения к сюжету, в чем-то избыток сентиментальности, в чем-то — избыток сатиры.

Говорят, у Диккенса очень уютный мир, но у Диккенса такие страшные уголовники (в данном романе Райдергуд), такие страшные бюрократы, такие бездушные светские люди. Высшее общество в романе — набор карикатур, одна говорящая фамилия Вениринг («лакировка») чего стоит. Но слабого старичка Твемлоу очень жалко, тем более, что он способен на мужественные поступки.

Сюжет романа вертится вокруг богатств, чьим истоком стала переработка мусора. Такое было в Лондоне на самом деле, переработкой мусора (зола на кирпичи, тряпки на бумагу, железки на переплавку, даже нечистоты продавали огородникам на удобрение) в Лондоне занимались сотни людей, иногда на этом наживались огромные состояния.

Были в Лондоне и люди, подобные старику Хексему: вытаскивали утопленников из реки так, что утопленники всегда оказывались без кошельков, часов и драгоценностей. Трагикомическая сценка — профессиональный мародер упрекает того, кто ворует у живых.

Лиззи Хексем говорит слишком правильно и красиво для неграмотной, так могла бы говорить девушка, выучившая «Памелу» наизусть.

Блаженные времена, когда можно было сказать о друге «Он мне дороже брата», не опасаясь нашествия слэшеров.

В «Оливере Твисте» Феджин (или все-таки Фейгин?) жуткая антисемитская карикатура. В «Нашем общем друге» Райя делает много добра и раскаивается в том, что служил у ростовщика. Диккенс объясняет эту службу так: «Евреям свойственна признательность», а Райя считает себя обязанным Фледжби». Вот Райя и служит негодяю, кротко снося при этом унижения. Итак, излишняя благодарность может поставить человека на службу негодяю.

Два старичка в романе проявляют храбрость —

Эта книга прежде всего очень красиво написана. Сам слог, «плетение словес», метафоры, сравнения, афоризмы делают чтение, независимо от сюжета, настоящим наслаждением.

Очень интересен мир, в чем-то очень похожий на наш, а в чем-то сильно отличающий от нашего. Не перестаешь удивляться богатству фантазии и эрудиции автора, продумавшего историю и географию многочисленных стран, сложную религию, обычаи многочисленных народов, технологии, военное дело, даже кулинарию. Хотелось бы издания с комментариями — что выдумал автор, а что соответствует тому или иному в нашем мире.

Увлекателен и сюжет.

А где же здесь толерантность? Здесь обычная нетерпимость, только направленная на пока непривычные нам объекты — гомосексуалистов к гетеросексуалам и приезжих к коренным жителям. Нетерпимость эта описана очень скучно и предсказуемо. И я сомневаюсь, что нашей стране в ближайшие 30 лет грозит излишняя толерантность.

На общем фоне выделяются только непростые рассказы Дивова.

Оценка: целых три балла за то, что есть рассказы Дивова.

Дети, проклятые родителями, становятся кикиморами. Кем становятся дети, убитые собственными родителями?

Про то, что мужчинам не следует рассуждать об абортах, уже написали, про то, что «мысли нерожденного ребенка» повторяют один тошнотворный рассказ еще советского времени — тоже.

Автор слишком старается выжать слезу

Вот что любопытно. Лев Прозоров — неоязычник, но в этом рассказе христианские иконы обладают настоящей Силой, а знак креста (двуперстного!) разгоняет всяческую нечисть.

Пишут, что есть женщины, которые отказались от аборта, прочитав рассказ. Тогда, получается, талант Прозорова меняет людские судьбы.

Одни историки пишут, что западные державы в 1938 году предали Чехословакию. Другие, что чехи предали сами себя, что в марте 1938 года они еще могли противостоять Рейху.

Остроумная идея автора — Тухачевский, который все так же подавляет восстания «огнем, мечом и ядовитыми газами» (с).

Не думаю, что Гитлера привели бы к власти, если бы не было страха перед большевиками.

Ай да Никитин! Ай да... хулиган. Каких предков русским придумал. Отважных и жестоких скифов и

Почти вся книга — отчаянный стеб, пересказ старых анекдотов, игра со штампами. Но

Потрясающе остроумный антисоветский памфлет. Потрясающе остроумный (хоть и несколько радикальный) памфлет против Солженицына. Советская жизнь, доведенная до логического конца. Книга, которую можно разобрать на цитаты, как «Швейка» или «Двенадцать стульев».

Предсказано слияние православия с государством. Предсказан даже сотрудник КГБ, работавший в Германии.

Дзержин логично превращается в Дружина.