Рабочие привычки. Утром я первым делом сажусь за пишущую машинку; в противном случае, день вообще потерян. Обычно я работаю всё утро. Я редко работаю во второй половине дня, если только нагрузка была не слишком велика. Иногда работаю по ночам, но не так часто, как раньше; не знаю, почему так.
Обычно я делаю наброски в голове, но записываю то, о чём думала, чтобы не потерять какую-нибудь важную мысль. Иногда я придерживаюсь плана, иногда нет. Что касается пересмотра... Некоторые истории пишутся сами собой довольно легко. Другие – нет, и в окончательном варианте будет гораздо больше переписанного, чем написанного с первого раза. Я люблю, когда глава сразу вытекает плавно и не требует ничего, кроме лёгкой полировки. Ненавижу, когда приходится переделывать эту чёртову вещь более восьми раз, пока не получится то, что нужно, но я делаю это, ругаясь и потея. Самое странное, что разница в конечном продукте, кажется, невелика: одно читается так же, как и другое.
***
Главный источник идей для НФ? Бог знает. ЭРБ*, очевидно, подтолкнул меня к Марсу. Часто что-то из прочитанного, иногда всего лишь строчка или фраза, заставляет задуматься. Как правило, в котелке находится несколько идей, лишь частично связанных между собой. Иногда вдохновением служит место или атмосфера места, иногда персонаж или что-то из древней истории или предыстории, мифа или религии. Но невозможно сказать, как происходит процесс. Мне нравится создавать миры и пытаться проработать физические и психологические аспекты настолько логично, насколько это возможно.
То, что для меня всегда отличало фантастику от всех других видов писательства, – это старое доброе "чувство чуда". Где ещё я могу путешествовать среди "великих бурлящих солнц космоса" (вот вам и фраза, причём чисто гамильтоновская... если великие солнца не бурлят, то им, чёрт возьми, следовало бы!), стрелять по огненным туманностям и заставлять падать планеты, куда я захочу? Где ещё я могу так полностью сбежать от реальности? Конечно, это литература эскапизма, и я её люблю.
***
Как я пришла к написанию сценариев? Я написала книгу, крутой детектив, который был опубликован в 1944 году. Говард Хокс прочитал её, и ему понравились диалоги. Он был несколько потрясён, узнав, что это мисс, а не мистер Брэкетт, но тем не менее заключил со мной контракт и поручил работать над «Большим сном». В последующие годы я сделала для него ещё четыре фильма, а также несколько сценариев, которые он не стал писать сам, и один так и не был поставлен. Мы прекрасно ладили, хотя и не без некоторых моментов разочарования с моей стороны. Написание сценария – это командная работа, а босс только один. Бывает, что лучшие, на ваш взгляд, идеи уходят в трубу, и, как ни странно, иногда продюсер оказывается прав.
Жизнь сценариста полностью отличается от жизни романиста в одном важном отношении. Романист работает один, в комнате с закрытой дверью, и он – Бог за своей пишущей машинкой. Сценарист же делает бо́льшую часть своей работы, проводя конференции с другими людьми, и нигде он не является Богом. Он должен научиться думать на своих ногах, выдвигать идеи и не обижаться, когда их отклоняют, делать всё возможное с материалом, который ему не всегда нравится, и он должен научиться справляться со всеми посторонними фактами жизни, связанными с кинопроизводством, которые не касаются романиста. Например, бюджет, личности и способности актёров, которые будут облекать в плоть его персонажей; практичность локаций и то, почему сцена, которой следует быть ночной, должна стать дневной из-за производственных трудностей, и т.д. и т.п. Плюс личность продюсера и его вкус к изложению истории. Плюс этот безликий демон, который раньше назывался Front Office; он распоряжался бюджетом и был весьма жесток в том, чтобы сказать «НЕТ». (У Хоукса такой проблемы не было, или, по крайней мере, у меня её не было, и это одна из причин, почему было хорошо работать на него: нужно было угождать только одному человеку, а не целой шайке, что бывает очень неприятно).
Сценарий рождается разными путями. Я работала с романами, неопубликованными рассказами, неснятыми киносценариями, опубликованными рассказами и оригинальными идеями, иногда своими, иногда чужими. Главное удовлетворение – хорошо собрать все кусочки воедино, взять разрозненные части и заставить их выглядеть так, будто всё это развивалось естественным путём. Когда все довольны, включая зрителей, вы свободны.
Ещё одно большое удовольствие это, конечно, зарплата. Она компресс от множества синяков.
***
Что касается утверждения, что литература в жанре научной фантастики и лихого меча и магии – не профессия для женщины... Я не знаю, кто сделал это заявление, но это полная чушь, как знает любой, кто когда-либо читал Эванджелин Уолтон. Когда я только начинала, в колонки старых журналов мне приходили письма, в которых говорилось, что женщина не может писать НФ, и я считала, что это так же разумно, как утверждать, что одноногий человек не способен играть на скрипке. Они имели право жаловаться на мои ранние рассказы, которые были не очень хороши. Как только я научилась писать, претензий я больше не слышала.
Эванджелин Уолтон (24 ноября 1907 — 11 марта 1996) — псевдоним Эванджелин Уолтон Энсли (Evangeline Walton Ensley), американской писательницы в жанре фэнтези
Я не могу ответить за другого автора фантастики, будь то мужчина или женщина, что его привлекает в этом жанре и почему. Некоторые мужчины пишут истории, под завязку набитые всякими гаджетами. Другие пишут самые нежные и прекрасные фэнтези. Одни женщины пишут о проблемах деторождения на тяжёлых планетах, другие – о штурме Валгаллы. Каждому своё. Я могу назвать вам лучших писателей-фантастов, мужчин, от Киплинга до Брэдбери, у которых в голове не было ни капли науки. Я могу назвать вам мужчин писателей-фантастов, которые никогда не махали даже мотыгой, не говоря уже о двуручном мече. И что? Прожив в браке более 27 лет, я полагаю, что могу сказать это, не сочтя странным, но я никогда в жизни не считала себя женщиной. Я всегда была собой, отдельной личностью, свободной и самостоятельной. Что бы я ни делала, думала или чувствовала, я делала, думала или чувствовала это не как представитель какой-то массовой группы, а как я сама. Я всегда отказывалась подчиняться стереотипам или ограничивать себя какими-либо другими ограничениями, кроме моих собственных. Для меня мой пол никогда не имел ни малейшего значения за пределами спальни. Я всегда была физически активна. Я размахивала мотыгой и могу сделать вывод о двуручном мече, потому что знаю, как ощущается удар в спине, плечах и глазных зубах. Не раз я сражалась с океаном за свою жизнь, так что могу экстраполировать это и на другие схватки. На самом деле, поскольку события, о которых мы пишем, настолько далеки от реального опыта 99% читателей – сколько из них штурмовали Валгаллу в своих кольчугах или сражались с берсерком? – что даже домосед может с полной убедительностью выдумать их на пустом месте. Писатели, мужчины или женщины, пишущие, например, исторические романы о крестовых походах, должны доверять воображению.
Касательно того, что мужчины ориентированы на действие, а женщины – на место, то я не понимаю, как можно иметь одно без другого. Я ориентирована на действие. Но место очень важно, поскольку оно определяет действие и людей, которые его совершают. Один из моих персонажей в "Рыжей звезде", когда его спросили, как он и его народ отнесутся к эмиграции в лучший мир, ответил: "Земля формирует нас. Если бы мы были в другом месте, мы были бы другим народом". Я не вижу, как можно избежать взаимосвязи. Культура хопи** никогда не смогла бы развиться в Скандинавии, и если бы Англия была Сахарой, то и там всё было бы по-другому. Когда я создаю народ, я должна сначала создать место, среду, в которой он живет, потому что от этого зависит, что он ест и как добывает пищу, какую одежду носит, какие дома строит, каким богам поклоняется, и что это за люди. Комната, зал, здание важны, потому что они отражают личность строителя. Толкиен, например, очень хорошо понимал, что такое «место». Как и Эддисон***.
Если говорить чисто индивидуально, то фантастика и фэнтези привлекали меня тем, что они были такими великолепно свободными и «другими»... оторванными от обыденного и скучного мира, в котором я жила своей повседневной жизнью. Это было продолжением, или показателем моего увлечения экзотической историей, археологией и антропологией, которые также затронули струны симпатии, когда я познакомилась с ними через книгу Брестеда "Древний мир" (кажется, так она называлась) примерно в 7-м классе, или, возможно, это был 6-й.
Что я думаю о женщинах в фантастике? Абсолютно то же, что и о мужчинах. Если мне нравится рассказ, он мне нравится. Если не нравится – не нравится. Для меня не имеет значения, кто его написал.
Рио Браво
Меня никогда не дискриминировали из-за моего пола, насколько я знаю. Редакторы покупают не секс, а истории. Что касается фильмов, то, наверное, я могла бы ходить и бить себя в грудь, потому что мне платили лишь четверть того, что получал Жюль Фертман за "Рио Браво". Но Жюль писал сценарии буквально ещё до моего рождения, и у него была целая гора высших наград, так что я считала, что он стоит больше, чем я. По мере того как я продолжала учиться своему делу и становилась более достойной, мне платили больше. Я всегда прекрасно ладила с мужчинами, с которыми работала. Думаю, это потому, что меня волнует только работа, а не игры между мужчиной и женщиной. Зависть и злоба, с которыми я сталкивалась, как ни странно, исходили почти исключительно от женщин, в большинстве своём непрофессионалов... кошачье-зубастая улыбка и милое: "Как бы я хотела быть такой же умной, как ты, и писать все эти книги.., я тупая и у меня только что родилось пятеро детей", что-то в этом роде…, но иногда и от профессионалов: одна воинствующая феминистка-актриса, с которой я, к своему ужасу, оказалась на одной дискуссии, с усмешкой сказала, что мужчины позволяют нескольким женщинам писать для них, и не менее воинствующий писатель, который сказал, что некоторые женщины пишут, как мужчины, и поэтому могут получить работу в отрасли, где доминируют мужчины. Я держусь как можно дальше от этой компании, что, я уверена, не прибавило мне популярности в женской группе Гильдии. Я презираю термин «женщина-писатель». Я не женщина-писатель. Я писатель, и точка. То, что я ещё и женщина, не имеет значения.
Мой совет молодым женщинам, которые могут сомневаться в выборе НФ как карьеры, заключается в следующем... Если вы хотите писать научную фантастику, пишите её, и зачем, чёрт возьми, сомневаться?
***
Что касается того, что я считаю своими «худшими» и «лучшими» рассказами. Ну, есть несколько рассказов, особенно среди моих ранних работ, которые по праву претендуют на звание «худшего». Что касается «лучших»... Писатель, как правило, хуже всех может судить о том, что является его лучшей работой, и в любом случае, то, что он может считать своим лучшим сегодня, не станет его выбором через десять или двадцать лет. У меня, конечно, есть свои любимые произведения, но будут ли они считаться моими лучшими или нет… Всегда хочется надеяться, что человек учится, растёт и становится лучше, так что его последнее усилие может также быть и «лучшей» работой на сегодняшний день.
*ЭРБ — Эдгар Райс Берроуз.
**Как гласит википедия, хопи — индейский народ, проживающий в резервации Хопи на северо-востоке Аризоны
***Полагаю, речь идёт об Эрике Рюкере Эддисоне (1882-1945), которого считают одним из основателей жанра фэнтези
Продолжение воспоминаний Ли Брэкетт, опубликованные Полом Уолкером (Paul Walker) в 1976 г. и собранные на основе бесед с писательницей. Первая часть воспоминаний тут — https://fantlab.ru/blogarticle84340
Что касается религии... Теоретически, я воспитана в епископальной церкви. Моя мать была очень набожной и чрезвычайно эклектичной. Она игнорировала те места Священного Писания, с которыми не соглашалась, и всегда злилась на священнослужителей за содержание их проповедей. К тому же ближайшая церковь находилась неудобно далеко... У нас не было машины (в те времена её почти ни у кого не было), и мы жили на отдаленном участке пляжа (которому сейчас грозит затеряться под тяжестью многоэтажных кондоминиумов). Поэтому я была избавлена от необходимости посещать церковь. В детстве религия всегда вызывала у меня дискомфорт (Бог наблюдает за тобой!), и я не могла совместить некоторые установки, заложенные в библейских историях, с прямо противоположными установками, выраженными в небиблейских историях, которые я читала. Дж.А. Хенти* вряд ли одобрил бы Иакова.
George Alfred Henty. По-видимому, был одним из любимых авторов Ли Брэкетт в детстве. Википедия
Всё это очень озадачивало. Когда я стала старше и начала много читать по мифологии и сравнительной религии… – меня всегда завораживали экзотические истории и их неразрывно переплетённые религии… – я становилась ещё более озадаченной, и чем больше объясняли все мои вопросы, тем больше я начинала сомневаться в этих объяснениях. В конце концов я решила, что никогда не узнаю, что на самом деле лежит за пределами, пока не попаду туда, и надеялась, что выяснять это буду долго. А пока я приношу жертвы Неведомому Богу, и у меня есть некоторые личные представления, которые, как я уже сказала, когда-нибудь будут подвергнуты проверке. Но я совершенно ясно поняла, почему Адаму запретили есть плод с Древа Познания.
У меня было очень счастливое детство. Значительная часть, и, безусловно, самая лучшая, была проведена на этих пустынных пляжах. Я любила море и ветер, открытость и свободу. Это было замечательное место для взросления. Одни из самых счастливых часов я проводила в одиночестве, сидя на причале, в самом его конце, опустив босые ноги в Тихий океан, глядя на горизонт и размышляя о великом. Туда приходили и другие ребята, и я играла с ними, но мне никогда не было одиноко, когда я оставалась одна.
Другие периоды детства я проводила с двоюродной бабушкой Сарой и дядей Джорджем. У них были деньги. Они жили в отеле Fairmont в Сан-Франциско, иногда путешествовали. Тетя Сара была нездорова и часто оставалась одна из-за дядиных дел. Моя мама сопровождала её, и мне приходилось быть с ними. В раннем возрасте я осваивала этикет официальных обедов и приобретала совершенно бесполезное пристрастие к фуа-гра и трюфелям. Я увидела большую часть страны, Зону Канала (Панамского), и благодаря этому у меня засело в голове, что за пределами моего двора есть другие места и другие люди; мне в этом отношении очень повезло.
Дома, с дедушкой, мы жили экономно. Но я предпочитала пляж. Там я могла освободиться от взрослых. Дамская компания может стать тягостной, особенно когда собственные ноги и руки вырастают слишком большими и умелыми, а кожа не имеет той прозрачной бледности. Я просто никогда не добивалась успеха в этой лиге. Я предпочитала рыбалку.
Примерно на восьмом году жизни произошло знаковое событие, которое изменило всю мою жизнь. Кто-то подарил мне книгу Берроуза "Боги Марса". Я всегда отказывалась читать книги для девочек. Мне нравились истории, в которых происходили разные события: чем более дикие и экзотичные, тем лучше. Я знала всё об индейцах, пиратах, Фуззи-Вуззи**, джунглях Маугли и страшном нападении горцев. Но внезапно, одним молниеносным ударом, завеса разорвалась, и я увидела космос. Не могу передать, какое огромное воздействие оказала на моё воображение мысль о Марсе, другой планете, чужом мире. Она твёрдо поставила меня на путь писателя-фантаста. С тех пор я не могла насытиться фантастикой.
Кино тогда тоже сыграло очень важную роль в моей жизни. И всегда играло. Дуглас Фэрбенкс был моим кумиром, и именно благодаря ему я впервые начала писать. Мне очень хотелось узнать побольше о Зорро (или, может быть, о Доне Кью), а их не было, и я решила придумать историю сама. Я написала её карандашом на маленьких клочках бумаги. Она была не очень длинной.
Дуглас Фэрбенкс. Источник: Википедия
Как ни странно, но когда я начала писать с твёрдым намерением сделать это своей карьерой, то начала не с научной фантастики. Мне было уже 13 лет, и я должна была пробивать себе дорогу в этом мире. Что может быть приятнее, думала я, или проще, чем писать рассказы и чтобы люди их покупали? Можно писать где угодно, быть свободным от рутины и т.д. и т.п. И я начала писать. Я писала романы, просто ужасные романы, и короткие рассказы, которые отличались только своей краткостью. Не думаю, что кто-то удосужился их прочитать... они были написаны от руки... Я искренне надеюсь, что нет. И уж точно никто их не покупал. Бизнес в сфере образования отнимал у меня всё больше времени. Я преподавала плавание на нескольких летних секциях, и мне это нравилось, у меня хорошо получалось; я подумывала о том, чтобы зарабатывать этим на жизнь. Я увлеклась изучением речи и драматургии; я занималась всем, в том числе подметала сцену, и мне это нравилось. Мне очень нравилось актерское мастерство, и я рассматривала сцену как карьеру. Но я не могла понять, какие роли я буду играть: мне не подходило амплуа наивной девушки, и в то же время я была слишком молода для характерных ролей. И, конечно же, вся семья дружно ахнула, когда я упомянула о такой возможности; редкий случай, когда они были единодушны.
Поэтому мне оставалось писать. И мой любимый дедушка сделал это возможным, поддержав меня, когда я должна была искать работу. Я разбила своё сердце, пытаясь писать истории о людях, которых я не знала, местах, которых никогда не видела, соревнуясь в своём невежестве с такими писателями, как Джон Бьюкен, Талбот Манди и П.К. Рен, и забираясь так далеко, как только можно себе представить. Наконец я взглянула правде в глаза… научная фантастика – это то, что я действительно хотела писать, хотя все меня отговаривали... В те времена это был маленький, жалкий, низкооплачиваемый рынок, с обратной стороной престижа, но я решила, что мне все равно. Я чувствовала, что могу написать об этом; если я никогда не была на Марсе, то кто, чёрт возьми, был?
Время поджимало меня. Я не могла вечно оставаться подающим надежды будущим писателем, живущим за счёт дедушкиного кармана. В качестве последней отчаянной меры я поставила на Лоуренса Д'Орсе и его курс по агентству и писательскому мастерству, и это был самый удачный поступок в моей жизни. Генри Каттнер тогда читал у Лоуренса, и он проявил особый интерес к моим хромающим попыткам в области фантастики и фэнтези, и в свободное от работы время писал мне длинные и подробные критические замечания. Если бы не Хэнк, я, возможно, никогда бы не добилась успеха; или это заняло бы у меня гораздо больше времени. В 1939 году, всего через десять лет после того, как я впервые решила выбрать эту до смешного «лёгкую» карьеру, я продала свой первый рассказ в журнал Кэмпбелла "Astounding".
Не только Р. Брэдбери считал Г. Каттнера своим учителем, но и Ли Брэккет. Г. Каттнер стоит, в коляске — Р. Блох. Источник: http://adventuresfantastic.com/henry-kutt...
Хэнк сделал больше. Он познакомил меня с LASFS (The Los Angeles Science Fantasy Society), где я встретилась с миром научной фантастики, как фанатов, так и профессионалов, и завязала дружбу, которая длится с тех пор, с Рэем Брэдбери, Джеком Уильямсоном, Форри Акерманом и другими... Хайнлайном, Вилли Леем, Кливом Картмиллом... Все они оказали неоценимую помощь в развитии моего воображения и амбиций. И, конечно, с Эдом Гамильтоном.
Некоторое время я колебалась, но в конце концов взяла себя в руки и начала регулярно продавать рассказы в НФ журналы. Я не была плодовитым автором, и фантастический жанр ещё не был широко распространён, чтобы поддерживать мои обязательства, поэтому я переключилась на криминал и детектив, которые были моей второй любовью. Мой первый полноценный роман в твердом переплёте был детектив, пусть и в духе Хэмметта-Чандлера, но сделанный с любовью. Он не воспламенил миры, но Говард Хокс прочитал его, ему понравились диалоги, и я неожиданно для себя в 1944 г. начала работать над сценарием фильма "Большой сон", который стал началом моей карьеры сценариста.
***
Является ли возможным источником для написания "Долгого завтра" тот факт, что в детстве религия всегда вызывала у меня дискомфорт? Нет, не думаю, хотя, наверное, именно такое отношение позволило мне писать с этой точки зрения. С годами я приобрела отвращение к организованным религиям, к провозглашённой богооткровенной истине; этому способствовало тщательное изучение истории. Но непосредственным толчком к написанию "Долгого завтра" послужила культура амишей, с которой я впервые познакомилась, вернувшись в Пенсильванию/Восточный Огайо. Их способность великолепно функционировать без так называемых предметов первой необходимости современной цивилизации, таких как электричество (которое, добавлю, мне лично очень нравится), натолкнула меня на мысль, что они уникально подходят для того, чтобы вести за собой, хотя бы своим примером, население, оставшееся после атомной войны без средств к существованию в результате разрушения всех этих сложных систем, с помощью которых мы живем.
***
Что касается дней, проведённых в LASFS... что ж. Брэдбери был жизнерадостным парнем, трещавшим по швам от драйва и таланта, которые он ещё не научился контролировать, он придумывал ужасные каламбуры, зарабатывал на жизнь продажей газет, одевался обычно в выцветшие синие джинсы и ограничивал себя в питании гамбургерами и ананасовым солодом... далеко от сегодняшнего гурмана. Мы с ним, конечно, стали близкими друзьями и проводили многие воскресенья на пляже, просматривая рукописи друг друга, разговаривая о писательстве и научной фантастике... пара измученных жаждой путешественников в культурной пустыне.
Л. Брэккет, Р. Брэдбери, Э. Гамильтон, сестра Гамильтона. https://firstfandomexperience.org/2022/09...
В те времена научная фантастика не была ни популярной, ни респектабельной. Акерман был невероятно красивым юношей, к тому же склонным... как, впрочем, и сейчас... к ещё более ужасным каламбурам, чем Рэй, и к большему их количеству. Хайнлайн – учтив, вежлив, великолепный рассказчик, и хотя я никогда не знала его близко, я имела удовольствие присутствовать на нескольких "вечерах" на Lookout Mountain, которые были чрезвычайно воодушевляющими. С Вилли Леем в те дни я встретила лишь однажды, хотя узнала его лучше в более поздние годы; тогда Вилли был стройнее и темнее, и совершенно очаровательный: помню, я рассказывала ему, как мне понравилась "Двоякодышащая рыба и единорог"***. Изредка заглядывали "редкие птицы" из других мест: Эд, Джек Уильямсон, Док Смит. Джек был высоким и застенчивым, похожим на Джимми Стюарта****, Эд – веселым и красноречивым, с ними обоими было приятно общаться.
Джеймс СтюартДж. Уильямсон, изображенный художником
Насколько я помню, Док приходил только один раз, и его так превозносили, что я не могу с уверенностью сказать, что я вообще с ним встречалась. Позже, конечно, мы с Эдом оба полюбили его; никогда не было более прекрасного человека.
Наверняка на этом фото есть немало авторов, которых мы знаем... Вот только попробуй их тут найти. Зато на переднем плане: А. Азимов, Э. Гамильтон, Л. Брэкетт. Конференция в 1954 г. http://www.fanac.org/Other_Cons/Metrocon/...
* Полагаю, речь идёт о George Alfred Henty (1832 – 1902), британском писателе приключенческих и исторических романов
** Как пишет Википедия, «Фуззи-Вуззи» – термин, используемый британскими солдатами для обозначения воинов беджа, которые поддерживали Махди Судана в Махдистской войне. Этот термин относится к сложной прическе тиффа, которую предпочитает племя Хадендоа, подразделение народа беджа. А ещё есть такое произведение: https://fantlab.ru/work514890
**** Джеймс Стюарт, американский актер, хорошо известный нашему зрителю по фильмам А. Хичкока («Окно во двор», «Веревка», «Головокружение») или по рождественской сказке для взрослых – «Это замечательная жизнь»
Это воспоминания Ли Брэкетт, которые были собраны на основе её беседы с Полом Уолкером (Paul Walker) в 1976 г. и опубликованы в одном из из американских фэнзинов. Привожу в моём переводе.
Каков же на самом деле Эдмонд Гамильтон?
Безусловно, блестящий человек с чрезвычайно широким кругом интересов. Страшно эрудированный библиофил; он может рассказать вам о каждом издании любой книги любой значимости, какой бы малоизвестной она ни была, вышедшей с тех пор, как Гутенберг затеял всё это дело, причём по памяти. У него железная память. Ничего из прочитанного никогда не теряется, а он прочитал почти всё. У него независимый ум, он формирует собственное мнение, на него не производят впечатления господствующие взгляды.
Супруги в 1955 г.
Насколько мне известно, он никогда не терял друзей.
Он очень добросовестно относится к своей работе. Я видела, как он выбрасывал результат многодневного каторжного труда, потому что считал его недостаточно хорошим. Он написал много рассказов, возможно, больше, чем большинство писателей, на заказ, под обложку или для каких-то нужд – такие задания иногда называют халтурой, но я никогда не видела, чтобы он "халтурил", т.е. писал рассказ цинично, небрежно, не угождая себе и не стараясь угодить читателю. Он выкладывается на все сто, а это, на мой взгляд, означает настоящий профессионализм: умение сделать рассказ на заказ и при этом сделать его хорошо.
Он так и не научился правильно завязывать шнурки.
В одежде он не изобретателен (коричневые костюмы, коричневые брюки, коричневый спортивный пиджак, бежевые рубашки, белые для особых случаев, один чёрный костюм для банкетов), но при этом крайне привередлив. Нарядить его куда-то – это хуже, чем снарядить семнадцатилетнюю девушку на её первый выпускной бал.
Он – существо привычки, как кошка. Он расставил мебель, и её ни разу не передвигали. Он не любит убираться в доме, не возражает против разумного количества пыли, но настаивает на аккуратности. Никаких пиджаков, брошенных на стулья, и т.д.
Супруги в 1954 г.
Он любит деревню. Ему не нравятся большие города. Он предпочитает встречаться с несколькими друзьями одновременно, а не по много раз с каждым по отдельности.
Когда мы поженились, он обещал мне, что, хотя мне и придётся тянуть плуг, он никогда не будет ездить на нём. Он никогда этого не делал. Но в саду он не работает, разве что время от времени запускает культиватор, если я его вовремя не поймаю; иногда он не замечает, где кончаются сорняки и начинаются молодые бобы и картофель. Ему нравится косить, и он тратит на это часы. Плотник из него неважный, и в работе такого рода он скорее нетерпелив, чем методичен.
Ему нравится путешествовать, но это должно быть сделано с определенной целью, чтобы увидеть кого-то или какое-то место, представляющее особый интерес. В обычных коротких поездках таким местом неизбежно оказывается книжный магазин.
Не любит есть вне дома. Без комментариев.
Он обладает большим обаянием и прекрасным чувством юмора. Жизнь с ним не была скучной.
***
О двух писателях под одной крышей... Как говорит Эд, ему всегда нужно знать, какой будет последняя строчка рассказа. Он прирожденный гений конструирования. Я же, напротив, всегда работала прямо противоположным образом. Я была большим любителем дебютов, никогда не знала, куда иду, пока не доходила до места, а если пыталась думать наперёд и конспектировать, то просто убивала сюжет. Конечно, у меня накопилось довольно много полурассказов, в которых я сама себя загоняла в угол и не находила выхода. Эта разница в подходах привела к некоторым интересным результатам в нашей первой попытке сотрудничества.
Сразу после свадьбы я получила заказ на роман в издательстве Startling Stories. У меня возникла идея начала, я с головой окунулась в работу, написала три-четыре главы и отдала их Эду на прочтение. "Прекрасно, – сказал он, – а куда ты пойдешь дальше?" Я не имела ни малейшего представления и сказала ему об этом. "Это, – сказал он, – самый проклятый способ написать рассказ, о котором я когда-либо слышал". "Ну, – сказала я, – именно так я их и пишу". Ещё две главы, и я застряла. Наконец я проглотила свою гордость и спросила, что он думает. Он прочитал то, что я написала, и сказал: "Вот где ты ошиблась, здесь, во второй главе. На корабле должен быть дхувиан" (Это был "Меч Рианона", возможно, это была третья глава.) В любом случае, это означало выбросить много тяжёлой работы и начать всё сначала, и мне это не понравилось, но он был прав.
Мы выяснили, что не можем сотрудничать в общепринятом режиме, хотя на протяжении многих лет писали друг для друга. Но работая с ним, читая рассказы друг друга и обмениваясь идеями, я многое узнала о том, как строить сюжет. Отчасти, конечно, толчком послужила простая необходимость. Чтобы прокормиться, нужно было выдать определённый объём работы, а учиться надо было на практике! Сейчас мне не составляет труда набросать план, если это необходимо, хотя обычно я делаю это в голове.
Что касается других аспектов домашней жизни, то одно было понятно с самого начала. Работа – на первом месте. Домашние дела, готовка и прочее – на втором месте. Если бы он потребовал безупречной домработницы, мы бы оба оказались в проигрыше. Нам нравится порядок в доме, но мы не перфекционисты. Требования печатной машинки для нас обоих по-прежнему первостепенны. Ещё одна необходимость – отдельные рабочие кабинеты. Очень важно быть одному. Мы также знаем, что бывает время, когда писатель должен отдохнуть от написания, чтобы дать колодцу снова наполниться, и поэтому мы никогда не подгоняем друг друга.
***
Брэкетты поселились в Новой Англии в 1630 г. и никогда её не покидали. Мой отец родился в Портсмуте, штат Нью-Хэмпшир. Он и его родители переехали в Пасадену, штат Калифорния, примерно в 1890 году.
Дугласы приехали в округ Ольстер в Нью-Йорке около 1725 г. и на протяжении нескольких поколений двигались на запад, оказавшись в конечном итоге в Миссури, а именно в Сент-Луисе, где родилась моя мать. Она и её родители также прибыли в Пасадену около 1890 года.
Оба деда моей матери были миллионерами. Ко времени моего появления на свет всё это кануло в Лету, осталось лишь несколько реликвий в виде предметов мебели, слишком массивных для обычного дома (например, дедушкины часы высотой 14 футов, которые требовали специальных креплений и едва помещались на лестничной площадке маленького пляжного домика моего деда, далеко не похожего на его пасаденский особняк), и некоторые безделушки. Мой дед, Арчибальд Дуглас, был прекраснейшим и замечательнейшим человеком, но его голова была не приспособлена для бизнеса. Хуже всего то, что он доверял людям, а калифорнийские стервятники – уникально талантливая и деловая порода. Его наследство недолго оставалось с ним.
В роду Дугласов к импортированной шотландской крови добавилась кровь коренных американцев (интересно отметить, что шотландцы гораздо лучше ладили с индейцами, чем англичане) – один ирокез в Нью-Йорке, другой сиу дальше на западе. Из двух моих двоюродных братьев Дугласов (есть ещё третий, но он живет в Техасе, и я его никогда не видела) один – песочно-каштановый, голубоглазый и круглолицый, как я. Другой – смуглый и с орлиным профилем.
Мой отец умер во время эпидемии гриппа 18-го года, не дожив трёх недель до моего трёхлетия (я родилась 7 декабря 1915 года в Лос-Анджелесе). Я ничего не помню о нём. Люди, знавшие его, говорят, что он был прекрасным молодым человеком. Судя по его фотографиям, а также по рассказам моей матери и других людей, я очень похожа на него чертами лица и телосложением. Моя мать была хрупкой, милой, маленькой дрезденской куколкой, на которую я не похожа. Мой отец обладал значительным писательским талантом. Я нашла пачку его рукописей через много лет после того, как сама стала писателем... Это было почти сверхъестественно – настолько схожи были наши мысли. Когда он умер, ему было всего 30 лет, и он не успел реализовать свои амбиции, поскольку у него были жена и ребёнок. Он был сертифицированный бухгалтер. Я не унаследовала его умение считать.
Дедушка Дуглас взял нас с мамой к себе, и с тех пор он был для нас родителем. В те годы мы искренне недолюбливали друг друга: он – слишком мрачный и замкнутый, я – слишком дерзкая и непокорная. Я была ужасным ребёнком, сильно избалованным бабушкой и дедушкой Брэкетт, и, когда мне перечили, бросалась на людей с кулаками. Бабушка Дуглас выбила это из меня плоской стороной щётки для волос из слоновой кости, и с тех пор я стала лучше. Вот вам и детская психология! В более поздние годы, когда мы оба смягчились, я стала обожать своего дедушку. У нас были прекрасные отношения.
Кто этот юнкер? Оказывается, это Ли Брэкетт в подростковом возрасте, 1930 г. (https://what-when-how.com/pulp-fiction-wr...)
А вот с матерью, которая была собственницей, зависимой и властной, всё было не так. Пресловутая маргаритка с десятипенсовым гвоздем вместо стебля. Моя учёба в школе была нестабильной, но, тем не менее, неплохой, и я с ранних лет была всеядным читателем. В некоторых областях, наверное, можно сказать, что я сама себя воспитывала. В школе я была достаточно смышлёной, но склонным к задиристости и упрямству, когда мне надоедал какой-либо предмет. Несмотря на препятствия... детские болезни, которых я почти не помню, и переезды с места на место... мне удалось закончить среднюю школу, и пройти за три года четырёхлетнее обучение в старшей школе. Мне предложили стипендию для обучения в колледже, но по разным причинам я ею не воспользовалась.
Рядом с нашей героиней стоят три молодца, чьи имена, я думаю, даже не надо называть, поскольку они известны всем (https://leighbrackett.blogspot.com/)
Наверное, все мы любим отвлекаться, когда перед нами стоит важная задача, – отвлекаемся на социальные сети, электронную почту, очередную серию любимого сериала. Вот я, например, решил написать статью для колонки, а вместо этого смотрю ролики на ютьюбе. Однако пинать балду, гонять лодыря и бить баклуши, когда тебя ждёт работа, – вовсе не современное явление. Люди страдали этим и раньше, особенно, люди творческие. И как это часто бывает, стоит только творческому человеку собраться писать (книгу, картину, музыку), он тут же начинает откладывать на потом свой проект, и как только он начинает его откладывать, то принимается придумывать решения, как перестать отвлекаться (почему-то вспомнился Роберт Шекли, который предлагал Уильяму Тенну во время работы приковывать друг друга к стулу). По-видимому, страдал от постоянных отвлекающих факторов и писатель-фантаст Хьюго Гернсбек, иначе бы он не изобрёл приспособление, помогающее сосредоточиться на работе. Итак, знакомьтесь – "Изолятор".
"Изолятор" – это шлем, который помогал человеку сосредоточиться, устраняя 95% всех шумов и ограничивая зрение крошечной горизонтальной щелью. В статье, опубликованной в журнале Science and Invention (1) в 1925 г., говорилось следующее: "Возможно, самое трудное, с чем приходится сталкиваться человеку, – это длительное, сосредоточенное мышление".
Далее, объясняя необходимость своего изобретения, Хьюго Гернсбек пишет: "Предположим, вы сидите в своем кабинете или рабочей комнате, готовые к выполнению задания. Даже если окно закрыто, уличные шумы проникают внутрь и отвлекают ваше внимание. Кто-то хлопает дверью в доме, и сразу же нарушается ход ваших мыслей. Где-то раздается телефонный звонок или звонок в дверь, и почти во всех случаях этого достаточно, чтобы остановить поток мыслей".
Первый образец шлема был изготовлен из дерева и облицован пробкой, и имел досадный побочный эффект: из-за недостатка свежего воздуха пользователь терял сознание примерно через 15 минут. Поэтому Хьюго усовершенствовал свой гаджет, добавив подачу кислорода по трубопроводу.
А чтобы взгляд тоже не блуждал по сторонам, он затемнил стёкла очков, оставив нетронутыми лишь две тоненькие линии, так что "увидеть что-либо, кроме листа бумаги перед носом", стало невозможно.
Меня с некоторых пор восхищают писатели эпохи Pulp fiction. Разумеется, не качеством и глубиной их произведений – этого добра вряд ли найдешь в рассказах, опубликованных в дешёвых журнальчиках с зелёными монстрами, мускулистыми супергероями и полногрудыми блондинками на обложках. Прежде всего, меня удивляет чудовищная продуктивность писателей той эпохи. Такая продуктивность была вынужденной – бульварные авторы целиком и полностью жили за счёт своих рассказов, а платили им по одному центу за слово. В таких условиях автор не мог позволить себе тратить время на продумывание сюжета, анализ героев, бесконечное редактирование. Более того, такой работы как переписывание черновика набело, для многих просто не существовало. Автор вставлял лист в печатную машинку и начинал печатать, не зная, иногда, чем закончится его шедевр. А затем, поставив точку и написав «Конец», складывал листки в конверт и отправлял в журнал (1).
Немыслимую плодовитость писателей той эпохи хорошо иллюстрирует творческая биография Макса Бранда. Этот монстр палп-литературы писал одновременно под восемнадцатью псевдонимами и выдавал по 20 тысяч слов в день. Но и он не был уникален. Фрэнк Грубер, ещё один автор палп-журналов, в своих мемуарах рассказывал о писателе по имени Джордж Брюс, который устраивал вечеринки в своей маленькой бруклинской квартире. Однажды вечером там собралось более тридцати человек. В десять часов Брюс объявил, что к утру ему нужно написать рассказ на 12 000 слов. Он пошел в угол, где стояла его пишущая машинка, и четыре часа печатал на ней, не обращая внимания на бурлящую вокруг него вечеринку. В два часа ночи он объявил, что закончил, и налил себе стакан джина (2).
Макс Бранд имел 18 псевдонимов; самый экстраординарный из его писательских имен – Фредерик Шиллер Фауст. По словам Ф. Грубера, он был не только плодовитым автором, но и жутким пьяницей. Решив стать серьёзным писателем, ушёл на войну журналистом, чтобы собрать материал для книги, и в 1944 г. погиб
Несмотря на то, что этих авторов не заботило качество их творений, они были весьма популярны. «Я вырос на историях Макса Бранда», – писал в своих мемуарах Фрэнк Грубер. Но увы, популярность большинства авторов умерла вместе с самими авторами. Вряд ли сегодня кто-то помнит их имена, кроме историков жанра. Но были и баловни судьбы, чья слава пережила их – вспомним, к примеру Эдгара Р. Берроуза, создателя Тарзана и Джона Картера.
Здесь я не могу удержаться, чтобы не сделать маленькое отступление и не упомянуть целую когорту писателей, для которых работа в бульварных журналах была школой писательского мастерства. Накачав писательские мускулы на дешёвых рассказах, эти авторы захотели большего – историй, которыми можно было бы гордиться. И сегодня мы знаем их как классиков НФ и детектива – Г. Каттнер, Ф. Пол, Э. Гамильтон, Дж. Уильямсон, Р. Сильверберг, Э.С. Гарднер, Ж. Сименон и многие-многие другие.
Но пора уже закончить это длинное вступление и перейти к главному вопросу, ради которого я и написал эту статью. Что они курили, чтобы… Простите, как они стимулировали свой мозг, чтобы выдавать мильон сюжетов на-гора́? Где брали идеи? И тут мы обнаруживаем много чего интересного. В те времена писатели постоянно придумывали формулы успешного романа и разрабатывали «машины» для генерирования сюжетов. Это были не просто промпты, которые можно сегодня в массе найти в интернете (например, ваша героиня застряла в лифте с маньяком). Это были методы, в которых сначала предлагалась некая формула сюжета для разных жанров, а затем для каждой части формулы генерировались герой, ситуация или проблема. Для иллюстрации приведу одну из формул любовной драмы (W.A. Hill). Драма, по мнению авторов той эпохи, состоит из следующих элементов: локация, главный герой, объект его/её любовного интереса, проблема, препятствия для любви, осложнение, затруднительное положение, кризис, кульминация. Автору оставалось только взять толстенную книгу, в которой для каждого элемента драмы приведены длиннющие пронумерованные списки, случайным образом выбрать из каждого списка героя, ситуацию, проблему, конфликт и объединить их в сюжет. В результате получалось что-то вроде этого: локация – вагон поезда, герой – государственный деятель, объект любовного интереса – дочь вождя апачи, проблема – освобождение от юридического преследования, препятствия к любви – сестра, выступающая против, осложнение – месть бессмертному за потерю богатства, и т.д. и т.п. Как видите, шедевр почти готов <сарказм>.
Наиболее популярными в те времена были следующие формулы и т.н. «машины» сюжетов:
– формула Лестера Дента (3), которую пропагандировал известный фантаст Майкл Муркок;
– формула Ф. Грубера для успешного детективного рассказа (формулой её назвал сам Грубер, скорее это 11 элементов, необходимых для детективного рассказа; возможно, об этих элементах я напишу позже);
– метод Plotto, разработанный Уильямом Уоллесом Куком (4). В книге, объёмом более 300 страниц, описаны сотни ситуаций, конфликтов, препятствий и т.д. Всё это обобщается в виде буквенно-цифровых схем, и у меня, откровенно говоря, чуть не взорвался мозг, пока я пытался разобраться (и не буду, учитывая мой невысокий уровень английского);
– метод Plot genie, разработанный В.А. Хиллом (W.A. Hill). Его книги намного понятней книг У. Кука, но не скажу, что лучше;
– и, наконец, наиболее известное простому обывателю устройство под названием Колесо сюжетов.
Впервые о Колесе сюжета я узнал от Стивена Кинга (5). Вот, что он писал в своих мемуарах:
Самым великим поборником Развития Сюжета в нашем столетии был, наверное, Эдгар Уоллес, в двадцатых годах пекший бестселлеры, как горячие блинчики. Он изобрел – и запатентовал – устройство, названное Колесо сюжетов Эдгара Уоллеса. Если вы застревали с Развитием Сюжета или вам был срочно нужен Увлекательный Поворот Событий, надо было просто покрутить Колесо сюжетов и прочесть, что выскочит в окошке: счастливое событие, а то и героиня признается в любви. И эти устройства тоже, видимо, расхватывали, как горячие блинчики.
С. Кинг убежден, что при таком механистическом подходе хороший роман не напишешь. И я с ним согласен. Кто сейчас помнит авторов эры палп-журналов? Они канули в лету вместе с Колесом сюжетов.
Но...
Неожиданно для себя я обнаружил писателя, имя которого знают все. И этот писатель был не только поборником Колеса сюжета, но и активным его пользователем.
Эрл Стенли Гарднер
Похоже, в юности Эрл Стенли Гарднер испытывал постоянные трудности с придумыванием сюжетов (6). Он регулярно покупал книги по писательскому мастерству и построению историй, но оставался ими недоволен. «Я не мог понять, – писал он, – как создать сюжет, и как превратить идею в сюжет». Однажды Гарднер наткнулся на рекламу в журнале – «Десять миллионов сюжетов! Нет двух похожих». Журнал рекламировал устройство для генерирования сюжетов, названное Plot Robot “The Mechanical Brain”. Позже Plot Robot был переименован в Plot Genie. Гарднер, не долго думая, заказал генератор сюжетов и был… разочарован. Генератор состоял из книги и огромного картонного колеса фортуны. По краю колеса шли цифры (от 1 до 180), они появлялись в окошке картонки, которая закрывала колесо, и на котором была изображена карикатура механического человека.
Современная версия колеса "фортуны", прилагаемая к книге Plot genie
В книге, как я уже писал, были пронумерованные списки героев, локаций, ситуаций, трудностей и т.д… Э.С. Гарднер фанатично следовал инструкции: «Повторяя слова – „Место моей истории…“ – крутаните колесо. Посмотрите, какое число появилось в окошке и затем переходите к Разделу 1 книги...». В результате, начинающий автор детективов получил государственного деятеля, влюбленного в дочку вождя апачи. Дав генератору ещё один шанс, Гарднер, по всей видимости, окончательно разочаровался, книгу с колесом забросил и отправился к Уильяму Куку, тому самому, кто разработал другой генератор сюжетов, названный им Plotto. Попробовав написать нескольку историй по методу Plotto, Гарднер был очарован. Этот метод не только давал скелет истории, но и предлагал «закон» построения истории: Цель – Препятствие – Конфликт. «Добросовестное использование Plotto начинающими писателями, – писал Э.С. Гарднер – даст им больше представления о том, что такое сюжет, а что нет, чем все учебники в стране».
Позже, следуя инструкциям Уильяма Уоллеса Кука, Гарднер «индивидуализировал» метод Plotto. Он разработал свою формулу детективной истории: она состояла из двенадцати «ингредиентов», которые Гарднер преобразовал в серию «сюжетных колес». Располагая эти колеса рядом друг с другом, он мог вращать их в различных комбинациях либо для получения воображаемого стимула, либо для анализа сюжета, который он разрабатывал. Вырезав диски из манильских папок, он сделал шесть больших колес (примерно восемь дюймов в диаметре).
Возможно, позже он сократил количества колёс до четырёх, поскольку именно столько колёс Гарднера опубликовал Техасский университет в Остине (7).
Теперь предлагаю познакомиться с этими колёсами поближе и посмотреть, какие же ингредиенты использовал Э.С. Гарднер:
А. Колесо враждебных второстепенных персонажей, функция которых заключается в создании осложнений для героя
1. Лох-детектив.
2. Адвокат.
3. Газетный репортер.
4. Детектив.
5. Бизнес-конкурент.
6. Соперник в любви.
7. Отец героини.
8. Шантажист.
9. Сплетник.
10. Назойливый друг.
11. Подозрительный слуга.
12. Враждебная собака.
13. Шпион.
14. Случайный мошенник.
15. Гостиничный детектив.
16. Тупоголовый полицейский.
Б. Колесо осложняющих обстоятельств
1. Героя предают злодею шпионы.
2. Каждый шаг героя уводит его со сковородки в огонь.
3. Служанка героини — шпионка.
4. Отец героини враждебен герою.
5. Детектив считает героя виновным и пытается арестовать его в критический момент.
6. Герой совершает случайное преступление. Например, его/её ловят на превышении скорости и арестовывают.
7. Свидетель принимает героя за злодея.
8. Герой нарушает закон, и его ищут.
9. Разум героини настроен против героя.
10. Какой-то персонаж не так представлен.
11. Влюбленный соперник пытается дискредитировать героя.
В. Колесо слепых троп, с помощью которых герой вводится в заблуждение или запутывается
1. Свидетель лжет.
2. Документ подделан.
3. Свидетель подброшен.
4. Клиент что-то скрывает.
5. Клиент что-то искажает.
6. Друг притворяется, что предает героя.
7. Помощник злодея притворяется, что предал героя.
8. Важный свидетель отказывается говорить.
9. Ложное признание.
10. Подлинные ошибки.
11. Свидетель улетает.
12. Свидетеля похищают.
13. Свидетель кончает жизнь самоубийством.
14. Свидетель продается.
15. Подброшенные улики.
16. Невозможные заявления.
Г. Колесо решений
Как герой преодолевает препятствия на своем пути?
1. Заставляет злодея предать себя из-за жадности.
2. Заставляет злодея по собственной воле подбросить дополнительные улики.
3. Подбрасывает фальшивые улики, чтобы запутать злодея.
4. Подтасовывает обстоятельства, чтобы злодей подумал, что его/её раскрыли.
5. Обманом заставляет сообщника героя признаться в содеянном.
6. Злодей попадается в собственную ловушку.
7. Злодея убивают, когда он/она пытается подставить кого-то.
8. Злодей перегибает палку.
9. Противопоставляет хитрость лошадиному чутью.
10. Преодолевает препятствия благодаря своему мужеству.
11. Настраивает злодеев друг против друга.
12. Заманивает в ловушку [обманывает?] злодея, заставляя его выдать тайник. Герой либо а) создает фальшивый огонь, либо б) дает ему/ей нечто, чтобы спрятать в укрытии, либо в) вынуждает злодея бежать (и, следовательно, злодей должен что-то взять из укрытия).
На этом, пожалуй, и закончу свой рассказ о Колесе сюжетов. Не знаю, как долго Э.С. Гарднер пользовался своим устройством. Возможно, только пока учился писательскому мастерству. А потом, как писали его биографы, сам стал машиной сюжетов.
(1) Фредерик Пол – «Ретроспектива будущего: Мемуары» (The Way the Future Was: A Memoir) (пер. А. Петрушиной)
(6) Francis L. Fugate, Roberta B. Fugate – «Secrets of the World's Best-Selling Writer: The Storytelling Techniques of Erle Stanley Gardner» (1980) – https://www.amazon.com/Secrets-Worlds-Bes...
облако тэгов
