«Войны завтрашнего дня...» «Война на пороге...» «Украинский фронт...» и прочая обильнейшая пред- и пост-апокалиптика. То, что век 21-й чреват столкновениями и, быть может, даже и военными, — вероятно. Но вот строить военные модели конфликтов грядущего на основании опыта ХХ в., — нужно ли?

Так что опусы капитана Березина — это даже и не предупреждения, а, скорее, «игры в войнуху». Военные их любят...

Был «Первый удар» Шпанова, об отношении его к военной реальности говорилось уже столько, что повторяться не приходится.

Между тем, Станислав Лем оставил фантастам великолепную методологию построения нетривиальных моделей и образов грядущего. Быть может, г-ну Березину стоит

вооружиться нею? И повоевать... в сферах интеллекта. У Ф. Березина это получится, если ему удастся выкарабкаться из навязчивых идей развязывания Третьей мировой из/из-за Украины...

В редком для советской фантастики сюжете Лазарь Лагин исследует тему колаборационизма (в данном случае британский отставной майор сотрудничает с уэллсовскими марсианами). Странные какие-то марсиане, — в качестве знака одобрения показывают колаборанту... свастику. Аллегория более чем прозрачная.

Впрочем, приём, использованный автором в этой «уэллсиане» необычен: события показаны «с противной стороны», хотя и взглядом земного человека. Редкий случай показать марсиан с точки зрения с о ч у в с т в у ю щ е г о. Автор прекрасно понял силу приёма и вполне использовал его сатирические возможности, упущенные, кажется, самим Уэллсом...

«Голубой человек» (чтоб понятней было, — в названии подразумевается термин «голубой герой», — то есть — и д е а л ь н ы й, — не от мира сего) — роман, написанный и изданный, когда про «попаданцев», «вселенцев» и «засланцев» и слыхом не слыхивали. А, тем более, чтобы историю было «льзя изменить».

Невесть как очутившись в конце позапрошлого века в образе простого парня, молодой человек из СССР и предстаёт вот таким идеальным персонажем... На фоне бытовых подробностей небогатой городской жизни, автор ограничился лишь мимолётной встречей героя с В. И. Ульяновым (будущим Лениным), — спешащим на конспиративную сходку. Попытаться заговорить с тем, кто станет вождём мирового пролетариата! По тем временам — неслыханная смелость автора, хотя сейчас, по прошествии более чем сорока лет, ничего вроде бы особенного.

Однако писатель мастерски сталкивает времена в другом эпизоде, — где главный герой поёт умирающему от чахотки безвестному революционеру песню времён Гражданской, — про «матроса-партизана Железняка». Пожалуй, — самый эмоционально сильный отрывок романа.

Опять же, — как оценить произведение? Все эти баллы — весьма условная шкала. «Фантлабу» стоит подумать о введении шкалы не количественной, но качественной оценки, — по ключевым словам отзывов. А «балльная» оценка — это, скорее, условное измерение оставшегося после произведения эмоционального впечатления.

В повести заложен заряд зримой «кинематографичности», — не удивительно, что «Колония Ланфиер» была-таки экранизирована в Чехословакии. Произведение читается как отменный сценарий приключенческого фильма, — непременно цветного. Тут и бегство на окраину мира, и неожиданное обретение сокровища, и туземная красавица, и — супергерой... Завидую тем, кто прочтёт повесть впервые.

Произведение, — демонстрация мастерства Грина — фантаста, свободно владеющего приёмами придания достоверности Невероятному. Сам Грин предпочитал называть себя не фантастом, а символистом, но «феерично-реалистические» способы странствия в параллельные измерения заставляют поверить, — Грин уверенно становился одним из ведущих российских ф а н т а с т о в (в том смысле, какой мы вкладываем в этот термин сегодня, почти столетие спустя).

Мистический предмет, вручённый рассказчику цыганами, служит ещё и своеобразным индикатором подлинности произведений искусства: одна поделка превращается под действием кристалла в мусорный хлам, в то время как настоящая живопись становится входом в иную реальность.

Тот же эффект «реализации» срабатывает и в лучших произведениях Грина.

Задолго до Г. Дж. Уэллса в качестве машины времени использовали... гиппогрифа, — крылатое фантастическое существо, на котором можно было гарцевать по столетьям. Преимущественно — минувшим... Не устоял перед соблазном ияспользовния сказочного скакуна и Александр Вельтман, — до сих пор не оценённый вполне автор фантастических сюжетов на темы всемирной и отечественной истории. Жаль, что труды писателя не воссозданы до сих пор в прилично таланту автора отредактированном виде, — в цельном собрании сочинений...

Даже посвящённый писателю том «Литературного наследия» не отдаёт должное Вельтману-фантасту, — которому в середине 19 в. не было равных. Долго ли Гиппогрифу российскому томиться в забытой конюшне?

С классиком «Чёрной НФ» Игоря Георгиевича Халымбаджу объединяет, прежде всего, то, что оба они — крупнейшие «фэны» ХХ столетия, — разумеется, каждый в своём времени. Не случайно подготовка первого (незавершенного) Полного с/с Г. Ф. Л. на русском произведена именно Игорем Георгиевичем. Но если в США уже собраны и изданы несколько томов писем Г. Ф. Л., — из примерно ста тысяч (!) написанных им, «у нас» эпистолярное наследие И. Г. Халымбаджи пока рассеяно по сотням его корреспондентов.

Андрей Балабуха, очевидно, первым в русской литературоведческой традиции применил термин «ухрония». Между тем, Ухронией (букв.: «Временем, которого нет») назван обширный архипелаг альтернативной истории (особенно часто применяют этот термин во Франции).

Андрей Димитриевич склонен к расширительному толкованию понятия «ухрония», — как обобщающего склонность серьёзных фантастов к сотворению небывалых мест и времён. Кроме того, умелый критик и литературовед сообщает ещё и верные признаки подлинности «альтернативки», — прежде всего, — её «неодноприродность», — т. е. многозначность текстов и способность их к самостоятельному — не зависящему от автора — развитию...

Многочисленные предисловия, средисловия (есть и такие!) и послесловия, выполненные Андреем Балабухой, могут составить ( и когда-нибудь, уверен, составят) полновесный том, — а , возможно, и не один, — его грядущего собрания сочинений. Недавно разыскивал том Вас. Звягинцева, — из множества изданий его «Одиссея», — только потому, что он, этот том, снабжён послесловием Андрея Балабухи («Похвальное слово сослагательному наклонению») Автор сего послесловия явно питает слабость к «альтернативкам», и только у Балабухи впервые дана полная и систематическая классификация «историй» применительно к усилиям писателей-фантастов, — от истории состоявшейся и мифической — к истории альтернативной и Истории Будущего. Стоит напомнить, — теме альтернативной истории посвящён и ранний рассказ А. Балабухи «Аппендикс».

Свойство автора как литературного профессионала делает его сопроводительные заметки столь же интересными, как, собственно, и основное содержание томов. Жаль только,что в «крупной» форме в жанре «фантастиковедения» у А. Балабухи пока опубликованы только «Ахмановские мозаики». Хотелось бы, чтобы эта книжица стала первой в целом ряду подобных опусов. Кстати, почему этой книги нет на страницах А. Балабухи и М. Ахманова?

Произведения Михаила Ахманова отличает добротность исполнения, за которой чувствуется изрядное знание НФ и немалый опыт «черновой» литературной работы. По уровню серьёзного профессионализма писателю, пожалуй, сейчас нет равных в российской НФ.

Конечно же, автор не мог не попробовать себя и в жанре параистории («параллельной» истории). Избранием главным героем заведомого долгожителя создаётся возможность проследить развитие истории альтернативного мира на протяжении веков, — приём не столь частый в «альтернативке», где размеренное повествование почти всегда уступает место «боевику». У Ахманова получается, скорее, торжественная сага параллельного мира...

Прекрасный «английский» рассказ. Параллельная реальность лишь как фон и повод к обретению возлюбленной. И в общем-то не важно, какие там подробности параистории, — что «там» Вторая мировая так и не состоялась, а ядерная физика отсталая — важно, что через парареальность можно найти себе невесту в «нашем», реальном, мире... Сказочный сюжет в упаковке НФ.

Неужели это и всё, что осталось в архивах писателя из незавершённого? (В «Ефремовской» странице данного сайта — всего три названия). А где не законченный роман из жизни Древней Руси? Такая скудость списка незавершённого показывает, насколько архив классика фантастики до сих пор не систематизирован.

Из всего эпистолярного наследия И. А. Ефремова опубликованы считанные тексты. Сколько ещё не открытого в архивах писателя! (Разумеется, если эти архивы открыты и доступны). Интересно, а хоть кто-нибудь занимается наследием классика в систематических поисках новых , до сих пор не опубликованных, текстов? Есть ли дневники писателя? Читатели Ефремова пока частично знакомы только с дневником гобийской экспедиции («Дорога ветров»).

Хотелось бы предложить издателям идею «Эциклопедии Ефремова». (Ведь есть же двухтомная «Энциклопедия братьев Стругацких«!)

В «Звёздных кораблях» есть эпизод, где учёные пытаются классифицировать вид обнаруженного пришельца и не слишком удачно придумывают ему названия на мёртвых языках. Бестия астралис, терион целестис... — «Небесный зверь»... — Автор явно пытался провести своеобразную «игру в называние», — и тем самым доказать, что латынь и древнегреческий вполне применимы для научной систематизации в Галактике. Как и таблица Менделеева.

А в целом — весьма удачный приём сообщения реалистической достоверности выдумке. И — начало авторских размышлений о гипотетической эволюции инопланетных разумных. Тут впервые автор зримо представил образ негуманоидного (догуманоидного) пришельца, — вида, пришедшего к разуму гораздо более коротким эволюционным путём, — на десятки миллионов лет раньше человека разумного. «Визуализация» образа инозвёздного пришельца выполнена безукоризненно.

Автор выстроил повесть на сцеплении разных гипотез, реальных и вымышленных фактов: тут и необычное объяснение «кладбищ динозавров», и «вычисление» гипотетической орбиты Солнца относительно иных «звёздных архипелагов» Галактики... Соединяясь воедино, все эти идеи и создают уникальное и устойчивое сочетание, — то, что мы называем «твёрдой» НФ.

Удивительная подробность в том, что почти за семидесятилетнюю историю произведения эта «кинематографично» написанная повесть так и не оказалась искусно и убедительно проиллюстрирована. Впрочем, будем надеяться, — грядущим иллюстраторам это ещё удастся.

И ещё: если внимательно вчитаться в повесть, — можно обнаружить удивительное свойство её текста. — «Звёздные корабли» написаны как своеобразный сценарий обширной «ефремовской» темы. Впрочем, попыток экранизации не было.

Удивительно, что повесть Стросса в обеих российских публикациях идёт «внагрузку» к сборникам классики. Произведение вполне заслуживает чести быть включённым в авторский сборник избранного. По-видимому, Ч. Стросс — автор пока на русском не открытый. Едва открыт этот автор и в переводах на украинский: недавно киевский журнал всемирной литературы «Всесвит» опубликовал неплохой комментированный перевод «Очень холодной войны» на украинский.

В одном из номеров киевского журнала «Вселенная. Пространство. Время» в 2009 г. опубликована красочная картинка нашей Галактики с изображением гипотетического «галактического пояса жизни». Согласно идее авторов, он имеет вид сверхисполинского кольца, а, точнее, — тора, — с внутренним радиусом в 25000 световых лет и диаметром поперечного сечения в 600 световых лет. Именно внутри этого медленно расширяющегося сверхтора (проще, — «супербублика») и должны, по идее астрономов начала ХХI столетия, размещаться все галактические цивилизации. Вот оно, — своеобразное наглядное «эхо» идеи «Великого Кольца» И. А. Ефремова!

Хотя до издания русского перевода заключительной, — на сегодняшний день шестой, — части Принцев-торговцев невесть сколько времени, придётся, ссылаясь на обложку «англоязычного» издания, сделать вывод: обязательного «у них там» хэппи-энда не предвидится... Пышные термоядерные грибочки, запечатленные художником на первой странице обложки шестого тома, весьма однозначно намекают на радикальный финал второй трилогии.

Вообще Ч. Стросс, — судя по лучшему пока из опубликовавнных на русском переводу его повести «Очень холодная война», склонен к мрачной тональности нетривиальных н.-ф. сюжетов. Быть может, именно это обстоятельство и «тормозит» издание «Принцев-торговцев» в русских переводах?

И всё же рискну обратиться через «Фантлаб» с просьбой к издателям: ну не стоит воспроизводить обложки английских оригиналов. Лучше уж дать поэкспериментировать российским мастерам. Без спешки разработать проект серийного оформления, — да и издать шеститомник как следует! Тем более, — не часто что-то балуют российского читателя качественными изданиями качественных переводов англо-американской «альтернативки».

Короткая повесть А. Кубатиева — ещё один текст для виртуальной альтернативно-биографической антологии, — назовите её, как хотите, — хоть «Альтернативная Пушкиниана», хоть «Альтклассика», или ещё как-нибудь позаковыристее. Удивительно, что общности нескольких незаурядных текстов русской альтернативной фантастики до сих пор не заметили. По-видимому, у «фантлаба» есть ещё резервы структуризации.

Впрочем, одна посвящённая альтернативной классике антология, помнится, вышла-таки, — в серии «Лучшее» («Азбука-Классика»).

«Пушкиниана» привлекает «альтернативщиков» — и из фантастики, и из «основного потока» — по вполне понятным причинам. Чью ещё биографию мы знаем столь же подробно, — временами чуть ли не поминутно.

А «переписывание» биографии великого поэта — задача весьма увлекательная и даже — почётная.

И ещё — игровая. Можно «досрочно» укоротить жизнь классику, можно сделать его долгожителем. А можно забросить в совсем иную реальность. Все эти игровые варианты уже реализованы. Как-нибудь тут появятся все необходимые ссылки на соответствующие литературные произведения.

В данной новелле создан негативный образ литератора-«долгожителя», кропающего потихоньку романчики «а-ля г-н Загоскин» и вовсе не известного как великий поэт. В отличие от иных произведений «альтернативной пушкинианы», здесь А. С. Пушкин и вовсе — не более, чем некий г-н П.

Если у иных авторов альтернативный Пушкин круто меняет всю историю российскую, — «здесь» персонаж если и вовлечён в альтернативную историю, то лишь одного семейства, — собственного, — с приживалкой — вдовой сестрой жены. А от великих творений остаётся лишь неразборчивое двустишие на испачканном сапожным дёгтем листке...

В достижениях русской альтернативно-биографической фантастики накопилось уже достаточно текстов, чтобы составить полноценную антологию, под условным названием «Альтерниана». И опус незабвенного Бориса Штерна займёт в ней доствойное место. По воспоминаниям Е. Лукина, «Чехов был всегда любимым Бориным писателем!» Не удивительно, что автор пожелал продлить жизнь классика, и получилась прекрасная вещь: живой мэтр самим своим присутствием мощно деформирует к лучшему нашу реальность.

Ну что ж, неплохой вклад в альтернативную «Пушкиниану», начатую ещё В. В. Набоковым. Ныне, многими усилиями, впору уже составлять альт-антологию «пропушкина». (Вспоминается небезинтересный рассказик «Что делать, Фауст» из антологии «Новые герои»). Подобных опусов насчитывается уже, по меньшей мере, с десяток. Пушкин выступает то долгожителем, то гибнет ещё раньше, чем «у нас» в истории. Поэт то уходит в безвестность, то вовсе — в параллельную реальность...

Татьяна Толстая выбрала путь, на котором великий поэт становится долгожителем и создаёт, — ни много ни мало, — альтернативную историю России. Минимально необходимым воздействием здесь оказывается единственный вразумляющий удар стариковской трости по головушке хулиганистого Володеньки Ульянова (того самого). Но главное не в этом, а в той цепи исторических анекдотов, которые следом создала писательница. И Пушкин здесь — лишь повод. Подобный жанр любил сам поэт и даже коллекционировал анекдотические «перлы». «Сюжет» — из их числа...

На фоне переизданий переводов на русский первой тетралогии Тертлдава изумляет полное равнодушие российских издателей к переводу продолжения, доведённого уже автором до логического завершения сюжета с инопланетными захватчиками. Решение Тертлдав отыскал остроумное и поучительное. Но, похоже, на русском мы его не оценим...

Напрашивается сравнение Собраний сочинений Стругацких и Ефремова: у Стругацких есть группа «Людены», которая практически завершает подготовку и издание почти тридцатитомного Полного собрания сочинений мэтров и любимых писателей (Миры АБС); вокруг творчества Ефремова подобной группы, увы, не сложилось. А потому авторские собрания сочинений И. А. Е. выходят какими-то фрагментарными. Архивы Стругацких для заинтересованных исследователей из «Люденов» — нараспашку. Архив Ефремова не исследован до сих пор. Иван Антонович и ныне остаётся писателем и личностью-загадкой. В отличие от АБС, с Ефремовым связаны криптобиографические версии, где он объявляется чуть ли не британским шпионом, а то и вообще — агентом инопланетян...

Во всём этом — показатель недостаточности и нескоординированности связанных с творчеством Ефремова исследований. А потому о Полном собрании сочинений писателя, кого сам Аркадий Стругацкий в переписке с братом называл «чиф», приходится только мечтать...

«Час Быка» и «Туманность Андромеды» многократно рассматривали как утопию и антиутопию, даже попытались интерпретировать как неудачную модель хозяйственной жизни общества будущего, а вот попытки увидеть в них «посткатастрофные» романы что-то не встречалось. А ведь при внимательном прочтении текстов, особенно «Час Быка», становится ясно: блестящая реальность Земли далёкого будущего — мир, построенный после разрушительных столкновений с применением термоядерного оружия! С чего бы тогда археологи грядущего в таком изобилии откапывают подземные бункеры-музеи?

Вообще ипостась Ефремова-провидца и автора-«постапокалиптика» представлена в литературоведении и критике мало. Между тем, относительно будущего писатель не питал особо радужных надежд. Напротив, его видение ближайшего (для нас) будущего было, судя по всему, далеко не оптимистичным. Писатель верил в древние негативные прогнозы о переломной эпохе в истории человечества, куда мы уже вступаем, и даже в одном из писем зарубежному корреспонденту-учёному выражал чувство облегчения, что не доживёт до тех грядущих потрясений. Оба известнейших романа Ефремова — действительно послание в отдалённое будущее. Поэтому ставить им оценки не следует: нет для этого шкалы.

Ещё один аспект интерпретации творчества И. А. Ефремова — переложение его произведений на язык движущихся изображений. Традиционное кино показало неудачу такой попытки (единственная советская экранизация «Туманности Андромеды»). Представляется, — самым адэкватным средством «перевода» образов Ефремова является ни что иное, как художественная анимация, — с копьютерными эффектами и проч. Тогда не будет проблем ни с артистами, ни с естественными диалогами. Как ещё убедительно передать заключительую строку из «Туманности Андромеды»: «Лебедь» будет доступен нашему зову ещё девятнадцать часов!

Сам И. А. Ефремов как-то писал о «магии героя», — редкостный термин применительно к советской фантастике. Хоть автор и предупреждал, что в романе «Час Быка» этой «магии героя» будто бы нет, она всё же там ощутимо присутствует...

Следует отметить и ещё один аспект романа. По существу это — незавершённое произведение. При жизни писателя вышло единственное издание, и обратная связь с читателями не успела вполне сработать. Аналитика текста в 21 в. показывает, что в хронологии и последовательности внешней канвы событий в произведении осталось много несообразностей и нестыковок. Некоторые склонны полагать, что это сделано автором намеренно. Но, по-видимому, причина всё же в том, что И. А. Е. так и не успел отредактировать произведение для следующего издания. Над «Часом Быка» уже висела тень цензурных запретов...

«Нейромантик» — живое свидетельство того, насколько быстро НФ ныне оказывается «встроенной» в образ настоящего и будущего, — пусть и не столь комфортный, как это представлялось в 1920-е. Уже состоявшаяся история этого произведения демонстрирует не слишком частый пример, как художественное произведение может оказаться началом целого направления развития новой, — альтернативной, — реальности. «Нейромантик» — уже хрестоматия по истории будущего, включённая в анналы создания кибер-реальности...

Эта конкурсная миниатюра — первая публикация харьковского фантаста и сказочника Андрея Борисовича Калинина. В жанре детской сказки ему, безо всякого преувеличения, нет равных не только в Харькове, но и в Украине. Автор владеет уникальным даром писать для дошкольников просто и внятно о самых сложных вещах.

К сожалению, на русском (языке оригинала) сказки А. Калинина до сих пор не издавались. В харьковском «Свароге» опубликованы в переводе на украинский три книги сказок этого автора.

Самым замечательным является использование автором фантастических мотивов и тем, — они всегда завершаются неожиданно-парадоксально.

Небезитересно, наверное, отметить: число переизданий романа «Человек в неприступной твердыне» на русском уже превзошло количество переизданий собственно на английском. При этом следует учесть, — счёт англоязычным изданиям ведётся с 1962-го, а публикации русских переводов начались на три десятилетия позже, — с 1992-го. Насколько известно, — этот удивительный факт ускользнул от внимания даже составителя знаменитого списка «Ухрония», — Роберта Шмунка.

Во всяком случае, — роман Ф. Дика по числу изданий прочно удерживает мировое первенство среди произведений альтистории.

А по основным приёмам и до сих пор задаёт образец альтернативно-исторического повествования: включение в текст альтисторического романа «из альтернативки» же, «неодноприродность» (термин предложен А. Балабухой) произведения, содержащего некую «сверхзадачу», которая не исчерпывается альтисторией, неожиданность развития сюжета и итога, многосложность текста...

Впрочем, обратим внимание на обилие вариантов русского перевода. Среди них самый скрупулёзный — Г. Корчагина. С подробнейшими постраничными комментариями. Не каждый издатель согласится на столь обильные комментарии.

К сожалению, практически все русские переводы романа можно, скорей, назвать пересказами. Пока не были предприняты удачные попытки передать в переводе уникальную «диковскую» стилистику.

Оценивать можно и сюжет, и перевод, и оформление.

Сюжет-добротный, хотя в некомментированном русском издании в эту добротность можно поверить лишь по факту вручения премии «Сайдвайс» и на основе благодарности автора своему литагенту.

С переводом — вещь забавная: его качество улучшается там, где переводчику, по всей видимости, и самому интересно было читать, и — наоборот.

Оформление — случайное, — с чисто декоративной обложкой первой книги (серия «Век Дракона») и репродукцией обложки английского издания — во второй. Никаких видимых ссылок на сериал и первую книгу. Впечатление, что оба издания не редактировались.

Пора определиться: или прекращать издание, или завершить и издать хотя бы перевод первой трилогии. Похоже, пока избран первый вариант...

Поучительно, как издательский успех сериала «там, у них» может обернуться неудачей «здесь, у нас». — Как неподготовленное издание нивелирует все авторские изыски и новации.

А сюжетный замысел неплох, — представить череду параллельно-альтернативных историй, объединённых своеобразной межмировой политэкономией и героиней — прогрессором. Ну и, конечно, динамичным действием.