Важной задачей в программе нового государства и характерной чертой советской эстетики было покорение времени, природы и человеческого тела — отдельной клетки государства как тела

1. Согласно советской

идеологии, усилия граждан, в том числе в их индивидуальных привычках и

повседневных делах, не должны были тратиться бесцельно и напрасно: их следовало направить на служение высшей цели — экономической и политической

мощи молодого Советского государства на международной арене. Хотя этот

новый курс и эти новые цели, несомненно, привели к разрыву с традицией

в культуре, обществе и истории идей, если пристальнее рассмотреть отношения между человеческим телом и его окружением в широком смысле — климатом, ресурсами, нечеловеческой жизнью, социальной и экономической системами, — то помимо очевидных отличий можно обнаружить важные точки

пересечения между ранней советской эстетикой и дореволюционными мыслителями, что усложняет нарратив о резкой перемене и наполняет смысловыми оттенками наше понимание перехода от одной эпохи к другой.

В данной статье я рассмотрю преобразование энергии и обмены ею через

границы между человеческим и нечеловеческим в начале ХХ века, чтобы показать проявления преемственности между дореволюционной мыслью и ранней советской эстетикой в малоизученном аспекте2. Для этого я организую

диалог между утопическим романом Александра Богданова «Красная звезда» (1908) и рассказом Александра Беляева «Ни жизнь, ни смерть» (1926) —

научно-фантастическим текстом начала советской эпохи, в котором человеческая жизнь и человеческая деятельность оказываются вплетены в более

разветвленные системы3. моя цель — вычленить противоречия и конфликты внутри на первый взгляд монолитного нарратива о телах, природных ресурсах и экономических системах в начале советской эпохи и выявить пришедшие из дореволюционного времени мотивы, связанные с человеческой

жизнью и деятельностью в окружающей среде в самом широком смысле. Концепция «метаболизма» и ее импликации для преобразования энергии послужит мне рабочей категорией, выгодной точкой аналитического обзора и развернутой метафорой для рассуждений о телах, современности, сотворении и

растворении мира.

102

1 Среди важнейших исторических ресурсов о системе здравоохранения в первые годы

советской эпохи, опубликованных за последнее время, см.: [Bernstein et al. 2010; Solomon, Hutchinson 1990].

2 В конце концов, советские общественные деятели сами видели прямые и органические предпосылки построенного ими общества в философских традициях прошлых

веков: от французского Просвещения до гегелевской и марксистской эстетики. об

этом см., в частности: [Bergman 2019; Cheng 2009; Fitzpatrick 1970; Hoffmann 2017].

3 о преобразовании энергии, в частности у Богданова, см. также статью м. эрли в данном блоке.

тела, почва и системы:

социалистическая утопия Богданова

задуманная после революции 1905 года и написанная в 1910-е, богдановская

тектология была метанаукой системного мышления и универсальной организации. В ней Богданов выделил формы и процессы организации, общие для

всей живой и неживой материи в мире — от физического формирования звезд

до политических движений, и выстроил неантропоцентрическую систему взаимосвязей между человеческой деятельностью, нечеловеческой жизнью, землей

и вселенной4:

[Вселенная] выступает перед нами как беспредельно развертывающаяся ткань

форм разных типов и ступеней организованности — от неизвестных нам элементов эфира до человеческих коллективов и звездных систем. Все эти формы — в их

взаимных сплетениях и взаимной борьбе, в их постоянных изменениях — образуют мировой организационный процесс, неограниченно дробящийся в своих

частях, непрерывный и неразрывный в своем целом [Богданов 1989, 1: 71].

Врач по образованию, политический деятель и теоретик, Богданов сочетал

знание науки — в первую очередь физиологии, но также естественных наук

и техники — с интересом к эмпириомонизму и марксистской социологии.

он не только пытался под эгидой аналогии вывести организационные законы, применимые к таким далеким друг от друга областям, как труд и природа, минералы и человеческие общества, научные и социальные организации и процессы, живое и инертное; он также видел все эти сферы как не

просто аналогичные, а тесно связанные и вовлеченные в постоянные обмены. Не удивительно, что в конце ХХ века тектология была увидена из будущего как ранняя версия кибернетики и системного мышления. В богдановском

научно-фантастическом романе «Красная звезда» читателю предлагается

коммунистическая утопия, развернутая на марсе. Помимо аккумуляции тропов из европейской и русской научной фантастики, популярных научных

журналов той эпохи и всех современных ему теорий вокруг марсианских каналов (возникших в результате неточного перевода употребленного Скьяпарелли слова canali, обозначающего любые протоки — как естественного, так

и искусственного происхождения, — английским словом canals, обозначающим исключительно искусственные каналы, что породило в научных кругах дискуссии о разумном строительстве на марсе), роман «Красная звезда»

устанавливает основные догматы богдановской новой науки в первичной

формулировке5.

103

4 траектория публикации этого трехтомного труда перекрывает водораздел 1917 года.

Первый том появился в 1913 году, второй был окончен летом 1917-го, а третий вышел

в свет в виде серии статей в журнале «Пролетарская культура» в 1919—1920 годах.

В 1922 году трехтомник был опубликован зиновием гржебиным в Берлине как единое издание. Слово «тектология» было изначально введено немецким натуралистом

и врачом эрнстом геккелем и означает исследование регуляторных процессов и организации всех природных систем.

5 После публикации в 1908 году «Красная звезда» была неоднозначно воспринята критикой, но она хорошо продавалась и при переизданиях 1918 и 1929 годов. В 1920 году

состоялась премьера театрального спектакля по мотивам этого романа.

главный герой леонид — революционер, приглашенный принять участие

в экспедиции на Красную планету марсианским инженером мэнни, который

в конспиративных целях действует на земле под видом «товарища с юга». Во

время пребывания на марсе леонид узнает о цивилизации, которая достигла

социальной стабильности, что разительно отличает ее от земного человечества — и особенно от российского общества, бушующего в преддверии революции 1905 года. В конце, после того как он убивает ученого, который настаивает

на колонизации земли и уничтожении ее жителей, леонид признан недостойным оставаться на Красной планете и отправлен назад в Россию: там он попадает в психиатрическую лечебницу, где и пишет свои воспоминания, составляющие текст романа.

На марсе леонид наблюдает за возможным вариантом социалистического

будущего. тщательно разработанная система обратной связи, организации информации, статистики, ранних компьютерных сетей, регуляции, логистики и

инфраструктуры, а также определенное в результате вычислений «равновесие»

[Богданов 1908: 60] между существующей и желаемой ситуацией в промышленном производстве — всё это составные элементы богдановской тектологической теории. Например, концепция подвижного равновесия сформулирована

в «тектологии» следующим образом:

организм в своей жизнедеятельности постоянно затрачивает, теряет, отдавая

окружающей среде, свои активности, в виде вещества своих тканей и энергии

своих органов. это не мешает ему оставаться — приблизительно, практически —

«тем же самым», т.е. сохраняться. Взамен затраченного он столь же непрерывно

берет, усваивает из окружающей среды элементы ее активностей, в виде пищи,

в виде энергии получаемых впечатлений, и т.п. [Богданов 1989, 1: 197—198].

На марсианской фабрике, которую посещает леонид, человеческое тело и

средства производства гармонически скоординированы: «Были неуловимы

и невидимы со стороны те нити, которые связывали нежный мозг людей с несокрушимыми органами механизма» [Богданов 1908: 58]. Само слово «орган»

тектологически указывает на структурную общность тел и машин. тем не менее Богданов — это не гастев6. Хотя марсианское общество и разработало усовершенствованную инфраструктуру, это не отменило для него перспективу

борьбы и вымирания. экономика обмена, описанная в «тектологии», отнюдь

не гармонична, согласованна и бесконфликтна: расширение и процветание

одной системы происходит за счет других. В «Красной звезде» угроза счастью

и благополучию на марсе проистекает не из классовых различий или дисбаланса труда и капитала: гармония между всеми жителями давно достигнута, —

она исходит от неизбывной борьбы с природной средой и, в частности, от изменения климата, болезней и в первую очередь от истощения минеральных

и радиоактивных ресурсов. По сути, само стремление к знанию в марсианском

обществе обусловлено этим масштабным столкновением. Как отмечает марсианский доктор Нэтти, умеряя восторги леонида по поводу мэнни и его научных достижений, «разве не природа предоставила ему все элементы и все

зародыши его комбинации? и разве не из самой борьбы человечества с при-

104

Елена Фратто

6 А.К. гастев (1882—1939) — профсоюзный деятель, поэт и писатель, теоретик научной

организации труда и руководитель Центрального института труда.

родой возникли все живые стимулы этих комбинаций?» [там же: 32]7. В «тектологии» Богданов утверждает, что жизнь организма — это «борьба со средой

за существование, за непрерывное сохранение этого комплекса; а оно, как

мы знаем, сводится к подвижному равновесию со средой, к процессам ассимиляции — дезассимиляции» [Богданов 1989, 2: 209]. В кратком экскурсе в недавнюю историю планеты, до установления нынешнего «социального мира»,

мэнни показывает леониду постройку каналов для искусственного орошения

полей, капитализм и финансовую систему, борьбу земледельцев с землевладельцами, прогрессирующее опустынивание планеты и вызванную им миграцию населения, занятого в сельском хозяйстве, как единую причинно-следственную цепочку, где все явления неизбежно взаимозависимы [Богданов 1908:

46—48]. Подобные отношения и хрупкий баланс характерны не для одного

марса. Недостаток природных ресурсов, особенно радиоактивного минерала,

необходимого для производства вожделенной минус-материи, обеспечивающей движение марсианского транспорта и в первую очередь этеронефов —

межпланетных кораблей, заставил марсианских ученых задуматься о колонизации близлежащих планет, богатых этими ресурсами, чтобы вести там добычу

ископаемых, необходимых для выживания марсианского общества. После того

как от захвата земли отказались, объектом марсианских колониальных амбиций стала Венера. гармоничное, функциональное и утопичное марсианское

общество, которое на первый взгляд представлялось свободным от всех земных забот, обнаружило свою весьма осязаемую, физическую, материальную

сторону, состоящую в геологодобыче, сельскохозяйственной инфраструктуре,

колонизации и борьбе за существование. Хотя марсиане и живут в гармонии,

ставят единство и коллектив выше, чем индивидов, и практикуют взаимные

переливания крови для долгожительства как «товарищеский обмен жизни»

[там же: 85], их система совсем не самозамкнута, а мировоззрение вовсе не

самореференциально. Стабильность и самое существование марсианского населения и созданных им институтов тесно переплетены с положением вещей

в остальной Вселенной, без какой-либо заданной иерархии. Все, чего достигли

марсиане, должно быть скоординировано с целым и часто получено метаболически, путем энергетических обменов. Когда инженер мэнни описывает своим

товарищам преимущества разработки радиоматерии на Венере, он признает,

что «придется, конечно, одновременно вести энергичную борьбу с природными условиями, ограждая себя от губительного климата, неизвестных болезней и других опасностей» [там же: 129]. эволюция общества, его политическая

организация и экономическая система переплетаются с биологией, экологией,

геологией — здесь нет особых исключений для какого бы то ни было вида,

в том числе и марсиан. Все является частью одной огромной межпланетной

системы, и все факторы считаются равно значимыми. «Чем теснее наше человечество смыкает свои ряды для завоевания природы, тем теснее смыкаются

и стихии для мести за победы», — объясняет астроном энно повествователю

во время беседы в музее [там же: 77]. Недостаток ресурсов, изменение климата, истощение природных богатств — все это принимается во внимание жителями Красной планеты: они даже рассматривали синтез белков из неорга-

105

Метаболизм современности...

7 эта концепция, судя по всему, резонирует с представлениями Петра Кропоткина

о борьбе между видами и окружающей их средой в противоположность кооперации

между представителями одного вида. об этом см. статью Р. Николози из данного блока.

нической материи как способ снизить дефицит продуктов питания и избежать

колонизации, но вскоре отвергли этот план, поскольку его осуществление также потребовало бы радиоактивных ресурсов, которых на планете и без того не

хватает. В метаболических обменах, фигурирующих в тексте романа, будь они

физическими (борьба со стихиями, добыча минералов) или физиологическими (переливание крови, проект производства еды из неорганики), проявляется отсутствие иерархий, принятых для энергетических обменов между живой и неживой материей, при этом существует паритет между природными и

нечеловеческими силами — и человеческой жизнью и деятельностью, которые

не являются определяющим фактором, а включаются в (планетарный) контекст и перспективу.

метаболизм и/как энергетический обмен

Концепция «среды» лежит в самом сердце богдановской тектологии:

мы знаем, что среда соотносительна организму; она, следовательно, расширяется

и усиливает свои воздействия на него, поскольку он развертывает в ней свои активности, она суживается и ослабляет свое давление, поскольку он сокращает

свои деятельные проявления [Богданов 1989, 2: 163].

теория систем в формулировке Богданова, несомненно, испытала на себе влияние двух концепций середины XIX века: теории среды Клода Бернара, установившей ряд процессов, в ходе которых жизненные функции (внутренняя

среда организма) регулируются посредством обменов с окружающим миром

(внешней средой)8, и агрохимии Юстуса фон либиха, сформулированной в его

книге «органическая химия в ее применении к сельскому хозяйству и физиологии» (1840), где показано, как минералы проникают в растительные, животные и человеческие организмы при посредстве почвы9. Существенная для

обеих теорий концепция метаболизма (Stoffwechsel) была впервые предложена

немецким врачом Юлиусом фон майером («органическое движение в его связи с обменом веществ», 1845) как часть его размышлений об энергии, которые

привели к формулированию первого закона термодинамики и позже были использованы либихом для описания энергетических обменов между царствами

растений, животных и минералов.

106

Елена Фратто

8 Французский врач Клод Бернар впервые обнаружил взаимоотношения между внутренней средой организма (milieu intérieur) и окружающей его внешней социальной

и природной средой (milieu extérieur) в 1850-е годы и продолжил уточнять эту теорию до самой своей смерти в 1878 году. В своих лекциях «жизненные явления, общие животным и растениям» он утверждал, что «постоянство среды предполагает

совершенство организма, так что внешние изменения каждый момент компенсируются и уравновешиваются. Как следствие, будучи далеко не безразлично к внешнему миру, высшее животное, напротив, находится в тесных и мудрых отношениях

с ним, так что равновесие достигается путем продолжительной и бережной компенсации, установившейся как исключительно тонкий баланс» [Bernard 1974: 19]. теории Бернара легли в основу концепции гомеостаза, сформулированной Уолтером

Брэдфордом Кенноном в 1926 году.

9 о восприятии и реинтерпретации агрохимии фон либиха в российской науке, политике и культуре см.: [Erley 2018].

Во второй половине XIX века метаболические процессы, естественно, стали излюбленной аналогией в дискуссиях о месте человечества в природе. Как

утверждает Джон Беллами Фостер, Карл маркс интересовался процессами

обмена веществ в то время, когда ученые только открывали их, и избрал концепцию метаболизма для описания земли и нечеловеческих агентов. Фостер

показывает, что в «Капитале» маркс определяет труд как «процесс, совершающийся между человеком и природой, процесс, в котором человек своей собственной деятельностью опосредствует, регулирует и контролирует обмен веществ между собой и природой» [маркс, энгельс 1960: 188]. Капитализм же

вызвал «метаболический разрыв» в результате отчуждения крестьян от земли

с целью получения от нее большего количества ресурсов, чем она была способна метаболически произвести [Foster 2000: 141]10. Богданов перевел все

три тома «Капитала» на русский язык (они были опубликованы между 1907

и 1910 годами) и, следовательно, был знаком с марксовской интерпретацией

метаболических процессов.

Как и следовало ожидать, концепция обмена веществ все еще пронизывала

философию природы и общества в России начала ХХ века. Что гораздо удивительнее, она занимала важное положение и в российской эстетике — даже

после глубинных преобразований, произошедших после октябрьской революции. очевидно, что в эпоху, когда власти перекраивали национальный ландшафт, обращая реки вспять, меняя их направление с помощью дамб и каналов

и достигая ранее немыслимого севооборота с помощью сельскохозяйственной

инженерии, государственный контроль за телами граждан и формирование

нового советского человека с помощью открытий в области биологии, диетологии, механической инженерии и всех «революционных экспериментов», которые Николай Кременцов подробно описывает в своей работе [Krementsov

2014]11, были неразрывно связаны с построением советской природной окружающей среды. В пределах этой системы, где человеческое тело стало во многих отношениях первой экспериментальной площадкой революции12, а советская цивилизация упивалась новоприобретенной властью над временем и

природой, предполагалось, что преобразование энергии между человеческими

и нечеловеческими единицами будет протекать в рамках иерархических отношений с новым советским человеком и советской цивилизацией, обособленной в своем превосходстве. Концепция обмена веществ позволит нам разметить и понять эти отношения и объяснить их связь с дореволюционной наукой

и эстетикой.

107

Метаболизм современности...

10 здесь Фостер цитирует маркса: [Marx 1976: 283; 1981: 949—950, 959]. См. также:

[Foster et al. 2010: 159]. идею о том, что почва может быть «истощена», маркс почерпнул именно из книги либиха «органическая химия в ее применении к сельскому

хозяйству и физиологии» (1840). Недавно рассуждения маркса получили развитие

в работе: [Wark 2015]. В теориях антропоцена концепция метаболизма используется для описания способности земли перерабатывать отходы и выбросы CO2 (см.:

[Crutzen, Stoermer 2000]).

11 о сотрудничестве между советскими властями и учеными см. также: [Graham 1990;

Siniavskii 1990: 114].

12 о сближении политической программы и пропаганды общественного здоровья

в первые годы советской власти см.: [Starks 2008].

Биоритмы, исторические процессы

и окружающая среда

Не собираясь сдавать свои позиции в науке, метаболизм стал передовой областью исследований в раннесоветской биологии. Удаление гланд и органотерапия для омоложения были популярными тенденциями как в Европе, так и

в России; понятия о гормонах и метаболических ритмах в целом укоренялись

в коллективном воображаемом и в литературной эстетике, обусловливая появление новых форм взаимодействия между человеческими телами и окружающей их природной, социальной и политической средой13.

Ассоциация между процессами жизнедеятельности и развертыванием

исторических процессов имеет традицию — сколь долгую, столь и интригующую, и приобретает особенную остроту, когда речь заходит о теле вождя. Когда

останавливаются процессы жизнедеятельности вождя, останавливается и история, как это показано в фильме Дзиги Вертова «три песни о ленине» (1934).

В фильме Вертова биоритмы вождя связаны с историей и окружающей средой

причинно-следственными отношениями, которые утверждают иерархии и

подчеркивают дистанцию между этим телом и окружающим пространством,

которое издалека испытывает воздействие, произведенное прерыванием жизненных функций ленина. Связи между метаболическими ритмами и процессами человеческого тела и окружающей средой исследуются и в рассказе Беляева

«Ни жизнь, ни смерть», где они представлены не как причинно-следственные

отношения, а как глубокая включенность, что подвергает серьезному сомнению государственный нарратив об энергетическом обмене и агентности и позволяет читателям бросить взгляд за его пределы.

Питание и преобразование энергии

Если более внимательно рассматривать безотходное преобразование энергии

и отлаженный метаболизм Советского государства как тела, на первый план

выходят вопросы питания — в том числе получения исходных продуктов и логистика приготовления и распределения пищи14. В энергетической экономике,

немало напоминавшей термодинамику, особо выделялись инструкции по питанию.

Как подчеркнул Алексей Гастев в своей книге 1923 года «Юность, иди!»

108

13 о ранней российской эндокринологии и специализирующихся в ней заведениях см.:

[Krementsov 2014: 97—126]. Культурные и эстетические отклики на достижения этой

передовой отрасли в первые годы советской власти изучались как литературоведами, так и историками — см., например: [Adams 2013; Naiman 1997].

14 одержимость руководителей молодой Советской республики вопросами питания

объясняется не только постоянным голодом революционной эры, но и колоссальными усилиями партии и чиновников от здравоохранения, направленными на то,

чтобы регламентировать производительность труда и, следовательно, как мы уже

видели, функционирование тел рабочих. образ жизни рабочих за воротами фабрики стал предметом особого внимания, поскольку именно там могла происходить

бесцельная трата энергии. В этом же ряду и проблема мастурбации как распыления

продуктивной и репродуктивной энергии — см.: [Bernstein et al. 2010: 129—145]. занятия физкультурой, напротив, поощрялись как положительная практика но, как

и все остальное, строго регулировались.

иди!», тела рабочих должны быть заправлены, чтобы они могли оперировать

промышленной техникой и поддерживать движение экономики вперед на всех

парах. В одной из таблиц, напечатанных в этой книге, он рекомендует диету

из ограниченного набора продуктов в умеренных количествах для поддержания всех видов активности [гастев 1923: 55]:

III. 15 весенних дней в 1921 году.

A. Деятельность организма:

В день

9 ч. 32 м.

1 ч. 28 м.

1 ч. 30 м.

5 ч. — м.

— ч. — м.

6 ч. 30 м.

24 ч. ½ 15 Всего

143 ч.

22 ½ ч.

22 ч.

75 ½ ч.

— ч.

97 ½ ч.

360 ч. Умств[енной] работы

Физич[еской] работы

Ходьбы

Сна

Не фиксиров[ано]

Дом[ашняя] работа

Б. Количество пищи:

Хлеба черн[ого]

лука

Картофеля

орехов

Суш[еных] яблок,

разм[оченных] в воде

Воды 8 ½ ф.

4 шт.

4 шт.

2 шт.

1 ф.

18 кр.

Чиновники от здравоохранения разработали детальные инструкции по питанию, которые подчеркивали важность калорий для достижения телесной силы

и продуктивности15. В начале 1920-х годов производство, распределение и потребление еды было так же четко расписано, как поставки угля для обеспечения работы фабрик. Расширяющаяся инфраструктура (железные дороги и

каналы) обеспечивала доставку продуктов, которые обрабатывались, упаковывались и распределялись по разным городам — или готовились, подавались

и съедались в огромных рабочих столовых. так калории, произведенные при

переваривании еды, преобразовывались в энергию, питавшую рабочую силу

фабрик. Питание и промышленное производство оказывались тесно связанными через тело рабочего и его обмен веществ. С юных лет советские граждане

призваны были следовать этим принципам; множество иллюстрированных

детских изданий первых послереволюционных лет было посвящено производству пищи. от соли до чая, от сахара до сыра — советские дети могли узнать

о регламентированном процессе получения, преобразования и распределения

продуктов, перелистывая страницы книжек. эти рассказы с картинками описывают окружающую среду, промышленное производство и преобразование

109

Метаболизм современности...

15 В то же время, если верить официальному нарративу, революционеры почти не ели.

ленин, например, довольствовался в основном крепким чаем. В рамках концепции,

которую эрик Найман называет «революционной анорексией» [Naiman 1997: 208—

249], гастрономическое (и сексуальное) потребление и удовольствие рассматривались как буржуазные и постыдные.

энергии, воплощая как свершение, так и стремление — мечту о четко отлаженном, продуктивном государстве-машине, которое на тот момент было еще

скорее желанной целью, чем реальностью. В такой эффективной системе, которая предлагала четкую иерархию с людьми на вершине, обособленными

в своем превосходстве, почти полностью порвавшими с естественной средой и

возвышающимися над ней, что делало все остальное ресурсом, который можно эксплуатировать на благо Советского государства, пустая трата энергии

была недопустима.

В корпусе ранней советской литературы, где был задан контраст между

энергетически эффективным советским обществом и расточительным и бесцельным капиталистическим западом, рассказ Беляева «Ни жизнь, ни смерть»

выделяется обращением к проблеме сплетения человеческого и нечеловеческого в таком аспекте, что подвергает сомнению официальный нарратив. Казалось бы, проигрывая заезженную дорожку безопасного жанра пропаганды,

этот текст, по сути, движется против течения, перераспределяя агентность и

разрабатывая крупномасштабные вопросы и сценарии, которые раскрывают

ограниченность советского эксперимента. Давайте подробнее рассмотрим это

произведение, в котором сходятся многие, если не все, линии, которые мы прослеживали выше: энергия, окружающая среда, метаболизм, капитализм и текст.

температура тела и глубокое время

застывшее время и застывшие образы, которые мы отметили выше в фильме

Вертова, довольно прямо наводят на мысль о состоянии анабиоза, вызванного

замораживанием тела — техникой, разработанной в теории и впервые примененной на практике русским ученым Порфирием Бахметьевым в начале

ХХ века16. Предложенная Бахметьевым процедура состояла в том, что животные организмы — сначала насекомых, затем летучих мышей и других теплокровных млекопитающих — подвергали экстремально низким температурам,

пока их процессы жизнедеятельности не прерывались и они не приходили

в состояние на границе жизни и смерти. затем он возвращал их к жизни, снова

повышая температуру. Ученый не проводил экспериментов на людях, и его исследование анабиоза было практически прекращено, когда разразились революция и гражданская война. и все же литературное воображение занимали

перспективы бахметьевских открытий, так что в ранней советской научной

фантастике возникал вопрос, каковы отношения между жизненными функциями человека и геологическими процессами и как экономические и социальные системы могут изменить или подорвать эти отношения17. В рассказе

Александра Беляева «Ни жизнь, ни смерть»18 анабиоз применяется при перевозке и продаже продуктов питания. Скот замораживают заживо в Австралии

и перевозят в Европу, чтобы обеспечить ее свежим мясом, — своего рода раз-

110

Елена Фратто

16 Подробнее об исследованиях и инновационных теориях Бахметьева, его пестрой научной карьере и культурной среде, в которой он работал, см.: [Krementsov 2014: 65—96].

17 Пьеса «Клоп» (1928) маяковского содержит самое известное описание анабиоза в русской литературе.

18 Рассказ был опубликован в пятом и шестом номерах журнала «Всемирный следопыт»

за 1926 год.

витие идеи «сушеных яблок, размоченных в воде», предложенной гастевым

в его диетической таблице. В тексте открытие Бахметьева имеет огромное влияние и на глобальные рынки, и на питание. «Прожектер» Карлсон убеждает

углепромышленника мистера гилберта использовать процедуру замораживания на людях, чтобы вводить безработных в анабиоз на время экономических

кризисов. он предлагает хранить уволенных рабочих в подземных камерах

в гренландии за полярным кругом, пока экономические обстоятельства не стабилизируются, а затем размораживать их и вновь принимать на работу. План

был осуществлен, но не спас английский капитализм от кризиса. Возмущенные предельной эксплуатацией рабочие подняли бунт и решили разморозить

товарищей, чтобы они могли присоединиться к борьбе. Чтобы предотвратить

это, Карлсон и гилберт взорвали шахты с телами, были за это наказаны, но замороженные погибли, проект в целом катастрофически провалился, что доказало бесчеловечность западной экономической системы.

язык, которым описан проект Карлсона и гилберта, синтезирует семантически самые разные сферы: от торговли до анатомии, от социальных наук до

технологии. Находящиеся в анабиозе рабочие воспринимаются другими персонажами как «мороженая человечина», а сам процесс замораживания как

«“консервирование” безработных» [Беляев 1985: 233, 252]. отсутствие границы между человеческими и нечеловеческими, живыми и неживыми единицами проявляется, в сущности, на уровне стиля рассказчика и выбора словаря, —

что распространяет точку зрения Карлсона и гилберта, не видящих разницы

между людьми, животными и вещами, на весь повествовательный универсум

рассказа. так, например, на первых страницах у «прожектера» Карлсона волосы стоят, «как у ежа», и в то же время он вскакивает, «как на пружине» [там

же: 233, 234]. Как и Богданов, Беляев использует аналогию, но быстро выходит

за ее пределы, постулируя обмены между различными сферами. Стиль и словарь с первых страниц подготавливают нас к одной из самых пронзительных

сцен во всем тексте, описывающей физические переживания рабочего Бенджэмина Джонсона, когда ему понижают температуру тела:

Скоро он почувствовал все усиливавшийся холод. Наконец холод стал невыносимым… все члены его тела как бы окаменели… Сознание его стало мутиться.

и вдруг он почувствовал, как приятная теплота разливается по его телу. Но

это был обман чувств, который испытывают все замерзающие: в последнем усилии организм поднимает температуру тела перед тем, как отдать все тепло

холодному пространству. В это короткое время мысли Джонсона заработали

с необычайной быстротой и ясностью. Вернее, это были не мысли, а яркие образы. он видел свой сад в золотых лучах солнца, яблони… (курсив мой. — Е.Ф.)

[там же: 249—250].

Биоритмы Джонсона, доведенные до предела, находят выражение в языке и

образности энергетических обменов («приятная теплота разливается по телу»,

«отдать все тепло холодному пространству»), взаимосвязи человека с землей

(«все члены его тела как бы окаменели») и долгосрочной временной перспективы с планетарным, сверхчеловеческим видением («с необычайной быстротой и ясностью», «в золотых лучах солнца»).

В приведенном выше фрагменте метаболизм земли в гренландии и жизненные функции человека как будто сливаются, когда Джонсон засыпает в холодном и глубоком чреве северных земель. это слияние с землей навсегда.

111

Метаболизм современности...

Даже после того как Джонсон был разморожен и возвращен в Англию десятилетия спустя, «он был чем-то вроде ожившей мумии, археологической находкой занятного предмета старины» [там же: 256]. Подобно лесам, которые

сохраняют энергию и отдают ее в виде угля, когда их добывают на стадии окаменения, мумифицированный рабочий является квинтэссенцией потенциала:

рабочая сила и капитал одновременно, замороженные на время. В рассказе

Беляева планета земля порождает уголь, который питает экономику, а также

обеспечивает температуру, необходимую для хранения замороженных тел рабочих, которые, в свою очередь, подобны углю и другим минералам в том, что

они генерируют энергию и эксплуатируются в качестве рабочей силы.

В этом контексте параллель, которую прочерчивает Карлсон между рабочими в анабиозе и замороженным скотом, делает еще более очевидным тот

факт, что эти люди просто звено в цепи промышленного производства для глобального рынка. заправленные едой, рабочие производят труд и обеспечивают

накопление капитала. их метаболизм, таким образом, лежит в самом сердце

этого процесса, и в идеальном мире он должен гармонично сочетаться с метаболизмом земли, а также с государством как организмом и его экономическими и социальными целями. В «тектологии» Богданов описывает энергетический обмен и преобразование энергии в разных системах (в особенности

ассимиляцию и дезассимиляцию) в выражениях, которые резонируют с взаимосвязями, установленными в рассказе Беляева:

…устойчивость целого, системы, повышается тем, что одна часть усваивает то, что

дезассимилируется другой, и обратно. так… обмен продуктов есть выражение обмена трудовых активностей. земледелец тратит, т.е. дезассимилирует свою рабочую энергию на производство хлеба; общество «ассимилирует» эту самую энергию через потребление хлеба; в то же время другие трудовые элементы общества

«дезассимилируют» другие виды рабочей энергии, производя иные продукты;

а земледелец ассимилирует те виды энергии, потребляя их продукты, полученные

в обмен на свой хлеб [Богданов 1989, 2: 18—19].

В рассказе Беляева, где действие происходит в Англии, цепь оказывается ненадежной из-за расточительности капитализма. эффективное же тело-государство обладает продуктивным метаболизмом, так что энергия обнаруживается,

производится, преобразовывается и используется оптимально посредством

человеческого тела — такова очевидная мораль рассказа. и все же этот текст,

благодаря заложенным в него идеям и избранному стилю, демонстрирует ограниченность нарратива о продуктивности и целеустремленности и выталкивает

на первый план более масштабные проблемы окружающей среды, поворотов

истории, глубокого времени, глобального производства и товарооборота, энергии и смысла. Размышления о роли человеческой деятельности в рамках геологического и астрономического времени проникают в текст и через других

персонажей: лесли — астронома, который хочет периодически погружаться

в анабиоз, с тем чтобы его размораживали для наблюдения за очередным

крупным планетарным событием, и мерэ — молодого поэта, который увлечен

идеей возможного бессмертия, что отражает способность искусства преодолевать время и повседневные человеческие заботы. Поэтика извлечения и сохранения указывает на напряжение между двумя измерениями темпоральности: с одной стороны, — капиталистическим горизонтом Карлсона и гилберта,

в котором метаболизм призван служить краткосрочным целям накопления

112

Елена Фратто

капитала, что становится почти буквальным воплощением девиза Бенджамина Франклина «Время — деньги» (дневник и афоризмы Франклина были

популярным чтением в России еще в XIX веке, как показывает глубокий интерес к нему толстого19); а с другой стороны, — преобразованием энергии, происходящим в рамках глубокого времени (воплощением чего становится уголь)

и уходящим за горизонт долгосрочного времени, что становится возможным

благодаря анабиозу. таким образом, «Ни жизнь, ни смерть» вносит человеческие организмы и человеческую деятельность в более широкий порядок вещей

и заставляет по-новому взглянуть на желание Советов держать под контролем

как человеческий организм, так и природную среду и использовать их обоих

для достижения экономического и политического роста. Хотя на беглый взгляд

этот текст поддерживает советскую пропаганду, критикуя капитализм, на более глубинном уровне он обличает поверхностность и неустойчивость официального нарратива и неожиданно оказывается связан с дореволюционными

концепциями и теориями20, демонстрируя включенность человеческого тела

и человеческой деятельности в более масштабные отношения, а также энергетические обмены и преобразование энергии между человеческими и нечеловеческими единицами, происходящими в окружающей среде с рассеянным

агентностью, свободной от заданных иерархий.

заключение

Как Богданов, так и Беляев обратились к научной фантастике, чтобы выразить

свой взгляд на взаимосвязанность систем и паратактические отношения между человеческими и нечеловеческими единицами и процессами. Поэтика извлечения, энергетического обмена и метаболической активности, происходящих как в глубоком времени, так и в краткосрочной перспективе, раскрывает

очевидные взаимосвязи между различными областями в рамках более широкого порядка вещей, где люди (или марсиане) постоянно имеют дело со своей

включенностью в окружающую среду, поскольку пытаются поддержать созданное ими социоэкономическое равновесие и избежать вымирания. Никто

не может избежать этой борьбы, ссылаясь на обособленность, которую дарует превосходство. метаболическая активность, которую мы проследили в беляевском тексте, предлагающем невероятно широкий обзор и отражающем

глубокую связь биоритмов не только с экономическими системами, но также

в особенности с геологическим и астрономическим временем и процессами,

вступает в резонанс с теориями Богданова и проникается ими. Приветствуя

создание нового человека, рассказ Беляева на первый взгляд приспосабливается к государственному нарративу, однако при более пристальном рассмот-

113

Метаболизм современности...

19 См.: [эйхенбаум 1922: 26].

20 В те же годы Владимир Вернадский читал лекции и публиковал статьи о геохимии

и биосфере, в которых выдвигал теории, которые начал формулировать еще до революции. он начал работать над своей теорией биосферы в 1917 году, а впервые использовал сам термин «биосфера» в 1914-м. В «геохимии» (1924) он утверждал, что

энергия Солнца движет биосферой, как термодинамический двигатель, производящий жизнь. Хотя слово «биосфера» было введено венским геологом эдуардом зюссом в 1875 году, мы знаем и используем называемую им концепцию именно в формулировке Вернадского.

рении можно увидеть, как значимо в нем присутствуют глубокое время, астрономические шкалы, сверхчеловеческое видение и ежегодные, ритмичные

природные циклы, на которые опирается добыча пропитания, что неизбежно

заставляет взглянуть по-новому на программу и цели молодого Советского

государства. Потребление пищи, терморегуляция, преобразование энергии —

все это призвано постулировать погруженность нового человека в окружающую среду и предложить читателю пересмотреть существующие официальные

иерархии «живого — неживого», требуя распределенной агентности. Сценарии

научной фантастики Беляева обнаруживают крепкую связь с дореволюционной наукой и натурфилософией, несмотря на разительные перемены, которые

революционная идеология и эстетика внесли в понимание жизни человека

в среде.

Пер. с англ. Арины Волгиной

Библиография / References

114

[Беляев 1985] — Беляев А.Р. Ни жизнь, ни

смерть // Беляев А.Р. Собрание сочинений: В 5 т. т. 4. л.: Детская литература,

1985. С. 231—259.

(Belyaev A.R. Ni zhizn’, ni smert’ // Sobranie sochineniy: In 5 vols. Vol. 4. Leningrad, 1985.

P. 231—259.)

[Богданов 1908] — Богданов А.А. Красная звезда (Утопия). СПб.: т-во художественной

печати, 1908.

(Bogdanov A.A. Krasnaya zvezda (Utopiya). Saint

Petersburg, 1908.)

[Богданов 1989] — Богданов А.А. тектология:

Всеобщая организационная наука: В 2 кн.

м.: экономика, 1989.

(Bogdanov A.A. Tektologiya: Vseobshchaya organizatsionnaya nauka: In 2 bks. Moscow, 1989.)

[гастев 1923] — Гастев А. Юность, иди! м.:

ВЦСПС, 1923.

(Gastev A. Yunost’, idi! Moscow, 1923.)

[маркс, энгельс 1960] — Маркс К., Энгельс Ф.

Сочинения: В 50 т. т. 23. м.: гиПл, 1960.

(Marx K., Engels F. Collected Works: In 50 vols.

Vol. 23. Moscow, 1960.)

[эйхенбаум 1922] — Эйхенбаум Б.М. молодой

толстой. Пг.; Берлин: изд-во з.и. гржебина, 1922.

(Eikhenbaum B.M. Molodoy Tolstoy. Petrograd; Berlin, 1922.)

[A

dams 2013] — Adams M. The Soviet Nature-Nurture Debate // Science and the Soviet Social

Order / Ed. by L. Graham. Cambridge, MA:

Harvard UP, 2013. P. 94—138.

[Bergman 2019] — Bergman J. The French Revolutionary Tradition in Russian and Soviet Politics, Political Thought, and Culture. Oxford:

Oxford UP, 2019.

[Bernard 1974] — Bernard C. Lectures on the Phenomena Common to Animals and Plants. Springfield, IL: Charles C. Thomas, 1974.

[Bernstein et al. 2010] — Soviet Medicine: Culture,

Practice, and Science / Ed. by F. Bernstein,

Ch. Burton, D. Healey. DeKalb, IL: Northern

Illinois Press, 2010.

[Cheng 2009] — Cheng Y. Creating the “New Man”.

From Enlightenment Ideals to Socialist Realities. Honolulu: University of Hawai’i Press,

2009.

[Crutzen, Stoermer 2000] — Crutzen P.J., Stoermer E.F. The ‘Anthropocene’ // IGPB Newsletter. 2000. No. 41. P. 17—18.

[Erley 2018] — Erley M. Models of Soil and Society:

The Legacy of Justus Liebig in Russia and the

Soviet Union // Eurasian Environments: Nature

and Ecology in Imperial Russian and Soviet

History / Ed. by N.B. Breyfogle. Pittsburgh:

University of Pittsburgh Press, 2018. P. 133—

146.

[Fitzpatrick 1970] — Fitzpatrick S. The Commissariat of Enlightenment: Soviet Organization of

Education and the Arts under Lunacharsky.

Cambridge: Cambridge University Press,

1970.

[Foster 2000] — Foster J. Marx’s Ecology: Materialism and Nature. New York: Monthly Review

Press, 2000.

[Foster et al. 2010] — Ecological Rift: Capitalism’s

War on the Earth / Ed. by J.B. Foster et al.

New York: Monthly Review Press, 2010.

[Graham 1990] — Science and the Soviet Social

Order / Ed. by L. Graham. Cambridge, MA:

Harvard University Press, 1990.

[Hoffmann 2017] — Hoffmann D. The Great Socialist Experiment? The Soviet State in Its International Context // Slavic Review. 2017.

Vol. 76. № 3. P. 619—628.

[Krementsov 2014] — Krementsov N. Revolutionary Experiments: The Quest for Immortality

in Bolshevik Science and Fiction. Oxford:

Oxford University Press, 2014.

[Marx 1976] — Marx K. Capital: In 3 vols. Vol. 1.

New York: Vintage, 1976.

[Marx 1981] — Marx K. Capital: In 3 vols. Vol. 3.

New York: Vintage, 1981.

[Naiman 1997] — Naiman E. Sex in Public: The Incarnation of Early Soviet Ideology. Princeton,

NJ: Princeton University Press, 1997.

[Siniavskii 1990] — Siniavskii A. Soviet Civilization:

A Cultural History. New York: Arcade Publishing, 1990.

[Solomon, Hutchinson 1990] — Health and Society

in Revolutionary Russia / Ed. by S.G. Solomon,

J.F. Hutchinson. Bloomington, IN: Indiana University Press, 1990.

[Starks 2008] — Starks T. The Body Soviet. Madison, WI: University of Wisconsin Press, 2008.

[Wark 2015] — Wark M. Molecular Red: Theory for

the Anthropocene. New York: Verso, 2015.

115

Журнал "Новое литературное обозрение" №1 за 2023 г., с.101-115. — Библиогр.: с.114-115.

Попробую, м<ожет> б<ыть>, удастся выцарапать его на почте. Конечно, могли быть и другие причины. Но вот из Катиного письма узнаю, что «у Ляли лежат два недоконченных письма». Неясно, почему из двух недоконченных

нельзя состряпать хоть одно доконченное? Из Катиного письма можно все612

же получить некое представление о совершенном путешествии. Приветствую

настроение — это самое ценное, конечно. Представьте, что у меня была мысль

сообщить адрес Беляева: он ведь переписывается деятельно с Л.К. Циолковской221. Я мельком был с ним знаком лет 14 назад в Москве, когда он работал вместе с Пуной в Наркомпочтеле222. Помню, что обратил его внимание на

книжку Бекнева и впоследствии увидел, что он остроумно использовал его

гипотезу в одной из своих повестей (читал в «Мире приключений»)223. Указанной Вами книжки его я не читал. Очень хорошо, если Вам удалось вправить

ему мозги. А с Васильевым не пробовали встретиться? Относительно О. Д. Ф.

сообщенное Катей — пролило для меня свет на всю ее психику — и теперь мне

ясна ее установка, о которой расскажу при встрече. Тогда увидите, в какую

точку надо тут бить. С ее позиции сбить не так трудно, ибо время пошло тем

темпом, на который она взяла прицел, презирая современ<ных> читателей и

приспособляясь к ним лишь настолько, чтобы суметь перекинуть свои мысли

чрез головы «мавриков» — к их детям, а то и внукам.

Какую книгу Мюльфорда Вы читали — «К жизни» или «На заре бессмертия»? Какие мои стихи читали? Не ясно. А самое интересное, что ни из одной

фразы полученных писем я не мог убедиться, что мое письмо, посланное 21/I в

Москву, Вами получено. Я не помню всего, что писал, но там были некоторые

неотложные вопросы, как то — что привезти Вам, кроме «Конечного идеала»,

который я на днях перечитал «с жадностью и наслаждением духа», выражаясь

словами Владимира Соловьева. Итак, жду разъяснения этого недоразумения —

и точного восстановления всего, что было в ленинградском письме. Ругался сегодня с почтой, но это безнадежно. Справки дают только о заказном.

О своем самочувствии могу сказать, что столь наступательного состояния у меня не было, кажется, с 1913–1914 года, т. е. зачатия и вынашивания «Всел<енского> Дела». Уже тогда мы с Брихничевым задавались целью

собрать «Победные песни» — но сколь мал и сомнителен мог быть такой

отбор. 25 лет все что-то тормозилось в этом пункте, и вдруг с нового года —

весь январь и февраль прошел в напоре стихии песнотворчества. Окончательно отменив право литерат<урной> собственности — я со множеством

авторов поступаю так же, как со Щербиной в известном Вам случае, т. е.

изменяю, переделываю, дополняю. В общем уже есть в изобилии, что петь

теперь. Это самое главное, так как у подавляющего большинства все, что

называется психикой, сводится к двум-трем запетым пластинкам патефона — вроде «Утомленное солнце» или «Ты сидишь у камина» — все же прочее

лишь закономерный вывод из этого.

«Преодоление Фауста» окончено. Этой работой я доволен больше, чем

двумя предыдущими, в смысле спокойного уверенного тона. Ведь тон

в конце концов делает музыку. Объем получился едва ли не вдвое больше

предположенного, но некоторые главы можно «усечь» в случае надобности.

Теперь перепечатывается, формую письмо Сперанскому — после чего можно думать о въезде в Ваши края. Но вот с бумагой зарез! Хоть пиши на обоях!

Даже для черновиков не хватает.613

Мэри спешно занята подготовкой утренников и концертов к Дню Красной армии, после чего думает взять отпуск на полмесяца. Лечится гомеопатией и чувствует себя гораздо лучше. В общем приезд мой (а то и «наш») в

Москву намечается на начало марта. Не встрянет ли поперек наплыв народу

в дни партсъезда?

От Петра Никандровича получил письмо вчера, из которого делаю выписку:

«Когда будете у Сетницкой, то передавайте ей мой привет, скажите, что

прошу вас дать мне через Вас (мне самому очень трудно двигаться, особенно после болезни) — три моих акварели: 1) Душистый горошек, 2) Табак,

3) Табак и настурция на синем фоне. И затем как она пожелает, выставить ли

их, как собственность Н.А. или О.Н. Сетницкого(ой) или же без упоминания о собственности, и тогда в случае продажи получить стоимость (второе,

пожалуй, практичнее). Все эти три вещи небольшие и Вам нетрудно будет

привезти их на Токарную, 12».

Но о сроке, когда ему это требуется, нет точных указаний. Запрошу его открыткой, но, м<ожет> б<ыть>, независимо от этого, Вы, не дожидаясь меня,

вдохновитесь совершить экскурсию в Богородское. Во всяком случае, пораздумайте над предложенной дилеммой (с упоминанием или без упоминания?).

Видели ли картину «По щучьему велению»?224 Если нет, посмотрите обязательно и, как читатели «Огромного очерка», уясните себе, какие законы

зеркальности там (бессознательно) применены. Эпиграфом к фильму мог

бы служить известный Вам стих: «Кто взвесил облака закон и силы и борьбы, тот вещим словом одарен решить судьбу судьбы»225.

Итак, до скорого свидания. Целуем крепко. Ждем писем обстоятельных (и не раздражающих почтовое ведомство игнорированием новой тарификации).

Сегодня иду смотреть «Ленин в октябре»226.

Ваш в доску А. Горский.

41

О.Н. Сетницкой и Е.А. Крашенинниковой

10 марта 1939. Калуга

10/ III 39

Дорогие Ляля и Катя!

Получил письмо от 25/II. Кроме того, получил довольно свирепый

бронхит, ставил банки с неделю и не выходил из комнаты, с последней этой

получкой уже разделался, а теперь спешу разделаться с первой.615

В Москве буду не ранее 20-х чисел — нужно еще заготовить весенние облачения. Впрочем, зима, говорят, будет затяжная, лимиты полагающихся холодов далеко не использованы.

О книге «Как управлять Вашей волей» я не знаю. Мне известны на русском

три книги Мюльфорда: 1) «На заре бессмертия», 2) «К жизни», 3) «Ваши силы и

способ их употребления». Последняя маленькая брошюрка с предисловием, где

даны кое-какие биографические сведения и, в частности, подробности смерти

(в 1891-м году), использованные в моем стихотворении во «Вселенском Деле»228.

2) С Беляевым вели себя правильно. Того же следует держаться и с Морозовым. Что за Гребнев?229 Не слыхал такого? Какие у него вещи напечатаны и

где? Надо связаться.

Очень хочется мне скорей вникнуть в ряд подробностей, но отложим это

до встречи. Думаю, что в дебри астрономии залезать Вам не стоит, а вести

мысли по такой линии: кем бы и когда бы эта книга не написана, ее надо правильно прочесть в плане «конечного идеала», чего до сих пор никто не сделал.

А между тем в свете современных научных прогнозов — это не так уж и трудно.

Записывайте себе на заметку все вопросы и недоумения, возникающие в

процессе обмена мыслей с Костей и друг<ими>. В письмах обо всем не договориться.

Латинскую цитату из Киприана я нашел в любопытной, недавно изданной у

нас книге П. Гольбаха. «Галерея Святых»230. Смысл ее приблизительно в том, что

среди девственниц было широко распространено обыкновение — от времени

до времени спать вместе с юношами, а наутро требовать освидетельствования

компетентных лиц и удостоверения в том, что их девственность не нарушена.

Не совсем понял фразу о благоприятствовании звезд. Впрочем, в этом

деле ощутительнее всего «мюльфродовского» стиля пожелания и приказы.

Осознать причину занозы — значит уже наполовину ее вытащить.

Наступают важнейшие события, отличительное свойство коих — неожиданность. Кто теперь будет «ожидать неожиданного», тот не ошибется.

С бумагой несколько уладилось. Но вообще заготовляйте запасы.

Опять нет сведений в письме, что привозить из книг и рукописей.

Как здоровье Кати после колбасы? Целуем.

Ждем дальнейших известий особенно насчет «звезд».

А. Горский.

Как с акварелями? Не были в Богородском? Они нужны к 15-му марта.

72

О.Н. Сетницкой и Е.А. Крашенинниковой

10 июня 1940. Калуга

10/VI 40

Дорогие Катя и Ляля!

Получили письмо Кати от 29/V (и позже). Вижу, что идет интенсивная

«проработка» атмосферы. Нужно помнить каждую секунду, что сейчас на

полях Франции — гибнут массами не только люди (что очень прискорбно!),

но уничтожаются в корне все «идеи» и мысленные навыки вчерашних (совсем недавних еще) дней. Завтра (и уже сегодня) надо начинать (тому, кто

хочет жить в наступившем десятилетии) с совершенно новых мысленных

и эмоциональных позиций. Не из-за того ли, что мы (даже находившиеся

на передовых идейных постах) так медлили с этой перестройкой психики, и

разразилась вся катастрофа. Итак, пересмотрим и в самом спешном порядке

отточим все свое оружие.

Бросается в глаза из вашего письма некоторое торможение мысли при

указаниях на старость как мотив в пользу пассивности пред смертью и

вообще. Тут и Арт<емий> Влад<имирович> и Ирина сошлись в одной какой-то ноте. А Ляля в прошлом письме описывала грустное впечатление от

тетки Скрябина. Вы сослались на ощущение старости, независимое от лет,

которое надобно уничтожать. Это верно, но тут есть некоторое упрощение

вопроса. Нам не случалось, кажется, с Вами очень детально на этом останавливаться. Сделаем это теперь, поскольку четко разобраться в этом пункте

значит занять весьма важную командную высоту во всяческих мысленных

и словесных сражениях. Что такое старость в психологическом смысле? Есть

ли это сплошной минус, или за этим скрывается также и некий плюс? Поэты

начала прошлого века с Пушкиным и Лермонтовым во главе много и глубоко вдумчиво занимались этим вопросом. Их поражало некое преждевременное психическое «старение» очередного поколения. Лучший цвет молодежи

представлял собой «могучий плод, до времени созрелый». Как и почему это

происходит и к чему обязывает? Не излагаю огромного материала, который

здесь имеется. Но советую пока хорошенько вникнуть в стихотворение Баратынского: «Ты подвиг свой свершила прежде тела, безумная душа. Под

веяньем возвратных сновидений ты дремлешь, а оно бессмысленно глядит,

как утро встанет, без нужды ночь сменя, как в мрак ночной бесследно вечер

канет, венец пустого дня…»

Раздвоение психики: разнобой устремлений. Как сказано Петру

(в последн<ей> главе Ев<ангелия> Иоанна): «Пока ты был молод, сам препоясывался и шел, куда хотел, когда же состаришься, другой тебя препояшет

и поведет, куда не хочешь». «Душа» тянет в одну сторону, тело — в другую.

«Душа» смотрит назад, охвачена веянием возвратных сновидений, тело тупо и

бессмысленно тащится вперед. К чему же эта распря Фомы и Еремы может

привести, кроме гробовой ямы? Кто же тут прав, кто виноват? Очевидно,

оба, или вернее, некто третий — «дух», который не потрудился как следует730

проснуться и помирить враждующие устремления — конфликт между влечением к прошлому и к будущему. Тот, кому, по выражению Гумилева, «единое

мгновенье — весь срок от первого земного дня до огненного светопреставленья» — он оказывается «спит и кроет глубина его невыразимое прозванье»442.

Но только разбудив, как следует, этого спящего и заставив его выразить свое

прозванье, можно как-то осветить указанный внутренний конфликт. Что же

такое это «веянье возвратных сновидений», о котором юность (обычно) ничего

не знает или знает очень мало? До известного предела (обычно до половины

жизнен<ного> возраста, т. е. до 40–50 лет) человек воображает, мечтой живет

в стране будущего, он рисует себе картины того, что с ним случится, что он

сделает и т. д. Но вот незаметно назревает перелом. Он вдруг ловит себя на

том, что все больше и больше его воображение занято не тем, что может еще

случится в будущем с ним, но тем, что было в прошлом, — и это (если фантазия его сколько-нибудь активна) не просто «воспоминания», но, так сказать,

мечты о прошлом, т. е. он воображает себе не точь-в-точь все так, как оно было,

но чаще как могло быть десять, двадцать, тридцать и т. д. лет назад. И это веянье возвратных сновидений столь захватывает, что на долю завтрашнего дня

ничего не остается, кроме бесследной равнодушной пустоты. Что же делать?

Задушить это веянье, отвергнуться от прошлого, постараться во что бы то ни

стало наполнить новое утро новым содержанием? Это ли означает Ваш совет

«изжить, уничтожить» психическую старость? Бывают «молодящиеся» старички, пытающиеся сбросить с себя груз прошлого и «вприпрыжку» спешащие не отстать от «сегодня». Ведь в самом деле, как печальна участь целиком

ушедшего в «возвратные сновидения»: потрясающими красками изображал

это Тютчев — напр<имер>, в стих<отворении> «Душа моя — элизиум теней…

ни замыслам годины буйной сей, ни радости, ни горю не причастных…» или

«На мне, я чую, тяготеет вчерашний зной, вчерашний прах… Как грустно полусонной тенью, с изнеможением в кости, навстречу солнцу и движенью за

юным племенем брести…» Брести за новым тяжко, но и выкликание теней

прошлого тоже немного радости: «Не время выкликать теней, и так уж мрачен

этот час, усопших образ тем страшней, чем в жизни был милей для нас!..» Звук

напоминания, «внятный каждому, как совесть» — слишком много несет в себе

укоряющего, чтобы им «наслаждаться».

Значит ни взад, ни вперед. Какой же мыслим выход из этого тупика? Ведь

«элизиум теней» есть, как-никак, богатство душевного опыта, от которого отказываться не приходится. Вопрос лишь в том, как им распорядиться. Память

о прошлом, любовь к нему только в том случае не ведет к отрыву от будущего

и опустошению настощего, если окажется предпосылкой к реальному действию — восстановлению этого прошлого, притом, разумеется, в творчески-преображенном виде, т. е. не так, как оно «было», а так, как оно могло и хотело

и должно было быть. Мечта, работающая в этом направлении, неотрывная от

детального прогноза и целостного проекта всеобщего восстановления, — такая

мечта дает совершенно иную психическую окраску, иной тонос. Это становится

очень заметно во второй половине века, где мотивы возврата начинают звучать731

иначе. Весь А.К. Толстой, Полонский, Фет, в особенности Фет «Вечерних огней», где вечер оказывается венцом далеко не пустого дня, а дело выкликания

теней (поэзия) совсем не таким мрачным (пусть и неотрывным от укоров совести). «Вневременной повеем жизнью оба — и ты, и я мы встретимся теперь».

В таком преломлении возвратных сновидений кристаллизуется и иное отношение к «юному племени». «Покуда на груди земной еще дышать и жить я буду,

весь голос жизни молодой мне будет внятен отовсюду». Такого рода ощущения,

совсем не похожие на какую-либо «припрыжку», тем примечательнее, что в

религиозно-философском отношении Фет старался усиленно заявить себя

атеистом и пессимистом, а в общественно-политическом плане — махровым

реакционером. Значит, «веяние» шло, несмотря на все и вопреки всему. Я не

могу отделаться от мысли, что одним из сильнейших факторов, определивших

могущество воскресительного веяния, было для Фета знакомство (довольно

близкое, если судить по известному его письму о Толстом) с Н. Ф. Ф. и его идеями443. Но наиболее полнозвучно пасхальную окраску «возвратных сновидений»

мы имеем, конечно, в лирике Вл. Соловьева. Для него «властный призыв родных теней» знаменует «расцвет новых сил торжественный и ясный». Устремление к прошлому и к грядущему — эмоционально почти сливаются. Старческая раздвоенность воли и чувства сводится к такому жалкому минимуму, что

позволительно быть уверенным в полной ее ликвидации. Заливает звучащая и

«веющая дыханием вечности грядущая весна». «Земля чернеет меж снегами, но

этот траур веселит, когда победными лучами весны грядущей он залит. Души

созревшего расцвета не сдержит снег седых кудрей».

Итак, «созревший расцвет души» — вот как может быть теперь названо

то, что раньше казалось преждевременным созреванием души, — вообще все

то, что создается на основе «веянья возвратных сновидений». Очевидно, все

зависит от целенаправленности. В одном случае, единственным прогнозом

является похоронное бюро «Милости просим» (выражение Ильфа), в другом —

с большей или меньшей силой сверкает увлекательная возможность «ангела

смерти отправить к черту» (выражение Ленина). Вся поэзия 20-го века, все,

что есть в ней ценного, вырастает уже из почвы, насыщенной фетовско-соловьевскими мотивами, иначе говоря — прямо или косвенно связано с установками «Фил<ософии> общ<его> дела». Достаточно вспомнить хотя бы Блока.

Для него вечер и утро, старость и юность стали волшебно неразделимы. Какое-то сплошное «седое утро». «В старости возврат и юности и жара…» «Все,

что миновалось, вот оно, смотри: бледная полоска утренней зари…» И неудивительно, что «в горниле старостей душевных цветет восторг богов».

Такова эволюция нашей поэзии, следовательно, наших эмоций за каких-нибудь 120–130 лет. «Философия», если разуметь под этим любое интеллигентское мировоззрение, еще не «достукалась» до этой реорганизации

чувств, а потому нет ничего удивительного, если «общие вопросы» этой философии никак не могут привлечь к себе внимание людей, по-настоящему

чутких или умственно энергичных. Это как раз и показывает, что художественно-поэтические формулировки им должны быть ближе и через них они,732

м<ожет> б<ыть>, осмелятся подойти к понятиям, более логически четко

выраженным. А то, обжегшись на молоке, невольно дуют и на воду. Расцвет

и созревание считаются заранее и заведомо друг с другом никак непримиримыми — ведь в растительном мире цвет и плод — две вещи разные. Отсюда

и истекает, скажем, непредставимость для Арт<емия> Влад<имировича>

возможности составить с Вами одно целое. Однако если Вы сумеете ему

наглядно показать, что в Вашем лице сочетается нечто дотоле невиданное:

«созревший расцвет», тогда, быть может, и он сумеет открыть в себе встречную «зацветшую зрелость». И тут Гегель возрадуется, увидев, как все действительно стремится перейти в свою противоположность.

Теперь относительно умной молитвы. Вот Вам несколько выписок из

книги известного зачинателя имяславия схимонаха Иллариона «На горах

Кавказа»444, где хорошо подобран ряд элементарно важных указаний на этот

счет из творений подвижников ряда веков. Различаются в общем три степени или стадии молитвы. На первой имеет наибольший вес самый труд —

навык, механика дела. На второй умственное сосредоточение, «удержание

помыслов». И лишь на третьей непосредственно сердечное ощущение простоты, сладости и полноты. Тенденция к лейтмотивности, т. е. к настойчивому повторению каких-либо (иногда каких попало, случайно навязавшихся

слов или фраз, особенно ритмически напевных) свойственна каждой психике. Выбрав слова, достойные того, чтобы повторять их непрестанно — сквозь

все мысли и дела дня и ночи — нужно координировать с ними процесс вдоха

и выдоха через ноздри. Рекомендуется еще (при неподвижном положении)

удерживать — локализировать внимание — «ощущение себя» — около «сердечного места», т. е. чуть пониже левого соска. Вот и все «механические»

правила для начала.

Но надо знать, какое упорное сопротивление этим простейшим методам

со стороны всей косности — и разброда психики очень скоро организуется,

и вот тут-то важно — во что бы то ни стало «не сдать».

«Лучше всего, безопаснее и благонадежнее поступить так: читать в простоте сердца устную Иис<усову> молитву, молитву безо всяких умствований, или какого-либо ожидания явлений, воображений и разных представлений, — словом — не принимать и не верить ничему, что бывает у

неразумных.

Читать легко, свободно, не натужаясь и не нажимая умом ни на что внутри себя, а так же свободно, как идет наше дыхание. Эта легкость и свободность не будет отталкивать от сего дела, а будет привлекать к нему.

Нужно знать и то, что бывает нередко, особенно вначале, при занятии

молитвою, что человек читает ее безо всякого внимания и хотя бы ощущения приятности малейшего; без надежды трудно, как будто бы тяжелым молотом разбивать камни. Целые тучи помыслов всевозможного свойства, и

между ними скаредные, богохульные, неизобразимые, бьют в ум, как волны

морские — скалу... Вот тут-то бывает всякому пробный камень и горнило

искушения, которое необходимо перейти каждому из званных…»733

Это может продолжаться недели, месяцы, а в иных случаях годы. Но эти

трудности — лучшее свидетельство ценности того сокровища, за обладание

которым идет война. Это сопротивление как раз и означает, что «молитва

наша идет должным порядком и вступила в свои законные права ко изгнанию нечистой силы». «Нужно, — пишет св. Лествичник, — чтоб сие море

взволновалось, взбушевалось и волнами извергнуло из себя все что было

внутри его».

Это просто, едва вообразишь, какие залежи всякой нечисти и пакости

накопились внутри и лежат себе в обычное время на дне, так что все в душе

кажется чистым и прозрачным. Но стоит чуть взбаламутить… Совершающий молитву приходит подобно пушкинскому работнику Балде «море морщить, и вас (чертей) проклятое племя корчить» — не удивительно, что они

то берут на испуг смельчака, то начинают визгом жалобным и воем надрывать сердце. Все это надо перейти и преобороть. «Творя устную молитву, хотя

бы рассеянную, мы можем питать несомненную надежду, что со временем

дастся нам молитва чистая, благодати причастная…»445.

О свойствах и плодах последней можно говорить много, а потому лучше

вернуться к этому как-нибудь впоследствии. Умно-сердечная молитва у всех

св. отцов именуется «наукой из наук, искусством из искусств, таинством из

таинств». Если обратитесь к чтению творений, в которых запечатлены все

успехи, достигнутые на этом пути, то это чрезвычайно многому научит и поможет. Однако же нельзя ни на минуту забывать о той стадии, в которой

находится эта эра искусства с начала нынешнего столетия (и отчасти уже

конца прошлого). Это стадия глубочайшего кризиса, о котором вспомните

все, что сказано в «Смертобожничестве» в связи с имяславием, как о кризисе

келейного умного делания. А в предисловии к «Вселенскому делу», писанному в 1913-ом году в разгаре имяславческих споров сказано: «Умное делание,

не связанное со вселенским делом, — есть в лучшем случае невинная безделка, а в худшем — постыдная сделка с мировым злом». Связь умного делания

со Вселенским делом, форму этой связи открыл и осмыслил Вл. Соловьев

в «Смысле любви». С этой поры стало необходимостью к «монашескому»

опыту присоединять еще нечто, отчасти меняющее самую технику, что естественно во всяком искусстве и всякой науке. Это изменение облегчает дело

(напр<имер>, значительно сокращая сроки ступеней), но вместе с тем и затрудняет, поскольку приходится идти не совсем по готовой, протоптанной

стезе. Что же подвергается наиболее наглядному изменению? Прежде всего состав слов молитвы. Всякое «мя» — устраняется за ненадобностью. Речь

идет только о нас — в минимально двойственном числе (т. е. себя и своего

«ближнего») — а затем неограниченно множественном. Только двойственность (поляризация) дает конкретную осязаемость любой потенциальной

множественности. Поэтому тут становятся пригодными только такие слова,

в которых употреблена эта форма, — а таких вполне достаточно имеется в

культовом обиходе, притом заряженных «силой благодатной» в неизмеримой степени. (Напр<имер>, «Прииди и вселися в ны»446 — и т. п.). Мне ду734

мается, что весьма уместным для настоящей эпохи был бы тропарь Преображения Господня («Преобразился еси на горе» и т. д.), который и в нас

пульсирует как фон и стержень всех молитв этого лета. Вместо «да воссияет

и нам грешным» лучше произносить «в нас грешных». Тут нечего добавить:

дана вся «музыка метаморфозы». И тут лучше всего проверять меру возможностей вмещения каждой данной минуты («якоже можаху»447). О других особенностях не буду распространяться. Лучше всего откроете сами в порядке

опыта. Секрет неутомимости воли к «созревшему расцвету» — только здесь,

и ничто так не обращает к смирению, как трудности на этом внутреннем пути.

В общем тут любовь к Богу и к близкому человеку, т. е. весь закон и пророки.

В Питере постарайтесь всеми правдами и неправдами связаться с «Институтом искусственного дождя» (или как он теперь называется). М<ожет>

б<ыть>, этого дела центр находится теперь уже в Москве? О каком докладе

о дождевании Вы пишете — сообщите все подробней. Побывайте у Беляева.

М<ожет> б<ыть>, свяжетесь с Марровским институтом и с О.М. Фрейденберг в частности. Конечно, хорошо бы разыскать д<окто>ра Васильева и

заполучить список его работ. Послание к Вам о Морозове начал — пришлю

думаю, через недельки 11/2.

15-го числа собираюсь двинуться в Стародуб.

Пугают, что трудна сейчас пересадка в поезда, идущие на юг.

Читал большую книгу Иг<оря> Грабаря «Моя жизнь» — там много любопытных подробностей о Черногубове. У Раздольского накопилось много

моих писем, которые интересно было Вам прочесть. Там мне нередко удавалось находить ряд острых и кратких формулировок по животрепещущим вопросам. Вообще хорошая практика: маневры к предстоящим грандиозным

словесным боям.

Итак, Андрей Георгиевич возражает против стиля «Фил<ософии>

общ<его> Дела». Следует ли это понимать так, что он не находит возражений против содержания?

Теперь к Вам просьба: разыщите в адресном столе точный адрес Кокошкиной Марии Филипповны: ул. Станиславского (бывший Леонтьевский

пер.), первые четыре №№ — 2? 2а? 4? — и занесите ей прилагаемое письмецо. Постарайтесь застать ее дома, что легче всего сделать около часов восьми

вечера, или пораньше с утра, познакомьтесь с ней, кстати, поближе и пусть

она устно через Вас или письменно ответит на мои запросы.

Следовало бы Вас также направить в редакцию «Октября» — за справкой, но это письмо приготовлю в дальнейшем. Пишите точно о своих планах. Литерат<урный> музей ждал-ждал моего приезда и, не дождавшись,

выслал в Калугу деньги за Бахметьева448. Поскольку Магомет не двигается,

гора сама подвинулась к Магомету!

Я жду все-таки, что Вы удосужитесь зафиксировать письменно свои

собеседования с Валент<иной> Семеновной. Это мне бы дало много волн.

Когда начинаются и кончаются экзамены? Атмосфера продолжает нервничать и содрогаться. И как же ей бедной не корчиться от человеческого тупо735

мыслия. Ну чему это, напр<имер>, надобно в дни истребления миллионов

«культурнейших» европейцев ни за понюшку табаку — чесать себе пятки

фразами о пасифизме — как Андр<ей> Георгиевич, или о том, что «сначала

туберкулез уничтожить» — как Ирина. Ведь они настолько умны, что сами

не могут не видеть все убожество этих, с позволения сказать, «планов». «Не

гонялся бы ты, поп, за дешевизной!» Как все это близко напоминает старый

анекдот, передающий разговор «В клинике».

Профессор: Операция необходима. Необходимо Вам отрезать больную

ногу. Нет ли у Вас каких-нибудь желаний?

Больной: Я бы просил до операции срезать мне мозоль на больной ноге.

Очень увлекает меня возможность довести ход некоторых мыслей до автора «Откр<овения> в грозе и буре». Это будет откровение в тишине, но потрясательнее всяких гроз и бурь. Посмотрим. Подобраться надо осторожно и сбоку.

В первом письме будет лишь несколько обще-методологических предпосылок и установок. Пишите скорей. Целуем крепко.

Ваш А. Горский.

Мэри насадила много цветов вокруг балкона. Отпуск у нее начнется с

15-го июля. Сегодня с хором клуба ЦКПС дает концерт в город<ском> парке. Тартаков замолк, подобно Любарскому. Устр<яловых> не видел.

Беляев А.Р. — II, 612, 615, 734

221 Во время своей поездки в Ленинград Сетницкая и Крашенинникова встретились с писателем-фантастом

Александром Романовичем Беляевым (1884–1942). В МА (Московский архив А.К. Горского и Н.А. Сетницкого) хранится подборка, сделанная О.Н. Сетницкой, называющаяся «Заметки о поездке в Ленинград», в которой, в частности, содержится листок с перечнем произведений

Беляева, а также краткая дневниковая запись о встрече с ним, во время которой они спрашивали его о романе-утопии «Под небом Арктики», рисующем победу над вечной мерзлотой, который печатался в 1938–1939 гг. в журнале «Бой за технику». В дневниковой записи Сетницкая так характеризовала эту встречу: «“Нам очень интересно

было узнать, чем кончится Ваш роман”. Он начинает рассказывать. <…> Эта беседа, действительно, ценна. Это

самое настоящее пока».

222 А.Р. Беляев работал в Наркомате почт и телеграфов одновременно с Н.А. Сетницким, в 1923–1925 г. Печатался в журнале «Жизнь и техника связи».

223 Вероятно, имеется в виду роман А. Беляева «Война в эфире», впервые появившийся в журнале «Жизнь и техника связи» (1927, № 1–9), посвященный перспективам развития радиоэлектроники и телемеханики. В романе

звучит мысль о том, что в будущем «энергия мысли заменит собой радио». О Бекневе и его гипотезе о возможности трансформации нервной энергии см. примеч. 60 к работе «Огромный очерк».

60 Психодинамика Штаденмауэра — Горский имеет в виду гипотезу о сущности магических

феноменов, выдвинутую в 1912 г. в книге немецкого ученого, профессора экспериментальной химии Людвига Штауденмайера (1865–1933) «Die Magie als experlmentelle Naturwtssenschaft» («Магия

как экспериментальная наука»). По мнению Штауденмайера, такие явления, как галлюцинации,

обостренная чувствительность и энергетическая эаряженность разных членов тела (например,

кончиков пальцев) и т.д., находят себе объяснение в реальных психофизических возможностях

организма. Эти возможности, считает ученый, далеко еще не познаны человеком и должны стать

предметом особой области знания — экспериментальной магии, или психодинамики. В частности,

Штауденмайером была выдвинута гипотеза о том, что при оптических и прочих галлюцинациях мы

имеем дело со специфическим процессом выделения энергии (световой, звуковой и т. п.), обрат923

ным процессу восприятия. Теория нервной энергии была выдвинута инженером Сергеем Александровичем Бекневым в его книге «Гипотеза о нервной энергии и ее значение в деле образования

коллективов максимальной производительности труда» (М., 1923). Согласно этой теории, живое

существо (человек) выполняет роль своего рода трансформатора, который превращает одни виды

энергии в другие, в том числе и в нервную. По мысли С.А. Бекнева, этот процесс может быть и

обратным, и организм «сможет трансформировать энергию нервную (энергию мысли) в световую»

и в другие формы механической энергии. Сознательное овладение процессом «превращения нервной энергии в механическую» откроет человечеству новые, невиданные перспективы развития в

плане органического прогресса: «Человеку не нужен больше свет, он сам является источником такового. Где он появляется, там светло и тепло»; человеку «нетрудно будет устранить силу притяжения, а следовательно, вопросы передвижения без каких-либо приборов легко осуществляются сами

собой только как результат мышления» (Указ. соч. С. 18–19).

Горский, А.К. Сочинения и письма: В 2 кн. Кн. 2 / Сост., подгот. текста, комментарии А.Г. Гачевой.

М.: ИМЛИ РАН, 2018. — 1008 с. (Из истории философско-эстетической мысли 1920–1930-х гг.)

"К сожалению, прислать фрагменты дневников Сетницкой сейчас не представляется возможным, это большая работа расшифровки, набора и комментария. Там упоминания о контактах с Беляевым Ольги Сетницкой и Екатерины Крашенинниковой."

С большой благодарностью Анастасии Гачевой!

Анастасия Георгиевна Гачева — российский учёный-филолог и философ, специалист по истории русской философии и русскому космизму, литературовед, доктор филологических наук, ведущий научный сотрудник Института мировой литературы РАН, главный библиотекарь, научный сотрудник Библиотеки № 180 им. Н. Ф. Федорова (Музея-библиотеки Н. Ф. Фёдорова).

Дочь российского философа и филолога Георгия Гачева (1929—2008). Мама, Светлана Григорьевна Семёнова (1941—2014), литератуоровед, философ, исследователь и публикатор наследия Н. Ф. Фёдорова, специалист по русскому космизму[2].

https://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%93%D0%B...

Горский А. К. https://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%93%D0%B...

газета "Говорит и показывает Москва", выпуск для Украинской ССР, №24, 04.06.1980 г., с. 17 (на теленеделю с 9 по 15 июня),

Всё же есть "Ариэль"!

Специально для сайта "Архив фантастики" https://archivsf.narod.ru/1884/aleksander...

https://fantlab.org/film5525

Кстати, я считаю, что и «Серебряный голубь» — вполне себе фантастический роман у Белого, а уж в «Москве» просто присутствуют элементы фантастики. Мандро — фигура такого фантастического злодея. Если брать эталонную фантастику, то есть фантастику в чистом её понимании, то начиная с Беляева, начиная с «Иприта» Шкловского-Иванова (кстати говоря, у Всеволода Иванова замечательные фантастические тексты, тот же «Сизиф, сын Эола» или «Медная лампа» — совершенно потрясающий рассказ)… Мне кажется, что у Лунца есть элементы фантастики некоторые. Но все-таки то, что делали «Серапионы» — Каверин, Лунц — это сказка. А фантастика в строгом смысле началась с Беляева, а дальше недооцененный, неизученный её пласт — это подпольные тексты 30-х годов. Сожженный роман Голосовкера, роман Яна Ларри про инопланетян, отсылавшийся Сталину по главе.

Мы все помним Яна Ларри за «Приключения Карика и Вали», а ведь он настоящий, стопроцентный фантаст. Трублаини, потом Адамов, «Тайна двух океанов»,— это все недоизучено, как мне кажется.

Что вы думаете об Александре Беляеве?

Дмитрий Быков

Александр Беляев писал очень плохие сначала рассказы, а потом — несколько гениальных романов внезапно. Мне кажется, что «Голова профессора Доуэля» — это очень высокий образец. И «Звезда КЭЦ», и «Проданный смех». Ну, я не говорю про «Человека-амфибию». «Человек-амфибия» — плохой роман, но прекрасно придуманный. Понимаете, вот Александр Грин — это гений, а Александр Беляев в моей табели о рангах месте на десятом после Александра Грина. Но он очень талантливый человек, безусловно, и очень мужественный.

Почему вы считаете Александра Беляева писателем второго ряда?

Дмитрий Быков

Почитайте Беляева. Все-таки Беляев по своей языковой ткани писатель достаточно примитивный, достаточно суконный. У него есть блестящие сюжетные находки. Но в целом очень много наивных построений, очень предсказуемые фабулы. У него есть довольно много такой наивной напыщенности, которую мы ценили в то время. Она есть и у Трублаини в «Шхуне «Колумб», у всех фантастов и приключенцев 20-х-30-х годов. Тем не менее, это глоток кислорода в тогдашней литературе. У Белева есть вещи, написанные чуть получше, как, скажем, «Голова профессора Доуэлля», и похожи, как, скажем, «Человек-амфибия», но это все равно прекрасный, трогательный писатель, и мужественный человек, всю жизнь боровшийся с болезнью. Так что здесь, я думаю, не так важно, как он писал, а важно, что он воспитывал.

Можно ли считать книгу «Голова профессора Доуэлля» Александра Беляева предсказанием развития науки?

Дмитрий Быков

«Голова профессора Доуэлля», как и «Человек-амфибия» — это не о трансплантологии. Есть несколько сквозных фантастических сюжетов, когда нога начинает действовать самостоятельно, как в рассказе Фолкнера и фильме Тягунова, рука, как у Мопассана, соответственно, голова отдельно от тела, даже глаз иногда: «И только глаз мой карий-карий блуждает там, как светлячок» — такой страшный образ у Окуджавы. Это довольно интересная тема в мировой фантастике, когда орган как бы обретает собственную власть и как бы отторгает остальное тело, начиная действовать отдельно от него. У Мопассана, наверное, у первого это дошло до такого блистательного сюжетного варианта. Оба варианта рассказа «Рука» — выдающиеся. «Рука» и «Рука трупа» — это высокий класс. Недавно начитывал я его.

И, конечно, «Голова профессора Доуэлля» — это попытка ответить на вечный вопрос, в какой степени человек детерминирован плотью, в какой степени мозг не зависит от тела, от бэкграунда, биографии, социальных условий, и так далее,— в какой степени этот отдельный мозг способен существовать. Все головы умирали, к сожалению. К тому же «Голова профессора Доуэлля» очень страшная история, очень сильно написанная.

Можно ли считать книги Александра Беляева такой же серьезной литературой, как произведения Герберта Уэллса?

Дмитрий Быков

Нет. Беляев — хороший писатель, но Уэллс вообще придумал всю фантастику XX века. Из Уэллса вышли все, включая Стругацких и в огромной степени Азимова, и Брэдбери, и Толкиена даже. Уэллс — это автор, чей каждый роман из первых десяти-двенадцати пролагал путь в мировой литературе. Великий писатель. И книга Максима Чертанова довольно наглядно это демонстрирует. Не зря она вот так популярна среди фанов настоящих, любителей фантастики. Собственно только среди них, потому что все остальные считают, что Уэллс преувеличен. Нет, Уэллс — гениальный писатель.

Беляев очень талантлив, но рассказы его — это просто графомания, прости меня господи. А из романов — ну, подавляющее большинство сделано по уэллсовским рецептам. И самый талантливый из них, мне кажется, «Голова профессора Доуэля», самый такой страшный. А остальные испорчены очень сильно социальщиной. У Беляева была трагическая судьба: инвалид и смерть, в общем, фактически от голода в блокаду в сорок втором году, в Пушкине осажденном, во время осады, насколько я помню, февраль сорок второго года. Но при всем при этом, конечно, никто не сравнивает Беляева с Уэллсом. Это все равно, понимаете, что ну с любым советским эпигоном сравнить тех же Стругацких, которые явно стояли на десять голов выше.

https://bykovfm.ru/mozhno-li-schitat-knig...

Суть здесь иная — «Философия общего дела» Николая Федорова, самого оригинального русского мыслителя на рубеже XIX–XX веков. Природа, которую принято называть «Божьим миром», встретила в нем непримиримого врага. «Природа, — писал он, — представляет извращение образа Божия». Каково же назначение человека в этом мире? Разорвать цепь круговорота веществ в природе! Не дать человеку превратиться в прах! Цель человека — воскрешение мертвых! Победа над смертью и бессмертие!

Достичь этого Федоров полагал посредством науки, считая, что никакой иной задачи перед наукой и стоять не должно.

Такое естественно-научное богословие пленяло многих — от Циолковского до Маяковского и Платонова. И в 1920-е годы идеи эти буквально носились в русском воздухе. Но Беляеву открылась редкая возможность ознакомиться с ними почти что из первых рук.

Поступив в 1923 году на службу в Наркомат почт и телеграфов, Беляев стал вскоре активнейшим сотрудником ведомственного журнала «Жизнь связи». А в 1924 году в журнале начал печататься только что поступивший на работу в Наркомпочтель 35-летний Николай Сетницкий. По образованию он, как и Беляев, был юристом, но интересы его простирались намного шире: политэкономия, психология, теория стихосложения и статистика как метод исследования литературного процесса… Командированный Временным правительством в Одессу, он посещал заседания ХЛАМа — объединения «Художники, литераторы, артисты и музыканты», где познакомился со всей местной литературной элитой — Эдуардом Багрицким, Валентином Катаевым, Ильей Ильфом и Юрием Олешей… Но главным оказалось знакомство с Александром Горским, поэтом и ярым приверженцем учения Н. Ф. Федорова. Эта встреча оказалась для Сетницкого судьбоносной — теперь на все он будет смотреть по-федоровски. Даже на экономику. Здесь он разглядит два противоположных принципа мироустройства: эксплуатация и регуляция.

Эксплуатация — это когда «один член взаимодействующего целого признается самоцелью, а другой — только средством и всегда средством». Оттого неприемлем любой капитализм. Но от марксизма здесь ничего нет: эксплуатация лежит в самой основе нынешнего несовершенного, «падшего» порядка вещей, на всех уровнях — от социального до растительного и животного, когда одни служат пищей другим.

Совсем иное дело — регуляция. Здесь уже не взаимная рознь, вытеснение и борьба, а согласное, питаемое любовью единство частей целого. Это что, социализм? Нет! — соборность и слиянно-нераздельное единство ипостасей Пресвятой Троицы.

И тогда половинчатое, атеистическое строительство рая в одной отдельно взятой стране для одного только класса становится лишь первым шагом на пути христианского дела — всеохватного (храм, общество, частная жизнь) и космического (регуляция природы, одушевление косной материи и упразднение смерти)…

Смотря на вещи под таким углом, можно объявлять большевиков невольными орудиями Божьего Промысла. А значит, нет никаких моральных препятствий для искреннего участия в социалистическом строительстве. И пусть большевики закрывают церкви (ведь православие по сути своей — это культ смерти), пусть изничтожают родимые пятна капитализма вместе с их носителями (частная собственность — это Зло)… Главное, что и при большевиках можно жить, не изменяя ни себе, ни Богу.

Конец у этих прекрасных мечтаний был, естественно, один — в 1937 году Сетницкого арестовали и расстреляли. А Горского в 1937-м как раз из тюрьмы выпустили, чтобы снова посадить в 1943 году. В тюрьме он через несколько месяцев и скончался.

Но пока на дворе 1925 год — можно погружаться в иллюзии и увлеченно пророчествовать. И то, что именно с этих пор тема воскрешения мертвых властно овладевает Беляевым, разумнее всего объяснить его беседами с Сетницким. Тем более что на роль партнера в богословских спорах Беляев, выпускник духовной семинарии, подходил как нельзя лучше. А начаться разговоры могли с обсуждения темы, на которую писали оба, — НОТ, «научная организация труда»[219].

Принцип НОТ заключается в разделении трудового процесса, дроблении производственных операций и специализации. Но Сетницкий никак не мог назвать такой принцип прогрессивным, поскольку он целиком вытекает из нынешней несовершенной цивилизации и является уделом «нашей современной жизни, всецело построенной на субординации, взаимном ограничении и вытеснении»[220]. Этому ущербному НОТу следует противопоставить сознательную организацию труда: «Идеальным было бы выполнение всего трудового акта — от замысла до полного воплощения, от первой творческой мысли до последнего жеста при отделке результата — одним существом, единичным или коллективным, сознающим себя совершенно единым (преобразованное человечество)»[221].

Не знаю, что думал по поводу этих мечтаний Беляев, но мне такое преобразованное по Федорову человечество больше всего напоминает сверхмарионетку Крэга…

В Наркомпочтеле Сетницкий проводил статистическое обследование работников связи — их положение, деятельность и социальный состав… На один из таких трудов Беляев откликнулся рецензией[222]. Вот еще один повод для бесед.

Не исключено, что Беляев встречался и с Александром Горским, в 1925–1928 годах возглавлявшим в Москве литературно-философский кружок.

Украшением кружка был давний знакомый Горского Эдуард Багрицкий.

Имена прочих участников впечатляют гораздо меньше: братья Шманкевичи — Борис и Всеволод, донесшие идеи Федорова до Маяковского, А. Миних… Но забредала и молодежь — два Владимира (начинающие поэты Луговской и Державин), а также те, кто живо интересовался поэзией или искал немарксистских ответов на главный вопрос философии…[223]

Горский тогда упорно размышлял над «половой трагедией homo sapiens», которая заключается в «противоречии между властью высших мозговых центров и могуществом половых органов». В своем труде «Огромный очерк» (в той его части. что была закончена в 1924 году) Горский рассматривает и практиковавшиеся способы преодоления этой дилеммы:

«Употребляемое в культе Аттиса оскопление есть попытка достигнуть метаморфозы пола, не рискуя головой, то есть оставаясь при старом (немного лишь видоизмененном) самосознании…»[224]

Вот еще один возможный источник появления эротической темы в романе.

Воспоминание о труде Горского могло подсказать Беляеву и позднейший эпизод с одинокими манипуляциями мадемуазель Лоран — это позаимствованное из книги Хэвлока Эллиса (Havelock Ellis)[225] описание «типичного» случая, когда молодая 28-летняя женщина «чувствует себя особенно счастливой, когда она бывает одна, обнаженная в своей спальне. Она знает наизусть каждый уголок своего тела и гордится тем, что оно сложено согласно всем законам правильного построения человеческого тела»…[226]

Впрочем, круг московских знакомых и обсуждавшихся тем мог быть и шире.

До сих пор мы как-то обходили главную особенность беляевского произведения, а ведь рассказано в нем не просто об отдельной от тела жизни какого-то органа, но о части тела самой главной — голове! И о мозге, живущем и творящем после смерти остального тела.

И тут такое странное совпадение — в том же 1925 году, в той же Москве было написано произведение, посвященное жизни мозга, отделенного от своего носителя и помещенного в другое тело.

Речь, понятное дело, идет о повести Михаила Булгакова «Собачье сердце».

Читал ли ее Беляев? Откроем рассказ 1926 года «Человек, который не спит». Начинается он с «собачьего дела». Дело это слушается в суде, и вот что говорит обвиняемый — профессор Иван Степанович Вагнер:

«— Граждане судьи! Я не отрицаю факта похищения собак, но виновным себя не признал, и вот почему. Всякая кража предполагает корыстную цель. У меня такой цели не было. Вы сами огласили документы, из которых суд мог убедиться, что я преследовал исключительно научные цели. Я веду опыты, имеющие громадное значение для всего человечества. Та польза, которую должны принести эти опыты, несоизмерима с ничтожным вредом, который я причинил. <…>

— Но не объясните ли вы, почему вы сочли нужным прибегать к таким странным и незаконным способам добывания собак для ваших опытов? Если опыты представляют ценность, правительство обеспечило бы вас всем необходимым для работы!

Профессор Вагнер замялся.

— Эти опыты слишком смелы. Они могли показаться даже фантастичными. В успех я верил, но на пути лежали неизбежные неудачи. Они могли погубить и дело и мою репутацию прежде, чем я достиг бы положительных результатов. И я решил производить их в тиши своего кабинета, на свой страх и риск. Но у меня было слишком мало личных средств на приобретение собак для опытов. <…> И я был принужден…

— Красть собак? — с улыбкой добавил судья.

Профессор Вагнер выпрямился и ответил тоном глубокого убеждения в своей правоте:

— Собачий век — каких-нибудь двадцать лет. Стоимость собаки — рубли, много — десятки рублей. Уничтожив же несколько собак, я удлиню жизнь человечества втрое, а вместе с тем утрою и ценность человеческой производительности. Если за это я заслуживаю наказания, судите меня! Мне больше нечего прибавить».

Итак, у обоих профессоров — Преображенского и Вагнера — одинаковые наклонности: приманить на улице собаку, уволочь ее к себе домой, а уж там, в тиши кабинета, подвергнуть бедное животное убийственным опытам…

Так что ответ однозначный: читал. Конечно читал!

Но когда?

Рассказ «Голова профессора Доуэля» был напечатан в марте-апреле 1925 года. А на рукописи «Собачьего сердца» стоит дата: «Январь — март 1925 г.». Правда, 15 февраля Булгаков уже выступал с этой повестью на литературных чтениях…[227] Но, чтобы успеть вдохновиться булгаковским сочинением и написать собственный 70-страничный рассказ, — и этот срок совершенно недостаточный! Так что придется признать: Беляев прочел (или прослушал) «Собачье сердце» после завершения «Головы профессора Доуэля». А в 1930 году дал свою версию жизнеописания животного, которому пересадили человеческий мозг — «Хойти-Тойти».

Так что же, сходство беляевского рассказа с булгаковской повестью — чистая случайность?

Ни в коем случае! И доказательство тому: дата начала работы Булгакова над «Собачьим сердцем» — январь 1925 года, первая годовщина смерти В. И. Ульянова (Ленина).

Впервые на это обратила внимание Майя Каганская в послесловии к переводу «Собачьего сердца» на иврит. А еще она установила, что болезнь и смерть вождя мирового пролетариата интриговали Булгакова в крайней степени, даже тогда, когда о Ленине и речь как будто не заходила… Например, в «Роковых яйцах» ужасный «красный луч» изобрел профессор Персиков. При чем здесь Ильич? — спросите вы. А притом что Ленина лечил профессор Абрикосов[228].

И когда Ленин все-таки умер, изобретатель Лев Термен поспешил предложить свои услуги: похоронить ленинское тело в вечной мерзлоте, чтобы спокойно дожидаться того момента, когда наука позволит Ленина воскресить.

(Именно этой теме — замораживание и воскрешение — посвящен рассказ Беляева «Ни жизнь, ни смерть», напечатанный в 1926 году[229].)

__________

219

«Научной организации труда» Беляев посвятил две статьи: На путях к НОТ // Жизнь и техника связи. 1924. № 8. С. 103–106 (Подпись: Романыч; псевдоним раскрыт по отсылке во второй статье); О рационализации в НКТП // Жизнь и техника связи. 1925. № 12. С. 73–76.

220

Сетницкий Н. А. Единство трудового процесса // Октябрь мысли. 1924. № 3–4. С. 61.

221

Там же.

222

Что такое статистика и для кого она нужна (Популярное пособие для работников связи). Москва. Статистический отдел НКПиТ. 126 с. Коллективный труд В. Г. Песчанского, Д. В. Савинского, Н. А. Сетницкого, Я. С. Улицкого, под редакцией нач. статотдела НКПиТ Песчанского // Жизнь и техника связи. 1924. № 11. С. 180 (Подпись: А. Б-в).

223

Гойлов Н. С. Моя московская богема //Архивный фонд Музея-библиотеки Н. Ф. Федорова. Машинопись. 28 с.

224

Горский А. К. Огромный очерк// Горский А. К., Сетницкий Н. А. Сочинения. М., 1995. С. 229.

225

Эллис X. Автоэротизм. Для врачей и юристов. СПб., 1911. С. 77.

226

Горский А. К. Огромный очерк. С. 196.

227

Чудакова М. О. Жизнеописание Михаила Булгакова. М., 1988. С. 245.

228

Qaganskayah М. 'Or kelev, 'о hokhmath sophrim [Собачья шкура, или Мудрость писателей] // Bulgaqov М. Lev kelev. Tel-’Aviv, 2002. 'Am. 171–220; Каганская М. Собачья смерть // Солнечное сплетение. Иерусалим. 2002. № 24–25. С. 168–185.

229

Беляев А. Ни жизнь, ни смерть//Всемирный следопыт. 1926. № 5. С. 3—15; № 6. С. 3–14.

***

В 1932 году Беляев совершил самый удивительный, наверное, поступок в своей жизни. Страдающий костным туберкулезом писатель, для которого и ленинградский климат был непереносим, вдруг, бросив все, уезжает за полярный круг!

Тут надо ответить сразу на два вопроса — что заставило писателя оставить благоустроенный Ленинград и отчего пунктом назначения стал Мурманск?

Итак, год 1932-й… Чем он отличался от предыдущего? В области фантастики отличия громадные — за весь год во всем СССР было опубликовано — в периодике и отдельными книгами — 8 (восемь!) произведений научно-фантастического жанра. Это меньше, чем вышло в 1931 году произведений одного Беляева!

Многим пишущим пришлось в том году плохо — появился Оргкомитет по созданию Союза советских писателей. Союз создали лишь два года спустя, но все прочие литературные организации были упразднены немедленно. Остались только горкомы писателей при ЦК Союза бумажников и печатников. Означенный союз и созвал их на Всесоюзное совещание. А 21 июля 1932 года выяснилось, что «многие писатели из-за необеспеченности идут в бухгалтеры, переводчики и т. д., писателей также посылают на посевную, нет даже средств на их отправку на курорт, нет путевок»[282].

Итак, то была общая писательская беда. Но что вызвало такие гонения именно на фантастику и фантастов? Ведь, чтобы фантастику перестали печатать столь единодушно и одновременно, должно было появиться какое-то распоряжение, обязательное к исполнению. Но никто такого распоряжения еще не отыскал… Непроницаемая загадка!

И еще непонятно, почему от нужды пришлось спасаться именно на Крайнем Севере. Ведь кто-то устроился переводчиком. Образованных людей в России осталось мало, так что вакансии наверняка были. А Беляев не только знал иностранные языки, но и переводить ему случалось[283]. Почему же он такую возможность отверг?

Или не только призрак голодной смерти был причиной отъезда, а что-нибудь посерьезнее?

Вот, например, в том же 1932 году на Кольский полуостров спешно отъехал из Москвы Лев Ошанин, будущий поэт-песенник. Пошли слухи, что кому-то никак не дает покоя его социальное происхождение — из дворян. Тут-то друзья и присоветовали сменить место жительства. Три года провел он в добровольной ссылке — вначале работал на апатитовой фабрике в Хибиногорске, затем директором клуба горняков и, наконец, разъездным корреспондентом газеты «Кировский рабочий»… Здесь его и настиг донос — из комсомола исключили, из газеты уволили[284]. Ожидаемого продолжения, впрочем, не последовало — Ошанин вернулся в Москву и был принят в Литературный институт.

Так что о причинах отъезда Беляева позволительно строить самые разнообразные догадки…

Но почему же все-таки местом пребывания был избран именно Мурманск? И что такое Мурманск?

29 июня 1916 года министр путей сообщения Трепов (сын того самого, что в октябре 1905-го в Петербурге приказал: «Патронов не жалеть!», так что обошлось вообще без выстрелов) имел счастье всеподданнейше доложить Его Императорскому Величеству соображения свои о преобразовании возникшего у станции «Мурман» железнодорожного поселка в городское поселение. И Его Императорскому Величеству благоугодно было изложенное предложение Высочайше одобрить.

Об официальном существовании города торжественно объявили 21 сентября (4 октября) 1916 года и отслужили молебен.

Город получил имя Романов-на-Мурмане, а инженер Б. В. Сабанин представил его генеральный план. Размещался город на двух уровнях: первый — порт и железная дорога, второй — 17 проспектов и улиц. Три — параллельно железной дороге, две — перпендикулярно ей, еще две улицы обозначили дальнюю окраину, а десять веером разошлись от центральной площади. Главные улицы носили имена лиц царствующего дома: в честь великих княжон — Мариинская и Ольгинская, наследника — Алексеевская, августейшего брата — Михайловская, а нынешний проспект Ленина (бывший Сталина) — Николаевская…

Что было замечательного в том плане? А то, что в основу был положен план Петрограда. Случайно? Нет, с заранее обдуманным намерением.

Ведь что такое Петербург — Петрополь — Петроград? Столица империи и окно в Европу. И более двух веков окно это было открыто настежь. Пока в августе 1914-го Россия не вступила в Великую европейскую войну. И немцы это окно захлопнули. Даже форточки не оставили. И императорский Балтийский флот оказался заперт в портах, где невоюющим экипажам не оставалось ничего иного, как растить в себе революционную ярость.

А тут грандиозная идея — прорубить новое окно, незамерзающее и такое широкое, что ни минами, ни субмаринами его не перегородить.

Показать немцу, что Россию в угол не поставишь и не загонишь.

И станет твердой пятой на Ледовитом океане новый российский город.

Да не просто город, а град, во всем подобный Петрограду. Сегодня еще в колыбели, а завтра молодая столица России-победительницы. И Николай Второй войдет в историю как Николай Великий!

Вы никогда ни о чем подобном не слыхали? Тогда читайте:

«Россия, заменив нынешнюю северную столицу полярною, у незамерзающего Варангерфиорда, вместе со всем христианско-европейским человечеством откроет новую борьбу на два фронта: с экваториальным, тропическим жаром с одной стороны и с полярным холодом — с другой».

Это пророчествовал Николай Федоров[285]. Не знаю, читал ли его инженер Борис Сабанин. Но Александр Беляев, скорее всего, это прочел или услышал от федоровца Сетницкого.

И идея замечательная — великая русская полярная мечта!

285

Федоров Н. Ф. Распределение задач всемирной регуляции природы // Федоров Н. Ф. Собрание сочинений: В 4 т. М., 1995. Т. 2. С. 302; ранее опубликовано во втором томе «Философии общего дела» (М., 1913).

ЗБС «АРБ» 2013

***

Введение. Что такое русский космизм?

Образ цивилизации будущего, вышедшей за пределы Земли, нарисовал в романах «Красная звезда» (1908) и «Инженер Мэнни» (1912) Александр Богданов, родоначальник организационной науки, которую с космизмом объединяет ненависть к хаосу, воля к космизации бытия. Продолжая этот космический вектор, Алексей

Толстой создал «Аэлиту» (1924), Александр Беляев — «Звезду КЭЦ» (1935), где,

опираясь на научные выкладки и художественные предвидения К.Э. Циолковского

(философ-космист был и автором научно-фантастических произведений), дал свое

проективное видение жизни людей, ставших, по мечте Циолковского, «гражданами

Вселенной». А еще Беляев, вдохновлявшийся и идеями Федорова, дал художественный образ человека летающего (роман «Ариэль», 1940), живущего в разных средах

(«Человек-амфибия», 1927) и напряженно дискутировал о бессмертии, одновремен-

но и мечтая о преодолении барьера смерти, и предостерегая от профанации, от частичных, а значит уязвимых решений («Голова профессора Доуэля», 1925).

Русский космизм. Хроника /в сокращении/

1925

Во Франции печатается статья В.И. Вернадского «Автотрофность человечества», где говорится о вечности жизни, роли разума в биосфере и перспективах перехода к искусственному синтезу пищи и далее к автотрофности человечества.Русский космизм. Хроника 403

«Жизнь должна рассматриваться как космическое явление в истории нашей планеты».

«Запасы энергии, находящиеся в распоряжении разума, неистощимы. Сила приливов и морских волн, радиоактивная, атомная энергия, теплота Солнца могут дать

нужную силу в любом количестве.

Введение этих форм энергии в жизнь есть вопрос времени».

«Что означал бы синтез пищи в жизни людей и в жизни биосферы?

Его создание освободило бы человека от его зависимости от другого живого вещества. Из существа социально гетеротрофного он сделался бы существом социально

автотрофным.

Последствия такого явления в механизме биосферы были бы огромны».

В.И. Вернадский

К.Э. Циолковский в Калуге печатает философские работы «Монизм Вселенной»

и «Причина космоса».

«После заселения нашей солнечной системы начнут заселяться иные солнечные

системы нашего Млечного Пути. С трудом отделится человек от земли. Гораздо легче

было одолеть солнечное притяжение, ввиду свободы движений в эфире и громадности

лучистой энергии всего солнца, которой мог воспользоваться человек. Земля оказывается исходным пунктом расселения совершенных в Млечном Пути».

К.Э. Циолковский. Монизм Вселенной

В.Н. Муравьев пишет работу «Культура будущего», в которой, опираясь на идею

антиэнтропийной сущности жизни, дает обоснование преобразовательной деятельности человечества, направленной на природу, космос, общество, собственный организм.

Биокосмист Павел Иваницкий выпускает брошюру «Искусственное вызывание

дождя и управление погодой путем регуляции атмосферного и земного электричества»,

в которой собирает материалы по проблеме управления погодой и искусственному вызыванию дождя, иллюстрирующие федоровскую идею атмосферической регуляции.

В журнале «Всемирный следопыт» печатается рассказ писателя-фантаста Александра Романовича Беляева (1884–1942) «Голова профессора Доуэля», позднее переработанный в роман.*

Казимир Малевич работает над архитектурными супрематическими моделями —

архитектонами и планидами, часть которых, по замыслу автора, представляют модели космических строений, основу для планов космических станций.

1926

Выходит в свет книга В.И. Вернадского «Биосфера».

«Вещество биосферы, благодаря космическим излучениям, проникнуто энергией;

оно становится активным, собирает и распределяет в биосфере полученную в форме

излучения энергию. Лик Земли есть не только отражение нашей планеты, проявление ее

вещества и ее энергии — он одновременно является и созданием внешних сил космоса».

В.И. Вернадский

В Москве создан Институт переливания крови, его директором становится философ, писатель Александр Александрович Богданов (1873–1928).

Циолковский в Калуге переиздает работы «Исследование мировых пространств

реактивными приборами» с предисловием, в котором излагает план завоевания межпланетных пространств и обозначает первые шаги к нему.

«Сначала неизбежно идут: мысль, фантазия, сказка. За ними шествует научный

расчет. И уже в конце концов исполнение венчает мысль».

К.Э. Циолковский. Предисловие404 Русский космизм. Хроника

Биокосмист Александр Ярославский издает роман «Аргонавты Вселенной».

В Харбине Н.А. Сетницкий издает богословский трактат «Смертобожничество»,

написанный совместно с А.К. Горским. В трактате рассматривается история христианского вероучения с точки зрения раскрытия в ней идеи о творческом назначении человека в мире, борьбы со всеми формами обожествления смерти.

Профессор Сергей Сергеевич Брюхоненко (1890–1960) создает первый в мире

аппарат искусственного кровообращения. Проводит эксперимент, в результате которого удается оживить и поддерживать в течение двух часов жизнедеятельность

собаки.

Возникает объединение художников-космистов «Амаравелла» (от санскритского Amaravella — Ростки бессмертия). В объединение входят А.П. Сардан (Баранов), Б.А. Смирнов-Русецкий, П.П. Фатеев, С.И. Шиголев, В.Т. Черноволенко и

В.Н. Пшесецкая (Руна).

Во время приезда азиатской экспедиции Н.К. Рериха в Москву члены группы встречаются с художником. На встрече присутствует и философ-космист А.К. Горский.

В переписке А.М. Горького и М.М. Пришвина обсуждаются идеи Федорова.

«А вот был у нас весьма оригинальный мыслитель Н.Ф. Федоров. <…> Интереснейший старик. Мне у него ценна и близка проповедь “активного” отношения к

жизни».

М. Горький. Из письма М.М. Пришвину от 17 октября 1926

1927

В Нью-Йорке по инициативе Н.К. Рериха проходит первая выставка группы

художников-космистов «Амаравелла».

В апреле в Москве открывается Первая мировая выставка межпланетных аппаратов и механизмов, которую за два месяца работы посетило более 10 000 человек.

Ученый и популяризатор авиации и космонавтики Н.А. Рынин начинает издание

серии выпусков «Межпланетные сообщения в фантазиях романистов и в проектах

ученых» (всего вышло 9 выпусков, в последнем, появившемся в 1932 году, была дана

летопись и развернутая библиография к теме).

Выходит футурологическая повесть писателя Сергея Тимофеевича Григорьева

(1875–1953) «Гибель Британии», представляющая утопическую картину будущего

Советской России: бесшумные машины, вечноцветущие яблони, ювенильная вода,

тысячи культурных растений, созданных в результате биотехнологий. Люди растопили ледники Гималаев и Памира, повернули реки, соединяя «работу солнца с работой воды», оросили пустыню.

«Труд человека стал геологическим фактором: мы способны сдвигать горы, участвовать в горообразовательных процессах».

«Земной мир должен быть объединен для регуляции природы: работы, вроде тех,

что провели мы, меняют физическое состояние всей земли».

Из повести «Гибель Британии»

Выходит 44-й том 7-го издания «Энциклопедического словаря Русского библиографического института Гранат», где в сокращенном виде печатается «Автореферат», в котором П.А. Флоренский определяет свою «жизненную задачу» как «проложение путей к будущему цельному мировоззрению» и дает определение культуры

как «сознательной борьбы с мировым уравниванием», т. е. с энтропией и смертью.

В Париже французский философ Эдуард Леруа читает цикл лекций, составивших его книгу «Происхождение человека и эволюция разума», где впервые появляРусский космизм. Хроника 405

ется термин «ноосфера». Автором термина был философ, палеонтолог П. Тейяр де

Шарден, обосновавший его еще в 1925 году в эссе «Гоминизация».

П. Тейяр де Шарден завершает книгу «Божественная среда», акцентируя в ней

идею восходящего творения, движения мироздания к Плероме, в которую вместе с

человеком входит вся тварь, созидания «Царствия Божия из всех сфер человеческой

жизни».

1928

В Харбине Н.А. Сетницкий начинает переиздание «Философии общего дела».

Выпускает работу А.К. Горского «Перед лицем смерти. Л.Н. Толстой и Н.Ф. Федоров», начинает издание его очерков «Н.Ф. Федоров и современность» (обе работы

выходят под псевдонимом А. Остромиров).

В.Н. Муравьев пишет работу «Философия действия», в которой ставит в основу действия идею коллективного преобразования мира.

27 ноября Максим Горький в статье «Еще о механических гражданах», напечатанной в газете «Известия», упоминает о Федорове, приводя его афоризм «Свобода без власти над природой и без управления ею то же, что освобождение крестьян

без земли». Эту цитату 11 декабря приводит в своем докладе на IV сессии ЦИК СССР

М.И. Калинин.

28 декабря в газете «Известия» выходит заметка А.К. Горского о Н.Ф. Федорове,

в которой он излагает идеи мыслителя так, чтобы показать их родственность научно-техническим и общественным преобразованиям Советской России.

Циолковский в Калуге выпускает брошюры «Будущее земли и человечества», в

которой рисует перспективы преобразования земли и расселения в околосолнечном

пространстве, и «Воля Вселенной», где высказывает гипотезу о существовании в

космосе множества высокоразвитых цивилизаций и о будущем объединении их усилий во благо управления Вселенной.

В журнале «Вокруг света» печатается роман писателя-фантаста А.Р. Беляева

«Человек-амфибия».

Молодой архитектор Г.Т. Крутиков, студент ВХУТЕМАСа, представляет в качестве дипломного проекта работу «Город будущего (эволюция архитектурных

принципов в планировке городов и организации жилища)», создав проект «летающего города».

В Германии в издательстве Р. Пипера выходит том подготовительных материалов к роману Ф.М. Достоевского «Братья Карамазовы» с обширным исследованием

литературоведа В.Л. Комаровича о влиянии идей Федорова на этот роман: «Отцеубийство и учение Н.Ф. Федорова о телесном воскрешении» (Komarowitsch W. Der

Vatermord und Fjodoroffs Lehre von der «Fleischlichen Auferstehung» // Die Urgestalt

der Brüder Karamasoff. Dostojevskis Quellen, Entwurfe und Fragmente. München, 1928).

Завершается Центрально-Азиатская экспедиция Н.К. и Е.И. Рерихов. В Индии

в Кулу Рерихи создают Институт гималайских исследований («Урусвати»).

1929

Арест А.К. Горского и В.Н. Муравьева.

Философ, священник, богослов Павел Александрович Флоренский (1882–1937)

в письме В.И. Вернадскому высказывает идею пневматосферы.

«Со своей стороны хочу высказать мысль, нуждающуюся в конкретном обосновании и представляющую, скорее, эвристическое начало. Это именно мысль о существовании в биосфере или, может быть, на биосфере того, что можно было бы назвать406 Русский космизм. Хроника

пневматосферой, т. е. о существовании особой части вещества, вовлеченной в круговорот культуры или, точнее, круговорот духа».

П.А. Флоренский. Из письма В.И. Вернадскому. 21 сентября 1929

Циолковский в Калуге выпускает отдельными брошюрами работы «Космические

ракетные поезда», «Растение будущего. Животное Космоса. Самозарождение», «Цели

звездоплавания», в которых продолжает изложение своей космической философии.

Андрей Платонов завершает роман «Чевенгур», в котором испытывает на прочность идеалы коммунизма.

«Какой же это коммунизм? — окончательно усомнился Копенкин и вышел на двор,

покрытый сырою ночью. — От него ребенок ни разу не мог вздохнуть, при нем человек

явился и умер. Тут зараза, а не коммунизм. Пора тебе ехать, товарищ Копенкин, отсюда — вдаль».

Андрей Платонов. Чевенгур

Пакт о международной охране памятников культуры во время военных действий (Пакт Рериха).

1930

Александр Чижевский выпускает книгу «Эпидемические катастрофы и периодическая деятельность Солнца», обобщая в ней свои исследования зависимости

возникновения и распространения эпидемий от циклов солнечной активности.

В Калуге Циолковский печатает свою «Научную этику».

«Этика космоса, т. е. ее сознательных существ, состоит в том, чтобы не было нигде

никаких страданий».

К.Э. Циолковский. Научная этика

Писатель-фантаст Александр Беляев печатает очерк о К.Э. Циолковском «Гражданин Эфирного острова» и рассказ «Нетленный мир», в котором в художественной

форме показывает опасности непросчитанных и волюнтаристических вторжений

человека в природу, не предваряющихся, как на том настаивал Н.Ф. Федоров, доскональным изучением природных процессов.

Андрей Платонов создает повесть «Котлован», символически воплощая в ней

ряд федоровских мотивов (вечной памяти и невозможности всеобщего счастья при

существовании смерти).

1932

В Харбине философ-космист Николай Александрович Сетницкий (1888–1937)

издает книгу «О конечном идеале» (1932), в которой выдвигает концепцию проективности идеала.

«Идеал по самому смыслу своему есть крайнее, последнее и величайшее задание,

к которому стремится человечество».

Н.А. Сетницкий

В Харбине выходит в свет работа А.К. Горского «Организация мировоздействия», в которой рассматриваются перспективы сотрудничества науки и искусства в

деле преображения мира.

При Гидрометеорическом комитете СССР создан Институт искусственного

дождя.

В Москве по инициативе А.М. Горького создан Всесоюзный институт экспериментальной медицины, занимавшийся в том числе проблемами долголетия.

Поэт-обериут Николай Александрович Заболоцкий (1903–1958) вступает в переписку с К.Э. Циолковским.

«На днях я прочел Ваше сочинение “Растение будущего. Животное космоса. Самозарождение”, 1929. Ваши мысли о будущем человечества поразили меня настолько,

что теперь я не успокоюсь, покуда не прочту других сочинений Ваших».

Н.А. Заболоцкий. Из письма К.Э. Циолковскому.

7 января 1932

«Ваши мысли о будущем Земли, человечества, животных и растений глубоко волнуют меня, и они очень близки мне. В моих ненапечатанных поэмах и стихах я, как мог,

разрешал их».

Н.А. Заболоцкий. Из письма К.Э. Циолковскому.

18 января 1932

Выходит научно-юбилейный сборник, посвященный 75-летию со дня рождения

К.Э. Циолковского и 40-летию появления его первых научных трудов по дирижаблестроению. Циолковский печатает в сборнике юбилейную лекцию «Звездоплавание».

«На основании своих научных работ я твердо верю в осуществимость космических

путешествий и заселение солнечных пространств. Но я никогда не решусь сказать,408 Русский космизм. Хроника

когда это будет. Многое зависит от условий: успехов техники, распространения соответствующих идей, общественного устройства и новых открытий».

К.Э. Циолковский. Звездоплавание

1933

Писатель-фантаст Александр Беляев выпускает фантастический роман «Прыжок в ничто». Прототипом главного героя, немецкого ученого-пацифиста Лео Цандера, строящего космический корабль и ведущего его в пространства Вселенной стал инженер Ф.А. Цандер.

В журнале «Звезда» печатается поэма Н.А. Заболоцкого «Торжество земледелия», в которой он, опираясь на идеи Циолковского, рисует будущее земли.

Я дале видел красный светоч

В чертоге умного вола.

Коров задумчивое вече

Решало там свои дела. <…>

Там кони, химии друзья,

Хлебали щи из ста молекул,

Иные, в воздухе вися,

Смотрели, кто с небес приехал. <…>

Здесь волк с железным микроскопом

Звезду вечернюю поет,

Здесь конь с редиской и укропом

Беседы длинные ведет.

И хоры стройные людей,

Покинув пастбища эфира,

Спускаются на стогны мира

Отведать пищи лебедей.

Николай Заболоцкий. Торжество земледелия

1935

Съемки «Космического рейса» завершены. В газете «Комсомольская правда»

К.Э. Циолковский делится впечатлениями о работе над фильмом.

Выходит второе издание романа Александра Беляева «Прыжок в ничто» с

предисловием К.Э. Циолковского.

Циолковский пишет статью «Космическая философия».

Н.А. Сетницкий возвращается из Харбина в Москву.

Смерть К.Э. Циолковского.

1936

В журнале «Звезда» печатается научно-фантастический роман Александра

Беляева «Звезда КЭЦ». КЭЦ — инициалы Константина Эдуардовича Циолковского.

Н.А. Сетницкий безуспешно пытается встретиться с А.М. Горьким. В конечном

итоге пишет ему исповедальное письмо, рассказывая о своих усилиях ввести идеи

Федорова в горизонт советского строительства и подчеркивая важность борьбы со

смертью для «страны, строящей новый мир». Горький умер, а письмо так и осталось

непосланным.

«Трагично то, что никто из строителей социализма не рискует сказать, что без

борьбы со смертью нельзя и думать о социализме и что коммунизм не может быть

построен без победы над смертью».

Н.А. Сетницкий. Из письма А.М. Горькому. 3 мая 1936

1937–1943

А.К. Горский, поселившийся в Калуге, знакомится с дочерьми К.Э. Циолковского,

ведет переписку со старшей дочерью Н.А. Сетницкого, студенткой исторического факультета МГУ Ольгой Николаевной Сетницкой (1916–1987) и ее подругой Екатериной

Александровной Крашенинниковой (1919–1996). Эти философские письма — уникальное свидетельство подспудного развития идей космизма в СССР в эру репрессий.

1941

В Музее А.Н. Скрябина в Москве проходит юбилейная сессия, посвященная

25-летию со дня смерти А.Н. Скрябина. А.К. Горский делает доклад о композиторе,

осмысляя его личность и замыслы в контексте темы искусства как творчества жизни.

Выходит в свет роман писателя-фантаста Александра Беляева «Ариэль» — о человеке летающем.

Гачева А. Русский космизм в идеях и лицах. — М.: Академический проект, 2019. —

431 с. + 16 п. цв. вкл. — (Научно-популярная серия РФФИ)

* фактически: впервые опубликовано — в виде рассказа — в московской «Рабочей газете» 16 — 21 и 24 — 26 июня 1925 года, а затем в 3-м и 4-м номерах журнала «Всемирный следопыт» за тот же год. Годом позже в качестве заглавного рассказа вошло в первый авторский сборник фантастики Беляева (вместе с рассказами «Человек, который не спит» и «Гость из книжного шкафа»).

Сюжет рассказа тот же, что и романа, но значительно проще и беднее. Мисс Адаме (в романе — мадемуазель Лоран) попадает в лабораторию профессора Керна, большого ученого, который, однако, не остановился перед преступлением: оживив голову своего учителя, профессора Доуэля, он теперь заставляет эту голову работать на себя, служить «генератором идей». Мисс Адаме сразу же, как только проникает в тайну Керна, пытается разоблачить его, но безуспешно. Из почти безвыходного положения ее спасает сын Доуэля. Вместе им удается довести разоблачение до конца. Керн терпит поражение.

Рассказ был интересен своими научно-фантастическими идеями, но не литературным мастерством автора. Поэтому двенадцать лет спустя Беляев переработал его в роман — в том виде, в каком он опубликован сегодня. Впервые роман увидел свет в 1937 году на страницах ленинградской газеты «Смена» (1 — 6, 8 — 9, 11, 14 — 18, 24, 28 февраля, 1, 3 — 6, 9 — 11 марта), затем в 6 — 10 номерах журнала «Вокруг света» за тот же год.

Первое отдельное издание было выпущено издательством «Советский писатель» в 1938 году;

Также: ещё одна публикация «Головы профессора Доуэля» 1937 г. в рижской русскоязычной газете: «Когда мертвые оживут» фантастический роман необычайных приключений // Газета для всех: Воскресная газета для города и деревни (Рига), 1937, 12 сентября (№37) – с.9-10, 19 сентября (№38) – с.11-12, 26 сентября (№39) – с.11-12, 3 октября (№40) – с.11-12, 10 октября (№41) – с.11-12, 17 октября (№42) – с.11-12, 24 октября (№43) – с.14-15, 31 октября (№44) – с.11-12, 7 ноября (№45) – с.12, 14 ноября (№46) – с.11-12, 21 ноября (№47) – с.12-13, 28 ноября (№46) – с.12, 5 декабря (№49) – с.11-12, 12 декабря (№50) – с.14; 1938, 16 января (№3) – с.13-14, 23 января (№4) – с.9-10, 30 января (№5) – с.13-14, 6 февраля (№6) – с.13, 13 февраля (№7) – с.13, 20 февраля (№8) – с.13, 27 февраля (№9) – с.13-14, 6 марта (№10) – с.13, 13 марта (№11) – с.13-14, 20 марта (№12) – с.13, 27 марта (№13) – с.13-14.

***

Поступив в Москве в 1923 году на службу в Наркомат почт и телеграфов, 39-летний Беляев стал вскоре активнейшим сотрудником ведомственного журнала «Жизнь связи». А в 1924 году, когда журнал объединился с журналом "Техника связи" и стал называться "Жизнь и техника связи", в нём начал печататься только что поступивший на работу в Наркомпочтель 35-летний Николай Сетницкий, разрабатывавший с А. Горским и В. Муравьёвым теорию НОУТ (научной организации умственного труда). *

Николай Сетницкий с 1923 по 1925 гг. работал в Наркомпочтеле одновременно с А. Беляевым.

Подтверждение этому Анастасия Гачева нашла в переписке Н, Сетницкого и А. Горского, и особенно, в письмах А. Горского своим ученицам О. Н. Сетницкой и Е. А .Крашенинниковой.

Далее, в конце 1930-х гг., когда Беляев уже живёт в Ленинграде, Сетницкая с Крашенинниковой побывали там и встречались с двумя писателями. Первой была Ольга Форш, с которой они говорили о Н. Фёдорове, а вторым — Беляев. И в дневниках Ольги Сетницкой есть запись об этом посещении Беляева. Они говорили об его романах, а также об идеях Н. Фёдорова. Таким образом, мы уже знаем, что опосредованно, через Сетницких, Беляев ознакомился с "Философией общего дела" Фёдорова, а посредством переписки с Циолковским, получив работы последнего, и с идеями его в области космизма.

* как цепочка идей космизма Федоров — Богданов — Гастев (НОТ).

Анастасия Гачева

Что же увлекло Беляева в личности Циолковского? Куда вела Беляева интуиция, какие догадки он строил? 17 июня 1941 года в письме все тому же Воробьеву он роняет несколько слов:

«Константин Эдуардович Циолковский обжился в небе, как едва ли кто»[350].

И эта фраза позволяет догадаться, какой ключ к жизни и творчеству Циолковского отыскал Беляев. И тогда мы понимаем, что если не книга, то первый набросок ее до нас дошел — это очерк 1930 года.

«Гражданин Эфирного Острова

Константин Эдуардович Циолковский космический человек. Гражданин Эфирного Острова.

Кроме приведенной выше статьи «Изобретатели» (1916), см. также: Беляев А. Гражданин Эфирного Острова // Всемирный следопыт. 1930. № 10–11: Беляев А. К. Э. Циолковский // Полярная правда. 1932. № 60. 15 сентября: Беляев А. Памяти великого ученого изобретателя // Юный пролетарий. 1935. № 23; Беляев А. К. Э. Циолковский // Большевистское слово. 1938. 18 сентября; Беляев А. Великий транспортник // Большевистское слово. 1939. 28 сентября; Беляев А. Он жил среди звезд // Большевистское слово. 1940. 19 сентября. Часто приписываемый Беляеву анонимный некролог «Константин Эдуардович Циолковский» (Вокруг света. 1935. № 10. С. 14–16) является, по всей видимости, плодом коллективного творчества.

ЗБС

348

Ляпунов Б. В. Указ. соч. С. 85.

Там же. С. 85.

Здесь должны быть воспоминания о встречах с Беляевым:

ф.379 оп.6 ед. хр.679

Г.А. Гецевич, В.Г. Егоров, Н.А. Павлович, О.Н. Сетницкая. «Памяти Бориса Пастернака», «Борису Пастернаку при получении его стихов», «Пастернаковские стихи». Стихотворения.

1946 – 2010

8

ф.1334 оп.1 ед. хр.13

"Все спасены", "Марише", "Рождественские подарки". Сборники стихотворений. На лл. 27, 28, 29, 30 — стихотв-я О.Н. Сетницкой (псевд.: Аль-Алиса) — маш.; на л. 22 об. — письмо Б.Л. Пастернака Е.М. Уразовой от 26/XI-1945 г. — копия рукой А.Е. Крученых; на лл. 23, 28 — пометы Б.Л. Пастернака от 19.XI-1945 г.

1933 — 1945

31

ф.1334 оп.1 ед. хр.66

Тетрадь с набросками стихотворений, записями для памяти и др. Имеется автограф О.Н. Сетницкой

1942 — 1944

101

ф.1334 оп.1 ед. хр.67

Тетрадь с набросками стихотворений, записями дневникового характера и др. Имеются автографы Т.С. Грица, О.Н. Сетницкой, А.К. Тарасенкова

1944 — 1945

67

ф.1334 оп.1 ед. хр.68

Тетрадь с набросками стихотворений, записями о заумном языке и др. Имеются автографы Н.И. Глазкова, Б.В. Казанского, М.А. Светлова, О.Н. Сетницкой

1945

61

ф.1334 оп.1 ед. хр.69

Тетрадь с набросками стихотворений. Имеется автограф О.Н. Сетницкой

1945 — 1946

120

ф.1334 оп.1 ед. хр.71

Тетрадь с набросками стихотворений. Имеются автографы В.С. Барта, Б.Л. Пастернака, О.Н. Сетницкой, Я.В. Смелякова, Е.М. Уразовой и др.

1947

71

ф.1334 оп.1 ед. хр.72

Тетрадь с набросками стихотворений, записями для памяти и др. Имеются автографы О.Н. Сетницкой, Н.И. Харджиева и др.

1947

40

ф.1334 оп.1 ед. хр.73

Тетрадь с набросками стихотворений и записями дневникового характера. Имеются автографы С.И. Кирсанова, О.Н. Сетницкой, Н.И. Харджиева и др.

1947 — 1949

103

ф.1334 оп.1 ед. хр.76

Тетрадь с набросками стихотворений, записями для памяти. Имеются автографы Н.В. Богданова, О.В. Ивинской, О.Н. Сетницкой и др.

1948 — 1965

58

ф.1334 оп.1 ед. хр.82

Тетрадь с набросками стихотворений и записями дневникового характера. Имеются автографы О.Н. Сетницкой, Н.И. Харджиева

1952 — 1954

91

ф.1334 оп.1 ед. хр.83

Тетрадь с набросками стихотворений, записями дневникового характера, для памяти и др. Имеются автографы О.В. Ивинской, О.В. Сетницкой, Н.И. Харджиева и др.

[1954]

68

ф.1334 оп.1 ед. хр.129

Письма и телеграммы Асеева Николая Николаевича. Телеграммы с пометами А.Е. Крученых и О.Н. Сетницкой

[1920-е] — 21 февраля 1956

11, 8пп

ф.1334 оп.1 ед. хр.275

О.Н. Сетницкая. "Волшебное колесо". Сборник стихотворений, посвященных А.Е. Крученых

1948

18

ф.1334 оп.1 ед. хр.286

Библиография А.Е. Крученых, составленная О.Н. Сетницкой, справочно-библиографическим отделом Государственной Библиотеки им. В.И. Ленина и др.

28 января 1952 — 19 февраля 1965

14

https://www.rgali.ru/storage-unit/search?...

https://www.tsiolkovsky.org/ru/kosmichesk...

https://fantlab.org/blogarticle68962