Для широкого круга читателей.

ISBN 978-5-906598-06-6

© Грибоедов В.И., составление, 2014

© Оформление, «Свиток», 2014

К читателям

Жизнь такого талантливого, значительного писателя, как Алек- сандр Романович Беляев, достойна внимания и исследователей, и широкого круга читателей. Представляют интерес этапы его твор- ческого пути, его окружение, близкие и друзья – те, кто повлиял на формирование таланта большого литератора. И в этом процессе познания творческой лаборатории писателя нет мелочей. Мало- значащий, на первый взгляд, факт биографии может оказаться, при пристальном изучении, весьма и весьма значительным.

И сейчас, когда за последние годы мы существенно продвину- лись в изучении жизни и творчества А.Р. Беляева: вышло несколько новых биографических книг, монографий, созданы фильмы, – всё же глубина творчества этого писателя продолжает манить и заво- раживать, заставляя вновь и вновь обращаться к сочинениям пи- сателя-фантаста, редким, малоизвестным источникам, искать не введённые в научный оборот документы.

Так счастливо случилось, что интерес к творчеству и биографии А.Р. Беляева возник у меня ещё при жизни моих родственников, помнивших Александра Романовича. Мои родители всегда подде- рживали родственные связи, да и они приезжали на могилы предков в Смоленск и делились своими воспоминаниями и фотографиями.

В 1980 году в процессе поиска и сбора материалов о смоленском периоде жизни А.Р. Беляева, я познакомился с известным краеве- дом, знатоком истории и культуры Смоленщины Сергеем Мала- хиевичем Яковлевым. Он обратил моё внимание на воспоминания современника писателя, сына церковного старосты Одигитриев- ской церкви Алексея Николаевича Троицкого-Трясорукова, кото- рый учился в Смоленском училище и семинарии с 1895 по 1905 год. Эти материалы были переданы Яковлеву епископом Саратовским и Вологодским Пименом, и переданы Сергеем Малахиевичем в Ли- тературный музей Смоленского государственного университета. Воспоминания публикуются в настоящем сборнике полностью.

Хочется надеяться, что читателям будут интересны представлен- ные в сборнике письма, фотографии, отрывки из воспоминаний людей, знавших Александра Романовича Беляева в смоленский пе- риод жизни. А его победа над тяжёлой болезнью поможет кому-то выстоять.

Автор-составитель В.И. Грибоедов

Александр Романович Беляев, Смоленск.

Фото 1905 года

А.Н. Троицкий-Трясоруков

Об Александре Романовиче Беляеве и обстановке, в которой прошли его отрочество и юность

Александра Романовича Беляева я знал хорошо, но знал только его в отроческие и юношеские годы.

Мы жили на одной и той же улице в городе Смоленске – на Оди- гитриевской, и учились в тех же учебных заведениях, и были при- хожанами той же Одигитриевской церкви. Его отец был нашим приходским священником.

Отец Александра Романовича Беляева – «отец Роман», как все его тогда называли, был в нашем приходе, одном из двух центральных

одигитриевская церковь, г. Смоленск. Фото начала ХХ века

Роман Петрович

и Надежда Васильевна Беляевы.

Фото конца XIX века

в городе, населённом смоленской интеллигенцией. Он был вполне культурный, достаточно образованный руководитель своего при- хода. В личной и семейной жизни он мог служить примером об- разцового поведения главы прихода и главы своего семейства. В се- мье и доме у него во всём был благоразумный порядок и чистота. Сам всегда был безукоризненно по-священнически одет, длинные волосы расчёсаны, примаслены, говорил всегда негромко, ровно, спокойно, ходил и двигался с неизменным сознанием достоинс- тва священнического сана. Как и у всех священников того времени, в доме у отца Романа было достаточно книг, газет и журналов, и музыка – рояль.

Свидетельство о рождении Александра Беляева

С приходом и властями отношения всегда были в высшей степе- ни корректные. В храме он совершал всё, что полагается. Говорил проповеди. В каждом доме своего прихода он, как повсюду требо- валось, бывал по два раза в год – в Крещенский сочельник со святой водой и на Пасху с красным яичком. Кроме того, по приглашению бывал в домах, вёл беседы и помогал разрешать все житейские и душевные затруднения своих пасомых.

Дом, где жили Беляевы, показан у меня на плане [план утерян, авт.] по Одигитриевской улице под четвёртым номером.

№ 1 – дом Мурзакевича –первого смоленского историка. Здесь, на углу Одигитриевской улицы и Козловской горы, конечно, следова-

Фасад дома Беляевых

Вид дома н.А. мурзакевича.

Фотография 1902 года

-ло бы поставить какой-нибудь памятник или повесить мраморную доску в память о Мурзакевиче. Он был священником Одигитриевс- кой церкви в дни нашествия Наполеона. Говорили, что он виделся лично с Наполеоном. Он написал первую историю Смоленска. Об этом вы, вероятно, знаете из трудов второго смоленского историка – Писарева. Дом Мурзакевича при Наполеоне не сгорел и оставался совершенно не изменённым, в непеределанном виде весь XIX век. Уже в наши дни, примерно в 1905 или 1906 году, его купил некий

Сапожников, несколько отремонтировал и выкрасил в синий цвет. Дом был одноэтажный, вытянутый по Одигитриевской улице.

Рядом был дом № 2 разжиревшего на казённых заказах порт- ного Ивановского. Это был двухэтажный каменный особняк. Упо- минаю «разжиревшего», потому что во всём Смоленске тех времен не было толще этого Ивановского и ещё более толстого помещика Суходольского. Каждый из них в пролётке смоленских двуконных извозчиков занимал одно сиденье, рассчитанное на двух человек.

Далее дом № 3 мелкого портного Козловского, имевшего двенад- цать, «год за годом», детей. Жили крайне бедно, дом деревянный, одноэтажный.

Да не покажутся эти мои впечатления и подробности лишни- ми: ведь это в то же время и впечатления выросшего на этой улице Александра Беляева.

Дом № 4 был церковный, т.е. принадлежал Одигитриевской цер- кви, участок был заселён причтом нашей церкви. Hа улицу выходил хороший, в пять окон, на высоком подклете дом, назначенный для священника. Во дворе были небольшие домики для прочих членов причта. Жили здесь все в отдельных домиках: дьякон, псаломщик, просвирня – обычно вдова кого-либо из умерших членов причта. Участок заключался весьма живописным садом, спускавшимся по крутому склону в вершину оврага, идущего далеко к Собору и по пути образующего улицу «Козловская гора». В саду, конечно, были поэтические лавочки и беседка, как по всему Смоленску. И вот тут- то легко было по вечерам, особенно при луне, возноситься своими мечтами в самые отдалённые фантастические высоты и дали.

В дни молодости я на этом участке бывал часто, бывал и в доме священника, хотя редко – только по делам. Но все эти места и об- становку знал и помню очень хорошо.

Кстати надо сказать, что у русского православного духовенства не было ни собственных домов, ни какого-либо обеспечения от го- сударства – ни жалования (зарплаты), ни пенсии. Священники и прочие жили в церковных домах, и в случае их смерти семьи их должны были бы выкатываться «куда глаза глядят». Много горя и слёз видела Русь в таких случаях. Содержал духовных народ свои- ми подаяниями, а не государство. От государства церковный причт получал землю, которую и обрабатывали своими руками, как крес- тьяне. Я не видел священников только на пахоте. Но на косьбе, возке и уборке сена и снопов, на молотьбе цепами у себя на усадьбе или

на помоле у речной мельнице видел. Разумеется, бывали и более за- житочные иереи, которые могли нанимать работников и женщин для постоянной помощи по дому, и по усадьбе, и в поле. О пенсии и жалованье начались разговоры только в самом конце XIX века. Разрешался этот вопрос обычно при помощи того, что сейчас на- зывается кассами взаимопомощи.

То, что я здесь говорю о материальном положении русского ду- ховенства, не касается нашего юго-запада – Волыни, Подолии и пр. Та часть духовенства была обеспечена государством и землёй хоро- шо. Там духовенство жило весьма зажиточно.

Наш приход, Одигитриевский, не был особенно богатым. Но церковь и духовенство были обеспечены вполне достаточно. Цер- ковь за год собирала 3400–3500 рублей. Доходы духовенства мне    не были известны. Но, во всяком случае, причт нашей церкви был обеспечен вполне достаточно, и Беляевы жили вполне прилично.

В семье о. Романа Беляева было всего пять человек: он сам, ма- тушка, два сына – Василий и Александр и дочь-подросток. Но в этой небольшой по-тогдашнему семье пришлось в юные годы Александ- ру пережить два страшных удара. Его брат Василий, уже оканчива- ющий семинарию, утонул в Днепре. Как это случилось, подробнос- тей я не знаю. А девочка умерла лет восьми от внутренней какой-то болезни. Говорили, что заразилась паразитами от собаки, которую очень любила ласкать. Собаку я хорошо помню. Это был велико- лепный громадный пёс с волнистой шерстью пепельного цвета. Ве- роятно, это был сенбернар. Тогда все увлекались этой, теперь почти забытой, породой. Смерть этой девочки – белокурой, хорошенькой и весёлой – произвела страшное впечатление на весь наш приход. И, конечно, Александр Романович это страшное семейное горе но- сил в своей душе до конца своих, тоже не очень долгих дней.

Матушку Надежду Васильевну Беляеву я в лицо знал, но беседо- вать мне с ней не приходилось, и отзывов о ней я не помню никаких. Вероятно, так и было: спокойно, без шума, но уверенно и целенап- равленно вела свой семейный корабль по веками установленно- му быту лучшей части русского духовенства. И умерла она как-то незаметно. Может быть, в те годы, когда меня в Смоленске уже не было. О. Роман после этих печальных событий прожил очень не долго. Он умер в 1905 году. Прекрасно помню, как нам было стран- но на месте о. Романа видеть в церкви другого священника и слу- шать не его голос. Помню, как мой отец, когда-то преподаватель

литературы в смоленских учебных заведениях, а потом товарищ директора Банка Общества взаимного кредита и директор Город- ского Банка, согласившись быть старостой, со свойственной ему энергией и страстью всё строить и приводить в порядок, задумал большое строительство и по Одигитриевской церкви. Церковь не ремонтировалась лет сто, живопись на стенах и на сводах в куполе потемнела и облупилась. Кругом церкви шла поломанная деревян- ная загородка. В ограде церкви стояла водоразборная будка и жил здесь будочник-полицейский. Все необходимые в жизни человека

«учреждения», включая помойную яму, находились тут же, рядом со входом в церковь. Земля по склону горы спускалась к Козловской горе, и текли по церковной ограде грязные ручьи от Большой Бла- говещенской улицы. Отец взялся за дело – всё переделал, всё пе- рестроил, привёл в полный порядок. Насыпной землёй выровнял участок вокруг церкви, построил дом-школу, существующий, мо- жет быть, и по сей день.

Смоленское духовное училище

Александр Романович Беляев учился в Смоленском Духовном училище. Туда же на год позже поступил и я. Поэтому, если я не могу точно рассказать, как он учился, какие отметки получал и т.п., то я могу описать в точности обстановку, в какой он учился, ибо за год в этой обстановке никаких существенных перемен не произошло.

А обстановка была в высшей степени замечательная, необычная в полном смысле этого слова. И сейчас хочется сказать, что было бы странно, если бы из учеников Смоленского духовного училища не получилось бы ни одного писателя-фантаста. И кажется сейчас, что именно обстановка, в которой Александр Беляев провёл пять лет (считая с приготовительным классом), с 9-тилетнего возраста и до 14-летнего, именно эта обстановка навела отрока (будущего писате- ля) на страсть к сочинительству, развила способность воображения, любовь уноситься мечтами в мир воображаемых картин и героев.

Смоленское духовное училище по месту, где оно находилось,

Вид Свято-Авраамиевского мужского

монастыря в Смоленске – на среднем плане духовное училище.

Фото начала ХХ века

и по зданию, где помещались его классы, можно было бы назвать патриархом и родоначальником всех последующих смоленских учебных заведений.

Когда-то, в средние века, учебными заведениями и учебными уч- реждениями, хранившими все накопленные знания и разрабаты- вавшими христианское богомудрие, сокровищницами знания, всех видов искусства, приютами для людей умственного труда были мо- настыри. Они создавались, строились, возникали именно для удов- летворения потребности лучших людей своего времени в умствен- ном и художественном творчестве. Именно монастыри играли роль современных академий, всякого рода научно-исследовательских ин- ститутов, библиотек, музеев и театров, концертных организаций.

Так было по всей Европе, так было и у нас на Руси. Ищущие обра- зования люди и уже образованные – ученые, книжные люди, жили и работали в монастырях. Они-то, ушедшие в умственный труд и художественное творчество от житейских дел и забот, вот они-то    и назывались монахами. И наоборот: средневековые университеты, коллегии, школы были, в сущности, монастырями. Их наставник и учащиеся так же, как монахи, были связаны с церковью, принима- ли участие в богослужениях. Вспомните, например, Кембриджский университет, в котором учился Байрон. И русские семинарии и ду-

Александру Беляеву 10 лет.

Фото 1894 года

ховные училища были когда-то монастырскими школами и только впоследствии, с XVIII века, стали выползать из стен монастырей. И создание особых, отделённых от монастырей, духовно-учебных за- ведений означало не расцвет, а начало конца собственно духовно- го образования. Сам Святейший синод стоял уже с самого начала своего существования перед проблемой, что делать с избытком мо- лодой поросли в рядах духовенства. Этот избыток надо было куда- то пристраивать. И программы духовно-учебных заведений стали всё более и более наполняться «светскими» науками, а учителя и ученики из монашеских подрясников переоделись в обычные сюр- туки и школьные куртки.

Так, наши по названию «духовные» школы были в сущности обыкновенными средними учебными заведениями с добавлением нескольких специальных наук.

Смоленское духовное училище вышло из стен древнейшего рас-

садника просвещения на Смоленской земле – Авраамиевского мо- настыря.

Наше училище было выстроено ещё в Петровские времена и сто- яло рядом с монастырём, у самой его стены. Это было квадратное, грузное здание белого цвета, в два этажа, с высоченной красной же- лезной крышей с крутыми скатами на четыре стороны, двусветны- ми сенями (вестибюлем) для каменной лестницы на второй этаж. Внутри каждый этаж прямым длинным коридором делился на две половины. А каждая половина перегородкой, т.е. кирпичной стенкой, делилась ещё пополам, кроме правой половины верхне- го этажа. Получалось шесть квадратных помещений и одно – про- долговатое, во всю длину здания. В нижнем этаже были пригото- вительный, первый, второй классы и учительская с библиотекой,    в верхнем – третий, четвёртый классы и зал для общей молитвы перед началом учения и для торжественных собраний.

Церкви нужны были служащие разных уровней и знаний. Нуж- ны были чтецы, певцы, иконописцы, проповедники, учёные-бого- словы, знатоки древних языков, преподаватели для своих учебных заведений, учителя для сельских школ. Нужны были в духовном сане архиереи, священники (иереи), диаконы.

Все были нужны с разными знаниями и талантами. Нужны были все, и всех надо было расставить, каждого на соответствующее его силам место.

Поэтому в духовной школе, и в этом её важнейшая особенность – производился весьма строгий и тщательный отбор и постепенный отсев учащихся для заполнения разных ступеней церковного слу- жения. По этой же причине программы духовных школ были на- сыщены богатейшим и разнообразным содержанием.

Задача духовной школы была совершенно определённой и яс- ной – приготовить людей к жизни и деятельности в современном обществе и, сверх того, специально для церкви.

Поэтому от учителей духовной школы требовалось «не аттесто- вывать» учеников, не «план выполнять», не «проходить програм- му», а прежде всего учить, учить и выучивать – всё же прочее дела- лось, как само собой разумеющееся.

Оценивались достигнутые учеником успехи, усвоенные им зна- ния чрезвычайно строго. Пятёрки в течение учебного года не стави- лись никому. Пятёрка в журнале учителя была событием, о кото- ром говорила вся школа, и которым гордился весь класс. Четвёрки

доставались с большим трудом, ибо четвёрки давали право на пер- вый разряд. А первый разряд давал право на вуз. Четвёрошников   в каждой группе обычно бывало не более пяти учеников, тройки того времени равнялись нынешним пятёркам и означали, что уче- ник действительно удовлетворительно знает всё, что требуется.

Зато в старой школе не было страшного бича нынешней школы. Над головами учеников и учителей не висел дамоклов меч в виде проклятого, бессмысленного убийственного среднего арифмети- ческого. Учитель обязан был определять точно, знает ли сейчас, се- годня ученик то, что требуется, а что было до того, никому дела нет, ни высшему, ни низшему начальству. За справедливостью каждого балла зорко следил и весь класс, поддерживая дух у обиженных и преследуя «любимчиков».

Для восстановления оценочной справедливости и устраивались, в сущности, экзамены. Ученик на экзамене мог выправить годовую отметку, а учитель имел право выводить общую оценку, совершен- но не считаясь с годовой. Это называлось «поправиться». Без такого права учеников «поправляться» на экзаменах, собственно незачем и экзамены проводить.

Дисциплина на уроках была строжайшая. Порядок обычно ни- чем и никем нe нарушался, по «поведению» у всех за четверти сто- яли чистые пятёрки, минусы при них или четвёрки бывали очень редко, потому что за более крупные проступки изгоняли из школ беспощадно.

В приготовительный класс училища принимали 9-ти лет, из чет- вёртого класса выпускали 14-ти лет. Программа кое в чём соответс- твовала нынешним 1–7 классам, но имела много весьма существен- ных отличий. Здесь следует сказать несколько слов относительно концентризма, комплексности и сближения с высшей школой.

Комплексность понижает ответственность учителей за свою часть науки, сделав границу школьных предметов неопределённой. Концентризм позволил учителям не добиваться окончательного ус- воения предмета в пределах данного класса. А сближение с высшей школой позволило авторам учебников писать учебники совершен- но непонятным языком и раздувать их объём.

Прежний учебник, просто и сжато написанный, давал чёткую сводку того, что ученику действительно необходимо было знать. А учителям давал возможность от учеников требовать знания.

В духовном училище над всем царствовала грамматика – русская,

славянская, а со второго класса ещё греческая и латинская. Этими четырьмя грамматиками, как и прочими предметами – географи- ей, арифметикой и др., ученик должен был овладеть вполне удов- летворительно. Иначе ученику дальше хода не было.

Кроме обычных предметов, был ещё один очаровательный предмет, который лично мне доставлял самые поистине счастли- вые детские радости – ПЕНИЕ. Оно занимало четыре часа каждую неделю, сопровождалось игрой учителя на фисгармонии и давало удивительный результат, какого никак не могут добиться наши му- зыкальные школы – умение петь с листа (сольфеджировать).

Итак, мы хорошо могли обращаться со словарём и грамматикой на четырёх языках и петь по нотам. Это в обязательном порядке, для всех 40 человек каждой группы без всякого снисхождения для кого-либо. Сверх этого каждый, конечно, мог приобретать разные знания и навыки по своей склонности. А времени для этого было предостаточно. Уроки были всегда часовые, но их никогда не было более четырёх. Посему уже в полвторого мы могли быть свободны. Никаких нагрузок, кроме учения уроков, никаких собраний никог- да не было. Да ещё полная свобода на каникулах, более долгих, чем сейчас – только учись да читай. Вот, например, классиков мы читали целиком – «от доски до доски» – хотя бы 8–10–12 томов. В этом деле мы равнялись обычно по знаменитым и вездесущим тогда прило- жениям к «Ниве». На все три пятнадцатиминутные перемены нас обязательно выгоняли на свежий воздух.

Ах, эти перемены! Как тут было не сделаться романтическими героями, не наполниться самыми фантастическими мечтами. Сза- ди училища был громадный, глубочайший овраг, уходивший куда- то далеко вниз, заросший бузиной и разным бурьяном. По склону были протоптаны зигзагами тропинки к самому дну оврага. Ка- кое наслаждение было после душного класса свергнуться бегом по этим тропинкам до самого низа и оттуда глянуть вверх, где за краем земли yжe исчезало наше училище, и мы воображали себя где-то   в горах Кавказа или в прериях Америки.

А какие сражения разыгрывались там наверху, на обрывах овра- га, какое всеобщее братоборство и всевозможные героические игры происходили на всех площадках вокруг нашего четырёхугольного бастиона Петровских времен.

Ведь мы все росли под живыми преданиями боёв из-за Смолен- ска с Наполеоном, мы в те годы нередко в земле находили монеты

1812 года и осколки наших и наполеоновских снарядов. Ведь мы все были под очарованием Тараса Бульбы и малороссийских рассказов Гоголя. Майн Рид, Фенимор Купер и Густав Эмар у многих из нас не сходили со стола.

А потом – бах! – громадный медно-бронзовый звонок в руках нашего школьного сторожа. И мы стремительно несёмся в классы, каждый день по три раза всю осень, зиму и весну каждого учебного года.

А рядом Авраамиевский монастырь. Там, за высокой каменной оградой, с великолепными воротами XVIII века – часть смоленско- го крепостного земляного вала, часть нашей знаменитой крепост- ной стены и пруды с какими-то непонятными нам тритонами (тут ещё Пушкин во своим стихом «Всплыл Петрополь, как тритон»).   А во дворе монастыря какая-то непонятная решётчатая будочка и совершенно непонятный настоятель монастыря архимандрит Ин- нокентий, единственный тогда в Смоленске метеоролог. Этот худой старик в длинном монашеском одеянии подходит к этой будочке и каждый день что-то колдует. А мы тут же где-нибудь на солнышке присядем и зубрим!

ВАСИЛЕВ УРАНИЕ ПАРАКЛИТЕ, ТО ПНЕУМА ТИС АЛИФИАС,О ПАНТАХУ ПАРОН КТА ПАНТА ПЛИРОН О ФЕСА- УРОС ТОН АГАФОН КЭ ЗОИС ХОРТИГОС ЕЛФЕ КЕ СКИНОСОН ЕН ИМИН, КЕ КАФАРИСОН ИМАС.

«Царю небесный, утешителю, душе истины, сокровище благих и жизни подателю, прииди и вселися в ны и очисти ны (нас) от вся- кия скверны и спаси души наша».

По-гречески, наконец: АПО ПАСИС КИЛИДОС КЕ СОСОН АГАФЕ ТАС ПСИХАС ИМОН.

А над нами чудесное голубое небо, тёплый весенний ветер на- вевает на нас ароматы монастырских садов и цветников. Порою колокола на монастырской колокольне начинают печальный пере- звон – это кого-то «несут на кладбище». А на Пасху и в праздники – какой радостный, ликующий трезвон здесь, на высокой горе. Внизу по оврагам и долинам домики с зелёными и красными крышами, и напротив нас – бело-голубая громада нашего Coбopa с громадными круглыми глазищами-окнами.

Нет, писатель-фантаст должен был вырасти именно здесь – в на- шей Петровской школе-крепости и на этих фантастических оврагах, прудах у этих крепостных стен с башнями и зубцами. Кого из на-

ших наставников должен был поминать добром и, вероятно, всегда поминал и помнил (если он начал с приготовительного класса), так это Пантелеймона Александровича Макаревского – удивительного учителя, умевшего учить нас, в полном смысле воспитывать без вся- ких оценок и «поощрения». Никаких баллов, дневников, журналов не полагалось, и была удивительная дисциплина и любовь всех нас к своему учителю. Несомненно, добрым словом поминал всеми лю- бимого учителя арифметики Николая Петровича Брянцева, смот- рителя училища Ивана Петровича Сперанского, весьма доброго и благосклонного к детям начальника, его три дочери – Вера, Надеж- да и Любовь, каждую весну заботились об украшении цветами учи- лищного двора.

Все наши наставники были отборнейшие, хорошие люди и учи- теля. Для училища губернского города было из кого выбирать. Я бы помянул Николая Петровича Зубакина, от коего веяло каким-то природным благородством, преподавал он латинский язык.

Но особенно должен быть помянут учитель русского языка и пе- ния Дмитрий Иванович Плахов, строгий взыскательный и настой- чивый знаток своего дела, нам не очень нравилось, когда он вместо пения устраивал диктант. Но ведь и ему мало было радости вместо игры на фисгармонии тратить вечера на чтение наших тетрадок. Но это был самоотверженный борец за нашу грамотность. Он был чрезвычайно талантлив в музыкальном отношении, сколотил пре- краснейший хор из мальчишек «духовников», как нас называли, постоянно певших в Авраамиевском монастыре. Подыгрывая нам на фисгармонии, он без труда менял тональности, подлаживаясь к высоте наших голосов. Музыканты знают, что так делать могут толь- ко особо одарённые аккомпаниаторы. По вечерам он душу свою отводил игрой на скрипке. А душа его страдала – мы это знали и причину знали. От сердечной тоски он рано отошёл от этой жизни, лет сорока, в 1905 году. Двумя годами раньше умерла и она. Оба от чахотки. Общественное мнение помешало переступить совсем ма- ленькую ступеньку воображаемого неравенства.

Вот такова обстановка, в которой прошли отроческие годы А. Бе- ляева. Вот впечатления, которые путались в его уме, сердце и вооб- ражение с 9 лет до 14-ти.

Для полноты картины следует перечислить всех учителей, у ко- торых учился Александр Беляев, и сказать несколько слов вообще об училище. Думаю, что в развитии и направлении фантазии бу-

дущего писателя-фантаста наибольшее влияние оказал наш пре- подаватель географии. А вёл географию тот самый преподаватель арифметики Николай Петрович Брянцев. Это был превосходней- ший преподаватель и человек, любимец всего училища. Он умел влюбить в географию буквально всех. Все загорались страстью пу- тешествовать по картам – большим на стенах и маленьким в учеб- никах. Все с наслаждением ходили по морям и океанам, горам и рекам, побывали в городах всех государств, осмотрели (без телеви- зоров) наши леса, тропические леса со змеями, львами, слонами, прерии, пустыни, степи. Полярные льды, Фритьоф Нансен нас всех с ума сводили. Мы в мечтах были обитателями всего земного шapа. Делал нас такими Н.П. Брянцев. С осени 1896 года его заменил брат Дмитрий Петрович Брянцев. Всеобщее уныние, нежелание изме- нить в любви Николаю Петровичу встретили нового учителя.

Греческий язык вёл безобиднейший, добрейший, но топивший в вине какое-то своё горе Николай Матвеевич Белавенцев.

Завучем – помощником смотрителя училища был Григорий Александрович Сосняков, почему-то всеми не любимый. Звали его

«пошехон», вероятно, он был из ярославского Пошехонья.

Наконец, чистописание. До появления пишущих машинок это была серьёзнейшая и нужнейшая наука. Её преподавал священник о. Федор Василевский – гроза всех учеников. Линейка, грозные ок- рики, беспощадные двойки заставляли всех трепетать на его уроках, а в итоге все писали по прописям, правильно и красиво. Порядок   у него в церкви Воскресенской был, как в строю у солдат. Он был инженер, закончил Горный институт в Петербурге, куда был самый высокий конкурс, но по какой-то несчастной случайности должен был вернуться в духовное сословие.

Смоленская духовная семинария

Александр Романович Беляев, окончив училище по первому разряду, поступил в Семинарию. Это было в 1898 году, на год рань- ше меня. Он прошёл полный шестигодичный курс и окончил её     в 1904 году.

Славился он выступлениями на наших вечерах с ярким художес- твенным чтением стихотворений. В этой роли я его очень хорошо помню. Он был худощав, строен, с тёмными волосами, гладко при- чёсанными. Попал он в семинарию в счастливое, самое светлое вре- мя, когда от прежней бypсы не оставалось никаких воспоминаний. В 1891 году семинария была переведена в новое прекрасное здание, существующее и по сeй день. Свет, простор, чистота, паркетные полы, каждую субботу натёртые полотёрами, новые парты на двух учеников вместо прежних шестиместных, обязательное обращение учителя к ученикам на «вы». В классах парты занимали (не как сей- час) только треть класса. Кафедры учителей (не столы) стояли пос- реди класса. Словом – всё по последнему слову самой передовой педагогической мысли. Порядок был заведён самый образцовый.   В классах никаких нарушений дисциплины совсем никогда не бы-

Здание Смоленской духовной семинарии, построенное в 1891 году. Фото начала ХХ века

вало – полная тишина, внимание, никаких разговоров. Вероятно, сейчас никто не поверит, что всё это так было на самом деле. Одеты были семинаристы в сюртуки с чёрными жилетами и белыми ма- нишками с чёрным, небольшим галстучком (Форма с блестящими пуговицами была введена только в 1902 году). Сюртуки – парадное одеяние. Обычная одежда – чёрные куртки (у гимназистов – серые). Учителя обязательно всегда во фраках, пуговицы у них золотые, в парадных случаях – шпаги (шпагу и я ещё носил до 1917 года). Рек- тор в шёлковой рясе. Все учителя – светские академики, по языкам и математике – из университета. По немецкому языку – природ- ный немец из гимназических учителей. Классы в высоком бельэта- же. Выше – спальни и церковь, ниже – столовая, зал для молитв    и гимнастики и квартиры: инспектора, завуча и его помощника. Ректор и канцелярия – в особом здании напротив. При семинарии

– громадный прекрасный сад с аллеями и площадками для игр. При ректоре Алипии тут были устроены все приборы для физкуль- туры, лестницы, какие мы сейчас видим в физкультурных залах; за садом – своя больница.

В семинарии было две библиотеки: фундаментальная с громад- ным собранием книг по всем наукам, изданных в XVIII и XIX веках, и собранием древних богослужебных книг на славянском языке; библиотека ученическая была рассадницей всякой недозволенной политики. Из фундаментальной мы получали книги для науки, в своей – художественную литературу для домашнего чтения.

При семинарии была своя образцовая школа, в которой мы упражнялись в искусстве заниматься со школьниками. Руководил школой действительно образцовый учитель Андрей Семёнович Лызлов.

Не судите о духовных семинариях по Помяловскому. Он сам в конце второго очерка предупреждает об этом. Он сказал, что бу- дет очень жаль, если не успеет написать все 15 очерков о духовной школе, потому что будут судить о ней по первым четырём «Очер- кам бурсы», а это будет крайне несправедливо. Так и случилось. У него изображено духовное училище в Александро-Невской лавре, в котором он сам учился. И изображены нравы бурсы, т.е. нравы школьного общежития. Слово буpca первоначально означало не учебное заведение, а общежитие учеников, содержимых на казен- ный счёт. Но поскольку в духовной школе на всех её ступенях, начи- ная от низшей, всегда и всюду почти все учились и содержались на

казённый счёт и жили в общежитиях, сторонних, «приходящих», было очень мало, то слово «бурса» и прилипло к духовным учили- щам и семинариям. Я выше ничего не сказал о нравах общежития училища, где учился А.Р. Беляев, по той простой причине, что Беля- ев (как и я сам) был «приходящим» и никакого воздействия бурсы на себе не испытал.

Вероятно, и в глаза не видел (как и я сам) ни ученических спа- лен, ни вечерних занятий по приготовлению уроков, что как раз является содержанием «Очерков бурсы» Помяловского. Мы, город- ские, с деревенскими, точнее с сельской массой учащихся духовной школы, непосредственно сталкивались только на переменах, т.е. на этих трёх 15-минутных перерывах между уроками. В училище двести мальчишек в возрасте от 9 до 14 лет сразу же после звонка, возвещавшего конец урока, превращались в буйную ораву (от слова орать), разбегавшуюся по оврагу и дворам училища, и в течение   15 минут бегавшую, игравшую, прыгавшую, скакавшую и обяза- тельно сражавшуюся и дравшуюся. Дрались только кулаками. На драки установились издревле строгие правила и обычаи. Тихони от этих драк очень страдали. Культурные мамаши-горожанки внуша- ли нам, что драться нельзя, отобьёшь товарищу почку. И бывало, тебя бьют беспощадно, а сам стоишь, не защищаясь, опустив руки, пока самоотверженный друг или старший брат не проучит своим кулаком этих маленьких добровольных палачей. Это была настоя- щая маленькая «Запорожская Сечь». Тут были свои законы, свои вожаки и авторитеты, вот как у беспризорников в колонии Мака- ренко. В училищной сечи нас, городских, разумеется, недолюбли- вали, нам завидовали, но друзья скоро сходились, и часто детская дружба оставалась непоколебимой на всю жизнь.

Опять повторяю: именно в этой среде и в этой обстановке вырос Александр Романович Беляев. Так было в училище. В семинарии не было подобного Орде и Сечи, но дух товарищества и единства, верности своему классу (группе), всему ученическому обществу был чрезвычайно высок и могущественен.

Духовные семинарии в старой России – да позволено будет ког- да-нибудь сказать о них настоящую правду – были весьма серьёз- ными учебными заведениями и по программам и по всему строю учебной жизни.

Здесь, прежде всего, действительно, учили, всеми мерами до- бивались усвоения многообразных знаний. Сами учащиеся из

всех сил старались всё требуемое знать и выучивать, но сверх того, очень много читали и занимались сверх программы. Например, полностью читали произведения, отрывков не признавали. Ни- когда по математике не решали только заданные задачи. Мы ре- шали подряд все задачи. В задачниках мы не оставляли ни одной нерешённой задачи. Поэтому случалось иногда, что в городе сла- вились как лучшие математики – семинаристы, а не гимназисты или реалисты. Так было с моими братьями Семёном и Констан- тином. По языкам мы выучивали много слов сверх заданных. По истории выучивали полные хронологические таблицы. А началь- ство тоже рачительно заботилось о выпуске из своих стен действи- тельно образованных людей. Плохо успевающие и не желающие учиться беспощадно изгонялись из семинарий и училищ. Пере- водные экзамены производились с величайшей строгостью. В ми- нуты подготовки и ответа мы стояли перед столом, и ни о каких шпаргалках не могли думать и даже не знали слово шпаргалка. Оно стало общеупотребительным и общеизвестным только в на- стоящее время.

В духовной школе весьма ценилась и уважалась самостоятель- ность в добыче знаний и выполнении заданий. За сочинения при обнаружении хотя бы одной списанной фразы ставили единицу.    В случаях списывания хотя бы небольшой части работы у товарища ставили по единице и списавшему и давшему списать. При устных ответах семинаристы не пользовались подсказками. Это казалось стыдным и бесполезным: ведь у учителя уши тоже есть, а в классе всегда была полная тишина – всё слышно.

Кстати, в духовных школах великим грехом считалось наруше- ние первой заповеди и упоминание слова «чёрт». Поэтому вы не услышали бы здесь – божбы «ей богу», ни «чёрного» слова – ну тебя к чёрту. Матерного слова, трехэтажного никто никогда не произно- сил. Это считали признаком чисто мужицкой речи.

Но самое замечательное было – это науки, их содержание и объ- ём. В основном семинарии XIX века сохраняли средневековое деле- ние на три двухгодичных цикла: риторика, философия, богословие.

«Вий» Гоголя хорошо рисует риторов, философов и богословов. Когда-то это и были три класса, почему и приёмы и переводы в сле- дующий класс производились раз в два года. В наше время семина- рия состояла из шести одногодичных классов, но науки в основном группировались по тем же ведущим предметам.

Бывшая Ломоносовская риторика теперь называлась теорией словесности. Её изучали полтора года по четыре часа в неделю. Это был самый толстый учебник и самый поразительный для ученика, привыкшего под названием «Русский язык» четыре года иметь дело с правилами правописания. И вдруг тебе никаких правил, никакого правописания! Всё это в прошлом! Прошло безвозвратно! Предпо- лагается, что этим делом ты вполне овладел: иначе тебя не пусти- ли бы в семинарию (никакого наркомпросовского концентризма!). Сначала очаровательные метафоры, синекдохи, фигуры, стихот- ворные ритмы. Какое это было открытие, какая радость вместо на- доевшего управления и согласования слов и т.п. А потом обзор всех видов словесных произведений с умственной прогулкой по всем странам Европы и Азии, по векам и тысячелетиям. Перед нами раскрывалась жизнь человечества в его художественных творениях. Это было чудесно хорошо. Мы из школьников будто превращались сами в поэтов и художников. Как это было своевременно по наше- му возрасту!

В гимназиях вместо этого был весьма сокращенный курс этой древней риторики, a в 1916 году Учительский Съезд и вовсе при- знал эту науку не нужной как отдельного предмета. Так и по сей день в наших школах нет нашей милой, драгоценной риторики!

А перед нами проходили герои, подвиги и картины древнего эпо- са Индии, Персии, Греции, Рима, средние века, «Песнь о Роланде»,

«Божественная комедия» Данте, «Дон Кихот», Мильтон, Байрон, басни всех народов, а потом драма – Эсхил, Софокл, Еврипид, даже Аристофан и даже Лопе де Beга, Мольер, наши сказки, былины – все народы со своими поэмами, драмами, лирикой. Для теории словес- ности существовала хрестоматия Филонова в четырёх томах, и каж- дый из нас горел желанием прочесть всё, что там напечатано. Это была энциклопедия мировой литературы. Александр Беляев, ко- нечно, именно на этих умственных путешествиях по всему Востоку и Западу почувствовал своё призвание к созданию фантастических образов. По справедливости и я должен сказать, что теория словес- ности не сразу сошла на нет в гимназиях. В середине XIX века она там ещё процветала в полном объёме, как в семинариях, и хресто- матия Филонова была составлена не для нас специально, а для всех средних учебных заведений, и в первую очередь для гимназий.

По древним языкам пора грамматики тоже кончилась, и мы в своём 1-ом классе уже «читали», т.е. переводили со словарем Ксе-

Учащиеся 1-го отделения IV класса Смоленской духовной семинарии. Фото начала XX века

нофонта и Тацита. По математике сразу же начинали две науки. Алгебру и геометрию, каждую отдельно, проходили по Киселёву, очень чётко, ясно, понятно, особенно любили задачи на построение по геометрии.

При поступлении в семинарию каждому ученику давали в пол- ную собственность – навсегда – Библию на славянском языке. И с пер- вого класса начиналось её изучение, всё подряд, с толкованием каж- дого стиха, каждого непонятного слова. Так от строчки к строке, от страницы к странице проходилась вся Библия в продолжение шести лет. Это приучало нас вдумчиво, внимательно относиться к книгам вообще и к каждому читаемому, слышимому слову.

В семинариях непременно имелся класс рисования и живописи, обставленный множеством гипсовых бюстов, увешанный гипсовы- ми головами, руками, ногами, глазами и ушами. Преподавал в этом классе непременно кто-либо из лучших местных художников. Всем желающим первоклассникам выдавали бесплатно тетради для ри- сования, карандаши, резинки-ластики. Потом большинство бро- сало заниматься рисованием, но всегда находились талантливые ребята, которые вполне овладевали искусством живописи. Из них выбирался ученик, заведовавший всем имуществом живописной мастерской.

Вятская семинария дала братьев Васнецовых. У нас, при мне и А. Беляеве, славился ученик Нил Яблонский, впоследствии отец из- вестной художницы, сам прекрасно рисовавший и печатавший ста- тьи по искусству. Класс тот назывался классом иконописи. Музыка и пение, наконец. Пусть нам, выпускникам старой духовной школы, позавидуют не только ученики нынешней средней школы, но и уча- щиеся нынешних специальных музыкальных школ с семилетним курсом обучения. В каком жалком положении в музыкальных шко- лах успехи учеников по сольфеджио и по теории музыки! В семина- риях учебный предмет под названием «пение» стоял в расписании уроков все шесть лет. Что мы на нём делали? Мы проходили теорию музыки, гармонию и историю церковного пения. Проходили по тем же учебникам, что и в консерватории – Кашкин, Римский-Корса- ков, Металлов. С листа мы все без исключения обязаны были уметь петь и умели петь. Все мы были вдвойне музыкально грамотны, ибо умели петь и по круглым и по квадратным нотам. Более голосис- тые обязательно были певчими в своей церкви (с 17 лет – мужски- ми голосами). Регентом (дирижёром) завсегда был свой же собрат ученик. Всегда в семинариях находился среди учеников соответству- ющий талант. Из них потом выходило много известных в своё вре- мя дирижёров и композиторов духовной музыки. Преподавателем в дни А. Беляева был приглашён весьма талантливый выпускник Синодального училища Сергей Михайлович Кучин, самозабвенно влюблённый в своё училище и в своё искусство.

А. Беляев попал в семинарию как раз в дни ректора архимандри- та Алипия. Он был ректором с 1901 до 1905 года. Он сразу усилен- но занялся общим культурным воспитанием семинаристов. При нём наш обширный сад наполнился новенькими гимнастическими приборами. Он приобрёл для нас набор инструментов – духовых   и скрипичных, пригласил учителей, и скоро у нас появился свой маленький симфонический оркестр. О балалаечном и говорить не приходится. На балалайках и гитарах играли чуть ли не все мы поголовно. В семинарии устраивались вечера самодеятельности и раз в год даже бал совместно с «епархиалочками» – ученицами жен- ского духовного училища. Вот на этих вечерах блистал Александр Беляев со своим художественным чтением. В семинарии была своя больница, свой врач и прочий медицинский персонал. Семинария имела у себя в саду свою собственную баню, и мыли семинаристов каждую неделю. Еженедельно меняли бельё.

Урок музыки в Смоленской духовной семинарии.

Фото начала XX века

Урок гимнастики в Смоленской духовной семинарии.

Фото начала XX века

Урок рисования в Смоленской духовной семинарии.

Фото начала XX века

Александру Беляеву 17 лет.

Фото, март 1901 года

При семинарии   имелась   своя образцовая начальная   школа с трёхлетним курсом обучения. Школа была превосходно, действи- тельно образцово, поставлена и оборудована. В этой школе воспи- танники 5-го и 6-го классов приобретали искусство ведения заня- тий с тремя группами учеников. Так нужно было, потому что так именно велись занятия в сельских начальных школах, куда поступа- ли учителями те, кто не хотел надевать рясу.

Общеобразовательные предметы заканчивались в 4 классе, что соответствовало 8 классу гимназий. Мы проходили все гимнази- ческие предметы, не было у нас только химии и тригонометрии. Зато мы весьма основательно проходили и крепко знали логику, философию и историю философии. Но семинаристов не пускали   в столичные университеты, и требовали окончания всех классов, да ещё по первому разряду. В первый же разряд попадало не более 15% всех окончивших. Прочие – куда хотят. Все эти ограничения после 1905 года были сняты, и масса семинаристов хлынула прямо из 4 класса в Москву и Петербург.

Александр Беляев закончил семинарию в 1904 году и потому про-

Александру Беляеву 20 лет.

Фото, март 1904 года

шёл все шесть классов. В богословии в двух последних классах прохо- дили специальные богословские предметы, но в сущности это были чрезвычайно важные и нужные для всякого образованного человека знания: обзор религий всех эпох и народов, история религий, обзор всех учений о личной и общественной нравственности, в том числе давалось понятие и о социализме. Сравнительное изложение уче- ния православия, католичества и всех разновидностей протестантс- тва, тщательное изучение раскола и сектантства в России.

Всё это чрезвычайно расширяло кругозор и нужно было каждо- му образованному человеку тех времён. Но всё это иной раз могло оказаться и рискованной игрой с огнём. И недаром духовная школа давала такой громадный «отход» отщепенцев, уходивших из Церк- ви на сторону. Впрочем, как я уже говорил, само создание духовных школ вне стен монастырей уже имело одной из целей – дать выход на иные жизненные пути всем излишкам русского духовного сосло- вия в XIХ и начале XX века.

В духовной школе исключительно усердно занимались истори- ей. Обычная русская и всеобщая история называлась Гражданской.

Тщательно, подробно изучалась история церковная – Русской и Западной Церкви. Проходилась история Священная, Библейская, История Раскола, История философии (Ключевского дала России Пензенская семинария), История пения, Византийская история.

Славянским языком семинаристы владели совершенно так же, как и русским. Семинаристы должны были уметь читать по древне- еврейски. По курсу «пение» в 5 классе семинаристы должны были сдавать экзамен по «крюкам» (по знаменам).

По-гречески многие молитвы семинаристы учили на память. Все шесть лет на уроках греческого и латинского языков читали со сло- варём подлинные тексты древних авторов.

Наконец, ещё одна совершенно необычайная наука – гомиле- тика. Два последних года – 5 и 6 классы – мы изучали ораторское искусство по образцам византийских и русских знаменитых цер- ковных проповедников, начиная с речи Ап. Петра в книге Деяния. Выпускной экзамен по гомилетике у нас был совершенно такой же, какой сдавал Байрон в Кембриджском университете. Они там, на экзамене, должны были произнести по заданной каждому особой теме речь для Парламента, а мы – приготовленную тут же на экза- мене проповедь. Это было прекрасным завершением всего нашего обучения.

Заключение

Ну вот, не такую, а именно эту самую школу прошёл и окон- чил Александр Романович Беляев. Прошёл годом раньше меня. За год ничто существенно не изменилось, и учились мы у одних и тех же учителей, за немногими, единичными исключениями. Но да не покажется читателям, что здесь что-либо приукрашено, измене- но, идеализировано за дальностью лет и по стариковской любви к дням молодости.

Нет, здесь дана совершенно точная действительность – обстанов- ка, в которой вырос Александр Беляев. И если действительность не так плоха и мрачна, как привыкли теперь думать о тех временах, то

тут я уж ничего не могу поделать: правда есть правда, и искажать её незачем. Духовная школа действительно давала всестороннее ос- новательное образование, и множество выдающихся деятелей, осо- бенно в области науки, в XVII–XIX веках вышли из духовной школы, начиная с самого Михаила Васильевича Ломоносова. Смоленская же семинария в 1891 году переведена была в новое здание, и вся учебно-воспитательная работа и жизнь воспитанников переустро- ены были на новых, новейших началах. Кроме того, семинарский бунт в марте 1894 года стал своего рода восстанием семинаристов смоленских против кое-каких приёмов управления жизнью учени- ков. Такие бунты бывали тогда в семинариях. Об этом я должен бы рассказать особо. Так бунт 1894 года во многом расчистил атмосфе- ру. Беляев действительно пробыл десять лет в Смоленской духов- ной школе в пору её расцвета и плодотворной деятельности.

В этой части нами сделана попытка дополнить биографию Алексан- дра Романовича Беляева воспоминаниями его земляков-современников с соответствующими цитатами из его произведений. Так как писа- тель, описывая даже фантастические ситуации, основывается на своём жизненном опыте и вкладывает свои мысли в уста своих персонажей.

Сергей Малахиевич Яковлев,

краевед

В июле 1893 года читателей газеты «Смоленский вестник» взбу- доражило сообщение: «На днях в Лопатинский сад приедет возду- хоплаватель, который будет подниматься на воздушном шаре на высоту 1000 футов и с парашютом опускаться на землю». И дейс- твительно, вскоре в Смоленск приехал пионер русского воздухо- плавания и парашютизма Станислав Маврикиевич Древницкий со своей двадцатилетней ученицей Яниной Мей.

Подъём на воздушном шаре-монгольфьере состоялся 25 июля. Подготовка шара началась при огромном стечении публики за час до полёта. К семи часам вечера шар, удерживаемый специально проинструктированной группой солдат, был наполнен горячим газом от сожжённой под ним соломы. Янина Мей уселась на под- вешенной к шару трапеции, и по команде Древницкого солдаты отпустили стропы. Шар с отважной воздухоплавательницей стал удаляться от земли.

Когда высота подъёма шара достигла нескольких сот метров, на глазах замершей толпы от него отделилась фигурка Янины Мей. Сразу за этим над падающей девушкой раскрылся зонт парашю- та. Она стала плавно спускаться и приземлилась, по словам газеты,

«в одном из садов Свирской слободы». Доставленную в Лопатинс- кий сад героиню бурно приветствовали восхищённые зрители.

С этого дня девятилетнего Александра Беляева охватило безудержное желание летать. Прыгал с зонтом отца и самодельным парашютом     с крыши, расплачиваясь изрядными ушибами. Свою мечту он смог осу- ществить ровно через 20 лет и даже поделился заграничными впечатле-

ниями о полёте с читателями «Смоленского вестника» в статье «Про- гулка на гидроплане».

Как и все мальчишки, Саша увлекался приключенческой литерату- рой. А начитавшись таких книг, жаждал сам что-то открывать, с кем- то бороться, кого-то спасать. Но в городе, где он жил, никаких тайн уже не осталось. Приходилось искать их и выдумывать.

Александр Романович Беляев вспоминает в рассказе «Амба» о своём друге Николае Павловиче Высоцком: «Помню, в детстве у меня возникли серьезные разногласия с моим другом Колей Бибикиным, которые едва не привели к разрыву нашей двухлетней дружбы. Он убеждал меня бежать в Америку, чтобы сражаться с индейцами, я же ни о чем не хотел слы- шать, кроме “Абиссинии “».

Светлана Беляева,

дочь Александра Беляева

Однажды, лазая с другом детства Колей Высоцким по песчаному обрыву, Саша oбнaружил узкий проход. Вернее даже не проход, а просто расщелину. Фантазия его сразу разыгралась. Он видел уже перед собой пещеру, кости пещерных жителей, древнюю утварь... Не медля ни минуты, он устремился в пугающую и в то же вре-    мя манящую темноту, увлекая за собой Колю. Путь был трудным, продвигаться приходилось боком. Кроме того, было почти совсем темно, свет снаружи еле пробивался. Саша был так уверен, что за узким проходом окажется пещера, что когда они оказались в сво- бодном пространстве, он нисколько не удивился. Коля явно трусил. Несколько раз он предлагал вернуться, но «исследователь» глубин был непреклонен. Он сказал:

– Если боишься, можешь возвращаться, я иду дальше!

Впереди был всё тот же мрак, позади узкая полоска света, с каж- дым новым шагом всё больше тающая во тьме. Вытянув вперёд руки и нащупывая ногами почву, Саша xрaбро продолжал продви- гаться навстречу неизвестности. Через некоторое время он вдруг на что-то наткнулся. Будучи во власти своей фантазии, Саша не сразу сообразил, что это за предмет. Он ожидал найти здесь что угодно:

статую Будды, копья, стрелы, мертвецов, облачённых в латы, нако- нец, саркофаг. Но перед ним, как ни странно, стояла обыкновенная бочка. Всё ещё надеясь на чудо, Саша отодвинул тяжёлую крышку и сунул руку внутрь бочки. Коля, привлечённый шумом, насторо- женно спросил:

– Ну, что там?

Саша молчал. Потом вдруг раздался аппетитный хруст и его не совсем внятный ответ:

– Огурцы.

– Врёшь?! – не поверил Коля.

– На! – Саша протянул на голос руку с огурцом. Через некоторое время раздалось похрустывание.

–   А как же они эту бочку пpoтащили через такой узкий про- ход? – удивился товарищ.

– Наверное тут есть где-нибудь другой ход, – логично предполо- жил Саша.

Рядом с бочкой он на ощупь опознал стол, накрытый клеёнкой. Возле него лежало несколько деревянных ящиков. И вдруг ребята заметили маленький лучик света. Когда они подошли к нему бли- же, то поняли, что пробивается он из обыкновенной замочной сква- жины. Решительно шагнув вперёд, Саша приник глазом к скважине и увидел знакомую поляну, часть аллеи и кусочек беседки. Всё это находилось в Городском саду, а пещера оказалась просто складом, где хранились продукты летнего ресторана. Разочарованные ребята вылезли из пещеры тем же путем, и пошли искать новые тайны.

Я совсем забыла сказать о прыжке с сарая. Прыжок не прошёл даром. Отец приземлился на пятки. В спине что-то хрустнуло. Не- сколько дней спина болела, но потом боль прошла, и он забыл об этом. Но в последствии у отца развился туберкулёз позвоночника, и он стал инвалидом.

* * *

Вспоминается мне один забавный случай, происшедший с от- цом и его друзьями. Как-то поздно вечером они возвращались из гостей. Небо было в тучах. Луна только на миг освещала дорoгу и вновь пряталась за тучи. Фонари светили тускло, почти не давая све- та. И вдруг из темноты вынырнули несколько парней, которые пот- ребовали выложить кошельки. Грабителей было больше, да и фи- зически выглядели они внушительнее. Оценив обстановку, друзья

остановились в нерешительности, не зная, что предпринять. Пока кое-кто подумывал о бегстве, Алексанар вышел вперёд с протяну- той рукой, в которой он держал пистолет, и двинулся на бандитов. Шел он не спеша, в полном молчании, шаг за шагом приближаясь к грабителям. Сначала они дрогнули, потом бросились врассып- ную. Когда они скрылись в темноте, друзья, хранившие до этого молчание, разом заговорили. Они были удивлены, что у Александ- ра оказался револьвер, а также его самообладанием. Однако, узнав правду, они были поражены ещё больше. А дело в том, что никако- го пистолета у отца не было. А бандитов он напугал надетой на ука- зательный палец чёрной перчаткой. Остальную её часть он держал в кулаке. Было бы на улице светлее, его обман был бы замечен, но   в такой темноте перчатка вполне сошла за пистолет. А одевать её таким образом вошло у него в привычку, которая, по воле случая, помогла им выйти из трудного положения.

* * *

Ещё был интересный случай с собакой. Случилось это тоже в Смоленске. Шли как-то целой компанией и весело разговаривали. Вдруг на мостике, через который надо было переходитъ, появилась огромная, свирепого вида, собака. Остановившись посередине, она зло заворчала и оскалилась. Было похоже, что она собирается бро- ситься. Все остановились. Идти ей навстречу никто не хотел. Обхо- дить вокруг было далеко. Кто-то крикнул на неё, замахал руками, но собака разозлилась ещё больше. Пролаяв басом, она сделала не- сколько шагов вперёд и остановилась. Все стояли в замешательстве. Но тут Саша вышел вперед. Сложив на груди руки точь-в-точь, как изображен Наполеон и направив взгляд на собаку, он стал медленно двигаться навстречу ей. Собака заворчала, но не бросилась. Он про- должал её гипнотизировать и она, медленно пятясь, сошла с мос- тика. После чего повернула в другую сторону и потрусила прочь. Победитель был вознаграждён аплодисментами и криками «ура».

Серафима Будникова (ур. Алексеева),

сестра Якова Алексеева

В школе Яша Алексеев сел за одну парту с Сашей Беляевым, и во все последующие 10 лет обучения в духовном училище и семина- рии они были неразлучными друзьями, и эта дружба сохранилась на всю жизнь до смерти Беляева, хотя их пути и разошлись. С дет- ства сблизила их незаурядная фантазия, присущая им двоим: чего только не придумывали они, чем только не увлекались. Невероятно много читали, в 13–14 лет предпринимали вдвоём походы и поезд- ки в разные, чем–либо интересующие их места Смоленской губер- нии и за пределами её. Однажды привезли с Бородинского поля большое ядро, пустое внутри, в отверстие его насыпали пороха и заложили на дне оврага, а шнур протянули к дому и зажгли поздно ночью. Был страшный грохот. В овраге паслась лошадь, и в сторо- не сторожил её хозяин и, видимо, дремал. От испуга он онемел и забыл кто он и что было, а лошадь порвала путы и ускакала. Винов- ники со страха спрятались на сеновале. Мать очень волновалась, что их исключат из училища, если узнают, но всё обошлось: и лошадь нашлась, и хозяин её остался цел, а главное – никто не узнал.

Большое внимание уделялось в духовной семинарии изучению музыки и пению. Обучали все шесть лет по тем же учебникам, что и в консерва- тории. На балалайках и гитарах играли все поголовно. Были куплены му- зыкальные инструменты и организован свой симфонический оркестр, часто выступающий в зале Дворянского собрания. Устраивались благо- творительные вечера самодеятельности и в семинарии, и раз в году бал совместно с «епархиалочками» – ученицами Смоленского епархиального училища, готовившего учителей младших классов.

Из писем Лидии Николаевны Недачиной,

племянницы сестёр Городских

На музыкальных вечерах выделялись сёстры Городские: Анаста- сия – профессиональной игрой на фортепьяно, и Анна, исполняв- шая романсы сильным красивым голосом, годным для оперы, как говорили знатоки. Это были дочери преподавателя музыки в духов- ном и епархиальном училищах, регента (дирижёра) хора Успенс- кого кафедрального собора священника Дмитрия Климентьевича Городского.

Его дети с малых лет, участвуя в домашних концертах, пели и играли на различных музыкальных инструментах. Александр хоро- шо пел, Иван играл на гитаре и скрипке, Митрофан – на балалай- ке, мандолине, флейте и цитре. Сёстры Елена, Анастасия и Анна учились в епархиальном училище музыке и пению. В доме кроме фортепьяно и фисгармонии были струнные и духовые инструмен- ты. Матушка Ольга Михайловна, урождённая Грибоедова, очень хо- рошо пела альтом русские народные песни, чем очень полюбилась

городские: Анна, Анастасия, иван, ольга михайловна, митрофан, елена. Фото начала ХХ века

Семинаристы: Я. Алексеев, н. Высоцкий, А. Беляев.

Сидят: о.П. Высоцкая, Анастасия городская, Анна городская. Смоленск. Фото 1902 года

Дмитрию Климентьевичу. Рано он ушёл из жизни, и только ей из- вестно, как на пенсию в 25 рублей она смогла вырастить шестерых детей.

Александр подружился с этой семьёй, принимавшей самое ак- тивное участие в музыкальной и театральной жизни города. Они посещают светские спектакли и концерты: Гофмана, Габриловича, Ауэра, Сарасате, Зилоти, Собинова, Шаляпина, слушают «Песнь о Соколе» и «Старуху Изергиль» в исполнении автора.

В летние месяцы они играют в любительских спектаклях: «Про- винциалке» Тургенева, «Бесприданнице» и др., участвуют в благо- творительных вечерах.

Беляев пробует себя в режиссуре, создаёт эскизы декораций и костюмов, играет главные роли: граф Любин, Карандышев, доктор Астров, Торцов и др.

    А. Беляев в спектакле.

Смоленск. Фото 1904 года

А. Беляев и N

в любительском спектакле.

Смоленск. Фото 1904 года

дом Городских. Смоленск. Фото начала ХХ века

Постепенно их компания редеет: в Манчьжурию на строительство железной дороги уезжает инженер-путеец Александр Дмитриевич Го- родский, венчается с Николаем Павловичем Недачиным Елена Дмит- риевна, получает в Смоленском уезде место учителя младших классов Анна Дмитриевна. Собирается в Москву, совершенствоваться в игре на фортепьяно у Александра Борисовича Гольденвейзера, Анастасия Дмит- риевна Городская. На прощание Александр Беляев дарит ей свой портрет с надписью «...эту карточку дарю лишь на память о том, какой я был в 17 лет и это, даст бог, мы будем вспоминать вместе».

Александр Романович Беляев в форме семинариста.

1901 г. Смоленск. Фотоателье Н. Соколова.

В 1904 году семинария окончена, духовная карьера не для него, и он уезжает учиться в Ярославский юридический лицей. Преподаватели и лицеисты часто ставили любительские спектакли и концерты, так что Александр попал в родную стихию.

Но «Кровавое воскресенье» 9 января 1905 года потрясло всю страну. Бастовали заводы и фабрики. Лицеисты решили продлить забастовку до 1 сентября. И Беляев уезжает к тяжело больному отцу. В Смоленске тоже не спокойно. Отца не стало 27 марта. Александр перевозит мать в cтарый дом, в котором он родился, на той же Одигитриевской ули- це. Не стало средств для продолжения образования, и он ищет работу     в Москве, ближе к дорогой его сердцу Анастасии Городской, учившейся     в консерватории, и проживавшей на Нижней Пресне, дом Серебреннико- ва, квартира 5.

О.П. Высоцкая., А. Беляев, А. городская, л. Волочкова.

Смоленск. Фото 1905 года

Письма Александра Беляева к Анастасии Городской.

Апрель 1904 года

Москва, Нижняя Пресня, дом Серебренникова, квартира 5, Ея Высокородию Анавстасии Дмитриевне Г-же Городской

[

Анастасия городская.

Фото 1906 года

В своей биографии Александр пишет: «В студенческие годы зараба- тывал одно время игрой на скрипке в оркестре цирка Труцци». Это был старейший цирк Соломонского на Цветном бульваре, арендованный братьями Труцци: Рудольфо – администратор, Жижетто – жокей, Энрико – жонглер на лошади и, кроме того, скрипач. Он считал, что

«артист может лучше раскрыть образ, если ему помогает музыка».    И заменил духовой оркестр на струнно-духовой. Цирк держался перво- классной дрессурой лошадей, постановкой пантомим и талантливыми клоунами. Программа составлялась так, чтобы никто не оставался праздным. «Это тебе не богодельня. В цирке все работают. Посмотри на Энрико. Лучший наездник, с мировым именем, а когда не его номер, выходит в ливрее «парад алле» изображать и становится в ряд с конюха- ми. И арену граблями поправляет», – вспоминает Беляев цирк в рассказе

«Хойти–Тойти».

Анастасия Городская была частым гостем в хлебосольном доме Ми- хаила Павловича Недачина, брата мужа её сестры Елены, бывшего семи- нариста, закончившего медицинский факультет МГУ и работавшего в Пресненской больнице ассистентом профессора Захарьина, лечившего Л.Н. Толстого.

николай Павлович Высоцкий и Александр Романович Беляев.

Смоленск. Фото 1906 года

Приглашали её и в дом Василия Павловича Недачина, директора Мос- ковской гимназии им. И. и А. Медведниковых, где собирался весь цвет театральной Москвы: Шаляпин, Рахманинов, Собинов, Нежданова и др. Росла в этой семье и будущая народная артистка РСФСР Зинаида Михайловна Славянинова, служившая художественным руководителем Смоленского театра до 1941 года. После революции Василий Павлович будет основателем и директором Русской гимназии в Париже. На этих домашних концертах успешно выступала и Анастасия Городская. Бы- вал здесь и Александр Беляев.

Далее в своей биографии Беляев пишет: «В 1905 году, студентом, строил баррикады на площадях Москвы. Вёл дневник, записывая собы- тия вооруженного восстания. Уже во время адвокатуры выступал по по- литическим делам, подвергался обыскам. Дневник едва не сжёг».

К   сожалению,    при    сборе    сведений    о   писателе,    обращение    в ЦГАОР (Центральный архив Октябрьской революции) положитель- ных результатов не дало, но в рассказе А. Беляева «Человек, который    не спит» мы находим воспоминания о тех событиях. «В магазинах го- тового платья они сбрасывали свои лохмотья, одевались в модные кос- тюмы, так не шедшие к их обрюзглым, не бритым или истощенным

А. Беляев в г. Ярцево, как корреспондент газеты

«Смоленский вестник». Фото 1914 года

нуждой лицам, нагружали на спину узлы и наспех застегивали пуговицы, бросались к другим магазинам, пролезая со своими узлами через спящие тела. Там их привлекали другие соблазны. Бросая узлы с платьем, они хватали конфеты, пирожные, консервы, чтобы бросить и это всё ради золота и драгоценных камней ювелирных магазинов. Они блаженство- вали. Они царили. Какой-то рабочий, взобравшись на возвышение, обра- щался к ним: «Товарищи! Остановитесь! Что вы делаете? Нужно идти в арсенал, захватить оружие! Надо действовать немедленно, и власть окажется в наших руках!». Трудно было оторвать эту толпу от соб- лазнов, в несколько часов организовать, заставить действовать по оп- ределенному плану». Даже в таком кратком воспоминании ярко виден ход и причины поражения восстания – недостаточная организованность масс. Но, как образно отмечал В.И. Ленин: «Без генеральной репетиции 1905 года победа революции была бы невозможна». Кстати, в донесениях штурмовавшего Красную Пресню Семеновского полка упоминается дом Серебренникова (где жила Анастасия Городская), из которого стреляли по наступающим гвардейцам.

Избежав ареста в Москве, Александр Беляев возвращается в лицей. Царская охранка свирепствует: отчисления из лицея, ссылка, каторга. Над Александром постоянно висит дамоклов меч разоблачения, усу- гублявшийся материальными трудностями. «Если бы вы знали, как я страдал, загнанный, как зверь, в тёмный угол, окружённый бесчисленны- ми врагами, всегда настороже, в постоянном не ослабевающем нервном напряжении», – вспоминает он в романе «Властелин мира». В Смоленс- ке в жандармском деле, озаглавленном: «Дневник наружного наблюдения и сводки по Смоленской организации партии социалистов революционе- ров», А.Р. Беляев проходит под кличкой – «Живой».

В таком положении, что он мог предложить своей избраннице: «… выходите за меня замуж! Мы откроем с вами бродячий собачий цирк.   Я в рыжем парике клоуна стану показывать чудеса дрессировки, а вы будете сидеть у кассы. Только представьте себе эту идиллию, публика валит к нам валом, собаки танцуют, в кассе шелестят деньги. А после сеанса мы пируем в обществе прелестнейших, преданнейших четверо- ногих друзей. Великолепно…» (А. Беляев «Властелин мира», с. 8). И он приходит к мрачным выводам: «…в любви, как и во всём существует тот же закон борьбы за существование – побеждает сильнейший. А кто сильнейший в нашем обществе? Тот, кто владеет капиталом…» (там же с. 9). Наверное, в 1908 году Александр ещё не знал этого закона, и его брак с Анной Станкевич был не долгим.

Вера Былинская,

подруга Анны Станкевич

Лето 1908 года не обещало мне ничего особенно приятного в смыс- ле времяпрепровождения. Близкие знакомые и друзья переезжали из города куда-нибудь на отдых, мне предстояло остаться доволь- но одинокой в нашем милом Смоленске. И вдруг неожиданно всё изменилось. Я встретила на улице свою подругу детства, с которой мы последние месяцы как-то не виделись. Оказывается, за это вре- мя она успела выйти замуж и, увидев меня, сейчас же потащила к себе знакомиться с мужем. Муж её был студент Ярославского лицея

Александр Романович Беляев. Мы стали часто встречаться, и около четы Беляевых быстро сплотился постоянный кружок из пяти чело- век. Собственно, дружны были раньше только мы с Аней, замуж она вышла недавно, а двое других были ещё мало знакомые друг другу люди, но как-то само собой вышло, что мы все сдружились, а иногда компания пополнялась кем-нибудь. А.Р. имел неиссякаемые планы для нашего времяпрепровождения. Мы совершали интересные про- гулки, играли в теннис, выезжали за город, в дождливую погоду за- нимались литьём из гипса, чтением, разыгрывали маленькие, сочи- ненные им сценки и др. Однажды А.Р. предложил нам пойти гулять на поляну около крепостной башни Веселухи, сам же взял с собой большой пакет. Секрет пакета открылся по приезде на место назна- чения – в пакете был бумеранг. У австралийцев эта вещь имеет разное назначение, например, служит как охотничье оружие и служит для игры – задача состоит в том, чтобы метнуть его так, чтобы он, описав в воздухе круг, вернулся к ногам того, кто бросил его. Много раз мы ходили, упражнялись в метании бумеранга, но это оказалось очень трудно, и овладел этим искусством один Ал[ександр] Ром[анович]. Иногда мы брали лодку. Около Смоленска Днепр имеет довольно быстрое течение, и, очевидно, для большей устойчивости все лодки делаются двойные, т. е. две скреплённые рядом. Участники прогул- ки получали от А.Р. задание приготовить небольшой интересный рассказ на вечер. Часов в шесть, запасшись продуктами, все были на месте и отплывали к Шейновскому мосту за город. Там, на опушке леса, раскладывали костёр. Начинались разговоры и, главное, рас- сказы. Не все выполняли задание – иметь наготове рассказ, но Шура Ром, как мы стали его звать, был и тогда мастер найти заниматель- ный сюжет и выручить нас. Жаль было возвращаться в город.

Самыми прекрасными были путешествия в деревню Гнёздово за несколько километров от Смоленска. Туда ездили на ночь, ночевали на сеновале у крестьянина, с которым был знаком А.Р., и рано утром, часа в 4–5, вооружённые лопатами, выходили из деревни по направ- лению к курганам. Эти курганы были местом очень древних захоро- нений и находились под охраной Археологического общества.

Курганов было много, и многие из них представляли собой очень большие сооружения, pазрывать их без особого разрешения было за- прещено. Мы решались разрывать только самый маленький курган- чик, в котором нельзя было рассчитывать найти что-либо интересное (украшения, оружие). Мужчины начинали копать, и когда доходили

Фотооткрытка Александра Беляева к Анастасии Городской. на фотографии дом Городских, стоит А.Р. Беляев.

Смоленск. 1909 год

Дорогая Настя. Посылая эту открытку, исполняю твою просьбу хотя и поздно, получше чем... Все мы здоровы, чего и вам желаем. Напиши о своей последней поездке — о приключениях, которые могли быть. Твой Митрофан.

до серого слоя, что указывало на присутствие пепла, работа переда- валась в женские руки. Мы с Аней раскапывали руками очень осто- рожно и находили обычно небольшой глиняный горшок. Он был совсем мягкий, и его нужно было сначала часа два сушить, чтобы он не сломался, на солнце, которое в это время поднималось довольно высоко. Один раз мы нашли какие-то костяные бусы и небольшой обрывок кольчуги. Эти маленькие трофеи А.Р. сдавал в местный кра- еведческий музей (Тенишевой). Нам нравился процесс этих раско- пок, и жаль было, что удалось организовать эти поездки только два раза за лето. Вообще А.Р. оказался очень интересным человеком, всё, что он делал, возбуждало в нём интерес и желание делать это луч- ше. Например, он любил фотографировать, но никогда не снимал стереотипные группы, а искал красивое обрамление в окружающей природе или обстановке, чёткое отражение в воде, вообще стремил- ся сделать какой-нибудь более оригинальный снимок.

Он хорошо рисовал, играл на скрипке, декламировал и т. д. На- стала осень, и все мы разъехались в разные стороны.

Знакомство Веры Васильевны Былинской с Александром Беляевым продолжалось в дальнейшем, когда Вера приезжала из Москвы на канику- лы или праздники. Они переписывались.

В 1909 году Анастасия Городская становится женой богача Шапа- тина. Но вскоре муж завёл вторую семью, а она осталась «соломенной вдовой» с дочерью на руках, правда, он назначил ей солидное содержание и оставил большую квартиру в Москве. Анастасия поддерживала Алексан- дра в трудные годы его болезни не только морально, но и материально. При переезде в Москву, Александр Беляев с женой Маргаритой Констан- тиновной бывали у Анастасии Дмитриевны. Их дружеское общение про- должалось до самой смерти Александра Романовича Беляева. Анастасия Дмитриевна закончила консерваторию по классу фортепьяно с сереб- ряной медалью и преподавала в детской музыкальной школе им. Чай- ковского в городе Клин Московской области. На фортепьяно у неё всегда стоял портрет Александра Беляева.

Сергей Малахиевич Яковлев,

краевед

Все знают уроженца Смоленска Александра Романовича Бе- ляева как большого писателя – основоположника советской на- учно-фантастической литературы. Но, мало кому он известен как талантливый театральный деятель. Вдова писателя Маргарита Кон- стантиновна рассказывала, что в студенческие годы с лёгкой руки и отеческого благословения К.С. Станиславского заядлый театрал, студент-юрист Александр Беляев едва не превратился из завсегда- тая любительских (или, как их нынче называют, самодеятельных) спектаклей в профессионального служителя Мельпомены. Актерс- кие данные его были великолепные. Он обладал хорошей внешнос- тью, высокой культурой речи, большой музыкальностью, ярким темпераментом и удивительным искусством перевоплощения.

В особенности сильно было в нём мимическое дарование, о чём легко судить по сохранившимся у дочери писателя Светланы

А.Р. Беляев. Смоленск. 1912–1913 годы

маленькие артистические этюды, шуточные фотографии.

Фото 1920-х годов

Визитная карточка А.Р. Беляева.

Смоленск, 1911 год

Александровны многочисленным его фотографиям-маскам, необы- чайно точно и выразительно передающим гамму разнообразных со- стояний человеческой психики: равнодушие, любопытство, подозри- тельность, страх, ужас, недоумение, умиление, восторг, грусть и т.д. По окончании юридического лицея А.Р. Беляев работал в Смо- ленске присяжным поверенным (адвокатом). В эти годы он по-пре- жнему увлекался театральным искусством, посещая все спектакли гостивших в Смоленске трупп, участвовал в любительских спектак- лях в качестве актёра и режиссёра, печатал в газете «Смоленский вестник» тонкие по критическому чутью театральные рецензии, подписанные псевдонимом «B-Ia-f» (т.е. Belaeff), – свои первые уви- девшие свет печатные произведения. Любовь к сценическому ис- кусству сочеталась в А.Р. Беляеве с врождённым талантом чуткого педагога. Им немало сделано в области эстетического воспитания смоленской учащейся молодёжи. Под руководством А.Р. Беляева и замечательной смоленской музыкальной деятельницы, виолонче- листки Ю.Н. Сабуровой, ученицы Смоленской частной гимназии Е.И. Ровинской, в 1913 году разучили и исполнили на сцене детскую

оперу-сказку Григорьева «Спящая царевна».

Газета «Смоленский вестник» 20 февраля 1913 года подчёркива- ла, что большой, шумный успех спектакля «создала неутомимая энергия, любовное отношение и тонкое понимание руководителей Ю.Н. Сабуровой и А.Р. Беляева, взявших на себя грандиозную, если подумать, задачу – поставить оперу, хотя бы и детскую, пользуясь лишь силами учебного заведения».

Обаятельный образ А.Р. Беляева запал мне в душу с тех пор, ког- да он помогал нам – гимназистам Смоленской частной гимназии Н.П. Евневича – поставить вместе с ученицами женской гимназии E.Г. Швиттау («швиттавками») на одном из наших ученических вече- ров чудесную, фантастическую пьесу-сказку «Три года, три дня, три минуточки», взятую из какого-то детского журнала. Взяв за основу сюжетный стержень этой сказки, А.Р. Беляев как постановщик-ре- жиссер сумел творчески доработать, обогатить её множеством ин- тересных вводных сцен, расцветить её яркими красками, насытить музыкой и пением. Фантазия его не знала границ! Он органично

«вращивал» в ткань сказки придуманные им острословные репли- ки, диалоги, массовые сцены, хоровые и хореографические номера. Были здесь сцены, навеянные мотивами подводного царства из рус- ской былины о Садко – богатом госте новгородском. Были залитые трепетным лунным светом русалочьи хороводы, сопровождаемые песнями («Любо нам порой ночною» и «Тише, тише») из «Русалоч- ки» А.С. Даргомыжского.

Запомнились мне в этом нашем спектакле и слепцы-нищие с мальчиком-поводырём, словно привезённые Александром Ро- мановичем откуда-то с сельской пыльной и шумной ярмарки или церковной паперти прямо на сцену. Каждый слепец брёл, опира- ясь одной рукой на посох, а другую руку положив на плечо иду- щего впереди. Старший из них запевал, а остальные поочерёдно вступали, и голоса их сливались в общем нестройном хоре:

Мы нищая братия,

Мы должны бога молити, Христа милости просити,

Кто нас кормит, кто нас поит, Обувает, одевает,

Грешно тело прикрывает, Дедушек, бабушек, дядюшек, тётушек

............................

Всех же их по имени Господь же ты знаешь. Запиши их, Господи,

В грамоты церковные, Вознеси их Господи,

За престолы святые-духовные...

Долго я не мог понять, где «выкопал» Александр Романович слова и мелодию этой попевки. Лишь много лет спустя, с помощью вы- дающегося знатока песенно-музыкального фольклора, доцента Ле- нинградской консерватории, смолянина Ф.А. Рубцова мне удалось найти несколько отличающуюся запись в сборнике народных песен, записанных Терентием Филипповым и обработанных композитором Н.А. Римским–Корсаковым (в сборнике см. № 6 –«Заздравная»).

Эта попевка слепых нищих, как равно и всё остальное, что так щедро внесла в пьесу–сказку творческая фантазия А.Р. Беляева, глу- боко и навсегда поселилась в моей памяти. И вот, спустя многие десятилетия, я с глубочайшей благодарностью вспоминаю Алек- сандра Романовича – этого увлекающегося и увлекающего роман- тика. Я словно вновь вижу вспышки стёкол пенсне, через которые на репетициях глядели, бывало, на меня и моих товарищей умные, добрые, весёлые глаза чудесного художника-воспитателя.

Светлана Беляева,

дочь Александра Беляева

Вторая жена Александра Романовича, Верочка (фамилии не знаю), была единственной дочерью, избалованной и капризной. У них часто бывали семейные скандалы. Вернее Верочка была вечно чем-то недовольна. Отец вспоминал, что когда она начинала кри- чать, он спокойно напевал: «А я мальчик бедненький, бедненький, бедненький. Меня любить некому, некому, некому…». Когда отец заболел тяжёлым плевритом и лежал с высокой температурой, Ве- рочка оставила его, заявив, что она не для того выходила замуж, что- бы быть сиделкой. Смоленские врачи не смогли поставить диагноз. В поисках хорошего врача мать с парализованным сыном объехали несколько городов и, наконец, добрались до Ялты, где у Александра Романовича признали туберкулёз позвоночника и уложили в гипс. По словам папиного друга Николая Павловича Высоцкого, процесс протекал так тяжело, что даже врачи не надеялись на благополуч- ный исход. В Ялту отец приехал не только с матерью, но и со старой прислугой Фимой, прожившей у них более двадцати лет.

Александр Романович Беляев,

письмо Вере Былинской

27/XI-22 г. г. Ялта, Барятинская ул., д. № 3, кв. 3.

Дорогая Веруня! Ваше письмо, к счастью, дошло до меня, быть может, только потому, что я, совершив большой круг, вернулся на старую квартиру. Неужели только шесть лет прошло с тех пор, как мы не виделись с Вами, а не шесть столетий? Наверное, мы оба переменились, но не изменились наши дружеские отношения. Я нередко вспоминал Вас и хотел узнать адрес. Наконец, нашёл. Так много пережито за эти годы, что не знаешь, с чего начать. Вы, ве- роятно, уже знаете, что я заболел костным туберкулёзом спинных позвонков и три года пролежал, свалившись с параличом ног. Па- ралич прошёл через несколько месяцев, но три года пришлось вы- держать скучный курс лечения абсолютным покоем! Увы, только не моральным покоем! Если бы Вы знали, в каких кошмарных услови- ях мне приходилось лежать, особенно прошлую зиму! Несколько

«составов» больных общей палаты умерло на моих глазах. А вес- ной умерла от голода и мать. Летом мне удалось попасть в Гаспру, в дом отдыха для учёных и писателей. Там мне сделали хороший целлулоидный корсет, я встал и уже служу. Вначале я взял место заведующего школой-колонией в Жемиссу (7 вёрст от Ялты), но сквернейшие условия заставили меня пешком сбежать в Ялту че- рез неделю. И вот, представьте, мне пришлось поступить в канце- лярию уголовного розыска, а по штату я младший милиционер,     я же – фотограф, снимающий преступников, я же – лектор, чита- ющий курсы по уголовному и административному праву, и «при- ватный» юрисконсульт. Несмотря на всё это, приходится голодать. Я хотел перебраться на родину или в Москву. Звали и родные на хутор в Смол. губ., но врач посоветовал ещё жить в Крыму. Пишите подробно о себе. Как живут Марг. Серг, и Никол. Гаврил.? [Мать и отчим Веры Васильевны – Прим. авторов]. Когда Вы вышли замуж? Очень рад, что Вы вспоминали обо мне. Теперь особенно ценишь друзей, а ведь мы с Вами были хорошими друзьями – не правда ли? Ну, будьте здоровы.

Буду ждать подробного письма.

Ваш Шура Ром.

«Смоленский вестник» и А.Р. Беляев

Газета выходит с весны 1878 года первоначально два раза в неде- лю, а с 1895 года – ежедневно. С 1903 по 1906 год называлась «Днеп- ровский вестник».

Печатала материалы буржуазно-демократического толка: о про- изволе предпринимателей, тяжёлом положении крестьян, о необ- ходимости развития производительных сил губернии. Подробно освещалась стачка на Ярцевской фабрике Хлудова 9–12 сентября 1880 года.

По словам губернатора, газета «весьма распространена», прав- да, «стала помещать корреспонденции, задевавшие и осуждавшие общественную деятельность сословных и земских представителей и учреждений, а иногда, хотя и в более сдержанном тоне, и де- ятельность местных и правительственных учреждений». Сотрудни- чал в газете и А.Р. Беляев, его рецензии на спектакли и концерты    с подписью «B-la-f» (см. С.М. Яковлев «Копилка старого смоляни- на» рукопись 1974 г. ГАСО) появились на страницах «Смоленского вестника» под рубрикой «Театр и музыка» в 1910 году – № 81, 88, 91, 96, 98, 101, 108, 109, 110, 167, 175, 182, 185, 213, 226, 243, 259, 268,

284; в 1911 году – № 7, 90, 108, 152,155, 161, 164, 176, 187, 219, 263, 276.

280; в 1912 году – № 148, 155, 157, 158, 163, 170. 184, 187, 188, 244, 251,

270, 275; в 1913 году – № 31, 46, 54, 91, 101, 113, 123, 148, 151, 154,158,

213, 225, 227, 245, 259; в 1914 году статьи выходят под псевдонимом

«А Б., Б.» в № 5, 88, 145, 148, 151, 288. В 1915 году А.Р. Беляев с 14 по

26 февраля работает редактором газеты – с номера 43 по 55. Послед- няя его рецензия – в № 63 о концерте Завадского.

В рецензии на спектакль Рыкова «Распутница» Беляев писал:

«“Распутница” – ещё одно рахитичное детище Горьковских “Ме- щан”. В сценическом отношении пьеса слаба, интриги, в сущности, нет. Есть ряд сцен, склеенных авторской рукой».

О «Дикарке» Островского и Соловьева: «Вчера в Лопатинском саду состоялся первый спектакль с участием г-жи Мунт. Свежесть переживаний, искренность и непосредственность игры, богатый интонациями голос, хорошая мимика – всё это выгодно выделяют г-жу Мунт».

«“Красный цветок” потерял от времени весь аромат, и надо крупное дарование г-на Харламова, чтобы этот затасканный дра- матический этюд смотрелся с интересом. Нельзя успокаиваться на

55

удачно найденных приёмах. Надо для каждой новой роли пересо- здавать себя. Упорно отыскивать новые технические приёмы».

Много тёплых слов было написано Александром Беляевым о концертах певцов и музыкальных коллективов. Например, Альфре- да Гёна: «Очень много требуется от исполнителя, чтобы он передал переживания творца с возможной чистотой и неприкосновеннос- тью. Таким исполнителем оказался молодой пианист Альфред Гён. Так играть сможет только большой артист в тот счастливый пери- од, когда искусство не сделалось ремеслом, когда только выковы- ваются художественные образцы, когда исполняемое переживается всем существом. Интересный артист и интересный концерт».

Или: «Господин Губерман, среди скрипачей – бесспорно круп- ная величина. У него великолепная техника. Мягкость смычка и большой художественный вкус. Он не только хороший скрипач. Он умеет быть чутким художником, нежным поэтом. Поражает удиви- тельно мягкий, нежный, ласкающий тон. Из своего великолепного инструмента артист-художник извлекает тончайшую, как паутин- ка, нить звуков и сплетает их в нежный, полупрозрачный узор».

О концерте Рахманинова: «…исполнение композитором собс- твенных произведений стоит в сущности говоря, вне критики». Он исполнял их «так, как может исполнять только сам автор и больше никто».

А. Беляев принимает участие в создании городского музея. Га- зета № 129 от 13.06.1909 г. сообщает, что от Беляева А.Р. в городс- кой музей поступили книги на славянском языке – синопсис или краткое извлечение из летописей и новая скрижаль, а № 210 от 24.09.1909 г. – антиминс времён Елизаветы Петровны.

Можно узнать об адвокатской работе Беляева из газет за 1909 год –

№ 220, 234; 1911 год – № 45–47, 88, 90, 236; 1914 год – № 96, 99.

После поездки в Европу он в № 89, 185–191 за 1913 год описывает свои впечатления в статьях «Прогулка на гидроплане» и «Везувий».

В 1909 г. № 243 газеты сообщает о А. Беляеве, как о члене «Об- щества любителей Изящных Искусств». А в 1911 г. – № 221 – он уже член правления этого общества. Участвовал А. Беляев также в ра- боте Глинковского музыкального кружка, Смоленского симфони- ческого общества, Общества по изучению Смоленской губернии.    В 1914 году в приложении к детскому журналу «Проталинка» печа- тается его пьеса «Бабушка Мойра».

Библиография статей А.Р. Беляева

Составитель В. Карацупа

Народная лирика: [Народные настроения, выраженные в песнях] // Смоленский вестник, 1907, 27 апреля (№ 104) – с. 3 – [Под псевдонимом

«Ал. Р-овъ»].

Первая лекция в Смоленском Народном Университете: [О лекции С.Г. Крапивина] // Смоленский вестник, 1907, 6 сентября (№ 210) – с. 3 – [Под псевдонимом «Б.»].

Концерт Эрденко: [О смоленском скрипаче Г. Эрденко] // Смоленский вестник, 1908, 7 октября (№ 221) – с. 3 – [Под псевдонимом «Б.»].

Концерт М.Д. Славянской: [О хоровом концерте М.Д. Славянской] // Смоленский вестник, 1908, 25 октября (№ 236) – с. 2 – [Под псевдонимом

«Б.»].

Концерт М.А. Михайловой: [О концерте артистки М.А. Михайловой]

// Смоленский вестник, 1908, 8 ноября (№ 248) – с. 2 – [Под псевдонимом

«Б.»].

Концерт Гофмана: [О смоленском пианисте] // Смоленский вестник, 1910, № 81 – с. 2 – [Под псевдонимом «B-la-f»].

[21 апреля в зале Дворянского собрания...]: [О концерте Смирнова, Больской и П. Сироты] // Смоленский вестник, 1910, № 88 – с. 3 – [Под псев- донимом «B-la-f»].

Концерт Лабинского и Касторского: [О смоленских певцах] // Смоленс- кий вестник, 1910, № 91 – с. 3 – [Под псевдонимом «B-la-f»].

[Казалось, мы совсем разучились смеяться]: [О петербургском театре

«Кривое Зеркало»] // Смоленский вестник, 1910, № 96 – с. 3 – [Под псевдо- нимом «B-la-f»].

[Вчера, в зале Дворянского собрания...]: [О постановке пьесы А.П. Чехо- ва «Дядя Ваня»] // Смоленский вестник, 1910, № 98 – с. 2 – [Под псевдони- мом «B-la-f»].

«Пути любви»: [Об одноимённой драме Осипа Дымова] // Смоленский вестник, 1910, № 101 – с. 2–3 – [Под псевдонимом «B-la-f»].

Рижская опера: [О первом спектакле оперной труппы] // Смоленский вестник, 1910, № 108 – с. 2 – [Под псевдонимом «B-la-f»].

[В каждой опере, из какого-нибудь уголка...]: [О постановке оперы

«Тоска»] // Смоленский вестник, 1910, № 109 – с. 2 – [Под псевдонимом

«B-la-f»].

[«Евгений Онегин» – во всех отношениях...]: [О постановке одноимённо- го спектакля] // Смоленский вестник, 1910, № 110 – с. 2 – [Под псевдонимом

«B-la-f»].

«Сатана»: [О спектаклях «Сатана» и «Анафема»] // Смоленский вестник, 1910, 6 июля (№ 145) – с. 3 – [Под псевдонимом «B-la-f»].

«Комедия брака»: [Об одноимённом спектакле] // Смоленский вестник, 1910, 13 июля (№ 151) – с. 3 – [Под псевдонимом «B-la-f»].

[Г-жа Будкевич идеальная «Идеальная жена»]: [О постановке новой пье- сы] // Смоленский вестник, 1910, № 166 – с. 3 – [Под псевдонимом «B-la-f»].

«Тайфун»: [Об одноимённом спектакле] // Смоленский вестник, 1910,

№ 167 – с. 3 – [Под псевдонимом «B-la-f»].

«Когда цветет молодое вино»: [Об одноимённой пьесе] // Смоленский вестник, 1910, № 175 – с. 3 – [Под псевдонимом «B-la-f»].

[Как вам нравится Смоленск?]: [Интервью с артистом Аркадьевым] // Смоленский вестник, 1910, № 182 – с. 3 – [Под псевдонимом «B-la-f»].

«Цезарь и Клеопатра»: [О постановке одноимённой пьесы Бернар- да Шоу] // Смоленский вестник, 1910, № 185 – с. 3 – [Под псевдонимом

«B-la-f»].

Концерт Ядвиги Залесской // Смоленский вестник, 1910, № 213 – с. 3 – [Под псевдонимом «B-la-f»].

Концерт Каринской // Смоленский вестник, 1910, № 226 – с. 3 – [Под псевдонимом «B-la-f»].

Концерт Сливинского // Смоленский вестник, 1910, № 257 – с. 3 – [Под псевдонимом «B-la-f»].

[Концерт Южина несколько не оправдал ожиданий] // Смоленский вес- тник, 1910, № 259 – с. 3 – [Под псевдонимом «B-la-f»].

[«Ночи безумныя... Пенье цыганское...»]: [О концерте Н. В. Ильмановой]

// Смоленский вестник, 1910, № 268 – с. 3 – [Под псевдонимом «B-la-f»].

У передвижников: [О спектакле «Одинокие»] // Смоленский вестник, 1911, № 7 – с. 3 – [Под псевдонимом «B-la-f»].

«Распутица» Рышкова: [Об одноимённой пьесе] // Смоленский вестник, 1911, № 152 – с. 3 – [Под псевдонимом «B-la-f»].

[Вчера в театре Лопатинского сада...]: [О пьесе Островского и Соловьёва

«Дикарка»] // Смоленский вестник, 1911, 15 июля (№ 155) – с. 3 – [Под псев- донимом «B-la-f»].

[20 июля в театре Лопатинского сада...] // Смоленский вестник, 1911,

№ 161 – с. 3 – [Под псевдонимом «B-la-f»].

«Душа, тело и платье»: [Об одноимённой пьесе Оленина] // Смоленс- кий вестник, 1911, № 164 – с. 3 – [Под псевдонимом «B-la-f»].

«Распродажа жизни»: [Об одноимённой пьесе Смуровского] // Смоленс- кий вестник, 1911, № 176 – с. 2 – [Под псевдонимом «B-la-f»].

«Miserere (Песнь горя)»: [Об одноимённой пьесе] // Смоленский вест- ник, 1911, № 187 – с. 2 – [Под псевдонимом «B-la-f»].

«Живой труп» на сцене Народного дома // Смоленский вестник, 1911,   6 октября (№ 219) – с. 2 – [Под псевдонимом «Б.»].

[В воскресенье, 27 ноября в зале Дворянского собрания...] // Смоленс- кий вестник, 1911, 29 ноября (№ 263) – с. 2 – [Под псевдонимом «B-la-f»].

Концерт Бронислава Губермана // Смоленский вестник, 1911, 15 дека- бря (№ 276) – с. 2 – [Под псевдонимом «B-la-f»].

Концерт Альфреда Ген // Смоленский вестник, 1911, 20 декабря (№ 280) – с. 2 – [Под псевдонимом «B-la-f»].

«Прохожие»: [Об одноимённой пьесе Рышкова] // Смоленский вестник, 1912, 3 июля (№ 148) – с. 2 – [Под псевдонимом «B-la-f»].

«Псиша»: [О вторичной постановке одноимённой пьесы] // Смоленский вестник, 1912, 13 июля (№ 157) – с. 3 – [Под псевдонимом «B-la-f»].

«Милый Жоржъ»: [Об одноимённой пьесе] // Смоленский вестник, 1912, 14 июля (№ 158) – с. 3 – [Под псевдонимом «B-la-f»].

«Мечта любви»: [Об одноимённой пьесе Косоротова] // Смоленский вестник, 1912, 20 июля (№ 163) – с. 3 – [Под псевдонимом «B-la-f»].

«Живой труп»: [Об одноимённой пьесе Л. Толстого] // Смоленский вест- ник, 1912, 28 июля (№ 170) – с. 3 – [Под псевдонимом «B-la-f»].

«Доктор Штокман»: [Об одноимённой пьесе Г. Ибсена] // Смоленский вестник, 1912, 21 августа (№ 187) – с. 3 – [Под псевдонимом «B-la-f»].

О провинциальных синицах и столичных журавлях // Смоленский вест- ник, 1912, 17 августа (№ 184) – с. 3 – [Под псевдонимом «B-la-f»].

К бенефису В.А. Бороздина // Смоленский вестник, 1912, 17 августа (№ 184) – с. 3 – [Под псевдонимом «B-la-f»].

К сегодняшнему бенефису Глаголина // Смоленский вестник, 1912, 22 августа (№ 188) – с. 3 – [Под псевдонимом «B-la-f»].

«Царь Фёдор Иоанович»: [Об одноимённой пьесе Ал. Толстого] // Смоленский вестник, 1912, 24 августа (№ 190) – с. 3 – [Под псевдонимом

«B-la-f»].

«К вопросу об открытии в Смоленске городской аптеки» // Смоленский вестник, 1912, 4 октября (№ 222) – с. 2.

Концерт великорусского оркестра Андреева // Смоленский вестник, 1912, 30 октября (№ 244) – с. 2 – [Под псевдонимом «B-la-f»].

«Пер Гюнт» в Московском Художественном театре // Смоленский вест- ник, 1912, 7 ноября (№ 251) – с. 2 – [Под псевдонимом «B-la-f»].

[Б.п.] Интересная тема (В о-ве любителей изящных искусств.): [Изложе- ние доклада А.Р. Беляева о воззрениях Г. Крэга на современный театр] // Смоленский вестник, 1912, 14 ноября (№ 257) – с. 2.

Концерт Плевицкой // Смоленский вестник, 1912, 30 ноября (№ 270) – с. 2 – [Под псевдонимом «B-la-f»].

К сегодняшнему концерту Ванды Ландовска // Смоленский вестник, 1912, 30 ноября (№ 275) – с. 3 – [Под псевдонимом «B-la-f»].

«Лекция» об искусстве г. Бернова // Смоленский вестник, 1913, 26 янва- ря (№ 22) – с. 2–3.

По поводу письма г-на Бернова (письмо в редакцию) // Смоленский вес- тник, 1913, 5 февраля (№ 29) – с. 2.

Пате – лектор (маленький фельетон): [О лекциях г. Бернова] // Смолен- ский вестник, 1913, № 32 – с. 3.

Концерт Гофмана // Смоленский вестник, 1913, № 31 – с. 2 – [Под псев- донимом «B-la-f»].

Гастроль босоножки Елизаветы Гульбе // Смоленский вестник, 1913,

№ 46 – с. 2 – [Под псевдонимом «B-la-f»].

Концерт Шевелева // Смоленский вестник, 1913, № 54 – с. 2 – [Под псев- донимом «B-la-f»].

Прогулки на гидроаэроплане // Смоленский вестник, 1913, 21 апреля. То же: Костёр, 1971, № 8 – с. 43–45.

Концерт М.А. Михайловой // Смоленский вестник, 1913, 24 апреля (№ 91) – с. 2 – [Под псевдонимом «B-la-f»].

«Девушка за стеной»: Сцены из А. Серафимовича // Смоленский вест- ник, 1913, 5 мая (№ 101) – с. 2 – [Под псевдонимом «Б.»].

Концерт Серебрякова // Смоленский вестник, 1913, 23 мая (№ 113) –      с. 2 – [Под псевдонимом «B-la-f»].

«Лес»: [Об одноимённой пьесе А. Островского] // Смоленский вестник, 1913, 6 июня (№ 123) – с. 2 – [Под псевдонимом «B-la-f»].

«Последняя жертва»: [О пьесе А. Островского «Гроза»] // Смоленский вестник, 1913, № 148 – с. 3 – [Под псевдонимом «B-la-f»].

«Крылья смерти»: [Об одноимённой пьесе] // Смоленский вестник, 1913,

№ 154 – с. 3 – [Под псевдонимом «B-la-f»].

Театральные заметки // Смоленский вестник, 1913, 11 июля (№ 151) –    с. 2 – [Под псевдонимом «B-la-f»].

«За стенами»: [Об одноимённой пьесе Тадеуша Коньчинского] // Смо- ленский вестник, 1913, 11 июля (№ 152) – с. 2 – [Под псевдонимом «B-la-f»]. Театральные заметки. О публике // Смоленский вестник, 1913, № 158 –

с. 2 – [Под псевдонимом «B-la-f»].

Восхождение на Везувий (из заграничных впечатлений) // Смоленс- кий вестник, 1913, 21, 25, 28 августа (№ 181, 185, 189) – [Под псевдони-     мом А. Б.].

Концерт Зилоти и Збруевой // Смоленский вестник, 1913, № 213 – с. 2 – [Под псевдонимом «B-la-f»].

Концерт Рахманинова // Смоленский вестник, 1913, 10 октября (№ 225) – с. 2 – [Под псевдонимом «B-la-f»].

Концерт Доры Строевой // Смоленский вестник, 1913, 12 октября (№ 227) – с. 2 – [Под псевдонимом «B-la-f»].

«Цена жизни»: [Об одноимённой пьесе] // Смоленский вестник, 1913,    2 ноября (№ 245) – с. 2 – [Под псевдонимом «B-la-f»].

Концерт А. Гена // Смоленский вестник, 1913, 10 ноября (№ 252) – с. 2 – [Под псевдонимом «B-la-f»].

Концерт Меровича, Требинской и Ухова // Смоленский вестник, 1914, 8 января (№ 5) – с. 2 – [Под псевдонимом «B-la-f»].

Интересный концерт: [О концерте учениц Соболево-Воробьёвской учи- тельской семинарии] // Смоленский вестник, 1914, 20 апреля (№ 88) – с. 2 – [Под псевдонимом «B-la-f»].

Раздельное жительство супругов // Смоленский вестник, 1914, 1 мая (№ 96) – с. 2.

Раздельное жительство супругов. II. Имущественные права // Смолен- ский вестник, 1914, 6 мая (№ 99) – с. 2.

Осложняющийся кризис: [О французском кабинете министров Рибо] // Смоленский вестник, 1914, 1 июня (№ 117) – с. 2 – [Под псевдонимом «Б.»].

«Моряки»: [Об одноимённой пьесе Гарина] // Смоленский вестник, 1914, 4 июля (№ 145) – с. 2 – [Под псевдонимом «А. Б.»].

«Женитьба Белугина»: [Об одноимённой пьесе] // Смоленский вестник, 1914, 8 июля (№ 148) – с. 2 – [Под псевдонимом «Б.»].

«Вишнёвый сад»: [Об одноимённой пьесе А. Чехова] // Смоленский вес- тник, 1914, 11 июля (№ 151) – с. 2 – [Под псевдонимом «Б.»].

«В самозащите»: [О судебном процессе] // Смоленский вестник, 1914,   17 июля (№ 156) – с. 2 – [Под псевдонимом «Б.»].

Концерт: [О концерте, состоявшемся в зале Дворянского Собрания] // Смоленский вестник, 1914, 26 ноября (№ 288) – с. 2 – [Под псевдони- мом «Б.»].

Послесловие к роману «Человек-амфибия» // Вокруг света (Москва), 1928, № 13 – с. 200–202.

Фантастика и наука: [Очерк] // А. Беляев. Борьба в эфире. – М.; Л.: Мо- лодая гвардия, 1928 – с. 309–323.

Предисловие [к роману Джека Лондона «Лунная долина»] // Дж. Лондон. Полное собрание сочинений: в 26 т. Т. 18. – М.; Л.: Земля и фабрика, 1929. – (Бесплатное приложение к журналу «Всемирный следопыт») – с. 3–5.

Предисловие [к роману Джека Лондона «Железная пята»] // Дж. Лондон. Полное собрание сочинений: в 26 т. Т. 23. – М.; Л.: Земля и фабрика, 1929. – (Бесплатное приложение к журналу «Всемирный следопыт») – с. 5–6.

Гражданин Эфирного Острова: [Очерк о К.Э. Циолковском] // Всемир- ный следопыт, 1930, № 10–11 – с. 796–800.

То же: Рис. В. Ковенацкого // Искатель, 1962, № 5 – с. 78–90. Сильнее бога: Рассказ // Природа и люди (Ленинград), 1931, № 10 – с. 11–

20 [Под псевдонимом «Арбель»].

Освобождённые рабы: Рассказ // Природа и люди, 1931, № 13–14 – с. 44–50.

Голубой уголь // Полярная правда, 1932, 11 марта – с. 2.

Создадим Мурманский зоопарк // Полярная правда, 1932, 15 апреля. Севтралтрест должен иметь техническую станцию // Полярная правда,

1932, 16 июля.

Радиоузел должен решительно перестроить свою работу // Полярная правда, 1932, 10 сентября.

Ещё об озеленении города // Полярная правда, 1932, 11 сентября. К.Э. Циолковский // Полярная правда, 1932, 15 сентября.

Огни социализма, или господин Уэллс во мгле // Вокруг света, 1933,

№ 13 – с. 10–13.

Создадим советскую научную фантастику // Литературный Ленинград, 1934, 14 августа.

То же: Детская литература, 1938, № 15–16 – с. 1–8.

Памяти великого учёного-изобретателя: [О К. Э. Циолковском] // Юный пролетарий, 1935, № 23 – с. 43–44.

Академик Павлов: [Очерк] // Юный пролетарий, 1935, № 24 – с. 44–48. Константин Эдуардович Циолковский // Вокруг света (Ленинград), 1935,

№ 10 – с. 14–16.

Джеймс Уатт и Иван Ползунов: [Очерк] // Юный пролетарий, 1936,

№ 1 – с. 24.

Дмитрий Иванович Менделеев: [Очерк] // Юный пролетарий, 1936,

№ 3 – с. 24.

Михайло Ломоносов: [Очерк] // Юный пролетарий, 1936, № 21 – с. 15–17.

Застрельщики новых открытий // Чырвоная Змена (Минск), 1937, № 94 (24 апреля).

Золушка: О научной фантастике в нашей литературе // Литературная газета, 1938, 15 мая (№ 27).

То же: Мир чудес (Хабаровск), 1991, № 5 – с. 2.

О моих работах: [О романе «Голова профессора Доуэля» и рец. Я. Ры- качева] // Детская литература, 1938, № 5 – с. 23–25.

То же: Детская литература, 1939, № 5 – с. 11.

О научно-фантастическом романе и книге Гр. Адамова «Победители недр» / В соавт. с В. Обручевым и Д. Галаниным // Детская литература, 1938, № 11 – с. 18–22.

«Арктания»: [Рецензия на роман Г. Гребнева] // Детская литература, 1938, № 18–19 – с. 67–71.

Иллюстрация в научной фантастике: [О взаимосвязи художника и пи- сателя] // Детская литература, 1939, № 1 – с. 61–67.

«Аргонавты Вселенной»: [Рецензия на роман В. Владка] // Детская лите- ратура, 1939, № 5 – с. 51–55.

Великий транспортник // Большевистское слово, 1939.

Пятнадцать смелых: [Об Арктике] // Большевистское слово (Пушкин), 1940, 18 января.

То же: Вперёд (Пушкин), 1989, 16 марта.

Гениальный   учёный   //   Большевистское    слово    (Пушкин),    1940, 27 февраля.

Жюль-Верн // Большевистское слово (Пушкин), 1940, 24 марта. Рождение радио // Большевистское слово (Пушкин), 1940, 8 мая.

Он жил среди звёзд // Большевистское слово (Пушкин), 1940, 19 сен- тября.

За культурный русский язык // Большевистское слово (Пушкин), 1940, 26 сентября – с. 4.

Константин Эдуардович Циолковский // Большевистское слово. Созидатели и разрушители // Большевистское слово (Пушкин), 1941,

26 июня.

Источники и литература

1.   Алексеев В., Корнеев А. Ничто не предвещало славы // Советская культура. – 1984, 17 марта. – № 33 (5821). – Письмо А.Р. Беляева В.В. Бы- линской.

2. Беляев А.Р. Собрание сочинений: В 8 т. Т. 8. – М.: Молодая гвардия, 1964. – Цитаты, вкладка, фотографии.

3. Беляева С.А. Воспоминания об отце. – СПб.: Серебряный век, 2009.

4. Будникова (Алексеева). Воспоминания о Я.Я. Алексееве и А.Р. Беляе- ве. – Рукопись.

5. Гурзов А.И. Усадьба Беляевых в Смоленске // Рабочий путь. – Смо- ленск, 1987. – 10 января. – № 8.

6. Дмитриев Ю.А. Цирк в России от истоков до 1917 г. – М.: Искусство, 1977.

7. Егоров С. Ярославское высших наук училище. – Ярославль: Верхне- Волжское кн. изд-во, 1980.

8.   Зеев Бар-Селла. Александр Беляев. – М.: Молодая гвардия, 2013. – (Жизнь замечательных людей) – С. 66 – 68. – Былинская В.В. Из жизни   А.Р. Беляева.

9. Кравклис Н., Левитин М. Три жизни писателя // Наука и жизнь. – 2009. – № 10.

10. Левитин М.Н. Под кличкой «Живой » // Край Смоленский. – Смо- ленск, 1992. – № 1.

11. Недачина Л.Н. Воспоминания о Городских и А.Р. Беляеве. – Руко- пись.

12. Троицкий А.Н. Об Александре Романовиче Беляеве и обстановке,    в которой прошли его отрочество и юность. // Литературный музей Смо- ленского государственного университета. Ф.5 П.15. Ед. хр. 48.

13. Яковлев С.М. Копилка старого Смолянина / Под ред. В.А. Кононо- ва. – Смоленск: Свиток, 2009.

В сборнике использованы фотографии из фондов Смоленского музея- заповедника и частных коллекций.

оглавление

А.Н. Троицкий-Трясоруков. об Александре Романовиче Беляеве и обстановке, в которой прошли

его отрочество и юность                                                                      5

Смоленское духовное училище                                                        11

Смоленская духовная семинария                                                  19

Заключение                                                                                         30

Сергей Малахиевич Яковлев, краевед............................................... ..... 32

Светлана Беляева, дочь Александра Беляева...................................... 33

Серафима Будникова (ур. Алексеева), сестра Якова Алексеева. 36

Из писем Лидии Николаевны Недачиной,

племянницы сестёр Городских............................................. ................... 37

Вера Былинская, подруга Анны Станкевич........................................ 45

Сергей Малахиевич Яковлев,краевед....................................... .............. 49

Светлана Беляева, дочь Александра Беляева...................................... 53

Александр Романович Беляев, письмо Вере Былинской............... 54

«Смоленский вестник» и А.Р. Беляев.................................. 55

В. Карацупа. Библиография статей А.Р. Беляева................. 57

источники и литература............................................ .......... 63

https://fantlab.ru/edition131355

Любопытное письмо-послесловие пришло в редакцию через несколько месяцев после публикации моего материала «Предвидевший будущее», посвященного непростой судьбе писателя-фантаста Александра Романовича Беляева. И хотя авторы его и предъявляли мне претензии, скажу честно: от того, что можно восстановить историческую правду, мне радостно, а еще радостнее — от того, что потомкам не все равно, что говорят об их предках.

Изучая жизненный путь Беляева, не один исследователь сталкивался с печальным моментом в его биографии — многократно описанном факте не просто расставания, а, в общем, бесчеловечного расставания второй жены писателя с ним, уже тяжело больным.

К этой истории отсылаются и многие поклонники творчества незаурядного писателя, и различные справочники. Вот типичный образец описания этой истории: «В 1915 году Беляев заболел костным туберкулезом позвонков, осложнившимся параличом ног. Тяжелая болезнь на шесть лет приковала его к постели, три из которых он пролежал в гипсовом корсете. Молодая жена его покинула, сказав, что не для того она выходила замуж, чтобы ухаживать за больным мужем». Молодая жена, по всем источникам, — Вера Прыткова (урожденная Былинская).

Конечно, возмущению нет предела — бросить больного мужа в такой момент! Историческую правду решили восстановить внуки Прытковой — Сергей Игоревич Прытков и Вера Игоревна Максюк. По варианту «все врут календари» разворачивалась эта история, и было бы нечестно не написать об этом.

«В. В. Прыткова (урожденная Былинская) — наша бабушка. Она действительно какое-то время жила в Смоленске вместе с матерью Маргаритой Сергеевной, отчимом Николаем Гавриловичем Знаменским и двумя сестрами. Ее отец В. В. Былинский умер, и после второго брака с Н. Г. Знаменским Маргарита Сергеевна со старшей дочерью Верой переехала в Смоленск. В Смоленске Вера Былинская училась в гимназии вместе с Анной Станкевич, впоследствии первой женой А. Р. Беляева.

После окончания гимназии бабушка училась в Московском Сиротском институте и, приехав на каникулы в 1908 году в Смоленск, через А. Станкевич познакомилась с А. Р. Беляевым; у них образовалась дружная компания, душой которой был А. Р. Беляев. Они много времени проводили вместе. Об этом знакомстве с А. Р. Беляевым имеются собственноручно написанные бабушкой воспоминания».

И правда — в семье хранится вполне дружеская переписка В. Былинской и А. Беляева по крайней мере до 1924 года, когда у них обоих уже были семьи.

А вот и выдержки из письма, написанного Беляевым из Ялты Вере Былинской 27 ноября 1922 года.

«…Неужели только шесть лет прошло с тех пор, как мы не виделись с Вами, а не шесть столетий? Наверное, мы оба переменились, но не изменились наши дружеские отношения. Я нередко вспоминал Вас и хотел узнать адрес. Наконец, нашел.

Так много пережито за эти годы, что не знаешь, с чего начать. Вы, вероятно, уже знаете, что я заболел костным туберкулезом спинных позвонков и три года пролежал, свалившись с параличом ног… (…) Как живут Марг. Серг, и Никол. Гаврил. (мать и отчим Веры Васильевны). Когда Вы вышли замуж? Очень рад, что Вы вспоминали обо мне. Теперь особенно ценишь друзей, а ведь мы с Вами были хорошими друзьями — не правда ли? (…) Шура Ром.».

«Ром» — это один из псевдонимов писателя. Впрочем, это деталь. Обратите внимание на интонацию — есть в письме особая нежность к адресату, что-то неуловимо романтическое. Вот и известный литературовед Зеев Бар-Селла, автор книги «Александр Беляев» из серии ЖЗЛ, не исключал между Верой и Александром романа. Каким он был — второй вопрос. В письме Александра Романовича есть и ностальгия, и трепетность, и явный призыв вспомнить о прошлом. И совершенно ясно, что расстались эти люди по-доброму.

И супругой его Вера не была. А путаница в источниках возникла, судя по всему, после того, как стали обнародованы воспоминания дочери Беляева Светланы, которая указывала, что вторую жену Беляева звали Верой.

«Однако Светлана пишет об этой женщине только то, что она была единственная дочь в семье и ее фамилию она не знает. У нашей же бабушки было две сестры, самые теплые отношения между которыми сохранялись до самых их последних дней», — указывают потомки Былинской.

Из другого письма/воспоминания Веры Былинской следует также, что их пути с Беляевым разошлись в 1913 году: «Я начала работать в школе, целиком захватила меня эта работа, и я потеряла из вида своего друга». Однако предательства она не совершала, и это главное.

У Веры Былинской жизнь была яркой и достойной. Она получила звание заслуженной учительницы РСФСР, была награждена орденами Ленина и Трудового Красного Знамени, медалью «За оборону Москвы». И то, что на ее имя долгие годы падала тень мутноватой истории, горько. Но время все ставит на свои места, и это хорошо.

газета "Вечерняя Москва" 17 июня 2019 г.

https://vm.ru/history/372707-vera-ne-pred...

Дело № 54

Название: заметки К.Э. Циолковского о книге Беляева "Прыжок в ничто".

Вид материала: адреса, заметки

Способ воспроизведения: автограф

Языки: русский

Крайние даты: 05.03.1934 — 18.08.1935

Дело № 91а

Название: Письмо писателя Беляева Александра Романовича к К.Э. Циолковскому.

Вид материала: письмо

Способ воспроизведения: автограф, машинопись

Языки: русский

Крайние даты: 27.12.1934 — 20.07.1935

http://www.ras.ru/ktsiolkovskyarchive/3_a...

https://fantlab.org/blogarticle64470

"Часто бывал я у него дома, -- продолжает Мишкевич. -- Жил Александр Романович в неудобной квартире на нынешней улице Калинина, на Петроградской стороне. Любил сиживать на подоконнике -- широком и большом, ближе к свету и солнцу.

*из заметок Циолковского: Ленинград, Петроградская сторона, пр. К. Либкнехта, 51/2 кв. 24. Беляев Александр Романович (5.3.34-18.8.35)

фактически: кв. 26

В Российском государственном архиве литературы и искусства есть отдельный фонд Александра Романовича, 215."* Переписка (машинописные копии) на 9 листах (опись 1, ед. хранения 8) охватывает период с 27.12.34 по 20.07.35. Мы сочли возможным привести все письма целиком, в той временной последовательности, как они приходили, и комментировать их в процессе поступления.

Адрес 1-го письма к Циолковскому:

Александр Романович Беляев, Детское село, Ленинградск., области, ул. Жуковского,15. Дата: 27.ХП.34 Содержание:

Глубокоуважаемый

Константин Эдуардович!

Редакция журнала “Вокруг света” передала мне копию Вашего письма по поводу моей повести “Воздушный корабль” в №10 журнала.

Я очень признателен вам за Ваш отзыв и внимание.

Экземпляр романа о межпланетных путешествиях “Прыжок в ничто” высылаю заказной бандеролью. В этом романе я сделал попытку, не вдаваясь в самостоятельное фантазирование, изложить современные научные взгляды на возможность межпланетных сообщений, основываясь главным образом на Ваших работах. У меня была даже мысль — посвятить этот роман Вам, но я опасался того, что он “не будет стоить этого”. И я не ошибся: хотя у читателей роман встретил теплый прием, Як. Ис. Перельман дал о нем довольно отрицательный отзыв в № 10 газеты “Литературный Ленинград” (от 28 февр.). Вот конец этой рецензии:

“В итоге никак нельзя признать новый роман Беляева сколько-нибудь ценным обогащением советской научно-фантастической литературы. Родина Циолковского вправе ожидать появления более высококачественных произведений научной фантастики, трактующих проблему межпланетных сообщений”.

Лично я считаю, что статья Перельмана написана далеко не во всем объективно. Но, как бы то ни было, после такого отзыва я не решился даже посылать вам экземпляр этого романа. Но теперь, поскольку Вы сами об этом просите, охотно использую Вашу просьбу и посылаю романа на Ваш суд. — В настоящее время роман переиздается вторым изданием, и я очень просил бы Вас сообщить Ваши замечания и поправки (Зачеркнута фраза: “чтобы их можно было внести в текст, т. е. исправить. — Э. К.”). И я, и издательство были бы Вам очень благодарны, если бы Вы написали и предисловие ко второму изданию романа (если, конечно, Вы найдете, что роман заслуживает Вашего предисловия).

Искренне уважающий Вас А. Беляев.

И еще одна просьба: если роман найдете не слишком плохим, разрешите ли мне посвятить его Вам, — ведь Ваше имя проходит через весь роман?

На первой странице письма помета рукой КЭЦ: “27. 1934 г. от А. Р. Б.”.

На 2 стр. (обратной): (нрзб) “А. Р. Ваш (зачеркнуто: роман) рассказ прочел и могу дать сле(дующую) оценку. Ваш рассказ содержательнее, научнее и литературнее всех известных мне работ на … (тему? — Э. К.) межпланетных путешествий. Поэтому я очень рад появлению 2-го издания. Он более будет распространен (нрзб) к великой задаче 20 века, чем другие (нрзб) популярные рассказы, не исключая даже иностранных. Подробно и (достаточно) доступно он охарактеризован пр. Рыниным. Что же касается до посвящения его мне, то я считаю это Ваш (ей) любезностью и честью для себя”. На конверте помета К. Циолковского: “Отзыв. Отвечено”.

Второе письмо А. Р. Беляева (адрес тот же) отправлено 13.1.35 г.

Глубокоуважаемый

Константин Эдуардович

Ваше письмо очень порадовало меня. Ваш теплый отзыв о моем романе придает мне новые силы в нелегкой борьбе за создание научно-фантастических произведений. Я всячески стараюсь популяризировать Ваши идеи в романах и рассказах. Когда приеду в город (где у меня хранится литархив), постараюсь подобрать все, что писал о Ваших изобретениях. Очень благодарен и за пересылку некоторых материалов. Очень интересуюсь идеей стратосферного дирижабля.

Ваши замечания, разумеется, используем для второго издания “Прыжка в ничто”. Искренне уважающий и давно любящий Вас А. Беляев.

На конверте (как и в др. письмах): Калуга, ул. Циолковского, 1. Константину Эдуардовичу Циолковскому. С пометами К. Циолковского: “Нужно. Отвечаю”.

К письму приложен набросок ответа карандашом неразборчивым крупным почерком (возможно, относится и к первому письму):

“(нрзб) добросовестн(ый) и внешне благоприятный отзыв о (зачеркнуто — книге — Э. К.) романе А. Р. Беляева “Прыжок в ничто”, сделан глубоко глубокоув(ажаемым) проф. Н. А. Рыниным. Этот отзыв был помещен, как послесловие, к перв(ому) изданию книги А. Р. Беляева. Пускай интересующиеся и обратятся к нему для оценки романа.

Я не могу (я же могу? — Э. К.) только подтвердить этот отзыв и прибавить, что из всех существующих рассказов на тему межпланетных путешествий роман А.Р.Б. наиболее содержателен и научен. Конечно, возможно лучшее, но, однако, пока его нет. Я, Я. И. Пер(ельман) и другие желали бы и могли бы написать лучшее. Но у меня нет времени, все оно поглощено научными и техническими трудами. Другие не пишут по (нрзб) друзей (? — Э. К.) Прошу не выбрасывать о Рынине”. (лл.3–4)

Комментарий автора: письмо (набросок ответа) деликатное. “Прыжок в ничто” на этот раз назван романом — Циолковский щадит самолюбие автора. Но замечательнее всего отношение к критикам (в данном случае, к Перельману): не нравится — пишите сами и лучше. Все бы так рассуждали!

Следующее, третье письмо, по тому же адресу, от 21.1.35 года, для меня наиболее значимо. Сейчас увидите, почему (подчеркивания в письме А. Р. Беляева мои. — Э. К.):

Дорогой Константин Эдуардович!

Очень благодарен Вам за присылку Вашей брошюры и подпись. Очень рад буду получить от Вас и другие Ваши книжки. Они у меня имелись, но, к сожалению, были утеряны при перевозке по железной дороге. Среди этих книг были, между прочим, “о переделке Земли”, заселении экваториальных стран и пр. С этими Вашими идеями широкая публика менее знакома, мне хотелось бы популяризировать и эти идеи. Издательство “Молодая гвардия” очень просит Вас дать Ваше согласие написать предисловие ко второму изданию “Прыжка в ничто”, которое предполагается издать довольно большим тиражом и прислать Ваш портрет, — для помещения в книге.

Кроме того, возникает идея о переделке романа в кинофильм. Признаюсь, сам я не из “деловых” людей и лично не хлопотал об этом, не очень долюбливал среду киноработников. Но художник Травин, который иллюстрировал мой роман, уговаривает меня, что это надо сделать. Конечно, для популяризации идей звездоплавания такой фильм может иметь большое значение. — Останавливало меня и то, что Москва как будто уже собирается ставить фильм о межпланетных полетах с Вашим участием, но режиссер Трауберг (ленинградский) говорит, что “одно другому не мешает”. Я надеюсь, что если бы я взялся за такой фильм, то я приложил бы все усилия, чтобы он был не только занимательным, но и действительно научно-популярным. Если бы Вы написали несколько строк о том, что находите желательным показ моего романа на экране, это конечно имело бы большое значение.

Искренне уважающий Вас А. Беляев.

Вот набросок ответа Циолковского (подчеркивания карандашом Константина Эдуардовича. Сокращения в оригинале — Э. К.). Дорогой Александр Ром(анович!)

С Совкино связан договором и не могу ничего сказать насчет В(ашей) фильмы. Мне также неловко писать предисловие раз оно хорошо написано профессором Рыниным. Портрет, если нужно, прислать могу. Посылаю Вам мои книги”.

На конверте рукою К. Э. Циолковского: Отвечено. Предисловие к фильм(у). Отказал во всем. Буд(ущее) Земли. Послать последн(ие) работы. Портрет. Кинофильм . Все послано.

От автора: значение третьего письма Беляева трудно переоценить. Александр Романович признается, что читал произведения Циолковского задолго до их заочного (письменного) знакомства, размышляя над ними, и хотел их популяризировать.

Тут следует учесть вот что: примерно одинаковое отношение (и болезненное внимание) к двойственной сущности человека, в частности, темной стороне его души обоих корреспондентов.

“Человек по природе неблагодарное, жестокое и ограниченное существо, что видно из его отношений к домашним животным. Человек подобен болезни, которая убивает и доброе и злое без различия. Исключение представляют только немногие мудрые”, — считает мыслитель 6. Словом, человек — это “то, что нужно преодолеть” (Ницше). Только вот как? Практика показала: преодолеть нельзя. Сломать можно.

Примерно такие же мысли волновали и Александра Романовича, юриста по образованию, который уже в силу профессии насмотрелся на “отрубников” (по терминологии Циолковского) и правонарушителей, в качестве голодного (=голодающего) “приватного” юрисконсульта. Но именно поэтому так живы, так кинематографичны и беляевские “злодеи” ученые, и просто заурядные злодеи. Что поделаешь! Порок ярок, добродетель бесцветна, — в этом-то и ужас человеческого существования.

Коль скоро речь зашла о “кинематографичности” Беляева, читатель не посетует, надеюсь, если я приведу высказывание Циолковского о кино, которое и проясняет его (Константина Эдуардовича) к нему, то есть “фильме”, отношение, а также отношение к кинематографу А. Р. Беляева.

Вот как он (К. Э. Циолковский) считал в 1935 году: “Шире литературы влияние кинофильмов. Они нагляднее и ближе к природе, чем описание. Это высшая форма художественности. В особенности, когда кино овладело звуком. Мне кажется, что со стороны Мосфильма и тов. Журавлева большим геройством то, что они взялись осуществить фильм “Космический рейс”. И нельзя не высказывать большего удовлетворения этой работой”7.

А вот отношение к кино Александра Романовича: “кино — это рулетка”.

Итак, оба корреспондента — Беляев и Циолковский — любят кино и недолюбливают киноработников — и это еще мягко сказано. Любой из романов Беляева легко переводится на язык кинематографа, и смотрелся бы с интересом. Но, кроме “Человека-амфибии”, который, естественно, имел шумный кассовый успех и чей шлягер “Лучше лежать на дне” (почему, собственно, лучше?) застряла в ушах шестидесятников, писатель-фантаст создал киносценарий “Когда погаснет свет” (опубликован в ж. “Искусство кино”, 1960, № 9, с большими сокращениями; сценарий находится в РГАЛИ, ф. 215, опись 1, ед.хр.6). Как всегда, у Беляева, мысль парадоксальна: молодому ученому в США удалось найти средство борьбы с усталостью и старческой дряхлостью за счет усыпления организма искусственными радиоэлементами — т. н. “потенцирование”. Теперь люди могут работать без устали почти круглые сутки. Но коллеги встречают открытие кисло. Один из них говорит: “Не повторится ли история с Фаустом, который вызвал духа Земли и не мог с ним справиться? Потенцирование может иметь далеко идущие социальные последствия” (РГАЛИ, ф. 215, оп.1, ед.хр. 6. “Когда погаснет свет”. Литературный сценарий, вариант первый. Редактор И. Ростовцев. Ленинград, 1941, с. 16–17). Так и оказалось. Хорошо еще, умный шоумен приспособил среднего американца, “этакую светлую (т. е. светящуюся) личность” (светящуюся от искусственных радиоэлементов. — Э. К.) к исполнению “танца мертвеца на могиле”. “Это должно иметь шумный успех! — восхищается шоумен. — Деньги! Деньги! Они потекут к нам рекой!” (там же, с. 95)

Вот еще “верняк”, если бы жуки кинематографа умели просчитывать будущее. Нечего жаловаться на отсутствие хороших сценариев — надо читать фантастику, в частности, А. Р. Беляева.

Но вернемся к переписке наших корреспондентов. Четвертое письмо А. Р. Беляева от 1.11.1935 года:

Дорогой Константин Эдуардович!

Приношу Вам искреннюю благодарность за присланные Вами книги. Надеюсь использовать их в моих произведениях, которые буду присылать вам. Я не знал, что Вы связаны договором с Союзкино, который лишает Вас права участвовать в других постановках. Я выполнял только просьбу киноработников Ленинграда. Они полагали, что консультацию, в крайнем случае, мог бы дать и проф. Рынин, от Вас же они хотели иметь хотя бы Ваше мнение о том, что Вы считали бы полезным показать “Прыжок в ничто” на экране. Но повторяю, я передаю лишь их просьбу, и ни в коей мере не настаиваю. Я был бы огорчен, если бы у Вас возникла мысль, что я хотел использовать Ваше имя в своих интересах. Я слишком дорожу Вашим добрым отношением ко мне. Так же и по поводу предисловия ко второму изданию романа. Я передал Вам лишь просьбу редактора и издателя “Молодой гвардии”. Но я забыл Вас предупредить, что редакция решила во втором издании не печатать предисловие проф. Рынина — и решила еще до переписки с Вами. Так что, может быть, это изменит Вашу точку зрения. Ваш ответ я передал издательству, но оно еще раз просило написать Вам о том, что они хотели бы иметь от Вас хоть краткое предисловие и портрет. Я уже исправил текст согласно Вашим замечаниям. Во втором издании редакция только несколько отмечает “научную нагрузку” — снимает “Дневник Ганети” (? — Э. К.)* и кое-какие длинноты в тексте, которые, по мнению читателей, несколько тяжелы для беллетристического произведения.

Расширил и третью часть романа — на Венере — введя несколько занимательных приключений с целью сделать роман более интересным для широкого читателя.

При исправлении по Вашим замечаниям, я сделал только одно маленькое отступление: Вы пишете: — “Скорость туманностей около 1000 кило(м) в сек” — это я внес в текст, но дальше пишу, что есть туманности и с большими скоростями, так Туманность Большая Медведица № 24 летит со скоростью 11.700 км в сек., “Лев № 1” — почти 20 тыс. км”. — Эти данные я взял из журнала “Природа”, изд. Ак. наук. Глубоко уважающий Вас А. Беляев.

На конверте надпись рукой Циолковского: “Отвечено и послано 2 портр(ета) 32 г., 34 г.”.

От автора: письмо Александра Романовича, как видим, покаянное по тону. И киношники, и издательские работники пользуются случаем, чтобы навязать писателю работу, которую, по совести, они должны делать сами. Автор из деликатности не может ответить отказом, рискуя потерять благорасположение своего корреспондента. Тем не менее, работа продолжается и сотрудничество корреспондентов взаимополезно. Пятое письмо (адрес тот же) отправлено 14.11.35 г.

Дорогой Константин Эдуардович!

Благодарю Вас за присылку портретов и предисловия. Один портрет возвращаю в этом письме, второй будет возвращен после снятия клише. Редактор почему-то хотел снять из предисловия Ваше упоминание о послесловии проф. Н. А. Рынина. Я указал, что в отдельной переписке Вы просили о Рынине непременно оставить и что поэтому без Вашего согласия я не могу допустить такого сокращения. Мне признаться, самому не понятно, почему во втором издании целиком снимается послесловие Рынина. Объяснение редактора — “оно просто не нужно” — не совсем удовлетворяет меня. Ведь читатель 2-го издания будет новый.

Редакция дала рукопись 2-го издания на научную редакцию Я. И. Перельману. Это я тоже считал совершенно излишним после того, как роман просмотрен Вами и исправлен мною по Вашим указаниям. Кстати, об этих указаниях. Я хотел снять все об Эйнштейне, но редактор решил оставить — его теория-де не опровергнута и других взамен ее равноценных нет.

Так всякий роман — и его судьба являются равнодействующей нескольких сил…

Глубокоуважающий Вас

На конверте помета: не отвечено.

А. Беляев.

От автора: Свершилось!

“Толчитеся и отверзется”. Предисловие к роману получено. Но ситуация пикантна:

рукопись, которую разгромил Яков Исидорович Перельман (напомним: “никак нельзя признать новый роман Беляева сколько-нибудь ценным обогащением советской научно-фантастической литературы”, см. письмо Беляева № 1) направлена к нему на научную редакцию! Это мне напоминает пародию на охотничий рассказ: “Охотник разжал зубы уже мертвого льва и с чувством глубочайшего облегчения сел на гремучую змею”.

И что мог ответить “терпиле” Константин Эдуардович? Что у нас в России и не такое бывает? Только молчать! Тем более, при таких заявках: “Родина Циолковского вправе ожидать…”.

Между тем, уже через десять дней, 24.02.35 г. Беляев пишет Циолковскому:

Дорогой Константин Эдуардович,

благодарю Вас за присланные статьи. Сообщаю свой новый адрес:

Ленинград, Петроградская сторона, Проспект Карла Либкнехта, 51/2, кв. 26.

Глубокоуважающий Вас А. Беляев.

От автора: как видим, обмен информацией продолжается, и это очень важно.

Последнее письмо А. Р. Беляева к Циолковскому отправлено 20.07.35 из Евпатории, из санатория “Таласса”, палата 21–б.

Дорогой Константин Эдуардович!

С огорчением узнал из письма моей жены о Вашей болезни. Надеюсь, что Вы скоро поправитесь. (Я тоже сейчас болен, — обострение костного туберкулеза). Я пишу жене и редактору “Молодая Гвардия”, чтобы Вам скорее выслали экземпляр “Прыжка в ничто”. Второе издание, — с Вашим портретом и отзывом, находится уже в верстке. Как только выйдет, пришлем Вам. — Н. А. Рынин дает предисловие, написанное наново, — как говорил мне редактор Мишкевич.

Я обдумываю новый роман — “Вторая луна”, — об искусственном спутнике Земли, — постоянной стратосферной станции для научных наблюдений. Надеюсь, что Вы не откажете мне в Ваших дружеских и ценных указаниях и советах.

Простите, что пишу карандашом, — я лежу уже 4 месяца.

От души желаю Вам скорее поправиться.

Искренне любящий и уважающий Вас

А. Беляев.

На обороте письма тяжелобольной Константин Эдуардович нашел силы ответить:

Дорогой (Александр Романович)

Спасибо за обстоятельный ответ. Ваша болезнь, как и моя (нрзб) результат напряженных трудов. Надо меньше работать. Относительно советов — прошу почитать мои книжки — там все научно (цели. Вне земли и проч.)

Обещать же, в силу моей слабости, ничего не могу.

К. Циолковский.

Смерть философа оборвала эту необычайно плодотворную переписку — сотрудничество двух писателей! Лично меня поражают странные совпадения их биографий: оба были больны: Циолковский — глухой, а у Беляева был костный туберкулез спинных позвонков, оба писали фантастику, изобретали, восхищались инженерией и киноискусством, кисло относились к администраторам и кинодельцам (боясь злоупотреблений “среды” и пессимистически глядя на отрицательные стороны человеческой психики). При чем тут разница в 27 лет (срок нового поколения, с другими духовными ценностями)? Они просто повторяли друг друга — отсюда и теплота, и взаимное понимание. Сходна даже интроверсия — обращение к себе. В автобиографии К. Э. Циолковского есть строки: “Она (глухота) заставила меня страдать каждую минуту моей жизни, проведенной с людьми. Я чувствовал себя с ними всегда изолированным, обиженным, изгоем. Это углубляло меня в самого себя”8.

Недаром, сразу после смерти Циолковского Александр Романович пишет “Звезду КЭЦ” и посвящает роман “памяти Константина Эдуардовича Циолковского”.

В архиве РГАЛИ, где сохранилась машинопись с авторской правкой романа, Александр Романович создал “памятник нерукотворный” гениальному мыслителю: “В большом овальном отверстии транспаранта виднелась платиновая статуя Константина Эдуардовича Циолковского. Он был изображен сидящим в своей любимой рабочей позе — положив дощечку с бумагой на колени. В правой руке его был карандаш. Великий изобретатель, указавший людям путь к звездам, как будто прервал свою работу, прислушиваясь к тому, что будут говорить ораторы. Художник-скульптор передал с необыкновенной выразительностью напряжение лица глуховатого старца и радостную улыбку человека, “не прожившего даром” свою долгую жизнь. Эта серебристо-матовая статуя, эффектно освещенная, оставляла незабываемое впечатление”9.

Редактор безжалостно вычеркнул этот абзац с тем, чтобы не создавать нездоровый ажиотаж вокруг личности, подозреваемой в идеализме.

Закончим эту статью записью Марка Харитонова от 4.10.84 г.: “С утра читал в библиотеке. Кое-что интересно, особенно две брошюрки Циолковского о будущем общественном устройстве и преобразовании мира… Вот оно, русское провинциальное мышление — сразу глобальное (недаром мы вышли в космос раньше, чем стали сытыми…)”10.

“Мы” — это кто? Но в данном случае москвичу изменила его имперская столичная память. Юрий Алексеевич Гагарин, первый летчик-космонавт, взлетел на космическом корабле “Восток” 12 апреля 1961 года. Кто это был голодным в Москве в тот памятный день? Уж не Марк ли Харитонов? Да и во всей стране в 60-е годы?

Другое дело — отказаться от космоса. Т. е. отказаться от идеи собственной безопасности. Тогда, вместо 2,5 млн. долларов на человека, которые могли бы быть предоставлены нам государством, от грудных младенцев до глубоких стариков11, нас ожидает сокращение до 15 млн. человек. По словам Госпожи Маргарет Тэтчер, для обслуживания скважин и рудников12.

Так что, следите за противниками космических программ, и вы узнаете много нового и интересного, в том числе дату собственных похорон. Это вам не фантастика!

1 Симпозиум прошел 25–26 ноября 2003 года в Санкт-Петербурге.

2 Центральный государственный архив литературы и искусства, Санкт-Петербург.

3 Русские писатели XX века. Биографический словарь. Главный редактор и составитель П. А. Николаев. М., БРЭ, 2000. С. 85–86.

4 Цит. ст. М. Соколовой. “Александр Романович Беляев / Александр Беляев. Человек-амфибия. Звезда КЭЦ. Остров погибших кораблей. Продавец воздуха. — М., 1986. С. 4.

5 См. статью Ивана Жукова. Тайна смерти фантаста Беляева. “АиФ”, № 28 (1185), июль 2003, с. 15.

6 Цит. по К. Э. Циолковский. Космическая философия. — М., 2000 (“Жизнь человечества”, апрель 1930 г., сентябрь 1931). С. 205.

7 Цит. по: К. Э. Циолковский. Путь к звездам. Сборник научно-фантастических произведений. Редактор-составитель Б. Н. Воробьев. — М., Изд-во АН СССР, 1961. с. 351.

8 Цит. по: “Исторический архив”, 2002, № 5, научно-публикаторский журнал // Публикация Е. Ю. Башилова. Россия в космосе “Я всю жизнь учился мыслить…”. К 195-летию со дня рождения К. Э. Циолковского, с. 27.

9 РГАЛИ, ф. 215, оп. 1, ед. хр. 2. “Звезда КЭЦ”. Роман. 4.2. Машинопись с авторской правкой, с.83.

10 См. кн. Харитонов М. Стенография конца века. Из дневниковых записей. — М.: Новое литературное обозрение, 2000. С. 198.

11 Сироткин В. Кто обворовал Россию? — М., 2003. С. 362.

12 Петров В. Л. Геополитика России. Возрождение или гибель? — М.. 2003. С. 435.

https://magazines.gorky.media/neva/2005/4...

* фактически: Дневник Ганса

** "Фонд Р-215 в РГАЛИ", а фактически письма находятся в Фонде Р-215 ЦГАЛИ СПб и Фонде 555 РАН (архив АН СССР , московское отд.

*******

Цитата:

Дорогой Константин Эдуардович!

Очень благодарен Вам за присылку Вашей брошюры и подпись. Очень рад буду получить от Вас и другие Ваши книжки. Они у меня имелись, но, к сожалению, были утеряны при перевозке по железной дороге. Среди этих книг были, между прочим, “о переделке Земли”, заселении экваториальных стран и пр. С этими Вашими идеями широкая публика менее знакома, мне хотелось бы популяризировать и эти идеи. Издательство “Молодая гвардия” очень просит Вас дать Ваше согласие написать предисловие ко второму изданию “Прыжка в ничто”, которое предполагается издать довольно большим тиражом и прислать Ваш портрет, — для помещения в книге.

Кроме того, возникает идея о переделке романа в кинофильм. Признаюсь, сам я не из “деловых” людей и лично не хлопотал об этом, не очень долюбливал среду киноработников. Но художник Травин, который иллюстрировал мой роман, уговаривает меня, что это надо сделать. Конечно, для популяризации идей звездоплавания такой фильм может иметь большое значение. — Останавливало меня и то, что Москва как будто уже собирается ставить фильм о межпланетных полетах с Вашим участием, но режиссер Трауберг (ленинградский) говорит, что “одно другому не мешает”. Я надеюсь, что если бы я взялся за такой фильм, то я приложил бы все усилия, чтобы он был не только занимательным, но и действительно научно-популярным. Если бы Вы написали несколько строк о том, что находите желательным показ моего романа на экране, это конечно имело бы большое значение.

Искренне уважающий Вас А. Беляев.

Вот набросок ответа Циолковского (подчеркивания карандашом Константина Эдуардовича. Сокращения в оригинале — Э. К.). Дорогой Александр Ром(анович!)

С Совкино связан договором и не могу ничего сказать насчет В(ашей) фильмы. Мне также неловко писать предисловие раз оно хорошо написано профессором Рыниным. Портрет, если нужно, прислать могу. Посылаю Вам мои книги”.

На конверте рукою К. Э. Циолковского: Отвечено. Предисловие к фильм(у). Отказал во всем. Буд(ущее) Земли. Послать последн(ие) работы. Портрет. Кинофильм . Все послано.

Э. Кудрявцев. Переписка писателя-фантаста А. Р. Беляева с К. Э. Циолковским (журнал «Нева» №4/2005)

https://magazines.gorky.media/neva/2005/4...

Надпись на фотокарточке, подаренной Вере Былинской: "Человек, из которого ничего не вышло" и "Подпись" (автограф А. Беляева) 27.10.1912

*

В письме Вере /Васильевне/ Былинской от 22 ноября (ЗБС) / 27 ноября (газета Советская культура) 1922 года Александр Беляев пишет:

«Дорогая Веруня! Ваше письмо к счастью дошло до меня, быть может, только потому, что я, совершив большой круг, вернулся на старую квартиру (Барятинская ул., д. 3, кв. 3. — З. Б.-С.). Неужели только шесть лет прошло с тех пор, как мы не видались с Вами, а не шесть столетий? Наверно, мы оба переменились, но не изменились наши дружеские отношения. Я нередко вспоминал Вас и хотел узнать адрес. Наконец, нашел. Так много пережито за эти годы, что не знаешь с чего начать. Вы вероятно уже знаете, что я заболел костным туберкулезом спинных позвонков и три года пролежал, свалившись с параличем (так.) ног. Паралич прошел чрез несколько месяцев, но три года пришлось выдерживать скучный курс лечения абсолютным покоем! Увы, только не моральным покоем! Если бы Вы знали, в каких кошмарных условиях мне приходилось лежать, особенно прошлую зиму! В городской больнице, среди неимоверной грязи, холода, голода, между агонизирующими жертвами голода… Несколько „составов“ больных общей палаты умерло на моих глазах. А весной [1922 г.] умерла от голода и мать. Летом мне удалось попасть в Гаспру, в дом отдыха для ученых и писателей. Там мне сделали хороший целлулоидный корсет, я встал и уже служу. Вначале я взял место заведывающего (так!) школой-колонией в Жемис-Су (7 в[ерст] от Ялты), но сквернейшие условия, клопы, плохое питание и пр. заставили меня пешком сбежать в Ялту чрез неделю.

В Ялте трудно найти место, — как везде, — сокращения. И вот, представьте, мне пришлось поступить в канцелярию уголовного розыска, а по штату я младший милиционер. Я же — фотограф, снимающий преступников, я же лектор, читающий курсы по уголовному и административному] праву и „приватный“ юрисконсульт». Несмотря на все это, приходится голодать. Помещение не отапливается. Все вместе создает такую обстановку, что у меня нет особой уверенности в том, что я [не] свалюсь опять. А это было бы… но, впрочем, зачем заглядывать в будущее. Я хотел перебраться на родину или в Москву. Звали и родные на хутор в Смоленской] Губ[ернии], но врач посоветовал еще жить в Крыму.

Пишите подробно о себе. Как живут Маргарита] Сер[геевна] и Никол[ай] Гаврилович] (родители В. В. Былинской. — З. Б.-С.)? Когда Вы вышли замуж?

Очень рад, что Вы вспомнили обо мне. Теперь особенно ценишь друзей, а ведь мы с Вами были хорошими друзьями — не правда ли? Ну, будьте здоровы.

Ваш Шура-Ром».

*уточнение к письму:

Письмо от 27 ноября 1922 г.

"Как живут Марг. Серг, и Никол. Гаврил. (мать и отчим Веры Васильевны)"

Вера не предавала: что на самом деле связывало Беляева и Прыткову 

https://vm.ru/history/372707-vera-ne-pred...

А через два года — 1 сентября 1924-го — Беляев шлет Вере Прытковой-Былинской открытку:

«Здравствуйте, Вера Васильевна!

Если Ваш адрес не изменился, я разыщу Вас. Мой адрес — вверху (Москва. Покровка. Лялин пер., д. 14, кв. 1. — З. Б.-С.).

Напишите, получили ли это письмо, и я постараюсь увидаться с Вами. Сколько лет мы не виделись?

Я живу в Москве.

Шур Романыч. Б.»[185].

https://fantlab.ru/edition102854

***

Глава пятнадцатая

ТРИУМФ ВОЛИ

«Мною самим была написана биография К. Э. для издательства «Молодая гвардия», -- писал Беляев 25 апреля 1941 года Б. Н. Воробьеву. -- По ряду причин биография не была напечатана (едва ли не главная заключалась в том, что некоторые эпизоды редактору показались неприемлемыми). Этот материал едва ли уже используют. Для Вас, быть может, он и представит некоторый интерес. Если хотите, я пришлю рукопись». Рукопись биографии Циолковского, которую Беляев обещал прислать Воробьеву, так и не дошла до адресата...

Познакомившись с книгой Б. Н. Воробьева о Циолковском, Беляев писал автору 3 мая 1941 года: «На меня книга произвела очень хорошее впечатление и углубила мое понимание К. Э., хотя я о нем знаю много, пожалуй, побольше других биографов. Я сам замышлял биографию К. Э., именно в таком плане, но у меня не хватало того материала, который великолепно знаете Вы. И потому мне иногда приходилось прибегать к догадкам и интуиции, а это не всегда надежный материал».

«Константин Эдуардович Циолковский, -- пишет он в письме Воробьеву от 17 июня 1941 года, -- обжился в небе, как едва ли кто». Можно предполагать поэтому, что созданная им и, к большому огорчению, утерянная биография показывала Циолковского как замечательного мечтателя и гуманиста, раскрывала его идеи о покорении вселенной, устремленные в даль веков.

Небезынтересно, что Беляев задумывался и о популяризации идей Циолковского в кино. «Очень хорошо бы создать фильм о жизни и деятельности Константина Эдуардовича, -- писал он Б. Н. Воробьеву. -- Как Вы смотрите на то, чтобы такой фильм написать совместно с Вами?»

Беляев первым из наших писателей правильно понял величие, размах и значение необычайно смелых идей Циолковского. Более отдаленное, «космическое» будущее человечества изображено писателем в очерке «Гражданин Эфирного Острова», посвященном Циолковскому. В нем Беляев рисует целые поселения в мировом пространстве, «обжитой» космос, и показывает воплощенными мечты Циолковского об освоении космических просторов.

Вокруг Земли возникают поселения -- «небесные города», где слабая тяжесть и обилие даровой энергии позволяют наладить всевозможные производства. Малые планеты -- астероиды -- используются в качестве строительного материала и промышленного сырья. В жилищах климатические и иные условия устраиваются по любому вкусу. Сфера обитания человечества распространяется на все пространство солнечной системы...

В очерке передано главное: Циолковский, мечтая о покорении космоса, был там как в родном доме. И путешествия в космос Беляев описал в своих произведениях так, как никто до него, благодаря превосходному знанию предмета и литературному мастерству.

Будучи хорошо знаком с техническим творчеством Циолковского, Беляев не мог пройти мимо его замечательной идеи. Константину Эдуардовичу понравился роман, и он написал об этом в редакцию, попросив переслать письмо автору. В том же письме он заинтересовался первым вариантом романа «Прыжок в ничто», вышедшим в Ленинграде в 1933 году. Переписка продолжалась вплоть до смерти Циолковского в 1935 году.

Писатель поддерживал тесный контакт с Константином Эдуардовичем. Посылая Циолковскому экземпляр первого издания «Прыжка в ничто», Беляев писал, что основывался главным образом на его работах и хотел даже посвятить ему роман, но опасался того, что он «не будет стоить этого». В конце письма Беляев добавляет: «...если роман не найдете слишком плохим, разрешите ли мне посвятить его Вам -- ведь Ваше имя проходит через весь роман?»

Циолковский ответил: «Ваш рассказ (роман «Прыжок в ничто». -- Б. Л.) содержательнее, научнее и литературнее всех известных мне работ на тему «межпланетных путешествий»... Он более будет распространять знание и интерес к великой задаче 20 века, чем другие популярные рассказы, не исключая даже иностранных... Что же касается до посвящения его мне, то я считаю это Вашей любезностью и честью для себя».

Еще об озеленении города // Полярная правда (Мурманск), 1932, 11 сентября (№221) – с.4

В ответном письме Беляева характерны следующие строки: «Ваш теплый отзыв о моем романе придает мне новые силы в нелегкой борьбе за создание научно-фантастических произведений». Понятно, почему здесь употреблено слово борьба. Ведь и «Прыжок в ничто» не избежал несправедливых критических нападок.

Характер замечаний Циолковского показывает, насколько действительно ученый был «небожителем». Каким покажется небо в стратосфере, при полете на ракетоплане? Что встретится на Марсе, на Венере? Каковы условия жизни в космосе? Как предохранить человека от вредного действия перегрузки при взлете ракетного корабля?

Беляев писал об этом в статье памяти Константина Эдуардовича.

Некролог -- и такие чисто деловые «технологические» моменты. Статья памяти ученого -- и такие, казалось бы, детали, связанные с работой над романом писателя, только начинавшего осваивать космическую тему. Однако они тоже прекрасно проиллюстрировали мысли Беляева о личности Циолковского, «первоклассного фантаста в лучшем смысле этого слова».

На первой странице второго издания романа появилась надпись: «Константину Эдуардовичу Циолковскому в знак глубокого уважения. Автор».

В предисловии ко второму изданию Циолковский писал: «...Я сердечно и искренне приветствую появление второго издания, которое, несомненно, будет способствовать распространению в массах интереса к заатмосферным полетам. Вероятно, их ожидает великое будущее. К. Циолковский. Калуга, март, 1935 г.».

В последнем письме Циолковскому (20 июля 1935 года) Беляев, находившийся на лечении в Евпатории, сообщал, что обдумывает новый роман -- «Вторая Луна». Он появился под названием «Звезда КЭЦ» (Константин Эдуардович Циолковский) в 1936 году; второе название подчеркивает отношение автора к Циолковскому, которому принадлежит идея искусственного спутника Земли, обитаемых внеземных станций.

Беляев писал о том, что ему хотелось бы популяризировать мысли Циолковского о «переделке Земли», выраженные в ряде сочинений Константина Эдуардовича, с которыми «широкая публика менее знакома». Это намерение было выполнено: в романах «Прыжок в ничто» и «Звезда КЭЦ» есть страницы, изображающие нашу планету, переделанную в духе грандиозных замыслов Циолковского, считавшего, что превратить пустыни в цветущие поля и сады, сделать тропические леса удобными для жизни, изменить климат -- посильная задача для человечества.

Беляеву помогал также научными консультациями профессор Н. А. Рынин, написавший послесловие к роману. Рынин, живший в Ленинграде, был активным пропагандистом идей Константина Эдуардовича и состоял с ним в длительной переписке. Общение Беляева с Рыниным, безусловно, способствовало успеху работы писателя над космической темой.

«Судя по письмам писателя, он по частям читал этот роман («Прыжок в ничто». -- Б. Л.) профессору, обсуждал с ним научные проблемы, пользовался его советами», -- пишет М. Сонкин, изучавший архив Н. А. Рынина. Беляев, сообщая Рынину о своей переписке с Циолковским относительно «Прыжка в ничто», привел, в частности, слова из письма Константина Эдуардовича от 5 января 1935 года: «Одни изобретают и вычисляют, другие более доступно излагают эти труды, а третьи посвящают им роман. Все необходимы, все драгоценны!»

Из слов Константина Эдуардовича видно, какое важное значение он придавал популяризации идей межпланетных сообщений средствами научной фантастики.

В одном из писем Беляева к Рынину упоминается о совместном обсуждении первой части романа «Прыжок в ничто». Беляев интересовался тогда вопросом о двигателях, работающих на внутриатомной энергии. Об этом он написал затем в романе -- межпланетный корабль был превращен в атомный и мог двигаться с огромной скоростью.

В других своих письмах писатель информирует Рынина о своей переписке с Циолковским по поводу романов «Воздушный корабль» и «Прыжок в ничто». Им приводятся, в частности, детальные постраничные замечания Циолковского к первому изданию «Прыжка в ничто».

«Я послал Циолковскому экземпляр романа и письмо, в котором сообщал, что предполагал даже посвятить этот роман ему, но опасался, будет ли роман этого достоин», — пишет А. Р. Беляев Н. А. Рынину.

Иначе отозвался об этом произведении К. Э. Циолковский. В письме от 5 января 1935 года он сообщил

А. Р. Беляеву:

«Ваш рассказ «Прыжок в ничто» прочитал и по поводу его могу высказать следующее. Роман содержательнее, научнее и литературнее всех известных мне оригинальных и переводных произведений на тему «межпланетных путешествий», поэтому я буду очень рад появлению второго издания. Он еще более распространит интерес к великой задаче XX века.

Одни изобретают и вычисляют, другие более доступно излагают эти труды, а третьи посвящают им роман. Все необходимы, все драгоценны».

Получив этот отзыв, А. Р. Беляев воспроизвел его в письме к И. А. Рынину от

12 января 1935 года.

Вскоре вышло в свет второе издание романа. К. Э. Циолковский, как известно, написал к этому изданию предисловие, а Н. А. Рынин — послесловие. Оба горячо поддержали произведение писателя-фан-таста.

Александр Беляев, веривший в осуществимость космических полетов, оставивший богатое литературное наследство, использовал для пропаганды науки среди молодежи и юношества не только свое перо. Вместе с Н. А. Рыниным он хлопотал о создании в парках Ленинграда и его пригородов уголков занимательной науки с обязательным показом в них будущих космических полетов. В Пушкине писателю это удалось, кажется, осуществить. Он писал Н. А. Рынину 27 февраля 1940 года:

«В продолжение полутора лет я муссировал в местной газете мысль о необходимости создать в пушкинских парках для ребят уголок занимательной науки, и в частности межпланетных путешествий. Я добился цели. Для начала к летнему сезону предполагается соорудить макет межпланетной ракеты в натуральную величину, примерно 20X2 метра — ракета «2017» Циолковского. Внутри ракета будет оборудована «астронавигационными приборами» и пр. Осмотрев ракету, посетители смогут совершить и межпланетное путешествие— за иллюминатором будет установлена кинобудка... О постройке ракеты имеется уже постановление райкома ВКП(б)».

https://fantlab.ru/blogarticle65372

https://fantlab.ru/blogarticle52767

***

Видимо, потому что я работал в « Вокруг света», меня считали знатоком приключенческой и фантастической литературы. ГИХЛ мне предложил отредактировать «Голову профессора Доуэля», ставшую уже повестью. Я охотно это сделал, хотя не силен был в редактуре, умел только сокращать и изменять отдельные фразы. Моя редактура все же Беляеву понравилась, и он сам попросил взять меня в редакторы, когда издательство решило выпустить его новый роман «Человек, потерявший лицо».

Это была горестная история об актере, имевшем такую комическую внешность, что она вызывала смех даже тогда, когда он говорил серьезно или объяснялся в любви. Несмотря на успех на сцене, комику захотелось нормальной жизни, и он сделал пластическую операцию. Лицо его обрело нормальные черты довольно симпатичного мужчины. Но с такой внешностью он не вызывал больше смеха. Хозяин театра отказался от его услуг, актер остался безработным.

Повесть была издана небольшим тиражом. Когда Беляев попросил ее переиздать, главный редактор издательства Николай Лесючевский воспротивился, сказал, что существующий конец издательство не устраивает, герой не боец, он излишне пассивен и занят только своей внешностью.

С этой вестью я поехал в Детское Село. В поезде подумал: «А не назвать ли книгу «Человек, нашедший свое лицо». Пусть герой с новой внешностью начнет борьбу с хозяином театра и другими угнетателями. У него же остался талант и опыт. Решительные поступки принесут успех и любовь».

Александру Романовичу мое предложение понравилось. Он взялся переделать роман, действовал довольно быстро и решительно, не жалея отдельных сцен. Вскоре я получил его рукопись и письмо:

«Уважаемый Петр Иосифович!/Капица/

Дневник Престо я написал, чтобы выполнить пожелание т. Лесючевского — показать, что Престо приходилось насиловать свое творчество, играя навязанные ему роли. Чтобы отметить это, я часть дневника Престо вставил в первую главу. Решайте сами, нужно ли это?

Объяснения доктора Цорна мне были продиктованы специалистом-эндокриноло-гом, и я не решался изменить текст для «унификации» стиля, нарушая точность научного изложения. Но ввиду того, что на это место указывали вы и товарищ Лесю-чевский, то я дважды перерабатывал это место.

Конец я несколько расширил, даже ввел новую главу, чтобы больше мотивировать уход Эллен. Сделал несколько вставок «переживаний» героев. Но убыстренный конец я нахожу для данного жанра свойственным, равным образом как сжатость в изображении переживаний героев.

Крупные вставки я перепечатал, мелкие же сделал в тексте, не будучи уверен, всегда ли новая редакция лучше старой. По этим поправкам вы увидите, что я немало поработал еще над стилем. Но, к сожалению, стиль мое слабое место. Я даже серьезно подумываю о соавторстве: я неплохо справляюсь с сюжетом, соавтор же дорабатывал бы, шлифовал стиль. И в этом романе я сделал все, что мог, и если вы еще найдете шероховатости, окажите дружескую услугу — исправьте.

Искренне уважающий вас А. Беляев

10.XI.39».

Поправки и изменения в тексте рукописи Лесючевского устраивали, не нравилась ему только неясная концовка романа. Чтобы лишний раз не травмировать Александра Романовича, я переписал последнюю страницу рукописи и показал ее Лесючевскому. Тот прочитал и одобрительно заметил:

— Вот теперь видно, что герой не тряпка, а настроен на решительную борьбу, что он добьется успеха. Готовьте рукопись к набору, выпустим еще в этом году.

Прочитав полученную верстку романа с новым концом и подписав ее к печати, Александр Романович прислал мне коротенькое письмецо:

«Уважаемый Петр Иосифович!/Капица/

Благодарю за хорошее редактирование романа «Человек, нашедший свое лицо» и за удачную «концовку».

Уважающий вас А. Беляев

28.111.40 г.».

https://fantlab.ru/blogarticle65374

***

Письмо писателя А. З. Сокольскому, сотруднику журнала "Вокруг света" от 14.06.1941.

Дорогой Александр Захарьевич! (Или Захарович? Как Вы предпочитаете?)

Мы все будем рады, если Юрка остановится у нас. Сейчас у меня живет редактор-консультант Одесской студии И. Т. Ростовцев, с которым я работаю над сценарием. Но работа подходит к концу -- максимум на неделю, -- (считая и переписку). Как только он уедет, я сообщу, и тогда милости просим. В "познавательном смысле" поездка в Л-д, конечно. Дает больше. Жаль, что Вы не сможете. "Человек" (-амфибия. -- Э. К.) и мне больше нравится, чем "Звезда" (КЭЦ. -- Э. К.). Сегодня М.К. должна привезти новорожденного "Ариэля" -- летающего человека. Этот роман будет ждать Юрку. Бедняжка Светлана все еще лежит в гипсе. Мечтает скоро ходить... тяжело!

Работа над сценарием идет успешно, но ведь это рулетка -- кино. Конечно, постановка фильма имела бы для меня большое значение: книжный рынок сбыта все суживается: Детиздат передают в НКПрос, -- будут издавать лишь для школьных библиотек, "Сов. писатель" лишен права переизданий.

Целую. Привет от всей фамилии [нрзб] и вашим.

Э. Кудрявцев

***

Из письма С.А. Беляевой ко мне от 2 февраля 1987 г., в котором цитируется письмо А. Р. Беляева Всеволоду Борисовичу Азарову от 15 июля 1941 года (см. также: С. Беляева. Новое о Беляеве. Газ. "За знания" (Комсомольск-на-Амуре), 11 июня 1987. С. 4; Зеев Бар-Селла. Александр Беляев. М. 2013. С. 362):

"...Дорогой Всеволод Борисович! Благодарю за письмо.

Поблагодарите и Вашу жену, которая уведомила меня о Вас.

О темах, о которых Вы пишите, я подумал в первую очередь и написал такой рассказ "Черная смерть", — подготовка фашистскими учеными — (неудавшейся) бактериологической войны. Послал в газету "Красная Звезда" — вернули. Послал в "Ленинград" (журнал — Вс. Азаров), вернули под тем предлогом, что "Ленинград" будет теперь выходить раз в месяц, при том же объеме. Но ведь, если бы подошло, это не мотив. Кетлинская писала мне, что для бюро оборонной печати при С.С.П. нужны "зарисовки", "портреты героев" и т.д.

Но, пока, я не могу это делать. Я пришел к выводу, что сейчас научная фантастика пока не ко времени, не звучит: внимание поглощено не тем, что может быть, а тем, что есть.

Возможно, что немного позже научная фантастика и пойдет. Думал о темах из эпохи Отечественной войны 1812 года, но не хватает материала, да и с "историками" (очевидно имеются в виду писатели, пишущие на исторические темы — Вс. Азаров) мне не тягаться.

Никогда не сетовал на свою инвалидность, а теперь досадно. Вот Ю. Гусев, моих лет, еще в народное ополчение записался.

Дочь все лежит. Вчера хоть удалось положить гипс на ногу. Бабушка (теща) совсем плоха, — сердечные припадки от жары, духоты и забот.

Но надеюсь, что все поправится. Только бы мне скорее найти свою линию. Хотя писать трудно: жара и на меня действует расслабляюще, да много времени приходится отдавать дочери.

Крепко жму руку. А. Беляев".

коллега visto Виктор Петрович Буря

***

https://fantlab.ru/blogarticle63728

15 июля в письме молодому поэту Всеволоду Азарову он с горечью сообщает, что написанный им рассказ «Черная смерть» отвергнут редакторами «Красной звезды» и журнала «Ленинград». А речь в рассказе шла о новом злодейском изобретении фашистов — бактериологическом оружии небывалой силы. Трудно предположить, что за три недели, прошедшие с начала войны, Беляев успел не только написать новый рассказ, не только его перепечатать, но и отослать машинопись в Москву («Красная звезда»), затем в Ленинград и уже получить отказы из двух редакций. Скорее всего, рассказ тот давно лежал в ящике письменного стола, не будучи востребован, — подписание советско-германского пакта о ненападении закрыло выход в свет многим антифашистским сочинениям… Но вот что совершенно ясно, так это причина, по которой редакции рассказ завернули: в час, когда немецкая орда стремительно движется на восток, пугать читателя фантазиями о каких-то еще неведомых немецких способах массового истребления советских людей… И кто знает — может, это и не фантазии вовсе?! В любом случае, распространять такие россказни явно не ко времени. Но Беляев не терял надежды, что, «возможно, немного позже научная фантастика и пойдет».

В том же письме Беляев сообщал, что оборонная комиссия Союза писателей предложила ему писать «зарисовки» с фронта и «портреты героев». Это требовало поездок… Можно было, конечно, направить свою фантазию в другую сторону — в прошлое… Тоже военное. Что-нибудь из эпохи Отечественной войны 1812 года… Но — как признался сам Беляев — «не хватает материала, да и с „историками“ мне и не тягаться». Лапотный Муций Сцевола (?)

***

Переписка Беляева А.Р. с Циолковским К.Э. Машиноп. копии. 27.12.1934 20.07.1935

В Мурманске той поры было совсем мало зелени. Предпринимались попытки раз бить цветники и газоны, но теплолюбивые растения южных областей гибли, не успев подняться над землей. Неугомонный Беляев написал письмо директору Киевского акклиматизационного сада Украинской Академии наук Н. Ф. Кащенко /Николай Феофанович/, проработавшему много лет в Сибири. Использовав ценные советы ученого, Александр Романович подготовил и опубликовал в "Полярной правде" ("Озеленение Мурманска -- забытый участок" : 11 сентября 1932 года) заметку о том, как следует организовать озеленение в условиях Мурманска. "Вместо того. чтобы затрачивать заведомо безнадежный труд и деньги на посадку растений более южных растительных зон, не проще ли взять готовый материал -- карельскую березу, ель, сосну, иву, рябину и прочее?" -- спрашивает Беляев. По его мнению, надо переселять деревья из лесу. Среди дальних переселенцев писатель называет кедр, смородину, алданский виноград. Можно использовать кащенковские гибридные яблоки.

https://fantlab.ru/blogarticle64930

Беляевская повесть названа «Чудесное око». Но и это перевод с украинского — «Чудесне око»*. А вот в 1937 году — в письме редактору Детиздата Г. И. Мишкевичу — Беляев именует повесть романом с отличным от привычного нам названием: «Чудесный глаз»[307].

Примечательно, что в письме Г. И. Мишкевичу от 1937 года Беляев, излагая содержание романа «Электрический глаз»**, называет Бласко Хургеса сыном не польского еврея, а эмигранта из царской России — РГАЛИ. Ф. 630. Оп. 1. Ед. хр. 1458. Л. 82 (машинопись с авторской правкой).

В архиве обнаружилось одно из писем Беляева:

«Уважаемый Григорий Евгеньевич.

За 13 лет работы в области научной фантастики у меня накопился большой материал, на добрых 12 томов. Некоторые из ранних моих произведений, как, например, „Человек Амфибия“ (так!), „Голова профессора Доуэля“ и др., давно исчезли с книжного рынка и „зачитаны“ в библиотеках. Юные читатели, как мне известно, усиленно разыскивают эти книги, звонят мне по телефону и пишут письма с вопросами, почему не переиздаются эти книги, где их достать и т. п. На рынках растрепанные экземпляры продаются случайно до 40 руб. („Властелин мира“). Вместе с тем, еще не вышли отдельными книгами некоторые мои романы и рассказы, печатавшиеся в журналах и получившие одобрение в письмах читателей. (Мой роман „Воздушный корабль“ — о безмоторном воздушном транспорте [„который движется“. — З. Б-C.], пользуясь постоянными воздушными течениями на высоте, — получил хороший отзыв, как оригинальный по идее и научно-обоснованный, — от покойного К. Э. Циолковского.)

Не найдете ли Вы возможным, отвечая настоятельным требованиям юного читателя, издать и переиздать в 1937 году ряд моих произведений. (Мне говорил в свое время С. Я. Маршак, что в письмах детей на имя А. М. Горького о том, какие писатели и произведения им больше нравятся, мое имя и наиболее популярные мои произведения встречались в огромном количестве этих писем.)

Если Вы принципиально согласны на мое предложение, я мог бы представить Вам или тов. Лебедеву конкретный план.

С тов. приветом А. Беляев»[356].

И далее, на четырех листах, краткие аннотации предлагаемых к изданию произведений: пять романов («Звезда Кэц», «Чудесный глаз», «Воздушный корабль», «Подводные земледельцы», «Человек-амфибия») и сборник повестей и рассказов «Человек, который не спит». Все перечисленные произведения (за исключением «Человека-амфибии») ранее публиковались лишь в журналах или по-украински, и, как честно предупреждал Беляев, для нового издания (опять же за исключением «Человека-амфибии») потребуют некоторой доработки. Срок такой доработки (вместе с перепечаткой на машинке) — не более одного-двух месяцев на каждое произведение.

Даты на письме нет, но, поскольку Беляев просит издать предлагаемые книги в 1937 году, ясно, что отослано оно было не позднее начала того же года (к такому же выводу приводит и замечание Беляева, что в области научной фантастики он работает 13 лет, то есть к двенадцати полным годам — 1925–1936 — прибавляет еще один — текущий, 1937-й)…[357]

Находится письмо в архивном фонде издательства «Детская литература» (в 1930-е годы — Детиздат). Адресат — Григорий Евгеньевич. Кто таков? Можно предположить, что Беляев ошибся в отчестве — «Евгеньевич»… И тогда все становится на свои места — Григорий Иосифович Мишкевич, редактор Детиздата и старый знакомый Беляева. Тот, который, служа в издательстве «Молодая гвардия», редактировал «Прыжок в ничто», в 1935 году возил рукопись в Калугу на консультацию с Циолковским, а годом раньше — 1 августа 1934-го — вместе с директором «Молодой гвардии» М. Ю. Гальпериным присутствовал (в качестве стенографистки) на встрече с Гербертом Уэллсом в гостинице «Астория». Кроме «молодогвардейцев», ленинградскую сторону представляли Б. П. Вейнберг, Я. И. Перельман, Н. А. Рынин и один писатель — Александр Беляев[358].

Понятно поэтому, отчего Беляев ошибся в отчестве Мишкевича — в момент первой их встречи тому было не больше двадцати шести лет, и обращались к нему наверняка просто по имени — Гриша…

Из всего предложенного Беляевым Детиздат напечатал только две книги: в 1938 году «Человека-амфибию» (основательно, вопреки намерениям Беляева, переделанную) и в 1940-м «Звезду Кэц».

…356

РГАЛИ. Ф. 630. Оп. 1. Ед. хр. 1458. Л. 82 (машинопись с авторской правкой).

357

То же сакраментальное число Беляев называет и в предисловии к роману «Голова профессора Доуэля»: «Тринадцать лет тому назад я написал рассказ „Голова профессора Доуэля“…»

Зеев Бар-Селла. Александр Беляев. 2013

Как-то в один несчастный день пришла мне вдруг фантазия взять перо и бумагу и написать фантастический рассказ. И название-то я ему дала самое несчастное — «Несбывшаяся мечта». Часто я потом вспоминала это название!

Но это потом, а тогда... тогда случилось чудо. Из «Ленинских искр» мне написали, что рассказ мои переслали писателю А. Р. Беляеву и надеются, что он мне в ближайшее время ответит.

/Людмиле Викторовне Подосиновской/

И он ответил. Оказалось, что он живет на земле, и даже совсем недалеко, в городе Пушкине, до него не нужно лететь в космической ракете, а можно доехать самым обычным поездом. «Найти меня не трудно... Я живу во дворе кино «Авангард». Кино у нас единственное, все знают. Четырехэтажный дом во дворе. Третий этаж, кв. 34».

/получено перед 13 апреля 1941 года/

Вскоре пришла ко мне последняя весточка от него — почтовая открытка:

«Дорогая Люда! Простите за молчание. Рассказ ваш я получил. Был страшно занят работой и не мог прочитать и ответить. Теперь уж «литературную учебу» придется отложить до мирного времени. Когда можно будет приехать, привезете и книгу. Если понадобится раньше — напишу, тогда можно будет выслать по почте.

А вы продолжайте литературную работу—поскольку позволяет время и обстоятельства. Привет маме. Светлана шлет Вам привет. Она все лежит.

А. Беляев»

конец июня — начало июля 1941 г.

Но где бы я ни была, я всегда, как самое дорогое, берегла письма Беляева и его книгу. Часто, перечитывая желтые почтовые открытки, я вспоминала часы, проведенные у любимого писателя, вспоминала его слова, его советы и верила, что снова увижу его, снова приеду к нему после войны.

https://fantlab.ru/blogarticle52602