«Борьба́ в эфи́ре» — утопический роман (или повесть) Александра Беляева, первоначально опубликованный в 1927 году под названием «Радиополис» (журнал «Жизнь и техника связи» №№ 1—9)
Отрывок из этого произведения, представляющий собой седьмую главу "Все вижу, все слышу, все знаю…" из этого романа был так же размещён в журнале, имеющем отношение к средствам связи: в журнале «РТ-программы» №22 за 1967 г. на с. 10.
Там же напечатан очерк Артура Кларка "Телепортация человека".
Фрагмент интервью опубликован: В каждой комнате и на окраинах Вселенной: [Ответы А. Громовой и братьев Стругацких на вопросы корреспондента журнала Д. Тарасенкова] // РТ (Радио. Телевидение) (М.). — 1966. — № 17. — С. 2.
https://fantlab.ru/work353556
Андрей Платонов "Юшка" — не фантастика
Впервые: РТ (Радио-Телевидение). 1966. № 17.
https://pda.coollib.net/b/613203-andrey-p...
*
РТ программы : иллюстрированный общественно-политический еженедельник / главный редактор: Б. Войтехов. — Москва : Тип. газеты "Правда", 1966-1967. — 28 см.
https://search.rsl.ru/ru/search#yf=1966&a...
*
Прим. Fremus: «Говорит и показывает Москва» — центральная советская еженедельная газета, издаваемая Государственным комитетом СССР по телевидению и радиовещанию. «Говорит и показывает Москва» — это отражение программ советского телерадиоэфира, которые смотрели и слушали все советские люди. В газете публиковалась подробная, аннотированная теле- и радиопрограмма на неделю с расписанием волновых каналов вещания, анонсы передач и культурных событий, интервью с артистами, режиссёрами, музыкантами и другими деятелями искусств. В газете всегда присутствовали отдельные страницы, посвещённые детским передачам, школьному и самообразованию, спорту и физкультуре, театральным и кино- премьерам, советам и развлечениям, включая новый комплект утренней гимнастики и развивающий кроссворд на последней странице.
Появившись на свет 1 февраля 1925 года под именем "Новости Радио", еженедельник впоследствии несколько раз меняет своё название. В 1928-1967 он выходит под именами "Радиослушатель", "Говорит Москва", "Говорит СССР", "РАДИОПРОГРАММЫ", "ТЕЛЕВИДЕНИЕ и УКВ" и
авангардным " РТ " , который к началу 1968 года транформируется в "ПРОГРАММЫ РАДИО и ТЕЛЕВИДЕНИЯ", плавно перешедшие к 1973 году в обновлённый еженедельник «ГОВОРИТ и ПОКАЗЫВАЕТ МОСКВА». А ещё через 18 лет, в связи с глобальными изменениями в стране еженедельник переименовывается в "Семь дней" , продолжая выходить с 1991 года под новым названием.
https://fremus.narod.ru/tv-radio.html#rt3
*
Журнал РТ Радио.Телевидение (или РТ-программы)
Общественно-политический иллюстрированный еженедельник
Москва Комитет по радиовещанию и телевидению при Совете министров СССР
Мягкая обложка, плотные страницы, очень большой формат 28,5*41 см, 16 с.
A3 — формат бумаги, определённый стандартом ISO 216, размером — 297×420 мм
*
*
Людмила Сёмова. Фотография в журнале «РТ-программы»
В основу статьи лег анализ полного архива журнала «РТ-программы»
1. Период после Великой Отечественной
войны в истории советской фотографии
изучен слабо. За гранью внимания исследователей пока остается как творчество
выдающихся мастеров 1950−1960 гг., так
и фотографическая политика отдельных
изданий. На фоне массива советских СМИ
1960 гг. журнал «РТ-программы» (далее
«РТ») стал авангардным, прогрессивным
изданием. Журнал выходил с мая 1966 по
декабрь 1967 г. Главным редактором до
декабря 1966 г. был Б. Войтехов1. Тираж
издания составлял 300 тыс. экз., журнал
выходил на 16 полосах, имел цветные обложки и цветные вкладки, интересно, что
главный художник Н. Литвинов (дизайнер
внешнеторговой рекламы) создал собственные шрифты и стилистику.
2. Особенности визуальной концепции издания
Обложки журнала «РТ-программы»
с преобладающими красным, черным и
синим цветами представляли собой фотомонтаж, фотографии, фотокомпозиции,
фоторепродукции, либо (в редких случаях) были рисованными или шрифтовыми.
Последние выглядят менее броско и привлекательно.
2) На обложке, приуроченной к 25-летию
перехода Красной армии в контрнаступление под Москвой, − выдержка из сообщения Совинформбюро от 12 декабря 1941 г.
3) К 19 ноября – Дню ракетных войск – номер вышел под обложкой с изображением Царь-пушки и надписью: «Она ни разу не выстрелила»
4) На обложке номера
к 50-летию Октябрьской революции – репродукция царского трона, проткнутая нарисованным штыком красного цвета
5) Обложка с изображением трех популярных
дикторов
6) – яркий пример фотомонтажа
Лаконичны и визуально привлекательны
фотокомпозиции на обложках «РТ»:
7) каска с лавровой ветвью на красном фоне и
лозунг: «Наша победа – на страже мира.
1941−1966»
8) Или обложка без политического подтекста: открытый, тщательно упакованный к отпуску чемодан, в котором сверху лежат радиоприемник и фотоаппарат; надпись по краю: «А ваш уложен?»
В обложках используется и средний, и
крупный план, и деталь. Напоимер, крупный план раковины, подпись под изображением рассчитана на ассоциативноемышление: «Приходилось ли вам слышать,
как поет морская раковина? Именно она
подсказала конструкторам форму нового
радиоприбора, который передает музыку
в сопровождении радужной игры красок.
Разговор о совместимости звука и цвета
идет на 10-й странице журнала»10.
На второй полосе – рубрика «Из собрания “РТ”». Анонсируется передача ЦТ
«Шедевры мирового искусства», выходящая в эфир по четвергам, и регулярная
передача Всесоюзного радио «По залам
музеев»: цветные репродукции и колонка
текста представляют как творчество отдельного художника, так и целые направления
в искусстве. Полоса, решенная подобным
образом, выполняет рекламно-образовательную функцию.
Одним из приемов оформления служит
«заходная»11 черно-белая фотография на
развороте 2–3, напечатанная либо распашкой на 2/3, либо на целую полосу на странице 3; на странице 2 при этом обязательно присутствует текст. Программа передач
печатается в узкой рамке по низу станиц.
На следующей полосе публикуются эмоциональные фотографии (см., например,
фото Н. Свиридовой12, (рис. 3), исторические снимки и репортажные кадры13.
Обложки журнала «РТ», цветные развороты и «заходные» кадры в начале каждого
номера не только выполняют рекламную
функцию, привлекая внимание к аннонсируемой передаче и к изданию в целом,
но обладают самостоятельной художественной ценностью.
Жанрово-тематическое
разнообразие фоторяда «РТ»
Фотозаметка как «форма оперативного
отображения положительных и негативных сторон социальной действительности»14, в «РТ» не встречается, т.к. журнал не
был новостным изданием, факты, к которым обращались фотожурналисты, имели
временнýю значимость.
Фоторепортажа как рассказа о событии с началом, кульминацией и финалом
на страницах «РТ» также не найти. Так, на
одном из разворотов в подписи значится:
«В поисках завтрашнего дня. Фоторепортаж с Дальнего Востока, оттуда, где начинается утро, сделал для “РТ” геолог Лев Суллержицкий», но из четырех кадров – три с
видами горных вершин, парящих гейзеров
и прибрежных валунов, на одном – запечатлен отдых геологов (рис. 4)15.
Отдельные снимки, снятые репортажным методом, подходят к определению
фотозарисовки. В послевоенный период
«фоторепортеры все чаще используют такой метод, при котором документальность
изображения сочеталась с передачей эмоций»16. Однако фотозарисовка не показы-
вает публицистического осмысления материала автором: разворот «14 октября по
второй программе – Дальний Восток» (две
фотографии С. Журавлева: работающий
цех завода «Амурсталь» и цветы в тайге)17.
А разворот № 33 за 1967 г. «По пути Радищева в Усть-Илим» (рис. 5) составляют три
фотографии А. Макарова (АПН).
«Землепроходцы ХХ века» (молодежная
бригада, расположившаяся на краткий отдых на досках)18; «Мы в скуку дальних мест
не верим» (влюбленная пара)19 и «Короткая
летучка. “Куда перегоним сегодня экскаватор?”» (рабочий момент)20. Фотозарисовки
в журнале «РТ» выполняют информационно-познавательную функцию.
Фотокорреспонденция, которая «отличается от фоторепортажа тем, что не отображает развитие события, а осмысливает сложившееся положение дел в той или
иной сфере действительности»21, тоже не
находит места на страницах журнала «РТ».
Практически не представлен и фотоочерк
как серия, построенная на литературной
основе и визуально отражающая ход мысли автора. Единственное, пожалуй, исключение: фотоочерк В. Тарасевича «В двух
горизонтах» – о рабочих рудника «Комсомольский» в Норильске22. На третьей полосе – работа в шахте, в трех фотографиях на четвертой – занятия в музыкальной
студии, на вечерней лекции и в спортивном зале. Одна из публикаций может рассматриваться как близкая к портретному
фотоочерку, когда «воплощается образ человека, одновременно через его портретную характеристику раскрывается какоелибо явление общественной жизни»23
Но именно таков в воображении фотографа
образ города, древнего и постоянно обновляющегося.
Выделяется тема, которую мы бы назвали «От Москвы до самых до окраин». Ее
цель – представить читателю отдаленные
области с их природными особенностями,
характерными красотами, людьми, живущими там. В материале Л. Иванова «Соловецкие острова» (рис. 9) четыре кадра:
рыбацкие лодки у каменистого берега на
рассвете; синее озеро в окружении могучих лесов в солнечный полдень; пятиглавый деревянный храм на закате; силуэт
монастырских башен на фоне облачного закатного неба с отражением в водной
глади29. Само упоминание места, связанного с периодом сталинских репрессий,
уже было смелым шагом.
В материале Г. Копосова «Льды и люди»
тоже четыре кадра. Антарктида представлена фотографом в поэтизированном, но
не приукрашенном виде, зритель заражается его искренним восхищением мужеством полярных исследователей30. Жизнь
Заполярья, Чукотки, Суздаля, Таллина, Ленинграда нашла воплощение в других материалах на страницах «РТ».
«Индустрия социализма» – так можно
назвать еще одну масштабную тему. В красно-черной гамме решены Н. Рахмановым
два снимка «Лазер»31. Даются анонсы передач Всесоюзного радио «Космос», «Математика, кибернетика, жизнь» и передачи Центрального телевидения «Знание».
Как в 1930 гг., так и в годы 1960 гг. было,
чем гордиться.
На страницах советской прессы всегда находила место тема «Человек труда».
Героями для фотографов «РТ» становятся рабочие, колхозники, интеллигенция:
(«Хлебороб» А. Перевощикова32; трактористы «На жатве» Б. Тинкуса33; школьная
учительница, снятая сквозь ряд тянущихся
рук, «– Я! – Я! – Я!» Н. Свиридовой34). Тема
«Память о войне» находит выражение в архивных снимках и в современной съемке.
Так, на фотографии Н. Свиридовой «Судьбы»
мы видим стоящих в развалинах пожилого
мужчину и молодую девушку в состоянии
глубокой задумчивости. Прочитав заметку,
мы узнаем их историю, начавшуюся в дни
жестоких боев за Сталинград35. В заметке
аннонсируется радиопередача «Три судьбы», которая должна прозвучать 9 мая.
«Спорт и танцы» – тема, решение которой
во многом строится на отражении динамики, красоты и эмоциональности (М. Муразов «На коньках под куполом»36; А. Макаров «-? -!» (кадр с футбольного матча)37;
А. Макаров «Новый щелкунчик»38). Отдельный сюжет на страницах журнала − модные показы. В № 10 за 1966 г. появляются
девушки в летних платьях и открытых сарафанах, большинство в скромных платочках,
а одна – уже в шляпке. Их позы свободны
и естественны (фото А. Макарова).
Традиции и новаторство
фотохудожников 1960 гг.
(на примере «РТ»)
Историк фотографии М. Сидлин выделяет
несколько новаторских приемов, свойственных фотографам-«шестидесятникам»39.
Один из них – использование традиционной символики с новым смыслом.
В фотографии В. Лагранжа «Голуби»40, ставшей символом 1960 гг., Красная площадь
предстает местом прогулок, а «туристическая картинка приходит на смену военноспортивной»41 (вспомним Москву в работах Н. Рахманова) – тоже город-праздник,
красивый и в будни, и в праздники.
Противопоставления динамичного и статичного в рамках одной фотографии в «РТ»
мы не нашли. Есть динамические сцены с
броской подачей материала. И есть варианты противопоставления на полосе, но не
столько динамичного и статичного, сколько – старого и нового. Этот прием можно
уверенно отнести к традиционному для
советской фотожурналистики.
«Решающий момент» в репортаже становится одним из правил съемки в 1960 гг.
Однако примеров этого приема в «РТ» тоже
нет, т.к. на страницах журнала репортажа
как такового нет. Есть примеры традиционной постановки под репортаж.
Фотографика – прием, при котором объекты снимаются в виде силуэта на светлом
фоне. В журнале «РТ» есть немало примеров с использованием этого приема. Будничный эпизод превращается в интересный сюжет, а производственный момент
становится поэтическим рефреном. Ни в
одном случае использование фотографики не только не вызывает возражения, но
и кажется единственно возможным вариантом решения сюжета (А. Федосеев «Последний этаж»42. Силуэты девушек-маляров
на фоне окна (рис. 10); Н. Рахманов «Телеоператор»43. Силуэт на фоне конструкции
телебашни, двойная экспозиция.)
Прием съемки через стекло в широкое
употребление входит также в 1960 гг. Используется изобразительная разница в
масштабах переднего и дальнего планов
и другие оптические и визуальные эффекты (вспомним вид из Останкинского дворца через зажженные свечи на строящуюся
телебашню» Н. Рахманова).
«Взгляд сквозь предмет – одна из ярких
особенностей нового шестидесятнического видения»44. Сыплющееся зерно, искры
пламени, танец метели служили средством
усиления динамики, соответствующей настроению перемен. Как вариант съемки
через предмет – использование мелких
предметов первого плана. По признанию
фотографа Д.Донского, иногда фотокамеру
помещали в траву и снимали новый строящийся дом. Живописный первый план
скрывал мусор, который нельзя было бы
исключить из кадра при съемке с уровня
человеческих глаз. Возможно, именно так
и получился кадр Н. Рахманова «Москва в
старом и новом»45, где строящийся высотный дом снят через одуванчики.
Нерезкие снимки движения – еще одна тенденция 1960 гг. − безусловно, динамичны, а в цветной фотографии особенно
красочны (М. Муразов «На коньках под
куполом»46; С. Журавлев «Воздушный парад в Домодедово»47 − кадр взлетающих
самолетов и кадр с парашютистом).
В журнале «РТ» много примеров ракурсной съемки. При выборе и верхней,
и нижней точки фотографы используют
такую оптику, которая не деформирует
до неузнаваемости реальные объекты
(С. Журавлев «Останкино по вертикали и
горизонтали»48 − строящаяся башня снята
с нижней точки (рис. 11); Я. Рюмкин (без
названия) − вспаханное поле с трактором
на дальнем плане − верхний ракурс49).
Наше внимание обратили на себя еще
несколько изобразительных приемов в журнале «РТ». Один из них можно назвать «человек в расфокусе». Традиционно человек
считается главным объектом изображения.
И даже если он находится на втором плане, резкость наводится на него. Оказалось,
возможно и обратное решение (Л. Лазарев
«Творчество»50, молодой конструктор на втором плане снят сквозь предметы творчества, лежащие на стеклянном столе, рис. 12).
«Литейщик М. Зограбян»51 снят фотографом В. Севояном сверхкрупным планом,
в грязи и каплях пота, что было новым для
середины 1960 гг. Подобные изображения «неотмытых шахтеров» появились в
журнале «Советское фото» только в начале 1970 гг.
Визуально красив и эффектен прием
мультиэкспозиции. Как и нерезкие снимки
движения, он характеризуется внутренней
и внешней динамикой. Например, В. Арманд и Ю. Капитанов «Дирижер Большого симфонического оркестра Всесоюзного радио и ТВ»52 в двух фазах движения
(рис. 13).
Традиционный прием, используемый
фотографами «РТ», − постановка под репортаж. Считается, что этот прием вошел в
практику советской фотожурналистики в
1920−1930 гг., однако еще в ранней фотографии использовался метод постановки
«живых» жанровых картин, сначала в ателье, а затем и на пленэре (Ю. Капитанов.
«Молодые люди перед экраном телевизора»53; «До школы один поворот»54).
Прием использования контрапунктов в
изображении, построенный на сравнениии противопоставлении, выработанный советскими фотожурналистами в 1920−1930 гг.
также прослеживается в «РТ», хотя и не доминирует. Столкновение противоположностей наблюдается как в одном кадре, так
и в двух, расположенных рядом (Г. Зельма
«Новые посиделки»55 − посетительницы
картиной галереи, сидя на банкетке, смотрят на картину с сидящими деревенскими
девушками (рис. 14).
Соединение кадров на странице или
развороте не противопоставляет их, скорее один дополняет другой, создавая некое высказывание в форме диптиха. В материале С. Журавлева «Дальний Восток» на
одном кадре – цветы в тайге, на другом –
цех Амурстали; А. Макарова «Футбол» на
одном кадре – бегущий к воротам игрок
с мячом, на другом – мяч в сетке ворот.
В последнем примере монтаж фотографий напоминает монтаж кинокадров: таким образом они могли бы стыковаться в
телетрансляции.
В сфере фотографии журнал не только следовал традициям, но и впитывал в
себя новые подходы, фотографические
приемы, разворачивающиеся на рубеже
1950−1960 гг.
Эмоциональность фотографического видения «шестидесятников» заметна и в съемках современников, и в картинах природы,
и даже в архитектурной съемке. Поэтичность
и лиризм отличают и «производственные»
сюжеты «РТ». Без гиперболизированного
пафоса показывается строительство объектов, достижения человеческой мысли и
нравственность личности.
Журнал «РТ» выходил недолгое время,
но его выход совпал с периодом интенсивного распространения телевещания,
внедрением цветного телевидения на фоне относительной либерализации СМИ в
начальный период правления Л.И. Брежнева. Как трибуна освещения процессов
общественной жизни и как рупор для высказывания частных мнений, он является
документальным свидетельством интереснейшего момента в истории отечественной фотожурналистики и культуры в целом.
* * *
1 Содержание и оформление № 28 за 1966 г., посвященного Дню Конституции, послужило поводом снятия Б. Войтехова с поста главного редактора. 20 ноября 1966 г. в «Правде» появилась статья, в которой говорилось, что в «РТ» «допускаются серьезные изъяны в идейном содержании
и оформлении журнала». Первую претензию, по словам Н. Рахманова,
вызвала обложка номера. На красном фоне сняты серп и… молоток,
обычный строительный инструмент. К тому же он размером уступает
серпу и выглядит слишком изящно. Другую претензию вызвала статья
«Что такое колхоз?», которая содержала ряд принципиально важных
замечаний, касающихся организации колхозного производства и сбыта продукции, а также фактов нарушения принципов коллективного хозяйствования по решению сверху. Наконец, в номере были опубликованы стихи опального поэта Олега Чухонцева.
2 Архив журнала из личного собрания Н.Н. Рахманова. Также были использованы интервью с Н. Рахмановым, В.Лагранжем и Д.Донским из личного архива автора и книги: Ворон Н. Жанры фотожурналистики. М., 2012;
Морозов А. Журнальная обложка 1921−1941. М., 2007; Сидлин М. Владимир Лагранж: автор на фоне нескольких кадров. Вст. ст. к фотоальбому
В. Лагранжа «Так мы жили». М., 2008. (Voron N. Zhanry fotozhurnalistiki.
Moskva, 2012; Morozov A. Zhurnal’naya oblozhka 1921−1941. Moskva,
2007; Sidlin M. Vladimir Lagranzh: avtor na fone neskol’kikh kadrov. Vst. st.
k fotoal’bomu V. Lagranzha «Tak my zhili». M., 2008.)
https://www.journ.msu.ru/downloads/2017/%...
***
"Странно, я не проработал в «РТ» и года, но больше всего мне вспоминается работа именно в нём.
По многим причинам. Сам журнал был необычен для тех советских времён. Большого размера, богато иллюстрированный цветной печатью. Издавался на глянцевой бумаге. Покупали его охотно. Но после того как там появилась хорошая литература, отличная публицистика, чудесное искусствоведение, его раскупали. За ним выстраивались очереди в киоски.
Необычен был главный редактор, постоянно находившийся на ножах со своим руководством, которое, похоже, его просто боялось и нередко шло ему навстречу.
Вот вам эпизод из нашей жизни.
Импозантный и элегантный Войтехов в тот вечер был похож на полководца, не утратившего в цивильном облачении своих главных функций.
– Запомните адрес, – властно сказал он, – Суворовский бульвар, дом 7а. Это напротив Дома журналистов. Метро «Арбатская». Рядом с домом памятник Гоголю. Ровно в 9 утра все должны быть у дверей этого дома. Опоздавшие могут отправляться в отдел кадров за трудовыми книжками: они уволены.
Ровно в 9 утра? У Войтехова же перевёрнутый день, вспомнил я. Но оказалось, что он решил пожертвовать собственным сном по очень серьёзной причине.
Утром сотрудники с недоумением смотрели, как комендант очень ловко сбил ломом висячий на двери замок.
Дина, секретарь Войтехова, дала каждому бумажку с указанием, какую комнату ему предстоит занять.
– А телефоны? Какие здесь номера телефонов? – спрашивали мы у Дины.
– Не всё сразу, – отвечал за неё Войтехов. – Завтра всем сообщим их номера. А пока… – он взглянул на коменданта, в руках которого была красивая картонная вывеска, выполненная нашим главным художником Колей Литвиновым: «“РТ-программы”. Еженедельное издание». Комендант отправился приколачивать её к входной двери. – Временно, – сказал Войтехов. – Закажем постоянную.
Через некоторое время во дворе послышался рокот моторов. Я выглянул в окно. Рядом с гоголевским памятником остановилось несколько крытых машин. Мы выскочили на лестницу.
– Что такое «РТ-программы»? – возмущённо спрашивал вошедший человек восточного вида.
– Еженедельное издание, – ласково сказал Войтехов. – Об этом написано при входе.
– Но по какому праву вы заняли этот особняк?
– Что значит «заняли»? – ещё ласковее спросил Войтехов. – Мы вселились в дом для работы.
– Позвольте, – запротестовал человек. – Здесь будет представительство (не помню какой) республики при Совете Министров СССР.
– Вы ошибаетесь, товарищ, – Войтехов был по-прежнему ласков и вежлив. – Здесь уже работает редакция еженедельного издания.
– Но у меня ордер на вселение! – гневно затряс бумажкой представитель.
– Любопытно, любопытно, – сказал Войтехов, надевая очки и читая эту бумажку. Он снял очки и спрятал ордер в карман: «Что ж, будем разбираться. А пока попрошу освободить помещение. Вы нам мешаете».
– Это вы помешали нам занять особняк, переданный на наш баланс Моссоветом! И вы за это ответите!
Войтехов посмотрел на коменданта:
– Пожалуйста, покажите товарищу, где здесь выход. И на будущее, хотя бы на первое время, – продолжил он, когда представитель вышел, сильно хлопнув дверью, – нужно установить пост и не пускать сюда посторонних.
Не знаю, как это ему удалось, но больше нас никто не тревожил. Временную картонную вывеску сменила стандартная постоянная, которую крепко привинтили рядом с дверью, и мы зажили на новом месте.
Войтехов не только легко ломал штатное расписание. Он передвигал людей с места на место: нравился ему сотрудник – возвышал его, разонравился – понижал в должности.
Я пришёл в тот день, когда он освободил от обязанностей ответственного секретаря Анатолия Ивановича Курова. В молодости Куров, журналист-международник, был послан работать в Китай от «Правды». Карьера его складывалась очень успешно, но её разрушила жена, сбежавшая из Китая с каким-то англичанином. Со строгим партийным выговором уволенный из «Правды» Куров устроился в малопрестижное издание, где прозябал, вряд ли надеясь на лучшую участь. В «РТ» его привёл и взял в свой отдел крупный международник, который потом ушёл, то ли не сработавшись с Войтеховым, то ли убоявшись его позиции. Войтехов и перевёл Курова в ответственные секретари, то есть очень сильно возвысил.
Ах, лучше бы он этого не делал! Потому что на посту секретаря вёл себя Куров, как рассказывали мне, очень трусливо: чем ярче был сдаваемый в секретариат материал, тем яростней препятствовал Куров его публикации. Об этом донесли Войтехову, который трусости не прощал.
– Анатолий Иванович, – обратился он к Курову на так называемой «летучке» – общем собрании редакции, обсуждающей очередной номер, – я пришёл к выводу, что война во Вьетнаме не закончится, если Вы не возглавите у нас отдел международной политики. Боже, как Вы побледнели, товарищ! – продолжал Войтехов, любивший, как выяснилось позже, подобные эффекты. – Пойдите выпейте коньяку! Ах да, мне говорили, что Вы не пьёте!
Потом я понял, почему прыснули от смеха многие сотрудники: Куров был запойным пьяницей. Но он действительно побледнел. И было отчего. Дело не только в том, что он терял какую-то сумму в окладе, а в том, что он терял невероятно авторитетную должность: отделов в еженедельнике было немало, и, стало быть, немало было и заведующих этими отделами, а ответственный секретарь – один. Следующий по иерархии после главного и его заместителей!
Спустя совсем небольшое время, работая вместе с Куровым в «Литературной газете» и оценив его трусливость и злобность, я понял, что побледнел Куров тогда – на летучке в «РТ» – ещё и от злобы. Возвысивший, а потом слегка принизивший его Войтехов становился его смертельным врагом.
А через небольшое время после того, как я пришёл на работу в редакцию журнала «РТ-программы», я попал на свадьбу, точнее на поздравление молодых главным редактором Борисом Ильичом Войтеховым. Девушка, работавшая в его секретариате, выходила замуж за его любимца Николая Николаевича Митрофанова. Шампанское лилось рекою, Борис Ильич был в ударе и вместо одного произнёс несколько тостов, один другого красочнее. Не раз он троекратно целовался с молодыми и, кажется, был возбуждённо взволнован не меньше их. И не меньше, чем они, хотел их семейного счастья.
Коля Митрофанов попал в поле его зрения совершенно неожиданно. Недавно пришедший в журнал рядовым сотрудником не помню какого отдела, он, возможно, так и оставался на этой своей должности, если б Борис Ильич не любил, чтобы на планёрках наиболее горячо рекомендуемые отделами материалы непременно зачитывались вслух. Но Борис Ильич, любя, чтоб ему читали, вечно оставался неудовлетворённым тем, кто ему читал: ну не так читает человек, как ему хотелось, не тот голос, не те интонации! Подобным образом ведут себя иные православные в храмах, которые не пойдут на церковную службу в ближнюю церковь, а поедут за тридевять земель в другую ради голоса тамошнего дьякона.
Кто-то предложил Войтехову попробовать в роли чтеца Колю Митрофанова, и Борис Ильич наслаждался, когда Коля, обладавший голосом Левитана, читал материал. Он потребовал от исполняющего обязанности зама главного редактора Павла Гуревича назначить Николая Николаевича заведующим отделом. И поскольку выяснилось, что все отделы уже разобраны, предложил создать в журнале новый, объявив конкурс среди сотрудников и пообещав хорошую премию тому из них, кто придумает не только название нового отдела, но и убедительное для отдела кадров Радиокомитета (мы же были в его системе) обоснование необходимости его в журнале.
Не помню, кто победил, но через некоторое время Николай Николаевич Митрофанов возглавил отдел то ли конкретных, то ли конкретно-социальных исследований. А ещё через какое-то подал заявление в партию, которое быстро удовлетворили: лимит для заведующих был намного обширней, чем для рядовых сотрудников.
Ну а после разгрома журнала Коля удержался в Радиокомитете и одно время возглавлял там литературно-драматическую редакцию. Оттуда перешёл в горком партии к Гришину. Написал несколько исторических книг о революции в России. Был назначен заместителем главного редактора энциклопедии «Москва». Вот на какую высоту вознёсся после лёгкого толчка Войтехова.
Что привлекало в Войтехове? Борис Ильич мечтал, чтобы его «РТ» был у всех на устах, замахивался на лидерство таких ярких и смелых изданий, как «Журналист» Егора Яковлева или «Новый мир» Твардовского, и, стало быть, требовал невероятно боевой журналистики и потрясающе смелой литературы. Так что лично мне было интересно в «РТ». Со своим заведующим Михаилом Рощиным я быстро нашёл общий язык. Мы перешли на «ты», действительно оказались единомышленниками. Обращались мы исключительно к лучшим на то время авторам, которых с трудом печатали в «Новом мире».
Вот, к примеру. Во все органы печати было разослано решение секретариата ЦК КПСС о праздновании пятидесятилетия Октября. «Да, – подтверждал Войтехов, – мы с вами его отпразднуем достойно!» «То есть так, как он того заслуживает», – уточнял Борис Ильич и мстительно, как нам с Мишей казалось, улыбался. До этого цековского решения Войтехов, ознакомившись с материалом нашего отдела, говорил: «А вы можете гарантировать, что после публикации, – он стучал ладонью по материалу, – о нас будут говорить все. Все!» «Да», – подтверждал кто-нибудь из нас. И, зная Войтехова, добавлял: «Если, конечно, это пропустит цензура». «Ну, это уже моя забота», – вскидывался главный редактор. Однако в сражении с цензором он побеждал далеко не всегда. Цензоры Радиокомитета чуяли крамолу, как хорошо натасканные гончие.
Но поражений Войтехов не признавал. Он всё время бил в одну точку и – надо отдать ему должное – нередко пробивал материалы, от которых у знающих конъюнктуру людей круглились глаза: «Как вам это удалось!»
Я сказал уже, что Борис Ильич материалы, заявленные отделами в номер, читать не любил. Говорили, что отвык от чтения в лагере. Но слушателем был прекрасным. Различал на слух порой даже не очень приметную фальшь.
Словом, когда Рощин, прежде работавший в «Новом мире» Твардовского, принёс оттуда от секретаря редакции Натальи Бианки стихотворение Ахматовой, мы договорились, как будем обрабатывать Войтехова.
Кто такая Ахматова, ему объяснять было не надо: он помнил и постановление ЦК о ленинградских журналах «Звезда» и «Ленинград», и доклад Жданова на ту же тему.
Знал, что особенно хамски Жданов обрушился на Ахматову и Зощенко. Зощенко был его любимым писателем, и мы звонили его вдове Вере Владимировне в Ленинград, предлагая напечатать у нас что-нибудь из зощенковского архива. Но Вера Владимировна сказала, что есть некоторые вещи, которые давно не перепечатывались, – газетные фельетоны. Однако на ее взгляд, они не дают настоящего представления о даровании ее покойного мужа. Осталась только большая вещь – «Перед восходом солнца», но давать из неё куски она не будет. А целиком нам её не напечатать.
Войтехов, узнав об этом, был очень недоволен. «Действительно большая вещь?» – спрашивал он. «Ну, не меньше двадцати листов», – отвечали мы. «Да, – задумчиво говорил Войтехов, – растянули бы на год, печатая из номера в номер». «Нет, не потянем!» – честно признавался он.
Итак, планёрка. У Рощина в руках стихотворение Ахматовой. «Ахматова? – переспрашивает Войтехов. – Неопубликованное? Откуда?» «Из “Нового мира”», – отвечает Рощин. И добавляет: «Они напечатать не смогли!» О, как страстно заглатывает Борис Ильич нашу приманку: «Не смогли? А мы сможем! Читайте». И Миша читает:
Я приснюсь тебе чёрной овцою
На нетвёрдых, сухих ногах,
Подойду, заблею, завою:
«Сладко ль ужинал, падишах?
Ты вселенную держишь, как бусу,
Светлой волей Аллаха храним…
Так пришёлся ль сынок мой по вкусу
И тебе, и деткам твоим?»
Войтехов вскочил на ноги.
– Гениально! – сказал он. – Это как раз то, что нам надо. Мы это непременно напечатаем. И не в этом номере (речь шла о том, который должен выйти через две недели), а в ближайшем. Остановите печать, – сказал он работникам секретариата. – Снимите любой небольшой материал и поставьте это стихотворение. В преддверии великого праздника мы печатаем великое стихотворение!
Нельзя сказать, что Илья Суслов, зам ответственного секретаря, был обрадован таким поворотом дела. «Опять ломаем номер! – говорил он нам. – Опять выходим из графика! Ох, и доиграется он!»
«Он» – это Войтехов. В конце концов, он действительно доигрался. Его сняли, а редакцию разогнали. Но в случае со стихотворением Ахматовой он выиграл. Цензор, к моему удивлению, пропустил стихотворение. Впрочем, это позже появилась инструкция цензуре обращать внимание на так называемые «неуправляемые ассоциации» и не пропускать материалы с ними. Так в «Новом мире» Твардовского не пропустили статью о Гитлере, мотивировав «неуправляемыми ассоциациями» в ней: дескать, автор пишет о Гитлере, а читатель решит, что о Сталине. Вот и Анна Андреевна пишет о некой армянке, чей сын «съеден» по приказу турецкого властителя, а имеет в виду своего арестованного сына. Но пойди докажи, что это так!
Придумали мы с Рощиным к грядущему пятидесятилетию Октября печатать антологию произведений о русской революции, где красным шрифтом были бы обозначены фамилии тех литераторов, которые приняли октябрьский переворот, а чёрным – тех, кто его не принял. Это нынче устанавливают обелиски и красным, и белым – всем, кто погиб в жестокой российской междоусобице. А тогда к нашей идее руководство Комитета отнеслось не просто кисло, но враждебно, о чём оно уведомило нас через некоторое время, когда громило «РТ-программы».
Правда, и напечатать-то мы успели только один разворот своей антологии, в которой расположили авторов по алфавиту. Чёрным шрифтом выделили фамилию Аверченко. Перепечатали рассказ «Фокус немого кино» из его книги «Дюжина ножей в спину революции». Не помогла нам ссылка на Ленина, который рекомендовал издать эту книгу, чтобы знать врага, так сказать, воочию. Трусливый ответственный секретарь Гиневский вкупе с робким заместителем главного редактора Иващенко добились купюры. Она как раз касалась Ленина с Троцким, которые, пятясь, вышли из дворца Кшесинской, задом дошли до вокзала (исторические события у Аверченко движутся в обратном направлении – от 1920-го до царского манифеста о свободе в 1905-м году), задом же сели в распломбированный и снова запломбированный вагон и покатили, проклятые, – размечтался писатель – назад к себе в Германию. Но, как показали дальнейшие события, купюра не спасла.
Да, Иващенко и Гиневский трусили, но Войтехова боялись больше, чем руководства Комитета. Я поспособствовал Пете Гелазонии перейти в «РТ» из «Семьи и школы». Речь поначалу шла о ставке ответственного секретаря. Но Петя, которого с четвёртого курса философского факультета МГУ выгнали за участие в нелегальном кружке, изучавшем философов Серебряного века, Петя, у которого поэтому не было диплома, не смог преодолеть решительный кадровый заслон. И Войтехов назначил его замом ответственного секретаря, оклад которого был повыше Петиного в «Семье и школе».
Я застал ещё жилым левый флигель здания, которое нынче принадлежит Литинституту, того самого здания на Тверском бульваре, которое описано Булгаковым как «дом Грибоедова» в романе «Мастер и Маргарита». Я пришёл туда, чтобы взять у вдовы писателя Андрея Платонова какой-нибудь небольшой его рассказ или отрывок для «РТ».
Квартира была необычной постройки. Из большой комнаты несколько ступенек вели вас вниз в ещё одну, и уже, кажется, полуподвальную. Вы закрывали входную дверь, входя в квартиру, и видели довольно далеко впереди окно, не ведая о том, что оно относится к нижней комнате. Отчего верхняя казалась очень больших размеров.
Радушная Мария Александровна угощала меня чаем, который мы пили с её дочкой Машей, и рассказывала о своём муже и Машином отце – Андрее Платоновиче Платонове. От неё я узнал трагическую историю их сына, арестованного, а потом выпущенного из лагеря умирающим от открытой формы туберкулёза. Сын умер, заразив туберкулёзом отца, который только-только приходил в себя от долгого непечатания и замалчивания. Рассказала мне Мария Александровна и о статье Ермилова в «Правде», перекрывшей Платонову уже до конца его жизни дорогу к печати за его маленький шедевр – рассказ «Возвращение», и о той очень неблаговидной роли, которую сыграл Фадеев в послевоенной судьбе Платонова.
Это сейчас детали платоновской биографии хорошо известны. А тогда многое прозвучало для меня откровением, заставило пойти в журнальный зал Ленинки и прочитать «Возвращение» и другие малодоступные для обычного читателя вещи.
Но главное, что я возвращался от Платоновых не с пустыми руками. Гелазония жадно схватил рассказ «Семён», который мы немедленно опубликовали.
Опубликовали мы и «Псалом» – чудесную миниатюру Михаила Афанасьевича Булгакова. И тоже после моего визита к его вдове. К Елене Сергеевне.
Она жила в пятиэтажном доме в самом конце Суворовского (ныне Никитского) бульвара на противоположной стороне от кинотеатра повторного фильма (как раз напротив теперешнего театра Марка Розовского). Елена Сергеевна познакомила меня с гостившим у неё Абрамом Вулисом, написавшим предисловие к пока ещё не вышедшему в «Москве» урезанному варианту романа «Мастер и Маргарита», и вынесла аккуратную стопку небольших переплетённых книжечек.
Я открыл верхнюю. «Михаил Булгаков. Полное собрание сочинений», – прочитал я машинописный текст.
– Когда умирал Миша, – сказала Елена Сергеевна, – я поклялась ему, что напечатаю всё, что он написал. И я исполню свою клятву. Всё это, – она кивнула на книжечки, – я печатала сама, чтобы не было в рукописи никаких ошибок.
Вулис показал мне «Мастера и Маргариту». Роман занимал книжек шесть или семь.
– Лучшее, что написал Михаил Афанасьевич, – сказал он. И добавил: «Очень может быть, что Вы этот роман скоро прочитаете в нашей печати».
– Миша писал одинаково хорошо, – не согласилась с Вулисом Елена Сергеевна. – Это откроется, когда будут изданы все его вещи. Наверное, Бог и продлевает мне жизнь, чтобы я смогла их все напечатать.
Я с удивлением посмотрел на изящную, миниатюрную, красивую, немолодую, конечно, женщину, но уж никак не старуху! О чём она говорит?
Потом-то я узнал, что она вовсе не кокетничала: ей и в самом деле было много лет, гораздо больше тех, на которые она выглядела.
Эта мужественная женщина, посвятившая свою жизнь сохранению и публикации булгаковского наследства, не стала спорить с цензорами журнала «Москва», согласилась на купюры в «Мастере и Маргарите», которые они потребовали сделать, а потом собственноручно все эти купюры перепечатала, пометила, на какую журнальную страницу и в какой абзац их следует вставить, и пустила в самиздат. Сильно подозреваю, что именно это обстоятельство заставило «Художественную литературу», издавая «Мастера и Маргариту», особо оговорить, что данный вариант романа полностью сверен с рукописью. Конечно, власти всё сделали, чтобы затруднить для обычного читателя приобретение такой книги. Часть тиража направили за границу, часть – в закрытые распределители. Но ведь и читателям, отстоявшим ночь перед дверьми магазинов, куда по слухам завозили по несколько экземпляров книги, хоть что-то да перепало! А это значит, что роман начал своё победное, не зависящее от властей шествие. И добилась этого хрупкая женщина – Елена Сергеевна Булгакова!
Так что литература у нас была не хуже, чем в тех журналах, с которыми соревновался Войтехов. В отделе культуры работала Лика Осипова, сумевшая уговорить известнейших и популярных искусствоведов (А. Каменского, Д. Сарабьянова, М. Чегодаеву) печатать в «РТ» небольшие, но очень ёмкие и невероятно занимательные жизнеописания художников и композиторов. А отдел публицистики во главе с Игорем Саркисяном брался за такие проблемы, что многие мои знакомые удивлялись: как нам позволяют публиковать подобные вещи или о подобных вещах? Да и талантливый публицист Саркисян оказался прекрасным организатором: он сумел составить отдел из журналистов очень высокого класса: Рена Шейко, Александр Васинский – в то время их очерки были популярны у творческой и технической интеллигенции.
Но ещё немного о литературе.
Варлам Тихонович Шаламов дал нам немало своих «Колымских рассказов». Мы набрали его «Академика». Но, увы, дальше набора дело не пошло. Цензура стояла насмерть. А наши машинистки работали до глубокой ночи, перепечатывая всё, что дал мне Шаламов. Многим хотелось иметь его рассказы в своём домашнем архиве.
Я не поклонник поэтессы Натальи Горбаневской. Её стихи принёс в редакцию Валентин Непомнящий. Кажется, они были однокурсниками и дружили после окончания университета. Ничего путного из объёмной рукописи мне выбрать не удалось. «Ну, хотя бы два стишка», – попросил Миша Рощин. «Да что вы с Валькой так с ней носитесь?» – недоумевающее спросил я. «Хорошая и очень честная женщина, – ответил Миша. – И друзья у неё замечательные».
Два её стихотворения мы напечатали: в конце концов, заведовал отделом не я, а Рощин. А я потом вспоминал его слова, когда наши танки вошли в Прагу, и небольшая группа смельчаков, в которой была Горбаневская, вышла с протестом против советской оккупации на Красную площадь.
Для Дня Советской армии (23 февраля) мы с Мишей подготовили прекрасную подборку песенок Булата Окуджавы: «Старый король» («В поход на большую войну собирался король…»), «Ах, война, что ж ты сделала, подлая…», «А что я сказал медсестре Марии…», «Отрада», «Возьму шинель, и вещмешок, и каску…» Мы весело предчувствовали скандал, который начнётся, если нам удастся так отметить армейский праздник. Не удалось. До праздника мы в журнале не дожили.
По той же причине не появилась в журнале подборка стихов Геннадия Шпаликова с предисловием Андрея Тарковского. Рощин дружил с Тарковским, который приходил к нам в редакцию, выпивал вместе с нами и рассказывал байки из жизни геологов: сам работал геологом до своего прихода в кино. Любил Тарковский поэта Николая Глазкова, которого потом уговорил сыграть в своём фильме «Андрей Рублёв», и так часто декламировал нам стихотворение Глазкова «Ворон», что я запомнил текст со слуха:
Чёрный ворон, чёрный дьявол,
Мистицизму научась.
Прилетел на белый мрамор
В час полночный, чёрный час.
Я спросил его: –
Удастся Мне в ближайшие года
Где-нибудь найти богатство? –
Он ответил: – Никогда!
Я сказал: – В богатстве мнимом
Сгинет лет моих орда,
Всё же буду я любимым? –
Он ответил: – Никогда!
Я сказал: – Невзгоды часты,
Неудачник я всегда.
Но друзья добьются счастья? –
Он ответил: – Никогда!
И на все мои вопросы,
Где возможны «нет» и «да»,
Отвечал вещатель грозный
Безутешным НИКОГДА!..
Я спросил: – Какие в Чили
Существуют города? –
Он ответил: – Никогда! –
И его разоблачили!
Мы подумывали и о том, как бы напечатать Колю Глазкова, бывали в его комнате на Арбате, где он нам читал свои стихи. (Могу, кстати, вообразить, как он бы обрадовался толстой чудесной книге о нём, которую написала дочь поэта Евгения Винокурова Ира.) Но, увы, и этим нашим планам не удалось осуществиться.
А что же удалось? Немногое. Но то, что удалось, удалось благодаря Войтехову. Мы действительно были за Войтеховым как за каменной стеной. Высокий, красивый, стройный, галантно целовавший руки женщинам, он напоминал героя, сошедшего со страниц какой-нибудь пьесы Оскара Уайльда. Он ценил бескорыстие и благородство. Сам был способен на красивые жесты. Так, когда он вместе с редакцией обедал в Доме журналистов, официанты ставили на каждый столик сверх того, что заказывали себе сотрудники, ещё и бутылку вина, которую они не заказывали. А в ответ на наши аплодисменты вставал, кланялся и предупреждал: «Только не напиваться!»
Его возил «москвич», который был выделен не ему персонально, но для курсирования между редакцией и Радиокомитетом или между редакцией и типографией. Но никому из нас и в голову не приходило сомневаться в его праве на персональную машину: для нас он был воплощением всемогущества.
Уже поговаривали, что не 16 полос (страниц), как сейчас, будет в «РТ», а 48. Что приказ о резком увеличении объёма и фонда заработной платы находится на последней стадии подписания. Но вот вышел номер, посвящённый Дню советской Конституции. Вышел, как всегда, запоздавшим, и через день после этого Войтехов в редакции не появился.
Номер опоздал из-за обложки. Наш главный художник Коля Литвинов с ней замучился. Ни один предложенный им вариант не утверждался. И тогда разозлённый Коля вырезал очень красивого попугая, рядом с его клювом поставил микрофон и пустил по всей обложке одну и ту же фразу: «Конституция – твоё право и твоя обязанность!» – сначала крупными буквами, потом – мельче, потом – ещё мельче, потом – ещё и ещё… А под самим попугаем крохотным шрифтом было дано объявление, когда, во сколько и по какой программе радио можно услышать передачу из цикла «Попугай у микрофона». Мы ведь назывались «РТ-программы», так что с этой стороны придраться было не к чему!
Но с другой стороны, всё время уменьшающаяся в шрифте одна и та же фраза на фоне попугая показывала, что именно он тупо повторяет её в микрофон и что права и обязанности человека, провозглашённые в советской Конституции, имеют ровно столько же смысла, как знаменитое: «Попка – дурак!». Чтобы не понять этого, нужно было обладать редкой несообразительностью.
Цензор, разумеется, понял и, разумеется, запрещая обложку, поставил о ней в известность руководство Комитета. Войтехов долго не сдавался. А потом всё же согласился на другую и тоже выразительную. Взбешённый цензорскими цепляниями Коля взял небольшой тупой молоток, которым, скорее, не гвозди забивать, а по головам тюкать, наложил на него остро отточенный маленький серп, тоже словно созданный не для жатвы, а для того, чтобы перерезать горло. Над изображённым таким образом гербом Советского Союза написал плакатными буквами: «Конституция – твоё право, твоя обязанность». А справа от молоточка и серпёнка мелкими: «Слушайте передачу из цикла “Союз серпа и молота” тогда-то и по такой-то программе».
По-разному говорили. Одни – что Месяцев показал журнал Полянскому, другие – что Мазурову. И тот и другой были членами политбюро, как, кстати, и Шелепин. Завязалась некая подковёрная борьба. И в ожидании её исхода Войтехова всё-таки временно отстранили от обязанностей главного редактора.
Политбюро разозлилось не только на обложку. Как раз в этом номере был напечатан очерк Владимира Михайловича Померанцева о том, как довелось ему побывать на комсомольской стройке дороги Абакан-Тайшет и убедиться, что комсомольской она объявлена в пропагандистских целях: реально дорогу строили заключённые и солдаты. Здесь же был помещён и очерк молодого тогда Анатолия Стреляного «Что такое колхоз?», над оформлением которого опять-таки потрудился Коля Литвинов, так расположив вопросительный знак в заглавии очерка, что тот перечеркнул слово «колхоз» (надо сказать, что это соответствовало сути очерка: Стреляный доказывал, что нормальному крестьянину жить в колхозе невозможно!). В том же номере мне удалось наконец напечатать несколько стихотворений моего любимого поэта Олега Чухонцева, от которого правящий режим никогда не ждал ничего хорошего.
Войтехов появился в редакции через несколько дней. Поздно вечером. Дина передала персональное приглашение тем, кого он хотел видеть в своём кабинете.
Собственно, никакого совещания не было. Прозвучала только успокаивающая информация, что оружия Борис Ильич складывать не намерен, что борьба только начинается и что он лично уверен в её благополучном завершении.
Потом он приходил ещё несколько раз. «Меня оставили!» – неизменно провозглашал он. Но проходило время, и выяснялось, что он поторопился с выводами.
Странная создалась в журнале ситуация. Формально власть перешла к Иващенко и Гиневскому, но они не спешили ею пользоваться, понимали шаткость своего положения: а вдруг Войтехов и в самом деле вернётся, что тогда?
Войтехов их на свои совещания не вызывал, поэтому о том, что там было, они выпытывали у нас: «Ну что? Есть у него какие-нибудь шансы?»
Мы, разумеется, отвечали, что есть. И это держало их в ещё большем напряжении.
Новый 1967-й год наша компания отмечала у меня дома на Арбате, а утром пошли продолжать на Смоленскую к Мише Рощину, куда явился слегка подвыпивший, но, как всегда, безукоризненно элегантный Войтехов. Он принёс коньяку, заставил каждого выпить, сам выпил, был непривычно разговорчив и по тому, как часто и многозначительно он говорил о своих обидчиках: «Они ещё об этом пожалеют!» – я понял, что время работает не на Войтехова и что его чудесного возвращения не будет.
Неопределённость нашего положения заставила многих думать, как устраивать свою судьбу дальше. Ушла Рена Шейко. «У меня муж богатый», – кокетливо объяснила она, хотя её муж, Володя Гурвич, работал в отделе публицистики журнала «Москва», где платили не слишком много. Правда, он подрабатывал детективными романами, которые писал под псевдонимом Ишимов вместе с каким-нибудь милицейским чином и печатал в издательстве ДОСААФ. Он обладал невероятной работоспособностью. Позже Рена объясняла мне, что ушла из «РТ», потому что засела за киносценарий, который проталкивала до самой своей скоропостижной смерти, но бесполезно.
Ушла Наташа Карцева, заведующая отделом писем, чей муж, известный социолог Борис Грушин, частенько заходил к нам в комнату, где располагался отдел Саркисяна, который печатал его большие статьи. Высокая Наташа и маленький Грушин казались комической парой, но, по всей видимости, любили друг друга. Чуть позже они уедут работать в Прагу в журнал «Проблемы мира и социализма», вокруг которого тогда собиралось немало прогрессивно настроенных авторов.
Ушёл Виктор Веселовский, которому, по правде сказать, давно уже нечего было делать в журнале. Он возглавлял отдел фельетонов, но ни самих фельетонов, ни хотя бы сатиры или юмора «РТ» не печатал. До Веселовского заведующим был известный и модный сатирик Леонид Лиходеев, но и ему не удалось привить Войтехову любовь к этому жанру. Веселовский ходил на праздничные вечера в «Вечернюю Москву», где работала его жена Таня Харламова и где он смешил всех материалами, которые попусту лежали у него в «РТ». Вот почему назначенный в «Литературную газету» первым замом главного и получивший от Чаковского полномочия набирать сотрудников по своему вкусу, бывший главный редактор «Вечёрки» Виталий Александрович Сырокомский пригласил Веселовского возглавить отдел сатиры и юмора в «Литературке». Витя с радостью согласился.
– Представляешь, – говорил он мне, – у меня вся шестнадцатая полоса! С колёс идёт всё, что здесь лежало!
Мы со своими материалами тоже оказались на обочине. Литературу Иващенко и Гиневский в номер не ставили, обходились анонсами литературных передач.
Геннадий Григорьевич Красухин. Тем более что жизнь короткая такая…2016
И в этом же ряду стоял «РТ». По первоначальному, прямолинейному назначению, казалось бы, не литературный, сугубо ведомственный. «РТ» – «Радио. Телевидение». Журнал, рассказывающий о работе, продукции этой, тогда ещё довольно новой, что касается телевидения, медиасферы. Но редакция во главе с известнейшим драматургом Борисом Вайтеховым, в которую входил и наш Ник.Ник., сумела сделать его подлинно прорывным, с прекрасной прозой и с невероятно задиристым отделом юмора. С юмором у Митрофанова давние и родственные отношения – вы это поймёте и по его текстам, и по этюдам о его друзьях-коллегах, в частности о неистощимом закопёрщике литгазетовской 16-й полосы Викторе Веселовском.
Николай Митрофанов. Паруса каравелл культуры под ветрами эпох. Стихийные мемуары москвича. – М.: Восточный экспресс, 2024
https://lgz.ru/article/stantsiya-naznache...
.. журнал « РТ Радио Телевидение » ( общественно — политический иллюстрированный еженедельник , издание Комитета по радиовещанию И телевидению при Совете министров СССР )
Кульминации. О превратностях жизниbooks.google.nl › books
Михаил Эпштейн, Сергей Юрьенен · 2024
"Вольнолюбивые журналы оттепели 1960-х "Кругозор" и РТ. В "Кругозоре", как и на радиостанции "Юность", работал молодой Юра Визбор. Он в нём заведовал отделом политики, однако постоянно размещал там свои репортажи и песни. Удивительно, но он, уже многолетний автор своих песен, напевал песни Булата и спрашивал, нравятся ли ни мне."
Журнал издавался Государственным комитетом Совета министров СССР по телевидению и радиовещанию . Выпускался издательством «Правда» и Всесоюзной студией грамзаписи.
РТ = т — под ним . — р На журнальной обложке литеры не расшифровывались , искать журнал под названием " Радио , телевидение ” было бессмысленно , а под буквами РТ он отсутствовал в картотеке по той , вероятно , причине , что , когда ...
облако тэгов
