Почти случайно обнаружил комикс на бенгальском языке по мотивам рассказа Владимира Савченко «Пробуждение профессора Берна». Рассказ издавался в переводе на бенгальский язык в 1964 году в составе антологии «গ্রহান্তরের আগন্তুক» («Гость из космоса»). Видимо, благодаря этому изданию и появился комикс. В каком году создан комикс, я установить не сумел.
Название: চতুর্থ বিশ্বযুদ্ধ (Четвёртая мировая война)
Никто ещё не придумал прибор для измерения коэффициента полезного действия литературных произведений. А если бы такой прибор был, то, проконтролировав им действие фантастики на читательские умы, выяснили бы, что многие проекты, изобретения, открытия задуманы и осуществлены благодаря тому, что когда-то воображение и мысль тогдашних школьников и студентов разбудили Жюль Верн, Герберт Уэллс, Александр Беляев, что, прочитав произведения Рэя Брэдбери или Станислава Лема, Айзека Азимова или Ивана Ефремова, многие стали лучше понимать современный мир, его проблемы, успехи и болезни. Побочным мерилом такого воздействия служит огромная популярность фантастики.
Правда, не следует самоутешаться: не замечательными качествами — до них ещё ох как далеко! — фантастических произведений вызвана эта популярность. Причина её в фантастичности сегодняшнего дня. Космические полёты, внутриатомная энергия, «разумные» машины, гиперболоиды-лазеры… Опыты итальянского биолога Петруччо — начало реализации идеи «гомункулуса»… Атомный реактор на манер «философского камня» превращает одни вещества в другие и даже создаёт такие, каких нет на Земле: плутоний, например…
Стремительные и сложные процессы происходят на Земле: численность людей перешла за три миллиарда, а к концу века статистики обещают шесть; многомиллионные армии учёных и технологов всё сильнее раскручивают — на разнос! — маховик «технического прогресса». Возрастает сложность жизни, и вместе с ней усложняется психика современного человека.
Что же дальше? Камо грядеши, мир?
Вот интересующие всех вопросы. Именно они развивают у современного человека психологическую потребность заглянуть за горизонт, мыслью и воображением вести разведку грядущего. Именно они определяют спрос на фантастику.
Спрос явно превышает возможности — поэтому нередко наши журналы и издательства удовлетворяют его всякой всячиной, а отсюда проблема качества была и остаётся проблемой номер один в научной фантастике. В последние десять лет в нашей стране издано немало интересных и значительных произведений — именно им мы обязаны становлением советской научной фантастики как массового жанра большого общественного звучания. Но рядом с ними под видом «фантастики» издавались и издаются такими же (если не бо́льшими) тиражами однообразные, ненатуральные суперкосмические романы с мещанской убогой любовью, слабоумные «международные» детективные боевики, где авторы лихо расправляются с фантастическими заговорами, и т. п.
Нужно ли доказывать, что проблема качества литературного произведения очень важна? Что действие любого печатного слова не нейтрально; оно, это слово, или воспитывает читателя, делает его умнее, более зрелым, или отупляет его? Халтура отупляет. Ущерб от неё — не просто потраченные на издание книг гектары леса и напрасно загубленный труд.
Но упрекать халтурщика за халтуру, как это у нас теперь принято, — всё равно, что отчитывать комара за то, что он разносит малярию. Халтуру нужно просто не печатать. А вот здесь именно то звено, от которого зависит публикация данного произведения, — редактор, рецензент, издатель, — часто пасует.
Другая важная проблема фантастики — тематическое разнообразие фантастических произведений. Его нет, этого разнообразия. Ведь очевидно, что фантастику можно применить к любым жизненным проблемам; более того, она имеет огромные возможности в новаторском их освещении. Однако существует явное стремление «идти в русле», избегать неразработанных тем. Пример у всех перед глазами: бесконечные перепевы космической темы. Ничего не скажешь, эта тема эффектна и увлекательна, но, несмотря на это, её всё же нельзя считать главнейшей для человечества.
Существование обеих названных проблем в значительной степени объясняется тем, что у нас нет ясных и чётких взглядов на фантастику, нет общих критериев её оценки.
Автору этих строк за восемь лет работы в области научной фантастики пришлось прочитать не один десяток рецензий на свои книги: закрытых и открытых, ругательных и хвалебных, — но ни разу не удалось уловить в них какой-либо системы взглядов на фантастику. Ну, что ж, «спасение утопающих — дело рук самих утопающих», попробуем поискать такие критерии. Отмечу только, что речь пойдёт о научной (а не сказочной) фантастике. Хотя следует сказать, что разница между этими разновидностями жанра условна: когда мы что-то пишем всерьёз, нельзя не считаться с научными фактами и идеями.
Начнём с примера. В авторе научно-фантастической повести «Путешествие длиной в век» (журн. «Наука и жизнь», Москва, №№ 9—12 за 1963 г.) всё разоблачало самоуверенного новичка. Попытки «проглотить» гораздо больше сверхпроблем, чем можно переварить их в повести среднего размера: трансляция информации из человеческого мозга в дальние миры, показ будущего общества, интеллектуальное неравенство, телепатия, межзвёздные путешествия, бессмертие, облагораживание искусством, проблема «отцов и детей», проблема «мозгозвёздного скитальца» и т. п., — и вытекающее отсюда беспомощное скольжение по верхам. И стандарт № 1: Всезнающий Провидец Профессор, без которого, как известно, фантастическая повесть — всё равно, что свадьба без генерала. И сюжетное несовершенство: целью действий всех персонажей является исследование разумной цивилизации на далёкой звезде: вот герой возвращается оттуда, и… повесть вся: что там за цивилизация, остаётся загадкой.
Неопытность проявилась и в попытке автора отделаться общими фразами от важных тем. «Извечная борьба за человеческое равенство увенчалась успехом». «Воспитание было рассчитано на то, чтобы никто не остался в стороне от общечеловеческих дел» — вот и всё, что сказал автор по этим вопросам. Квалифицированный фантаст о таких вещах будет либо говорить подробно, либо — если нечего сказать — промолчит.
Пожалуй, единственными красивыми местами в повести были описания природы и экскурсы в прошлое — здесь чувствовались и знание предмета, и литературная одарённость автора… Автором этой повести был известный прозаик В. Тендряков.
Сейчас многие писатели-реалисты пробуют силы в фантастике, и число таких примеров можно увеличить. Взять хотя бы беспомощные опусы бывшего реалиста, ныне фантаста Геннадия Гора, состоящие почти полностью из глубокомысленных размышлений-диалогов, — скажем, повесть «Уэра», опубликованную в сборнике «НФ» издательства «Знание». Эти примеры имеют большое теоретическое значение. Ведь нельзя предположить, что В. Тендряков и Г. Гор схалтурили (не такие это писатели). Следовательно, не смогли. Большой опыт писателей-реалистов не помог им создать что-то стоящее в фантастике. Это лучше всех соображений подтверждает, что жанр фантастики имеет отличную от реализма природу и что работа в нём требует соблюдения своих законов, применения других приёмов и — бесспорно! — особого, специфического дарования. (А потому пусть не радуются халтурщики: никто не ставит на одну доску с ними В. Тендрякова и Г. Гора — они «нефантастику» умеют писать).
Главное отличие фантастики от реализма: она описывает то, чего не было и нет, но что при «определённых допущениях» (как говорят в науке) возможно. Фантастика начинается с мечты, с замысла сделать что-то, добиться чего-нибудь. Но убедительная сила замысла — не только в том, что сделать (откуда происходят только сказки), но и как сделать. Именно такой конструктивный замысел порождает изобретения, проекты, теории. Отсюда: социальные корни фантастики — в творческом труде, которым сейчас заняты миллионы и который преобразует мир.
Радио, ядерное оружие, кибернетические машины, авиация, электричество и даже общественная собственность на средства производства — всё это было когда-то замыслами. Реализация их, как и многих других, до неузнаваемости изменила жизнь, повлияла на человеческие отношения, даже на человеческую психику. Общественная задача фантастики в том, чтоб прикинуть: как поменяется жизнь от реализации новейших идей инженеров, учёных, политиков, экономистов? Какие возможности это открывает человечеству? Как повлияет на отношения, психику, интеллект, быт? Хорошо получится или плохо? Ибо основным предметом исследования в фантастике, как и в других жанрах литературы, являются человек и человеческое общество.
Поэтому методы и приёмы реалистической литературы являются художественной основой научной фантастики. Естественно, что у фантастики в силу её направленности описывать то, чего нет, возможности художественной выразительности несколько ограничены. И это объективно. У фантаста, который изображает инопланетную цивилизацию, будущее или применение ещё не сделанного открытия, нет запаса тех «живинок», которые реалист может черпать из жизни. Многое, конечно, определяют индивидуальные способности автора, да и в целом выше природы не прыгнешь; потому в фантастике так широко и применяют публицистические описания, так часто прибегают фантасты и к взрывной силе неожиданного и драматического, чтобы возбуждённое воображение читателя само дорисовало фантастическое изобретение, невиданные лаборатории и миры.
Вот почему очень важно использовать, так сказать, «логическую основу» фантастического замысла: методы и приёмы научного мышления. Их немало, таких приёмов. Вряд ли нужно объяснять, как близка к научной фантастике гипотеза. Неотъемлемой частью многих произведений является умозрительный эксперимент (приём, использованный, кстати, Эйнштейном при создании теории относительности). Суть этого приёма выражается в вопросе: а что, если?.. (Например, что, если лёд Антарктиды покроет чёрная пыль? Ответ: будет всемирный потоп.) Очень часто фантасты пользуются привнесённым из математики приёмом экстраполяции — распространением замеченной в жизни тенденции или закономерности за пределы исследованной отрасли и доведением её до логического конца. Непревзойдённым мастером такой экстраполяции является Лем.
При разработке фантастического замысла ни в коем случае нельзя пренебрегать таким малохудожественным, на первый взгляд, приёмом, как математический расчёт. В фантастике — литературе замысла, которая по сути своей близка к проектированию, — это не малохудожественный приём; математика всегда позволяет заметить те подробности, которые выпадают из виду при чисто качественном рассмотрении предмета. Могу сказать, что большинство свойств фантастического материала «нейтрида» в повести «Чёрные звёзды», как и связанных с этими свойствами «эффектов» и даже сюжетных ситуаций, были найдены именно путём расчёта.
Если смотреть широко, то именно использование этой «логической основы», научной методики предоставляет фантастике огромные возможности в анализе и обобщении самых разнообразных (социальных, психологических, природных) процессов; именно это делает её самостоятельным, равноправным с реализмом, способом отражения и осмысления действительности.
Часто мы не понимаем таких особенностей фантастики и стремимся истолковать её либо как реалистическое отражение действительности, либо как «пророчество». Это непонимание приводит, например, к тому, что в нашей фантастике до сих пор царит уже отвергнутый другими жанрами «принцип» благополучного литературного оптимизма в духе призыва провинциального фотографа: «Улыбнитесь, снимаю!». Будущее — даже и не такое отдалённое — выглядит в фантастических произведениях таким сусально-розовым, что едва ли не единственными конфликтами там выступают неразделённая любовь и схватки с космическими чудовищами. Это непонимание породило и «психологическое предостережение» относительно таких тем фантастики, как мировые социальные потрясения (хотя они происходят и будут происходить, пока в мире существуют два антагонистических строя).
…Инженер-проектировщик перебирает много вариантов решения в поисках лучшего. Но чтобы отбросить непригодные, ему нужно их выявить, рассчитать, а иногда и промоделировать. Так и научная фантастика представляет собой именно такой перебор частных или общих вариантов будущего. Следует иметь в виду и мрачные варианты, хотя бы для того, чтобы их избежать. В научной фантастике необходимы та же трезвость и та же смелость в осмыслении проблем, стоящих перед нашим обществом и перед всем человечеством, как и в самой науке; иначе она теряет право называться научной.
Какие же критерии можно предложить для оценки научно-фантастических произведений?
Прежде всего, поскольку фантастика — литература замысла, в произведении должна быть не только описательная часть, но и важная проблема: каждый замысел основывается на наличии проблемы. Проблема по своему характеру может быть самой разнообразной: социальной, моральной, философской, научно-технической, и главное — её масштабность и близость к реальным проблемам жизни мира. На мой взгляд, совсем не имеет ни смысла, ни права на существование та «фантастика бегства», фантастика отвлечения умов, которая не помогает осмысливать действительность, а уводит от неё.
Это не призыв вернуться к мелкотравчатой и приземлённой «фантастике завтрашнего дня», нет; в современном мире немало значимых проблем. А фантастика (и от этого никуда не денешься) без актуальной в широком смысле слова проблемы превращается в интересное чтиво, ничего не дающее разуму. Кому, скажите, пожалуйста, нужна, например, проблема «межзвёздного скитальца», решаемая во многих произведениях (астронавт, который благодаря относительности времени после исторических странствий сохранил молодость, возвращается в мир, где все его родственники и знакомые уже умерли, и ему неуютно…)?
Вторым важным качеством фантастического произведения должна быть разработка проблемы. Недостаточно только назвать проблему или, сформулировав её, в авторской безысходности развести руками; недостаточно и просто сказать, что она решена (см. выше). Необходимо показать пути её решения. А это в свою очередь требует высокой философской и научной добротности произведения, более того, наличия в нём авторских идей, оригинальных и глубоких мыслей.
И, наконец, обязательным критерием должна быть литературная добротность произведения — тот принцип жизненного правдоподобия, который в своё время, возможно, грубовато, но точно сформулировал основоположник социалистического реализма Максим Горький: «Ври, но так, чтобы я тебе верил». Логичность сюжета, ясный язык, яркая индивидуальность персонажей и естественность их поступков, выразительность описаний, точная дозировка фантастического и реального — всё это просто необходимо, без этого произведение не сработает.
Здесь следует отметить, что применение этого критерия в фантастике требует учёта объективных возможностей жанра, а отсюда — точного, вдумчивого подхода: чтобы, с одной стороны, не оставить лазеек для халтуры, а с другой — не «зарезать» произведения интересного и нужного, но несовершенного с академической точки зрения. Пора уже признать, что применение критерия литературных качеств как единственного (ныне это практикуется часто) не может полностью преградить путь сырым и запутанным фантастическим произведениям — ведь встречается довольно красочная, но пустая и бессодержательная фантастика-пустоцвет. Поэтому лучше, на мой взгляд, для правильной оценки и формы, и содержания научно-фантастического произведения применять все три критерия: проблему, научно-философскую разработку её и литературную добротность.
Я далёк от мнения, будто предлагаемые критерии будут оказывать существенное влияние на труд литераторов, работающих в жанре фантастики: их продукция определяется уровнем творческих возможностей и знаний автора, а он у каждого свой. Но если эти критерии (не произвольные, как я пытался показать) примут во внимание редакторы и рецензенты, и они помогут им отличать научную фантастику от подделки под неё, значит статья писалась не зря.
«Есть жизнь на Марсе или нет жизни на Марсе» — это, в конце концов, не столь важно. Литературный труд в любом жанре, а значит и в жанре фантастики, должен быть подчинён прежде всего тому, чтобы как следует наладить жизнь на Земле.
Слегка систематизировав имеющийся материал, я в качестве своеобразного новогоднего подарка всем читателям колонки подготовил электронное издание этого рассказа, включив в него варианты текста, все найденные иллюстрации, избранную библиографию, ряд дополнительных материалов и сопроводив всё это кратким поясняющим комментарием.
С наступившим Новым 2024-м годом! Надеюсь, подарок придётся по вкусу любителям старой советской фантастики.
Рецензия была написана на планировавшийся к изданию в «Советском писателе» сборник повестей Владимира Савченко, в числе которых ранее не издававшиеся «Пятое измерение» и «Похитители сутей».
Датировано 16.08.1987.
Первая публикация — Стругацкие. Материалы к исследованию. Письма, рабочие дневники. 1985–1991. — Волгоград: ПринТерра-Дизайн, 2014.
Затем рецензия была опубликована в 28-м томе Полного собрания сочинений Аркадия и Бориса Стругацких.
Сборник В. Савченко вышел в киевском издательстве «Радянський письменник» в 1988 г. под заглавием «Похитители сутей». Из разбираемых в рецензии произведений в него вошло только титульное.
Полный текст рецензии:
Несколько слов об авторе. Владимир Иванович Савченко принадлежит к тому отряду писателей, который вслед за Иваном Антоновичем Ефремовым возрождал и выводил на мировую арену отечественную художественную фантастику. Первая же его повесть «Черные звезды» (1960) обратила на себя внимание всех любителей жанра как новаторская не только по «научно-фантастическому антуражу», но и героями своими (современные научные работники), и местом действия (современная научная лаборатория). Надобно вспомнить, что в те времена разве что один лишь Даниил Гранин обращался к таким героям и к такой обстановке.
В последующих своих произведениях Савченко регулярно и с нарастающим мастерством обращался к теме драмы идей, научного поиска, а главное — к психологии, к исследованию поведенческих характеристик, к самой философии бытия современного «научника». Сам крупный исследователь в области полупроводников и микроэлектроники, половину жизни проведший среди прототипов своих героев, он без восторженной сопливости, с суровой взыскательностью и с не менее суровой самокритичностью зорко наблюдал своих товарищей и врагов в мире научного поиска, трезво и пристрастно наблюдал и себя в этом мире. Идеальное положение для писателя! А Савченко был, есть и останется незаурядным писателем.
Вид литературы, в котором он работает, именуется научной фантастикой. Другими словами, сюжетным движителем его произведений почти всегда является ситуация, возникшая в результате появления в нашем обыденном мире некоего научного или инженерного открытия, либо еще только созревающего в недрах нашей технологии, либо только чаемого современной наукой, либо даже вообще невозможного с точки зрения современных научных представлений.
Как научный фантаст Савченко и коварен и простодушен. Ему доставляет огромное наслаждение смаковать подробности созданных им систем и положений квазитехнологии, в которых причудливо и изящно переплетаются элементы реально существующих и выдуманных им факторов движения материи и разума. Фантастическая технология у Савченко — это однородный сплав точно известного и воображенного, настолько однородный, что неспециалисту (неспециалисту по полупроводникам, неспециалисту по кибернетике, неспециалисту по бионике) подчас трудно, а то и вообще не под силу отделить одно от другого. В этом Савченко решительно уникален в мировой фантастике.
Да, в этом он уникален, но не в этом его главная сила. В конце концов, как я уже говорил, фантастическая технология — это антураж у него, всего лишь движитель внешнего сюжета. Способ, при помощи которого Савченко ставит своих героев «под микроскоп».
Сила Савченко — в его великолепном знании людей, о которых он пишет.
В способности анализировать их психологию и мотивы их поведения.
В способности типизировать их «здесь и сейчас». В сущности, литература, создаваемая Савченко, это литература о реальных типических людях в фантастических нетипических ситуациях.
Прибавлю сюда отчетливо выраженную склонность Савченко к беспощадной сатире.
Прибавлю присущий ему блистательный юмор на самом высоком уровне. (Большинство присяжных юмористов наших ему в подметки не годятся.)
Прибавлю жадный интерес к самой современной социальной проблематике.
Вот это и есть Савченко, один из талантливейших писателей-фантастов нашей страны, а значит — и мира.
Недаром его роман «Открытие себя», роман неожиданный, ни на что из ранее написанного в фантастике не похожий, удостоился отдельного тома в многотомнике «Библиотеки современной фантастики» (кроме него в этом собрании отдельных томов удостоились только И. Ефремов и братья Стругацкие) и переведен во многих странах за рубежом.
Передо мной два новых его произведения: «Пятое измерение» и «Похитители сутей».
Ну, новых — это только так говорится. Судя по свидетельству на заглавном листе, «Пятое измерение» было закончено шесть лет назад. Не знаю, как насчет «Похитителей», но и им тоже несколько лет, не сомневаюсь.
Проклятье нашей издательской политики в области художественной фантастики! Талантливый писатель, член Союза писателей, а издаваться до последнего времени было негде... Впрочем, это уже другой разговор.
Итак, «Пятое измерение» и «Похитители сутей».
Собственно, после всего, что было сказано выше, добавить остается немного. Оба эти произведения — несомненно, еще один шаг вперед. Они еще более интересны, нежели «Открытие себя», романа, который я очень люблю и перечитывал несколько раз.
«Пятое измерение» — повесть глубоко философская. Да, и в ней действуют современные молодые ученые, и в ней действие происходит главным образом в стенах лаборатории, и в ней разят савченковские сатирические стрелы и звучит благородно-грубоватый савченковский юмор. Но, как мне представляется, в этой повести Савченко подводит итоги своим трудным и парадоксальным размышлениям о сложных и неоднозначных связях между ходом истории и социопсихологическими движениями человеческих масс. Всем известно замечательное утверждение Маркса: «Общественное бытие (подлежащее) определяет общественное сознание (дополнение)». Но уже на наших глазах эта формула начинает переворачиваться. Мы живем в такое время, когда только изменение (ухудшение или улучшение) качества общественного сознания может ускорить, затормозить, а то и вовсе оборвать общественное (и вообще любое) бытие. Герои Савченко с помощью фантастической технологии исследуют варианты человеческой истории, возникающие в зависимости от состояния общественного сознания.
И повесть звучит отчаянным призывом к людям: не будьте пассивны, нет никаких хат с краю, если не поднимете голос сегодня, завтра будет поздно! «Пятое измерение» — это редкая попытка воплотить современнейшие социальные идеи в художественные образы. И на мой взгляд, попытка эта хорошо удалась.
«Похитители сутей» — совершенно новая для Савченко тенденция. Это социальная сатира по преимуществу. Естественно, с научно-фантастической подоплекой. По форме — детектив. А все вместе — блестящая разработка темы Подарка. Кажется, первым образцом этой трудной, но чрезвычайно плодотворной темы был «Человек, который мог творить чудеса» Уэллса. Помните? Некие высшие силы наделяют даром чудотворца маленького клерка в провинциальной Англии, тупого мещанина без воображения и силы воли. У Савченко это шире. Некая суперцивилизация одаряет человечество — современное человечество, вот в чем самое интересное! — технологией отщепления и отчуждения индивидуальной психики от физического тела.
Что происходит в результате — можно прочесть в повести. Ясно одно: Подарок сделан слишком рано, при всех его приятных и полезных качествах, могущих, казалось бы, облагодетельствовать человечество, он начинает разъедать человечество изнутри. Характерно, что Савченко не замкнул сюжет. Он как бы предложил читателю довообразить, что может случиться дальше.
Вот такой и должна быть настоящая фантастика. Не бездумное чтиво, а настоящая литература, заставляющая думать, развивающая воображение, возбуждающая социальную смелость и готовность к жестоким чудесам грядущего, как сказал С. Лем.
«Советский писатель» просто должен опубликовать этот сборник Владимира Савченко.
Наш корреспондент встретился с писателем и переводчиком Александром ЩЕРБАКОВЫМ
— Александр Александрович, на третьих всесоюзных Ефремовских чтениях, проходивших в Комарове с 6 по 12 апреля этого года, вы выступили с сообщением, которое, мне кажется, может заинтересовать наших читателей.
— Обнаружена, переведена и подготовлена к печати одна из последних работ А. Конан Дойла в области фантастики. Нельзя сказать, что эта работа была у нас вовсе не известна. Сразу же после выхода в Англии в 1929 г. она была опубликована в СССР, но в сокращённом и фальсифицированном виде. Немногочисленные люди, знавшие об этом деле и понимавшие, чем была вызвана фальсификация, предпочитали помалкивать. И постепенно публикация забылась, так, словно её и вообще не было.
— То есть речь идёт о сделанном вами литературном открытии?
— Постараемся обойтись без громких слов. Да и не только моими трудами было сделано дело, и поэтому прежде всего надо поблагодарить председателя Клуба любителей фантастики «МИФ-XX» А. Сидоровича и одного из летописцев советской фантастика свердловчанина Виталия Бугрова.
Мы с писателем А. Д. Балабухой задумали серию книг, объединённую общим названием «Близнецы». Ленинградскому отделению издательства «Художественная литература» эта мысль показалась интересной, и мы приступили к осуществлению замысла. В качестве одной из первых позиций, предложенных нами, была пара: роман «Маракотова бездна» А. Конан Дойла и роман Ренэ Каду (под этим псевдонимом укрылись два советских писателя) «Атлантида под водой». Оба произведения вышли в свет в один и тот же год — 1927, одно в Англин, другое в СССР. Какой бы то ни было предварительный контакт между авторами исключён, и в то же время, как это ни удивительно, оба романа основаны на совершенно идентичной фантастической посылке: жители легендарного острова атлантов не погибли в момент катастрофы, а сумели спастись, соорудив подводные укрытия, в которых живут на дне океана по сей день. Посылка-то одна, но как по-разному подходят к ней авторы!
И вот, когда шло обсуждение этой позиции в общественной редколлегии, её участник А. Сидорович спросил нас, в каком виде мы собираемся включить в книгу роман А. Конан Дойла — обе его части или, как обычно, только первую. Ни один из нас, составителей, попросту не понял вначале, о чём речь. Роман «Маракотова бездна» — нам представлялось, что мы его прекрасно знаем, — делится на пять глав, а деления на части не имеет. Но А. Сидорович не сдавался. Он не помнил, где прочёл вторую часть, не помнил её содержания, но был твёрдо уверен, что это была именно вторая часть, что это была журнальная публикация, да ещё застряло в памяти ощущение какой-то скандалёзности вокруг неё. И больше ничего.
Слова Сидоровича посеяли в нас зерно сомнения. И мы решили обратиться за помощью к великому знатоку по части библиографии фантастики свердловчанину Виталию Ивановичу Бугрову. Ответ из Свердловска не замедлил. Виталий Иванович указал, что доброй памяти журнал «Всемирный следопыт» обращался к публикации «Маракотовой бездны» дважды: в первый раз — в трёх номерах в начале 1928 года, а затем ещё раз — в двух номерах в середине 1929 года. Самих подшивок журнала за эти годы у Бугрова в руках не было, поэтому он не мог охарактеризовать ни одну из этих публикаций более подробно. Но, согласитесь, это было существенное указание, руководясь которым я отправился в Публичную библиотеку имени Салтыкова-Щедрина.
В майском номере «Всемирного следопыта» за 1929 год я прочёл буквально следующее: «МАРАКОТОВА БЕЗДНА. Фантастический роман А. Конан Дойля. Часть вторая». К последующим словам была дана сноска: «Первая часть романа «Маракотова бездна» была помещена в №№ 1—3 «Всемирного следопыта» за 1928 год. Вторая часть, представляющая для наших читателей самостоятельный интерес, только теперь печатается в английском журнале «Стрэнд». И далее следовала глава под названием «Опасности глубин» (надо заметить, что в известной нам части романа главы не имеют названий, имеют только нумерацию), во вступительной части которой было обещано рассказать о «захватывающей встрече с Владыкой Тёмного Лица», а основное содержание сводилось к нескольким не связанным между собой эпизодам — приключениям героев на морском дне.
Но, открыв июньский номер «Следопыта», я, не веря своим глазам, прочитал следующее извещение от редакции: «Конан Дойль, увлекающийся в последние голы оккультизмом, настолько перегрузил конец «Маракотовой бездны» эпизодами и подробностями из «потустороннею мира» (до чертовщины и чёрной магии включительно!), что редакция «Следопыта» вынуждена была прибегнуть к сокращению отдельных кусков и разговоров этой части романа, совершенно неуместных на страницах журнала и нелепых с точки зрения нашего читателя, которому рассуждения о «вечной борьбе добра и зла» и мистические измышления о способах изгнания дьявола — просто скучны и смешны. Досадно за талантливого писателя, который не только докатился до мракобесия, но и проповедует его наивными приёмами, лишенными даже тени оригинальности и новизны».
Я привожу этот текст слово в слово. Но мы вернёмся к этому извещению позже. Здесь я хочу сказать, что опубликованное вслед за ним окончание романа меня ошеломило. Представьте себе: идёт длинное описание древнего здания на дне моря, куда с трудом проникли герои. Всё дышит ожиданием обещанного «захватывающего приключения». И... И ничего не происходит. Спугнутые странным акустическим феноменом, герои поспешно и благополучно ретируются, следует построенное в форме диалога краткое рассуждение о возможных причинах такого дива, засим заключительный абзац, и на том конец. И это Конан Дойл? Известнейший мастер приключенческого жанра? Он что, действительно, «докатился»? Вне всякого сомнения, взять этот текст «второй части» и опубликовать в таком виде было невозможно. И тем не менее я его переписал.
— Весь текст?
— Весь. Затем я ринулся в каталог искать оригинал «Маракотовой бездны». И вот тут настигла меня печаль. По каталогу Публичной библиотеки не значатся произведения А. Конан Дойла, вышедшие после 1922 года. Ни одного.
— Что, их там вообще нет?
— Не знаю. Может быть, и есть. Поговаривают, что каталог далеко не полон, но не знаю, так ли это в действительности. К счастью, у меня в руках оставалась ниточка: «Всемирный следопыт» указал, что эта злополучная «вторая часть» печатается в журнале «Стрэнд». И я отправился в журнальный каталог искать журнал «Стрэнд». Явилась обескураживающая картина: Публичная библиотека располагает всеми комплектами «Стрэнда» до 1920 года, затем следует перерыв до середины пятидесятых годов. И в этом пустом пространстве размахом в тридцать лет значится один-одинёшенек сиротинушка — комплект «Стрэнда» за 1929 год.
Я пал духом. Наши толстые журналы готовятся к выпуску загодя, с упреждением более полугода, уж очень меня приучили к такому порядку. Исходя из этих представлений, я почёл, что искомая публикация в «Стрэнде» должна приходиться на 1928 год по меньшей мере. И написал требование на комплект 1929 года, в глубине души не надеясь на успех поиска, просто для очистки совести, чтобы знать, что все имеющиеся дорожки протопал до самого тупика. Я до этого никогда не лержал в руках «Стрэнда». Попадались упоминания о нём, журнал респектабельный. Любопытно. Листаю. Первая половина каждого номера — сотня страниц рекламы. Ага, только после неё идёт оглавление номера и дальше — рассказы и повести. Мелькают имена. Есть и знакомые. А ведь я даже не знаю, как именно называется по-английски роман Конан Дойла. Может быть, воясе не «Маракотова бездна», а как-то иначе. Бывали у нас случаи полного переименования переводных произведений. Кислыми щами пахнет нестерпимо. Я я Ленинском зале сижу, он над столовкой, и в определённые часы там высидеть невозможно. Не то, что в любимом моём зале, где сотрудницы в уголку потихоньку кофе варят, — благородный аромат. Но там уже с утра все места заняты.
И вдруг — знакомая картинка. Та же, что во «Всемирном следопыте», но там она поменьше, а здесь — во всю левую страницу! А на правой — имя Конан Дойла, под ним — совершенно не знакомое мне название, ниже — извещение от редакции, а дальше — текст. И это — апрельский номер «Стрэнда» за 1929 год!
Сравниваю английский текст с русским, переписанным из майского номера «Всемирного следопыта». И уже не предполагаю, а ясно вижу, насколько слаба была работа русского переводчика. Впрочем, и редакция руку приложила. Из русского текста последовательно вычеркнуто всё, что не относится непосредственно к приключенческой стороне дела. Разрозненные в переводном печатном варианте, эти эпизоды в авторском тексте складываются в последовательное, логически связанное повествование. Но связки построены на сюжетной линии нежного чувства, которое испытывает герой романа к девушке-атлантке. Значит, тогдашняя редакция «Следопыта» не сочла для себя нужным публиковать даже краткие отступления о душевных переживаниях, попросту выбросила их, не заботясь о том, что лишает авторский текст всякой логики.
— Но это действительно вторая часть романа?
— Сам А. Конан Дойл этого не обозначил. Больше того, он дал этому произведению совершенно другое название. Оно называется «Владыка Тёмной Стороны», при этом имеются в виду тёмные стороны человеческой души вообще. В 1929 году переводчик не разобрался в этом обстоятельстве, и отсюда-то и появился в его переводе невразумительный «Владыка Тёмного Лица». В извещении от редакции «Стрэнда» говорится о том, что «ниже продолжается рассказ о приключениях невольных первооткрывателей в изложении» главного рассказчика «красочного романа сэра Аргура Конан Дойла «Маракотова бездна», опубликованного в «Стрэнде» зимой 1927—1929 г.». Так что, строго говоря, мы не имеем формального права ставить над этим текстом слова «Маракотова бездна». Часть вторая», как это решительно сделал ко-гда-то «Всемирный следопыт». Но в то же время текст «Владыки» пронизан отсылками к роману настолько, что не может существовать самостоятельно. И в свою очередь, во «Владыке» разрешается конфликт, бегло намеченный в романе. Складывается впечатление, что, отдав «Маракотову бездну» в печать, сам Конан Дойл испытывал неудовлетворённость этой работой, мысль продолжала работу, видно, что он начисто позабыл некоторые не существенные для этой мысли подробности романа, но чутьё художника, но умонастроение семидесятилетнего писателя властно требовали продолжения труда. Тем более что он был свычен к возвращениям при разработке полюбившейся темы. И он довёл свою последнюю крупную работу до логического, я сказал бы, вселенски звучащего завершения.
Для такого вселенски звучащего завершения Конан Дойлу нужен был соразмерный разгон. Материал, опубликованный в апрельском «Стрэнде» (и, естественно, в майском «Следопыте»), и был таким разгоном. Кульминация и развязка «Владыки» пришлись полностью на майский «Стрэнд». Совершенно очевидно, что в момент подготовки своего майского номера редакция «Следопыта» понятия не имела о том, каков будет текст майского «Стрэнда», иначе, я полагаю, она вообще отказалась бы от публикации «второй части».
Герои Конан Дойла встречаются таки с этим таинственным «Владыкой» в его подводном дворце. Оказывается, что это некий гений зла, — о нём упоминается в первых главах романа, — вызвавший не только катастрофу Атлантиды, но и охотно принимающий на себя ответственность за все трагедии в последующей истории человечества. «Я в силах повелевать умами, — заявляет он. — Я властвую над скопищем черни. Я всюду, где затевают злое дело. Я был с гуннами, когда они превратили в развалины пол-Европы. Я был с сарацинами, когда они именем веры подняли на мечи всех непокорных. Я вышел из дому в Варфоломеевскую ночь. Я поощрял работорговлю. Это мой шепоток обернулся кострами для десятка тысяч сморщенных старух, которых дурачьё именовало ведьмами. Это я в образе закопчённого верзилы вёл парижскую чернь по залитым кровью улицам. Славные были времена, но не сравнишь с недавними в России. Вот оттуда я сейчас и явился…».
— Так и написано?
— Насколько я способен перевести английский текст на русский язык, это написано именно так. Теперь вы можете представить себе, какой переполох поднялся в редакции «Следопыта», когда пришёл майский «Стрэнд». Ведь первая половина «Владыки» уже опубликована под названием «второй части», в очередном номере уже заготовлено место под «окончание», никто не ждал от Конан Дойла никакого подвоха, и вдруг такое! Да за публикацию этих слов в молодёжном приключенческом журнале всю редакцию неминуемо ожидало странствие на Соловки!
— Вы не преувеличиваете?
— Боюсь, что нет. Иначе чем объяснить, что редакция не просто выбросила эти три фразы, а проделала всю ту работу, которую проделала? Выбросила три четверти печатного листа текста вообще, пожертвовала и кульминацией и развязкой повествования, для отвода глаз притворилась, что её не устроили скука и потешность рассуждения о «вечной борьбе добра и зла» и некие «мистические измышления» автора и заменила выброшенное двумя страничками убогих рацей неизвестного авторства. Даже в мракобесии автора обвинила публично. Отлично понимая, что идёт на крайность, чтобы скрыть поглубже и подальше в сторонке три сакраментальные фразы.
— Почему три? По-моему, две. О худых временах в России и о том, что он оттуда явился.
— А фраза о парижской черни и «закопчённом верзиле»? Это же фраза о Парижской Коммуне!
— При чём же там «закопчённый верзила»?
— При том, что в последние дни боёв, отчаянно силясь остановить наступление версальцев, Комитет Общественного Спасения Коммуны распорядился поджечь несколько крупных парижских зданий, как мы сказали бы, «памятников культуры и архитектуры». И приказ этот был выполнен. И именно об этом кричали тогдашние европейские газеты, на десятилетия пришпилив коммунарам ярлыки «поджигателей». Чему ж тут дивиться, если Конан Дойл с детства усвоил именно такое представление о коммунарах Парижа?
— Чем же закончилась ваша работа?
— Переписал текст, все два печатных листа, перепечатал, перевёл на русский язык и принёс перевод в издательство. Рассказал эту историю. Предложил дополнить книгу. Издательство согласилось. Так что через год любители фантастики смогут прочитать книгу Артура Конан Дойла в её первозданном виде.
Литератор. Газета ленинградских писателей. № 17 (22). 18 мая 1990 г.
облако тэгов
