Благодаря Фантлабу узнал, что есть, оказывается, такая Алина Бронски, довольно успешная немецкая писательница российского происхождения — родом из Свердловска, эмигрировала с родителями в 12 лет, настоящее имя скрывает, по-русски говорит только с родней (к неудовольствию детей, которые интересуются: "А нормально, как все люди, говорить можешь?") Второй ее роман называется "Самые острые блюда татарской кухни" и рассказывает, натурально, о трех поколениях татарских женщин: бабушка советской закваски, мать замотанная постсоветская, внучка-дочь, понятно, свалила с урашки в гермашку. При этом автор поясняет (в довольно забавном совместном интервью с Алиной Симон), что сравнительно поздно заинтересовалась своими корнями, которые вообще-то русско-украино-еврейские — а "никаких татарских корней у меня на самом деле нет, и иногда я думаю, что выбрала героиней татарку, чтобы уберечься от наездов семьи".

Надо страшно отомстить.

Все увлеченно репостят и комментируют мощную статью шеф-редактора "Однако" про фашизм Стругацких. Я, как видите, не отстаю — но комментарий заменю сожалением в связи с тем, что молодые шеф-редакторы так и не научились пользоваться источниками. Иначе они не мучились бы с самостоятельным перевиранием малопонятных слов, а смело расписывали бы до привычного объема емкие патриотические строки 60-80-х, типа:

"Впрочем, и носители социальной идеи в бескрылой фантастике, взахлеб выдаваемые иными нуль-критиками за героев светлого будущего, увешанные средневековыми реалиями вроде мечей, ножей, арбалетов и действующие во имя этого будущего на планете туземцев (как это у Стругацких в «Трудно быть богом»), любят помечтать совершенно приземленно, например, в объятиях милой туземочки Киры, как это делает некий Румата. А когда дом, где носитель светлых идей называет туземочку своей маленькой, осаждают, и мелодраматическая концовка вызывает усмешку у самых нетребовательных читателей поп-фантастики, Румата, этот разведчик и носитель идей, сокрушает дикарей и аборигенов, снося им головы так, что его сотоварищи, тоже носители светлых идей, потом говорят: «видно было, где он шел».

После таких носителей света, говоря языком вполне земного фольклора, там, где они прошли, делать нечего: все мертвы."

Вместо коды — текст Светланы Бондаренко, автора-составителя супермноготомника "Неизвестные Стругацкие".

http://umklaydet1.livejournal.com/1860.html

Почитайте, там немного.

Во какая няшка "вконтактике" нашлася:

«Дело было в Казани…»

(Шамиль Идиатуллин. Татарский удар. Скачано из Интернета.)

Эпиграфом из Б. Г. начинается роман – и заканчивается цитатой из Крапивина о черном человеке, идущем через грани кристалла и стреляющего в детей – если ему прикажут.

Так что первому эпиграфу надо верить («…дело кончилось плохо»). Хотя интрига, затеянная двумя президентами – Татарии и России (да-да, именно в таком порядке: татарский писатель весьма высокого мнения о соплеменниках, их уме и характере – и, напротив, не слишком льстит самолюбию русских) – заканчивается вроде бы хорошо. Ну, подумаешь, несколько тысяч жертв, разбомбленный Казанский кремль… Зато – конец монополярному миру. В первую очередь Америке.

А чтоб не слишком гордилась.

Не валяй дурака, Америка! И на тебя управа найдется!

…Книги, подобные «Татарскому удару» — очень часто талантливые, кстати говоря – в последнее время появляются в солидном количестве. Книги агрессивные, зачастую шовинистические и, что интересно – отнюдь не оптимистические, несмотря на вроде бы удачное завершение дела для главных героев.

Почему это так – понятно. Симптом осточертелости.

Нам осточертели либеральные (они же «общечеловеческие») ценности, как и сами либералы – будь то американцы, которые учат нас жить, или их проворовавшиеся российские коллеги, от которых уже с души воротит (не потому ли чуткое телевидение столь редко их сейчас кажет народу – что Хакамаду, что Немцова, что, не к столу будь сказано, Ковалева или Новодворскую?).

Нам осточертела политкорректность. Мы хотим негра называть негром, а не афроамериканцем. Мы не понимаем, почему инвалида называют «человеком с ограниченными возможностями» — ведь слово «инвалид» именно это и означает. И мы не верим, что преступность или там терроризм не имеют национальности или религии. Имеют, еще как…

Роман Идиатуллина написан очень неплохо. Не знаю, издадут ли его, — а если нет, то жаль. Прочесть его стоит. Нам – потому что интересно. А действующим политикам – еще и по другим причинам.

В «Татарском ударе», несмотря на его очень определенную националистичность, есть постановка проблемы. И даже попытка ее решения.

Правда, довольно кровавая попытка.

Тут все трогательно — и "не знаю, издадут ли" (при позднем, очевидно, предуведомлении "Книгу-то вроде бы издали"), и тезисы про агрессивный шовинизм и удачность завершения для главных героев, и тот факт, что автор отзыва отрекомендовывается членом редколлегии одного из двух журналов, опубликовавших рецензии на "Татарский удар". Понятно, что никто никому ничем не обязан, всего не упомнишь, не узнаешь и не проверишь, интернет-то он вона какой большой. Все равно очень мило.

Социальные сети существенно скорректировали теорию шести рукопожатий. Хватает одного.

Полтора года назад журналы били по "Убыру" http://zurkeshe.livejournal.com/354567.html">дуплетом. Тактика оказалась долговечной: первый в этом году номер "Невы" вдарил по роману с двух стволов.

"Убыр" благожелательно рассмотрен в http://magazines.russ.ru/neva/2014/1/23z....">обзоре Елены Зиновьевой:

"Это очень добрая, хотя и страшная сказка. На стыке по-современному динамичного действа и древней, казалось бы, забытой культуры происходит инициация подростка, который осознает, что можно преодолеть все, если перестать бояться и верить в свои силы".

А блок полноценных рецензий в номере отдан студентам СПбГУ (специальность «Критика и литературное редактирование»), которые написали отзывы на несколько книг 14+. Набор причудливый: Эко-Карми, Жвалевский-Пастернак, Евдокимова, Измайлов. Очень толковые и душевные тексты. Старику Измайлову вообще повезло — Юлия Березкина компетентно http://magazines.russ.ru/neva/2014/1/20b....">проанализировала особенности как текста, так и его восприятия.

"Переход от безнадежного саспенса крипипасты к основному сюжету достаточно резок, и даже великолепный язык, ловко меняющийся от подросткового почти жаргона в «бытовых» ситуациях к образному, сплошному потоку в моменты страха, размышлений или снов, не делает его менее заметным. Действие повернуло на полном ходу. Этим, кстати, обусловлен ряд разочарованных отзывов на лайвлибе, фантлабе и других площадках — те, кто ждал от «Убыра» завершения ужаса крипи, старательно выстраиваемого первые пятьдесят страниц, в итоге его не нашли: роман оказался о другом."

Старик растроган.