Рассказ/ короткая повесть — номинант всего-всего, но так и не получивший статуэтку. По мне, у Биссона одно из лучших произведений.

АНГЛИЯ НА ХОДУ

Как гораздо позже, содрогнувшись, понял Мистер Фокс, он, возможно, был первым, заметившим это явление, ощутив себя подобно человеку, подавшим незнакомцу чашку воды, а спустя несколько часов или даже лет обнаружившим, что тем незнакомцем был Наполеон. Возможно. По крайней мере, больше никто в Брайтоне, казалось, в тот день не смотрел на море. Он прогуливался по Променаду, думая о Лиззи Юстас и ее бриллиантах – люди в романах вообще становились для него все более реальными по мере того, как люди в повседневном (или «настоящем») мире становились все более отдаленными – когда он заметил, что волны кажутся курьёзными.

– Смотри, — сказал он Энтони, бывшему неподалёку, и сопровождавшему его повсюду, их привычный мир ограничивался Променадом на юге, домом миссис Олденшилд на востоке, крикетным полем на севере и «Свиньей и чертополохом», где мистер Фокс содержал комнату – или, точнее, комната содержала его, с 1956 года — на западе.

– Гав? – тявкнул Энтони, казалось слегка насмешливо.

– Волны, – пояснил мистер Фокс. — Они кажутся... ну, странными, не так ли? Они не слишком близки друг к другу?

– Гав.

– Ну, может быть, и нет. Может быть, просто разыгралось мое воображение.

Дело в том, что мистеру Фоксу волны всегда казались странными. Странными, утомляющими и зловещими. Ему нравился Променад, но он никогда не ходил по пляжу как таковому, не только потому, что ему не нравился зыбкий песок, но и из-за волн с их непрерывным движением взад-вперед. Он не понимал, почему море волнуется именно так. Реки не поднимали столько шума, и они действительно текли в каком-то направлении. Движение волн, казалось, наводило на мысль о том, что прямо за горизонтом что-то происходит. Именно такое мистер Фокс всегда подозревал в глубине души; именно поэтому он никогда не навещал свою сестру в Америке.

– Возможно, волны всегда такие курьёзные, а я просто никогда этого не замечал, – сказал мистер Фокс. Если, в самом деле, «курьёзный» – подходящее слово для обозначения чего-то настолько странного.

Во всяком случае, была почти половина пятого. Мистер Фокс отправился к миссис Олденшилд и, поставив перед собой чайник чая и тарелку с песочным печеньем, прочитал свою ежедневную порцию Троллопа — он давно решил прочитать все сорок семь романов в том порядке и примерно в том темпе, в котором они были написаны — потом заснул на двадцать минут. Когда он проснулся (и никто, кроме него, не знал, что он спит) и закрыл книгу, миссис Олденшилд убрала ее для него на верхнюю полку, где хранилось полное собрание в сафьяновом переплете. Затем мистер Фокс отправился на крикетную площадку, чтобы Энтони мог побегать с мальчиками и их воздушными змеями, пока в «Свинье и чертополохе» не настало время ужина. Виски в девять с Харрисоном завершили то, что в то время казалось обычным днем.

На следующий день все началось всерьез.

Мистер Фокс проснулся от шума уличного движения, шагов и неразборчивых криков. За завтраком, как обычно, не было никого, кроме него и Энтони (и, конечно, Финна, который готовил еду); но снаружи он обнаружил, что улицы удивительно оживлены для этого времени года. Направляясь в центр города, он видел все больше и больше людей, пока не погрузился в настоящее море людей. Люди всех мастей, даже пакистанцы и иностранцы, обычно не слишком заметные в Брайтоне в межсезонье.

– Что, черт возьми, случилось? – вслух поинтересовался мистер Фокс. – Просто не могу себе представить.

– Гав, – согласился Энтони, который тоже не мог себе представить, но которого никогда и не призывали к этому.

С Энтони на руках мистер Фокс пробирался сквозь толпу вдоль Королевской эспланады, пока не добрался до входа на Променад. Он быстро преодолел двенадцать ступенек. Его раздражало, когда незнакомые люди преграждали его привычный путь. Променад был наполовину заполнен гуляющими людьми, которые вместо того, чтобы прогуливаться, держались за перила и смотрели на море. Это было загадочно; но ведь привычки обычных людей всегда были загадкой для мистера Фокса; у них было гораздо меньше шансов остаться в образе, чем у людей в романах.

Волны были еще ближе друг к другу, чем накануне; они скапливались, будто их притягивало к берегу магнитом. Прибой в том месте, где он разбивался, имел странный вид единой непрерывной волны высотой около полутора футов. Хотя казалось, что он больше не поднимается, вода поднялась за ночь: она покрыла половину пляжа, доходя почти до дамбы прямо под Променадом.

Ветер был довольно сильным для этого времени года. Слева (на востоке) на горизонте виднелась темная линия. Возможно, это были облака, но они выглядели более плотными, будто земля. Мистер Фокс не мог припомнить, чтобы когда-либо видел такое раньше, хотя он ходил здесь ежедневно в течение последних сорока двух лет.

– Пёс?

Мистер Фокс посмотрел налево. Рядом с ним у перил Променада стоял крупный, можно даже сказать дородный африканец с вызывающей тревогу прической. На нем было твидовое пальто. Вопрос же задала девочка-англичанка, вцепившаяся в его руку. Она была бледной, с темными вьющимися волосами, и на ней была клеенчатая накидка, выглядевшая мокрой, несмотря на отсутствие дождя.

– Прошу прощения? – переспросил мистер Фокс.

– Это пёс? – Девочка указывала на Энтони.

– Гав.

– Ну, да, конечно, это – пёс.

– Он не может ходить?

– Конечно, он может ходить. Но не всегда все зависит от его желания.

– Твою ж мать, – сказала девочка, неприглядно фыркнув и отвернувшись. Она была не совсем девочкой. Ей могло быть лет двадцать.

– Не обращайте на нее внимания, – сказал африканец. – Посмотрите, какое мельтешение.

– В самом деле, – сказал мистер Фокс. Он не знал, что думать об этой девочке, но был благодарен африканцу за то, что тот завел разговор. В наши дни такое даётся с трудом, и чем дальше, тем все труднее. – Может быть, шторм у берега? – рискнул продолжить он.

– Шторм? – переспросил африканец. – Я полагаю, вы не слышали. Несколько часов назад передали по телевидению. Сейчас мы делаем почти два узла, на юго-восток. Направляемся, огибая Ирландию, во внешнее море.

– В море? – Мистер Фокс оглянулся через плечо на Королевскую эспланаду и здания за ней, которые казались такими же неподвижными, как всегда. – Брайтон выходит в море?

– Твою мать, – произнесла девочка.

– Не только Брайтон, приятель, – пояснил африканец. Впервые мистер Фокс услышал в его голосе слабые карибские нотки. – Вся Англия на ходу.

Англия на ходу? Как необычно. Мистер Фокс видел на лицах других прохожих, то что, по его мнению, можно было принять за волнение, на Променаде в течение всего дня. Когда он пошел пить чай, ветер почему-то стал более соленым. Он чуть было не рассказал миссис Олденшилд данную новость, когда она принесла ему кастрюлю и тарелку; но дневные дела, никогда не вторгавшиеся в ее чайную комнату, полностью отступили, когда он взял книгу и начал читать. Был (как оказалось) тот самый день, когда Лиззи наконец прочитала письмо от мистера Кэмпердауна, семейного адвоката Юстаса, которое она носила нераспечатанным в течение трех дней. Как и ожидал мистер Фокс, в нем содержалось требование, чтобы бриллианты были возвращены семье ее покойного мужа. В ответ Лиззи купила сейф. В тот вечер все новости Би-би-си были посвящены странствию Англии.

По словам репортеров, в телевизоре над барной стойкой в «Свинье и чертополохе», где мистер Фокс имел обыкновение перед сном выпить стакан виски с барменом Харрисоном, Королевство направлялось на юг, в Атлантику, со скоростью 1,8 узла. За шестнадцать часов, прошедших с момента первого обнаружения этого явления, Англия прошла около тридцати пяти миль, начав длинный поворот вокруг Ирландии, который должен был вывести ее в открытое море.

– Ирландия не сопровождает нас? – спросил мистер Фокс.

– Ирландия была независимой с 19 по 21 год, – сказал Харрисон, который часто мрачно намекал на наличие родственников в ИРА. – Ирландия вряд ли собирается гоняться за Англией по семи морям.

– Ну, а как насчет, вы понимаете...?

– Шести графств ? Шесть графств всегда были частью Ирландии и всегда останутся ею, – сказал Харрисон. Мистер Фокс вежливо кивнул и допил свой виски. Не в его обычаях было спорить о политике, особенно с барменами и уж тем более с ирландцами.

– Итак, я полагаю, вы поедете на родину?

– И потеряю свою работу?

***

В течение следующих нескольких дней волны не поднималась выше, но казались более стабильными. Они выглядели уже не мельтешением, а непрерывным плавным следом, тянувшимся вдоль берега на восток, в то время, как Англия начала свой поворот на запад. Крикетная площадка опустела, когда мальчики отложили своих воздушных змеев и присоединились к остальным жителям города на берегу, наблюдая за волнами. На променаде было так много народу, что несколько магазинов, закрывавшихся не в сезон, снова открылись. Однако у миссис Олденшилд было не больше работы, чем обычно, и мистер Фокс мог продолжать своё чтение так же уверенно, как мистер Троллоп в своё время – писал. Прошло совсем немного времени, прежде чем лорд Фаун, с почти достойными манерами и поведении, заявил о себе молодой вдове Юстас и попросил ее руки. Однако мистер Фокс знал, что с бриллиантами у Лиззи будут проблемы. Он и сам кое-что знал о семейных реликвиях. Его крошечная комната на чердаке в «Свинье и чертополохе» была оставлена ему в вечное пользование владельцем гостиницы, жизнь которого спас отец мистера Фокса во время воздушного налета. Спасенная жизнь – как когда-то сказал хозяин гостиницы, ост-индиец, но христианин, а не индуист – была долгом, который так и не был полностью выплачен. Мистер Фокс часто задавался вопросом, где бы он жил, если бы ему пришлось уехать и искать жилье, как это делали многие в романах, да, и в реальной жизни тоже. В тот вечер по телевизору показывали панику в Белфасте, когда мимо на юг проплывали берега Шотландии. Должны ли лоялисты остаться? Все ждали известий от короля, который уединился со своими советниками.

На следующее утро на маленьком столике в холле на первом этаже в «Свинье и чертополохе» лежало письмо. Как только мистер Фокс его увидел, он сразу понял, что настало пятое число месяца. Его племянница Эмили всегда отправляла свои письма из Америки первого числа, и они всегда приходили утром пятого.

Мистер Фокс открыл его, как всегда, сразу после чая у миссис Олденшилд. Как всегда, он сначала прочитал концовку, чтобы убедиться, что не будет никаких сюрпризов. «Жаль, что вы не сможете увидеть свою внучатую племянницу до того, как она вырастет», писала Эмили; она писала одно и то же каждый месяц. Когда ее мать, сестра мистера Фокса, Клэр, навестила его после переезда в Америку, она хотела познакомить его с его племянницей. Эмили повторяла тот же припев после смерти своей матери. «Ваша внучатая племянница скоро станет юной леди», писала она, как будто Мистер Фокс каким-то образом приложил к этому свои руки. Единственное о чем он сожалел было то, что Эмили, попросив его приехать в Америку после смерти ее матери, предложила ему сделать то, о чем он не мог даже помыслить; и поэтому он не смог даже вежливого отказать ей. Он прочитал все до начала («Дорогой дядя Энтони»), затем, когда вернулся в свою комнату тем вечером, очень аккуратно сложил письмо и положил его в коробку вместе с остальными.

Когда он спустился вниз в девять, бар казался переполненным. По телевизору показывали Короля, сидящем в коричневом костюме и зеленым с золотом галстуке, сидевшим под часами в студии Би-би-си. Даже Харрисон, никогда не любивший королевских особ, отложил в сторону бокалы, которые протирал, и слушал, как Чарльз подтверждает, что Англия действительно на ходу. Его слова официально утвердили процесс, раздалось вежливое «гип, гип, ура» от трех мужчин (двое из них незнакомцы) в конце бара. Король и его советники не были точно уверены, когда прибудет Англия, и, если уж на то пошло, куда она направляется. Шотландия и Уэльс, конечно же, шли в ногу со временем. Парламент объявит о корректировке часовых поясов по мере необходимости. Хотя Его Величеству было известно, что есть основания для беспокойства, связанные с Северной Ирландией и островом Мэн, причин для тревоги пока не было.

Его Величество король Чарльз говорил почти полчаса, но мистер Фокс многое из того, что тот сказал, пропустил мимо ушей. Его внимание привлекла дата под часами на стене за головой короля. На календаре было четвертое число месяца, а не пятое; письмо его племянницы пришло на день раньше! Этот факт, даже больше, чем курьёзные волны или речь короля, казалось, говорил о том, что мир меняется. Мистер Фокс испытал внезапное, но не неприятное чувство, похожее на головокружение. После того, как все прошло и бар опустел, он предложил Харрисону, как он всегда делал во время закрытия: «Может быть, вы выпьете со мной виски», и, как всегда, Харрисон ответил: «Нет причин, чтобы не выпить».

Он налил две порции Bells. Мистер Фокс заметил, что, когда другие посетители «покупали» Харрисону выпивку, а бармен проводил рукой по бутылке и клал деньги в карман, виски всегда был Bushmills. Только с мистером Фоксом, на закрытии, он действительно выпивал, и тогда всегда был скотч.

– За вашего короля, – сказал Харрисон. – И за тектонические плиты.

– Прошу прощения?

– Тектонические плиты, Фокс. Разве вы не слушали, когда ваш драгоценный Чарльз объяснял, почему все происходит? Все это связано с движением земной коры и тому подобным.

– За тектонические плиты, – сказал мистер Фокс. Он поднял свой бокал, чтобы скрыть смущение. Он действительно слышал эти слова, но предположил, что они имели отношение к планам защиты домашних сокровищ в Букингемском дворце.

****

Мистер Фокс никогда не покупал газет, но на следующее утро, проходя мимо киосков с газетами, притормозил, чтобы прочитать заголовки. Фотография короля Чарльза была на всех первых полосах, он уверенно смотрел в будущее.

АНГЛИЯ ИДЕТ СО СКОРОСТЬЮ 2,9 УЗЛА;

ШОТЛАНДИЯ, УЭЛЬС МИРНО СОСУЩЕСТВУЮТ;

КОМПАНИЯ ЧАРЛЬЗА У РУЛЯ СОЕДИНЕННОГО КОРОЛЕВСТВА

гласили заголовки в Daily Alarm. The Economist придерживается менее оптимистичной точки зрения:

ЗАВЕРШЕНИЕ СТРОИТЕЛЬСТВА КАНАЛА ОТЛОЖЕНО;

ЕЭС СОЗЫВАЕТ ЭКСТРЕННОЕ СОВЕЩАНИЕ

Хотя Северная Ирландия юридически и бесспорно была частью Соединенного Королевства, как объяснила в тот вечер Би-би-си, по какой-то необъяснимой причине она, по всей видимости, оставалась в составе Ирландии. Король призвал своих подданных в Белфасте и Лондондерри не паниковать – уже принимаются меры к эвакуации всех, кто этого желает.

Обращение короля, казалось, подействовало успокаивающе в течение следующих нескольких дней. На улицах Брайтона снова воцарилась тишина. На Эспланаде и Променаде все еще было несколько съемочных групп, поддерживающих работу киосков по продаже фиш энд чипс; но они не покупали сувениров, и все сувенирные лавки снова закрывались одна за другой.

– Гав, – сказал Энтони, обрадованный тем, что мальчишки со своими воздушными змеями вернулись на крикетную площадку.

– Все возвращается на круги своя, – сказал мистер Фокс. Но так ли было на самом деле? Пятно на восточном горизонте, по словам репортеров из телевизора, было Бретанью; дальше должно было быть открытое море. При мысли о таком бросало в дрожь. К счастью, в доме миссис Олденшилд царили дружеские и теплые отношения, а Лиззи избегала семейного адвоката Юстаса, мистера Кампердауна, удалившись в свой замок в Эйре. Лорд Фаун (по настоянию своей семьи) настаивал, что не сможет жениться на ней, пока она не отдаст бриллианты. Лиззи решила взять бриллианты с собой в Шотландию в надежном сейфе.

Позже на той же неделе мистер Фокс снова увидел африканца. На старом Западном пирсе собралась толпа, и, хотя начинался дождь, мистер Фокс прошел до конца, туда, где разгружали катер. Это было изящное судно на подводных крыльях с гербом Королевской семьи на носу. Две съемочные группы снимали, как моряки в дождевиках передавали пожилую даму в инвалидном кресле с катера на пирс. Ей передали зонтик и крошечную белую собачку. Красивый молодой капитан судна на подводных крыльях помахал своей плетеной шляпой, завел моторы и отчалил от пирса; толпа закричала «ура», когда лодка поднялась на своих паучьих ногах и умчалась под дождь.

– Гав, – сказал Энтони. Никто больше не обращал никакого внимания на старую леди, сидевшую в инвалидном кресле с мокрой, дрожащей собакой на коленях. Она заснула (или, возможно, даже умерла!) и уронила свой зонтик. К счастью, дождя не было.

– Судя по всему, это был молодой принц Уэльский, – произнес знакомый голос слева от мистера Фокса. Это был африканец. По его словам (а он, похоже, знал толк в таких вещах), Нормандские острова и большинство островитян остались позади. Судно на подводных крыльях было отправлено на Гернси за личный счет Королевской семьи, чтобы спасти старую леди, которая в последнюю минуту передумала; возможно, она хотела умереть в Англии.

– К пяти они будут в Портсмуте, – сказал африканец, указывая на уже далекий столб брызг.

– Сейчас уже начало пятого? – спросил мистер Фокс. Он понял, что потерял счет времени.

– У вас, что нет часов? – спросила девочка, высовывая голову из-за корпуса африканца.

Мистер Фокс не видел, как она там пряталась.

– На самом деле они мне не нужны, – сказал он.

– Твою мать, – произнесла она.

– Ровно двадцать минут пятого, – сказал африканец. – Не обращайте на нее внимания, приятель. – Мистера Фокса никогда раньше не называли «приятель». Он был доволен, что, несмотря на все волнения, не пропустит свой чай. Он поспешил к миссис Олденшилд, где обнаружил, что в Портрее, замке Лиззи в Шотландии, только что началась охота на лис, и с нетерпением принялся читать об этом. Охота на лис! Мистер Фокс верил в силу имен.

***

Погода начала меняться, становясь одновременно теплее и суровее. На спутниковых снимках, показанных по телевизору над баром в «Свинье и чертополохе», Англия представляла собой затуманенный облаками контур, который с таким же успехом мог быть как рисунком), так и фотографией. Протиснувшись между Ирландией и Бретанью, как непоседливый ребенок, выскользнувший из рук своих древних кельтских родителей, она направлялась на юго-запад, в открытую Атлантику. Волны набегали уже не косо, а прямо на дамбу. К своему некоторому удивлению, мистер Фокс наслаждался таким путешествием больше, чем когда-либо, зная, что каждый день смотрит на другую часть моря, хотя оно и выглядело всегда одинаково. Сильный и устойчивый ветер дул ему в лицо, а Променад был пуст. Даже журналисты уехали — в Шотландию, где только что заметили, что Гебридские острова остались позади вместе с Оркнейскими и Шетландскими островами.

– Арктические острова со своими собственными традициями, языками и памятниками, сделанными из камня неизвестным способом, – объяснял репортер, в прямом эфире из Уига по радио. На видео же был запечатлен почтальон, который что-то непонятно кричал сквозь ветер и дождь.

– Что он говорит? – спросил мистер Фокс. – Должно быть это на гэльском?

– Откуда мне знать? – ответил Харрисон.

Несколько вечеров спустя съемочная группа Би-би-си с Северо-Шотландского нагорья презентовала последний вид континента: удаляющиеся мысы Бретани, в ясный день видимые с вершины Бен-Хоуп высотой 3504 фута.

– Хорошо, – шутливо сказал мистер Фокс, обращаясь к Энтони на следующий день, – что миссис Олденшилд отложила много Хайсона. – Это была марка зеленого чая, предпочитаемая мистером Фоксом. Она также отложила и собачье печенье для Энтони. Лиззи в это время покидала Шотландию, следуя за последними своими гостями обратно в Лондон, когда ее гостиничный номер был ограблен, а сейф украден, чего всегда и опасался мистер Фокс. Целую неделю шел дождь. Огромные волны бились о дамбу. Брайтон был почти безлюден. Слабонервные отправились в Портсмут, где они были защищены островом Уайт от ветров и волн, обрушивавшимися на то, что теперь можно было назвать носом Британии.

Мистер Фокс прогуливался неторопливо и гордо по Променаду, чувствуя себя капитаном на мостике. Ветер был почти штормовой, но ровный, и он скоро привык к нему; надо было просто идти и стоять под уклоном. Перила, казалось, вибрировали от избытка энергии под его рукой. Несмотря на то, что он знал, что они находятся в сотнях миль в море, мистер Фокс чувствовал себя в безопасности, когда вся Англия была у него за спиной. Он даже начал наслаждаться грохотом воды, когда она обрушивалась на брайтонскую дамбу, продолжавшую двигаться на запад, в Атлантику.

***

С южным побережьем от Пензанса до Дувра впереди (или, возможно, следует сказать, на носу) и Шотландским нагорьем на корме Соединенное Королевство делало почти четыре узла. Или 3,8, если быть точными.

– Умеренная и подходящая скорость, – сказал король подданным, выступая из своих покоев в Букингемском дворце, которые были украшены морскими картами и картами, освещенным глобусом и серебряной секстой, – примерно такая же, как у линейных кораблей времен великого Нельсона.

На самом деле, поправил комментатор Би-би-си (ибо такие поправят даже короля), 3,8 узла были значительно медленнее, чем у военного корабля восемнадцатого века. Но хорошо, что это было так, поскольку Британия была, в лучшем случае, тупой; действительно, подсчитали, что при скорости даже на пол узла больше, волны, заполняющие Плимутский и Эксетерский каналы, разрушили бы доки. Как ни странно, больше всего пострадал Лондон, далекий от встречного ветра и носовой волны. Волна за Маргейтом, вдоль того, что раньше было Ла-Маншем, снизила уровень воды в Темзе почти на два фута, оставив широкие илистые отмели вдоль набережной Виктории и под мостом Ватерлоо. В новостях показали, как искатели сокровищ в резиновых сапогах раскапывают грязь по всему городу, «грязь такая же вонючая, как и древние преступления, которые ежедневно обнаруживаются» – сообщало Би-би-си. Не очень патриотичный репортаж, подумал мистер Фокс, который повернулся от телевизора к Харрисону, чтобы заметить:

– Полагаю, ваша семья сейчас там.

– В Лондоне? Вряд ли, – сказал Харрисон. – Они все уехали в Америку.

***

К тому времени, когда шотландские горные вершины должны были выдержать (или, возможно, «насладиться» – подходящее слово, для гор, и притом шотландских) первые снежные зимние шквалы, они наслаждались (или, возможно, «терпели») субтропические ливни, в то время, когда Соединенное Королевство проходило к северу от Азорских островов. Погода на юге (ныне на западе) Англии была весенней и прекрасной. Мальчики на крикетной площадке, которые обычно к этому времени года убирали своих воздушных змеев, каждый день выходили на улицу, доставляя бесконечное удовольствие Энтони, с простой, безоговорочной радостью собаки принимавшего тот факт, что в мире полно бегающих мальчиков. «Сегодня в дневнике», популярное новое вечернее шоу Би-би-си, начиналось и заканчивалось кадрами волн, разбивающихся о скалы Корнуолла, показал любителей с телескопами и видеокамерами на утесах в Дувре, кричащих «Земля Хо!» при виде далеких вершин Азорских островов. Все возвращалось в нормальное русло. Общественность (согласно новостям) обнаружила, что даже средняя Атлантика не таит в себе никаких ужасов. Прогнозируемая волна городской морской болезни так и не материализовалась. При постоянной скорости 3,8 узла Великобритания не подвергалась влиянию волн даже во время самых сильных штормов: казалось, она была создана для путешествий и комфорта, а не для скорости. Несколько небольших шотландских островов оказались оторваны и, что вызывало тревогу, затонули; но единственный реальный ущерб был нанесен восточному (ныне южному) побережью, где течение уносило куски рыхлых берегов Норфолка размерами с дом. Короля видели в новостях в заляпанных грязью ботинках, когда он помогал прокладывать дамбу в болотах против кильватера. Сделав перерыв в работе, он заверил своих подданных, что Соединенное Королевство, куда бы оно ни направлялось, останется суверенным. Когда репортер с шокирующей дерзостью спросил, означает ли это, что Его Величество не знает, куда движется его Королевство, король Чарльз хладнокровно ответил, что он надеется, что его подданные довольны его выступлением в роли, в конце концов, предназначенной для того, чтобы довольствоваться тем, что есть, а не формировать или даже предсказывать то, что только может быть произойдёт. Затем, даже не извинившись, он взял свою серебряную лопату с королевским гербом и снова начал копать.

***

Тем временем у миссис Олденшилд, весь Лондон гудел, осознав пропажу у Лиззи. Или предполагаемую пропажу. Только Лиззи (и господа Фокс и Троллоп) знали, что бриллианты были не в ее сейфе, а под подушкой. Письмо для мистера Фокса от его племянницы пришло еще на день раньше, третьего числа месяца, подчеркнув в своей собственной спокойной манере, что Англия действительно на ходу. Письмо, которое мистер Фокс, как обычно, прочитал в обратном порядке, заканчивалось вызывающими тревогу словами «с нетерпением жду встречи с вами». Встречи? Он прочитал письмо то конца к началу и отыскал «движется к Америке». Америка? Мистеру Фоксу такое никогда не приходило в голову. Он посмотрел на обратный адрес на конверте. Оно было из города, довольно зловеще называвшегося Вавилон.

Лиззи была из тех, кто умеет держать удар. Несмотря на то, что полиция (и половина лондонского общества) подозревали, что она подстроила кражу бриллиантов, избегая их возвращения семье Юстасов, она не собиралась признавать, что они вообще никогда не были украдены. В самом деле, почему она должна была это делать? По мере того, как книга день за днем ставилась обратно на полку, мистер Фокс поражался силе характера человека, способного убедить себя в том, что то, что отвечает его интересам, является единственно правильным. На следующее утро на Западном пирсе собралась небольшая толпа, размахивавшая Юнион Джеками и указывавшая на пятно на горизонте. Мистер Фокс не удивился, увидев среди них знакомое лицо (и прическу).

– Бермуды, – сказал африканец. Мистер Фокс только кивнул, не желая провоцировать девочку, которая, как он подозревал, затаилась с другой стороны африканца, ожидая возможности нанести удар. Только ли в его воображении пятно на горизонте было розовым? В ту ночь и две последующие он наблюдал по телевизору над баром за основными моментами перехода через Бермуды. Остров, едва видный из Брайтона, прошел в миле от Дувра, и тысячи людей вышли посмотреть, как колониальные полицейские в красных мундирах выстроились на вершине коралловых скал, приветствуя проходящую мимо Метрополию. Даже там, где не было толпы, в низинах Норфолка или, шалевых утесах Йоркшира, скалистых мысах шотландского побережья Северного моря (бывшего), все видели одинаковый салют. Путешествие заняло почти неделю, и мистер Фокс подумал, что это дань уважения стойкости бермудцев, а также их патриотизму.

В течение следующих нескольких дней ветер переменился и начал стихать. Энтони был доволен, заметив только, что мальчишкам приходилось бегать гораздо усерднее, поднимая своих воздушных змеев, и, казалось, им больше, чем когда-либо, нужна была собака, тявкающая рядом. Но мистер Фокс знал, что если ветер утихнет еще больше, они вообще потеряют интерес к запуску змеев. По данным Би-би-си, жители Бермудских островов остались довольны тем, что увидели Метрополию, но остальные члены Содружества были возмущены тем, что Соединенное Королевство резко повернуло на север после прохода через Бермуды и направилось на север курсом, который, казалось, вел его к США. Мистер Фокс, тем временем, оказался втянут в неожиданный, но не менее разрушительный кризис более домашнего характера: у Лиззи украли бриллианты — на этот раз по-настоящему! Она хранила их в запертом ящике в своей комнате у отвратительной миссис Карбункул. Если бы она сообщила о краже, то признала бы, что их не было в сейфе, украденном в Шотландии. Ее единственной надеждой было то, что они и воры никогда не будут найдены.

СОДРУЖЕСТВО В СМЯТЕНИИ

ЧЛЕНЫ КАРИБСКОГО СООБЩЕСТВА ВЫРАЖАЮТ РЕЗКИЙ ПРОТЕСТ

БРИТАНЦЫ РАЗНЕСУТ "БОЛЬШОЕ ЯБЛОКО"?

Британские и американские газеты были выставлены бок о бок на Би-би-си. Приглашенные эксперты по навигации с указками и картами подсчитали, что при нынешнем курсе юг (ныне север) Англии упрется носом в изгиб Нью-Йоркской гавани, там, где Лонг-Айленд встречается с Нью-Джерси; так что Дувр будет виден с горизонта Нью-Йорка. Ожидалось, что Плимут окажется недалеко от Монтаука, а Брайтон – где-то посередине, на спутниковых снимках не было названий тех мест. Харрисон держал карту под стойкой для расчета ставок, и когда он вытащил ее после «Сегодня в дневнике», мистер Фокс был встревожен (но не удивлен), увидев, что в районе, куда направлялся Брайтон, доминировал город, название которого вызывало слишком мрачные образы, чтобы их можно было вообразить:

Вавилон.

В тот день, когда Лиззи впервые посетили из Скотленд-Ярда, мистер Фокс увидел чартерную рыбацкую лодку, которая уверенно держалась параллельно берегу со скоростью около трех узлов. Это была «Джуди Джей» из Айслипа, и палуба была забита машущими руками людьми. Мистер Фокс помахал в ответ и также помахал лапой Энтони. Низко пролетел над пляжем, буксируя знак, самолет. В тот вечер по телевизору мистер Фокс увидел на спутниковом снимке, что Брайтон уже находится с подветренной стороны Лонг-Айленда; вот почему ветер стих. Би-би-си показывала фрагменты из «Кинг-Конга». «Нью-Йорк готовится к эвакуации, – вещал диктор, – опасаясь, что толчок, вызванный столкновением со старушкой-Англией, приведет к падению легендарных небоскребов Манхэттена». Он, казалось, был доволен такой перспективой, как и канадский эксперт по землетрясениям, у которого он брал интервью; как, впрочем, и Харрисон. Власти же Нью-Йорка были мрачнее тучи; они боялись паники больше, чем самого столкновения. На следующее утро у берега было две лодки, а днем – пять. Волны, набегающие под углом, выглядели очень неуверенно после смелых волн средней Атлантики. За чаем Лиззи во второй раз навестил Скотленд-Ярд. Казалось, что-то важное покинуло ее, что-то связанное с желанием бороться, с её мужеством. Что-то в воздухе за пределами чайной комнаты тоже было другим, но только, когда они с Энтони подошли к крикетной площадке, мистер Фокс понял, что же это было. Это был ветер. Он исчез совсем. Мальчишки изо всех сил пытались поднять всё тех же воздушных змеев, с таким рвением летавших всего несколько дней назад. Как только они переставали бежать, воздушные змеи спускались вниз. Энтони побежал и дико залаял, словно призывая Небеса на помощь, но мальчишки вернулись домой до наступления темноты, раздосадованные до глубины души.

В тот вечер мистер Фокс вышел на минутку из «Свиньи и чертополоха» после ужина. На улице было так тихо, как он всегда представлял себе кладбище. Все ли уехали из Брайтона, или они просто сидели дома? Согласно «Сегодня в дневнике», паника, которой опасались в Нью-Йорке, не оправдала ожиданий. Видеосюжеты показывали ужасные пробки на дорогах, но, по-видимому, они не превышали обычные. Король был... но как раз в тот момент, когда Би-би-си собиралась переключиться на Букингемский дворец, картинка начала мерцать, и началось американское игровое шоу. «Да, кто такие эти «Битлз»», – сказала молодая женщина, стоявшая на чем-то вроде яркой кафедры. Причем, это было утверждение, а не вопрос.

– Телевидение появилось раньше нас, – сказал Харрисон, выключая звук, но оставляя изображение. – Может, отпразднуем это стаканчиком виски? Сегодня я угощаю.

***

Комната мистера Фокса, оставленная ему мистером Сингхом, первоначальным владельцем «Свиньи и чертополоха», находилась на верхнем этаже под фронтоном. Комната была маленькой; они с Энтони делили одну кровать. В ту ночь их разбудил таинственный музыкальный скрежет. «Гав», – сказал Энтони во сне. Мистер Фокс слушал с трепетом; сначала он подумал, что кто-то, несомненно, вор, выносит пианино из общей комнаты внизу. Потом он вспомнил, что пианино было продано двадцать лет назад. Издалека донесся более глубокий рокот, а затем наступила тишина. На другом конце города прозвенел звонок. Раздался гудок, хлопнула дверь. Мистер Фокс посмотрел на время в отделении банка через дорогу (он поставил свою кровать так, чтобы сэкономить на часах). Было 4:36 утра по восточному стандартному времени. Больше не было никаких необычных звуков, и звонок перестал звонить. Энтони уже снова погрузился в сон, но мистер Фокс лежал без сна с открытыми глазами. Тревога, которую он испытывал в течение последних нескольких дней (на самом деле, лет), таинственным образом исчезла, и он наслаждался приятным чувством предвкушения, бывшим для него совершенно новым.

***

– Стой спокойно, – сказал мистер Фокс, обращаясь к Энтони, расчесывая его и надевая на того маленький твидовый костюм. Погода становилась все холоднее. Было ли это игрой его воображения, или на самом деле свет, проходящий через окно над обеденным столом был другим, когда Финн подавал ему вареное яйцо, тосты, джем и чай с молоком? Стоял туман, впервые за несколько недель. Улица перед гостиницей была пустынна, и, пересекая Королевскую эспланаду и поднимаясь по двенадцати ступеням, мистер Фокс увидел, что Променад тоже почти пуст. На нём было всего две или три небольшие группы людей, стоявшие у перил и смотревшие в туман, словно на пустой экран.

Не было ни волн, ни кильватерного следа; вода плескалась о песок нервными, бессмысленными движениями, будто пальцы старой леди, перебирающие шаль. Мистер Фокс занял место у перил. Вскоре туман начал рассеиваться; и, мистер Фокс увидел широкий плоский пляж, появившийся на близком расстоянии, над серой водной гладью, похожей на изображение в телевизоре, когда его впервые включили. Неподалеку, в его центре находилась бетонная купальня. Группы людей стояли на песке, некоторые из них возле припаркованных машин. Один из них выстрелил в воздух из пистолета, другой размахивал полосатым флагом. Мистер Фокс помахал им лапкой Энтони.

Америка (а это могла быть только Америка) казалась не очень развитой. Мистер Фокс ожидал увидеть если не небоскребы, то, по крайней мере, больше зданий. Рядом с купальней остановился белый грузовик. Человек в форме вышел, закурил сигарету, посмотрел в бинокль. На грузовике сбоку было написано «ГОЙЯ».

– Добро пожаловать на Лонг-Айленд, – произнес знакомый голос. Мистер Фокс кивнул, но ничего не сказал. Он видел девочку по другую сторону африканца, смотрящую в бинокль. Он задался вопросом, не наблюдают ли она и владелец «ГОЙИ» друг за другом...

– Если вы ожидали увидеть небоскребы, то они в пятидесяти милях к западу отсюда, в Дувре, – сказал африканец.

– К западу?

– Дувр теперь на западе, поскольку Англия перевернута с ног на голову. Вот почему солнце встает теперь над Верхним Бидингом.

Мистер Фокс кивнул. Конечно. Он никогда не видел восхода солнца, хотя и не чувствовал необходимости говорить об этом.

– Все уехали в Дувр. Там можно увидеть Манхэттен, Статую Свободы, Эмпайр-Стейт-билдинг, и все это из Дувра.

Мистер Фокс кивнул. Успокоенный тем, что до сих пор девочка помалкивала, он спросил шепотом:

– И это что за место, где мы находимся?

– Джонс-Бич.

– Не Вавилон?

– Твою ж мать, – произнесла девочка.

***

Мистер Фокс был измотан. Лиззи преследовали, словно ту лису, на которую она сама с таким кровожадным ликованием охотилась в Шотландии. Когда майор Макинтош преследовал её, она, казалось, получала извращенное удовольствие от безнадежности её положения, будто её уязвимость, нечто такое, чего она никогда раньше не ощущала, сокровище, даже более ценное для нее, чем фамильные бриллианты Юстаса.

– Мистер Фокс? – позвала миссис Олденшилд.

– Мистер Фокс? – она потрясла его за плечо. – О, со мной все в порядке, – сказал он. Книга упала с его колен, и она застала его спящим. У миссис Олденшилд было для него письмо. (Письмо для него!) Письмо было от его племянницы, хотя было всего десятое число. Ничего не оставалось, как открыть его. Мистер Фокс начал, как обычно, с конца, чтобы убедиться, что сюрпризов не будет, но на этот раз они были. «До тех пор», прочитал он. Просматривая письмо, он наткнулся на упоминание о «двух паромах в день» и не смог читать дальше. Как она узнала адрес миссис Олденшилд? Ожидала ли она, что он приедет в Америку? Он сложил письмо и положил его в карман. Он не мог читать дальше.

В тот вечер Би-би-си снова вышла в эфир. Огни Манхэттена можно было увидеть в прямом эфире с вершины утесов Дувра, сквозь пелену дождя мерцавшие вдали (Англия, естественно, принесла с собой дождь). Оба правительства выдавали однодневные пропуска, и очереди уже стояли на шесть кварталов. Паром из Восточного (ныне Западного) Кента в Фолкстоне в Кони-Айленд был полностью забронирован на следующие три недели. Поговаривали также об организации паромов в Истборне и Брайтоне. На следующее утро после завтрака мистер Фокс задержался за чашкой чая, рассматривая фотографию своей племянницы, обнаруженную в своем ящике для писем, когда убирал ее последнее (и самое пугающее) письмо. На фотографии была серьезная девятилетняя девочка с желтой лентой в светло-каштановых волосах. Ее мать, сестра мистера Фокса, Клэр, накинула на них раскрытый плащ. Все это было тридцать лет назад, и в ее волосах уже появились седые пряди. Финн убрал тарелки, что послужило сигналом для мистера Фокса и Энтони уйти. На Променаде возле Западного пирса собралась целая толпа, наблюдавшая за первым паромом из Америки, дымящем в узком проливе. Или не «дымящем», а «извергающим пар»? Вероятно, он был оснащен каким-то новым типом двигателя. Сотрудники иммиграционной службы безучастно стояли рядом, закрывая свои планшеты от тумана (потому что Англия принесла с собой и туман). Мистер Фокс был удивлен, увидев Харрисона в конце пирса, одетого в ветровку и несущего засаленный бумажный пакет, будто в нем была еда. Мистер Фокс никогда раньше не видел Харрисона днем или на улице; на самом деле, он никогда не видел даже его ног. На Харрисоне были полосатые брюки, и прежде чем мистер Фокс успел с ним заговорить, он бочком, как краб, скрылся в толпе. Раздался толчок, когда паром ударился о пирс. Мистер Фокс отступил назад как раз в тот момент, когда американцы начали подниматься по трапу, словно армия вторжения. Впереди, разговаривая между собой, шли подростки, так, будто никто другой не мог их услышать; почти такие же громкие пожилые люди следовали за ними. Они казались не хуже американцев, приезжавших в Брайтон каждое лето, только не так хорошо одетыми.

– Гав, гав!

Энтони тявкал через его плечо, и мистер Фокс обернулся и увидел маленькую девочку со светло-каштановыми волосами и знакомой желтой лентой. – Эмили? – произнёс он, узнав свою племянницу по фотографии. Или так он только думал. – Дядя Энтони? – снова раздался у него за спиной голос. Он обернулся и увидел даму в выцветшем костюме от Burberry. Туман рассеивался, и за ней он впервые за этот день увидел унылый американский берег.

– Вы ничуть не изменились, – сказала женщина. Сначала мистер Фокс подумал, что это его сестра Клэр, точно такая же, какой она была тридцать лет назад, когда привезла свою дочь в Брайтон на встречу с ним. Но, конечно, Клэр была мертва уже двадцать лет; и женщиной была Эмили, которой тогда было почти десять, а сейчас было почти сорок; а девочкой была ее собственная дочь (неумолимо вырастающая племянница), которой уже было почти десять лет. Дети, казалось, почти всегда были кем-то или почти кем-то.

– Дядя Энтони? – протянула к нему руки девочка. Мистер Фокс был поражен, думая, что она собирается обнять его; затем он увидел, чего она хочет, и протянул ей пса. – Ты можешь погладить его, – сказал он. – Его тоже зовут Энтони.

– Правда?

– Поскольку никто никогда не звонит нам обоим одновременно, это не создает путаницы, – пояснил мистер Фокс.

– Он может ходить?

– Конечно, он может ходить. Просто он не часто выбирает такую возможность.

Раздался свисток, и паром груженый британцами, отправился в Америку. Мистер Фокс увидел Харрисона, стоящего на носу, держащего одной рукой свой засаленный пакет, а другой – поручень, выглядевшего немного больным или, возможно, встревоженным. Затем он повел свою племянницу и внучатую племянницу прогуляться по набережной. Девочка Клэр — ее назвали в честь бабушки — шла впереди с Энтони, а мистер Фокс и его племянница Эмили следовали позади. Все остальные американцы отправились в город на поиски ресторанов, за исключением подростков мужского пола, которые толпились в салонах развлечений вдоль Эспланады, открывшихся на весь день.

– Если гора не придет к Магомету, ну, и так далее, – загадочно произнесла Эмили, когда мистер Фокс спросил, хорошо ли она перенесла дорогу. Ее каштановые волосы были тронуты сединой. Теперь он узнал это пальто; оно принадлежало ее матери, его сестре, Клэр. Он пытался придумать, куда бы сводить их на обед. Финн в «Свинье и чертополохе» подавал очень вкусный пастуший пирог, но он не хотел, чтобы они видели, где он живет. Однако они довольствовались фиш-энд-чипс на набережной; Энтони, казалось, был доволен тем, ему подавала один кусок за другим маленькая девочка, названная в честь сестры, которую мистер Фокс встречал всего дважды: один раз, когда она была студенткой Кембриджа (или это был Оксфорд – он их всегда путал) и собиралась выйти замуж за американца; и еще однажды, когда она вернулась со своей дочерью в гости.

– Ее отец, твой дедушка, был уполномоченным по гражданской обороне, – сказал мистер Фокс Эмили. – Он был убит, так сказать, в бою, когда во время спасательной операции рухнул дом; и когда его жена (ну, она была не совсем его женой) умерла во время родов близнецов неделю спустя, каждого из них приютил один из тех, чью жизнь он спас. Это был в пансионе, где были одинокие люди, так что, видишь ли, не было никакой возможности оставить их двоих вместе; я имею в виду детей. О, боже, боюсь, я рассказываю все очень сбивчиво.

– Все в порядке, – сказала Эмили.

– Во всяком случае, когда мистер Сингх умер и его гостиница была продана, моя комната была навсегда зарезервирована за мной, в соответствии с его завещанием, что означает, она моя пока я остаюсь в ней. Но, понимаете, если бы я переехал, я бы потерял все свое наследство целиком.

– Я понимаю, – сказала Эмили. – И где же то место, куда вы ходите пить чай?

***

И вот они провели вторую половину дня, а это был дождливый и очень английский день, в уютной чайной с выцветшими фиолетовыми шторами в западном (бывшем восточном) конце Монктон-стрит, где миссис Олденшилд держала на высокой полке полное собрание сочинений Троллопа мистера Фокса, чтобы ему не приходилось таскать книги с собой туда-сюда независимо от погоды. Пока Клэр делилась пирогом с Энтони, а затем позволяла ему дремать у нее на коленях, мистер Фокс один за другим доставал красивые тома в кожаных переплетах и показывал их своей племяннице и внучатой племяннице.

– Я полагаю, что это первое полное издание, – сказал он. – Чепмен и Холл.

– Оно принадлежало вашему отцу? – спросила Эмили. – Моему дедушке?

– О нет! – ответил мистер Фокс. – Оно принадлежало мистеру Сингху. Его бабушка была англичанкой, а ее двоюродный дед, по-моему, служил на почте в Ирландии вместе с автором, в честь которого меня, если не ошибаюсь, назвали, – он показал Эмили то место в «Бриллиантах Юстаса», которое он читал бы в этот день, – если бы, – сказал он, – не это довольно удивительно восхитительное семейное событие.

– Мама, он покраснел? – сказала Клэр. И это было утверждение, а не вопрос.

Было почти шесть, когда Эмили посмотрела на свои часы — мужские часы, отметил мистер Фокс — и сказала:

– Нам лучше вернуться на пирс, иначе мы опоздаем на паром. – Дождь перешел в мелкую морось, когда они торопливо шли по набережной. – Я должен извиниться за нашу английскую погоду, – сказал мистер Фокс, но его племянница остановила его, положив руку ему на рукав. – Не хвастайся, – сказала она, улыбаясь. Она увидела, что мистер Фокс смотрит на ее большие стальные часы, и объяснила, что они были найдены среди вещей ее матери; она всегда считала, что они принадлежали ее дедушке. Действительно, на них было несколько циферблатов, а на лицевой стороне была сделана надпись: «Гражданская оборона, Брайтон». Через залив, сквозь морось, словно через кружевную занавеску, можно было наблюдать, как солнце играет на песке и припаркованных машинах.

– Вы все еще живете в, вы знаете...– мистер Фокс едва знал, как произнести название этого места, чтобы оно не прозвучало вульгарно, но его племянница пришла ему на помощь.

– В Вавилоне? Еще только месяц. Мы переезжаем в Олений парк, как только мой развод будет окончательно оформлен.

– Я рад, – сказал мистер Фокс. – Олений парк для ребёнка звучит гораздо приятнее.

– Могу я купить Энтони подарок на прощание? – спросила Клэр. Мистер Фокс дал ей немного английских денег (хотя все магазины брали американские), и она купила пачку чипсов и скормила их собаке один за другим. Мистер Фокс знал, что Энтони будет страдать от метеоризма в течение нескольких дней, но вряд ли об этом стоило упоминать. Паром причалил, и туристы, уезжавшие в Америку на один день, устремились обратно нагруженные дешевыми сувенирами. Мистер Фокс поискал Харрисона, но если он и был среди них, то прошёл незамеченным. Раздались два предупреждающих гудка. – Было очень мило с вашей стороны приехать ко мне, – сказал мистер Фокс.

– Пустяки, – улыбнувшись, сказала Эмили. – В любом случае, это в основном ваших рук дело. Я бы никогда не добралась до Англии, только если бы Англия сама не приехала сюда. Я не летаю.

– Я тоже, – мистер Фокс протянул руку, но Эмили обняла его, а затем поцеловала и настояла, чтобы Клэр сделала то же самое. После, она сняла часы (они были снабжены расширяющимся ремешком) и надела их на его тонкое, похожее на палку запястье.

– В них встроен компас, – сказала она. – Я уверена, что они принадлежали вашему отцу. И мама всегда...

Финальный посадочный свисток поглотил ее последние слова.

– Можете быть уверены, что я буду хорошо заботиться о них,–- крикнул мистер Фокс. Он не мог придумать, что еще сказать.

– Мама, он плачет? – сказала Клэр. И это было утверждение, а не вопрос.

– Давай мы с тобой будем следить куда идем, – сказала Эмили.

– Гав, – сказал Энтони, и мать с дочерью побежали вниз (потому что пирс был высоким, а лодка низкой) по сходням. Мистер Фокс махал рукой, пока паром не дал задний ход и не развернулся, и все на борту не ушли внутрь, подальше от дождя, потому что дождь начался всерьез.

В тот вечер после ужина он был разочарован, обнаружив бар без присмотра.

– Кто-нибудь видел Харрисона? – спросил он. Он с нетерпением ждал возможности продемонстрировать ему часы.

– Я могу угостить вас выпивкой так же хорошо, как и он, – сказала Финн. Она взяла метлу и прислонила ее к стойке бара. Она налила виски и сказала: «Просто подайте знак, если вам нужно еще. – Она думала, что «подать знак» означало спросить. – По телевизору показывали, как король садится в длинную машину вместе с президентом. Вокруг них стояли вооруженные люди. Мистер Фокс отправился спать.

***

На следующее утро мистер Фокс встал раньше Энтони. Семейный визит был приятным; действительно, замечательным; но он чувствовал необходимость вернуться к нормальной жизни. Принимая душ, он наблюдал за первым пришедшим паромом, надеясь (к своему некоторому удивлению), что увидит на нем Харрисона; но ему не повезло. Там не было англичан и мало американцев. Туман появлялся и исчезал, как одна и та же страница в книге, которую переворачивают снова и снова. За чаем мистер Фокс застал Лиззи признающейся (как он и предполагал, когда-нибудь она должна была признаться), что драгоценности все это время были у нее. Теперь же, когда они исчезли на самом деле, все, казалось, вздохнули с облегчением, даже адвокат семьи Юстасов. Без бриллиантов мир был лучше.

– Слышите?

– Прошу прощения? – Мистер Фокс поднял глаза от своей книги.

Миссис Олденшилд указала на его чашку, которая дребезжала на блюдце. Снаружи, вдалеке, звенел колокол. Мистер Фокс протёр книгу и поставил ее на верхнюю полку, затем надел пальто, взял свою собаку и нырнул через низкую дверь на улицу. Где-то на другом конце города раздался сигнал клаксона. – Гав, – сказал Энтони. Впервые за несколько дней подул легкий ветерок. Зная или, по крайней мере, подозревая, что он обнаружит, мистер Фокс поспешил на Променад. Волны на пляже были сплющены, будто воду откачивали от берега. Паром с последними американцами, приехавшими на один день, как раз отчаливал. Выглядели они раздосадованными. На обратном пути в «Свинью и чертополох» мистер Фокс зашел на крикетную площадку, но мальчишек нигде не было видно, судя по всему, ветер был еще слишком слабым для кайтинга. «Возможно, завтра», – сказал он Энтони. Пёс, не имевший возможности заглядывать в будущее, промолчал.

В тот вечер мистер Фокс снова пил виски в одиночестве. Он надеялся, что Харрисон, возможно, объявится, но за стойкой не было никого, кроме Финн и ее метлы. Король Чарльз появился в телевизоре, запыхавшийся, только что приземлившийся на вертолете прямо из Осеннего Белого дома. Он пообещал послать транспорт за всеми, кто остался, а затем приказал (или, скорее, призвал) своих подданных обеспечить безопасность королевства в Атлантике. Англия снова была на ходу. На следующее утро подул свежий ветерок. Когда мистер Фокс и Энтони пришли на Променад, он сверился с компасом на своих часах и увидел, что Англия за ночь повернула, а Брайтон занял свое надлежащее положение на носу. Дул сильный встречный ветер, и дамбу омывал устойчивый двухфутовый завиток. Лонг-Айленд стал невысоким темным пятном на севере (или слева), далеко от порта.

– Отличная волна.

– Прошу прощения? – Мистер Фокс обернулся и с радостью увидел крупного мужчину в твидовом пальто, стоящего у перил. Он понял, что боялся, как бы африканец не сбежал с корабля, как Харрисон.

– Похоже, на этот раз мы делаем четыре узла или даже больше.

Мистер Фокс кивнул. Он не хотел показаться грубым, но знал, что если он что-нибудь скажет, вмешается девочка. Неразрешимая дилемма.

– Пассаты, – сказал африканец. Его воротник был поднят, и его дреды ниспадали на и вокруг него, словно виноградные лозы. – Мы хорошо проведем время, возвращаясь обратно. Если мы действительно возвращаемся. Я вижу у вас новые часы?

– Хронометр гражданской обороны, – сказал мистер Фокс. – Со встроенным компасом. Мой отец завещал их мне, когда умер.

– Твою ж мать, – сказала девочка.

– Должны пригодиться, – сказал африканец.

– Я тоже так подумал, – сказал мистер Фокс, улыбаясь свежему соленому ветру; затем, отсалютовав африканцу (и девочке), он взял Энтони под мышку и покинул Променад, единым целым. Было двадцать минут пятого, Англия стабильно двигалась на юго-восток, самое время подумать о чае.

Год Дракона выдался удачнее предыдущего. Программа "оптимум" была выполнена. Не без проблем, но без проблем не бывает.

Итак — по порядку.

Сборник Марка Клифтона.

Очень тяжело давшаяся двухлетняя работа. Пару раз почти бросал, и на предложение продолжить работу над автором — отказал сразу. Так сказать, закрыл гештальт. Когда-то понравились рассказы в "Фате Моргане". Когда недавно перечитал — понял, что один рассказ переводчик просто очень хорошо переписал. Идеи-то у автора были, но профессиональные навыки — работа в отделе кадров — явно повлияли на автора.

Далее. Томик ранее неизданного Альфреда Бестера.

Здесь надо заметить, что самое трудное было найти материалы в сети (и не только). Но теперь я гораздо лучше понимаю этого человека.

Третья работа — ещё одно "закрытие гештальта". Рассказ Тэда (Теда) Рейнолдса "Проба", прочитанный когда-то в переводе Корженевского давал повод поискать остальные произведения этого автора. В итоге получился такой сборник.

По мне, у автора был отличный потенциал, но фантастика для него была, к сожалению, не более чем хобби.

К концу года постарался подготовить материалы для второго рождественского сборника Конни Уиллис.

Первый был выпущен два года назад. Материал для третьего, тоже есть, но пока, что очевидно что и рождественские истории, и рассказы Конни Уиллис не очень-то востребованы в "здесь и сейчас", что с одной стороны понятно, а с другой... Посмотрим.

Да и на фантлабе в этом году был выложен перевод эссе Кристофера Приста о "Последних опасных видениях" Харлана Эллисона. Уже после я прочитал, что в недавнем интервью М. Стражински сказал, что у Эллисона долго была недиагностированная биполярка. Это факт много прояснил, но покамест можно сказать, что .... Да нет, сказать можно много, но лучше промолчу.

Планы на 25-й тоже понятны. Точно будет продолжен один из прежних авторов и будут 2-3 новых для меня. Из них 1-2 либо совсем у нас неизвестные, либо переведено пара-тройка рассказов. Как повезёт. Может и на какой роман замахнусь

Вот и наступил очередной католический сочельник. Два года назад был выпущен первый тематический рождественский сборник Конни Уиллис, который открывался рассказом "Пони". Рассказ о том самом предвкушении чуда, о надежде получить нечто такое, что вряд ли возможно... Вчера были заметки о том, чего попросили бы жители нашей страны у Деда Мороза по опросам ВЦИОМа, я подумал, что с одной стороны правильные желания, вопрос в том — насколько они сокровенные...

Для меня "Пони" ценен ещё и тем, что пока единственный отзыв на малотиражки с Конни Уиллис опубликован именно на этот рассказ.

Пони

— Ну, давай открой его, — потребовала Сьюзи. Барбара послушно сняла красно-зелёный клетчатый бант, готовясь к приступу разочарования, который она всегда испытывала, открывая рождественские подарки.

— Я всегда просто рву бумагу, тётя Барбара, — сказала Сьюзи. — Я сама выбирала тебе подарок. Когда на параде Мэйси у тебя так замёрзли руки, я поняла, что тебе нужно.

Барбара вскрыла посылку. Внутри была пара варежек в красно-фиолетовую полоску.

— Да, это именно то, что я хотела. Спасибо, Сьюзи, — сказала она. Потом она жестом указала на груду серебристых коробок под ёлкой. — Я думаю, одна из них для тебя.

Сьюзи нырнула под ёлку и начала рыться в подарках.

— Она действительно выбрала их сама, — прошептала Эллен, улыбнувшись уголками рта. — Ты, вероятно, могла бы догадаться по расцветке.

Барбара примерила варежки. Интересно, есть ли у Джойс варежки, подумала она. На последнем сеансе Джойс сказала Барбаре, что её мать всегда покупала ей варежки, хотя она их ненавидела, и её мать знала об этом.

— Я дала одной из своих пациенток твой номер телефона, — сказала Барбара Эллен. — Надеюсь, ты не возражаешь.

— Совсем немного, — сказала её сестра. Барбара сжала кулаки в варежках.

Сьюзи положила на колени Барбаре серебряную коробочку с большим синим бантом.

— Здесь написано «Для Сьюзи»? — спросила она.

Барбара раскрыла серебряную открытку.

— Здесь написано «Сьюзи от тёти Барбары», — и Сьюзи начала рвать бумагу.

— Почему бы тебе не распаковать её на полу? — сказала Эллен, и Сьюзи схватила коробку с колен Барбары и плюхнулась с ней на пол.

— Я действительно беспокоюсь об этой пациентке, — сказала Барбара. — Она проводит Рождество дома с несчастной, деспотичной матерью.

— Тогда почему она отправилась домой?

— Потому что ей внушили, что Рождество — это чудесное, волшебное время, когда все счастливы и могут сбыться самые сокровенные мечты, — с горечью сказала Барбара.

— Бейсбольная куртка, — радостно сказала Сьюзи. — Держу пари, теперь мальчишки из моего детского сада позволят мне поиграть с ними. — Она натянула куртку «Янкиз» в тонкую полоску поверх своей красной ночной рубашки.

— Слава богу, ты смогла найти куртку, — тихо сказала Эллен. — Я не знаю, что бы она сделала, если бы не получила её. Она говорила о ней целый месяц.

Я тоже не знаю, что сделает моя пациентка, подумала Барбара. Эллен положила себе на колени ещё один красно-зелёный сверток и открыла его, гадая, открывает ли Джойс свои подарки. На последнем сеансе Джойс говорила о том, как сильно она ненавидит рождественское утро, как ее мать всегда придиралась ко всем ее подаркам, говоря, что они ни на что не годятся, или не того цвета, или что у нее уже есть такое.

— Ваша мать использует подарки, чтобы выразить недовольство своей собственной жизнью, — объяснила ей Барбара. — Конечно, все испытывают некоторое разочарование, когда открывают подарки. Всё потому, что подарок — всего лишь символ того, чего человек действительно хочет.

— Знаете, что я хочу на Рождество? — Джойс произнесла это так, как будто не слышала ни слова. — Рубиновое ожерелье.

Зазвонил телефон.

— Надеюсь, это не твоя пациентка, — сказала Эллен и вышла в холл, чтобы ответить.

— А что написано на этом подарке? — спросила Сьюзи. Она стояла, держа в руках ещё один подарок, большой, в дешёвой обёрточной бумаге, с кричащими Санта-Клаусами повсюду.

Эллен вернулась, улыбаясь.

— Звонил сосед, чтобы пожелать нам счастливого Рождества. Я боялась, что это твоя пациентка.

— Я тоже, — сказала Барбара. — Она уговорила себя поверить, что получит на Рождество рубиновое ожерелье, и я очень беспокоюсь о её эмоциональном состоянии, когда она будет разочарована.

— Ты же знаешь, я не умею читать, — громко сказала Сьюзи, и они обе рассмеялись. — А на этом подарке написано «Для Сьюзи»?

— Да, — сказала Эллен, глядя на бирку, на которой был изображён Санта-Клаус. — Но там не сказано, от кого он. Это от тебя, Барбара?

— Он нимный, — сказала Сьюзи. — У нас были нимные подарки в детском саду.

— Анонимный, — поправила Эллен, разворачивая бирку и заглядывая на оборотную сторону. — У них был обмен подарками. Интересно, кто его прислал? Мама привезёт ей подарки сегодня днём, а Джим решил подождать и подарить ей свои, когда она приедет к нему на следующие выходные. Давай, открой его, милая, и когда мы увидим, что там, может быть, мы узнаем, от кого он, — Сьюзи склонилась над коробкой и начала разрывать дешёвую бумагу. — Твоя пациентка надеется, что получит рубиновое ожерелье? — спросила Эллен.

— Да, она видела его в маленьком магазинчике в Виллидже, а на прошлой неделе, когда она снова зашла туда, оно исчезло. Она убеждена, что кто-то купил его для неё.

— А разве это не невозможно?

— Её семья живёт в Пенсильвании, у неё нет близких друзей, и она никому не говорила, что хочет его.

— Ты купила ей ожерелье?— спросила Сьюзи, деловито разрывая бумагу с изображением Санта-Клауса.

— Нет, — сказала Барбара Эллен. — Она даже не рассказала мне об ожерелье, пока оно не исчезло из магазина, и последнее, что я хотела бы сделать, это поощрять её в невротическом поведении, унаследованном от матери.

— Я бы купила ей ожерелье, — сказала Сьюзи. Она сняла всю бумагу и начала открывать белую коробку. — Я бы купила его и сказала: «Сюрприз!»

— Даже если бы она получила ожерелье, она была бы разочарована, — сказала Барбара, немного злясь на Сьюзи. — Ожерелье — всего лишь символ подсознательного желания. У каждого есть такие желания: вернуться в утробу матери, убить свою мать и переспать с отцом, просто умереть. Сознание в ужасе от этих желаний, поэтому оно заменяет их чем-то более безопасным — куклой или ожерельем.

— Ты действительно думаешь, что всё так зловеще? — спросила Эллен, уголки её рта снова изогнулись. — Извини, я начинаю говорить как Сьюзи. Ты действительно думаешь, что это так серьёзно? Может быть, твоя пациентка правда хочет рубиновое ожерелье. Разве тебе никогда не хотелось чего-то действительно особенного, о чем ты никому не рассказывала? Было же. Помнишь тот год, когда ты хотела пони и была так разочарована, когда его не получила?

— Помню, — ответила Барбара.

— О, это как раз то, чего я хотела! — воскликнула Сьюзи, так захлёбываясь от восторга, что они обе посмотрели на неё. Сьюзи вытащила куклу из гнезда из розовой ткани и подняла её на расстояние вытянутой руки. Кукла была одета в розовое платье с оборками, у неё были кудри соломенного цвета и выражение почти удивительной нежности. Сьюзи уставилась на нее так, словно боялась. — Это она, — сказала она приглушенным тоном. — Она именно то, чего я хотела.

— Мне казалось, ты говорила, что она не любит кукол, — сказала Барбара.

— А мне так и казалось. Она ни слова ни промолвила о куклах, — Эллен подняла коробку и пошуршала розовой папиросной бумагой в поисках открытки. — Как ты думаешь, кто, ради всего святого, прислал её?

— Я назову её Летицией, — сказала Сьюзи. — Она, наверное, голодна. Я пойду накормлю её завтраком. — Она ушла на кухню, все ещё осторожно держа куклу на расстоянии.

— Я понятия не имела, что она хотела куклу, — сказала Эллен, как только та скрылась из виду. — Она что-нибудь говорила, когда ты водила её в «Мэйси»?

— Нет, — ответила Барбара, скомкав обёрточную бумагу у себя на коленях в комок. — Мы даже и близко не подходили к куклам. Она хотела посмотреть на бейсбольные биты.

— Тогда как ты узнала, что она хочет куклу?

Барбара остановилась, с руками полными бумаги и клетчатой ленты. — Я не посылала ей куклу, — сердито сказала она. — Я купила ей футболку «Янкиз», помнишь?

— Тогда кто же её прислал?

— Откуда мне знать? Возможно, Джим.

— Нет, он подарит ей бейсбольную перчатку.

Зазвонил телефон.

— Я отвечу, — сказала Барбара. Она засунула красную бумагу в коробку и вышла в холл.

— Я просто должна была позвонить вам! — прокричала ей Джойс. Ее голос звучал почти истерично.

— Я здесь, — успокаивающе сказала она. — Расскажите мне, что вас расстроило.

— Я не расстроена! — воскликнула Джойс. — Вы не понимаете! Я получила его!

— Рубиновое ожерелье? — уточнила Барбара.

— Сначала я думала, что не получу его, и пыталась быть весёлой, хотя моя мама раскритиковала все, что я ей подарила, а она снова подарила мне варежки, а потом, когда почти все подарки были розданы, вот оно, в той маленькой коробке, завёрнутой в бумагу с Санта Клаусами. На коробке была маленькая бирка с Санта-Клаусом и надписью «Для Джойс». И не было сказано, от кого она. Я раскрыла её, и вот оно. Именно то, чего я хотела!

— Сюрприз, тётя Барбара, — сказала Сьюзи, скармливая кукле печенье в форме Санта Клауса.

— Я надену ожерелье на следующий сеанс, чтобы вы его увидели, — сказала Джойс и повесила трубку.

— Барбара, — раздался голос Эллен из гостиной. — Я думаю, тебе лучше подойти сюда.

Барбара взяла Сьюзи за руку и вошла в гостиную. Эллен боролась с тюком, завёрнутым в яркую бумагу с Санта-Клаусами. Он был втиснут между рождественской ёлкой и дверью. Эллен стояла за ним, пытаясь распрямить дерево.

— Как он здесь оказался? — спросила Барбара.

— Его только что доставила почта, — ответила Сьюзи. Она протянула Барбаре свою куклу и забралась на диван, чтобы добраться до маленькой бирки, приклеенной сверху.

— На Рождество почту не доставляют, — сказала Барбара.

Эллен протиснулась мимо дерева и подошла к тому месту, где стояла Барбара. — Надеюсь, это не пони, — сказала она, и уголки её рта изогнулись. — Он точно мог бы туда поместиться.

Сьюзи спустилась вниз, протянула Барбаре бирку и забрала свою куклу обратно. Барбара держала бирку немного подальше от себя, как будто боялась её. На ней был изображён Санта Клаус. На ней было написано «Барбаре». Подарок был достаточно большим, чтобы там мог быть пони. Или что-нибудь похуже. То, чего, как знало только ваше подсознание, вы хотели. Что-то слишком пугающее, чтобы ваше сознание могло признать, что хочет.

— Это нимный подарок, — сказала Сьюзи. — Ты же его откроешь?

С Рождеством!

Ну, сразу надо сказать, что не то, чтобы совсем неизвестный, но...

В процессе поиска материалов для вот этой малотиражки в необъятной всемирной паутине кое-что обнаружилось.

Во-первых, кроме почти наверняка утерянной (хотя кто знает...) Харланом Эллисоном новеллетты для "Последних опасных видений" существует ещё одна крупная работа Альфреда Бестера непереведённая на русский язык на фантлабе у неё аж 6 оценок и диапазон их от 2 до 10 баллов. Это

The Life and Death of a Satellite научпоп из 60-х о космической гонке, взгляд с той стороны. Даже интересно, как Бестеру дали такой заказ, но история создания этой книги наверняка для меня была бы интереснее чем она сама.

Далее, естественно — комиксы. Наверняка можно было бы издать книгу, где Бестер является автором комиксов. Например, здесь можно посмотреть те экземпляры журналов/книг, где он является одним из авторов. Да, а на Амазоне часть можно купить и в электронке.

Опять же, как не вспомнить работу Бестера на радио. Как писать сценарии для радиопостановок? И у него есть статья об этом под названием Writing the Radio Mystery. Статья есть на archive.org, но к тому моменту, когда нашёл я её уже после работы над сборником. С другой стороны, вдруг кто захочет ещё один сборник неопубликованного сделать, так как материала вполне достаточно.

Дело в том, что всем известно, что Бестер несколько лет работал редактором в глянцевом журнале Holiday. Там вышло несколько его интервью, статей, обзоров, но ничего из фантастики или беллетристики. Но Бестер подрабатывал, как минимум ещё в одном журнале. Несколько лет он был автором колонки в журнале Rogue Журнал был вариантом Playboy, а одним из редакторов там был Харлан Эллисон. Кое-что можно прочитать здесь. В журнале была и фантастика, и другие фантасты, например вместе С Бестером работал и Роберт Блох. А на этой странице можно посмотреть журналы, которые выходили с материалами Бестера.

Далее кино. С одной стороны профиль Бестера на IMDB не то, чтобы вызывал восхищение. С другой стороны, он явно неполон. Дело в том, что в этом профиле не указана   сценарная адаптация Бестером собственного рассказа "Убийственный Фаренгейт". Кстати телепостановка по этому рассказу, в которой в роли андроида снялся Рип Торн номинировалась на Хьюго. Более того в Голливуде сейчас разрабатывают новую постановку по мотивам этого рассказа под названием   The Juliet. Всё, конечно, может заглохнуть, как в 1970-х заглохла постановка романа "Тигр! Тигр!", но вдруг...

И, последнее. Часовое интервью с Ворлдкона 1976г. Я так понимаю, Бестер не очень любил конвенты, но на парочке побывал. Ссылка 1, иссылка 2. Интервью одно и то же, но времена такие, что выбор точно не будет лишним.

Так что вот штрихи к портрету, которые могут дополнить материалы из известных статей Бережного, Гакова и т.д.

Терри Биссон, по мне, был ещё тот стендапер. Короткие рассказы, часто оформленные исключительно как диалоги. И, кстати, на isfdb это жанр так и обозначен — "диалоги". Самый известный из таких диалогов Мясо в космосе был номинирован на Небьюлу.

Для меня же лучшим диалогом является "Следующий".

Следующий

— Следующий!

— Мы хотим получить разрешение на брак, пожалуйста.

— Имя?

— Акиша Джонсон.

— Возраст?

— Восемнадцать.

— Имя жениха?

— Юсеф Джонс.

— Юсеф? Ты с ним? Милая, вы, ребята, не туда встали.

— Правда?

— Попробуй вон ту очередь, с другой стороны автомата с Пепси. И желаю удачи. Тебе она понадобится, дитя мое. Следующий!

***

— Следующий!

— Мы хотим получить разрешение на брак.

— Могу я спросить для кого?

— Для нас. Для меня и для него.

— Прошу прощения?

— Нам посоветовали встать в эту очередь. Я думаю, потому что…

— Я не могу дать тебе разрешение на брак. Он черный.

— Я знаю, но я слышала, что если мы получим специальное разрешение или что-то в этом роде...

— То, о чем вы говорите, — это сертификат той же расы. Но я и не дал бы тебе его, даже если бы мог. Сама мысль о том, что чернокожие женятся друг на друге, когда...

— Так почему же она сказала нам встать в эту очередь?

— Эта очередь предназначена для заявок на получение сертификатов одной расы.

— Так что же нам нужно сделать, чтобы получить такой?

— В соответствии с законом, просто попросите об этом. Даже несмотря на то, что есть что-то отвратительное в...

— В таком случае, послушайте, леди, я прошу.

— Хорошо. Заполните этот бланк и верните его в окно A21.

— Означает ли это, что нам придется начать все сначала?

— А как вы думаете? Следующий!

***

— Следующий!

— Здравствуйте, я даже не уверена, что мы встали в нужную очередь. Мы хотим получить один из специальных сертификатов. Чтобы пожениться.

— Сертификат той же расы. Вы в правильной очереди. Но в соответствии с Положениями Закона о равности концентрации меланина мы не можем дать его просто так. Вам необходимо иметь отказ от права на Озон, чтобы вообще подать заявку на сертификат.

— Видите ли, у меня уже есть заполненное заявление. Та белая девушка рассказала мне о нем.

— Она неправильно проинформировала вас. То, что вы заполнили, — это заявление об отказе. Но вы не можете получить отказ без двенадцати с половиной минут консультации.

— Разве вы не можете просто поставить на нем печать или что-то в этом роде? Мы уже несколько часов простояли в трех очередях, и мои ноги…

— Прошу прощения? Может быть, вы знаете о моей работе больше, чем я?

— Нет.

— Хорошо. Тогда слушайте внимательно. Я пытаюсь быть полезной. Я дам вам талон на прием к консультанту по вопросам брака. Отнесите его в корпус В и отдайте клерку за первой стойкой.

— Мы должны выйти на улицу?

— Там есть крытая дорожка. Но оставайтесь слева, нескольких панелей не хватает. Следующий!

***

— Следующий!

— У нас есть талон на прием.

— Какой?

— Консультация. Получить отказ, чтобы мы могли подать заявку на сертификат или что-то в этом роде. Чтобы мы могли пожениться.

— Садитесь вон там. Старший сержант позвонит вам, когда будет готов.

— Старший сержант? Мы должны были встретиться с консультантом по вопросам брака

— Старший сержант — консультант по вопросам брака. Так происходит с момента объявления военного положения в соответствии с Законом о чрезвычайной ситуации по озону. Разве вы не слышали?

— Мы же не каждый день женимся.

— Ты что самая умная?

— Я думаю, что нет.

— Я надеюсь, что нет. Присаживайтесь на эти жесткие стулья, пока я вас не позову. Следующий!

***

— Следующий! Спокойнее. Изложите свой вопрос.

— Нам нужно получить консультацию для…

— Я не с тобой разговаривал. Я разговаривал с ним.

— Со мной?

— Ты же мужчина, верно?

— Э-э, да, сэр! Мы, э-э, хотим пожениться, сэр.

— Говори громче. И не обращайся ко мне "сэр". Я не офицер. Обращайтесь ко мне старший сержант.

— Да, сэр, я хотел сказать, сержант!

— Старший сержант.

— Старший сержант!

— А теперь, расскажи мне еще раз, что вам нужно.

— Это просто смешно. Юсеф уже сказал вам…

— Разве я просил вас говорить, юная леди? Может быть, вы думаете, что из-за того, что я черный, я буду терпеть вашу наглость?

— Нет. Старший. Сержант.

— Тогда заткнись. Продолжайте, молодой человек.

— Мы хотим пожениться, старший сержант!

— Мне показалось, я слышал, что ты сказал. И я полагаю, ты хочешь моего одобрения в качестве твоего консультанта по браку? Мое благословение, так сказать?

— Ну, да.

— Ну, ты можешь забыть об этом! Ради Христа, мальчик, прояви немного мужества. Немного социальной ответственности. Вы, дети, из тех, кто вредит нашей расе. Вы же не видите, как белые люди выстраиваются в очередь, пытаясь обойти закон, верно?

— Им не нужно выстраиваться в очередь.

— Следите за своим языком, юная леди. И никто не разрешал вам садиться. Здесь военный департамент.

— Я беременна.

— Может быть, вы перестанете вмешиваться, юная леди? А теперь позвольте мне прояснить ситуацию. Она беременна?

— Да.

— Почему ты сразу этого не сказал?

— Именно поэтому мы хотим пожениться. Старший сержант.

— Вы ошиблись кабинетом. Мне нужно будет ознакомиться с Заявлением о влиянии Меланина на наследие и отчетом Тактического офицера по беременности и родам, прежде чем я просто смогу начать консультировать вас. Отнесите этот листок в офис двадцать три в здании С.

— Опять надо выходить на улицу?

— Надо пройти всего несколько метров.

— Но коэффициент солнечного ожога составляет восемь целых четыре десятых!

— Все, хватит ныть. Прояви немного достоинства. Представьте себе, каково приходится белым. Следующий!

***

— Следующий!

— Нам сказали прийти сюда и встретиться с вами, потому что я...

— Я тоже женщина, я могу заметить. Расслабьтесь. Садитесь, вы оба выглядите усталыми. Хочешь сигарету?

— Разве курение не вредит ребенку?

— Как хочешь. Итак, чем я могу вам помочь? Капитан Киндер, слушаю вас. Тактическое руководство.

— Все, что нам нужно, — это сертификат, чтобы мы могли пожениться.

— Ответ отрицательный, дорогая. Ни за что. Если бы вы оба были стерильны или среднестатистичны, может быть. Но никто не собирается предоставлять вам детей той же расы, если вы уже являетесь чернокожими. Не с доминантными ММ-репликонами при таком их дефиците. На ком все мы, белые, будем жениться?

— Друг на друге?

— Очень смешно. И смотреть, как будут поджариваться наши дети. Но серьезно, тебе не обязательно выходить замуж, чтобы завести ребенка. У тебя может быть столько ММ-репликонов, сколько ты захочешь. В чем проблема?

— Мы хотим сохранить его.

— Оставить его себе? Ответ отрицательный. Вы знаете, что в соответствии с Законом о сохранении наследия Меланина внебрачные афроамериканские дети должны воспитываться под опекой.

— Вы имеете в виду — в тюрьме.

— Разве вы не слышали старую поговорку: "не из каменных стен делают тюрьму"? И все это не похоже на старые добрые времена; после чрезвычайной ситуации с озоном дети с ММ стали ценным ресурсом. Вы должны быть рады видеть их в таких хороших домах.

— Но это тюрьмы. Я их видела.

— Ну и что? Осознает ли НР, то есть новорожденный, разницу? И это для блага самого ребенка, а также для блага общества. Осознаете ли вы культурный шок для афроамериканской молодежи, когда они оказываются в тюрьме в возрасте шестнадцати лет или около того? Если они воспитываются в тюрьме с младенчества, ПA, или Переходная адаптация, проходит гораздо более гладко. Кроме того, они все равно съезжают, как только женятся.

— А что, если мы вообще не хотим, чтобы наш ребенок попал в тюрьму?

— Стоп, Акиша! Ты не возражаешь, если я буду называть тебя Акиша? Неужели мы вернулись в Темные века, когда родители решают будущее ребенка еще до его рождения? Это свободная страна, и у детей, как и у родителей, есть права. Уверена, что не хочешь сигарету?

— Уверена.

— Как хочешь. Давайте покончим с этим. Вы милые дети, но в соответствии с положениями Закона о чрезвычайной ситуации с озоном, касающимися распределения меланина, закон предельно ясен. Если вы хотите воспитывать своих собственных детей, вам придется вступить в законный брак.

— Что означает — выйти замуж за белого.

— Я сама — белая, но не обращу внимания на твои расистские интонации, которые, я уверена, ты не подразумевала. Есть ли что-то столь ужасное в браке с белым человеком?

— Нет. Я так не думаю.

— Хорошо. А теперь почему бы вам не изучить программу? Разве ты не знаешь какого-нибудь симпатичного белого парня, за которого можно было бы выйти замуж?

— Я смогу сохранить моего ребёнка?

— Не этого, но следующего. У этого двойной М репликон и он принадлежит дяде Сэму или, по крайней мере, Управлению природных резурсов.

— Но что, если я не хочу выходить замуж за какого-то чертового белого парня!

— Джонс, я надеялась, что мы сможем справиться со всем этим без эмоциональных вспышек неприкрытого фанатизма. Я вижу, что была неправа. Вы рискуете заставить меня почувствовать себя неадекватным консультантом из-за этой расистской атаки на мою профессиональную самооценку. Это из-за того, что я белая?

— Это из-за того, что я хочу выйти замуж за Юсуфа.

— Который просто случайно оказался черным? Давай будем честными, девочка. В вас, парах одной расы, нет ничего утонченного. То, как ты расхаживаешь с важным видом, будто бросаешь вызов всему миру, чтобы пролить дождь на твоё отвратительное маленькое внутрирасовое шествие.

— Но...

— Стоп! Прежде чем ты начнешь обвинять всех белых людей из-за своих личных проблем, позвольте мне предупредить вас, что вы уже нарушаете несколько применимых федеральных законов о гражданских правах. Боюсь, вы отняли это дело у меня из рук. У меня нет другого выбора, кроме как отправить вас наверх к полковнику.

— К полковнику?

— Прокурору по гражданским правам. В главном офисе на верхнем этаже основного здания.

— А что насчет меня?

— Ты можешь пойти с ней, если хочешь, Юсеф. Но если бы я была на твоем месте...

— Вы не на моем месте.

— ... я бы нашла милую белую девушку и женилась бы на ней. Быстро. Прежде чем вы оба попадете в большие неприятности, с которыми не сможете справиться. Свободны. Следующий!

***

— Следующий!

— Мы здесь, чтобы встретиться с полковником.

— Я полковник. И я помогу вам, если смогу. И позвольте мне начать с предупреждения о том, что все, что вы скажете, может быть использовано против вас.

— Может быть использовано?

— Может быть, будет, как получится. Юная леди, вы что, спорите со мной?

— Нет.

— Хорошо. Итак, я полагаю, вы обвиняетесь в дискриминации и заговоре.

— В заговоре? Мы просто хотим пожениться.

— Что противоречит закону. Конечно, вы знали это, иначе вы бы в первую очередь не обратились в Управление по семейному праву.

— Мы пытались получить специальную лицензию.

— Совершенно верно. И что это такое, если не попытка обойти Закон о перераспределении меланина, который запрещает браки между чернокожими? Само присутствие вас двоих в очереди А21 уже свидетельствует о заговоре с целью обойти положения Запрета на накопление меланина.

— Но мы пытались следовать закону!

— Это только усугубляет ситуацию. Закон — справедливый господин, но он может быть суров с теми, кто пытается саботировать его дух, лицемерно соблюдая его букву. Однако я собираюсь отложить вынесение приговора по обвинению в заговоре и накопительстве, потому что здесь нам предстоит рассмотреть еще более серьезное обвинение.

— Вынесение приговора? Нас еще даже не осудили.

— Юная леди, вы что, спорите со мной?

— Нет.

— Хорошо. Теперь давайте перейдем к обвинению в дискриминации. Здесь замешаны глубокие проблемы. Вы двое недостаточно взрослые, чтобы помнить времена Джима Кроу на Юге , когда чернокожим не разрешалось плавать в общественных бассейнах. Но я помню. Знаете ли вы, что такое дискриминация?

— Я читала о них в школе.

— Что ж, тогда вы знаете, что это неправильно. А чернокожие, которые не женятся на белых, отказывают им в праве пополнять свой генофонд, тем самым дискриминируя их.

— Никто никому не отказывает в праве что-либо делать! Я просто хочу выйти замуж за Юсефа.

— Это удобный примитивный взгляд на вещи, не так ли? Но в суде это не пройдет. Ты не можешь выйти замуж за Юсефа, не отказавшись выйти замуж за Тома, Дика или Гарри. Разница та же самая. Если ты выходишь замуж за чернокожего, ты отказываешь белому человеку в праве жениться на тебе; и это нарушение его прав в соответствии с Четырнадцатой поправкой. Вы узнаете эти две фотографии на стене?

— Конечно. Мартин Лютер Кинг и Джон Кеннеди.

— Джон Ф. Кеннеди. Каким-то образом ваше поколение упустило из виду идеалы, за которые они умерли. Позвольте мне задать чисто гипотетический вопрос — было бы справедливо иметь общество, в котором одна расовая группа, такая как ваша, имела особые права и привилегии, в которых остальным из нас было отказано?

— Раньше это никого не беспокоило.

— Умничаешь?

— Нет. Но как насчет Четырнадцатой поправки? Разве это не относится ко мне?

— Уверен, что так оно и есть. К вам, как к личности, а также к вашему молодому человеку. Но как афроамериканцы, вы больше, чем просто отдельные люди; вы также являетесь ценным природным достоянием.

— Что?

— Согласно Закону о наследии меланина, ваш генетический материал является национальным ресурсом, на который Америка теперь претендует, для всех своих людей, а не только для немногих избранных. Это тот же самый генетический материал, который был привезен через океан (куплен и оплачен, я мог бы добавить) в восемнадцатом и девятнадцатом веках.

— Но рабы были освобождены.

— И их потомки тоже. Но генетический материал, будучи бессмертным, не может быть ни рабом, ни свободным. Это незаменимый природный ресурс, такой же, как леса или воздух, которым мы дышим. И нравится вам, дети, это или нет, но старые времена, когда наши ресурсы растрачивались и накапливались из-за специфических интересов, прошли. Ваше генетическое наследие является частью бесценного национального достояния каждого мужчины, женщины и ребенка в Америке, а не просто вашей частной собственностью, которой вы можете распоряжаться по своему усмотрению. Я ясно выражаюсь?

— Вроде да.

— Вроде! Разве справедливо, что афроамериканский ребенок рождается с двойным M; в то время как белый ребенок, лишен права на меланин по рождению, обречен на двойной шанс заболеть раком кожи и бог знает чем еще?

— Раньше никто никогда не беспокоился о том, что белые дети рождаются с удвоенным количеством чего бы то ни было.

— Достаточно, юная леди. Я приговариваю вас к девяти месяцам в Лагере по развитию терпимости в Кэтскилле или до рождения ребенка, а затем к девяти годам на ферме по повторной беременности в Пойнт-Плезант. Я искренне надеюсь, что вы воспользуетесь своим временем в Пойнт-Плезант, чтобы подумать о том, как расистские взгляды, подобные вашим, угрожают радужной ткани нашей многонациональной демократии

— А что насчет меня?

— Я назначаю тебе испытательный срок, Юсеф, и отвезу тебя домой на ужин, как только закончится суд. Я хочу познакомить тебя с моей дочерью. Маршалл, наденьте на нее наручники и уведите ее. Не обращайте внимания на ее крокодиловы слезы — они доки по части обмана.

— Следующий!