Завершает последнее издание второго тома северианиды послесловие (незаслуженно забытая традиция), из которого следует: реакция на книгу в эпоху публикации была яркой, сильной, а урдософия почтенная часть фантастиковедения. Не как толкиенистика, но... часть.

Данное же тем же послесловием определение цикла аллегорической религиозной фантастикой полагаю спорным.

Религиозная?.. С тем же правом гаремная. Темпоральная. Пеницитарная. Политическая. Одержанию чужой памятью уделено изрядно внимания, военные вставки не имеют равных в оригинальности декораций и логике безумия.

И что за религиозная литература такая от католика, по которой летают в мистериях черепа, есть собор, торгуют рабами медички, степени посвящения, а причастие и крест отсутствуют. Есть малость кухонной теологии, но, если обойдены грех, искупление, молитва, прощение, загробное? Не тот поджанр, совсем не тот.

Аллегорическая..? Что ж, аллегория бывает либо простой, нисходящей, либо восходящей. Вторая идет в дело, если цель довести внимающего до осознания... Чего именно осознания? По классике аллегорий, типа «Волшебной флейты» или «Принцессы Брамбиллы» есть б.м. конкретные ответы, а книги Нового Солнца открыты любому толкованию, принципиально любому. Так сделал автор, чтобы, столкнувшись с выглядящим сверхъестественно, и Севериан, и читатель не могли придти к сколь-нибудь обоснованному выводу.

Не допускает этого мир Абайи и белых дыр, зеркальных рыб и коридоров времени, в котором грезы оружие, а понятия «вымерший вид» словно нет. Не позволяют этого знания рассказчика, выучившего анатомию прежде азбуки, но не умеющего отличить моряка от космонавта.

Ну, а для аллегории первого типа, банального иносказания вроде «Скотофермы» Оруэлла («Кролики и удавы» ведь забыты прочно?), слишком прихотливо написано. Есть фрагменты, которые можно счесть передачей скрытого от профана, но «ключ» к ним нужен разный. Например, Сады Времени, каменный город, библиотека необарочно театральны и так и просятся на иллюстрацию. Только графика для них, чтобы хоть чуть соответствовать, должна быть где прерафаэлита, а где и Дель Торо с Фразеттой. Автор ведь лихо меняет тон, стиль, даже формат (пьеса Талоса), изобилие вставных басен, сказок и притч — всё это рассеивает, переключает внимание. А аллегория 1-го типа должна быть прямолинейно дидактична.

К тому же, если декорации не условны и выстроены не на повседневном материале (неологизмы, архаизмы, ретрофутуризм), встает проблема интерпретации — в рост. В книге полно замков, отпираемых тайным словом. Символично? Предельно. Аллегорично донельзя. При этом, реальная технология, в отличие от дестрие и антигравитационных флайеров.

В общем и целом, приближаться к фантастике Вулфа с определением «аллегорическая религиозная» не следует. Оставим его «Пути паломника» Беньяна.

Порой (фигура «ангела» на носу барки и т.д.) практически слышен авторский смех над прочтением его книги через набор унифицированных знаков и клише. Он, кстати, тот еще насмешник, см. его толкования на «арлекины», «базилики», «цвет сажи» из глоссария в третьем томе. Навязывание же правил своей головы заканчивается у Вулфа одинаково: кто всерьез возьмется, исчезнет из повествования. Как трое из хижины в Садах Времени; желавшие принять решение по правилам сказок раненые; Монарх; специалист по оледенениям... Прямым текстом, что не постичь через крючок с куста замысел Предвечного.

К смеху можно присоединиться. Послесловием дан перевод отрывка чудной дискуссии, не Христос ли Северьян и не Антихрист ли он. Первое Вулф, вообще-то, объявив Северьяна версией 2.0, сделал канонически невозможным, а насчет антихриста... Роль такую не вытянет брошенный бабой ради старой мебели. Да и предел власти Легиона на планете только что жирным не выделен. Но каков вектор, извив мысли!

P.S. В справочнике Баттистини по аллегориям есть заявление, что был «христианский зодиак» и в нем обозначение «Новое Солнце» закреплено за Христом. Но в этом случае Северьян — Христофор, и в том же источнике «андрогин» символизирует императорскую власть. Что только порождает новые вопросы.

Роман доказал, что автор владел техникой высокой художественной литературы. Мейнстрима 1970-х.

Большая часть текста — театр одного актера. Монологи абсолютно одинокого старца в провинции Запада США. Он уже не в силах обойти свой дом и вспоминает, вспоминает... Как малышом ездил к деду на Рождество, как ходил по окрестностям с теткой и ее любовником, как рылся в бумагах и привечал посетителей директором завода, как настиг автора «Некрономикона»... Остальное это вставки других жанров: рассказы про призраков, игра в детектив, интервью с работниками пищепрома, ирландские сказания. Нотка фантастического: полубредовые (или чисто воображаемые) залеты м-ра Вира в собственное прошлое. Когда четырехлетка пытается получить от единственного врача, которому доверяет, совет насчет физической активности при инсульте — это оживляет псевдобиографическую прозу. Но не слишком.

Каких-либо загадок, сложностей, структурных вывертов или намеков на закулисные интриги не выявил.

Ассоциации: Фолкнер, Т.Уайдлер, Апдайк, поздний Кинг, Шмелев, Осоргин, Сименон.

Перевод: нормально, с трудолюбивыми примечаниями, жаль, что на зимующих в снегу розах и деревьях бутоны. Полиграфия: бумага тонковата, просвечивают строчки той стороны, но терпимо.

Рекомендации: холодная психологическая проза. Знаки перемен в США 1910-1960-х. Атмосферное, спокойное и грустное (так глубокая старость выглядит с той стороны улицы) необязательное чтение.

Взгляд на фантастику через судьбу журнала «Всемирный Следопыт», его время и к ним причастных.

Но отзыв на здоровенный альбом из разряда «для кофейного столика» начать следует с полиграфии.

Она великолепна. Даже выбор бумаги хорош: при парадном впечатлении, бликует слабо. Качество сканов, размещение картинок на листе превосходно. Виден если не талант, то изрядный вкус... Умение показать товар лицом, в случае обложек «Иприта», раскрыть его качество, насколько возможно.

Приятно, ибо качество было. На этих страницах слава отечественной иллюстрации: Ватагин, Голицыны, Шпир, Лодыгин, Травин. Линии, композиция, краски... выбор сцен. Карты, ведь следить за приключениями в затерянном мире пещер Ю.Америки или на острове гориллоидов читателю «Всемирного Следопыта» надо по карте. Карикатура, реализм, анималистика, простодушие, пафос — не графика, а пир библиофила.

Не похвалю колонки в 4-5 слов со множеством переносов, рябую суперобложку. Но и хулить не стану.

Прочее наполнение: рождение в недрах изд-ва «Земля и Фабрика» 1925 года; связь с «Вокруг Света»; детали подписной компании, конкурсы, письма читателей (3% студенчество, 39% служащие); пересказ опубликованной фантастики почти помесячно; набор характеризующих цитат; сравнение ранних и поздних редакций «Аэлиты» и «Сказания о граде Ново-Китеже»; кое-что биографическое, в основном, по выведшему тираж за 100 000 экз., редактору Попову. От ликвидации журнала в начале 30-х, добираемся, в несколько главок о фантастике в СССР, до послевоенного «Уральского следопыта».

Суммарно: жили-были, им платили, в экспедиции ходили, много что переводили, коммунисты всё убили, чуть фантасты не сдались, но детлитом всё ж спаслись (пояснение историкам: журнализм, без библиографии и ссылочного аппарата. Изысканий в архивах не вижу. Вряд ли «Назовём его «Всемирный Следопыт»» станет источником курсовых. Хотя...?).

Кое-что раритетно в хорошем смысле, вроде запрета размещать название крупных сумм, темпов перевода, истории с плагиатом (6 мес. условно), «возить иностранцев» как литературного приема, гонорара Платонову за «Лунную бомбу».

Есть и такое, от чего поручик Лукаш перекусил бы второй мундштук. Например, «рамка», серия Детгиза, «знаменитая и легендарная» — легенды где? Или: «Кто такой Луначарский, сейчас помнят только специалисты». Аббревиатуры организаций, отсылки к съездам, нафаршировавшие текст, тогда кому. Экзаменатору экспертов по Луначарскому адресована книжка, что ли.

Выражение «литературный процесс», куда, оказывается, надо быть «пристроенным», ничего не объясняет, а употребляется часто. Сюда же сообщения, что Дэ-Вэр-Стекпул это де Вер Стэкпул.

О падении качества, т.к. некому стало вытребовать хорошей бумаги: переход от затрат валюты на импорт бумаги к затратам на производство своей сопровождал такой спор о потребностях, что его вспоминали по 1937 г. точно.

Язык... своеобразен. Автор благодарит, в числе прочих, Вл.Аренева с Ш. Идиатуллиным за мудрые советы. И книгу, в самом деле, словно трое писало. Один по части литературщины: «Демон нового мира сидел у нее на плече и хлопал крылами, поднимая бурю»; «Пепел Первой мировой войны будет долго стучать в сердца фантастов по всему миру». Конкретен другой: «Большевики очень любили вопрос: «Зачем?». Зачем нам нужна фантастика?». Третий мистик: «Автор этих строк верит в силу и действенность малого деяния»; «Идеология всегда создает дефицит».

Аналитика свелась (по моему разумению) к концепции прерванного взлета: «Как заметная сила советская фантастика не успела сформироваться, поэтому при новой раздаче заданий её просто не заметили [...] вынесли за скобки, как малопонятного и малополезного попутчика [...] пришли «красные редакторы» и золотого века не случилось».

Факт, не случилось. Сомнительно, что случился бы. «Всемирный следопыт» в данном описании выглядит, подобно жившему 21 год «Если», площадкой публикаций вместо питомника талантов. Обилие мусора (тоже факт) на страницах не знак неизбежности шедевров, нет такого закона природы. Сил не хватило? Сильна была сатира — на её надгробии одни даты со «Всемирным Следопытом». С другой стороны, такой исследователь КЛФ как Комиссаров, полагал отсутствие центрального журнала фантастики даже благом для нее, т.к., аудитория не замкнулась. Другой знаток, vvladimirsky, сравнил «Всемирный следопыт» с Argosy (первый в США журнал приключенческой литературы, модель для Amazing Stories и прочих).

Рекомендации: визуалам — да, остальным хорошо полистать.

Фэнтези. Даже не эпическая. Землеподобный мир. Действие идет на уровне людей и негуманоидных духов. На трилогию «Меча» если и похоже, то только камерным масштабом и нежеланием лезть в голову персонажа.

Изложение во втором лице настоящего времени. Пришло от геймеров или очередной эксперимент авторши — но ты идешь, ты смотришь, ты пьешь... регистрирует вездесущий в сей, нелюбимой им локации, божок. Словно камень из гробниц Атуана снимает Техану шпионской камерой, примерно так.

По пейзажам мир ассоциируется именно с Земноморьем. Без островов и козопасов, материк. Грубые одежды, вежливые речи, обтесанные камни, пиво, колодцы, женщины-хозяйки, умеренность в насилии климате и пище. Такая же трудноопределимая стадия развития — может, в Вусции и Ирадене ранний железный век, а, может, зрелое средневековье политеистических регионов. А вот по части атмосферы Леки, увы, не Ле Гуин. Читается легко, но не особо увлекает.

Сюжет без изысков. Лордик, хорошо показавший себя на войне, экстренно возвращается домой вместе с загадочным спутником/спутницей Эоло (повестка по минимуму), чтобы влипнуть в теургический детектив. Вековой порядок смены Глашатаев, правящих от имени бога-Ворона, нарушен, полномочия не переданы вместе с яйцом аватара и всё теперь под сомнением и угрозой. Попытка Эоло помочь споро доводит до кульминации... и обещавшая много интрига оказывается двухходовкой. Увы.

Прозвучавшее в сети «Гамлет», отторгается — не всяк, у кого отбирает власть дядя, Принц Датский, а близнецы не Розенкранц с Гильденстерном. И это капризное мурло Моват, с золотым сердцем и зашоренными мозгами... Нет, по линии людей «Башне Ворона» предложить особо нечего.

Другое дело по линии богов. Политика, ученые слова и находчивые решения, война за пролив и лес, повествование об отношениях, взрослении в темпе эволюции — как в сторону прогресса, так и деградации. Изюминка, из-за которой вспомнил «Мелкие боги» Пратчетта: людям приходится учить богов тому, как жить и разговаривать, отвечать на прошения и отвечать ли. А принявшим поклонение — учиться тратить ману, чтобы набить животы подопечных, удерживать заразу дальше от колодца, воплощаться в стаю комаров, разговаривать жребиями и умирать, если что не так скажешь или сделаешь. Жрицы и жрецы часто умнее и лучше своих жестоких и вздорных покровителей. Но выгода от союза настолько велика, что образуется симбиоз, временами отдающий суицидом. Это поярче, пооригинальней, здесь больше ума, философии и художественного.

К полиграфии и переводу без претензий.

Рекомендации: предпочитающим незначительные отклонения от стандарта и ценителям магических систем.

Название не вполне отражает содержание, «Судьба морских суперхищников прошлого» было б точнее. Поскольку под обложкой (мягкой, кстати) не академическая монография по окаменелостям, а несколько вольного стиля лекций или эссе для тех, кому маловато детсадовского набора стегозавр-трицератопс и хочется чего-то новенького на, в принципе, знакомую тему.

В силу этого, данная работа не пополнит ряд Еськов-Мейен-Линьков. Основ палеобиологии автор не дает, в проблемы орогенеза не погружается. Следы былых биосфер или движущие силы эволюции — не сюда.

Тут — конкретно про конкретных гигантов. Наутилус, кальмар, осьминоги, мегалодон, большая белая, водные черепахи, латимерия, плакодермы, эвриптериды, скаты, крокодиломорфы, археоцеты, лидсихтис... Зауроподы. Их размеры, вес, сила сжатия челюстей, состояние при раскопках, методы реконструкции и применения в быту. Кракен — вялый удильщик, крокодилы пустыни как ключ к пониманию секрета выживания вида в прошлых вымираниях, нищета морской биологии без телевизионщиков... Очерк поиска пропавшего звена в эволюции китов хорош, любопытны приключения мегалодона — 50 млн. лет выживания и вдруг всё, — очень внятно о выгодах и недостатках гигантизма, длинных шей, половых проблемах головоногих, анатомии, пищеварении, плавучести живущих и вымерших.

Из неожиданного — про акул, которые людей не едят, а так, надкусывают, просто убойно. Предложение позаимствовать термин «аквазавры» из НФ, похвала текстам Акимушкина, наставившему Островского в детстве на правильный путь и то, что, насколько могу судить, фильтрующих он любит больше зубастиков, тоже занятно.

Поток данных о реконструкции разбавлен вставками, типа переживаний норвежского палеонтолога, которого вынюхивает белый медведь и финала жизни каждого из причастных к открытию целаканта. Концептуализмом или внушением идей (кроме почти ритуального «Главное, чтобы человечество не уничтожило этих животных раньше, чем оно о них узнает...») автор не страдает. Умеренно, без перепляса Храмова. Но и не так ярко.

Список литературы для чтения на 4-х страницах показывает, насколько актуальна книжка — Кусто, Томилин... А у автора данные аж по ковидный год.

Полиграфия приличная и пристойная. Иллюстрировано, схемы для показа габарита в сравнении с человеком... Более, чем уместны.

Рекомендации: вполне.

У знаменитого добытчика шкур и слоновой кости Мерквиса (эксплуататор, ничтожество) есть план проникнуть в Дао, где не знают денег, алкоголя, лжи, азартных игр и огнестрельного оружия. Царице страны по политическим причинам нужно срочно замуж, а тут как раз дезертир Вилли Гильд. Одной рукой поднимает 150 английских фунтов, красавец. Не лорд, но кто скажет? Язык — с зулусами же торгуют.

В конце восстание и драма одиночества в золотых браслетах. До — женщина с незаурядным умом, капризами ребенка и жестокостью львицы, испанец с родословной и привычкой отвечать «Лечитесь, сэр!», африканские парсы белой кожи с примесью южного типа, две тысячи лет как из Вавилонии и проч.

Что произошло, когда убили священного бегемота, какой эффект оказала огненная вода, кого облили помоями, кто всех сдал, кто вышел замуж за гвардейца, а кого не оказалось в темнице, описывать нужды нет.

Объяснить, как такая пьеса получила указанную на обложке премию всероссийского конкурса 1922 года... Ну, верно, положительно принять «Да ниспошлет Солнце лучи свои на вас, и да прольется теплота их в сердца ваши!..» про места в которых и слоны идут в тенек, возможно именно в Петрограде. Но следует вспомнить фееричную судьбу «Принцессы Турандот» вахтанговской постановки. Информационное поле революционных лет это сила, да любовь к экзотической романтике, в данном случае Хаггарда и Гумилева (Три негра утонули во время переправы через озеро Лага, шесть ослов с вьюками угнали туземцы), так легко не сдается.

Конан-Дойль, устами Холмса, был суров: «Дюпен — очень недалекий малый. Этот прием — сбивать с мыслей своего собеседника какой-нибудь фразой «к случаю» после пятнадцатиминутного молчания, право же, очень дешевый показной трюк».

Хорошо, трюк напоказ, но в паузе весь Дюпен. Он из тех, кто ставит капкан, лишь с уверенностью, куда именно ступит нога жертвы его дедукции. Бежать по следу с собакой не его, а рассуждение и психология требуют времени. Кстати, о психологии: пусть «прячь на видном месте» критикуют и у Вудхауса, но доказано, что избирательная слепота, хотя с оговорками, факт. Вывернутое письмо еще что, см. эксперимент с «невидимой гориллой».

За рассказом целый шлейф толкований, у психоаналитиков даже сборник есть, «Похищенный По». Сам Лакан выдал на удивление вменяемое: «Речь идет о символе, перемещающемся в чистом виде, о символе, которого невозможно коснуться, не оказавшись немедленно в его игру втянутым». Как не согласиться.

Разве что... игр-то, две, первую вел префект парижской полиции с Дюпеном. И можно оказаться втянутым, а можно быть игроком.

Кто Дюпен до «Похищенного письма»? Обедневший аристократ, библиофил, сова и затворник (в среде полагавших суть жизни в раутах и визитах). Сделал себе репутацию у полицейских, но почти ради развлечения.

Здесь он другой. Не благороден образ мысли: объявив себя на стороне шантажируемой, не торопится на помощь даме, ждет с месяц, пока та реально раскошелится. Такие же навыки: подменное письмо Дюпен заготовил, подделав «вензеля Д. с помощью хлебного мякиша». Он в курсе насчет «длинных иголок» при обысках, значит, имеет от профессиональных параноиков допуск выше положенного развлекающему себя бесплатными советами дилетанта. Затворник, но вхож к министру в любой день. Знает, где и как нанять стрелка, пунктуального и отчаянного (задержание при шутках такого рода... см. насчет добровольца в «Старом гении» Лескова). Что ж, «шевалье» в пост-наполеоновском это кавалер Почетного легиона. Не боле.

Правда, следует уточнить: все же «Украденное письмо» близко к мистификации. От эпиграфа (из Петрарки, не Сенеки), до дьявольской остроты зрения через синие очки. А действия полиции карикатурны — не только бесполезные обыски, к отставке префекта повода и не придумать легальней двух «ограблений» министра.

Насчет карикатуры и места действия есть мнение Борхеса: «Конечно, и преступления, и сыщиков можно было поместить в Нью-Йорк, но тогда читатель стал бы раздумывать, как развивались события на самом деле, так ли ведет себя нью-йоркская полиция или иначе. По решил, что ему будет удобней, а его воображению — вольней, если все произойдет в Париже... описывает все случившееся американец, и ему нужен непривычный герой».

Про случай орангутана с бритвой и труп цветочницы — логично. Однако, «Похищенное письмо» касается почти уникального (на год написания) парадокса. Власти видели реальную силу полицейского контроля и институт выживал при каждой смене режима — ждать которого приходилось недолго. Рушились правительства, укрепленные агентами, горничными-осведомителями, досье и т.п. ключами «с помощью которых можно отворить любую дверь в Париже», пока не пришли 1870-1871 года. У По акцент не на силу, а на то, как легко приватизируется ресурс. Вместо, цитирую реальный круг обязанностей, наблюдения за книжной торговлей, фальшивомонетничеством, ложными слухами, тайными объединениями и выдающимися представителями всех партий и идеологических течений, руководитель структуры (статусом выше мэра столицы) занят мхом между кирпичами и промерами линейкой ради обещанной награды.

Еще следует уточнить финальный намек Дюпена «План такой зловещий. / Достоин если не Атрея, то Фиеста».

Слов этих в русском переводе не нашел. Но в кребийоновском «Атрее» конфликт разрешается суицидом Фиеста, напоследок проклинающего Атрея. Пока тот, в классицистическом катарсисе, вопиет: «Ты погиб злодей / И посмеюсь твоим я предсказаньям./ Хвала, хвала отмстителям богам, /Он сам предупредил мои желанья!» Прочее примерно того же характера.

Хитроумием не пахнет, смысл же «достоин» в принципиальном согласии с тем, что план гнусный и даже за рамками. Ну так и под прицелом дрянь редкостная.

Гаремные тонкости и рис «Императрицы Соли и Жребия» остались сильно южнее. Здесь страна снега, тулупа, буйных женщин, тигров и мамонтов.

Мамонты! Кто только не ездил на вас (диапазон Сенковский — Мартин), но проработки подобной не припомню. Разновеликие и разномастные умнички общаются с невидимой родней, ревнивы и на северной границе истории про совершенные ими убийства не надоедают. Посему людям мамонтовых войск запрещено занимать гражданские должности на несколько поколений, да...

Продумано многое, подано с умением. Как держаться в седле геройским сгибом ноги, как после отдыхать, вычесывать зверя, как хвалить, как влезть, как слезть. Как смотрятся за загородкой и в пути, как визжат, несясь во весь опор. Ощущение, что сейчас зароешься обветренным лицом в шерстистый бок.

Правда, это полет воображения без привязки к реальности. На слоне не качает — раскачивает, погонщик всегда сидит на шее. Не удержаться в седле Нги Во при спуске по склону. Копье? Кто сможет орудовать мачтой в одиночку. Метать и стрелять из паланкина (Афанасий Никитин звал его «городком») на спине гиганта, наоборот, самое благородное дело. Однако, вскользь упомянутый таран ворот правилен до аутентичности.

Остальное в тексте может быть классифицировано традиционным сюжетным ходом, примеров которому от упыря Веталы до толкиновского хоббита. Заговаривает зубы до рассвета сами Тии из Поющих холмов.

Полторы новеллы тоном не чуждого литературщине сказителя о том, как сутуловатая девица ушла было из Хюэ на экзамены в столицу (уцелевший оплот династии Гу, закат их славы, гробница угасающего чародейства и т.п.) с нефритовой табличкой на шее. А стала супругой тигрицы-оборотня Хо Тхи Тхао. По любви, естественно, большой и всепрощающей. Потом обоюдной. Чтение стихов на память, золотая клетка, камень в пасть, шкура матери, семь дней до парома, покорми меня, счастливые кости и прочая романтика без эротики. Придраться не к чему, однако любителя ориенталистики вряд ли впечатлит. Все умеренно знакомо, ужасное формально, драматичное пафосно хрестоматийно.

Несколько выправляют положение комментарии с другой стороны костра, от сестер-тигриц Синь. Добавляет темной энергии Инь, ненормативной мифологии, кошачьей грации и людоедской мотивации.

Перевод на высоте, полиграфия в норме, иллюстрации... В тему.

Рекомендации: по названию серии, «Red Violet. Магия Азии»

Близкий космоопере боевик, выстроенный на трех темах: сетевой, ветеранской и реконструкционной.

Место действия описано аннотацией верно. Насчет «Аччелерандо» — скорее «да», чем «нет, не принадлежит к циклу». Техника, культура и идеология сходны, перечень основных исторических событий разный. В принципе, это нормально для астрономически и хронологически разнесенных космических обителей, но расхождения фундаментальны. Появись республиканцы «Оранжереи» из руин «Аччелерандо», Желтый Король бы не произвел эффекта пожара в Эдеме и т.п. и т.д.

Отзывы ссылаются на занявшую важное место в жизни персонажей войну Правок, как на отношение автора к происходившим в когда-то амбициознейшем проекте «Википедия» событиям идеологического характера. Теркам оппонентов, принудительным откатам изменений к консенсусному и т.п. Не могу сказать больше, в силу отсутствия интереса и реально малой значимости данной аналогии для понимания романа — к началу «Оранжереи» все участники оных Правок мертвы давным-давно.

Просходящее выстроено вокруг специфичных аспектов сетевых угроз — вирусы, методы атак шлюзов, восстановление, перезагрузка, доступ к архивам... Для мира, в котором люди не отличают себя от пакетов данных, меняя тела как туфли и согласны на смерть при каждой телепортации через «ворота» (или от дуэльного меча, раз есть резервная копия), самым страшным преступлением полагая стирание аутоинтефикации, охренеть какая проблема — а хуже всего, нашлись готовые погреть ручки на огне информационного апокалипсиса.

Но им не повезло и крах затеи недобитков — лучшее, что есть в «Оранжерее». Побег из паноптикума, поиск союзников, оружейная робинзонада, гендерная интрига, финальный бой и его закулисье — в сложной, амнезийно-флэшбечной, последовательности. Хорошая структура, с неожиданными поворотами.

Линия исцеления ветеранов и вмешательства в разум решительно не удалась. Так ПСТР не лечат и налицо резкое расхождение между возможностями психохирургии и чисто психотерапевтической концепцией оранжерейной процедуры. Неясна сама постановка проблемы, если людей можно менять за вечер в госпитале. Загадочно место пациентов в социуме — то с ними возятся, обеспечивая место для буйства, то готовы забыть на три поколения кучу граждан в бывшей тюрьме. Встречавшие реальные угрозы просто бы не повелись на рейтинг в духе первых шоу на вылет и не у одной Робин в мастерской был бы арбалет.

Линия реконструкции 1950-2000 не понравилась по субъективным причинам. Попаданчество не строссовская тема, совсем, это еще по провальным «Принцам торговли» ясно. И надоело, что субурбии ХХ века принимаются за абсолютный эталон комфорта всех культур. Вопреки мнению самого автора, в результате это не «веселое зеркальное переосмысление». Если атмосферу «Плезантвиля» сменяют «Стэпфордские жены» и «Салем-лот», веселью остается маловато места. Да еще и страницами про соблазнение собственного мужа! И буджолдовские приключения беременных аристократок больше не вершина феминного милитаризма — здесь в тягости весь штурмовой отряд.

Полиграфия в норме, кто-то в издательстве не знает слова «полиамория», с примечаниями бы поспорил.

Рекомендации — НФ-триллер, попаданческая ромфанта.

Тот аспект работы классика ХХ века со словом, который не впишется в анекдот «догорает музей Пришвина» и политическое «Дневников». Добротная работа этнографа начала ХХ века, решившего подработать советским журналистом и махнувшего в глушь Савеловского направления, о 130 верстах которого Ильф с Петровым высказались с южным разочарованием. Их не вдохновило, но «история цивилизации села Талдом» Пришвина рекомендуется к прочтению по следующим интересам.

Быт 1923 года: ... недорого купить дамские башмаки, отправиться с первым утренним трамваем на Савеловский вокзал, найти там вблизи бывший трактир Кабанова, занять там столик и за чаем дожидаться прибытия поезда из города Ленинска ... брага, самогонка и табак окончательно взяли власть над башмачным песенным сердцем, мастера выбрались на улицу, составили хоровод и до глубокой ночи пели старинные обрядовые песни. Ни одна женщина, однако, не тронулась к хороводу с завалинок

Влияние рыночной экономики на качество: на базаре есть порядочная середина, а на одном конце нет очень изящного башмака, на другом – простого прочного бабушкина, какие носят пожилые и рабочие женщины. Хорошие концы – объяснили мне – были в прежнее время, когда не базар судил о качестве башмака, а заказчик-купец. Тогда специализация была строгая, и тот, кто делал гвоздевую обувь, не рискнул бы заняться рантовой ... Теперь же все равно, что ни делать, только бы брали ... Не кустарь виноват в этих кривых башмаках, расползающихся при первом дожде бумажных подошвах: Сухаревка ставит ему спрос именно на такие изящные и дешевые башмаки.

Русская экзотика, канал через болота под названием борозды: ... борозда была частью пути местных кустарей-башмачников в Москву для сбыта товаров и для сезонных работ в Москве, что называлось походами ... лодка визжит ... все, кроме кормщика, выходят на берег, при этом впереди идет с веслом в руке щупало и предупреждает тянущих от погружения в окна.

Самоорганизация: соберутся всей деревней с косами и топорами, одни подрубают укоренившиеся по берегам борозды кустарника, другие вытягивают подводные растения, осот, третьи подрезают косами края ... пойма, сухая сверху, от берега с деревнями до берегов Дубны, верст на семь, вспыхнула огнем, и пожар пошел вдоль. Сход нарядил Василия Бедного скоро бежать в село и звонить. Вмиг собрались из разных деревень больше тысячи человек и бросились тушить ... ремесленник предпочитает брать товар у купца и готовить товар на его заказ, а не на кооператив.

Эззотерика сапожного дела: ...Лет двадцать до войны нога заметно стала мельчать и перед революцией была вроде китайской, специальная женская нога. И вдруг все оборвалось ... нога полная, тощая, прямая, крупная, мелкая, мозолистая, чистая и совсем никуда не годная – чухмак ... Двести цветов нежнейшего шавро существуют только для нее. Потому же ведь и называется прекрасный пол ... «кирпичи»,– так назывались мужские башмаки, потому что в них между стелькой и подошвой прокладывался слой глины (сто пар весили девять пудов).

Детский труд в СПб. Оливер Твист как сыр в масле катался: ...Шестьдесят человек не могут поместиться за одним столом, сидит только первый ряд, а сзади стоят с ложками в два ряда. Заднему приходится нести свою ложку через головы двух передних рядов. Трескотня, сутолока, насмешки и беспрерывное маткино слово

Литература формата: ...Страстью к сокращению фраз легко можно заразить, и что бы это было, если бы все молодые журналисты стали над этим работать. Тогда бы можно было силу слова довести до очевидности физической силы. Но ужасным препятствием этому служит оплата работы построчно. Одно совершенно исключает другое, как будто, работая пальцами, нужно их подрезать.

Ориенталистика допускает большую свободу и радостно, когда ей пользуются вот так, совместив на карманного формата 150 страницах всё, что нужно.

Технически-то текст про эпичное. Перехват власти в стране магического лета опальной императрицей Инъё, пехота идет через перевал, пока убийцы ликвидируют лояльную знать... Но это там, где-то, в разговорах. Реально в кадре уединенная вилла на берегах озера с плохой репутацией и всего три собеседницы — причем, одна скандальная птица-мнемоник, чей род тоже пострадал в годы смуты. Все камерно.

Проработка: голова в мешке, Левый министр обещает вернуть фокусника, художница пробует золото ногтем... Красочно, чувственно. Можно, конечно, спросить, где мажордом и как стирали белье в зловещих водах, почему атака мамонтов на цивилизованное войско не заканчивается тушеным хоботом, как влияют на экономику крестьянских полей 60 лет тепла.

Но «Императрица Соли и Жребия» — набор новеллочек в духе дзуйхицу (бицзи), сделавшем славу дальневосточной литературе среди интеллектуалов. А в таких эссе искренность, точность отражения чувств и непосредственность важнее побудившего к высказыванию, места же баталистике и лозунгам нет. Главки начинает протокольное описание предметов, переживших в здешних кладовых владельцев и эпоху. Клочок того, фигурка от этого, платье, не надеваемое после того случая, астрологический расчет... Но связанное с ними сотрясло основы старого мира (близкий, но не идентичный аналог изложения: «Двадцать страничек прошлого» Стерлинга и Рид «Пять триллеров»).

С идеологией сложновато. Повесть о том, что бабий гнев может сделать с заткнувшей женщинам рот империей льва и её мудрыми патриархальными правилами — феминизм? Но рассказывает служанка по прозвищу «Кролик», а о чем может говорить та, что одновременно и в гареме, и вне его? Об остром вкусе редиски. Что значит свиток коры (хорошо, не ивовой) с птичьим пером. Что после смерти аристократа за ними нужно прибирать. Как рожала, держась за веревку. Какой страшный позор в веселом квартале получить поцелуй за так, что сменяет вскрик боли из спальни. Как ходила по грибы, как менялись фрейлины в усадьбе у Алого озера, где некоторые из гуляющих по береговому папортнику призраков носят прекрасные одежды — и сопровождают их прислужницы без языка и глаз. Как кодировала послания на Север. Нрав не тот с происхождением, что у персон «Рассказа Служанки» Этвуд, ее лично «на место» и кнутом не поставишь.

Почему эту свободную от диктата шаблонов фэнтези относить к ориенталистике, если рис поливают березовым соком и есть картинка с подледного лова тюленей, объяснить можно тем, что детали — топонимика, нравы, монашка из Поющих холмов, должностная иерархия, отношение к природе и архитектуре — не из западного, индейского или африканского миров.

Полиграфия отменна, предисловие хоть и спойлер, но тянет на самостоятельное литературное произведение. Язык настолько хорош, что к переводам Ульяны Сапциной следует присмотреться. Возможно, именно ее так не хватало Кею и Кидж Джонсон.

Рекомендую придирчивым к языку и спокойным к играм престолов.

Начало трилогии было про закончившееся эвакуацией детство и зомби в космосе. Вторая книжка вся суть террористические прятки-догонялки в орбитальном лабиринте и спасение Вселенной(ых) парами подростков.

На таком фоне грубая фактура и ограниченность третьей части неожиданна.

Данная порция документов «Досье «Иллюминэ» возвращает к началу, на в хлам разбомбленную колонию концерна «Уоллеса-Ульянова». Пошел обратный отсчет до окончательной ликвидации ее населения — бейтековцы выжимают из Керензы IV последние килограммы нужного для скачка на базу «гермия». Шахтеры вредят, как могут, нарываясь на пополнение ямы с трупами «ненужных». Спасение мчит, но на «Мао» и так уже тысячи на две больше беженцев, чем могут дышать и лишь один пилот с военной подготовкой.

Пафосно, банально. Изюма про гангстерских коров, квантовых подруг и таран звездолетом в этом НФ-кексе больше нет. Остались кое-какие штучки, вроде сходства девизов концерна и корпорации. Минимум две неочевидные линии интриги и столько же резких поворотов. Неплохо продемонстрирована борьба за умы и поддержку, заканчивающаяся расстрелом на мостике. Ханна Доннелли, Маликовы и Гранты уже типа супергероев.

Противники, «топтуны» наземных войск БейТек Индастриз и их адмирал Сунь Хо-Дзинь, неожиданно живые, компетентные, со своими историями, татухами, шутками и слабостями. Не стандартные орки/ фанатики/ наемники, надо отдать авторскому дуэту должное, постарались. Но, вроде, уже встречал этот такой пестрый без своих бронированных АТЛАСов народ, ведущий себя и говорящий именно так — в американских фильмах о морпехах и книжках о звездных солдатах.

Остальное тоже близко к штампами, особенно в эмоционально фокусированных моментах про кошечку и ребенка с игрушкой. Набор высокопарных как бы религиозных рассуждений. Снег, голод, оккупанты, старая любовь не ржавеет, руины, подполье — чат подпольщиков! — заложники, поцелуй в окружении трупов сослуживцев, в вентиляции спецгруппа, ЭИДАН отключен, ЭИДАН ошибся, в небе истребители с пулеметами... Ни малейшего представления насчет IT-безопасности, зато на каждом углу видеокамеры.

Хэппи-энд. Зло наказано законным судом, добро ест пельмени. Это, по мнению австралийских авторов, старинное русское блюдо, вроде клёцок в тесте.

Всё вместе на четыре балла из пяти, с большой натяжкой. Столько отдав полиграфическому наполнению, экспериментальным и, местами, очень удачным решениям, совмещающим мокъюментарные бланки и карты с рисованием словами и фигурной прозой в духе футуристов, авторы недостаточно сказали о вселенной, в которой уничтожение станции федералов приводит лишь к падению акций на 132-й день слушаний.

К переводу без претензий. Даже любопытно: все эти листочки, пометки, спирали из букв на языке с лексическими единицами совсем другой визуальной протяженности — как?

Вместо рекомендаций удержавшим интерес — цитаты.

«Их связь добром не кончится».

«Когда-то я голыми руками проделывал дыры в лике Вселенной».

«В то время, как Эма Грант ведет разговор с «Мао», а мятежники грызут друг друга, расследование кражи термекса, проводимое «БейТеком», быстро приносит плоды».

«Картер отмечает 52. Мы помним».

Фэнтези, московская, с выездами на природу и зачистку. Предковидная, вольная, для взрослых. Судя по отсылкам, события в уже проработанной авторской вселенной (ведьмак Смолин, К-15), но с этими циклами незнаком. Читать отдельно можно первый том, дальше действие сквозное. Финал четкий, допускающий продолжение.

Ход выполнения поручения Великого Полоза человечком, внезапно (если без спойлеров, то «внезапно») ставшим Хранителем, а точнее, освободителем кладов, позволил автору втянуть в орбиту практически всё, каких угодно ему эпох. Чекисты, Анна Иоанновна, варяжские жены, отступающие немцы, французы, разбойники, антиквары, крестьяне, археологи... Леса, многоэтажки, овраг, подвал, шоссе, болота, театр, особняки, пионерлагерь... Эротика и старые новости, искусство и лопата, былинные предания и тупая уголовщина — чего только не связано самым естественным образом с кладами, захоронками, кубышками, нумизматикой и смертными заклятиями.

Статус бывшего мажора (испуг тем, что он из него делал, сильный — но, без спойлеров) разрешает Швецову чувствовать себя нормально и в шаурмяшной, и в VIP-зале, с олигархами, вурдалаками, архивными старушками, с деньгами и совсем без них... Боец, историк, в меру разумный парень. Сказать б «современный», да телефон ему инструмент, а не жизнь. Сказать бы «хороший», да идентификатор зло/добро у Швецова словно отключен.

Готов оказаться с кем и чем угодно за одним столом, в машине, койке, стране. Полиция, преступники, жертвы, коллекционеры, сверхъестественное, погода, пробки, экс-любовь — с чем угодно можно, следует договориться, приспособиться, заявление там написать, брать не больше процента, трахнуться, а если не получается, то известно, кто против кого поможет. Близко к «по понятиям», однако Валера внутренне независим настолько, что правил серьезнее ПДД диктовать себе не дает. Пробуют надавить или оседлать — нет парабеллума, зубы остались. Вежлив, социален, готов поддержать, да ни собственность, ни храмы, ни флаг, ни кабак ему не святы. Чтит заповеди нулевых «никто никому ничего не должен» и «не надо помогать». Именно так: «не надо». Нет такой потребности и императива, как звездного неба днем. К 4-й книге повторение этой и т.п. мудрости, впрочем, несколько размывает эффект.

Психология прочих дана слабей и они пофункциональнее, но убедительно и ярко. Папа крут и умен, мама знает место свое и культурно продвинута, Юлька зараза и подруга, домовой только что не Нафаня, Павла Никитична словно еще в гимнастерке. Воронецкая — драматический персонаж в комедии положений, где подобных ей отстреливают. И т.п. и т.д.

Нечисть и нелюдь — интересно, колоритно, разнообразно. Местами хочется произнести «здесь русский дух и Васнецовым пахнет», однако традицией Васильев не ограничился. От ковена Марфы Пратчетт в гробу бы перевернулся, зато хозяева кладбищ оригинальная, романтичная разработка. Многое мельком и наследники Кощея, почему-то, цепляют сильнее берегинь и лезущего из пекельного царства Вия.

Полиграфия хорошая. Язык нормальный литературный.

Рекомендации: склонным к историчности и «мое место там, в темной прохладе, где светляки кружат над могучими дубами, где звезды рисуют на черном небе странные знаки, где земля готова открыть мне тайны, которые скрывала от всех веками».

Уже подмечено — следует настроиться на рубеж 1980-90х. С андерграундом и контркультурой уже всё было ясно, а письмо из Хогвартса еще не изобрели. Путь Марис с первых строк опасен и глуп. Серьезно? Ушла из дома, ища, кто у ч и л бы её волшебству? Заигралась в изгоя, рисование звезд вокруг прыщей даже на самообман не тянет. Пора бы к маме, но судьба привела ее, незащищенную настолько, что ходит с «дорогим дневником», в Borderland...

Что и как там с ним у других участников цикла, не знаю.

У Маккиллип это Оук-Хилл — пропахшая дизельным выхлопом, асфальтированная до безжизненности трущоба, скрывающая подходы к миру дубрав и магии. Камуфляж состоит из тех маркеров своей эпохи, которые, может и выигрышно смотрелись на обложках, а вживую отводили глаз обывателя надежней оберегов. Белобрысая шпана на шикарных мотоциклах, сквоты, подростки с бритвенными лезвиями на шее, то ли ремесло, то ли попрошайничество... Отчуждение. Очуждение. Отстранение. Остранение. Но — здесь играют водопроводные трубы, поет электрический ток и нечеловечески красивы лица тех, кто м о ж е т.

Ценно, но в память врезалось наведенное ощущение зыбкости, не всамделищности, вкус подделки при полной реальности и (Элейн показывала шрамы) вредоносности мира сего. С эльфами-байкерами, фразой о парнях, которые зарабатывали тем, что изображали противоборствующие банды и «Я хочу, чтобы ты сказал «да»» — чудо высокой фэнтези.

И не случайное попадание. Маска из листьев, которая на одной стороне рукоделие, а на другой смерть, то, что хозяева сами не вполне в курсе происходящего среди их декораций — по таким штрихам узнается рука истинного мастера.

И чего с «Мастером загадок» не так?...

Автора файлов Дрездена по «Воздушной гавани» не узнать. Объем, неспешность... Видна, правда, склонность к броской фразе («Будь традиции легко объяснимы, они назывались бы правилами»), эмоционально заряженным моментам. И недруг внизу вроде знаком, однако, для Батчера действие идет медленно и многовато сочиненного по шаблону.

Среди персонажей — человек долга, великий капер Гримм, изгнан из военных интригами, харизма в комплекте. Сильная (поворочай мясо в чанерии) девушка Бриджит, желание служить в вардии копьеарха и восстановить статус своего дома — в пакете. Сумасшедший (обосновано) маг и его ученица Чудачка, что никогда не разговаривает с марионетками. Кот Роуль, боец, пижон и дипломат, слава своего клана. Гвен из Ланкастеров ничуть не дипломат, но хороша как механик; ее вечно несытый и благородный брат Бенедикт; офицеры, монахи, бандиты, юристы, боерожденные... Мужественный майор десанта, которому не по нутру зловещая эфирреалистика и манеры Сикораксы, но приказы! Приходится терпеть и соответствовать.

Мир «эфира и пепла» с титула обложки — мир левитирующих на силе кристаллов (чего ж еще) лоханок, вроде продвинутых пароходофрегатов: палуба, мачты, кабели, орудийные турели, воздушные паруса, эфирные сети, каюты, силовое поле. Летают на них, хорошо пристегнувшись, меж торчащих вверх на мили колоннами каменных островов-«копий», все прочее в туманном мареве, полном падких до человеческой крови монстров, таинственного зла и, похоже, лесов. А в хабах, вырытых внутри копий, можно жить: торговля, ремесла, война, пророчества, электрочайники, дуэли, утренние пробежки, зверодавы, гильдии и несоблюдение противопожарных правил.

Ассоциации: задумка это Бэнкрофт плюс Вудинг, исполнение Владимир Корн плюс Калугин. Вроде ничего, но кот любит мёд (собачник автор, собачник). Сжирающий на глазах сталь туманный реагент не действует на медь, дерево и ткань. Схватки с пальбой из перчаток тормозятся описаниями. Что-то по сюжету и команде вяло формируется к странице 300, а потом новые лица и силы. И на странице 796 все только начинается — финала нет.

Полиграфия в норме, поясняющие схемы на форзаце. Перевод читаем, но мелькает нечто вроде «высокий коренастый» и есть подозрение, что «раскачка» это тангаж, а «крен» вираж.

Рекомендации: строго возлюбившим Сандерсона, по рецептам которого выстроена «Воздушная гавань».

Бодрая новелла, хорошо известная на Западе, но и там вытесненная из фокуса читательского внимания. Причиной полагаю полное равнодушие автора к техническим деталям: продовольствие шесть веков забирают со склада, звездолетчики (врачи, ремонтники и воспитатели будущих колонистов) не могут наделать себе оружия... Диссонирующе, так как в прочей тематике «корабля поколений» Уилкокс нагенерировал достаточно для оценки, что стало магистральными, что ушло в тень.

Забвение цели, ненависть к прошлому, тирания, возможность лететь быстрее — остались. Безбилетники в космосе? Смешно было еще Стругацким, однако последний случай — в «Красном Марсе» К.С. Робинсона. Одичание здесь мягковато, соблюдается условие: вся непрерывная смена поколений ради того, чтобы в рубке управления пусто не было. Соответственно, из следующих разработчиков вряд ли кто считал колебания численности популяции проблемой. Редкость и твердое целеполагание — летят не в незнамо куда, а столбить Робинелло за Америкой, следом будут еще поселенцы. Что оправдывает на первый взгляд необоснованную затею поддерживать на борту американские традиции.

Неожиданно вкусен оказался корабельный хранитель этих самых традиций Гримстоун, как Поток-богатырь, восстающий из анабиозной камеры раз в сто лет, чтобы... Чтобы что? Пересказывать Геттисбергскую речь Линкольна? А револьвер едва не силком всучил организатор перелета, ага.

Доктор, романтик, почти джентльмен-неудачник, по ходу вояжа раскрыт как жесткий, боеспособный и, пусть временами сентиментальный и падкий на женщин, человек долга. Но с такими особыми планами и талантами, что лучше описать его как хитрого хрена. Тип вэнсоновского Кугеля, если не воплощение самого Дяди Сэма... В общем, хайнлайновскому Лазарусу Лонгу даст фору и все равно обойдет на финише.

Еще раз спасибо за перевод.

Детектив. Фэнтезийный, легкий, немного дамский. Знакомство с «Император-гоблин» не обязательно, части цикла почти автономны. От прочих следователей-некромантов (или просто видящих мертвых), версию Монетт отличает продуманность, обмирщенность и умиротворенность.

Считывание предсмертного неприятная и тяжелая способность, вроде разглядывания сделанных на бегу роликов или чтения размытых каракулей. Именно так прозаично — хотя центральный персонаж по чину жрец (без бенефиция, да с беспокоящими иерархов Амало связями), оккультизм, хоррор и мистика в романе на нуле. Насчет загробной жизни, проклятий, кладов, знамений пусто. В этой империи верь как хочешь, следуй правилам, в северной провинции рискованным, дела нет. Ухоженный парк полон жутких призраков — на закате не задерживаемся и всё. Закон чтит «права мертвых», функции Свидетеля, кроме обрядов и охоты на упырей, включают нечто вроде экстремального нотариата, но, пока не идут жалобы (пойдут), это приватные дела. Полиции важнее, по какому обряду упокоить выловленную из канала, а серийного убийцу можете сами искать. Вот и занимается добросовестный бедолага Келехар сразу двумя-тремя расследованиями, без Ватсона и гонорара.

Мир: ассоциации с отечественным, «Пересмешником», Ехо, немного Сонхи. Аристократы с серьгами, светлые эльфы, темные гоблины. Трамваи, квартал авиаторов, сюртук не того цвета, шлюхи, пажи, секретари, караваны с галантереей, брюшной тиф, флаги на пансионах, городские картографы, детский хор, ломбарды, производственные аварии, лопаты могильщиков. Налоги, регистрация, повинности, войска — нет, не слышал. Бедность, богатство, амбиции, нестяжательство, краденые платья, брачный криминал, кормление уличных кошек сардинами, суп, чай, чай, чай...

И «Алая опера». После анк-морпоркского позорища заглянуть туда, где знают, что такое смена репертуара, за что ценят вокал и зачем режиссеру потайная дверь в ложу, просто приятно.

Повестка западная присутствует, в лице ГГ, бывшего партнером бородатого, плюс одной шантажируемой. Без подробностей.

Экшен есть и событий немало, однако текст воспринимается как неспешный. Много ходьбы и топографии, тщательно отделанных портретов проходных персонажей, одежд, интерьеров и прочих вставок, сильно разбавляющих динамику. Остраняющие этикетные формулы — о себе в третьем лице, — тормозят любой диалог. Но атмосферно.

Полиграфия хорошая, перевод гладкий.

Рекомендации: умеренное развлечение. Вроде осеннего отпуска.

В порядке справки.

«На войне как на войне» Курочкина — литературное произведение о том, что обеспечило Победу, о том, что должно было бы быть с точки зрения офицера.

Если богомоловским «В августе сорок четвертого» показана работающая Система, у Курочкина почти всё зависит от людей. Людей замечательных: обстреляны, грамотны, инициативны. Экипаж сам проведет инструктаж десанта, погонит водителя за новой тягой. Признаться в страхе не опасно. Штаб тут же сорганизует мероприятия по гранате, политработник поддерживает отбраковку потенциально опасного. Если что, можно и «мотор прогреть» без последствий, ради ППЖ ни у кого нет права не пускать воинов в хату. В бой идут сытые, отдохнувшие, погода хорошая.

«Самоходка номер 120» Колесова — литературное произведение о том, почему самоходки звали братскими могилами. С точка зрения еле выжившего солдата: голод, холод, въевшийся в кости ужас, смертная усталость, дождь, грязь. Обида на тыловых мордатых, на конструктора, прикрывшего бензобак противоосколочными миллиметрами, устроившего лючки, через которые не успеть засечь того, с фаустпатроном. Командир смотрит в перископ, экипаж вертит головами над бортом без крыши.

Так вот, правильное применение, в соответствии с назначением и толщиной брони самоходной артиллерийской установки — у Курочкина. У него позади танков идут, со своей пехотой. Поддержка САУ огневая им, а не штурмовые танки без башни. Один против «Тигров», как Малешкин — да, это Звезда.

А как было «на самом деле»? По-всякому, по-разному. И так, и сяк. См. интервью в «Самоходчиках» Драбкина.

Именно то, что на обложке и ни граммом тяжелее, ни на скрупул толковей.

Кептэн Америка верхом на лимузине «Гидры» ныряет с берлинской набережной, президент США лезет со своим мнением насчет мартини, Тор призывает молот, Алая Ведьма ворожит, Железный Чел вламывается в «Черную Комнату» АНБ, Ртуть бежит, Штрукер применяет Коготь Сатаны, но разряд запускает сердце героя и... И... и МОДОК тоже здесь, и Щ.И.Т. И Дормаму. Лишь «Мстители, общий сбор!» ждать почти до финала, т.к. Альтрон перекрыл каналы связи.

Развязка с раскрытием причины, по которой враги могучие и ужасные намерены — срочно! Независимо! — истребить большую часть населения для спасения оставшихся, огорчительно простовата. Не соответствует нагнетаемой с начала атмосфере. А еще, как правильно уже пожаловались, полно отсылок, далеко не прозрачных, требующих фанатских познаний — параллельная Земля даже в фильмы не попала.Что там делал Соколиный Глаз, кого морочить Черной Вдове?

Однако, Абнетт — профи масштаба Алана Дина Фостера или Зана. 2..3 романа в год, больше 20 лет. Не новичок он и в мире комиксов. Благодаря фарсовому по-муркоковски «Триумфу» и суровому «Попутчику» известно, что он хорош и сам по себе, а по поздним вещам, что не исписался. Так в чем дело?

Есть намек — беседа Высшего Эволюционера с транквилизированным (чтоб не зеленел) Беннером. Конечно, это диалог двух ученых, интеллектуалов. И впрыснуть беллетризации чуток реального — нормально, даже в «Лапах» есть чудный пассаж насчет множественных умов и современного психиатра.

Но рассуждения насчет точности перевода «Бхагавадгиты» атомщиком Оппенгеймером и мутаций Халка выглядят лишней интерлюдией, ничего не значат для интриги, снижают темп. Еще чуть-чуть и стало б водянисто.

Предположу, причина впечатления посредственности в материале. Таланту Абнетта тесно в заданной рамке «Мстителей». Тhe Scribe awards, в т.ч. за книжки по Marvel, получат другие — не обидно. Абнетту и Warhammer позволяет, что хочется. «Двуглавый орел» — вот что он может вылепить, если клише не обязательно, а персонажи могут развиваться и рассказывать угодные ему истории.

Почти технофэнтези или чересчур мягкая НФ: плазменные трассы и пронация, межзвездные перелеты и сверхспособности. Строго для взрослых (прочие вряд ли поймут).

Ассоциации с лучшим: Дик с кунфу, Херберт без империй, Громыко с жертвоприношениями, философствующий Мартин.

Порог вхождения высок. Со многим нужно согласиться и принять по умолчанию. Например, что спортивная и всё насчет себя решившая дама 33 лет тайно страдает из-за тайной (никакой повестки) любви — и свернутого в конверт письма. Что сто веков звездолетостроения подчинены кровавым алтарям насекомьего бога и каллиграфии осадочной породой. Что мысленной проекции в конце пути нужна запрещенная субстанция.

Но хлебать сей наваристый супчик из парадоксов ксенологии, политической психологии и мицелиальных технологий, хотя в нем столько непроизносимых умляутов и психотронной силы оссеанских очей — стоит.

События идут линейно, с парой-другой флэшбеков. Каждая главка — смена точки зрения. А прожженный манагер и еретичная изгнанница с Оссе смотрят по-разному на всё. Переходы контрастны. От почти вархаммеровски пафосного собора к линии магазинчика мистических тайн, как Громыко написанной. Уместная в комиксах DC или китайском уся погоня с левитацией и резьбой по трупу. И статичная и звенящая скрытым напряжением линия профессор Хильдебрандт-Лукас.

И всё многослойно и амбиалентно.

История, вроде как про отчаянную борьбу одиночки с медленным подчинением Земли инопланетным изуверам, может быть воспринята и иначе — как грустный рассказ про спесь везунчика, мешающего клиру Аккутликса уберечься от древнего зла. Или это почасовая (романтический вечер в чайной со всех сторон) хроника тайной доставки на Землю меняющего реальность менталиста. И сюжет еще может развернуться в любую сторону, так как вместо финала внезапный поворот, об участниках которого до этого упоминалось вскользь.

Изложение: автор из рассказывающих, а не показывающих. Диалоги, разговоры с самим собой, нюансы отношений и вербально о невербальном — во всех оттенках, мир — если не интерьер и не жанровая сценка, то картинка не в фокусе, чисто для заднего фона. Интеллектуальной фантастикой в духе «Анафема» или «Аччелерандо» назвать язык не повернется. Есть хорошие детали (мнение умирающего о виртуальности в том числе), но хотелось бы уверенности: Кадлечкова знает, что сказала берущими дензнаки чужих цивилизаций такси и ждущей обжуливания официанткой кафе на Деймосе.

А еще, по благодарностям, писалось одиннадцать лет и это ощутимо. Отличия звонка по браслету от видеосвязи даже трогательны, но порой хочется спросить, а где биометрия, бесконтактная оплата и т.п. и т.д.

Фундамент «Янтарных глаз» и главное удовольствие — манипуляции и самообман. Охотников за малое получить многое, тянуть за ниточки и жать на кнопки, уйма. Кабинетная корпоративная интрига, моральное давление инквизиции, наглый радиообман, грубая непререкаемость психократа, ханжеские ссылки на догмы, резистентность, сертификационный отсев, родительское программирование, отравление, заморочки иерархов, напор СМИ, сказочная мистика трёигры, развод верующих на деньги, банальные (но ой как работающие на мужиках) очаровашки... Вот только тут те, кто дергает струну, не те, кто слышит музыку, а те не из тех, кто вовремя опознает ноты. Анализ подоплеки тренерских уговоров — почти Бене Гессери Херберта или харитоновский «Золотой ключ». Восприятие человечества как не думающей и не осознающей остроту жизни — тоже как оттуда.

Чехо(словацкой) специфики не ощутил. Юмора около нуля. К переводу без претензий за пару огрехов, полиграфия в норме для серии.

Рекомендации: любителям отдохнуть культурно и пристойно.

Сначала плохо всё.

Центральный персонаж, Манфред — картон (парадокс: разговоры, вкусы и половая жизнь делают его более плоским, чем типаж НФ-гениев из первой половины ХХ), а фамилия Масх заставляет задуматься о культе бизнесменов в 1990-х. Остальные.. оказывается, можно сделать киберпанк в котором уважение вызывают лишь игрушечная кошка и шариатский судья.

Диссонансы смысла. Вот, концепция «Аччелерандо» базируется на идее ничем не ограниченного роста и прогресса. А сюжет — на полной стабильности.

Омолодители, теоретическое бессмертие. Серая слизь, ядерные войны, биоинженерия. Разумы окружают себя мыслящим эфиром. Материал планет переделывают в вычислительную среду. Биосфера вымирает вместе с банками, корпорации становятся личностями... это только первые 50 лет сингулярности. И всё это время мать судится с отцом и дочкой. Непрерывный нудеж про право, права, адвокатов, юрисдикцию, приставов, иски да банкротства — третью фракцию от социальных условностей и методов производства.

Что весело перекликается с названием книжки — accelerando суть музыкальный термин для темпа, а ускоряющийся темп бывает и у полной лажи.

Конечно, следовало б учесть время написания, инерцию фантазий зари Интернета. Но уж очень много заявлений без содержания. Например, чудный ребенок, в три года набитый мамой имплантами, к 8 в совершенстве знает 9 языков... А что это значит — в 8 лет «знать язык», на котором не говоришь? Далее, ее отправляют осваивать окрестности Юпитера нанопринтером. Забудем, что Эмбер из «золотой молодежи», но только что был показан дефолт «расширившего возможности» после кражи умных очков — а тут у зашедшей куда дальше забирают всю Сеть. И даже Лукьяненко, пока британец творил «Аччелерандо», задумывался, что «железо» бывает разных поколений, преимущество которых быстро обнуляется... Кстати, ЖЖ Стросса удален.

Экономику автор полагает алгоритмом распределения ресурсов. Упоминает проблему сброса тепла от вычислений — но, похоже, преобразования материи у него имеют КПД 200%. Нарисовать, значит, сделать, виртуальный револьвер уничтожит вирус и т.п. и т.д. Вопросы источника всеобщего всеведения и качества информации игнорируются. Куда делась власть, мафия, лидеры, только что остановившие конфликт Индия vs Пакистан спутниками? Кто обеспечил загрузку миллиардов клерков, батраков, шахтеров, врачей и рыбаков без работы? И куда деться от родовой травмы жанра, к первым работам Гибсона восходящей: тот, кто может всё, реконструирует тухлую забегаловку ХХ века, станет косплеить нравившееся автору кино, слушать его музыку.

О плохом сказано достаточно.

Хорошо, что с 291 стр. начинается умеренно любопытная НФ. В которой Контакт и проблемы эффективности таковы, что ясно: сам Стросс на треп постгуманистов не купился и считает, что экспонента однажды загнется, скорее всего, глубоко, а выжившим придется иметь дело с одичавшим разумным инструментом. К финалу автор расписался и отмахивается от упреков первых частей чужими галактиками, постоянной Планка, роутерами, боевыми привычками детей Красной площади и топологией малых миров на вполне приличном бойцовском уровне. Почему-то, конспект событий с парой ярких эпизодов ему дается лучше масштабных панорам.

Что, совместно с художественным уровнем «Прачечной» и дает надежду: возможно, «Glasshouse» будет поумнее и поядовитей.

Перевод уже отлично проанализирован до меня, полиграфия в норме.

Рекомендации: тем, кто видя фейерверк, никогда не думал о порохе.

Ночь 24 декабря 1957 года рассказчик встречает в обесточившемся над Северным морем DH.100 «Вампир». То есть, учитывая поколение техники и слой тумана, практически в гробу, который де хэвилендовская турбина еще несет к дому. Что ж, пора беречь топливо и выполнять процедуры, предусмотренные британскими ВВС. Они должны выслать сопровождающего для посадки вслепую. Должны. Должны. Вот-вот. Сволочи. Пожалуйста. Боже. И «поводырь» явился: тихо, аккуратно и отключив свои бортовые огни.

Реально хорошо и красиво.

То, как выстраиваются в голове авиатора объяснения его такого простого спасения, логично задействующие весь набор причин и следствий. Как крах каждой версии меняет парню из Кента настрой, от восторга человека Системы насчет профессионалов базы Глочестер до расслабленного вычисления источника бабла ветеранского хобби — конечно, он разыщет J.K. через Королевский аэроклуб... Похожее «Дня шакала» создало Форсайту репутацию в триллере.

С декорациями — отлично. Со стуком убрано гидравликой шасси, вечерняя Германия похожа на черно-белую карту, нейлон не греет, ностальгия на парадах «Битвы за Британию», неуют заброшенной столовой, разговоры с дежурными, цвет спасательного жилета, начавшая отмечать вышка, звуки у за стеной у сельской телефонистки, почти конрадовское равнодушие природы... Удачно и само по себе, и как насыщенный материальным контекст истории с привидением.

Рекомендации: качественный и во всех смыслах техничный рождественский рассказ.

Согласен с предыдущим отзывом. «Горячая земля» из другой эпохи, других нравов и, да, другой фантастики.

К «ближнему прицелу» же ее относить не стоит по двум причинам.

Во-первых, роман сей меньшой отпрыск навязчивой идеи утеплить отечество. Как в «Туманность Андромеды», «Мол Северный», «Изгнание владыки», «Под небом Арктики»... Хотелось писателям СССР жить и работать в субтропиках, ходить на работу в легком, белом... 23.08.1950 г. в Москве было +17, если что. А не +32, как сегодня.

А во-вторых, нет жюльверновского просветительства или, как у Казанцева/Носова, инженерного. Лекции исторической, а их тогда зачитывали даже в «Русском лесе», тоже нет, геотермальное и сверхглубокие шахты вручную недостойно ни «Тепловой шахты» Обручева, ни «Гиперболоида инженера Гарина» Толстого. Видимо, что «главное — человек, а прочее декорации», признали в «Молодой гвардии» задолго до Стругацких (автор-то бы смог. Сочинял про изобретателей, воспевал бетонщиков... Правда, до войны). Кстати, в описаниях нравов и ситуации с прорывом газов что-то прошелестело в памяти с Далекой Радуги...

Но интереснее с однозначными приметами времени.

Например, у важного стола аппаратура прямой связи со строительством в Арктике: красное дерево (!), десяток ручек и светящихся циферблатов, телеэкран загорожен шелковыми ширмочками. Освещение еще должно быть из окон, не так ли.

Еще держится в голове, что стройкам нужны не только энтузиасты: «Задержка кредитов, а значит и оборудования, грозила большими неприятностями». Еще истинно, что народ-то разный и живет в разных условиях: «сухощавые ученые-старики в старомодных длиннополых пиджаках» и «служилый люд» отличаются от «молодых инженеров»; «электрики предпочитали пиво и сосиски, а среди охладителей почему-то пользовалось особым успехом ледяное газированное молоко, которое они закусывали шоколадом».

И, вдруг, среди гимна, как правильно тут уже подметили, по сути «эффективному менеджеру,« вдруг, резко:

- Так я, по-вашему, не похож на начальника? — спросил он у девушки.

- Похожи, — улыбнулась Люда. — Садитесь в запрещенные машины, ходите в запрещенные места, среди рабочего дня с собакой в порт приезжаете [...] Ой, нет, товарищ Дружинин, да что вы! Я просто так, в шутку

«Срань Господня! — крикнул Стилс. — Он антиматерией стреляет!»

Да, Пугало — он такой, но первая-то книжка держалась на «куклах», а «Саду» предложить что-то равноценное им оказалось не по силам.

Автор честно старался усложнить происходящее за счет квантовой спутанности и реально многослойной истории о шпионах. Объективности ради — Кюнскену удалось кое-что в области ксенофантастики и разумной флоры. А шок Иеканджики от того, какой родная эскадра сконцентрировавшихся на будущей победе фанатиков Суб-Сахарского Союза была, так сказать, «на старте», в лучших традициях темпоральной фантастики.

Однако существенная часть отдана под гениальность гомо квантус, их перегревы, неспособность работать коллективом и, как настаивает автор, квантовые переживания... «Широко развел руки, делая мышцы и находящиеся внутри их магнитосомы телескопом, смотрящие в квантовое пространство», «...приливы сладких вкусов и болезненно сильные выбросы белого шума». «Мозг Кассандры бурлил вычислениями» — приедается быстро. А по спецслужбам Алекс Орлов в том же стиле выдавал подобное в любых потребных количествах.

Полиграфия в норме. Перевод одарил фразами типа: «Переворот в ее жизни не утихал, он становился лишь сильнее». «В небе висело толстое тело коричневого карлика, солнца, под которым она родилась, похожее на огромный тлеющий уголек».

Не то, чтобы это всё было совсем дурно. Но книгой года роману не стать.

Удовольствие от чтения Э.Ф.Рассела обычно интеллектуально-рассудочное, как от хорошего хода в игре. Но порой этот ход, как пробивший плотный облачный слой самолет, уводит туда, где ничто не загородит Солнце — и вот, один из самых лиричных рассказов «золотого века» НФ написан не Брэдбери. Так же поэтический дар Лема вдруг проворачивал коленвал ржавого танка его концепций и... Но сейчас не об этом.

Корни «Ниточки к сердцу»(«Пуповина» пример того, как «не то» юридически верное) тоже в интеллектуальных изысках, а именно, в опасениях 1950-х, что космонавт или подводник свихнется в своем аппарате, забудет долг перед большой Землей, станет неуправляемым... и будет плохо. Психология становилась инженерной, строились сурдокамеры, проводились эксперименты. В НФ период отражен неплохо, «Условным рефлексом», «Драконом в море», «Нэнси»... Даже в «Звездных королях» упомянут синдром «Чарли-на-хвосте».

Однако, хотя «Ниточка» безусловно выстроена вокруг темы одиночества, это более редкий подвид, «позитивная манипуляция». В ряду аналогов летописная трава емшан, «Папа и море»... «Ностальджи» Булычева.

Пусть мужик возле передатчика один, но он не брошен. За его психику ведут дорогостоящую борьбу и вот она-то — настоящий герой этой истории. Кстати, с достигнутым успехом сопряжены кое-какие проблемы.

Неважно, почему маяков 400 и насколько нужен смотритель автоматике. Что мы знаем о пространствах меж «завитков галактик» и как сквозь них мчатся крейсера-лайнеры — ныне обеспечить аэронавигацию там, где можно плыть по звездам, стоит дороже всей экспедиции Магеллана.

Важней, что смотрителей меняют и оборудование под открытым небом. Отсюда следует, что следующий получит от психологов винтовку, ибо, чтобы исходно здоровый человек не свихнулся, у него должно быть дело. Охота вполне подойдет. В таких условиях даже просто необходима:

а) На Гебридах как хотят, а непривычных вопли зацикленных на территориальном инстинкте пташек добьют быстрее тишины. Можете полюбопытствовать, как оно, у жителей подвергшихся нашествию новых падальщиков наших городов или у угодивших на Крайний Север;

б) Может дойти и до самозащиты ... и защиты. Богатый азотом чаячий помет разъедает материалы и крепче автомобильных лаков. Музей австралийских ВМФ в отчаяньи от коррозии экспонатов и непрерывной чистки дорожек завел гоняющих чаек собак. На том конце ниточки придется всё самому.

А рассказ хорош.

Ирландцы Куива Макдоннелла ходят к мессе и практикуют гаэльские виды спорта, но в 2010-е и Дублин усреднился. БМВ, неблагополучные районы, очень благополучные районы, забегаловки, евро, пинты, гольф, свитер с оленями, организованная преступность, сиротские амбиции и невнятные иммигранты с их дипломами и понятиями.

Детективная линия из не головоломных и не из социально заряженных. Относительно молодой Пол Малкроун в чисто благотворительных (обязательные часы уже отработаны) целях входит в палату хосписа, а выносят его оттуда с ножевым ранением, интересом медсестрички и единственной ниточкой к разгадке самого романтичного из похищений 1970-х. Далее — напарник из Тринити-колледжа, даркнет, бегство по крышам, человек на цепи, человек с клюшкой, трупы, невероятно живая старушка, страховка на телефон (отсутствует), цитаты старых и не очень сериалов, крутизна, тупость, гелий, тайны адвокатской беременности и зачем гарду Рэйли была нужна локация бывшей.

Настроение флоридских детективов Дорси и Хайасена, мягких вещей Уэстлейка или уилтовского Шарпа. Автора склонен к насмешливости, сквозит и общее с фильмами Гая Ричи: немного суматошно, все друг друга знают, интерьер — очень внимательно, пахнет то благородным напитком, то жареным говном. Стиль хочется обозвать «бегущим трусцой»: много куда заглянули, много кого видели, смешно, ужасно, но дыхание не сбивается. А динамика на очень приличном уровне (вспоминал «Три дня кондора»), особенно для мямлящих двухтысячных. Проработка психологии: шарж, но характерный. Финал четкий.

Перевод с матом, экспрессии не добавляющим, кстати. Зато примечания толковые: узнал, откуда пошло про «вторгнуться в Россию зимой».

Полиграфия... читаемо, но это издание совсем не в традиции «Манн, Иванов и Фербер». Ляссе живет своей жизнью, шрифт просвечивает с той стороны листа.

Рекомендации: знайте, не Таной Френч единой жив ирландский детектив.

Приставка «пост-« к апокалиптике этого Кинга введет в заблуждение: мир кошмарит уже столько лет, что страдальцы путеводители пишут. И читают, если повезет, хорошая книжка и среди руин недешево обойдется.

Ведь взбесившийся климат, распад США на микронации, корпорации и Настоящих друзей, вымирание видов и войска Российской Федерации ничто для духа предпринимательства и аферы. Синтетическая еда с ибупрофеном, космонавтика, поезда, иммуноимпланты и дешевый интернет привычны в ранее известной как Америка стране так же, как экономика гулага, супергрипп и древние шприцы под ногами. А грузить трупы можно послать сатанистов.

Проработка деталей и задействованные концепции специфичны. Корни, полагаю, в tall tales, исходно бывальщине с бухтиной, которой на фронтире потчевали новичков. Простосердечность и дикая гиперболизация ради сочного словца. Поэтому мысли насчет сушки белья и топ-менеджеров, непонимание русской роскоши, девочка, которой надо было кашлянуть — бриллианты, психология. А рядом верблюжья выносливость слабака после комы, самая вежливая армия в мире, экономика подмигиваний, энергетика пердежа, шпили церквей в воронках гидроразрыва, смертоносная люцерна, рецепт сыра и Конфедерация, о которых без спойлера от стыда нельзя. Порой хотелось начать: «М-р Кинг! Бункер без своего генератора яма..», но — не любо, не слушай.

Чтобы отделаться разом от поиска прочих источников сего балагана (далее FKA): «Путеводитель по галактике для путешествующих автостопом» и «Удивительный волшебник из страны Оз».

Лаймен Фрэнк Баум — вплоть до цитат, например, насчет занавески. Компания, собравшаяся вокруг Траки Уоллеса: железный человек ищет «сердце», соломенный мудрец может работать пугалом. Из 50-летнего козла Трусливый лев — самое то, Но оператор аварийного останова установки химсинтеза (чего его зовут рабочим?) не фермерская дочка. Никак. И даже отнюдь.

Дуглас Адамс... В FKA тоже тесно от событий, остроумных примечаний, доказательств абсурдности бытия, презрения к большим людям и необязательных историй случайных прохожих. Только американец британца демократичнее, не фанат масскульта и выдает массу отсылок к стереотипам (техасское ополчение обязательно с длинноствольными? «Напечатай и беги» управлять бледному?), от которых, похоже, в Штатах получают больше кайфа.

Сюжет, про доставку экстремально важной и секретной информации вопреки зомбирующей программе, увлекателен умеренно: 2-3 подводных течения, интерлюдии, флэшбеки, толика взросления, развязка с серебряным ножиком и классический уход в небо хэппи-энда. Любопытнее с мироощущением.

Автор скептичен к традиционным фетишам. Очень. Пинаются тест Тьюринга и проверка на эмпатию «Блейдраннера» (возможно, через «Фоллаут»). Пластическая хирургия и борьба за права. Значки копирайта и «ТМ», густо усеявшие FKA — кривая усмешка в адрес привычки Гибсона и Стивена Кинга придавать стереоскопическую достоверность популярными в 1970-м песенками, любимыми товарами, кино и т.п. В разговорах Барнаби и Приложениях просвечивает Америка историков, аналитиков, интеллектуалов. Которым не жить на 200-м этаже в золоте, как попсовикам.

Когда же дело доходит до великой любви — реально великой и всепобеждающей, — в сочинителе словно просыпается якобинец. Или китайский моралист. Это при том, что, хотя тема секс-андроидов Дакоты и раскрыта со стороны жертв, общее положение с этикой FKA напоминает «Гравити Фоллз» ( деньги и богатство это хорошо, богатые кексы воплощенное зло, власть — младенец с мегапушкой, у мошенника золотое сердце и т.п.).

Продолжение возможно, но не требуется.

К полиграфии и переводу без претензий.

Рекомендации: скорее «да», чем «нет».

Сама «проблема единства» это то, во что упрется исследователь хоть кристаллической структуры, хоть тоталитаризма, задумавшись об общем принципе (законе, правиле, алгоритме), по которому элементы и множества объявляются и воспринимаются одним — насколько-то одним. Книга же о том, как выглядят эти муки с треножника филфака МГУ, плюс наброски программы исследования.

Стиль, язык, подбор опорных цитат, логика — выше среднего научпопа «Альпины» и АиФ. Хлестко, экзотично, воздушно.

Ассоциации: краткое введение в специальность от звезды аудиторий со списком литературы на 618 пунктов, высокоуважаемые ученые Де Кампа, Вэнса, Лема и интеллектуалы в изображении Ираклия Андронникова.

Контент: Слотердайк, Плотин, Степин, Монтегю, Гиренк, Касториадис, Розов (по «эстафетам поколений» одобрительно) и др.; барионная симметрия; «изначальный замысел философии — охватить всё»; остенсивные определения; «мандарины духа вдруг натолкнулись»; иллирион; различение классики и неклассики; Пух слышит «Никого»; редакция фантастики АСТ издает труды философов; Витгенштейн отвечает свистом; на диаграмме точки А, Р и Е; наращивание порядков рефлексии и «странно было бы начинать главу, посвященную непрямой рефлексии, со слова «Конечно»».

Пересказ этих разделов не требуется. Книжка оказалась гулко резонансной и она отменно реферирована профессионалами. Впечатлила «Онтология «ненасамомделе»» Е. В. Логинова, хирургической красоты иссечение дефектов (невалидность, неточность, неавторитетность источников) «Проблемы». Но раздел о фантастике даже он счел удачным.

Заслужено.

Относясь к представлениям фантастиковедов о философии скептически, Кузнецов воспринимает фантастику как культурную форму, допущенную к рассмотрению некласической философией и давшую великолепные эвристические возможности. Проблем философского осмысления данного конгломерата разнородных явлений столько, что можно сгруппировать следующим образом.

Онтологические: бытийный статус продуктов воображения, странные внутренние ограничения (которые определяются не только спецификой языка или последовательностью дискурсивной развертки) при вроде как абсолютной свободе творца.

Гносеологические: предельный опыт познания, экзотические познавательные ситуации, анализ предметностей сознания, уникальные средства рассеивания иллюзий.

Фантастическое моделирование: возможность максимально гибкого мышления и неординарных способов постижения мира; проблемы коммуникации и понимания. Аксиология: выражение и осмысление идеалов, освоение будущего, переосмысление прошлого. Фантастика почти незаменима в демонстрации принципиальной условности всех форм человеческих взаимоотношений и особо ценно, что то, что она позволяет, подчеркнуто искусственно.

Дискурсивный аспект: средства воплощения и восприятия. Каковы предпосылки существования произведений как фантатических, т.е., не принимаемых за наглую ложь или попытку рассказать о реальной действительности. Выражение минимально модифицированным или надстроенным языком того, что превосходит такое средство (конструкты, понятия, концепты) при балансе привычного и необычного (недоступно авангардным формальным экспериментам типа беспредметного искусства). Т.е., «особый горизонт ожидания в пространстве отсутствия оппозиции истина / ложь», оно же «создает новые очевидности спомощью самораспаковывающегося кода и своего читателя, обладающего вкусом к таким перекодированиям и другим подобным интеллектуальным процедурам».

Фантастика провоцирует построение неожиданных концепций в других науках (перечисление) и не только науках. А так же введение фантастического в философский контекст, в т.ч., прямое («Обмен разумов» — Кралечкин, Ушаков, Свирский).

Интересно также, само по себе, с литературной стороны, предисловие К. Свасьяна.

Полиграфия: ничего, заметил пару опечаток.

Рекомендации: для наружного использования.

Серо и нудно, даже для цикла о сверхумных малышах (и одной девочке). Тем не менее, именно здесь проросли два прелестных цветка:

- первый суть то, как О.С.Кард изворачивается, пытаясь совместить догму о чистой биотелепатической цивилизации жукеров с картиной их же ковчега поколений, в потрохах которого при мертвом экипаже все ездит, вращается и просто работает от термоядерного реактора;

— второй это мнение великана «Боба» о том, насколько полезны в реальности боевые навыки из симулятора по минуте в день с одним противником твоих габаритов. Почти похоже на попытку искупить грех «Игры Эндера».

История становления пополам с причинами краха Страны Неизвестных отцов, хотя местами сваливается в стилистику сериалов НТВ, читается легко и быстро. Нормальный такой фанфик: куртка из упыря, кличка через радиационные ожоги. Прокурорша. Кабаре, краденые идеи, броня и секира нации жиреет, Фанк с Тапой на конспиративной квартире... «Вообще, это не так глупо. Вернее, не было бы глупо при другом руководстве»; « оставались приличные платья и манеры и она приглашала разных девочек будто бы в гости; «огласка невозможна в принципе, сейчас не мрачные имперские времена»...«ум и благо отечества всегда срабатывает».

Но подобное следует оценивать через исходник: как интерпретировано.

С этой точки зрения не фонтан. Совмещение метрополии со столицей — прямое противоречие. Саракш утраченных времен у Резановой почти Гиганда: одна рация на гарнизон, текст-процессор, еле сеть протянули — хотя Мак за Голубой Змеей видел тягачи на ядерном ходу, электронный мозг, трансляцию из пустыни.

Восстание не убедило. Наследник и монархисты, слуги, банды... Единство возможно только как Гая с хонтийцем. Упоминание «всего двух дивизий» в исходнике тоже не сочетается. И отмена гуманитарных в школе как вершина оболванивания... Несерьезно, ни для пропаганды, ни для качества кадров.

В целом же похвалю. Рождение криптократии через потребность в пассионарности и идеализм не очевидное решение. Роль излучения для защиты — отменно! Тестовые вечеринки — грамотно. Биографии Рады и Нолы внушают доверие, ничему не противоречит. Проект «Золото» настолько хорош своей идиотской логичностью, что хотелось бы больше развенчания энтузиазма в промышленности. Шпильки насчет безверия и бездуховности — зачет, скачок от студенческого к кровнородственным и объяснение боевых талантов Странника... в пределах нормы.

Уклон в сторону криминалитета и связей с властью чрезмерен. Но имеет железобетонную опору на текст Стругацких (в котором уголовное чаще озерных грибов). И даже с ним вышло интереснее аллюзий на (пост)советское детство «Соли Саракша».

Польская трагедия сопротивления тирании ИИ в мире нанотехнологий.

Только Харпад, типичный одинокий волк и почти разведенный отец умной крохи, может вызнать у нейросети («g.A.I.a») сколько баллов гражданину осталось до устранения ради общего блага... Или когда им займется служба провокаций. Такой талант вызывает интерес не публичных персон и те начинают искать рычаги управления.

Дальнейшие страдания и интриги внутри замусоренной, зажравшейся и завравшейся псевдо-Варшавы драматичны по смыслу и оформлению, но мало увлекательны.

Роман долго качало меж конспирологическим боевичком (машины с тонированными стеклами, контрафакт, дорожные подставы, заложница, выборы) и вторичной (аниме «Psycho-Pass», фильм «Особое мнение») антиутопией на модный мотив социального рейтинга. Оно бы и ничего — виртуальность как из «Торговца индульгенциями» Силверберга, проработка между Лукьяненко и Зинделлом, есть момента четыре почти лемовской изобретательности и логичности. Вяло было лишь до телешоу кандидатов, на котором все стало достаточно серьезно.

Но «Чётки» набирали обороты, набирали — и свалились в сюрреалистический мульт о зомбированных и дурной бесконечности.

Жирный минус — за финал, закольцованность ученический прием. А еще матчасть подгуляла: Косик пишет хорошо, но выходит за пределы компетентности. Нет места для ливневых облаков и синего неба в трубке 13 с небольшим км. Нано в крови откроет дверь как пульт? так в пульте батарейки и излучатель. А андерграундные 300 млн? Кофе? Сборочные конвейеры? Ха. Словно не было кучи НФ про замкнутые пространства, системы жизнеобеспечения, жизнь на стенке центрифуги описывал еще Хайнлайн, почему без движков никак — Нивен. А уж как персонажи начнут умничать... есть внутрисюжетное объяснение, но не радует.

Полиграфия в норме. Перевод читаем, но не понравился. «Каменицы», ощутимо отсутствие полонистики (зачем примечанием объяснять, что кварк — элементарная частица?), борцы готовятся к боксу, автомобильные марки как имена людей...

Рекомендации: если перечитать совсем нечего.

Интерпретирую концепцию этой книги как «сокровенное в смеси со всем, что кому-то показалось фантастичным». В статьях разного качества и глубины, на одну — шесть страничек: манускрипт Войнича, анекдот про Рональда Рейгана, справка о Мёбиусе, откровения сочинителя гей-фанфика, музыка, тренажер ВС США, Blame!, «Король в желтом», черновик «Темной башни» Льюиса, аспекты безумия Ф.Дика, впечатления от документалки про «как Ходоровски не снял «Дюну»»...

Пестро — очень. И много из, хммм, жизни с иными приоритетами. Допустим, убитого полицией Дюма жаль, но андерграунд США прошлого века как-то ни к чему сейчас. Чтобы не писал Гибсон про улицу и как бы Ширли не благодарил спасших от суицида, легендарная разнузданность Экер — фиолетово. По интервью Фаулер, она звезда исторической фэнтези. Хьювелт аналогично, как не объясняй, насколько всё голландски, его «Сглаз» не лонгселлер. Из рассуждений Гроссмана не понять, что у Бейнс постер, а Толкин-мл. под родной обложкой. По архитектурным утопиям есть вещи поинтереснее и толковей.

Тем не менее, «Потерянные сигналы» хороши (особенно в литературной части, по 87 страницу) как раз тем, что бытование фантастики тут полнокровней, чем по монографиям, спискам премий, наблюдениям Лема и ремаркам Дозуа.

Дела были всякие и, с реакцией, шли на разных уровнях. Обвинения матери Кеплера, тяжба за «Звездный крейсер «Галактика», истоки «душевности» Лукаса и «Звезды смерти». Ник Маматас поведал, как Харлан Эллисон с 1972 г. и почти до смерти обещал вот-вот издать антологию рассказа типа «Новых опасных видений». Сам Прист боролся с этой аферой.

Но настоящее сокровище «Потерянных сигналов» — «Этот мужской, мужской, мужской апокалипсис» Грейди Хендрикс.

Эталонное, по совмещению фактов, эмоций и цифр, эссе о постапокалиптическом ружейном порно в США и на их заморских базах. Феминистично, зато технично: похоже, только слияние издательств в 2014 г. остановило выходившую лет 28 «Долину смерти» из 125 томов. Алгоритм и героя для приключений в сей песочнице нащупал Ахерн (его суммарные тиражи 3,5 млн), в начале 80-х... Теперь на некоторые жанровые вещи буду смотреть иначе.

Не пропустите и укрытую в разделе «Мода» работу «Текстильное искусство это тоже миростроение» Джаннет Инг. Она отвергает господствующее отношение к рукоделию как вздорное и контристоричное. Согласен. Да, богатство на спинах овец, да, чтобы на турнире развевалось знамя, его кто-то вышивал. Руками (но понятно, не просто так ушел из черновика «Властелина колец» швейный эпизод).

Полиграфия исключительная. Красочная и уместная графика, подбор иллюстраций как бы и не получше «Книги чудес». С задачей перевода справились.

Еще не конец, хотя всё больше деталей и последствий заявленного еще в первой книжке подрыва солнца.

«Демон в белом» вновь стартует с середины этапа жизни неубиваемого Марло. Дела творятся, на этот раз, в высших сферах — аудиенции, триумф, личный линкор, всеимперский архив — и цикл плавно уходит от заимствований из «Дюны». Такая императорская семья немыслима и в Вархаммере (пасхалка Эшблесс — Пауэрс намекает, что вкусы автора шире).

Появляются политика и военная логистика, разница меж рыцарем и принцем и откуда росли длинные руки — понятно. Валка уясняет, что ее фокусы не на профи, съельсины находят союзников и заняты пропагандой, а Марло встречает старого друга, ругает (по делу) сквайра и диванных аналитиков, дает, спасибо интусу, отпор проискам Капеллы, творит квантовые чудеса, получает пощечины, вознаграждает подчиненных и здорово влипает в мессианство... И в планы очередного князя из тьмы.

Впрочем, до каких мистических небес Марло бы не поднимался (до будущего города Тихих), в какие глубины прошлого (до последнего президента США) не опускался б, какие водовороты интриг (бомбы, балы, невеста, минобороны) его бы не затягивали — все равно случится резня рукопашная. Несмотря на нотки здравого смысла, вроде несущей способности перекрытий и аварийного сброса аниматерии — гигантские лапы на циклопической стене. А он их мечом, мечом! И афоризмом.

Отклонений в переводе и полиграфии не заметил.

Как развитие цикла — вполне.

С традиционными сказками, лишь копни, всё непросто. У этой исландской два, если не больше, разных корня.

Итак: «В прежние времена была на свете Школа Чернокнижия. Обучали там колдовству и всяким древним наукам. Находилась эта школа в прочном подземном доме, поэтому окон там не было и всегда царил мрак».

Привычка учить науки и заклинания в темном доме жила на совсем другом острове.

«Филиды получали образование в специальных школах, продолжавших, вероятно, в какой-то мере традицию школ друидов, о которых писал Цезарь (Ве1. Gal. VI, 14). Некоторое представление о процессе обучения можно составить по поздним (XV в.) источникам. Обучение в такой школе длилось 12 лет. Учебный год длился с 1 ноября (Samain) по 1 мая (Beltene). Утром учитель вводил учеников в низкое здание с наглухо закрытыми окнами. После объяснения нового правила учитель давал задание, которое проверял вечером. Все это время ученики должны были находиться в темноте. Никаких записей не допускалось. Указания на подобную процедуру, но не учения, а работы, есть в более ранних памятниках. Так, например, рассказывается, что король Кормак мак Арт, для того чтобы подготовить закон, удалялся в темное помещение. Видимо, привычка сочинять в темноте становилась профессиональной условностью». Подробнее у В. П. Калыгина, в «Функции филидов и жанры древнеирландской поэзии» или «Кельтах анфас и профиль» Мурадовой.

Однако, в сказке сразу прямо противоположное: «Учителей в Школе Чернокнижия тоже не было, а все науки изучались по книгам, написанным огненными буквами, и читать их можно было только в темноте. Учение длилось от трех до семи лет, и за это время ученики ни разу не поднимались на землю и не видели дневного света».

3- 7 лет? Похоже, так кому-то вспомнились бурсацкие quadrivium и trivium, но остальное, включая книги, писаные особыми буквами, уж точно местная специфика. Ведь в «Исландии колдун — часто священник, пастор, возможно, епископ». Почему? На Фантлабе есть даже развеселый (с иллюстрациями!) разбор процитированной статьи «Традиционные исландские сказки о колдунах: опыт прочтения» Сафрон Е. А., в авторской колонке belash... В любом случае, какой же пастор-епископ без Книги. Да и хоть сказка про школу, но учиться удаленным от университетов самостоятельно, как Ёсицуне, по дорогим книжкам приходится. Есть и об этом сказка, там Готтскальк (епископ Холара 1497-1520 г.г.), записав золотыми рунами на красном пергаменте то, что никогда не открывал ученикам, унес «Raudhskinni» с собой в могилу. Само собой, нашелся энтузиаст, который... Понятно, не та часть исландского наследия, которой вдохновлялся Толкин, но и в английских шахматах «бишоп» фигура убойной силы.

Возвращаясь к теме данного отзыва: как и почему могли встретиться настолько разные и, прямо скажем, враждебные по отношению к образованию, традиции? А самым, что ни на есть, естественным образом. По результатам генетического обследования, в 2018 г. был получен такой результат: по материнской линии современные исландцы получили 62% сходства с прибрежьем Шотландии, Ирландии, севера Англии, а по отцовской с норвежцами и шведами на 75%. Для скелетов ранних поселенцев гэльская компонента и вовсе поровну со скандинавской.

Викингам, сагам, висам и жестоким епископам слышанное от мам в жизни не затереть.

В финале «Ревущей тьмы» наш (возможно наш) Марло, вопреки людоедам-гигантам, расстрельной статье, морю разума и СОП-зомби вновь жив, почти цел и обласкан судьбой, военными и своей ведьмой. А в начале положение хуже губернаторского — приказано влиться в нормальный крестовый поход, а ведь, после набитой упомянутыми вскользь событиями дюжины закадровых лет (отсчитавших 50 прошу на стр. 12 печатного издания), только что найден путь, зацепка к посреднику в переговорах с губящими миры людей съельсинами. Ни схоласты, ни гладиаторы не готовили Марло к тому, чем окажутся эти путь, посредник, переговоры и кто подсунул зацепочку — тина инопланетных омутов в курсе, он нет.

Повествование от вторичной космооперы «Империи тишины» резко сдвинулось к жанрам, для которых казни Капеллы забава, а флакон крови круче денег. Станция «Март» — нуарный киберпанк, попытка жертвоприношения — хоррор. Парадигма князя ледяного замка — интересуетесь Контактом? Злой пародией на «Гиперион» Симмонса?

Развитие заложенного ранее безусловно и логично настолько, что, в соответствии с названием тома, Марло хоть реви в темноте: герой древности не такой, имперские технологии отстой, он к ксенам всей душой, он за клонов в драку, а они, тупая погань... Мистическая нотка выросла в назойливую песенку. Социалки почти нет. Схватки, тактические прозрения, лидерство — есть, но даже не на втором месте. В архитектуре и видах больше простора. Стиль, язык и глубокомыслие те же.

Ассоциации плавающие: то искус вулфовского Северьяна, то шок «Хищных вещей века» от человечества и прогресса.

Рекомендуется любителям таинственных садов, нелегальной биологии, пыльных дворцов, громадных кораблей, тесных узилищ, ужасных рабовладельцев и пафосных церемоний.

Отклонений в переводе не замечено.

Читать без первой книги не стоит.

Объективно: в норме. Фэнтезийная альтернативная история, в котором христианство быстро проиграло многобожию, а восточное Средиземноморье осталось центром мира. Внезапно сдружившиеся в швейцарской гостинице беглый греческий аристократ, колдун-кельт, немецкий артиллерист и итальянская докторесса решают дать бой испортившей им жизнь Византии (как именно, рассказывают главки вступления) на чужой, английской территории.

Вещие сны, вампиры, друидские кандалы, кулевринки-серпентинки, побеги, схватки, янусова клубника, мертвые дети, посмертные проклятия, сельская мистерия, астрология зубодеров, почтовая карета, Тауэр, ученый евнух, правило Юлиана Отступника, политика Медичи, политика Людовика, неявные цитаты, патриотический медальон, инициации, перо в вене, кавалерия Дракулы, голубой луч из ладони и всё такое.

Язык в норме, изложение короткими этюдами, психология не штампована, интриги с внезапными поворотами, автор свободно меняет жанры, переходя от лирики к технике. «Всемирная премия фэнтези»-84? Да почему нет, следующими ее вручили Холдстоку и Симмонсу.

Субъективно: тяжелый случай мейнстримных установок 1980-х. Напоминает о быстрой смерти киберпанка, пошедшего той же дорогой.

Личностные кризисы важнее мира, обреченность бунта — побед. Жанровая свобода привела к метаниям: ничто не досказано, ничто не завершено. То взросление не с тем связавшегося мальчишки, то детектив в заваленной снегом гостинице. Вот шпионаж, минирование склона на линии атаки дракона — и извлечение «сгустков» из больного мальчишки подано через реакцию мужланов на женщину-хирурга. Византия где? Так, безликий образ опасного и обманного не пойми чего. Рулит контекст англо-франко-шотландских обстоятельств войны Роз, в аллопатической дозировке и практически неподъемный без подготовки. Соответственно, практически вся альтернативность этой истории идет лесом — династии, обычаи, имена, архитектура, языки и даже театр без изменений. Магическая система: ученое колдовство (храмовые чудеса, оракулы — нет, не слышал), за которое надо платить собой. А можно и не платить. Непостижимо, да и незачем, в общем-то, постигать. Легкое чтение, литературное упражнение, в котором авторского голоса и не слышно.

Ассоциация: «Павана» Криса Робертса в штанцах для аэробики и клеймом Митры на плече.

Рекомендации: сначала текст, восторженнейшее предисловие — потом.

Король с королевой посылают в качестве «сакры» правителю вечных снегов свою дочь, с надеждой, что уж она-то угробит гада. Но Неван наготове — не впервой, — и встреча с невестой, бредущей через лес в единственной на царство вечной весны шубе, идет по сценарию эльфа. На контрасте с тем, что было потом...

То ли дело в переводе, то ли нет, но германской специфики нуль и Splitter aus Silber und Eis мог появится из любого источника, настолько он конвенционен. Почти обязательные для романтической фантастики сцены жестокого пренебрежения и искренней доброты, освоения дворца (кухня, библиотека, темница), попыток убийства, тонкого понимания, попыток побега, дерзких нарядов, совместных трапез, колких речей, больших надежд, тяжелых испытаний, щенка, потаенных чудес, сладкого льда и т.п. Нотки оригинального, в т.ч, названия глав по типу растение+обстоятельства («Бузина и возвращение домой»). А для описания ситуаций, подобных исходной, термин «сакра» стоит ввести в оборот.

Все понятно и пристойно, однако, по ходу развития дрейфует в сторону высокой фэнтези (сугубо субъективно ассоциирующейся с Дональдсоном и Маккинли)... Не приближаясь вплотную, но, тем не менее, тут не только взаимное приручение над незамерзающей речкой. Что лучше несколько схожего опуса Дабо.

Полиграфия отменная, текст катится легко и гладко.

Рекомендации — жанровый приятный пустячок и по цитатам.

Она непрерывно царапает мое ледяное сердце, невинно и неосознанно.

Белое носят только обитатели замков.

Раньше плодовитость людей высоко ценилась.

Значит, просто сидели тут в темноте, предавались печали и планировали зверские убийства?

Ты маленький мышонок, заблудившийся в зимнем королевстве и успевший пообедать за одним столом с кошками

Уэллс: «... я согласен с Честертоном, что главное в жизни — отдавать всего себя, отдавать все свои силы ближнему из любви и чувства товарищества». Как заметил Г.К. Честертон, поразительное духовное смирение м-ра Уэллса трудно проиллюстрировать примерами.

Но «Игрок в крокет» — самое его честертоновское.

Большая часть, правда, связана с хоррором и уводит в координаты лавкрафтианы, Мейчена, «Собаки Баскервилей», пожалуй, даже великих венцев — Кафка, Цвейг... Уэллс мог работать с их материалом, иррациональной глубиной и медленным безумием, проступающим через социальную косметику. Каиново болото, для уже описавшего невидимого убийцу, массовую панику, драку бутылками, террориста и красные грибы необычно разве что стилистикой... И разрешением загадки. Это, скорее, в духе Г.К.Ч., нагнетать мистическую атмосферу, пока Её Необъяснимость не сдуется от укола здравомыслия — у автора «Истории покойного мистера Элвешема» можно и с неопытным привидением встретиться.

Рассказчик, сперва вроде повзрослевшего героя «Восхождения мамочки на пик Смерти», а, если присмотреться, не типичный для Уэллса персонаж. Он не таков, как себя изображает. Ему дается нешумный спорт: требующий ясной головы и концентрации бридж, шахматы по переписке, крокет (где правила важнее превозмогания) и стрельба из лука, самое дзэнское из дзюцу. Разгадывает кроссворды «Таймс», выводит из себя теннисистов. Тот еще член общества, однако, человек с такими талантами и навыками гарантировано не слабак. Скорее, «не при делах» — с такой теткой (о, Дживз и Вустер!) и не нужно, — но замечает и фиксирует достаточно говорящих что-то только ему деталей. Никого не напоминает?

Антагонист, речами насчет «либо превратиться в загнанное животное, либо стать ревностным приверженцем истинной цивилизации», тоже как из патер-брауновских. Хотя психиатр Норберт явно родня пьяному артиллеристу «Войны миров» — тот никуда не прокопался из кухни, этот посреди коммунистической забастовки требует: «Сделайте, как я, приспособьте свое сознание к новым масштабам! Только гиганты могут спасти мир» — Честертон любил изображать «прогрессивных людей» такими вот проповедниками подозрительных истин и освобождений. Для самого Уэллса, после «Самовластья мистера Парэма» 1930 г., это отработанный материал, а уж вождей ХХ века, включая кремлевских, он лично знал вполне достаточно.

Вместо рекомендаций — два факта.

1. Адам Робертс, выискивая в НФ наследство Реформации, ничего, описанного выше, не обнаружил, охарактеризовав повесть как мрачную, отражающую рождение европейского фашизма историю пробуждения грозящего цивилизации неандертальского атавизма.

2. Агата Кристи с мужем №1 угодила в южноафриканское вооруженное восстание. И — самодурство начальника, серфинг и морская болезнь отражены в дневнике ее кругосветки куда ярче и полнее.

Ранее разобиженная мстительница с демоническим револьвером скиталась на революционном броневике, данный том начинается для Какафонии падением на заснеженный Шрам в гигантском аэромобиле.

Роман не для нервных — столько нытья о шрамах на теле и душе, последствиях поступков (в невинных жертвах), бесперспективной любовной и прочей тоски, вместе с энергичной резней, проклятиями, балом, чародейством, гигантскими роботами-меха, пылающим сердцем, бумажными големами, Конгениальностью, подсчетом желающих убить Сэл женщин, воплями фанатиков, пулеметами, аристократическим пижонством и прикладной орнитологией.

Из новенького: узнаем, как выглядят хороший шпион, немагический аптекарь и андерграундный рынок технологий, поймем, что мастеру осады вообще-то можно не быть по уши деревянным, а так же, на кого императрица посылает дракона и что доводит солдат Революции до дезертирства. Отдельно упомяну палубную бойню, реализмом напоминающую митьковскую «Победу русских на море», только с птицами и порталами вместо слонов и абордажных мостков.

Без предыдущей читать не стоит. Пусть сюжет почти независим и о многом можно догадаться, но — цикл развивается, есть первые намеки, почему он «Могила империй». С некоторым усилием вспомнившаяся информация о скратах оказалась чуть ли не фундаментом мироздания и т.п. и т.д.

Полиграфия — сойдет. Перевод местами говорит не на русском, в целом читабельно.

Рекомендации: если пошла первая книга.

Размеренное, панорамное, академичное по принципам изложения и почти разговорное по стилю повествование о НФ и людях, ее писавших, вплоть до 2010-х.

С точки зрения проявления ума и банальной эрудиции — отменно и квалифицировано. Особый интерес представляет написанное про сообщества фанов, аудио- и визуальные искусства... Да и условия потребления фантастики на Западе.

Некоторые места восхищают анализом и наблюдательностью. Кое-что, насчет жюльверновского «Из пушки», например, вызывает реакцию Ватсона (конечно элементарно. После того, как Вы объяснили). Много вкусовщины и поверхностного, но это почти естественно при сочинении характеристик книгам, который никто не открывал с 1700 года и упоре на британский мир. Хотя тот же Мьевиль знал «Аэлиту» не как фильм... Но Робертс имеет мужество как высказывать свое мнение, так и приводить полярные точки зрения, например, на визиты мейнстрима в жанр, «Новую волну». Его объяснение краткости взлета киберпанка через смену эмоциональных ориентиров — жила, которую копать и копать. Любопытна тактика доказательства, что Хайнлайн не фашист, а либертарианец.

Ближе к финалу, т.е., нашему времени, текст теряет структуру, все чаще встречаются упоминания разборок, успех «Гарри Поттера» — но актуальное уместно, в конце-концов, мы не антиквары.

Главный минус — стержневая концепция Робертса. НФ дитя протестантской реформации, даже если ее пишет католик. В предисловии автор удивляется, что сей тезис не вызвал реакции в первом издании — а чему дивиться-то? Всё, про происходило в Европе и бывших британских колониях после Реформации можно свести к оной, это школярское упражнение.

Вот только курс на выискивание мессианства и «воли» в текстах привел к отчетливому неприятию приключенческого начала и крену в сторону социального. Алармизм, атлантология, антивоенное и даже охота на динозавров представлены слабо. Техническая сторона НФ, та, благодаря которой она репрезентуется как литература мысли и мечты (именно это свойство возродило китайскую НФ), ему третьестепенна, подобное матрице предвидений Альтова, перечням Рынина (Ляпунова, Первушина) — почти чуждо, Робертс только удивляется стонам фактчекеров и проверяющим гипотезы на правдоподобие. По адресу инженерного Нивена — пара добрых абзацев, зато помутнениям Дика несколько страниц. «Игрока в крокет» Уэллса он не понял вообще. И т.п. и т.д.

Издано пристойно, перевод... Всего лишь пара запинок на такой том и неуместные прописные — близко к «превосходно».

Рекомендации: безусловно.

Простая сложная вещь на пять страниц. Что именно хотел Бэнкс ей сказать, не знаю, воспринимаю как еще одно (видимо, «Моста» было недостаточно) высказывание насчет «просто фантастики». Итак, хлесткая первая фраза и...

Вымощенная черепами врагов Возлюбленной империи дорога! Сборщики Стратегических налогов! Возмездие из могилы! Отметка первенца! Город на колесах! Имена с цифровым кодом! Книга мудрости! Бурдюк вина! И, вершина всего — предложение! Рассказать! ИСТОРИЮ!

Как бы говорящие за себя метафоры, жанровые метки брутальности и эпичности одна на другой. Но, при вынесении из родного контекста, скажем, вархаммера или мультивселенных, они не работают.

Чуть реализма навозной телеги и у символов галактической тирании специфичный привкус мечтаний кадета Биглера в холерном бараке. Кстати — великаны и карлики, расколдованные мечи, древние звери... перечисление маленьким спутником героя двух десятков таких же штампов подозрительно похоже на словесный понос.

А как делать, чтобы работало — покажет финал.

Не всё так уж плохо. Скорее, очень по-авторски и специфично

Киллербот наконец-то оказывается там, где нужен и уместен — посреди кровавой бойни. Это хорошо, предыдущая книжка показала, что про РЭБ, истребители и т.п. атрибутику военной НФ Марте Уэллс лучше не надо.

Здесь — немного лучше. Интрига громоздкая и несколько умозрительная, следить за ходом приходится с определенным усилием. Но — пираты, модуль контроля. инопланетные «странные синтетики», принципы корпоративной колонизации, ракетомет, запрограммированные убийцы, крайне подозрительный кавалер, импланты, зонды. координатор-шантажист, телесные жидкости на потолке и палубе...

И среди этого нашего электронного Дэдпула (наемник + болтливость + неубиваемость + любовь к поп-культуре=Дэдпул) начинают учить дружбе (которая чудо) и отцовским чувствам. К такому, конечно, нужно иметь вкус. Или настрой. Или терпение.

Издано и переведено не хуже предыдущих.

Рекомендации тем, кто ответит «да» на несложный тест: терминатор в туалете и дуется на единственного друга, а дочь двух матерей, которую он не дал убить, стучится в дверь. Нравится?

Есть проблемы, есть.

Условия «Вычислителя» — яркого, экзотичного, дошедшего в брутальности до мизантропии — вопреки запаху болот были дистиллированными для социальной НФ. Замкнутая среда лабиринта, малая группа, внешние воздействия ограничены начальными условиями, ясная цель — практически, лабораторные условия.

И в этих условиях Канн, как анонимус, мог быть хоть сбежавшим из «Дюны» ментатом. Иметь имплант галактической Культуры, прилежно зубрить психоисторию, вырасти наследником тайн династии вычислителей, прожить три века, наконец, оказаться просветленным а-ля «Левая рука тьмы». Не имело значения на прогулке со смертью.

«Язычник» ввел в историю большой мир. У героя появилась реальная биография. Изменив правила игры. Вычислителем, которым Канн себя считает и каким его позиционирует автор, тот теперь быть не может.

Как считать самоучке? Все закономерности и алгоритмизируемые ситуации, которым он не был очевидцем в школе астероидного гарпунщика да курсах повышения, высосаны из пальца, взяты с потолка. Внепланетарное детство усугубляет: суб-культурные отличия, барьеры...

Что считать? Нужны оцифрованные данные. Как, синоптику — от наземных станций, тихоокеанских буев, спутников. Финаналитику — сводки цен, наполняемость складов и т.п. А без оных... Лягушки квакают, осенью подорожает, вот тебе прогноз.

Раз Канн одиночка, нет за ним отдела, департамента, службы, ИИ, переводящих жесты и встречи в цифровые сводки, то и все выводы по срокам поддержки законопроектов — падению режима на основе новостных лент и слухов. Лично, напрямую? Это Ниро Вулф и Пуаро могли собирать подозреваемых и заниматься анализом с провокацией. У них была репутация. К серой тени за спиной власти кто исповедаться из претендентов пойдет, да всех принять и всюду влезть времени и сил не хватит. А дерьмо на входе — оно же на выходе.

Положение могло спасти признание: он и есть тот самый гениальный интуит, о котором грезит финал «Вычислителя», типа Мокрица фон Липпвига/Губбвига у Пратчетта. Он и Корейко тоже в уме считали прекрасно. А сам расчет — так есть веселая версия насчет всех этих безумно сложных астрологических и прочих нумерологических — перегрузив рассудочное, получить ответ от интуиции, т.е., подсознания (Красота и мозг М. : Мир, 1995 ).

Неудачная эвакуация вписывается в эту версию — истинный расчетчик рисков удрал бы, напевая «У меня было сорок фамилий, у меня было семь паспортов». А интуитивисту, с неначатым высшим и тепличными условиями (задано скоростью карьеры), простительно не слышать о партийных псевдонимах, Nom de guerre и т.п.

И, по мелочи. Питание одними «зайцами» — лишь Эрвин перешел на подножный, включился таймер алиментарной недостаточности. Которая действует и на мозги. Тут у автора все обосновано. Но, в целом: лабораторный продукт выдерживает реальные условия эксплуатации только после долгого периода адаптации... Даже если продукт и реальность сочиняла одна голова.

Согласен с первым отзывом, «Поколения» самый серый роман цикла.

Хотя сюжет углубляется в не успевшие вызреть в ТВ-сериале линии «синих рук» и Сайласа. И Мэл взламывает замок, и Джейн палит по беспилотникам, и Уоша берут на абордаж, и Зои вертит на запястье антиквариат, а Ривер предупреждает насчет оранжевого — атмосфера, непосредственность и жизнеподобие «Светлячка» решительно не дались Леббону.

Интрига тяжелая и опирается на людей и события не здесь, не сейчас и вообще вне кадра.

Рекомендации: скорее нет, чем да.

Два действительно любопытных момента.

Краткий экскурс в исход и расселение человечества решает часть проблем истории мира, космических перелетов и положения с экологией. Порождая другие: терраформировать кусок камня в другой галактике можно, а вылечить Землю нет?

Космический ковчег: «форд» шутка ради шутки, «таурус» не обыгран, название транспорта та еще идея, бар с недопитым марочным на корабле поколений — ни в какие ворота. Но речь над мумиями украсила б любое произведение про анабиоз.

Попади в руки первым, за «Марс» бы и не брался. Ну очень все неспешно и серьезно, никакого юмора. Вроде беседы с напыщенным старцем, которого томят собственные, а так же вычитанные из новостей мысли о вселенской несправедливости.

  Ассоциации: Видал, Кей. Охват: Индия, немного Америк и Европ, Азия южней Пекина, чуть Африки. Солдаты, крестьянки, ученые, шейхи, жрецы, моряки, охотники, султан, хан, богдыхан... Цветы и наводнения, лавины и теплые вечера, плохие стихи и философия, кастрация и женская общага, кафе и муссонный секс, трупы, тигры, химия... На 742 страницы в десяти эпизодах.

  Ярлык: «квазимистика», 100%. Другогое название рамочному сюжету, про загробный бунт реинкарнируемых ради счастья личного и человечества, не подходит. Может, поэтому текст медитативен, а персонажи несчастливы в семьях?

  Внутри рамки, напротив, почти научно: уронив книжку, ждешь не «бум!», а «Хантингтон!». Словно цель «Годов риса и соли» в иллюстрации неизбежности противостояния цивилизаций (культур, религий). Контраст с рамочным дикий: трудно представить что-либо антагонистичней бардо, кармическому суду и светлому будущему.

  Поворотный пункт сей альтернативной истории смел и оригинален: устранить европейцев из мировой истории, совсем. Суперчумой. Результат: всё тоже самое, вплоть до мировых войн, революционного подполья на фабриках и лаборатории «мадам Кюри».

Не восхищен. Случайные отклонения константа, неизбежное случайно, концепция размывается парадоксальной диалектикой. Панорама народов — творят историю попаданец и однорукий гений. Буддисты открывают больницы, ведут переписку с иноверцами, т е.,заняты тем, к чему охоты не имели, а свойственные теократическое и элитарное замалчиваются. Хотя крах чаятелей нирваны в регионах первичного распространения именно в рассмотренное время феноменален... Аналогично с суфизмом.

  Финансы, экология — не то, чтобы совсем вне, просто без особого веса (фишка, заметная в марсианской трилогии). Из-за этого с 1-й же части недоумение: как?! Падение товарообмена, крах рынка рабов, ладана и специй неминуемо опрокинут средиземноморскую мир-систему века Тамерлана, мародеры убьют местное ремесло обвалом цен. Паровикам Траванкора, по легкости и совершенству, место у янки Марк Твена. И сперва потогонный завод, куда можно брать баб с улицы, потом война моторов, не наоборот.

  Рецепт спасения индейцев смешон. Не помогло айнам и тайваньцам. Неубедителен инкский юг, т. к. шансы на катастрофу Атауальпы в условиях второго знакомства почти нулевые.

  Отсылки к реальному раздражают. Китай дилижанса не выдумал — в Сан-Франциско, кто бы его ни основал, должен быть трамвай. Верно? Позиционная война — пашендальские дожди и мягкий грунт на перевале в Центральной Азии. Пасхалки, что-ли, неуклюжие такие.

  Синофобия совеременная. В реальности ханьцев по планете разбросали сменившие рабов на кули (хуацяо были, но торговле обилие ртов противопоказано). До ХХ в. Поднебесной структурную слабость не спихнуть на влияние европейцев — казалось бы, что такое народы И? Тибет, Вьетнам, Корея супротив такой мощи? Даже гегемонии культуры не состоялось.

Огорчительно, что автор от Великой степи и Поволжья отделался парой слов. Нельзя объять необъятное, но... Хотя, может, в силу разного культурного багажа, некие достоинства ускользнули. Например, кофейный Тегеран — обмолвка или в этом мире противостояния иранского чая с османским кофе не было?

  Перевод слаб. Книга «Алхимик», познакомив с «раскаленной температурой» и «ожогом нежных мембран» самаркандцев, добивает «водопроводной системой» вместо «водяного привода». Этнография: «служил местным яменом» (д.б. «в местном ямыне»). Биология: инки разводили «морских свиней» (дельфинов, значит), на «бледной коже франков и кельтов отсутствовал пигмент, отвечающий за веснушки». «Немногословная улыбка», укомплектованный генератором чиновник, сандаловое «дерево» несут в мешке на холм... И хоть «Шакунталу» можно цитировать не подстрочником?

  Полиграфия в норме. Снабжено картами загадочной проекции.

  Рекомендации: заморочиться ненужным.

Напоминает факультативные лекции со справочным аппаратом.

Основная мысль: фантастика о конце света (зомби, война, эпидемия, климат, апокалипсис) суть отражение невозможности принять свою смертность при неизбежности конца.

Уровень... лекционный. К тому же, в качестве подтверждающего материала кинофантастика да игры, книжного меньше. Некоторые моменты отдают риторикой — что Кант и Пратчетт в чем-то согласились, еще не делает факт истинным. В целом*, Робертс демонстрирует приличные теме познания и знания научпопа, от климатологии до библеистики (пассаж, мол, вместо железной саранчи предполагались осы — это что-то).

Кое-что удивило. Например, Уэллс писал про зомби в Англии («бродячая болезнь») задолго до киношки Ромеро, что корректирует расовую трактовку (угнетенные и плантаторы Америки) Робертса. Глубокая любовь к «Благим знамениям», безделушке Геймана и Пратчетта, в сочетании с укором Гарри Гаррисону (хотя и промахнувшемуся в «Подвиньтесь» с демографией США, но на основе прогнозов алармистов своего времени)... И, можно считать, что «День сурка» уважаемый лектор понял наполовину. Там с ума не сойдешь.

Бумага серая, шрифт крупный, обложка мягкая.

На любителя, в общем.

_____________________________________

*Выйти за пределы англосаксонского мира помогает предисловие редактора (к примечаниям возражений не имею, эрудиция и вкус внушают уважение).

НФ на пересечении множеств транспортировки войск (Волвертон, Пронин, Орлов...) и интриг ватиканщины (Симмонс, Браун, Миллер, Расселл...).

Мир: после ядерной и прочей глобальной войны на большей части Европы воцарился — буквально воцарился — феодализм и сеньоры со средневековыми именами воюют за веру и кусок земли или проходят клеточную терапию в аббатствах, смерды строят бидонвили, пользуются мессенджерами и учат биоинформатику. Хотя от радиоактивной пыли эвакуируют Краснодар и с Африкой не блестяще — решение в дальнем космосе и вот Петр Пустынник зовет сразиться с убившим всего-то взявших у аборигенов мощи с терновым венцом землян.

Не все рвутся в поход, особенно, нужные специалисты. Контраст между боевым братством Танкреда и кубриком мобилизованных, шаткость реального положения знати, делают автору честь. Женщины — разных характеров и внешности. Испытания метавоина, суратские мемуары, подпольщики, очереди — имеем дело не с очередной инкарнацией морпехов в космосе.

Общие впечатления: есть свое лицо и перешагнуть грань необычного не дает лишь предсказуемость. Персонажи скорее рассказаны, чем раскрыты. Проработка деталей не хуже среднего, но часть технических аспектов (срок хранения пива, частный бизнес на звездолете, совмещение мегакорабля с поместным образом жизни, загрузка миллиона поротно) просто вне поля зрения. Буду рад, если жирные намеки на ДНК и гвардейца ведут в другую сторону.

Утверждается, автор художник, но картинка стандартная, киберпространств и круче видано. Предметы искусства? Мебель, причем старинная.

Перевод читаем, хотя, конечно, хотелось бы, чтобы перед взорами представала гора космического корабля «Сен-Мишель», а не «Святого Михаила». Язык немного засорен латынью и неожиданными цитатами поэта, известного вне романского региона только почитателям «Литературных памятников»... Терпимо, если не возражаете против некоторой выспренности — метки перевода с литературного французского, считая с Буссенара и Верна.

Рекомендации: крестоносцы в космосе и амазонки без мужененавистничества.

Падений цивилизаций, в том числе, космических, хватает, однако, Скальци показал то, что редкость у «мастеров Страшного суда».

Неотвратимость обратного отсчета, угроза голодной смерти миллиардов, недостаточная вместимость и почти полная недоступность единственного «ковчега» еще не повод остановить бизнес-процессы. Замечания о росте % по вкладам и размере Вселенной богатых людей стоят пары убитых другими писателями планет.

Еще одно явное достоинство — возвращение и поддержание темпа. Книжка вновь не объемная и быстрая. И цикл можно переименовать в «О принятии решений» ибо теперь ясно, что, от провоцирования бунта на корабле и распашки целины до выбора тронного и уговоров морпеха, именно таков главный (или главный) смысл трилогии. Когда все основные решения приняты, действие быстро сворачивается в сторону хэппи-энда не для всех.

С чем автора можно б и поздравить. Зато панорам эпичных и технотриллера звездолетного ищите где-нибудь еще, роман напоминает малобюджетный фильм: много разговоров, чуть хоть как-то отличающихся локаций, спецэфектов и экшена полторы минуты.

Сюжетное развитие: распад космических течений все так же ставит галактически растянутый мир взаимозависимых аристократических монополий и искусственных обиталищ перед апокалипсисом, но до него еще дожить надо — свежеиспеченной имперо Корделии профессиональные оценки дают месяца три. Правда, у нее есть Зал памяти и Марс Клермонт, которому снится математика... Кое-кто умрет, кое-кто выберется. наконец, из своей комнаты. Читатель узнает, на чем спалилась тысячелетняя программа (довольно тонко), чем хаос отличается от коллапса и что в выгребной яме, на которую без антибиотиков и не взглянешь, с дисциплиной. Однополая любовь присутствует формально.

Полиграфия и перевод прошли нормально, хотя здесь его ругают.

Рекомендуется читавшим с начала.

При прочтении в лоб, наверно так, как задумывал своего пискаря Михаил Евграфович, он аналог «Человека в футляре», портрет и тип вечно дрожащего, отчасти благодаря своему уму, обывателя.

Вот только угрозы жизни «рыбке» с условными инициалами ПП реальны. И достижения ПП в области долголетия, вопреки им, имеют место быть. Эту историю имеет смысл воспринимать как байку про выживальщиков и мораль просматривается совсем другая.

Что сожалеет о прошедшей жизни — так о чем еще достойно жалеть? Холодно, мокро, одиноко, ни друзей, ни жены — но чем обстоятельства смерти ПП отличаются от смерти капитана Немо, описанной Верном несколько раньше.

«Ведь этак, пожалуй, весь пискарий род давно перевелся бы!» — отшельничество и у людей не влияет на демографию, посмотрите на страны Хинаяны. Если б не ловцы, можно было бы говорить про «волчью отбраковку», но эти изымают в уху самый цвет популяции.

Беда пискаря, что он немалую свою известность — дрожание его одинокое в норе обсуждается даже щуками — не сумел обернуть ни в личную, ни в общественную пользу.

Ведь, в принципе, поставлен опыт на себе, идет отработка низкорисковой модели поведения. Достойная пусть не «Драматической медицины» Гляйзера, но венецианец Корнаро с Шаталовой въехали в анналы на значительно меньшем. Но ПП не только в карты не играет и табачок не курит — он еще и журнала не ведет и ничего не публикует, даже устный доклад не делает. И вот законное следствие: достижения есть, однако «Ни одной на мысль не придет: «Дай-ка, спрошу я у премудрого пискаря, каким он манером умудрился слишком сто лет прожить». А спросить бы стоило. Сказка сказкой, но изменение времени активности под антропогенным прессом чуть раньше спасло американских бобров («Заводь лилий»), ныне это глобальная тенденция фауны.

Аналогичная ситуация с литературным сверстником ПП, Беном Ганом из «Острова сокровищ» Стивенсона. Он по всем параметрам круче Робинзона Крузо. Изобретателен, выжил со значительно худшей стартовой позиции, боец страшный — но персонаж Дефо, опубликовав дневник, стал именем нарицательным, а Бен остался нравоучением, вон как в орлянку-то играть.

В общем, истинная мораль сей басни такова: сделал хоть что-то, довел до результата — пиши отчет.

Все рассказы нф-детективных «Файлов Сергея Островски» могут читаться вне цикла. У каждого свое лицо, своя атмосфера.

Непрофильное и неоплачиваемое расследование «Московских каникул», как и все они, имеет отношение к прикладным достижениям начала текущего века, получившим развитие в будущем. Но атмосфера этого будущего здесь особая. Хотя такси на воздушной подушке перепрыгивают пробки на Лениградке, а рободоставка тормозит, оставляя пенсионерам шанс на подработку — ретро. Густое, словно с картин Дмитрия Жилинского и Ксении Стекольщиковой: вроде всё вневременное, а глаз опознает 1970-е. Свитеры, сервировка, статус, сотрудник, седина, сестры, стихи (наизусть), садовая скамейка, снег, скрытность, старые игрушки, совместные лыжные, спальни для гостей... Среда такая, мета-академическая.

Московская версия аристократии духа конца XXI века настолько полна личных секретиков и достоинства, что разобраться с произошедшем в их загородной хоромине одним недобрым утром Сергею, навещающему заочно знакомую родню, придется изрядно натужив серые клеточки. Да, будут, конечно, водка, памперсы, дрова, крупное увеличение, дагестанская культура, злые мемуары, слезы и загрузка приложения, но не в них дело.

Человеческое, слишком человеческое это всё для истории про киборга, звонкой мечты трансгуманистов. Помните пафос свечей на пульте Стругацких, зловещие фокусировки Винджа? Здесь оно навроде выстругивания деревянной ноги: дело частное, камерное и почти безвредное. Ничто из перечня названных биоэтиками угроз и нейронных чернобылей фантастов даже не просматривается.

Царапает, соответственно, тут совсем другое: бессмысленность для граждан с улицы рекордов медицины, общая беззащитность перед ее бизнес-подходами и то, что дамы из абсолютно культурной и вполне продвинутой семьи считают опасной или ненужной для младших информацией.

Рекомендуется как история с хорошим концом и грустным послевкусием.