Татьяна Толстая «Кысь»

Очень мне эта книга полюбилась! Роман глубокий и содержательный, а что касается общественных пороков, то их любили обличать все русские классики (и не только общественные, если мы говорим о литературе ещё более ранней, скажем, допетровского времени). Критикой современного российского общества «Кысь» Т. Н. Толстой не выделяется на фоне похожей литературы или, как бы её обозвали квасные патриоты, «чернухи». Совершенно ясно, что никакого отношения роман к этому феномену постсоветской культуры (или же броскому словечку, как угодно) не имеет. У писательницы особый язык, который сочетает в себе ремизовские и щедринские интонации, а сама концепция произведения схожа с «Историей одного города» М. Е. Салтыкова-Щедрина и «Городом Градовым» А. П. Платонова. Главная особенность романа, очевидно, в другом: переосмысление чисто русского мифа о книге. Книга, азбука, слово — всё это занимает в романе Т. Толстой особое место, о чём говорят хотя бы названия глав, соответствующие буквам славянской кириллицы (Аз, Буки, Веди... Я буквы знаю!). Кроме пугающих и жутких образов Кыси, мифов Фёдор-Кузьмичска о конце света, об острове Буяне и звезде Алатырь, о припрятанном в северном лесу кладе, о чеченцах (заметим, что никакого политического оттенка здесь нет) в романе особое место занимает образ Княжьей Птицы Паулин. Интересно, что и здесь мы находим некоторые параллели с раннехристианской мифологией: под Птицей Паулин подразумеваются как птицы Алконост, Сирин и Гамаюн, так и собственно павлин (фонетическая особенность старославянского, в котором буква ук может читаться как «в», подобно греческому), чей хвост ассоциируется с бессмертием и неслучайно хвост есть и у Бенедикта, главного героя романа, занимающегося переписыванием книг. Бенедикт — это своего рода Акакий Акакиевич, которому вечно казалось, что он «... не на середине строки, а скорее на средине улицы». Мечтательность Бенедикта, его сновидения, полёт воображения и погружённость в книгу — это надежда писательницы на то, что в современном мире книга будет жить и что она сможет найти своего читателя, что литература, подобно парящей птице или летящему во снах Бенедикту, переживёт своё воскресение.

Не понравилось. Но книга определенно вызывает эмоции, что уже говорит об ее неординарности. Для меня антиутопия и постапокалипсис — это, в первую очередь, поднятие вопросов личности и ее месте в обществе, социальных проблем, модели управления государством либо определенной группой. В данном же произведении повествование идет об упадке, деградации, отсталости, вплоть до противного и отталкивающего, причем в отсутствии простой логики.

Повесть читается тяжело. Благодаря языку, героям, картине мира и полному отсутствию логики. Вызывает отвращение ко всему на свете. Прежде всего, автор постаралась воспитать отвращение к людям. Может быть, она и не хотела, но так получилось. Отвратительны почти все участники мрачного балагана, и те, у которых мозги окончательно атрофировались, и те, у которых там что-то осталось. Эти, пожалуй, хуже. Отвратителен весь уклад их жизни, их занятия, привычки, порядки и мысли, а также весь окружающий мир. Прошлое, настоящее и будущее. Это касается не только русских, просто они попались под руку. А самое главное зло идёт от книг, особенно недопонятых. Вот в этом можно найти какую-то дольку истины.

Обидно то, что вещь не пустая. Если постараться, могло бы что-нибудь получиться. Но тут подвело опять же отвращение к писательскому труду. Повесть сочинялась на протяжении 14 лет. То есть, раз в неделю надо сесть за компьютер, выдавить из себя один-два абзаца, и снова нужен недельный отдых. Вообще-то, пишут и так. У некоторых получаются шедевры. Но не в данном случае. За эти 14 лет у Толстой не вышло больше ничего, достойного упоминания. Раньше или позже тоже не выходило. Ну вот тяжело писать человеку. Зачем тогда мучить себя и других? Автор без этого, наверное, прожила бы. Читатели тоже обошлись бы в массе своей.

мне посчастливилось прочесть это произведение в тот момент, когда тема ядерного оружия снова крайне актуальна, в связи с военной риторикой США и КНДР, когда вероятность начала ядерной войны снова была реальна,... в Кысь как раз тот постАпокалиптический мир, вернувшийся в допотопный мир, на територии бывшей Москвы, жизнь русских людей изменилась после ядерного удара, прошло 200 лет, воспоминания еще остались у некоторых, а некоторые, как главный герой, уже рождены после взрыва, и быт, и говор, и обычаи они совершенно перестроены теперь, но скорее не вперед, а откатились назад, в тогда «Когда на Руси было жить хорошо», снова зимушка и избушки, снова старорусский сленг, утопия утопией конечно, но интересная такая, аж жуть,... Слог сложнейший, где-то пол страницы без запятых, где-то все предложения через запятую, без точек и разделения текста на предложения, как сам я пишу, и всё языком старорусским,... Как они могли вернуться к прошлому, чудно так, вообщем стиль Толстых сохранен, только перенесен далеко вперед по времени, но не по быту, остальное всё то же и те же, русские сказки на новый лад,... Под конец пошло вообще какое-то месиво, аля Эквилибриум, финал двоякий, послевкусие неоднозначное, эмоции на грани, где удивление, где удовлетворение, а где и шок.... Надо точно осмыслить прочитанное, могу сказать, в моей душе опустошение полное !

Ох и любят всяческие авторы-изобличители кинуть в народ «Кто виноват?», а затем начать просторно отвечать на ими же заданный вопрос. «Кысь» — ответ, несомненно, ехидный и в чем-то талантливый, но только лично мне такие ответы уже не особо интересны, да и не нужны по-хорошему, и оценивать их как-то взвешенно даже уже не хочется. Надоело. У нас тут в кого ни ткни, каждый второй виноват. Вы лучше, господа и дамы извлекатели людских пороков, написали бы что-нибудь про другое извечное «Что делать?», а может и, неровен час, выдали бы какое бойкое «Есть такая партия». А то плачь о том, как все плохо на Руси-Матушке уже века в нашей литературной традиции раздается. Каюсь, сам грешен, иногда повыть люблю. Но все же цветы произрастают даже в самых засушливых пустынях, и их можно найти, если конечно искать, а не перемалывать без конца песок в одних и тех же местах.

Тяжело оценивать это произведение, поскольку оно — сатира, насмешка над русским обществом, даже не так, над русским народом. Ни постапокалипсис, ни странный говор, ни повествование, этим странным говором написанное, ни фантастические твари не скрывают высмеивания автором проблем России, а так же непомерное раздувание этих самых проблем. Все мысли главного героя, его реакция на такие вещи как слепое повиновение власти, отсутствие и подавление инициативы, стукачество, нелюбовь к ближнему, неуважение старшего поколения говорят о том, что это нормально. Более того, не следует выделяться из толпы и даже если что-то тебе не по вкусу, прикуси язык и делай как велено.

То, что автор написала (по крайней мере пыталась) это произведение языком простым, можно сказать, языком российской глубинки, чем пыталась достучаться до масс, вызывает только отторжение.

Итог: это не антиутопия, это сатира. Но сатира обычно высмеивает конкретные пороки человека или общества, в этом же произведении автор не высмеивает, а раздувает свое недовольство русским обществом. Нельзя так, свою Родину надо любить.

Внимание!: отзыв написан под влиянием патриотически чувств.

Я пыталась, честное слово пыталась, но не вышло. Меня подкупили неотталкивающая аннтоция и хорошая оценка книги, у меня совершенно нет предрассудков, что современную русскую литературу нельзя читать. Но с этой книгой не сложилось.

Во-первых, она совсем не попала в мое настроение. Точнее, она коррелировала с моим не шибко хорошим настроением и самочувствием, но мне надо было что-то диаметрально другое для выправления эмоционального фона. Читать же про чужие Последствия (а по простому, увечья и мутации) вот совсем тошно было.

Во-вторых, мне сложно продираться через такой язык повествования. Бывает, что изобилие слов под старину делают книгу более лиричной, а бывает — более задористой. Тут же не вышл ни того, ни другого.

В-третьих, сам сюжет. Он не динамичный, тут почти нет развития сюжета (по крайней мере в начале), он просто описывает жизнь поселения людей. Я не люблю читать про этаких быдловатых местами людей, мне и в жизни хватает подобных зрелищ.

А о чем вообще книга? Когда-то где-то на земле случилась катастрофа, которая уничтожила цивилизации. Некоторые люди пережили это, но почему-то мир все-равно скатился в дремучие века, где чуть ли не колесо приходится изобретать заново. Меня просто дико мучает вопрос: остались же люди — и таких не мало, — знавшие прежнюю, высокоразвитую жизнь, неужели они не смогли перенести и адаптировать свои знания на новую жизнь? Или они забыли о самых простых понятиях, что им даже коромысло пришлось вводить в оборот через много лет после катастрофы? (Я книгу не дочитала, может там дальше это как-то разъяснялось?)

Бичевать пороки нашего родного общества — завсегда тема, притягивающая различные премии. «Ах, как верно опять описали всю скотскую сущность нашу» — воскликнет критик, и поставит плюсик. Потому что если не поставишь — значит, человек невысокого интеллекта, загнобил автора за то, что режет правду-матку.

Оно может и правду-то резать и не вредно, но у меня от таких книг всё же злость поднимается в душе. Потому что автор как бы говорит нам — «вот, я вижу кучу дерьма, и все мы в ней, а как из неё выбираться — это дело не моё, я вот вам показал, какие вы все скоты и гады, а теперь берите — и становитесь лучше». На мой взгляд, как фантастике, то есть, литературе будущего, зовущей и направляющей — цена такой книжке ноль. Но, конечно, ноль я тут не поставлю, потому что написано-то неплохо, только не про то, что я считаю нужным. Ну, и человеком невысокого интеллекта прослыть тоже нельзя.

Меня хватило ровно на одну главу этой, с позволения сказать антиутопии. Такой тупой, унылой, графоманской дряни мне до этого читать ещё не доводилось. Поставил произведению оценку «единица», но думаю что всё-равно сильно переоценил.

С одной стороны — есть язык, есть повествование, продуманы герои.

С другой — все сделано, чтобы от книги тошнило. Коцентрат депрессухи. 96 градусов.

Человечество деградирует, а культура еще осталась — и постлюди, которые уже мутировали до почти животного состояния — от этой культуры отслаиваются, как высохшая краска от стенки. Постапокалипсис литературы — её смыслы уже никому не нужны, хлотя взгляды шарят по строчкам.

Казалось бы — успех? Чего еще желать автору фантастики, если достигнут серьезный эффект?

Но уж больно длинные политические уши торчат из текста.

Такая вещь, имхо, на «ура» издалась бы в третьем рейхе. Потому как оплевывание людей в ней — искренне. Сделать из человека — быдло.

Многие в рецензиях вспоминали 451 по Фаренгейту. А я вспомнил советский мультик о злом волшебнике, скучающем падишахе и порошке, который позволял превратиться в кого угодно.

«Мутабор».

И автор превращает людей — в животных. Достаточно умело.

Знаю, что моя оценка — 4 — кажется заниженой. Но тут уж не за хореографию снижалось, но за артистизм.

Тут, голубчики, чего удумали. Сидит мужик на табурете, в окно глядит. А здесь, значит, срез сознания. Фелософия, да. Ну это не то чтобы срезать сознание, а как будто заглядываем к нему в голову да смотрим на мир его глазами. Да мысленно смотрим, куда полезли резать голову! Вот. Мысленно. Где это у нас было? Имя Розы, да. Вот вам и пожалте. Срез сознания жителя неолита. После Взрыва.

Но а и то сказать. Окажись вы, голубчики, на месте Бенедикта. У вас-то еще вон сколько книг впереди. А если б так — кончились книги? Все читал. Читать уже нечего. Нет, нет, нет! Читать, читать, читать! Да вам бы, голубчики, крюк-то сам в руки и прыгнул. Аль нет? Кого бы из горящего дома? То-то и оно.

Ну местами, конешно, язык перестоял будто. И кислым попахивает. Но ничего. Да еще своемыслие — когда читал, будто казалась между строк ехидная улыбка Татьяны Ильинишны. Не сказать — злобная, ан едкая ухмылочка такая. Да какие ухваты с фамилиями авторов. Да какие цитаты. Разлюли мои. А концовочка-то того... ржавью покрылась.

«Сколько книг прочитал — столько жизней прожил». Вот оно ладно бы с сужетом да боботютюкалками. Ну насчот идей абы претензии на классику оно, конечно, может быть. Тут думать надо. Но за одно вот только воспевание книги уже 5 баллов ставим.

«Ты, Книга, чистое мое, светлое мое, золото певучее, обещание, мечта, зов дальний! Книга! сокровище мое несказанное! жизнь, дорога, просторы морские, ветром овеянные, золотое облако, синяя волна!»

Эх... Да, так-то!

Всегда с опаской относился к современной русскоязычной прозе, но тут просто не смог удержаться. Фантастика, антиутопия, постапокалипсис — разве можно пройти мимо столь многообещающих тегов? Но на деле вышло, что «Кысь» штука в первую голову сатирическая, а остальное уже потом.

Да, по антуражу это чистой воды постапокалиптическая фантастика. Толстая описывает мир после катастрофы, в котором люди, деградировавшие примерно до средневекового состояния, выживают как могут. Но из этого абсолютно фантасмагоричного и безумного мира повсюду торчат уши нашего с вами прошлого и настоящего. Тотальная нехватка продуктов, очереди, задержка получки, бесправные работяги-перерожденцы, красные сани, на которые местные нквдшники сменяли былинный черный воронок за недостатком бензина, кухонная философия, вечный тихий протест себе под нос, стенания по умирающей культуре и засилью бездуховности, пьянки до рассвета и пение хором. Знакомо? Знаю, что знакомо, даже и мне, хоть и не жил я в те времена. Да в сущности и неважно, что вокруг — союз, федерация или вот удельное княжество великого мурзы Федора Кузьмича (слава ему!). Люди-то всё те же, хоть и с хвостами.

К сожалению, этот же социальный даже не подтекст, а смысловой пласт играет с романом злую шутку. Вся эта злая сатира и ёрничанье уже изрядно приелись. Из-за них сильный и талантливый текст воспринимается как умная и мастреская, но всё же пародия на классические антиутопии. Все люди как люди, а нам, русским, подавай духовность и благолепие. Мы та ещё рвань мечтательная, нас хлебом не корми — дай порассуждать о смысле жизни и тайнах бытия всласть. Волю дай, так и просидим на кухне всю жизнь, до хрипоты споря, что делать. А тем временем всякие там кудеяр-кудеярычи пойдут — и сделают, да такого наворотят, что ещё долго будем охать и вопрошать в пустоту: кто виноват-то? У Брэдбери книги жгут, ведь в них ответы для каждого, кто готов искать. А здесь — читай не хочу. Вот только разумения никакого, Бенедикту нашему что Кафка с Камю, что проблемы выращивания огурцов в средней полосе, всё едино. Ему главную книжку подавай, чтобы все ответы разом, русским по белому. Не бывает так, чтобы сразу всё на блюдечке. И интеллигенты-прежние хороши: в себе, дескать, ответ ищи. Опять двадцать пять, загадочная русская душа и неисповедимый русский менталитет. Да не бывает чего-то из ничего, не бывает просто так ни озарения, ни катарсиса. У героя 451 по Фаренгейту было все, кроме искусства. И ради него он пожертвовал устоявшейся спокойной жизнью, бросил вызов системе. А Бенедикту всё одно даром подавай, в книжке али само из глубины души придёт. Болтать не мешки ворочать, болтать у нас все мастера. А как задницу оторвать от стула, а себя-любимого от горькой — нет желающих. Кысь у них в головах, эвон как. Была разруха, стала кысь. А что изменилось-то?

Вот поэтому-то диалога с Брэдбери не получилось. Идея понимания, осознания искусства очень хороша. Книг недостаточно, они не дают ответов, а только показывают путь и помогают выбирать. Но иррациональная авторская вера в избранность русского народа и какую-то присущую нам особенную духовность всё портит.

Отдельного упоминания заслуживает язык. Толстой отлично удалась стилизация под старорусский говор, всё очень уместно, складно и не вызывает раздражения (см. Цветочный крест) . Авторские придумки-добавления тоже очень хороши. Вообще, над стилем и цельностью проделана огромная работа. Это ещё один плюс.

«Кысь» — вещь местами тревожная и мрачная, но всё же для эпохального романа-предупреждения, способного встать вровень с грандами антиутопии, в ней многовато типично русских навязших в зубах тягомотных рассуждений о духовности и обустройсте России. Но прочитать в порядке ознакомления безусловно стоит. Очень самобытная, душевно и с любовью написанная книга. Персонажи, юмор, стилистические красивости — всё на месте. Словом, отличный роман, но мог быть великолепным.

На редкость муторная книга…

Нет, читать ее легко. Язык ее жив и необычен – заковыристый, парадоксальный, чуть фольклорный. Странный алогичный мир морока-яви. Знаете, я во всем в этом даже разглядела сатиру на наше ближайшее прошлое и нынешнее…

Меня вгоняет в логический ступор перерождение Бенедикта. Когда я пытаюсь понять, почему чтение книг задушило в нем души дыханье, я чувствую себя неуютно. Потому что не понимаю…

Обычным усредненным голубчиком Бенедикт и солнцу радовался, и дня нового ждал, и в душе что-то варилось и попыхивало. Появились книги – и мир пропал для него. Но… самое страшное, что может случиться с ушедшим в книги человеком – его назовут эскапистом. Его интересы, мировоззрение, мечты будут оторваны от буден мира и только… Или я ошибаюсь? Книги утопили Бенедикта. Глаза слепнут, душа мертвеет, сердце высыхает в кукиш. Людей вокруг нет, есть книги – и ради печатного слова герой берет крюк и убивает человека. Становится Кысью. Скажите – это сделали книги? Что имел в виду автор? Я не понимаю…

Кин-дза-дза постапокалиптики. Деревенская проза в фантастическом антураже. Лубок и социальная фантастика в одном флаконе. И — язык. Уникальный, неповторимый, никогда прежде не бывший. Со времён замятинского «Мы» не было в нашей литературе такого удивительного, сочного, специально изобретённого языка. Через язык мы входим в головы героев и видим их действительность — уродливую, ущербную, однобокую. Действительность, где зайцы прыгают по деревьям, а в хвойных лесах растут радиоактивные финики. Действительность, где мерой всего является мышиная шкурка, а котом именуют гигантскую мутировавшую крысу. Действительность, где червь считается лакомством, а людей запрягают в сани. Действительность, где нет памяти, нет знаний, нет морали, зато есть чтение, ставшее всеобщей потребностью. Действительность, где искусство — это лозунг власти (сбылась мечта древних философов!), где распоследний обыватель говорит цитатами из классиков, а посреди города стоит памятник Пушкину. Но как же душно в этом мире! И дело даже не в санитарах, рыщущих по городу в поисках спрятанных книг, не в мурзах, наслаждающихся своей вседозволенностью, не в Болезни и её Последствиях. Дело в людях — убогих, эгоистичных, полных суеверий. Лишённых даже минимального чувства солидарности. Не ведающих, что такое — человеческое достоинство. Сбегающихся на казнь как на праздник. Боящихся чеченцев, санитаров, Болезни, Кыси, собственных соседей — всего на свете. Потому что они — одиноки, и случись что, никто им не поможет. Наоборот даже, прибегут и весь дом растащат. Средневековье во плоти, но без сдерживающих оков религии. Общество, поражённое коллективной амнезией. Человечество, охваченное массовым инфантилизмом. С понятиями о добре и зле на уровне пятилетнего ребёнка. Объединение людей, так и не ставшее народом. Каждый сам за себя, и лишь Кысь одна на всех.

О «вкусностях». Так неприятно читать чужие, походя проведённые, сравнения Толстой с Набоковым, что решил написать своё...

Tertio, подходы к «кулинарии» у них, на мой взгляд, довольно разные (если не сказать противоположные): Владимир Владимирович склонен писать в «Поваренную книгу» живого великорусского языка свои рецепты (и повод листать её у «голодного» кембриджского студента самый что ни есть благородный), а вот Татьяна Никитична заглядывает в неё как исправная стряпуха, готовящая праздничный ужин по случаю удавшегося ужина (такой вот каламбур). Очевидно, что именно словарю Даля мы обязаны появлением этой «женской вкуснятины» (ничего не имею против женщин, но -) на полках наших «продуктовых» магазинов, что поделать — время полуфабрикатов.

Secundo, много писали о «поэтизации прозы», а мне почему-то послышалось: «гальванизация трупа». Поэзия она, конечно, наше всё. Только в данном контексте она напоминает постройку корабля среди пустыни — хорош, красив — спору нет, только вот поплавать ему негде — моря ещё не выкопали... Вообще, это, конечно моё крайне субъективное мнение, но вроде бы книги до сих пор писали, когда было что сказать и выразить, а теперь вот — целый роман ради самого голого выражения (читать — «от скуки и ради красного словца»). Книгу читал давно, когда она только раскручивалась, но, через призму времени, видится мне, что Кысь есть скука, против которой можно и словарь полистать и «Кысь».

Primo, искусство, оно, конечно, развлечение, но не всякое же развлечение — искусство.