Николай Михайлович Карамзин «Остров Борнгольм»

С одной стороны, «Остров Борнгольм» это тот вид таинственной истории (рассказа, «повесть» тут от старинного слова «повествование», а не в современном его значении) – эпизодическое соприкосновение с тайной. Не всегда тайной фантастической, но страшной (что и роднит классический детектив с жанром страшной истории) и видимой лишь частично, отчего она интригует только сильнее.

Второй минус – сам язык рассказа. Слишком он шершавый из-за своей устарелой манеры – у меня в памяти как противовес этому и «Бедная Лица», и «Наталья, боярская дочь», вещи автора с более приятным и простым языком – и из-за этого атмосфера рассказа передается не так ярко, а это в подобных историях тоже важно.

Понимаю, что рассказ имеет историческое значение для жанра российского таинственного рассказа, но вышесказанные претензии никуда деть не могу.

Эта небольшая повесть стала прородительницей не только русской «таинственной повести», так называемой «русской готической прозы», но и — ни много ни мало — одним из истоков всей современной русской литературы вообще. Молодой Карамзин ( ещё не придворный историограф) написал «Остров Борнгольм» по возвращении из своей знаменитой европейской поездки (той самой, во время которой, он, якобы, на вопрос «Что в двух словах происходит в России?» ответил «Воруют!»). Слог покажется современному читателю немного архаичным, но наибольший интерес представляет атмосфера произведения — нагнетание тревоги, таинственности, эмоциональность, заложенная в описаниях, пейзажах — всё это, насколько я понимаю, имело революционное значение для отечественной литературы. А уж как ловко (и в то же время простодушно) Карамзин выкручивается из клубка тайн, которые сам создаёт!

Ого, целая повесть от Карамзина в жанре хоррор, подумал я. Но, оказалось, что не все так просто.

Во-первых, язык повествования сильно устарел, некоторые словосочетания сейчас кажутся совершенно дикими и неуместными.

Во-вторых, такого понятия как «рассказ» в те времена, как я понял, вообще не было. Поэтому и сейчас Остров называют повестью, хотя по объему она только в рассказы и годится. Ну пусть будет повестью, ладно уж.

И в-третьих, концовка и объясняловка вызывает полное недоумение. Такого объяснения нигде и никогда еще не читал.

Ожидал большего почему-то. Ну да ладно.

Некий таинственный замок на острове; прекрасная девушка, заточенная в темницу. Некий, опять же, таинственный незнакомец, любящий ее. И -- сюжет, обрывающийся на полуслове...

Боже, как наивна была в те времена русская литература, с каким трудом она овладевала приемами классической западной прозы! Может, лучше было бы и не «играть в Оссиана», а, скажем, развивать наши собственные, «почвеннические» тенденции?.. (В «Истории государства Российского» Н. К. это и сделал, кстати).

В любом случае, ему не удалось ни передать «нордическую» атмосферу, ни заинтриговать читателя «типа зловещей» тайной. Чтобы писать так, как он стремился, понадобились сперва Жуковский, а потом -- Пушкин.

Тем не менее -- это первая попытка (ну, одна из первых) писать на европейский манер. За что Николаю Михайловичу большое спасибо. И оценка -- соответствующая.