Иван Ефремов «Women in my life»

Приобрел я второе издание этой многообещающей книги и задумал устроить чтение вслух перед сном – по одной главе за раз. Иногда я так делаю – моей жене нравится, как я читаю. Быстро пробежался по предисловию и приступил к «Царице ночи». Буквально с первых страниц я почувствовал себя не в своей тарелке. Что же это такое я читаю, да ещё в слух, да еще своей жене? И это будущий великий писатель, философ и мыслитель?

Вообщем чтение не задалось… Еле-еле я одолел эту первую главу и поставил книгу на полку… Продолжать читать в данный момент желания нет…

Больше всего меня поразило, что эти записки Ефремов подарил с посвящением своей жене. Я подумал про себя, что если бы я написал истории своих отношений с моими женщинами, да с такими подробностями, захотелось бы мне это вручить моей супруге с посвящением вроде «на долгую память?» Это же кем надо быть… Может быть великие писатели и мыслят не то что мы, просточитатели, но в моем представлении это за гранью не то, что приличия, но и похоже на издевательство.

Погуглив, я узнал что не одинок в своих сомнениях относительно авторства этого произведения. Помнится был такой опус: Литературный памятник «Тайные записки 1836—1837 годов» А. С. Пушкина. Если «Мои женщины» и не мистификация в этом роде, то что-то очень похожее.

«Но что такое рыцарь без любви

И что такое рыцарь без удачи?»

Юрий Ряшенцев

Если представить Кама Сутру в виде десятисерийного фильма, то в рассказах, включённых в эту книгу, десятой, самой интересной и полезной серии, найти не удастся. Причину автор честно называет — «я очень брезглив». Он почему-то разделяет брезгливость от острого обоняния, хотя в данном случае оснований для этого разделения, на мой взгляд, не существует, — не столь важно, что конкретно ему мешало. Это важнейшее признание автор делает в одном из лучших эссе, посвящённом весьма загадочной женщине по имени Мириам. Ему не удалось преодолеть этот свой недостаток (а недостатком является избыток любого человеческого качества, в том числе и доброты) даже с этой «на редкость чистой душой и телом женщиной». Именно брезгливость помешала Ивану Антоновичу ещё в очень молодом возрасте принять молчаливое предложение Лизы с Галерной улицы, и вместо того, чтобы заняться нужным ей делом, он любовался отражениями и запоминал скульптурные «формы человеческих тел в страсти». В результате Лиза, переехав куда-то с Галерной, не оставила ему адреса.

Будь в книге «десятая серия», это превратило бы её в выдающийся философско-физиологический трактат о любви во всех её проявлениях. Кама Сутра могла бы нервно курить в сторонке.

Иван Антонович честно пишет о том, что он с женщинами делал, и столь же честно не пишет о том, чего он с ними не делал. Из рассказа об Ирине «Последняя богиня» видно, что иногда (и, возможно, не так уж редко и не только с ней) он бывал далеко не на высоте, вёл себя, как неопытный любовник, причиняя партнёрше неудобства. Причиной этого была всё та же брезгливость, кажущаяся особенно неуместной в отношениях с «богиней».

Но быть благородным рыцарем брезгливость не мешала, и он спас (вытащил из крайне неприятных жизненных ситуаций) четырёх девушек — Люду, Сахавет, Зину-Зейнаб и Ирину. Пятой могла бы стать Мириам, и Ефремов думал об этом, пытался её найти. Наверняка справлялся в Академии, где она его видела (что она там делала? может быть раньше училась в Пединституте?). Женщина, очень тщательно скрывающая о себе даже самую пустячную информацию, не могла, конечно, сразу назвать свои настоящие имя и фамилию. Естественно, поиски Мириам Нургалиевой, были обречены на неудачу. «Ты не знаешь многого из нашей жизни» — говорит она Ефремову в Москве, где, как ей, очевидно, известно, она находится в безопасности. Умудриться приехать в Москву, находясь под строгим контролем («меня решили привести к покорности»), — это кажется невероятным. Рискну предположить, что Мириам была сотрудницей органов Госбезопасности, у которых в годы войны хватало работы в крупных центрах эвакуации советской интеллигенции, одним из которых был Фрунзе.

Зачем автор написал о Валерии, неясно. Здесь загадочно всё — и судьба её и любовные отношения между ними, о которых не написано ничего. Не узнал ли Иван Антонович от Валерии нечто такое (о «страшной России», например), что не решился доверить это бумаге? Под «определение служения и восхождения» (см. главу «От автора») связь с Валерией не подходит. Может быть, хотел написать, но так и не собрался.

О письмах сказать можно лишь то, что в них нет ничего особенного, просто кое-что добавляют к облику писателя. Ну и рассказывают, хотя и совершенно не в русле основного повествования, о его третьей жене.

Иван Антонович умеет удивить сквозь время, и очень вовремя. Во времена расцвета порнухи встречаешься с ясным, чистым и непошлым отношением к половому вопросу, который испортил в общем то неплохое человечество. Как же много эти встречи значили в его судьбе и в литературном творчестве. А тантру Иван Антонович явно переосмыслил, или скорее домыслил в отсутствии или скудости литературы. Эрос не как метод освобождения, а как яркая, прекрасная сторона Жизни , диалектически противоположная смерти, которая не страшна в силу полноты ощущений и прежде всего именно у самого Ивана Антоновича в эстетическом аспекте. Не удовольствие свиней а наслаждение красотой тела, чувств! Ай да Ефремов, ай да человечище!