Энтони Бёрджесс «Заводной апельсин»

В детстве книга прошла мимо меня (в отличие от фильма), так что никаких ностальгических воспоминаний о произведении Бёрджесса у меня нет. И это хорошо. Потому что книга, в общем-то, не гимн поколения. Да, есть условный город, и вроде как Лондон, а может и нет. Декораций почти не видно. Дух времени? Проглядывает, но не так чтобы сильно.

О подростках, подростковой жесткости, отрицании ценностей общества и т.п. писали, пишут и будут писать писатели всего мира. Тема эта вечная. Правда, пишут как правило в контексте своей эпохи и своего общества. Лишь иногда экстраполируют в будущее. Примерно так поступил Бёрджесс. В романе у него государство, по крайней мере, с двумя партиями: правящей и оппозицией. Есть выборы, к которым герой книги относится наплевательски, то есть фактически не видит между этими партиями разницы. Цивилизация урбанистическая, классовой борьбы или чего-то подобного не заметно. (Сравните с подростками 1910-х годов в Российской империи). Общество в целом однородно, все худо-бедно накормлены, показной роскоши не заметно. (Сравните с «Американской трагедией» Драйзера). Идеологии тоже нет.

В этих условиях мечтать герою не о чем. Не хочет он стать валютной проституткой, братком, мафиози, белым плантатором, партийным функционером, космонавтом или Рокфеллером. Кругом тоска и скука. Выход — жестокие развлечения на улице. Бессмысленные, не дающие длительного удовлетворения, похожие одно на другое. Ключевое слово — разодрать.

Первые три части вполне этот мир описывают. И героя, и его прохождение через исправительную систему, и его использование в политических играх. Показаны и другие варианты подростковой судьбы, вписывающиеся в этот мир: один хулиган стал полицейским и при этом продолжает заниматься насилием ради удовольствия, другого убили. Если бы автор на этом остановился, книга стала бы хорошей антиутопией, предупреждением.

Четвёртая часть смывает роман в унитаз. Оказывается, предпринимать ничего не надо. Не надо сажать в тюрьмы, не надо ловить преступников-подростков, не надо ими заниматься вообще, потому что они повзрослеют и станут примерными членами общества. (Это не так по третьей части, где дружок главгера стал садистом-полицаем). И убийство жены писателя, сошедшее с рук герою из-за политической выгоды (как показано в третьей части), в четвёртой становится частично оправданным общим пафосом «подростки всегда жестоки». Тогда к чему вторая и третья часть вообще? Для морали четвёртой части ни метод воздействия на преступников, ни калечная жизнь исправленных не нужны, достаточно показать преступления (часть первая) и их «перерастание» (часть четыре). Например, так, как написал Питер Л. Кейв в повести «Ангелы ада» про лондонскую банду рокеров. Или как сотни других писателей на известных им примерах подростковых банд, тусовок, тайных обществ и комсомольских ячеек.

В итоге получилось и не антиутопия, и не роман поколения, а нечто болезненно-среднее. За что и оценка тоже средняя.

Все написанное ниже является сугубо моим личным мнением. Никому его не навязываю. От него никто не зависит.

Эх, не хотел я писать это здесь...

Думаю, за следующее предложение меня будут готовы утопить, простите за выражение, в дерьме. Эта книга — не лживое «Вино из одуванчиков», где якобы каждый ребенок имеет свое счастливое и безмятежное детство. В своей книге Бёрджесс показывает, что не у каждого оно есть.

Антиутопия? Возможно. Но если сравнить «Заводной апельсин» с «1984» или «Мы» или «О дивным новым миром» или «451 градус по Фаренгейту», то сюжет какой книги более реален? Я ни в коем случае не называю эти книги плохими. Просто я считаю, что «Заводной апельсин» иллюстрирует хоть и не наше общество, но очень к нему близкое и похожее. Мы пока что не ходим строем, не выращиваем людей в бутылках. Конечно, мало кто читает книги, особенно классику, но и сжигать никто их не собирается. А вот подростковое насилие уже сейчас начинает набирать обороты.

Что еще сказать? Стилистика не блещет, но и особо плохой ее не назовешь. Герои вроде живые. Сюжет по оригинальности весьма средний.

Итог: поставил десятку только из-за реализма. Так была бы оценка семь.

P. S. Никого не хотел обидеть. Книги Хаксли, Оруэлла, Замятина, Брэдбери считаю великими, как и вы. Ни в коем случае я не называю их слабыми.

Выше огненных созвездий,

Брат, верши жестокий пир,

Всех убей, кто слаб и сир,

Всем по morder — вот возмездье!

В зад пинай voniutshi мир!

Более двух тысяч лет Евангелие учит людей смирению, терпению, ненасилию и всепрощению. Учит, учит... и никак не выучит. Видимо агрессивность, за миллионы лет эволюции, уж слишком глубоко внедрилась в саму человеческую сущность. Когда-то, в те времена когда человеку ещё приходилось бороться за место под солнцем с животными, она была просто жизненно необходима. Настолько необходима, что стала неотъемлемой частью человеческой натуры. Но, зачастую, «здоровая» агрессивность, потребная индивидууму для самозащиты, начинает переходить дозволенные границы, чтобы впоследствии выплеснуться в тех или иных асоциальных формах, порой доходящих до такого крайнего проявления, как убийство другого человека. Что формирует в человеке повышенную агрессивность и склонность к насилию так до конца и не выяснено. Одни склонны видеть причиной недочеты воспитания в семье, другие — влияние окружающей среды и общества, третьи — совмещение обоих факторов. А истина, по традиции, оказывается где-то рядом.

» — Ну, что же теперь, а?» Именно этой фразой автор начинает каждую из трех частей романа, начну так, вместо традиционного «жил-был», и я. Чем заняться холодным и сумрачным зимним вечером четырем друзьям после посиделок в молочном баре «Korova»? Может сходить в клуб? Или в кино? Или с какими-нибудь девченками замутить? Но как-то не приходят в голову приятелям такие варианты проведения досуга. Зато после «молока с ножами» или с велосетом, или с дренкромом, «а то и ещё кое с чем из shtutshek», больше «хотелось dratsing, хотелось gasitt кого-нибудь по полной программе, одного всей kodloi». И тогда четверо реальных patsanov: Коротышка Алекс, Тем, Джорджик и Пит, — отправляются на темные улицы ночного города, чтобы всласть повеселиться: «Ночь принадлежит мне, моим koresham и всем прочим nadtsatym, а всякие старые буржуи в это время прячутся по домам baldejut под глупый telik, зато днём вылезают, день — время starikashek, да и ментов на улицах куда больше». Никто и ничто их не остановит, они будут избивать, грабить, унижать, калечить и насиловать — именно это является их привычным времяпровождением, ведь каждый из них на сто процентов уверен в том, что «то, что я делаю, я делаю потому, что мне нравится это делать».

Написав в 1962-ом году «Заводной апельсин» Берджесс создал одну из самых запоминающихся и злых антиутопий, которая по производимому эффекту вполне может стать в один ряд с «1984» Оруэлла и «Мы» Замятина. «Апельсиновый» мир так поразительно похож на привычный нам с вами, только слегка соскочивший с оси. Удивительно, но, писав фантастику, автор настолько смог предвидеть реальность, что текст местами просто пугает своим практически буквальным соответствием событиям нашего недавнего прошлого. Все эти подростковые банды, взрыв насилия на улицах, постоянные кровавые разборки и боязнь находиться вне дома в темное время суток прекрасно знакомы тем читателям, кто имел счастье жить в России в начале и середине девяностых годов прошлого века. Как точно предвидение, несмотря на то, что действие «Апельсина» разворачивается по ту сторону океана, в стране сильно напоминающей США, пережившей то ли культурную, то ли реальную интервенцию со стороны СССР. Иначе чем ещё можно объяснить все эти законы об обязательном труде каждого взрослого здорового гражданина на благо общества, эти госмаги и госфлоты, магазины «Melodija» и парки Pobedy, а так же одиозный молочный бар «Korova»? И даже если ничего этого не вспоминать достаточно всего лишь упомянуть «надсат», тот самый уникальный жаргон местных тинейджеров (nadtsatyh) целиком и полностью состоящий из русских слов. Что ещё может более весомо свидетельствовать о мощном русском влиянии? Придуманный Берджессом язык вообще явление гениальное и сверхоригинальное, придающее тексту стопроцентную узнаваемость и усиливающее его сногсшибательный эффект.

В романе в фокусе авторского внимания оказывается довольно типичный для описываемого общества индивидуум — агрессивный подросток Коротышка Алекс, просто сгорающий от злобы и старающийся выплеснуть её на всех вокруг. Его жизнь, а так же те изменения, которые будут происходить в ней под воздействием различных обстоятельств, и служат основой сюжетной канвы романа. Вообще-то аномальная агрессивность весьма характерна для подросткового возраста, но в «Апельсине» она возводится в абсолют, а натуралистичные описания бесчинств банды Алекса делают из её лидера просто некое инфернальное существо, живущее лишь для того, чтобы сеять вокруг себя хаос и страдание. Человеческая боль приносит ему лишь радость, кровь вызывает желание пролить её ещё сильнее, отношения с противоположным полом сводятся лишь к изнасилованиям, а образ Христа пробуждает желание взять молоток и гвозди подлиннее. Никаких сомнений — кто сильнее, тот и прав. В каменных джунглях он живет по закону джунглей. Он не задумывается о последствиях своих поступков и как бешеный пес всегда готов броситься на врага, будь то реальный враг или всего лишь немощный старик: «Думает glupi, а umni действует по озарению, как Бог на душу положит». Его странная и нехарактерная для подобного типажа любовь к классической музыке лишь подчеркивает маниакальность его мышления, наделяя его чертами эстетствующего социопата. Даже в музыке он видит лишь мощный энергетический фон, помогающий ещё ярче проявиться его садистским фантазиям. Его подростковый бунт против окружающего «взрослого» мира, бессмысленный и беспощадный, проистекает от ощущения полной вседозволенности и патологического отсутствия страха: «Пусть страх покинет твоё сердце, брат мой, забудь о нём и не трясись от страха никогда». Неприятие образа жизни и ценностей «буржуев» обывателей и kashek (старикашек) лишь усиливают и так мучующую его жажду разрушения: «Если эти выродки стоят на стороне Добра, тогда я с удовольствием займу противоположную сторону». Причем тюрьма, в которую он, в итоге, попадает ни в коей мере не способствует перевоспитанию Алекса — попадая в окружение подобных себе личностей он ни на грамм не утрачивает своих криминальных наклонностей, продолжая вести себя по отношению к другим точно так же, как вел себя на воле.

Самое же чудовищное заключается в том, что та методика, которую решают применить для исправления Алекса, оказывается едва ли не большим злом, чем он сам. Алекс оказывается в роли собаки Павлова — в нём насильно вырабатывают рефлексы отвращения к любому виду насилия, но параллельно, так сказать побочным эффектом, он получает «аллергию» на музыку, что для него, завзятого меломана оказывается даже страшнее, чем «программирование» на добро: «Они тебя я даже не знаю во что превратили. Лишили человеческой сущности. У тебя больше нет свободы выбора. Тебя сделали лишь способным на социально приемлемые действия, сделали машиной, производящей добродетель». В связи с перевоспитанием главного героя возникает целый ряд вопросов морально-этического толка: можно ли насильно перевести на «светлую сторону силы» или же общество пропитанное жестокостью сможет породить только жестокость; допустимо ли вообще хоть какое-нибудь вмешательство в психику человека и переделка её в соответствии с некими требованиями; сможет ли существовать такой человек в мире зла? «Превращение нормального молодого человека в заводную игрушку не может рассматриваться как триумф правительства, каким бы оно ни было, если только оно открыто не превозносит свою жестокость». На часть этих вопросов автор дает ответы, на остальные читателю проходится искать ответы самому. Оказавшись на улицах после тюремной реабилитации, Алекс становится абсолютно беззащитным и не может защитить себя ни от кого, даже от тех самых ненавидимых им раньше kashek. Оказывается, добрым в мире зла быть просто бессмысленно. Если бы не несчастный случай, который привел его мозги в порядок, судьба его сложилась бы весьма печально, так что грязные политики, попытавшись использовать Алекса в своих целях, в итоге совершили благой поступок.

Итог: черезвычайно сильное, злое и мрачное произведение. Несомненный шедевр, который так и тянет перечитать заново. Его финал, многим показавшийся искусственным, на самом деле лишь иллюстрирует старую как мир истину — всё проходит. Алекс взрослеет и приоритеты его начинают стремительно меняться, он, вдруг, осознает, что его начинают привлекать именно те стороны «буржуйской» жизни, которые вызывали ранее лишь ненависть. Неслучайно автор рассказывает читателям о судьбах трех его бывших товарищей — их жизненные дороги являются как бы тремя вариантами будущего для самого Алекса. Несмотря на предельную натуралистичность и большое количество разных жестокостей, текст несомненно заслуживает пристального внимания. Однозначно рекомендую. «Апельсин» — одна из лучших книг, прочитанных мной за последнее время.

Сегодня вспомнила, что не написала про одно из любимых произведений, настольную книгу всякого уважающего себя панка. Сталкиваясь со словечками типа «говнодавов», прочно утвердившихся в нашем обиходе, испытываешь национальную гордость. Ведь не нашлось же в их европейских диалектах ничего мало мальски столь же ёмкого. Фильм по «Заводному апельсину» люблю не менее нежно, чем роман. Удачный пример того, как найдено решение картинки, намекающей на отношение создателей к персонажам. Вытворяемое этими подонками столь чудовищно, что создатели ленты встали перед проблемой — а как вообще показывать всю эту мерзость зрителю, чтобы он не отворачивался и не убежал от экрана? Декорации напоминают детскую комнату, а герой Макдауэла — такой резвящийся малыш в укороченных штанишках. Банда инфантилов, творящих зло, поскольку они не дозрели до того, чтобы выйти из бессознанки. В книге и в фильме говорится об очень серьезной проблеме. Как сделать особь социальной? Как воспитать неприятие зла в организме, который по своей природе тормозов не имеет и отвращения к злу не испытывает? И кто мы сами? Что противопоставить мы можем стихийной всеразрушающей агрессии героев «Заводного апельсина»? В годы социализма было найдено простое решение. О темных сторонах жизни не говорить вообще, потому что искусство может по ошибке воспитать неправильную личность. Авторы «Апельсина», обожравшись упреками в том, что творения современной культуры плохо влияют на молодежь, показали, что беда не в показываемом, а в восприятии смотрящего. Что делать, если зритель лишен эмоциональных реакций, заставляющих содрогаться от сцен насилия? И можно ли скорректировать его реакции? Дальше вскрывается новый пласт, становится еще интереснее. Перевоспитанный в духе кроличьего христианского смирения персонаж окажется лицом к лицу с жестоким, подлым и равнодушным обществом. И как ему выживать без когтей и шипов? Молодежь агитируют бросить наркотики, не думая о том, что жизнь ничего другого не может ей предложить взамен. Героя «Апельсина» сагитировали не быть агрессивным в агрессивной человеческой среде, и тем самым его обрекли на унижение и вероятную гибель. Книга сложна, рецептов не дает, упрощать ее содержание в отзыве не хочется. Бесподобное произведение, порожденное любимыми 60тыми, годами «хрущевской оттепели» и хипповского переосмысления ценностей.

В очередной раз поражаюсь, насколько точно можно почувствовать свою эпоху и пути ее развития. Данный роман — антиутопия, конечно, но при этом возникает ощущение, что написан о вполне себе современном обществе, разве что чуть утрировано.

Главный герой. Отвратителен и не достоин какой бы то ни было приязни. Но при этом ловишь себя на мысли, что «ох он бедный-несчастный, фрэнды подставили его, в тюрьме опять подставили, доктора доконали, мозги промыли, и музыку-то он теперь слушать не может» и всё такое прочее. Откуда эти нотки сострадания?! Но знаете, я рада, что они во мне есть. Пока человек может прощать, еще не всё потеряно. Ведь что представляет собой мир, в котором живет Алекс? Поначалу мы видим Лондон глазами банды Алекса. В этом мире они главные нарушители покоя, третирующие всех и вся. Остальное население, кажется, составляют сплошь ангелы во плоти, которые вынуждены сгибаться под гнетом уличных шаек, лишь бы выжить. Потом мир видится нам глазами одного только Алекса, на которого теперь наседают врачи-мозгоправы, — и это лишь подготовка к грядущему. Герой выходит на свободу, и что он видит? Родителей, вышвыривающих его из дома; книгофилов-божьих одуванчиков, готовых четвертовать его; полицейских, ведущих себя ничуть не лучше уличного хулиганья; двинутых на политике друзей «райтера». Но зато починенный лифт и вкусный хавчик, о да! В общем, человек человеку волк. Обозлены все. Все «хороши».

Концовка совсем не внушила оптимизма. Что бы ни происходило в душе Алекса — всё это, скажем так, его рук дело. Общество ничего изменить не в силах. Мы думаем, что мы всё знаем, всё умеем, что мы понимаем, с чем и как бороться. А мы на самом деле тупые как пробки. Мое личное мнение, «Заводной апельсин» призван не столько уличить в пороках общество вообще, сколько заглянуть в себя: что лично ты сделал для того, чтобы подобного Лондона (и других городов) никогда не появилось на планете?

PS Читала в переводе Синельщикова. Осталась очень довольна. И интерпретацией жаргонизмов в частности, и стилем повествования вообще.

Жестокая и очень сильная книга. В ней очень ярко показана та сторона реальности, столкнуться с которой совсем не хотелось бы, но которая, увы, существует и вокруг нас. В книге очень много агрессии, насилия, жестокости, автору удается с головой окунуть нас в мир своего героя и ощущения, полученные читателем, не из приятных. Однако, вторая часть книги, повествующая о превращении агрессора в жертву, выглядит не менее жестокой и шокирующей. Автор заставляет читателя серьезно задуматься о проблемах морали, о том, можно ли насильственными методами обратить человека к добру. Книга произвела сильное впечатление, но перечитывать буду едва ли.

Самое большое впечатление в «Заводном апельсине» на меня произвела последняя глава. Та, которая была изъята из американского издания романа. Потому что вплоть до нее роман читается как типичная антиутопия: взята некая глобальная анти-идея (насилие как движущее средство человеческого существования), вокруг стержня которой взращена сумрачная альтернативная реальность.

Нет, это не будущее, а, скорее, сгущенное до черных красок настоящее. Мы уже живем в мире, жизнь в котором строится по законам подчинения, через самоутверждение одних над другими. Берджесс лишь немного выкручивает тумблеры. Да и такого, пожалуй, не скажешь, спустившись в ближайшую подворотню. Посему вопросы, поднимаемые в «Заводном апельсине», актуальности не теряют. Что делает человека человеком в мире насилия? Можно ли вообще остаться человеком в таком мире? Возможно ли насилие искоренить насилием? Собственно говоря, по всем пунктам даются ответы, и антиутопия, как положено, эффектно завершается… но в предпоследней главе.

А вот последняя глава романа — о том, «что было потом» — его, если угодно, изюминка. С ней «Заводной апельсин» приобретает дополнительное измерение. Хотите — перечеркните задаваемые выше вопросы и читайте с ней роман как притчу о взрослении. Хотите — считайте данную главу авторской насмешкой, последним сатирическим гвоздем в гроб отраженного в «Заводном апельсине» общества. Лично для меня именно она сломала последнюю стенку, позволявшую говорить о романе, как о художественном вымысле. Обыкновенно в антиутопиях какая-то дистанция между читателем и читаемым сохраняется все равно: «вот так могло бы быть, если бы [художественное допущение]». После финала же «Заводного апельсина» ни о каких допущениях уже не думаешь; это общество — наше общество, и жизнь — наша сегодняшняя жизнь (ну есть еще выдуманный слэнг nadtsatyh — но это, право, частности), и точка, и никакой нудной морали в духе Ф. Александра, только жизнь. Вот это и делает «Заводной апельсин» по-настоящему великой классикой.

Я, как, наверное, и большинство, познакомился с данной книгой после просмотра экранизации. И могу сказать, что Кубрик-режиссер проявил себя лучше, нежели Берджес-писатель. Но Кубрик не стал включать в фильм четвертую часть романа, заключительную и самую короткую (впрочем, он не включил или изменил и некоторые другие сцены, но они не так уж и важны для восприятия идей, которые пытался донести автор). В итоге, у фильма расставлены несколько другие акценты.

Каждый из нас встречал в темное время суток (да и не только) компании молодых людей. Эти malchiki тоже весьма своеобразно одеты, встреча с ними не сулит ничего хорошего. Многие из них из относительно благополучных семей; некоторые вспомнят не такие уж давние времена, когда у любого школьника хватило бы денег на такое вот вполне легальное moloko, только оно вовсе не выглядело как молоко. И да, некоторые опасаются встретить ночью милисменов (читай, полицию) ничуть не меньше, чем malchipalchikow . Этот абзац для тех, кто считает «Апельсин» антиутопией; в романе продемонстрирована только возможность ее зарождения, с помощью единственного фантастического элемента в книге (я о способе «лечения»).

Про такие идеи как «природа насилия» и «добродетель людей, совершающих ее без права выбора» пишут во всех рецензиях, и эти темы затронуты и в фильме. Но после прочтения эпилога (4-ой части), я для себя выявил и другую идею, о ней ближе к концу. Эта идея не затронута в фильме как раз из-за отсутствия эпилога, и потому что Алекс из фильма совсем не похож на 15-летнего(!) подростка, каким является в книге.

Вот несколько нюансов. Во-первых: на надсаде никто из взрослых не разговаривает, они даже не понимают его. Это язык надсатых— людей моложе двадцати лет. Кроме них и Джо ни у кого в речи слов на сленге не встречается. Личность и мотивы этого самого Джо остались тайной, возможно он просто подражал манере речи Алекса. Во-вторых: Алекс дважды называл «kashkami»(сокращенно от «старикашки») даже людей тридцатилетнего возраста. И в-третьих: Алекс и его друзья никого целенаправленно не убивали.

После прочтения последней главы я понял, что не воспринимаю Алекса, как отрицательного персонажа. Наоборот, я считаю таковыми всех, кроме Алекса и тюремного священника. И насилие со стороны Алекса воспринимается как что-то стихийное, что-то не поддающееся контролю, что-то, что не стоит осуждать. И эта тяга к насилию подходит к концу, когда Алексу исполняется 18. Так что, для меня, подростковое насилие в романе— это утрированное олицетворение юношеской непосредственности, максимализма, безумия и отваги, наконец, противопоставления себя всему миру.

Вспоминая свои 14-16 лет, непременно провожу параллели. Как общался с людьми, такими же подростками, совершавшими поступки сродни героям книги и не испытывающими раскаяния за них; с подростками, употребляющими наркотики (да и сам пробовал). Как был готов драться с кем угодно, хоть было порой очень страшно; или, во всяком случае, я был уверен, что готов. Помню, как всегда носил с собой nosh, и, к счастью, применять его мне не пришлось, хотя и к этому я был готов. Но к выпускному классу это все пошло на спад, а к восемнадцати годам исчезло совсем.

Я скучаю вовсе не по наркотикам, нарушениям закона и общению с отморозками. Я скучаю по юности. Когда после первой сильной влюбленности тебе кажется, что ты все понял о женщинах. Когда уверен, что любая дорога, по которой пойдешь, приведет к успеху. Теперь уже и нож где-то пылится на антресоли; и, с все теми же друзьями, пьешь на душных кухнях и слушаешь одинаковые разговоры об одинаковых девушках и одинаковые обсуждения одинаково скучных вещей. А раньше вы всю ночь пили и веселились на улице. Раньше нравилось ночью гулять по плохо освещенным улицам и «неблагополучным» дворам; а теперь лишний раз из дома выходить страшно, и пугаюсь на ночных улицах каждого шороха. Наверное, боюсь встретить себя старого (то есть, как раз, молодого) и понять каким стал starikashkoj, бллин.

Книга для тех, кто повзрослел, но еще хорошо помнит свою юность, и чья юность протекала, не сильно считаясь с мнением этих скучных umnikow «взрослых»; она точно не для подростков(а то начитаются, насмотрятся всякого и начинают безобразничать, бллин). За то, что помогла вспомнить пусть не самые светлые и чистые, но самые живые, времена, поставлю 8. Объективно— 6.

«Заводной апельсин» — это бесспорно грандиозный триумф авторской мысли, беспрецедентная классика литературы жанра личностной антиутопии, однозначно культовая книга, которая охватывает не просто пласт тем моральных ценностей общества, но и пласт вопросов о моральном поведении одной единственной личности, одного человека.

Но во всяких ли рассматриваемых ипостасях эта книга хороша? Знаете, сейчас будет чистейший субъективизм, ни в коем случае не претендующий на звание «последней инстанции», однако для меня лично ответ отрицательный. В мир, созданный Энтони Брджессом не веришь. При прочтении складыавается ощущение не обширной, широкой Англии, а какого-то локального, не то что даже городишки... Скорее не так: кулуаров, местности ограниченной и небольшой — вот такое складывается впечатление, лично у меня. Героев немного и они не разнообразны, а плеяда странных, словно магических совпадений и вовсе обустраивает сюжет таким образом, что в конечном итоге остаешься с вопросом: «А в этом мире есть ещё хоть кто-то, кроме двух-трех знакомых главного героя?». Я понимаю, все эти события специально построены таким образом, дабы двигать сюжет, который полноценно ведет диалог с читателем на темы личностной свободы, нравственности и ценностей обыденного бытия. Но, пожертвовав столь малым объемом, может, можно было немного расширить?... Хотя нет, знаете, наверное, это просто такая особенность, которую я не сумел полностью осознать и принять. Что ж, бывает.

В отличие от иной особенности: главной темы книги. Как я уже говорил — это это вопрос личной морали и самоуправления. Способность управлять своей жизнью — она неприкосновенна? Или, может, если человек опасен для общества, то можно ли ограничить его в обыкновенных людских правах и сделать всего лишь оболочкой, как раз, заставить его потерять контроль над своим поведением, своими действиями, создать «заводной апельсин»? Что значит понятие «переходный возраст»? Подростковая жизнь — время, когда ты вредишь всему вокруг, или время, когда ты просто не можешь совладать с вулканом чувств да эмоций внутри? Стоит ли терпеть эти протуберанцы, животные физические изъявления человека, который их «перерастет» в конечном итоге? Или, может, срубить, так сказать, все на корню?...

Книга не дает однозначных ответов. Она рассуждает и рассуждает на данную тему, показывая небольшой эпизод из жизни человека в альтернативной вселенной, таковой небольшой антиутопии, очень напоминающей наш мир, где сама история одной личности или мрази (это решать читателю) являет собой также антиутопию. Вот только справедливую ли?

Это предстоит решить читателю самостоятельно.

непосредственно перед написанием отзыва хотелось бы написать ироническую шутку из фильма «Голый пистолет 33 и 1/3»:

- Поверь, тюрьма меняет людей (говорит чернокожий)

- и как??

- когда-то я был белым!!:wink:

а теперь о серьёзном.

мне интересно, каковы причины того, что некоторые писатели представляют мир таким, каким он является в «ЗАводном апельсине» Бёрджесса??

без сомнения, у каждого на то свои причины. я полюбил это произведение в первую очередь за то, какое ОБЩЕСТВО показано автором в произведении. и я вижу что у этого общества нет ни единого шанса на нормальное существование. молодёжь, которая казалось бы должна быть «впереди планеты всей» просто напросто деградирует. Алекс — предводитель одной из уличных шаек Лондона, настоящий главарь. этот персонаж просто шокирует своим колоритом — слушать Бетховена и в то же время насиловать женщин, избивать нищих или уж на худой конец, когда нечего делать:smile:, провести спокойный вечерок со своими дружками в баре «Корова» и выпить молокаина. а потом провести ночку в стиле «старого доброго ультранасилия«!! его дружки на самом деле всего лишь маленькие пёсики, бегающие за своим хозяином на поводочке. в итоге мы приходим к лочичному и страшному выводу — человек может измениться, он может изменить себя. но он не может изменить всё общество, тем более если он сам из него вышел. За что боролись, на то и напоролись. всё вернулось на круги своя. и никакие медицинские эксперименты, никакое «глазение» на то, как добрая дюжина ребятишек занимается «парным катанием с очаровательной девчушкой» не поможет. такова участь Алекса, и возвращение к своему первичному образу жизни, на мой взгляд, является наказанием пострашнее чем какие-то там исправительные колонии или тюрьмы.

Бесподобное произведение, бесподобная экранизация Стенли Кубрика.

Перед вами один из самых ярких, скандальных и неоднозначных представителей классики XX века. Книга, ставшая культовой и приведшая к созданию не менее (а даже скорее всего и более) культового фильма. Не знаю, просто лень это или подспудное желание познать произведение с разных ракурсов, но добрался я до рецензии как раз только после того, как ознакомился еще и с творением Кубрика.

«Заводной апельсин» является антиутопической драмой, что полностью определяет характерные черты, свойственные всем представителям этого жанра — ярко выраженный социальный подтекст, попытка прогнозирования будущего, затрагивание серьезных проблем и определенная доля гипертрофированности и гротеска. Однако Бёрджесс не просто воспользовался этими инструментами, но и довел их до предела — более безбашенной, мрачной и странной книги, относящейся к «классике» мне никогда не доводилось читать. Да, когда открываешь произведения Кинга или Гранже, ты только и ждешь очередную кровавую или отвратительную подробность, здесь же это было немного неожиданно. Однако я совершенно не хочу сказать, что это навредило — при ознакомлении с «Апельсином», ты четко понимаешь, что иначе посыл автора донести было нельзя.

Помимо жестокости и антиутопичности, книга может похвастаться еще одной изюминкой — необычным «языком надсат», характеризующийся множеством добавлений слов со славянскими корнями. Здесь русскоговорящему читателю единомоментно и повезло, и не повезло — с одной стороны, мы можем понять абсолютно весь текст произведения и посмеяться над знакомыми словечками, ставшими частью жаргона, с другой стороны, мы не можем видеть текст глазами автора и целиком проникнуться его задумкой, нам не нужно угадывать значения неизвестных слов и часть эффекта теряется. Эта ситуация переносится и на фильм — недаром Кубрик завещал выпускать фильм в русском прокате исключительно с субтитрами.

Продолжая проводить аналогии с экранизацией, плавно переходим к главному минусу книги — ее последней главе, которая, по сути, перечеркивает большую часть морали, заложенной в произведении (спойлерить не буду, если вы уже читали, то понимаете, о чем я, а если нет, то поймете после ознакомления). Складывается такое ощущение, что Бёрджесс сам испугался своих мыслей и постфактум дописал эпилог, который сместил акцент и привел к абсолютно неадекватной (по мне) мысли. Слава богу, Кубрик проигнорировал это окончание и выдержал основную мысль — в этом фильм однозначно обошёл первоисточник. В общем, в качестве итога хочу процитировать рекламный слоган: «Смотрите фильм, читайте книгу!», ибо оба эти произведения относятся к явлениям мирового масштаба — относиться к ним можно по-разному, но точно не равнодушно.

Как скорпион, кусающий сам себя и погибающий от укуса, эта книга с каждой новой частью отменяет смысл самой себя.

Вторая часть низводит первую до положения вступления (введения, предисловия).

Третья – делает вторую фактически бессмысленной, этаким резонером, деталью, имеющей исключительно служебную цель.

Четвертая круче – она отменяет вообще всю книгу. Она советует читателю не беспокоиться, так как проблемы, которыми он был озабочен, пока читал первые три, яйца выеденного не стоят. Не достойно его внимания.

Конечно, я никогда не была читателем 60-х, я не могу представить, как это читалось тогда. Сейчас шокировать или удивить людей гораздо труднее. Однако шокирующая форма (даже если) не отменяет пустоты содержания. Увы.

P.S. Да, я в курсе обстоятельств жизни автора. И да, это многое объясняет, в том числе «крутую» четвертую часть.

P.P.S. Да, я вижу какие проблемы поднимает автор. Но, фигурально выражаясь, автор их поднимает и, подняв, просто разжимает пальцы.

Ну что же теперь,а?

Вот я сижу в баре «Korova» с моими droogs и пью бьющее наповал moloko с ножами.меня зовут Alex De Large.или просто A-lex.я очень люблю старое доброе ультранасилие,syn-vyn и Людвига Вана.вам покажется странным такое сочетание ,но это нормально . Наслаждение музыкой Бетховена ставит меня выше вас точно также как мой тяжелый ботинок гордо стоит на вашей груди.красота и насилие неразрывно связаны между собой .и старина Людвиг Ван очевидно это понимал.вам же простым обывателям,трусливо следующим каждой букве закона никогда это не познать.вы все вырастите , обзаведетесь детьми,найдете скучную работу и всякий прочий kal.

Лично у меня главный, так называемый, герой, не вызвал симпатии даже в конце. И конец мне собственно не очень понравился. Мысль автора о потерянной молодежи у которой все-таки есть шанс хоть как-то исправиться в дальнейшем, вырасти, повзрослеть... да чушь все это собачья и классическая музыка не поможет. А вот предложенная методика, очень даже может быть.

Произведение Бёрджесса очень интересно и по своему уникально.

Теперь по порядку:

Текст читается немного сложновато, очень много сленга. (Смесь молодежных сленгов 60-х — конца 80-х годов, где доминируют словечки английского происхождения (что, кстати, является устойчивой тенденцией происходящего в нашем обществе языкового развития)).

Главный герой — моральный урод ( каких не мало в современном обществе), который хочет «выпендрится» — дитя улиц — нет ни моральных норм, ни принципов. Такие «молодые люди» могут убить старичка за пару баксов, пойти напиться и у них и в мыслых не будет вопроса — «Что же я наделал?», или избить девушку — тоже без проблем.

Но такими как он обычно кто-то управляет люди, которые намного умнее.

Связь с реальностью: да такие «молодцы», как главный герой есть и в реальной жизи. :frown:Они редко действуют по своему усмотрению и ими кто-то руководит (неофашитсы, различные радикальные организации).

Мое понимание сути романа, проблем, а также его названия (основано также на прочтении различных рецензий): «/общество, стремящееся с помощью античеловечной методики превратить молодое поколение в корзину послушных «механических апельсинов», которыми можно манипулировать по своему усмотрению/». Но «апельсины» в корзине рано или поздно начинают гнить, что ты с ними не делай. Это зараза — выкинуть один, начнет гнить другой и так далее — это как цепная реакции. «Заводной» — означает механизм, который надо заводить — и его кто-то всегда заводит.

Первая проблема: решат ли крайние меры борьбы (вплоть до смертной казни) с «Алексами» — проблему появления новых «Алексов».

Вторая проблема: такие как Алекс кому-то нужны, ведь ими можно управлять — в своих корыстных целях.

Основная суть романа по моему мнению — в том, что в него заложены острейшие проблемы соверменного общества.