Альберт Санчес Пиньоль «Молитва к Прозерпине»

Скажу так: мнение о романе сильно раскачивалось по мере прочтения. Автор сразу честно предупредил, что речь пойдёт о Конце Света, поэтому появление в Римской Республике монастырей с голыми ассасинами воспринял как должное, не понял только, зачем они голые. Главный герой слаб, глуп, зато есть чудо-женщина. Ну ладно, куда ж нынче без чудо-женщины. Несколько затянутая экспозиция с путешествием в карфагенские пустоши. Мне и так и сяк объяснили, что рабство – это плохо, я согласен, я понял, да понял уже, отстаньте, но мне это скажут ещё двадцать раз. Начал скучать.

Появляются тектоны – вернее, пока одиночный экземпляр. Вот тут пошёл драйв в духе «чужого» – неуловим, могуч, всех пожирает. Ух! Стало захватывать. Но когда количество таинственных тектонов возросло до четырёхсот, то впечатление смазал «эффект штурмовика» – малочисленная толпа рабов едва не забила дрекольем чужеродную фалангу. Смотрится странно.

Нам ни слова не расскажут про подземный мир, в который главный герой сначала нырнул на два дня, а затем провёл там семь лет в плену. Ничего-ничего, говорил я себе, это для нагнетания интриги, потом всё откроется. Шиш мне, ничего не открылось (кроме нелепого бога в ядре Земли, появившегося позже непонятно зачем, чисто для галочки). Видимо, автору такой финт кажется удачной литературной находкой, но, по-моему, это издевательство. Пирожок, из которого украли начинку.

Очень впечатлила идея живых доспехов – ну, прямо биопанк. Но, как выяснилось, никакого влияния на происходящее эта придумка не оказывает, просто картинка ради картинки.

Тектоны питаются только людьми, свиньями и немножко друг другом. А что за странная диета, чем им, скажем, говядина с козлятиной не угодили? И где они в подземном мире добывали людей со свиньями? Без объяснений, автору так захотелось.

Дальше идёт какая-то полная ерунда про социум и биологию тектонов. Ни того, ни другого я не смог себе представить. Общество принципиальных индивидуалистов-каннибалов безо всякой организации, которые при этом сражаются в едином строю и всех побеждают? Это как? И способ их размножения... А ничего, что при описанном почковании родительский организм потеряет половину (ну ладно – пусть треть) массы, и сам после такого долго шевельнуться не сможет, сколько человеков не сожри предварительно? Нет, я понимаю, что фэнтези, но меру-то надо знать. А ведь на этой биологии весь финал держится.

Менторство сеньора Пиньоля чем дальше, тем становится назойливее. Что рабство – плохо, это я уже уяснил, но параллельно он заколачивает мне в голову другой гвоздь: надо изменяться, надо изменяться. Смысл и направление изменений весьма туманны. Вот Катилина не изменился и проиграл (а как он должен был измениться, что автор имел в виду?). А вот нумидийский царёк прикончил своего отца и сам сел на трон. Убивать отца – конечно, нехорошо, зато у Рима теперь надёжный союзник. Отличный парень этот царёк, правильно изменился. Других воодушевляющих примеров автор не приводит, но долбит с упорством дятла: надо изменяться, надо изменяться.

Зато финал романа.... За счёт эмоционального накала финал искупил, так сказать, все предыдущие мои претензии. Возможно, потому что в людях автор разбирается гораздо лучше, чем в сомнительных тектонах с тремя рядами зубов.

Слепое нежелание видеть надвигающуюся катастрофу. Политика, сводящаяся к личной корысти. Страх перед внутренним врагом – куда больший, нежели перед внешним. Обман, возведённый в государственную доблесть. В итоге – предательство, оказавшееся бессмысленным и губительным. Конец Света, как и было обещано. Ярко, безжалостно, применимо к любому времени. Неизбежная мысль: может быть, и по заслугам?

Да и решающая битва – это сильно. И хаос и беспомощность гибнущего Рима – тоже. В общем, финал неожиданно вытащил всё. Впечатлило. А ведь за сотню страниц до конца я затосковал настолько, что уже как-нибудь измениться захотелось – водки там выпить или поотжиматься в час ночи. Но внезапно проявившееся мастерство автора уберегло меня от опрометчивых поступков. Дочитал на одном дыхании.

P.S. Насчёт прекраснодушия сеньора Пиньоля. Он действительно считает, что если вот так, щелчком пальцев, отменить в Древнем Риме рабство, то тут же настало бы всеобщее счастье? И после того, как в одночасье рухнет вся экономика Средиземноморья, освобождённые гордые люди начнут рука об руку строить общее европейское будущее, а не резать друг друга из-за недоеденных тектонами свиней?.. Ах, это сладкое слово – свобода!..

Выслушай меня, Прозерпина, ибо я пришел к тебе с рассказом, который может развлечь тебя и скрасить твое подземное одиночество. Помнишь ли ты Марка Туллия Цицерона – бежавшего из тектонского плена молодого римлянина, которому ты помогла вернуться на поверхность Земли? Он благополучно добрался домой и, хотя потом наступил Конец Света, сумел записать все, что с ним случилось, и записки эти были изданы. Я принес тебе их – но, прежде чем ты возьмешься за чтение, позволь кратко рассказать, что это за книга.

В нашем наземном мире есть обычай: издавая книги, украшать их обложки похвалами от разнообразных известных личностей, издательств и изданий: смотрите все, какая это гениальная книга! Это обычай дурацкий сам по себе; ну, а здесь объем таких дифирамбов превышает всякие разумные пределы: помимо обложки, шесть (!) страниц в начале, а кто-то особенно умный догадался втиснуть еще один даже на корешок переплета. А надо тебе сказать, что у меня уже давно сложилось мнение: чем больше хвалят книгу всеми возможными способами, тем более эта книга дрянная. Так что, увидев эти потоки славословий, я готов был оставить свое намерение и отказаться от чтения.

Не повторяй мои ошибки, Прозерпина, – к счастью, на этот раз закономерность не оказалась справедливой. Записки Марка, хоть и предназначены тебе, на самом деле могут быть полезны и поучительны любому человеку на Земле. На примере нашествия подземных орд тектонов на Рим и на своем собственном опыте участия в событиях Марк размышляет о человеческой природе: что способен предпринять и что предпримет на самом деле человек перед лицом страшной опасности? Что он сможет выдержать, пусть и согнувшись, как ива над водой, а где сломается, как сухая ветка под подбитыми гвоздями сандалиями легионера? И выводы, к которым он приходит, неутешительны – по крайней мере, в отношении Рима. Вечный город, управляемый честолюбивыми консулами и продажными сенаторами, не смог постоять за себя. Даже лучшие его мужи: Цезарь, Цицерон-старший – оказались бессильны против гнета вековых обычаев. Они сумели заставить себя переступить через них, но только на короткое время, чтобы затем, как только опасность минует (так им казалось тогда), вернуть всё на круги своя. Но не зря предупреждал их Марк и не зря упоминал столько раз в своем рассказе: выживает и побеждает только тот, кто способен измениться. Тот, кто цепляется за обычаи прошлого, видя их единственной основой для жизни, обречен на поражение. Так оно в конце концов и случается и становится причиной Конца Света.

Ты, наверное, понимаешь, о ком и о чем пойдет речь – уверен, что Марк во время своего пребывания у тебя немало рассказал о римской жизни и обычаях. А если это и не так, не беспокойся: даже тем, кто совершенно не знаком с историей Рима, не придется недоумевать. Марк тщательно разъясняет своему читателю все, что, по его мнению, может быть непонятным: и историю заговора Катилины, и принципы воспитания молодых патрициев, и политические карьеры римской аристократии, и многое другое. Особенно подробно он рассматривает рабство, приходя постепенно к выводу, что, как бы ни было страшно подземное рабство у тектонов, разводящих людей на мясо, римское рабство еще страшнее. Те, кто попал в лапы тектонов, все же знают о том, что существует наземный мир, а с ним – и надежда вернуться туда и обрести свободу; те же, кому выпала участь быть рабом в Риме, не имеют надежды вообще: рабами они родились, рабами и умрут. Даже восстание Либертуса ничего не смогло изменить в этом мире.

Первые главы, Прозерпина, скорее всего, покажутся тебе скучными, ведь Марк разворачивает свое повествование не спеша – тут и подробные рассказы о Риме, упомянутые мною ранее, и многоречивые сетования на свою судьбу, на собственную трусость, на римские нравы, на африканскую жару и так далее. Но при всем том Марк беспристрастен и не щадит себя, описывая неприглядную натуру изнеженного и эгоистичного сына патриция, ничем не примечательного и даже более чем посредственного по сравнению со своими ровесниками. По-настоящему страшные и невероятные события начинают происходить только после полутора сотен страниц. Заканчивается все, как и следовало ожидать, очень печально, и виной тому подлость и жестокость любой власти, основанной на силе и богатстве, и та самая ее неспособность измениться, признать, что новые времена требуют новых идей. Все это Марк сводит в одну фразу: «Я наблюдаю одну закономерность – она повторяется неизменно: чем выше положение человека, тем меньше он хочет помешать наступлению Конца Света». Добавлю от себя: а многие даже стараются ускорить его приход – ведь для них это единственный способ удержаться у власти. Это страшно, Прозерпина, но это так: пусть погибнут сотни тысяч и миллионы, как при нашествии тектонов из Африки, но сами они, политики, либо погибнут самыми последними, либо вообще спасутся и не понесут никакого наказания за содеянное.

Станешь ли ты читать рассказ Марка Туллия Цицерона после столь печальных моих разъяснений, я не знаю, но должен сказать, что занимались его переводом и изданием весьма достойные ремесленники – во всяком случае, по меркам нашего времени. Из подлежащего упрекам мне запомнились только «накаченные мышцы» и такие слова, как «транспорт» и «бижутерия», – это, Прозерпина, то, что мы называем анахронизмами. В твоем подземном обиталище века сменяются веками, но оно – и ты вместе с ним – остается неизменным, у нас же наверху tempus fugit, как сказал бы Марк. К сожалению, некоторым сложно понять, что tempus fugit только в одном направлении, и слова, возникшие в последние столетия, не следует применять к реалиям двухтысячелетней давности.

С сим предисловием вручаю тебе, о Прозерпина, записки Марка Туллия Цицерона. И если когда-нибудь к тебе судьба приведет еще одного беглеца из тектонских застенков или просто отважного исследователя (Арне Сакнуссем с его «in Sneffels Yoculis craterem descende, et terrestre centrum attinges» – не побывал ли у тебя и он?), тебе будет о чем с ним поговорить и поразмышлять над несовершенством человеческой природы…

Читается бойко.

Рим фэнтезийный, начиная с появления ахии – обнажённой супервоительницы. Дальше никаких претензий к историчности нет и быть не может.

У героя ровно одно достоинство: саморефлексия. Он удивительно много понимает о себе в свои неполные восемнадцать. И что трус, и выпивоха, и приспособленец.

Не меньше он разбирается и в политике. Своё, прогрессивное мнение есть по всем вопросам. Начиная от карьерной лестницы до коррупции и рабовладения.

На «Римскую звезду» может и похоже, но роман Зоричей в своё время, произвел более сильное и приятное впечатление.

Анахронизмы «Молитвы» улыбают, не более.

По поводу изменений у Пиньоля пунктик: за первые сто страниц тема «изменись или умри» поднималась несколько раз: Катилина не смог измениться и погиб; Цицерон не может измениться и не может изменить Рим; Рим в пунических войнах изменился и победил; Карфаген же измениться не смог и был обращен в руины. Мысль настолько банальная, что за автора и читателя даже неловко. Нам же не изложение в девятом классе по «Молитве» писать.

Я читал его «Холодную кожу» и она написана всерьез, без фиги в кармане и глумления.

К седьмому же роману (я, кстати думал, что это четвертый роман автора) Пиньоль заматерел, подустал и начал, мне кажется, немного презирать читателя. Такое проскальзывает в поздних вещах Акунина о Фандорине и у некоторых других давнопишущих.

Дочитав, пребывал в растерянности. За автора неудобно.

Легкий интерес появился, когда началась вторая часть, про Цезаря, Помпея и Цицерона ст.

Очень хорошо рассказано про столкновение легионов и тектонов. Хороша не хореография или взгляд из гущи сражения, а математически выверенный план Цезаря.

При этом тот же Цезарь и Цицерон мл. внезапно тупеют в тех местах, где это необходимо по сюжету.

Нелепостей хватает. Нестедум вернул римлянам Кудряша. При этом тектон не мог быть знаком с особенностями человеческого восприятия. А ведь только шоковая амнезия Кудряша позволила осуществиться «коварному» плану Нестедума.

Позабавил бородатый врач-психолог.

Тексту не помогли даже обильные славословия прессы на первых страницах.

Рабство — плохо. Не будь коварным, не рой яму другому. Спасибо, Санчес.

Любовная и линия и такой же треугольник полностью беспомощны.

Плаванье в лаве и Единый беспомощный Бог нелепы.

Сентенции, моралите и «афоризмы» режут глаз и поражают банальностью.

3(ПЛОХО)

Альберт Санчес Пиньоль «Молитва к Прозерпине»

Трижды подходил я к этому «снаряду» и только третий подход был успешным. Лишь упорное желание понять интерес соклубников (https://fantlab.ru/forum/forum1page1/topic11369page1) к этой книге заставили меня дожевать кактус, не смотря на его удивительную горечь. Отмечу, что к чтению текста сразу подошел с известной долей скептицизма. У меня, как у любого человека, встретившего засилье рекламы в достаточно сознательном возрасте, любое излишнее восхваление продукта, вызывает автоматические опасения в отношении его качества. А тут – восторженные бла-бла-бла в начале книги, по объему текста, тянут на полноценную главу или средних размеров рассказ. Издатели сего опуса, однозначно не верят в тезис: «хороший продукт продает себя сам».

Что такое для меня хороший литературный продукт? Это единение нескольких параметров:

(1) стиль, адекватность литературных приемов поставленной автором задачи и владение русским языком;

(2) сюжет;

(3) системность мира(сеттинга), то есть отсутствие логических нестыковок в физике мира, в экономике и социальных связях показанного общества;

(4) органичность персонажей (если перед нами средневековый крестьянин он будет физически и умственно развит как крестьянин, а не как выпускник экономического факультета МГУ);

(5) сюжетная системность персонажей, то есть разумность взаимодействия с миром. Реакция персонажа должна быть адекватна его типу, то самое «дают бери, бьют беги» должно работать исходя из п.4. Условно – услышав про разбойников купец усилит охрану «карована» или уйдет на другую дорогу, а Дон Кихот бросится на поиски подвига;

и (6) идея. Факультативна, особенно в развлекательной литературе, но мы, как дети коммунистов помним, что идея способна двигать горы, созидать новые социумы и уж тем более изменять впечатление от книги.

И что же?

Стиль – автор выбрал рассказ от первого лица, обращенный к внешнему наблюдателю. Всегда считал и пока меня никто не убедил в обратном, что подобный выбор очень редко себя оправдывает. Обычно этот стиль должен приводить к ассоциации читателя и героя, но это работает только при совпадении базовых психологических паттернов читателя и персонажа и при отсутствии иных огрехов текста. В большинстве же произведений, такой стиль прямо указывает на низкий уровень владения автором литературными приемами и литературной речью. Выводы делать не буду, но и ассоциации и сопереживания с главным героем у меня ни разу не возникло на протяжении чтения данного текста. Использование ретроспективной логики (а-ля мемуары) в романе взросления, когда предыдущие поступки, описываются с моральными рыданиями и попытками оправдать свое поведение в прошлом, исходя из психологически более взрослого состояния персонажа, для меня не выглядят как «искренняя исповедь». Все вот это – «я был настоящий римский патриций и вырос в плохом окружении» (ага, друзья-звери каждый день рабов расчленяли на глазах главного героя) и стилистика «плача о прошлом» это не молитва о прощении. Это скорее попытка оправдать перед присяжными Ганнибала Лектора или Красного дракона (см.: https://fantlab.ru/work213907) тем, что их «в детстве папа бил и мама не любила».

Да еще и текст сдобрен откровенными посылами читателя на ... (подальше) в стиле – «что было за эти два дня, я вам не расскажу», «а про семь лет моего плена я рассказывал своему другу три дня и три ночи, но писать о них не буду».

Сюжет – вторичен. Идею «морлоков», так же, как и идею об «абсолютном зле» кто уже только не использовал. В сюжете сплошные логические дыры. В отзывах об этом написали достаточно много.

Системность мира – грусть-печалька. Псевдоримская империя (империей ее считают Цицероны) управляемая двумя консулами, как рассказывает нам в одном из флешбеков главный герой, где основное количество рабов это сироты брошенные на порогах специальных приютов, а леопарды (пантеры) в Африке кончились, полая земля помноженная на разумное божество в пещере в стадии «полного не деяния» и подземный дух — Прозерпина, неясного происхождения и не выясненной необходимости для сюжета. В фантазии автору не откажешь, а вот в логике, с логикой сложнее. Отдельные фантазии автора пробивают гигантские бреши в системе мира, превращая его в набор слабо связанных театральных занавесей. Впрочем, «сдается мне, что это была комедия», в том смысле, что сеттинг и сюжет здесь в принципе вторичны и являются не более чем обрамлением для философствований автора.

Органичность персонажей – читая откровения главного героя подспудно ждал, когда он заявит, что его сознание было перенесено из нашего века неизведанным для него способом. Все, вообще все реакции на внешние раздражители на неврастеническом уровне современного подростка, скрывающего от окружающего мира свою толерантность. Всю первую часть Цицерон младший это тринадцатилетняя девочка, которая играет роль взрослого дяди и что бы не быть разоблаченной, ведет себя так, как в ее представления должен себя вести самый-самый римлянистый мачистый самоуверенный мажор. Текст первой части изобилует посылами в стиле — «я побежал первым с мечом, потому что все побежали». А уж бесконечные повторы в стиле «я хозяин и могу убить раба», это ведь как сейчас на улице постоянно говорить – «я когда захочу, могу выпить кофе». Нормальный человек не повторяет очевидное по десять раз на дню, если оно очевидно и ему и окружающим. С остальными героями лучше просто потому, что их в тексте сильно меньше. Впрочем, нельзя не отметить раба-марксиста-агитатора за революцию. Этот, судя по всему, социалист из начала 20 века. А хождение ахии голышом вообще и по ночной Сахаре в частности пропустим, она же волшебное существо голыми руками способное удавить крокодила, ей на температурные перепады все равно.

Сюжетная системность персонажей – полная неадекватность поведенческих реакций вытекает из полного отсутствия органичности персонажей. В этом отношении всю первую часть главный герой у нас страдает откровенной шизофренией. То он беспричинный трус, то безумный герой. Причем никаких причин фазового перехода текст нам не дает. Во второй части романа он уже более адекватен, точнее, в авторском описании как раз наоборот – типичный ПТСР в острой фазе, но это единственная правдоподобная психологическая реакция главного героя за всю книгу.

Идея. Писатель с упорством и разумностью дятла на бетонном столбе долбит базовую парадигму – «рабство это плохо», и ставит классический вопрос «а стоит ли спасать такое человечество?». Причем аргументация «почему» вложенная в голову главного героя – типично современные. Проблема в том, что при этом автор пытается в этой же голове оставить то, как он представляет себе идею рабства в голове древнего римлянина. Итог – полная шизоидность персонажа. Нет, может подростку такое и зайдет, он просто не заметит противоречий, но для человека способного критически мыслить, такая подача идей выглядит как полный бред. Что касается дилеммы надо ли спасать что-то настолько испорченное – это уже избитый трюизм, так же как и классический тренинговый долбеж – «изменись или умри». Все это настолько прямолинейно, что прям испанский стыд ( 😊 ) за автора.

__________________________________

Первая часть книги – ниже плинтуса, по всем показателям. Вторая часть книги сильнее первой. Она настолько гуще насыщена восторженной патетикой, переходящей в густую меланхолию и завершающуюся еще более густой патетикой, что этот пафос органично заменяет собой сюжет и затмевает действие. Впрочем, правдоподобия событиям резкие изменение эмоциональной окраски и вагон патетики не добавляют. Так же, как и двойное-тройное повторение базовых философских парадигм. Окончание романа яркое и сильное. На мой взгляд, как раз вторая часть книги указывает, что это подростковая литература, не смотря на реалистичность описаний насилия и обыденность описаний секса.

У меня этот текст вызывает стойкие ассоциации с наиболее графоманскими представителями российской попаданческой прозы 00-10 годов, все эти вот «я попал в короля эльфов» или «я попал в младенца-темного властелина». Начиная от стиля изложения с бесконечными ляпами и заканчивая дискретностью социума и авторского мира. Дело здесь даже не в том, что автор злоупотребляет изложением от первого лица, сложно представить «молитву» произносимую от третьего. Дело в том, что большинство персонажей ведут себя как внешние агенты в чужеродной для себя среде. В книге все, начиная с первых строк, вызвавших ассоциацию со строчками Твена,

первых страницы с описаниями пира в шатре победителя Катилины, с бесконечных менторских отступлений с объяснениями очевидных вещей и современной моралью, вложенной в главного героя, все прямо вопиет – авторские персонажи чужды окружающему их миру. Именно это ощущение не отпускало меня до конца книги.

у меня есть предположение, что автор видит своим кумиром Сирано де Бержерака, а вот это вот авторское все, эдакое «Государства и империи луны» (https://fantlab.ru/work51859) наоборот. Классическая для того времени стилистика — философский трактат в художественно-литературной обертке. Такое предположение объясняет многие проблемы романа. Однако и в этом случае пришлось бы признать, что получилось все у автора очень слабо. В отношении его произведения и «философский» и «художественный» лучше взять в кавычки и добавить «типа». Подача философской составляющей откровенно детская (тектоники едят тела, а рабовладельцы едят души), да еще и художественная часть текста, принесенная в жертву ради авторской демагогии, миазмами своего разложения отравила зачатки идей, вложенных в книгу. Впрочем, если автору мнилось, что аудиторией у него будет совсем юное поколение и люди, чей мозг в отношении философского базиса нашей цивилизации tabula rasa, такое акцентирование, наверно можно оправдать.

* Это предположение объясняет, кстати, и выбор стиля. Де Бержерак в тексте прямо обращается – «к читателю», Пиньоль «к Прозерпине». «Комканность» при изложении мыслей у обоих так же похожи.

_______________________

Перевод – традиционные приколы от машины в стиле – «он бросил мне под ноги три дорогие монеты», «я не смог бы пользоваться мечом, поскольку схватил его с точильным камнем на конце клинка»

______________________

З.ы.

1. Пасхалка с эвоками-огодикусами, на мой взгляд, автору особо удалась.

2. Интересно, а – «Я нахожусь в городе, который правит миром, – … – но оказывается, что этим городом не правит никто!» это тоже пасхалка, в отношении текущего мирового гегемона или нет?

Роман банален, скажем так. Проблемы, которые поднимаются в романе, вечные, они еще у Гомера есть, наверное. А ответы, которые автор дает, банальные. Надо меняться, люди сволочи, меняться не хотят, потому и погибнут. Не смотря на общую живость написания, по итогу роман скучен. Антураж Древнего Рима, который, наверное, должен повысить интерес к роману, только вредит. Меня он раздражал всю дорогу. Понравилось описание битвы и поведения римских сенаторов после битвы, потому что оно психологически достоверно. Все остальное так себе. Продолжение, если оно случится, читать не буду. Не вызывают интереса ни герои, ни мир

Старался хоть за что-нибудь накинуть бал, но так ничего и не придумал. Только разве что за то, что это легко читать, но это не достоинство. Самый большой минус в подобных книгах, что под предлогом фантастики или фэнтази писатели готовы выдумывать любой бред, якобы — это ж фантастика, что захотел то и выдумал, захотел живые носки из насекомых выдумал. В конечном итоге — это приводит к распространению стереотипа, что фантастика — какой-то низкопробный, второсортный жанр. Как будто ребенок рассказывает страшную историю у костра и выдумывает ее по ходу рассказа. Все алогично и примитивно. Это всё про сюжет.

Все остальные элементы, живые персонажи, атмосфера, драматургия об этом тут даже упоминать не стоит, этого здесь просто ничего нет. Автор использует самые примитивные способы привлечения внимания, если это юмор значит чернушный и тупой, если любовь значит похоть и вожделение, если насилие, ну конечно тогда это расчлиненка и побольше. И все это же еще и подается с серьезной пафосной моралью про которую автор талдычит всю книгу напрямую в лоб, «нужно меняться, рабство зло», т.е. задуманную мораль автор передает славами, а не сюжетными действиями и поступками. Да, автор пытается раскрыть свою вот эту мораль через сюжете и действии, но это выглядит надумано и неуклюжа, что ничему этому не верится.

Вывод, чисто коммерческий продукт для зарабатывания денег, ни души, ни стремления создать, что-то хорошее автор сюда не вложил, зато все европейские повестки напрямую или косвенно добавил.

НЕ РЕКОМЕНДУЮ КАТЕГАРИЧЕСКИ.

62 год до н.э. Марк Туллий, сын Марка Туллия Цицерона, отправлен строгим отцом с миссией в Африку — расследовать слухи о замеченной там мантикоре. Ибо появление мантикоры — очень нехорошая примета. Никакой мантикоры в Африке не оказалось, зато из земли полезли чудовища — знатоки биотехнологий, прозванные тектонами. Короче, лучше бы это была одинокая мантикора.

Сказка «только для взрослых» в древнеримском антураже, местами мрачная, местами жестокая, а местами и забавная. С навязчивой назидательностью в целом. Тут автор не открыл Америки — рабство ужасно, иногда, чтобы выжить, нужно измениться, кто не способен, тот обречён. О логичности и достоверности описываемого мира лучше не задумываться. Поэтому и сказка. Далеко не все вопросы получили свои ответы. Возможно, автору было просто лень их выдумывать. Финал усиленно намекает на возможность продолжения.

«Молитва к Прозерпине» — темная, почти мифологическая притча о людях, потерявших человечность перед лицом неизбежного конца. Рим, центр мира, держится за уже сгнивший изнутри порядок. Именно эта упрямая неспособность к переменам делает его обреченным. Власть здесь не путь к спасению, а инструмент собственного уничтожения: амбиции сильнейших вытесняют смысл, а традиция и упрямство разрушают саму возможность адаптации и единения перед общим врагом.

Банальное, на первый взгляд, приключение Марка Туллия оборачивается глубокой саморефлексией и трансформацией. Иронично, что сам Цицерон

«Они наслаждались, видя мое смятение, мое отчаяние и боль, которую мне причиняли. Эти новые мучения, мое уныние были их творением, и, подобно художникам, они восхищались своей работой.»