Андрей Рубанов «Готовься к войне!»

Дело происходит летом 2008 года, когда безмятежная сытость все ещё расслабляет, но тень близких испытаний уже сгущается в атмосфере столицы. Почти никто не готов к переменам, кроме героя романа, который готов ко всему и всегда. Речь здесь, собственно, о нём, о его способе жить, а не о стране, задремавшей в дутой стабильности. Это не столько рассказ о времени, сколько роман-портрет.

При всей своей холерической резкости, Андрей Рубанов старомоден в письме. Он пишет крепко, добротно, и, восхищаясь лимоновской искренностью, умеет встроить личную откровенность, острые сцены и экспрессивные монологи в надежную конструкцию социального очерка. Его проза наследует традиции советской литературы: к ней близки повести «о замечательных людях» Даниила Гранина или «романы-апологии» из Светопольского цикла Руслана Киреева.

Рубанова интересно читать не только из-за захватывающей фактуры. У него незаурядный композиционный дар, он заостряет сюжет и нагнетает напряжение, любую фабулу превращая в подобие триллера. Обычное бытописание или почасовая фиксация делового дня может то зависать звенящим саспенсом, то накачиваться адреналином экшна. Все время чего-то чрезвычайного ждёшь, на окраине происходящего постоянно мерцают некие смутные и оттого еще более опасные угрозы, и в то, что перед нами всего лишь несколько дней обыкновенной жизни, трудно поверить. Так что название здесь отражает не только жизненную позицию героя, но и атмосферу романа.

«Готовься к войне» — это хроника нескольких дней из жизни Сергея Знаева, владельца маленького депозитного банка для близких клиентов. Он сберегает чужие деньги и иногда даёт в долг. У него репутация: репутация человека стопроцентно обязательного, но с заскоками.

Во-первых, Знаев живёт совсем не в том темпе, что остальные. Его жизнь стремительна и рациональна, он видит утекающие секунды, тупая медлительность окружающих бесит его до приступов тошноты.

Во-вторых, он придумал грандиозный и слегка безумный проект: сеть гипермаркетов, торгующих исключительно отечественными товарами первой экстремальной необходимости: консервы, топоры, сапоги и ватники. Эмблемой этой фоллаутной марки должна стать красная звезда, а названием, естественно: «Готовься к войне». Один из сквозных сюжетов хроники как раз и завязан на отводе огороженной уже московской земли под строительство первого гипермаркета. Прикормленный полумиллионом долларов чиновник проталкивает документы через мэрию с единственным условием: убрать возмутительное название. Но для Знаева в нём весь смысл предприятия, он несмотря ни на что устанавливает свой гигантский щит перед стройкой. «Готовься к войне!» — выхватывают прожекторы посреди московских улиц.

Главная история в этом романе, как и положено, любовная. Но очень странная. Знаев убеждает себя, что влюблен, и добивается намеченной женщины со всей своей стремительностью. Но удержать её не получится, потому что она не хочет делить с ним такую его жизнь. Дело в том, что Знаев не создан для мирного счастья. Он слишком много о себе понимает и слишком от мира требует. Для наслаждения жизнью создан его друг Жаров: крупный мужчина с благополучной семьёй и многими любовницами. Ему-то, похоже, возлюбленная Знаева и достанется. Да и денег у него побольше, и дела идут без всякого напряжения, сами собой. Потому что таким как он благоволит русская действительность.

Знаев с действительностью не в ладах, он с ней в натянутых, требовательных отношениях, переходящих в вооруженное противостояние. В детстве он собирался стать рок-музыкантом и стал — ценой многолетних предельных усилий. Научился играть, собрал аппаратуру и команду, но в какой-то момент упёрся в предел, понял, что большего ему Богом не дано. И тогда стал делать деньги, что оказалось относительно проще, но здесь возникает уже другой предел: чтобы всё стало хорошо, надо измениться, подстроиться, не барахтаться. Такие как Знаев — лишь дрова для русского бизнеса, а жар загребут другие, которые не умом и энергией обладают, а самым нужным даром, прозванным хитрожопостью: умением получить своё, не отрывая зада от насиженного места, именно этому месту благодаря.

Друг Жаров, хоть и в хороших отношениях с судьбой и миром, но, по крайней мере, не жлоб. На пару со Знаевым они изобрели способ экстремальной релаксации: охоту на жлобов по околомосковским трассам. Вместе с третьим другом они построили дорогущий аппарат на колёсах, внешне имитирующий обшарпанную «копейку» (карбоновый корпус на титановой раме и триста двадцать лошадей под капотом). Под вечер, где-нибудь на Третьем Кольце, они выбирают самую наглую из дорогих тачек и начинают её задирать. Рано или поздно машина останавливается, и, когда её быковатые пассажиры выбираются, чтобы наказать лохов, друзья отправляют их в больницу. Как и всё остальное в этой книге, такое развлечение закончится катастрофой, как и всё остальное — не фатальной. Знаев испытывает косность медленного мира на прочность. Гомеостатическое мироздание отвечает ему упреждающими ударами, до поры щадящими.

Кажется, что к финалу романа боец получает нокдаун. Испортил отношения чуть ни со всеми, друг разбился, девушка сбежала, в контору пришли с обыском. Но понятно, что никаким уроком это не станет. «С тех пор всё тянутся передо мной глухие кривые окольные тропы…» — говорил другой герой другого романа. У этого не так. «Небо было синее, облака — белые, автомобиль — чистый. Цели были ясны, дорога — ровна и обсажена полезными растениями. Одежда — удобна. Воздух — пригоден для дыхания. Что до людей — большинство из них, во всяком случае, не создавали помех. Кто сказал, что нельзя испытывать к людям великую благодарность, хотя бы за то, что они тебе не мешают?». После очередного обмена ударами, герой примерён с жизнью. Но перемирие, как мы знаем, не будет долгим.

Необычная книга. Причем, необычность в глаза не бросается.

Почему точка именно в этом месте? Я слишком уважаю Рубанова, чтоб подозревать в отсутствии смыслов. И еще одно — вопреки фактам у меня осталось чувство завершенности.

Похоже, что «Конец» пишется не в тексте, а в Читателе. Прожив четыре дня с этим нервным, воюющим, бесчеловечным человеком, Читатель принимает окончательное решение о своем отношении к ГГ и тому миру, в котором он живет.

То, что ГГ — банкир, не важно. Просто так случилось в его судьбе. С тем же успехом он мог стать политиком. Или все-таки музыкантом (если бы не сменил приоритеты). Не было таланта к музыке? Так и банкир он весьма посредственный, о чем сам неоднократно говорит. Просто — человек, который воюет с мирным населением, не может не получить того, к чему стремится.

А он — именно воюет. С собой, с миром, с Государством, с временем, с близкими, с дорогами... Недаром именно ему пришла в голову идея гипермаркета с ассортиментом из кирзовых сапог, хозяйственного мыла, спичек, телогреек, водки и консервов. Ладно бы сеть торговых точек, но — Гипермаркет! Эта, несколько нелепая, идея кажется ГГ идеальной, потому что он живет в состоянии войны. И то, что другие этой войны вокруг себя не видят, — их проблемы.

Абсолютный эгоцентрик, не интересующийся ничем, кроме собственых достижений, и почему-то уверенный, что эти достижения интересны всем окружающим. Никакой друг. Нет в книге места, когда он оказывал бы кому-то дружескую помощь (пусть дажи в виде взаимопонимания!), при этом сам спикулирует дружескими чувствами других — по принципу «они мне друзья, а я им — нет». Он патологически фиксирован на целесообразности, что выливается в непрерывный подсчет потраченных секунд. Он не живет, он существует в непрерывном КПД. Либо работа, либо самосовершенствование. В том числе — через самоистязание. Ради чего? Пусть и говорит обратное, но ГГ презирает тех, кто получает удовольствие от жизни. И даже ненавидит их — не за то, что те умеют быть счастливыми, а за то, что потраченные на удовольствие секуны (в его понимании) потеряны зря! При этом он не трудоголик, и этот факт вообще выворачивает читательскую систему восприятия действительности. Очень хочется объяснить ГГ мелкие радости, поучить его жить, но это бессмысленно — он не нуждается ни в учителях, ни в утешителях. Он просто не понимает других. Точнее — отказывается понимать. И, если вдуматься, сказать-то мы ему можем лишь банальщину.

Мы видим перед собой становление Сверхчеловека Ницше. Он уверенно считает, что за подобными будущее. И где-то он прав, ведь темп жизни непрерывно ускоряется, и не я один уже не могу поспеть за ним, а вот такой ГГ — легко. Но проживи с ним эти 400 страниц, и пойми, что тебе не нравится его жизнь. Тебе не нравится этот человек. Ты бы не хотел с ним общаться.

Получается, это эволюция. Та самая, социальная дарвиновская эволюция. ГГ отторгается обществом как чуждый элемент. В свои сорок он выглядит на пятьдесят. Он не проживет долго. Но он — лишь первый из нового биологически-социального вида Homo. Homo Speedus :). Он еще не приспособил среду под себя. Это переходный эволюционный этап. Кроме того, что мы сами гробим экологию, мы гробим и социальную нашу среду обитания — в частности, ускоряя мир, меркантилизируя его, стремясь к эффективности, равняясь на темпы роста... Тем самым способствуя собственному вымиранию от нервных стрессов и зарождению таких вот новых людей.

Наверное, кто-то проникнется Идеей. Кто-то попробует вступить на этот путь. Но пусть тогда будет готов к тому, что критерий «счастье» исчезнет из его жизни, станет лишь словом, чье значение нужно будет искать в толковом словаре. Пусть готовится к одиночеству, потому что женщины — это профессиональные пожиратели времени, а дружба — лишь рудимент, и полезность его под вопросом, потому что эти объекты — друзья — раздражают, отвлекают и понижают КПД времени. Готовся к войне.

И ты, кому неприятна новая эволюционная ветвь, — тоже готовся. Потому что тебя не спросят.

Этот роман — при неряшливости, мелодраматичности и дурновкусии ( опять сверхчеловек плачет у крылечка встреченной «искренней» рыжей) — прежде всего очень лихо написан и достаточно драйвовый. Лихой темп многое искупает, так что Рубанов ни капли не затрудняется «стилем», «композицией», а бодрячком вываливает фактуру. Сюжетно — очередная вариация на тему «Трудно быть Богом», исполненная в декорациях полуолигархической Москвы. Фон и декорации достаточно условные. Автору было важно вывалить свои соображения насчет того, как слаб человек и какие возможности для мобилизации в нем заложены. Прямо к войне готовиться как бы и не призывает, но быть бдительным и не расслабляться точно понукает. При всем том — прекрасно понимает издержки сверхчеловечества. Еще приметно, что автору было приятно пофантазировать на тему: а вот если бы я был султан, то повел бы себя эдак . Легкая завиральность присутствует во всех сценках и персонажах, но брутальность и маскулинистость ( настоящие, прилепинского кроя) тон все же задают. К слову, напоминает «Железную хватку» Самсонова, из которой убрали всякого рода черты влияния Проханова и имперский пафос. Прочитал влет, хотя ощущение коммерческой мужской беллетристики не покидало ( что-то недалеко от Робски или там Минаева).