Наталья Илишкина «Улан Далай»

Кровь людская не водица…

Если бы вы только знали, с каким неимоверным трудом далась мне эта книга! И дело не в трудностях, происходящих от лингвистических конструкций авторского языка — с этим тут всё в порядке. И не в культурно-языковых различиях, которые, безусловно, имеются. Всё гораздо проще — все читательские трудности находятся в сфере эмоционального реагирования. Острого и безжалостного реагирования на ту череду драматических и трагических событий, о которых идёт речь в книге. Ведь невозможно читать книгу рыбьим глазом, невозможно быть отстранённо-холодным и выдавать на гора крокодилью слезу только если при чтении книги ты что-то поглощаешь питательное. По остроте этих событий книга точно встаёт в один ряд с книгами Михаила Шолохова, Гузель Яхиной, Анатолия Приставкина, Александра Чудакова…

По сути, мы имеем семейно-родовую хронику. Причём уходящую своими корнями в глубокие слои истории России и этого её региона, который нынче является Калмыкией. Но наиболее полно и подробно мы знакомимся с последними тремя поколениями рода Чолункиных, а события романа охватывают период с конца века XIX и до второй половины века уже XX. И, конечно же, люди этого рода проживали всё то, что происходило в России весь этот жестокий неспокойный век — все эти революции и гражданскую войну, обе войны Мировые, период НЭПа и коллективизации, депортацию всех калмыков в 1943 и их выживание в условиях высылки, а затем возвращение в родные места и восстановление в правах. И каждый из этих периодов принёс роду Чолункиных свою долю горя и несчастий и забрал свою жертвенную долю.

Повторюсь, что читать эту книгу мне было неимоверно трудно. Тем не менее это вовсе не означает, что книгу не стоит читать. Наоборот, читать нужно непременно, ведь кто бы какие взгляды и убеждения не имел и как бы к нашей общей истории не относился, знать эту историю нужно. И прежде всего для того, чтобы в нашем настоящем и будущем не было больше таких размашистых решений. Чтобы щепок было всё-таки как можно меньше при рубке очередного леса. Чтобы…

Замечательная семейная сага, несмотря на свой спокойный слог буквально протаскивающая читателя через ужасы и достижения первой половины двадцатого века и рассказывающая о трех поколениях одной калмыцкой семьи, протянувшихся от Николая II до Хрущева.

Основных персонажей, через которых и показывается жизнь семьи Чолункиных, калмыцкого народа, да и всей страны тож, нельзя назвать очень яркими и героическими — по большей части они просто пытаются выжить и спасти близких и родных от волна за волной обрушивающихся катастроф — от японской войны до операции «Улусы». Но при этом у них есть то, что раньше называли «правда характеров». Они и цепляют-то своей подлинностью и натуральностью в первую очередь, а не некой харизмой и оригинальностью. Стоит отметить, что все главные герои — мужчины (дед — донской казак, отец — партиец в автономии, и сын/внук, все детство проведший в спецпоселении) : женские персонажи из-за махрового, удушающего патриархата находятся на задворках романа, что как мне кажется, несколько обедняет его, пусть даже и соответствует неким историческим реалиям.

Несмотря на конкретную национальность героев, судьба и двадцатый век побросали их по всей стране — помимо Сальской степи здесь и вступление красной конницы в Новороссийск, и Ленинград, где один из персонажей пытается пересидеть тридцать седьмой год — причем в буддийском дацане (по-калмыцки — хурул), и Алтай, место ссылки семьи.

Насколько я понимаю, описанные ритуалы, традиции и обычаи вполне аутентичны и соответствуют реально существующим или сущестовавшим. Для меня, конечно, многое было в новинку. Понятия не имел, например, что калмыки, оказывается, бывают разные, и у них всех весьма различающиеся говоры. Есть интересный момент в книге, когда калмыки, в начале романа — скотоводы, отказывающиеся хоть как-то обрабатывать землю, прибывают в ссылку в Казахстан, где местные точно также живут на мясе и молоке — при том, что сами калмыки к тому времени едят все, да и Калмыкия уже распаханная степь.

Так что в книге есть все — кровавая история двадцатого века, этнография немногочисленного и мало известного для жителя европейской России народа, и голос забытых людей вроде спецпоселенцев, и тягучие семейные отношения. В последние годы в российской литературе отметилась тенденция сдвига к окраинам страны, в том числе и национальным, и данный роман только подтверждает и саму тенденцию и то, что она знатно обогащает нашу культуру.

Хадрис!

«Там, где мой народ, к несчастью, был.»

Еще один повод поблагодарить Большую книгу 2024, потому что этот роман, мой 18/50 лонга премии не был бы прочитан, если бы не попал в длинный список. Книга Натальи Илишкиной из немногих от РЕШ, которую я не стала читать сразу после выхода. Ну, потому что подумала: незнакомое имя, объемное произведение, про калмыков, с которыми ничего общего Зачем? Благодаря номинации, у меня есть «Книга года 2024» и абсолютный фаворит в этом премиальном списке, сколь прекрасными ни оказались бы другие, а когда о личном рейтинге говорит женщина. читающая несколько сотен томов в год, это что-то, да значит.

«Улан Далай» великая книга. Никакое определение: грандиозная, колоссальная, эпическая, шедевр — не будет чрезмерным. Есть простой тест, который проходят единицы из сотен тысяч хороших и разных: если герои становятся для тебя живыми людьми, я имею в виду — если думаешь о них, как о своих реально живущих или живших прежде знакомых, родственниках, предках — он пройден. Семья Чолункиных для меня сейчас — это мои предки, бежавшие от коллективизации и раскулачивания донские казаки, о которых совсем ничего не знаю. Моя семья не проходила через выселение, они действовали на опережение, как делает в книге Чагдар — сами переселились в Казахстан в благословенную Алма-Ату (бабушка еще называла город «Верным»), где и героям довелось пожить.

Гениальные книги не рассказывают нам свои истории, а возвращают нашу. Утраченную не по ленности или отсутствию любопытства, а потому что нас планомерно ее лишали — ковали единство советских людей без корней. Невозможно подсчитать, сколько связей навек оборвалось с вынужденными переселениями; о чем выжившие и укоренившиеся не рассказывали внукам, потому что вспоминать об унижениях и бесправии слишком больно. Да и страшно, обе мои бабушки не одобряли политических анекдотов, потому что помнили — за это сажают. Ну и довольно о своем, возвращаюсь к роману. Рассказ о трех поколениях семьи Чолункиных охватывает промежуток с 1884 по 1957 годы с заходом на территорию условно наших дней в эпилоге, и рассказывает о трех поколениях семьи донских казаков калмыков.

Братья Баатр и Бенге, старший ушел добровольцем на Японскую, где сложил голову; младшему, Баатру досталась долгая жизнь, трое сыновей. Старшего, Очира, он по обычаю отдал на воспитание бездетному брату и вот эта удивительная смесь, когда родного отца первенец будет считать отчасти дядей, оплакивая смерть дяди как отца — осталась с ними на всю жизнь. Очир, красавец и смельчак, доброволец Первой Мировой, дослужился до унтер-офицера, ушел с белой армией в эмиграцию. Чагдар, средний сын, стал красноармейцем, судьба побросала его в Монголию, на коллективизацию в родные Сальские степи, на учебу в Ленинград, снова на руководящую работу домой, в бега от чисток, на фронт Великой Отечественной, на поселения в Сибирь. Младший, Дордже, отданный по обету в хурул (буддистский храм) глубоко верующий, средний жребий между юродивым и святым.

Судьба младшего поколения, детей Чагдара Володьки (угадайте, в чью честь), Йоськи, Нади (в честь Крупской) и Розы (Люксембург, вестимо), которая началась как жизнь образцовых советских детей, продолжилась совсем иначе после депортации. Калмыков принудительно переселяли так же, как чеченцев и крымских татар, только их не в Азию, а в Сибирь. И эта часть книги невыносимо тяжела, такой неумолчный стон, хотя заплакала я только в части Алма-Аты, уже после ссылки. Такие яркие. через край наполненные витальностью персонажи, роскошный язык с филигранными речевыми характеристиками; ряд ярчайших сцен, на которые повествование не распадается, но они отмечают движение рассказа вешками. Для меня самая мощная и обнадеживающая — уход в абсолют монаха-затворника из ленинградского буддистского дацана.

Ровно три года назад я рассказывала о «Высокой крови» Сергея Самсонова, эпического масштаба романе о донских казаках, моей Книге года 2021, которую тоже узнала благодаря лонгу Большой книги. К несчастью. один из ведущих критиков зарубил ее на старте смешной, злой и несправедливой рецензией, в которой сравнивал с «Тихим Доном» и бабелевскими «Донскими рассказами», похоже, не читая Надеюсь, нынешнее жюри БК найдет время прочесть «Улан Далай». Или послушать, аудиокнига в исполнении Алексея Багдасарова чистый восторг.