Теодор Шейбе «Das verhängnisvolle Armband, oder Abenteuer des russischen Czaren Peter des Großen während seines Aufenthaltes in Wien»

«Роковой браслет, или Приключения русского царя Петра Великого во время нахождения его в Вене», — столь удивительные старинные заголовки, отдающие шрифтами, ушедшими в прошлое, и страницами с «лисьими» пятнами, заставляют меня задерживать на них внимание.

Да, та самая Вена, где у Остапа Бендера был знакомый дипломат... Правда, пришлось потрудиться, чтоб найти перевод — а переиздание, разумеется, ждать бесполезно. Имя немецкого (или австрийского ?) автора, Теодора Шейбе сейчас навряд ли известно, но зато раньше кое-что о нем знали составители словаря «Брокгауз и Ефрон» (они нарекли его автором «летучих листков»). Ну и кое-что любопытное про Шейбе находится в сети на тематических сайтах: «...другим мастером «кровавых» романов являлся Теодор Шейбе (1820-1881). Он написал «черный» роман «Графиня Стефания, или Узник в замке Ангелов» (1879), в котором искусно показано замуровывание Иосифа II в Ватикане. В 1880 году этот шедевр был самым читаемым романом в Австрии — при условии, если верить рекламному проспекту.»..

Характеристика своеобразная, но что касается «Рокового браслета» — это действительно исторический роман, частично построенный на старых австрийских легендах, и включающий в себя описание вполне реальной встречи 26-летнего Петра Первого с императором Леопольдом, состоявшейся в июле 1698-го года в венской резиденции «Фаворит». Той, где Петр I на костюмированном балу масок произносит тост: «Насколько я знаю, великий царь в Москве во всяком благополучии. Он – друг Их Императорского Величества и враг его врагов и настолько простирает свой интерес и любовь, что когда бы этот стакан был полон яду, то я все же готов был бы его выпить». Пётр прибывает в Вену с дипломатической миссией, призванной объединить усилия двух стран — в компании Лефорта, Головина, Апраксина и прочих. Но царь явно не торопится возвращаться — он неспеша перенимает опыт, и предпочитает передвигаться по городским улицам в образе простолюдина, наблюдая за обывателями, между делом помогая кому-нибудь из страдающих — зуб, например, выдрать, или в проблему какую вникнуть. А может и к принцу Евгению Савойскому заглянуть. Смотря как настроение. Таковы легенды — чем то напоминающие рассказы о халифе Харуне ар-Рашиде, который, как известно, любил в компании великого визиря незаметно побродить по городу Багдаду....

Однако, помимо всего прочего, роман Теодора Шейбе, оцеплен крепкими узами беллетристики («кольпортажными», как тогда говорили). Центральная фабула достаточно занимательна, чтобы остановиться на ней подробнее. Примечательно выглядит авторский прием связывания персонажей не через личные взаимоотношения, а через вещественный предмет (браслет, стало быть — работы Челлини — между прочим, с красивой надписью «Je pense a vous»), годами переходящий из рук в руки. Два всадника, скачущие по степям Моравии (в одном из них, судя по осанистой фигуре, треугольной шляпе, закрученным вверх усам и прочим приметам, угадывается кто-то до боли знакомый...) встречаются в поле, и одновременно бросаются на землю подобрать кисет — выброшенный из проезжавшей кареты какой-то немолодой дамой, явно подвергшейся насильственному сопровождению. Внутри — запечатанное письмо, помеченное знаком «передать лично в руки преподобному Аврааму». Жребий выпадает в пользу императорского драгуна Конрада, а таинственный незнакомец скачет дальше...

Так что же дальше. Царь Петр, только что потрудившийся плотником на голландских верфях, добирается со своей свитой до Вены, и заселяется в княжеском доме Турнштейнов, где ему вроде как собираются сватать графову дочь, Жанну. Однако, Петру I больше по нраву приходится скромная Екатерина, дочь венского палача (!) — кормилица тайно проводит девушку на бал масок у Леопольда, где и происходит их знакомство. (И только в конце книги становится понятным место в истории этой Екатерины — чего никак нельзя было ждать поначалу, ведь палач в Вене — человек вне закона. Правда, Петра I это нисколько не смущает. «У меня нет королевств, которые можно было бы поставить на кон. — Но у вас есть другие богатства, которые стоят гораздо больше...» (об игре в шахматы...). В чем же скрыта главная интрига? А вот в чем. Представитель высшего дворянского сословия, сволочной маркграф Мелапи, обманом наживший состояние, крайне заинтересован в том, чтобы успеть перехватить письмо, содержащееся в том кисете, ибо оно способно пролить свет на несчастную судьбу Амалии из Дураха, отсидевшей в швабской тюрьме восемнадцать лет по ложному доносу. Это мать двоих близнецов, брошенных в реку, и которых по воле случая некогда спас палач Яков, приехавший к Дунаю жечь местную ведьму. И ключ ко всему — браслет, который восемнадцать лет назад случайно выпал с руки убийцы, вершившей это кровавое дело. Найдешь обладателя браслета — найдешь убийцу. А в настоящее время браслет оказывается в руках Великого Петра, который заинтересован в оправдании своей потенциальной любовницы, несчастной Екатерины, обвиненной в воровстве (хоть и говорят, дескать, что дочь палача — девственница навсегда). При этом, царю необходимо держать ухо востро — он наживает врагов не только из местных, но кое-кто охотится за ним, следуя по пятам в Австрию из России. «Мы должны отдать себя под защиту Божью и продолжать свой путь без страха», — сказал царь. «Тот, кто проявляет страх в себе, тем самым вселяет мужество в своего врага. Я считаю, что назначен Богом для свершения великого дела»...

На самом деле, автор весьма грамотно делает, нередко передавая сюжетную инициативу от Петра к другим лицам (всё-таки, чем больше в тексте царских диалогов — тем больше вероятность допустить историческую неточность); и потому в игру нередко вступают и как выдуманные персонажи, так и другие члены петровской свиты, как, например, г-н Лефорт. Друг Петра оказывается кровно замешан в родстве кое с кем из местных- да еще как замешан. Такое Лефорт отщебучил, кто бы мог подумать.... Небольшое слово Францу Яковлевичу: «В мире есть вещи, — продолжал Лефорт, — которые признаются вечно истинными без доказательств, без участия юристов. К ним относятся вера в Бога и в бессмертие души. Нравственное убеждение, которое не доказано, не имеет юридической силы, однако оно оказывает огромное влияние на судьбы людей и является единственным мерилом их ценности и действенности.»

Надо отметить, Шейбе не пытается подавать образ Петра Первого в чересчур геройском стиле (что и не позволяет скатываться роману до откровенной бульварщины) — например, в уличном «экшн» эпизоде на первый план выдвигается сопровождающий, Меньшиков — заслонив собою царя, он протыкает шпагой грудь нападающего, при этом спустя несколько минут друзья проявляют изрядное хладнокровие, производя осмотр безголового трупа; и царь выделяется, скорее, проникновенными речами. Любопытны и исторические зарисовки о Вене — в т.ч. малоизвестные факты о том, что вредителям уличных фонарей рубили правую руку.

Вообще, с читательской точки зрения, получить в персонажи Петра Первого — шанс не самый заурядный (пусть Шейбе и писал с элементами «альтернативной биографии» -особенно что касаемо будущей супруги царя). И так ли много существует художественных произведений с Петром Первым? Пушкин, А.Толстой, кое-что менее известное приведено в книге некой Ксении Гасиоровски, выпущенной в 1979-м году в университете Висконсина: у нее в разделе «fiction» перечень побольше будет — целая страничка произведений с Петром наберется, но только отечественных авторов. Поэтому, вывод — царь Петр Первый в старой зарубежной беллетристике — товар штучный, а значит, заслуживающий некоторого внимания. А с учетом того, что Теодор Шейбе объединил несколько легенд в одну, худо-бедно связав все концы, роман и вовсе можно считать неплохим образцом творчества авторов второго — или третьего ряда. Да, вот он, гибкий ум беллетриста — тайной Вены, способной решать судьбы высокопоставленных особ, владеет не кто-нибудь, а мрачный, отчужденный от всего мира, палач. Палач, чья дочь, как и полагается, должна найти истинного родителя... Вообщем, как говорил один петербургский радиоведущий — то, от чего ходил ходуном бабушкин сундук. Или, может, чердак ходуном ходил. Не помню уже...