Евгений Замятин «Мы»

Достаточно неоднозначное произведение. Роман написан сразу после революции в Российской империи, во время Гражданской войны в России.

Повествование идет о мире будущего, в котором мир разделился на две части. В одной части все процессы, в том числе человеческие жизни, стандартизированы и рационализированы и нет места чувствам и вольнодумию. Все решения уже приняты за Вас. Люди вплотную приближаются к превращению в механизмы, которые работают, как часы. В другой части есть свобода, но за неё приходится платить неразвитостью науки и прогресса в широком смысле. Люди вплотную приближены к животным. Какой мир ближе Вам и возможен ли баланс?

Роман актуален и сегодня. И дело даже не в тоталитарных правительствах, а в большей атомизации общества, превращении людей в машины, следующие заданным алгоритмам, хоть и формально объединенным в общество. Разум берет верх над чувствами, ведь разум это всегда про упорядоченность.

Мир романа сильно упрощен, описан крупными мазками. На первом плане переживания главного героя, разрушение его убеждений, переосмысление жизни. Кризис среднего возраста.

Закончил чтение ещё одной классики — антиутопии «Мы», Евгения Замятина. Думал начать с «1984» Оруэлла, но что-то решил отложить его на потом, всё же интересен взгляд и отечественного автора на антиутопии. Тем более «Мы» до сих пор считается главным трудом Замятина. Ну и учитывая биографию автора, даже наверно и неудивительно, что подобная книга была написана.

Сюжет книги рисует читателю весьма и весьма мрачное будущее, в котором, после двухсотлетней войны, было создано некое общее государство за стеной, которое фактически лишило своих граждан чувств, индивидуальностей и даже имён. Теперь каждый вместо имени носит одну букву и порядковый номер, людские чувства воспринимаются как что-то негативное и все граждане государства работают на его благо буквально каждый день. Свободное время есть только на пару часов в день и конечно же на сон. Всё делается абсолютно синхронно. Главным героем выступил один из строителей огромного космического корабля, на который властное тоталитарное государство возлагает огромные надежды. Но постепенно, познакомившись с «пробудившимися» гражданами, он сам начинает пробуждаться и его вера в многолетние устои государства с каждым днём рушится как карточный домик.

Во время прочтения книги ловишь себя на мысли, что авторский слог порой сложно воспринимать, так как в произведении в огромном количестве фигурируют мысли главного героя, они спутанные, нередко бессвязные и даже неоконченные. Ты вот то и дело начинаешь терять нить повествования, тебе приходится вспоминать о том, что там было прочитано буквально пару минут назад. Где-то даже выходит так, что повествование скачет несколько хаотично. Но больше всего раздражают мысли главного героя, который акцентирует своё внимание на каких-то совершенно чуждых для восприятия нормального человека вещах, словно у него какая-то шизофрения. Нет, в книге безусловно есть какой-то цельный сюжет, но порой тебе прямо приходится продираться через огромное количество авторского словоблудия, которое нередко не имеет вообще никакого значения для повествования. Словно бы автор пытался как можно более сильнее растянуть свой текст.

Сложно воспринимаются и персонажи, и если несколько из них ещё хоть как-то цепляют, то большая часть нередко вообще не имеет никаких описаний или каких-то черт, за которые читатель мог бы зацепится. Я конечно понимаю, что у нас тут тоталитарное общество, все хотят в одной одежде, со схожими причёсками и прочим и словно бы похожи друг на друга, но как же сильно это обезличивает героев. Может быть в рамках антиутопии так и должно быть, но кроме главного героя тут и выделить практически некого, ведь у них почти нет характеров. Ну и само повествование здесь не столько про борьбу с тоталитарным государством, а скорее про борьбу героя с самим собой, со своим восприятием и убеждениями, через которые он перешагивает с огромным трудом.

У меня получилась даже не рецензия, а статья на 7300 знаков. Рекомендуемый максимальный объём превышен в 2,5 раза. На то есть причина: я не только изложил моё личное мнение, но и — —

Несколько дней назад я прочитал по диагонали книгу ‘We Modern People: Science Fiction and the Making of Russian Modernity’ («Мы, современные люди: научная фантастика и построение российской современности»), написанную доцентом Корнеллского университета Аниндитой Банерджи. Очень интересный анализ нашей беллетристики рубежа XIX и XX веков. Среди образцов, которые она кладёт на предметный стол своего исследования, один из самых значительных – это роман Евгения Ивановича Замятина «Мы».

Можно, конечно, свысока посматривать на то, как в тексте отражается русская история и становление государства, можно посмеиваться над тем, как исследовательница-иностранка интерпретирует различные особенности Российской империи и нации в совокупности народностей, но лучше этого не делать. Банерджи проделала огромную, скрупулёзную работу по изучению источников, логически обосновала свои выводы. И вообще, очень комплиментарна в отношении объекта своего научного интереса. Перевод всех нижеприведённых цитат из ‘We Modern People’ выполнен мною.

Изученные автором материалы, заставили её ещё в предисловии заявить, что «особая категория литературы под названием nauchnaia fantastika, которую я перевела, как «научная фантазия», стала определяться, создаваться и читаться в России задолго до того, как американский редактор Хьюго Гернсбек представил англоязычному миру термин «научная фантастика» в 1926 году».

«Однако, – продолжает Банерджи, – ещё более примечателен тот факт, что намного ранее момента, когда научная фантастика стала признаваться жанром на Западе и привлекать соответствующее внимание критики, её русский эквивалент, похоже, трансформировался из новинки популярной культуры в существенный элемент интеллектуальных дебатов о том, как лучше всего ужиться с новыми реалиями набирающего ход двадцатого века».

Не являясь частью ни Запада, ни Востока, Россия во всём искала свой путь. Как пишет автор исследования, «научная фантазия… также стала плацдармом уникального русского третьего способа видеть, узнавать мир и обитать в нём». Иллюстрацией этого вывода служит роман «Мы».

Американская учёная с восторгом говорит: «Было потрясающе увидеть, как Замятин, писавший в 1923 году (sic!), предвосхитил взгляды сегодняшних авторов и критиков на значимость научной фантастики в современные нам дни».

По её мнению, «Замятин постиг литературу, как действующий инструмент творческого вмешательства в историю, подтверждающего скоротечность и непостоянство всех основанных на опыте, объективных и «рациональных» концепций понятия времени. Он провозгласил литературу, способную на такое отношение ко времени, некой освободительной силой. Формальные характеристики романа — «неустойчивый, запутанный многоточиями язык» и «резкие, синтетические», поливалентные образы являвшиеся, как утверждал Замятин, продуктом его нового, синтетического взгляда на время, служат примером эстетического бунта».

Этот бунт позволяет, как полагает Банерджи, сам роман «интерпретировать как повествование о разрыве между субъектом-личностью и субъектом-принадлежностью государства. Таким образом, весь объём текста, написанного заболевшим гражданином Д-503, становится в равной степени пространством боя».

И в результате этого боя, анализирует «Мы» американка, «бывший верный слуга рационалистического детерминизма приходит к выводу, что предопределенная «научно расписанная» история – это всего лишь одно из прочтений прожитой эпохи, и далеко не самое желанное».

Исследовательница не обходит вниманием и подчёркнуто важную роль женского в романе: «…Замятин постулировал феминизированное, иррациональное восприятие времени, как самое мощное оружие против принудительного детерминизма, и сделал его символом первоисточника творческого вмешательства в историю».

«Показывая вероятности, а не давая прогнозы, российская фантастика, таким образом, обрела силу достаточную как для демонтажа современности, так и создания её неподражаемого национального варианта», – подводит итог своего исследования Банерджи.

Остался один пустячный вопрос, а что я сам-то думаю о «Мы». Так глубоко я, конечно, анализировать не способен, но кое-что возьму на себя смелость добавить.

Общество, изображённое Замятиным, не полностью оформлено. Оно не достигло финала развития. То есть то, что произошло на страницах романа, это и в самом деле болезни роста. Которые были, кажется, «излечены» в конце. Посмотрите: несмотря на полную упорядоченность жизни, жители Единого Государства мечтают, испытывают сомнения, могут в принципе осмыслить неподчинение распорядку. Да ладно жители, сам Великий Благодетель снисходит до своих винтиков и даже на них так по-человечески обижается. Достигни общество конечной стадии своего развития, разве было бы верховному пастырю дело до отдельной паршивой овцы среди своего стада? Нет, конечно. Или взять секс по расписанию. Шторки эти опущенные при совокуплении... Полагаю, если бы мир «Мы» достиг своего абсолюта, то акт продолжения рода был бы вообще ограничен какими-нибудь фермами с самыми фертильными производителями.

Я это к чему, мы судим — и осуждаем — полуфабрикат, а не конечный продукт. Скорее всего, он тоже был бы довольно страшен, но всё-таки одновременно был бы другим. В каком-то смысле более логично устроенным.

А так, жерновами оказался перемолот простой человек, инженер, умница Д-503. Его использовали, заставляли страдать, бессовестно им манипулировали, врали, и кто? Да уж не Единое Государство и его Благодетель. Такие дела… Возможно, трудно сочувствовать строю, но поддерживать таких революционеров ещё труднее.

Д-503 крайне чувствителен для индивида, прожившего всю жизнь в жёстком распорядке. Возможно, у него благодаря такой структурированной жизни просто не выработался иммунитет к внешним воздействиям, наподобие того, как японцы, долгое время державшие оборону против влияния извне, в итоге впитали массу чуждого своему культурному коду. Д-503 является носителем поэтики и романтики книги. Его переживания, его оборванные многоточиями фразы иногда бывают настолько трогательными, что ему сочувствуешь, как девушке, попавшей в сети циничного обольстителя. Я, как читатель ориентированный, скорее, на эмоцию текста, нежели на фактическое содержание, получил большое удовольствие от языкового исполнения «Мы».

А I-330, персонаж, на мой взгляд, отрицательный, служит хорошим напоминанием, что революционная деятельность была штукой смертельно опасной. Хочешь изменить мир — будь готов умереть за свои идеалы, так было раньше. Так что если не сочувствия, то уважения эта дама заслуживает.

Кстати, несмотря на то, что в РСФСР «Мы» сочли камушком в свой огород, замысел пришёл к Евгению Ивановичу на механизированных верфях Ньюкасла, где писатель курировал постройку ледоколов. Это даже по производственным описаниям заметно, где речь идёт о стапелях, на которых строился «Интеграл». А вообще, как мне видится, мир романа именно нам среди прочих кажется наиболее пугающим. Есть мнение, что мы этнически не очень-то любим порядок.

Одна из самых известных и значимых в историческом контексте антиутопий — хорошая добыча в списке прочитанных книг для любого. Только не стоит говорить, что «мы к этому идём». Мы идём, к добру ли, к худу ли, совершенно в другую сторону.

Первая, основная, осевая антиутопия нашего времени, написанная до Брэдбери, Хаксли, Оруэлла и всех остальных более-менее известных. После прочтения всерьёз задумался о содержании термина «антиутопия». 1. Антиутопия – жанр художественной литературы, описывающий государственный или мировой уклад, в котором при изначальном стремлении к идеальному существованию для всех обитателей складываются негативные тенденции развития. 2. Антиутопия – изображение общественного строя или сообщества, представляющегося автору или критику нежелательным, отталкивающим или пугающим.

Вот так просто и крайне субъективно. («Незнайка в Солнечном городе» — тоже антиутопия для сторонников капитализма, при том весьма опасная, ибо бьёт по детям). И на фоне того, что этот мир на всех парах движется сразу ко всем описанным антиутопиям, возникает вопрос, а не считает ли кто-то на этой планете абсолютно всерьёз, что антиутопии являются единственно возможным и желаемым вариантом будущего? Кто тащит нас по мелкой тёрке за уши в неоднородно светлое антиутопическое будущее? Что хуже: мир без войны или мир без любви? А что лучше? Видимо, начиная с XX века, вечно идти по грани между утопией и антиутопией и не видеть этой грани — наша судьба. Грань постоянно смещается и есть серьёзные подозрения, что смещается она отнюдь не сама по себе.

Конечно, в самой идее гарантированного и спокойного существования для всех есть своя притягательная сила. «Мы» — это звучит не только гордо, но и надёжно-успокаивающе. Действительно, сколько можно бесконечно и совершенно впустую лить кровь, пот и слёзы на пути к правильно подсветлённому будущему? Вот только вопрос: кто будет устанавливать критерии, по которым будут судить тех, кто решил побузить? В этой книге бунтарей и несогласных с чем-либо превращают в горсть пепла именем Благодетеля. (И в этом чувствуется зародыш новояза для Оруэлла). А нельзя ли проще? Нельзя ли просто выселить бунтаря за пределы хрустального рая? Очевидно, нет. Подобная гуманность в животному, сидящему в человеке, неизбежно приведёт к победе зверя над человеком. И двухсотлетняя война, по итогам которой возникло единое государство, кажется хорошим оправданием замятинского рая.

Не требуется натяжек, чтобы считать роман гимном цифровизации. Оцифрованное сознание нумеров, тотальный учёт и божественная безошибочность существования — разве не об этом мечтают сегодняшние певцы цифры? «Математически безошибочное счастье» походя было отброшено ими (действительно, что за глупость?), а вот возможность жизни под стеклом, по часам, хождение в единообразной пронумерованной форме — это было с удовольствием принято как образ желаемого будущего, как modus operandi. За прошедшие 100 лет идея нумеризации мелкой жизни возмужала и окрепла, но коррупция для избранных, их неподотчётность и безнаказанное хищничество стоят твёрдо и цифре не подвластны. Мир сегодня чётко разделен на тех, для кого цифры, и тех, у кого цифры. В этом Замятин оказался оптимистом. Для руководящего подавляющего меньшинства, для хозяев «цифры» как идеи «Мы» — утопия. Для всех остальных — анти. «Интеграл» строить некому и главное — незачем. Идей, направляющих и цементирующих общество, больше нет и не будет. Будем «мы» — и будут «они». Обидно. Но надежда есть: без прожигания башки лазером для построения всеобщего и окончательного счастья, похоже, действительно не обойтись, а значит, шанс на откат к несчастью всегда останется.

Что главное в антиутопии, так это выдать читателю много деталей. Если их нет, то рано или поздно начинаешь видеть в книжном мире свой собственный. Нельзя просто однократно заявить, что тут все плохо. Через сто страниц забудешь. Постепенно придет непонимание, почему там это считают адом, а тут ты из этого не вылазишь и в принципе неплохо себя чувствуешь. А дальше вообще интересно. Если у окружающих тебя в этом мире людей есть привычка сорить в общественных местах и плевать под ноги, то не исключено, что антиутопия, в которой при помощи большой палки добились банальной чистоты в быту, внезапно окажется получше окружающей действительности, если в реальности с мусором беда творится. Короче, с антиутопиями все непросто. Что общего у Хаксли и Замятина? Наверное то, что у обоих получилась абсурдная и сказочная антиутопия, в которую не верится. Не получается у меня мыслить вымышленный мир, как антиутопию, если он населен сытыми и умытыми гражданами. Оруэл — совершенно другое дело.

Вывод: антиутопия — скоропортящийся товар. То, что казалось жутью в 1920 году век спустя воспринимается вообще без никаких эмоций. Все стройно ходят строем. И что тут такого? Как может вызвать дискомфорт то, чем все занимаются уже веками? Или то, за что значительная часть современников готова голосовать обеими руками? Что в одну эпоху страх и ужас, то в другую — полезная социальная адаптация. Для мира, в котором окончательно изжили понятие свободы, главный герой чрезмерно на нем зациклен. Какую-то несвободу автор определенно точно имел в виду, но все дело в том, что заниматься преувеличениями тоже нужно с умом. Отсутствие свободы в своих хотелках в пределе вовсе не равно тоталитарному обществу.

Отдельно хочу заметить об авторской манере писать. Язык автора просто ужасен. Последним, что было прочитано мною в таком плохом качестве, был последний том «Дюны» Херберта. Но там была переводная книга и дискомфорт вызывала именно работа переводчика, а не автора.

Ни одному произведению с фантлаба еще не ставил такой низкой оценки. Не рекомендую.

«Мы» — это «первоисточник», из которого многие черпали свое вдохновение. Воздействие мощной прозы Замятина легко прослеживается и в «Дивном мире…» О.Хаксли, и в «1984» Дж.Оруэлла, и в «451° по Фаренгейту» Брэдбери, и в «трилогии Каммерера» братьев Стругацких…

Судьба романа удивительна. Написанный в 1920 году, он долгое время существовал только в рукописи, которую Замятин читал на литературных вечерах Ленинграда и Москвы. Первые книжные издания были переводами на английский (1924) и французский (1929). (Последнее, кстати, было сделано по инициативе Ильи Эренбурга). Наконец, в 1952 году в нью-йоркском «Издательстве им. Чехова» появляется полный русский текст «Мы», а еще спустя 36 лет книга печатается в России.

***

26-й век. Позади Двухсотлетняя война, в которой выжило только 20% человечества. Впереди эра Всеобщего счастья в городах за зелеными стеклянными стенами.

Еще Аристотель пришел к мысли, что счастье может быть величиной отрицательной –отсутствием страданий. А человек страдает, в первую очередь, от возможности выбора.

В Едином Государстве проблему решили раз и навсегда — всюду царит числовая гармония. Одинаковые номера каждое утро по звонку встают с кроватей, по звонку идут есть, совершая над каждым куском пятьдесят жевательных движений. По звонку выходят на прогулку, маршируя стройными шеренгами по четыре в ряд под звуки маршей Музыкального завода. Если хочешь с кем-то встречаться – выпиши на него розовый талон и не забудь получить разрешение на шторы, т.к. все стены квартир стеклянные.

Самое страшное наказание – отлучение от массы. Три номера, получившие безграничную свободу, не выдержали такой тяжести бытия и покончили жизнь самоубийством.

Мы – едины. И взаимозаменяемы. Что значит смерть нескольких человек, которых забыли вывести из-под двигателей Интеграла, по сравнению со счастьем всех разумных существ во вселенной. Ведь Интеграл – это корабль, который понесет свет гармонии стеклянного города другим цивилизациям.

***

Идеи романа оказались настолько заразительными, что человечество рьяно бросилось воплощать антиутопию Замятина в жизнь. Хождение строем по праздникам; выборы без выбора; охота на инакомыслящих; очереди в учреждениях Хранителей из желающих донести на соседей, близких, самих себя; аудиториумы для промывки мозгов…

А за ампутацию «фантазий» в 1949 году даже присудили Нобелевскую премию. Было проведено около 70 тысяч операций по лоботомии, прежде чем поняли, что внедрение в мозг – не лучший метод лечения депрессий и психических заболеваний.

Более того, любое отступление от написанного неизбежно вело к краху. Почему развалился СССР? Из-за возможности сравнения. В утопии Замятина оно исключено как факт. Полупрозрачная Стеклянная зеленая стена надежно отделяет города от остального мира.

Но за стеной, оказывается, остались отщепенцы, которые не хотят приобщаться ко всеобщей гармонии. Они обросли шерстью, стали похожи на обезьян, но выжили в неприветливом послевоенном мире, лелея мечту разрушить ненавистные города, вновь ввергнув мир в пучину хаоса…

***

Великий роман идей. Роман, написанный на прекрасном образном языке.

Под конец, записи главного героя – Д503, превращаются в такой мощный словесный поток, что затягивают любого, соприкоснувшегося с ним.

*

«Вот теперь я вижу на камне знакомые, огромные буквы: «Мефи» — и почему-то это так нужно, это простая, прочная нить, связывающая все. Я вижу грубое изображение — может быть, тоже на этом камне: крылатый юноша, прозрачное тело, и там, где должно быть сердце, — ослепительный, малиновотлеющий уголь. И опять: я понимаю этот уголь... или не то: чувствую его — так же, как, не слыша, чувствую каждое слово (она говорит сверху, с камня) — и чувствую, что все дышат вместе — и всем вместе куда-то лететь, как тогда птицы над Стеной...

Сзади, из густо дышащей чащи тел — громкий голос:

— Но это же безумие!

И кажется, я — да, думаю, что это был именно я, — вскочил на камень, и оттуда солнце, головы, на синем — зеленая зубчатая пила, и я кричу:

— Да, да, именно! И надо всем сойти с ума, необходимо всем сойти с ума — как можно скорее! Это необходимо — я знаю.

Рядом — I; ее улыбка, две темных черты — от краев рта вверх, углом; и во мне угол, и это мгновенно, легко, чуть больно, прекрасно...»

*

Разве можно устоять перед этим?

И уже нет никаких сомнений, что отщепенцы будут разгромлены и уничтожены. Что принципы числовой гармонии и великого Тейлора восторжествуют. Что Интеграл донесет идею всеобщего счастья до всех разумных уголков обозримой вселенной…

И слова: «Слава Благодетелю!» сами собой срываются с губ.

***

Вперед, к идеям Единого Государства, товарищи! История повторяется.

Несмотря на частое сравнение романа с «Дивным новым миром» и «1984», я долго не решался его прочесть. Понятно, что «Мы» сравнивался с вышеупомянутыми исключительно по жанровому признаку, тем не менее его тоже относят к классике антиутопии.

Стиль повествования в виде дневника поначалу воспринимался немного тяжеловато, но к этому быстро привыкаешь. Мир, описанный автором слишком утрирован и это отнюдь не вызывает интереса при прочтении. Да, есть много умных (иногда слишком заумных) мыслей, на которые стоит обратить внимание, но на фоне общей мрачности и безысходности на них трудно сосредоточиться.

К сожалению, для себя я не нашёл ничего выдающегося ни в сюжете, ни в главном герое, ни в описанном мире, ни в психологии действующих лиц и откровенно недоумеваю: за что роман возвели в классику литературы.

Итог: тщетность борьбы с системой — главный посыл романа.

Недавно прочитала книгу Замятина «Мы». Если честно, то я не могу сказать, что мне она понравилась.

Из романа Замятина растут ноги многих известных произведений («451 градус по Фарингейту»), но здесь все пока ещё очень сыро.

Сюжет романа крутиться вокруг строителя Интеграла Д-503 живущего в злом-презлом тоталитарном государстве, который встречает I-330 и начинает делать все что она хочет. Но давайте по порядку.

I-330 — революционерка и хищница.

В начале книги проводит вербовку потанцеально полезных граждан для привлечения к революционной деятельности (читай попользоваться ими и выбросить). Видимо давно приметила первого строителя Интеграла Д-503, но ждала пока основные работы завершатся. Её отношения с Д-503 у меня язык не повернется назвать любовью, я бы охарактеризовала их как «К ноге Тузик! К ноге, кому говорят». Ближе к концу книги, Д при встрече с I падает на колени, ползет вперед и обнимает её ноги. Как-то на нормальные человеческие отношения не очень похоже, неправда ли?

Если честно, то Д и на человека не очень похож. Скажем, так до «обращения на путь истинный» он был «двумерным изображением», а после стал зверем. Человеком он НИКОГДА НЕ БЫЛ! Взять хотя бы сцену где его друг выносит ранненую I. Вместо того, чтобы сказать спасибо Д бьёт R и отбирает I.

Вообщем сказать, что-то положительное об I трудно, ей плевать на всех лишь бы её любимая революция не угасала. Она НИЧЕМ не лучше Единого Государства.

Д-503. Как я сказала раньше до изменения он был деталью машины Единого Государства, а после животным (но только в присутствии I). Когда его ненаглядная гуляла по своим делам, Д превращался в марионетку у которой обрезали все веревочки (лучше всего это показано в конце, после «прощания» I с Д. После этого Д сидит в своей комнате и ждёт неизвестно чего). Больше о нем и сказать нечего.

О-90. Единственный образ в книги которому можно симпатизировать. Описывается Д как ребенок (с кладовка на руке, как у ребёнка, маленький рост). Любит Д-503. Поняв, что теряет своего любимого умаляет дать ей ребенка. Д соглашается (да неужели! Не уж то у тебя нашлось время на О. Я поражена твоей заботой! А нет, не поражена. Ты же сделал это с горя: твоя I вручила тебе розовый талон и велела опустить шторы, чтобы все подумали что она у тебя. А тут вдруг О на пороге).

О — это образ глупенькой, но очень доброй и любящей женщины, матери. Д-503 так и не понял, кого он потерял.

Мир.

Для начала ответьте мне на вопрос: почему для «имен» нумеров используется два алфавита (I, R и О, Д, Ю) ?

Мир описание очень слабо. Есть результаты, но нет предпосылок, почему он стал таким. Плохо.

Замятин вводит в сюжет Библейские мотивы. Ок. Алкоголь в качестве яблочка с дерева добра и зла + I в роли змеюки-искусителя. Браво маэстро!

В общем если вы не читали эту книгу, то лучше не тратьте на нее время. Право, она того не стоит.

Спасибо, что прочитали мой отзыв.

Сила романа «Мы» заключена в заложенном фундаменте, на котором выросли остальные антиутопии мировой литературы. Да, когда знаком с «1984» и «451 по Фаренгейту», то при прочтении «Мы» начинаешь понимать, откуда растут ноги у продолжателей жанра. Особенно это касается Оруэлла, который, фактически (осознанно или нет?) повторил концовку замятинского романа. И бездушность персонажей антиутопии Брэдбери тоже родом из «Мы» (осознанно или нет?).

Слабость романа, несмотря на несколько действительно сильных и удачных моментов, в том, что он не добирает в плане «прописанности» мира. У Оруэлла очень масштабно описана государственная машина, у Брэдбери — люди. У Замятина по обоим пунктам явная недоработка. По ходу ознакомления с текстом, возникает много вопросов, ответы на которые ожидаешь услышать далее, но их нет. Потому, повисшие в воздухе, они нанизываются один на другой, в то время как главный герой пытается разобраться в себе и в своих отношениях с женщинами. Этот ком вопросов — диссонанс, дисбаланс романа.

В конце концов Д-503 — строитель Интеграла. Он — один из избранных Единого Государства. Он пишет дневник для жителей других планет и миров. Но он так и не удосужился описать тот мир, в котором живёт. Мне, жителю «другого мира», его, скажем прямо, бестолковые душевные страдания менее интересны, чем устройство города, общества, жизнь его современников. И это — главный диссонанс. Главный минус.

Как такового «страшного тоталитаризма» я так и не увидел. То есть, конечно, присутствуют многие элементы, составляющие антиутопическое общество. Но ничего особенного в нём нет. Ультраматериализм (где душа является болезнью) помноженный на декреты ортодоксальных коммунистов с их общими жёнами и прочими атрибутами да тотальный (по факту не такой уж и сильный) контроль со всеобщей уравняловкой. Собственно и этого достаточно. Но автор сделал акцент на других моментах, отчего тоталитаризм прошёл фоном, стороной.

Язык романа. С одной стороны — интересные, необычные, характерные «машинные» описания и эпитеты. С другой — это постоянные недомолвки, недосказанность, троеточия. Понятно, что герою (по замыслу автора) сложно излагать чувства в дневнике, но от такой манеры изложения быстро устаёшь, из-за чего повествование становится рваным, теряет стройность. Да, время написания романа — становление новой литературы с поиском новых форм и способов выражения. А по факту — слишком экспериментально.

Моё отношение к роману — нейтральное. Спасибо за первую антиутопию. Спасибо за созданный для других фундамент. На любителя.

Не хотелось бы пережевывать то, что уже пережевано, говорить о том, что уже тысячу раз сказано и даже в учебниках школьных… тем паче, что это всё последнее время вызывает у меня сомнения. О чём у нас пишут сейчас в учебниках (особенно учебниках истории и литературы), мы знаем – лишь бы вызвать отторжения известных 70 лет жизни нашей страны. Может то, что говорят там о романе и есть объективная истина – я не спорю, я лишь хочу высказать своё мнение.

Я не жил в то время когда «Мы» писался. Я не могу сказать какие реалии того времени так сильно отразились в романе, что автор подвергся травле (так сказано – описал реалии, за это и травили). Да и мало кто может сейчас это сказать, разве что положиться на чьё-то «авторитетное мнение». Тем паче, что видимо дальше своего времени эти «реалии» не пошли. Для меня – этот роман, не пинок строю, а пинок революции вообще. Пинок тому процессу, бросающему ни в чём не повинных людей из огня в полымя, использующих их как вещь (не важно, как «нумер», или как «строитель «Интеграла» — какая в этом разница…). Ведь, положа руку на сердце, трактовать ту борьбу можно было по разному – как революцию против «царизма» например, почему нет? Безальтернативный «Главный Нумер», слежка «тайной полиции»… и рвущийся наружу дикий мир свободы… Для меня, человека рождённого в конце 20 века, это всё было условностью. А мир «Нумеров» — ну разве каждое государство, каждая власть (как бы она себя не называла, как бы себя не позиционировала) не стремиться к такому контролю над своим народом? Думаете, это не правда – поглядите телевизор, выйдете на улицу – свобода? Да, свобода морали – как там свобода половая, свобод этих розовых талонов. Только у нас в некоторых странах – пошли ещё дальше… А в целом – стремление, вечное стремление делать народ управляемым (вспомните, то место про выборы, дескать, были времена, когда глупые варвары-древние даже не знали заранее результатов этих выборов – и вот мы уже живём в мире «нумеров»…). Конечно, там всё более утрированно, более жестоко и гротескно. Но не в этом дело. Для меня – роман это не молох тоталитаризма, а молох революции. Роман о том, что в революции в первую очередь погибает человечность.

Вы чувствовали, как используют главного героя? Как играют его чувствами – его любовью и долгом? Как используют его человечность? Как давя на его любовь, умело давя на новые чувства, разрушают его мир, в котором была и женщина готовая ради него на всё и друг? Я чувствовал – и очень остро. И эта I подчас казалась мне большим злом, чем государство, с которым она борется так. И с ней ведь тоже не было свободы! Два жёрнова – меж которых человек. И как закономерный итог борьбы, главный герой теряет-таки душу, теряет всё человеческое, пусть и не по своей воле – но иначе, мне кажется, он бы и не выжил вовсе. Вот так я это увидел. С одной стороны тирания, с другой – свобода, но такая, что может использовать влюблённого человека (беззащитного как ребёнок) – в своих целях. А посередине – человек и человечность. И где тут правда? Для меня, правда в том, что люди, которые могли так поступить, в конце концов, стали бы такими же тиранами. А душа, а человечность… Разрушено. Повели к счастью – от счастья оторвав. Сбили его с точки замерзания – в точку метания и душевного саморазрушения; разве это – то, что нужно человеку? Вот оно – то, что я почувствовал в романе. Может я и не прав, но это моё мнение. И, по-моему, этот взгляд делает роман ещё более ценным, нежели простой пинок советскому строю.

По ощущению от чтения – первые две трети я читал с большим трудом. Стиль (такой пафосно-новаторский) приелся быстро. Это – в лоб – отторжение мира («счастье – в несвободе!»). Нудно было читать. Однообразные описания, однообразные математические сравнения. Читал маленькими кусочками – больше не мог, даже клонило в дрёму. Не читал – а мучился. Но последняя треть… Пошло напряжение, пошли эмоции. И герой – его стало жалко… Пошло действие и ощущение какой-то жуткой несправедливости. Несправедливости, которая всегда бывает к людям человечным, людям доверчивым… И это уже не фантастика, это уже жизнь.

Красота. В последнее время читал классику зарубежной фантастики. Переводчики, конечно, люди хорошие и умные, однако их максимум — обеспечить красивый литературный текст, по смыслу совпадающий с исходным. А тут... книга не столько читается (именно как сочетания слов), сколько слышится, чувствуется фибрами взволнованной души. Сквозь страницы просвечивают мучения раздвоившегося главного героя, пытающегося выразить набором сухих фраз свои новые чувства, ощущения, о которых раньше он не мог и подумать без отвращения. Как смешны и поначалу нелепы эти аналогии, попытки выразить состояние души лексиконом, вращающимся вокруг чисто математических терминов! Как впивается в память этот четырехлапый, паучий икс!

Тут писали про алогичность действий главного героя. Кажется, вполне серьезно писали. Кто-то и вправду ожидал осмысленных действий от человека, влюбившегося в первый раз в тридцать два года. Для них любовь хуже, чем для нас шизофрения. Это не только атавизм, это появление «я» в психике, знавшей три десятка лет только «мы». Стоит ли удивляться, что бедный герой расщепляется и ведет себя, кхм... не вполне адекватно?

Писали и про плохую проработку «антиутопической» части. Здесь не согласиться трудно, ни в какое сравнение с детально прорисованным «1984» роман Замятина не идет. Но не могу не выступить в защиту «Мы»: главное здесь — не антиутопия (все помнят, что это мое личное мнение), главный здесь Д. Это его книга, его жизнеописание, читателю предлагают анализировать его речь и его поступки, недаром повествование идет в виде дневника. В ретроспективе, разумеется, большее значение имеет первое описание тоталитарного общества, из которого впоследствии вырос целый жанр, обогативший литературу великолепными произведениями. Однако давайте посмотрим фактам в лицо: это плохая антиутопия и превосходный психологический трактат. Он ставит перед нами проблемы ограниченности словарного запаса (вспоминаем «новояз» Оруэлла), подавления любви обществом (и ни одна антиутопия — из известных мне — без любовной составляющей не обошлась), появления счастья после исчезновения свободы («О дивный новый мир»), множество других. Но эти проблемы — психологические и, частично, философские. Как воспитывают детей? Кто такой Благодетель, из кого он выбирается, что бывает, когда он умирает, какова политическая география мира, к каким последствиям привела Двухсотлетняя война, кроме разделения некой конкретной территории на две части? Нет ответа на типичные «антиутопические» вопросы, и нечего тут обсуждать.

Так все-таки?.. Антиутопия на 7+поблажка первопроходцу или психологический трактат на полные 10? Я склоняюсь ко второму варианту. А вы?

1917 перевернул всё, вывернул наизнанку, снёс к чёрту многовековой налёт прошлого.

Мы: Прощай застарелая, дряхлая диктатура глупцов монархов, да здравствует славная очищающая волна революции! Viva свобода, viva!

Одинокий голос из толпы: Постойте, постойте же! А что собственно произошло?

Мы: Мы не поняли. Нам думать не положено.

Одинокий голос: Но кто прав, кто виноват? Как мы живём, за что мы воюем?

Мы: Мы не знаем. Нам знать не положено.

Одинокий голос: Нет. Я должен понять. Так кто же такие мы?

Мы: Мы не знаем и знать не хотим.

Воистину разобраться в происходящем мог только очень умный, непредвзятый человек, сумевший сохранить трезвый рассудок. Таких были единицы. Предсказать со 100% точностью, что будет дальше, предугадать развитие человеческого социума на десятилетия вперёд мог только истинный провидец. А такой был всего один — Евгений Замятин.

Написал он в 1920 году одну странную и даже неказистенькую вещицу.

Искусственный, нарочито нереальный, крошечный мирок. Стеклянные домики, лысые «нумера», в них обитающие и поглощающие пластмассовую пищу. НУ ЧТО ЗА БРЕД!!!!!! ТАК НЕ БЫВАЕТ И БЫТЬ НЕ МОЖЕТ!!!! (Так и представляю как Замятин в усы посмеивается). Текст сухой, того и гляди рассыпется, и весьма зануден и тосклив. У АВТОРА НЕТ ТАЛАНТА!!!!! Книжка названа «Мы», но какие же это МЫ? МЫ не лысые, зовёмся именами, ходим в разной одежде, да и вообще эти люди глупы, недалёки искусственны...НАШЕ БУРНОЕ НЕОДОБРЕНИЕ!!!! КНИГУ ФТОПКУ!!!(Замятин опять прячет в усах подленькую улыбочку).

Наверное такой и была бы реакция обычного советского «пролетария» или среднестатистического американского «буржуя» натолкнись он случайно на роман Замятина. Потому-то наверное книжечка и прозябала в безвестности много-много лет. Потом таки появилась на широкой публике. А потом попёрли антиутопии: и Хаксли, и Оруэлл, и Брэдбери, и Воннегут. Но Замятин не потерялся. Почему?

Да просто книга гениальна и ничего тут больше не попишешь.

«Мы»- бесконечно тоскливая книга. Некоторые люди путают скуку с тоской. С тоской ноющей, как зубная боль. Она постепенно въедается в тебя и не отпускает. С этой книгой нужно бороться. В ней не за что зацепиться. Она подчёркнуто неживая, как учебник математики, как сложный стеклянно-железный механизм. Но именно поэтому она безотказно бьёт в цель, с точностью калькулятора задевает жизненно важные точки мозга. Мир книги- абсурдистки, гипертрофированно бредовый, вызывающий неприязнь на клеточном уровне. Но он реален, абсолютно. Он подчинён логике. Стройной, безжалостной, убедительной математической логике. То тут то там Замятин раздаёт резкие, хлёсткие пощёчины (этому способствует скупой, но очень выразительный стиль автора).

Конечно «Мы»- это в первую очередь рассмотрение итогов революции и Гражданской войны. Размышление о будущем страны столь неопределённом и жутком по Замятину. Но это именно взгляд в будущее. Каким образом Замятин предугадал развитие тоталитарных обществ? Как мог он предвосхитить «железный занавес»? И заранее предопределить крах нового строя? Уму непостижимо...

Постойте! Или не крах? Кому вообще симпатизирует автор? Кто прав по его мнению? Какие он делает выводы?

А никаких. «Мы»- царство безнадёги и неопределённости. Общество, руководимое Благодетелем, напоминает слепых , беспомощных барашков на скотном дворе. Но принёс ли пожар революции, переворот, что-то хорошее людям, главному герою, обществу? Пройдясь вихрем, он оставил после себя лишь сумятицу, неопределённость и никакого счастья. Может лучше жить без фантазии?

Кто-то говорит, что антиутопия Замятина не страшна, что это так игрушки. Вот Оруэлл или Брэдбери… Антиутопия Замятина страшна тем, что погружает в мир сомнений и безысходности. Куда не глянь – выхода нет. Возможно лучше его и не искать. В финале романа Замятин даёт читателю лучик надежды, но он очень расплывчат не ясен. Нет точки есть только многоточие...

Да и история циклична – выйдя из одного тупика мы обязательно придём в другой. Мир Замятина ещё может появиться на горизонте. (Кстати, это тоже весьма жутко, не правда ли?)

Замятии не даёт ответов. В книге не ощущается какой-то чёткой авторской позиции. Автор как бы говорит: «Вот тебе история. Делай выводы». А выводы не идут в голову. Мысль мечется из одной крайности в другую. А если и останавливается на чём-то одном, то это «одно» до ужаса пессимистично и мрачно. Читателям, которые привыкли к тому, что их водят за ручку, что им говорят, что есть хорошо, а что есть плохо, здесь делать нечего.

Мы:Постойте, постойте же! А что собственно произошло?

Кто прав, кто виноват? Как мы живём, за что мы воюем?

Так кто же такие мы? Что будет дальше? Какими будем?

Одинокий голос: Я не знаю, да и не узнаю никогда.

На самые главные вопросы МЫ однозначных ответов не получим.

Итог: Я ставлю высшую оценку. Потому что эта книга невыносимо раздражает, потому что будоражит, потому что обманывает надежды, потому что кидает в паутину сомнений, потому что заставляет думать, потому что она гениальна.

Оценка 10 из 10

P.S. Выражаю благодарность школьной программе по литературе за 11-й класс, которая позволяет широким массам приобщиться к этой замечательной книге :)

Этот роман, как сейчас принято выражаться, знаковый в творчестве Евгения Замятина. Не будь его, мы бы вряд ли сейчас обсуждали этого писателя. Но не в этом дело.

А дело в том, что роман прародителем целого жанра в литературе — антиутопия. Я не берусь сравнивать «Три Главные Антиутопии» на предмет «кто круче», это просто не правильно. Хотя бы потому, что каждая из них вбирала в себя все лучшее из предыдущей. 20е «Мы» — 30е «О дивный новый мир»- 40е «1984». Между ними десятки лет — целая эпоха в мире литературы.

Причем роману «Мы» досталась самая тяжелая судьба. Он был рожден в стране, в которой ему было никак нельзя родиться. Чудом вышедший за рубежом он мгновенно стал популярным. А ведь он мог бы так и остаться лежать на пыльной полке. Только представьте, сколько всего мы тогда бы лишились.

Заметьте также тот факт, что Замятин стал своеобразным пророком появления тоталитарного общества. Это Джордж Оруэлл писал «актуалочку» по горячим событиям, а Замятин предвосхитил (люблю это слово) государство, в котором местоимение «я» просто неуместно.

Если говорить о моем мнении на счет этого произведения, то оно очень неоднозначно. Острый, стеклянный, режущий язык Замятина показался мне тяжеловатым, но все же очень стильным, отлично дополнял атмосферу этого стеклянного мира. Сюжет кажется мне слабеньким, но это с позиций сегодняшнего дня. Страха не было, было какое-то ощущение «ненастоящести», пустоты. Наверное, это из-за того, что все герои кажутся мне неживыми, роботами, которым просто некуда меняться, которым не будет нечего делать со свободой. Здесь действительно не осталось живых, кроме этих волосатых полу-обезьян, живущих в каменном веке и взбалмошной бабы, которой хочется поразвлекаться и цели которой всегда оправдывают средства. Вы же не думаете, что такие люди, как она лучше, чем такие, как Благодетель?

В Мире Оруэлла еще осталась хоть какая-то жизнь, поэтому он гораздо страшнее. А еще в «Мы» нет такого всепоглощающего контроля, есть шторки, за которыми можно укрыться, никто не старается уловить «мыслепреступление» на твоем лице, и пытки здесь, ну прямо скажем, детские. Короче, жить можно, но лучше не надо. Вот черт, ведь не хотел же их сравнивать, а волей-неволей тянет.

Болезнь под названием «душа», которой заразился главный герой принесла ему только муку, лишние переживания и фрустрации. На вопрос готов ли я променять свободу на тотальное, безграничное счастье я не готов дать однозначный ответ. Наверное, окажись я на месте Д-503, я бы тоже удалил себе фантазию. Потому что существовать в таком мире осознанно я бы не смог. Потому что разум должен победить.

Вы уж извините, я скуп на оценки. В целом семь. Как первооткрывателю.

После разрушительной двухсотлетней войны погибает 98% процентов населения Земли. Оставшиеся люди, жертвуя своей личной свободой и индивидуальностью, создают Единое государство — оплот порядка, единения и равенства. Шиллер сказал: «Любовь и голод правят миром». Основатели Единого государства покорили этих владык: голод — нефтяной пищей, любовь — розовыми билетами. Все в этом городе рационально и математически точно, множество домов ограничено Зеленой стеной от хаоса окружающего иррационального мира, а сами дома — матрицы из стекла, где каждый элемент, каждый нумер, навиду в своей ячейке.

Главный герой романа, Д-503, инженер, просто счастлив, живя посреди этого математического тождества. Скоро должен состояться запуск Интеграла — первого космического корабля Единого государства. Первым его грузом должны стать поэмы и манифесты о красоте Единого государства, поэтому Д-503 начинает вести свой дневник для описания «математически совершенной жизни Единого государства».

Так начинается роман «Мы» — роман, который, на мой взгляд, является одной из самых лучших антиутопий 20 века.

Автор рисует, на мой взгляд, эталонную модель тоталитарного общества. Показывается деспотия во всей её красоте, но не гротескная, не всеобъемлющая, а более человечная, чем, скажем, у Бредбери. Литература не запрещена, она контролируется. Выборы — есть, да, итог известен заранее, но они есть. Свободное время есть, и как показывает автор романа, граждане могут использовать его не только для праздных прогулок по одноликим улицам города.

Граждан больных «фантазией» не забирает сразу отряд хранителей, напротив, ему дают справку о временной нетрудоспособности и время для излечения.

Следует отметить, что изначально люди сами устанавливают этот режим, стеной они огораживаются от последствий двухсолетней войны. Лишение индивидуальности человека, введение однообразных юниф, розовые билеты — это другой шаг, сделанный во «благо» всех людей, это попытка побороть давнейших грех человечества — зависть. А стеклянные дома? Уж ни к подобным ли мерам идут сейчас, всё громче обсуждая меры противодействия терроризму? Не правда ли, как все грамотно и логически обоснованно? Главный герой не просто слепо верит в волю Благодетеля, он сам логически оправдывает все ограничения и несвободы.

И что самое главное, всё сказанное автором ещё возможно. Подобное общество — это окончательное вытеснение биологической составляющей человечества, замещения биологического Я социальным Мы. «Я уверен — мы победим. Потому что разум должен победить».

Этот роман показался вам скучным? А может быть неправдоподобным, «изжившим себя после распада СССР»? Хорошо, правильно, будущего не стоит бояться...

Вы любитель математики и точных наук вообще? Вы руководствуетесь логикой при принятии решений и напрочь отбрасываете эмоции? Вы ставите интегральное «мы» выше дифференциального «я»? Если да, тогда этот роман для вас. Если нет, то он вам вряд ли понравится. Я, каждый раз отрываясь от книги, чувствовал себя эмоционально истощенным — такой эмоциональный поток смог передать Замятин словами главного героя.

На дворе двадцать шестой век. Утратившие индивидуальность люди, различаются по номерам. Они живут в стеклянных домах под неусыпным надзором политической полиции. Их жизнь, заключенная в уравнениях, логически счастлива. Они обеспечены, сыты едой из нефтепродуктов, уверены в завтрашнем дне. Знаете, счастье у Замятина вышло неоднозначное: правильное, равностороннее, прозрачное; но и бездушное. В этом стерильном мире не место эмоциям.

Институт брака, упразднен, но сексуальная жизнь не представляется вовсе уж беспорядочной (вспомним хотя бы «О дивный новый мир» Хаксли). Для любовных утех каждый имеет нечто вроде чековой книжки с розовыми билетами на конкретное время и на конкретный номер (человека). И только на время плотских утех разрешается опустить шторы в стеклянных домах.

Жизнь идет по расписанию. Расписанием и правилами регламентируется абсолютно все. Вплоть до количества жевательных движений для порции еды. Поскольку расписания нужно придерживаться неукоснительно никто не засоряет себе голову «ненужными» мыслями — ну нет такого пункта в расписании, предписывающего часы для размышлений. Так люди избежали избежали, порождаемых любовью, фантазией, конфликтов.

В этом математическом мире Замятина нет свободы. Свобода и счастье несовместимы. Каждый выполняет свою функцию неукоснительно. Личному мнению здесь места нет. Из года в год, в день Единогласия номера выбирают одного и того же правителя (Благодетеля), а все несогласные взойдут по ступеням Машины Благодетеля. В общем, Замятин мастерски раскрыл темную сторону тоталитарных режимов: жертвенность, обожествление вождя, у которого жестокость есть самоцелью (любовь к человечеству — непременно бесчеловечна) и т.д. Недаром этот роман был запрещен у нас. Хотя роман был написан до сталинского режима, он похож на его сатиру. Пророчество? Автор ни разу не показывает своего отношения к созданному им миру. Его позиция ясна для вдумчивого читателя и так. Ведь созданный им «рай» обладает многими характеристиками «ада».

Но и в этом раю нашлись свои согрешившие Адам (Д-503) и Ева (I-330). На сияющем стеклянном многограннике Счастья образовалось пятнышко — любовь. Но разве сможет любовь, которая не знает, что такое логика и числа выстоять в этом мире абсолюта? Ответ и так ясен. Но высказанная I-330 мысль , не позволяет считать финал романа трагическим: «революции бесконечны».

Язык повествования предельно прост, а термины знакомы еще со школьной скамьи. Роман изобилует математическими метафорами — вот это и поразило более всего: с помощью терминов точной науки так передать мысли и эмоции! Стиль настолько нестандартен, что сразу к нему сложно привыкнуть. Сюжет подается в виде конспекта главного героя — он же, фактически, дневник.

Любите вы антиутопии или нет, но эту книгу прочесть стоит. Но она не для развлечения. Чтение этого романа вполне можно сравнить с решением уравнений. Отличный сюжет, опередивший свое время, нестандартный стиль: поэзия математики и красота чисел — этот роман является одной из лучших антиутопий. Его так и хочется растащить на цитаты — много таких произведений?