Раймон Мофре «Aventures en Guyane»

Некоторым, наверное, известен следующий приём из художественной литературы: повествование о каких-либо событиях ведётся от первого лица в мрачном ключе — будь то дневниковые записи или просто воспоминания, которые ближе к концу резко обрываются. В игру вступает третье лицо, которое поясняет, что автор не смог продолжить писать в виду своей кончины или же в результате таинственного исчезновения — на случай, если требуется дать читателю надежду...А вот как насчет реальных, документальных примеров с аналогичным развитием событий? Этот пример сейчас перед глазами. «Приключения в Гвиане» Раймона Мофре (1926-го г.р.), бывшего французского военного корреспондента, парашютиста, позднее — журналиста и путешественника. На странице известного информационного ресурса находится снимок из его раннего похода — где он в хорошем настроении позирует вместе с юной индианкой, которая легко обходится без верхней одежды...Книга, составленная на основе реальных дневниковых записей с 17 июня 1949-го года по пятницу, 13 января 1950-го. В последней главе он пишет: «Я складываю гамак, закрываю рюкзак, накрываю все это брезентом. Вперед, навстречу прекрасному приключению. Течение будет мне помогать когда я устану; на мелководье — буду идти пешком. Меня прозвали «морским котиком», что ж, это первый раз, когда морской котик будет плавать по рекам Гвианы. Я — хороший пловец и уверен в себе. Клянусь, мы же покорили Ла-Манш!<...>До скорой встречи, мои дорогие родители. Оставляю эту тетрадь здесь, я писал ее, думая о вас. Я поклялся, что вернусь, и я вернусь, если Бог даст»....Но он не вернулся. Последние страниц двадцать данной книги точно не для слабонервных, пробирают поболее рассказа ужасов — вывернутым на изнанку реализмом. Бесконечный голод, болезни, сырое мясо; что уж говорить, когда израненный, босой, Мофре вынужден убить в полубреду своего единственного спутника — верного пса, прошедшего весь путь с ним вместе...

«Мне пришлось расстаться с револьвером чтобы получить немного золота — мне дали за него пятьдесят граммов: и это хорошая сделка. Я взял провизию в дорогу, безделушки для индейцев на Марони <...>Мой рюкзак для похода: фотопленка и бумага для записей в глухом металлическом ящике: пять килограммов пятьсот граммов; винтовка и патроны 22 Long Rifle: шесть килограммов пятьсот граммов; гамак, противомоскитная сетка, топор, плащ: четыре килограмма пятьсот граммов; аптечка: один килограмм пятьсот граммов; мелочи для индейцев: два килограмма пятьсот граммов; табак, спички, веревка, рюкзак весом семь килограммов, то есть в общей сложности двадцать восемь килограммов пятьсот граммов; груз, который легко нести при ходьбе со скоростью не более трёх-пяти километров в день...»

Если в прошлый раз, разбирая книгу американца Ла Варра, я указал, что им двигала жажда обогащения, то вот причины путешествия Раймона Мофре видятся более туманными. Он работал корреспондентом журнала «Sciences et Voyages», и вряд ли мог много заработать на своих репортажах. Да и деньги на поездку были собраны с трудом. Мофре не выглядел атлетом, и не отличался крепким здоровьем — в его записках регулярные жалобы на печеночные колики, лихорадку и дизентерию. В путешествии из родных и близких он вспоминает только родителей. В примечаниях редакторы упоминают его подругу Жанин: Мофре сожительствовал с ней в квартире-студии между улицей Фобур-Сент-Антуан и площадью Алигр. Очевидный вывод — он с ней расстался. Есть также загадочная фраза, что последние 14 месяцев Мофре боролся с повседневностью, которая всё больше сковывала его. Значит, приходим к выводу, что мотивы этого человека уйти в никуда нужно искать в психологическом разрезе. Чего он хотел добиться? Направляясь в малоизведанную территорию Гвианы, Мофре собирался соединить устья рек Ояпок и Марони, перейдя вдоль массива Тумак-Умак, холмов между Суринамом и Бразилией. Но, читая, мелькала мысль — остановись, поверни назад пока не поздно...Иногда автор говорит о какой-то силе, заставлявшей его продолжать путь. «Странно, я чувствую, как меня охватывает этот страх перед неизвестностью, но я также знаю, что меня подсознательно, почти против моей воли, движет какая-то невероятная сила.<...>Я бы хотел, по возвращении, дать себе несколько месяцев настоящего отдыха. Я думаю об отдыхе и уже о новом отъезде, о новых пейзажах. Я хотел бы увидеть ледяные земли, степи, тундру, Крайний Север, охотников за пушниной…».

Поначалу путешествие может быть и не казалось таковым. Стартуя из Маны, в компании негров-бошей он преодолевает множество водных порогов, следуя по пятам миссии географа Жана Юро. Но Мофре намерен пройти дальше его...«Я забыл только об одном: снять часы. Несмотря на то, что они швейцарской марки, они не выдержали порога Саббат. Вот они и утонули. Я пытаюсь открыть их, чтобы высушить механизм, но не могу.Тогда я оставляю их на произвол судьбы, как старый металлолом....» Символичный момент — порог с названием Саббат и потеря часов — видимо, то был знак свыше, что время для Мофре остановилось...

В Софи он попивает тафию с местными аборигенами и слушает истории о каторжниках-золотоискателях. В этом районе всё меряется граммами золота, в т.ч. и каноэ, и живая сила. Ноты обречённости проскальзывают дальше, когда доктор Сосс говорит ему на прощание: в одиночку у вас пятьдесят шансов из ста там остаться; если вы вернетесь, я засвидетельствую ценность вашего похода. — Может быть, вы читаете мои мысли, доктор Сосс. Ну, я пройду Уаки-Тамури, для этого я туда и отправляюсь, но я также пройду Ояпок-Марони через Тумук-Умак. А вы не даёте мне никаких шансов... Вы окажетесь плохим пророком!».

Что ж, оба они ошиблись...Читается книга не просто: мысли Мофре перепрыгивают с одного предмета на другой, много рабочего сленга, географии, и не всегда знакомой терминологии. А как насчет знакомства с рыбкой аймара? «Зубы аймары — это маленькие стилеты, которые разрывают то, что схватывают; именно по этой причине не рекомендуется опускать ноги или руки в воду и тем более купаться в глухих ручьях. И когда приходится тащить каноэ, это делается не без опасения...»

Самый ужас наступает на последних страницах. «Чтобы измерить расстояния, я делаю следующее: каждые сто метров, то есть каждые сто сорок шагов, я беру лист и кладу его в карман. Когда я останавливаюсь, я считаю листья, и таким образом я получаю приблизительное расстояние, которое прошел. Сегодня — около двух километров, то есть на один меньше, чем планировалось. Идя с такой скоростью, я доберусь до Тамури дней через двадцать.<...>Обе мои израненные лодыжки обильно кровоточат, и мухи слетаются туда, липнут к ним кучами. Меня мучает нестерпимая жажда, и я ускоряю шаг, но безрезультатно. Никаких ручьев на горизонте, ограниченном десятком метров. Ни болотца, ни даже лужи.<...>Крайняя усталость — дырявые ботинки, ноги в занозах и язвах, растяжение связок правой лодыжки, я не в состоянии добыть пищу...»

Итого: книга, которую вряд ли можно рекомендовать. Это точно не для поклонников Буссенара или Эмара. Трудно найти лучший пример, чтоб продемонстрировать отличия документальной книги от художественных приключений с элементами экзотики. Темы схожие, но совершенно разное «послевкусие»: в художественных книгах популярных авторов путешественника почти всегда ожидает спасительный финал и долгожданная встреча с близкими, но почти никогда — оставленный лагерь с пустыми винными бутылками и потухшим костром...