Владимир Санги «Об айне Буктакане из селения Саки, корне нивхского рода Саквонгов»

Достойное внимание произведение. По сути своей — история о первопредке, каким представляли его члены нивхского рода Саквонгов. Немаловажно, что по крови главный герой Буктакан — не нивх, а айн, так что в какой-то степени это и предание о близком родстве указанных народностей. Все атрибуты подобных преданий в наличии: не вполне понятный по своей сути отец Буктакана (читай — непорочное зачатие, ибо мать видит этого самого отца только во сне), путешествие по островам иного/потустороннего мира, обретение жены/спутников, борьба со злыми духами/великанами/людоедами милками, полученные от божественных сущностей правила жизни, и много чего ещё, обо всём и не расскажешь — это читать надо...

Написано (переведено?) местами прям просто шикарно, одна только сцена в жилище милков чего стоит:

«Поднял с натугой троих одного за другим —

Взял за височные волосы, чтоб побольней! —

А неженатого так и не смог он поднять.

Очень тяжёл! Вот такого и надо испечь!

Вертелом длинным железным проткнувши насквозь,

Заживо жарят над воющим лютым огнём.

Умер, стеная, несчастный, и, в череп его

Мясо сложив, людоеды уселись за стол,

Жрут и гостям предлагают за ужин присесть

Сытно поесть.

Маясь душой, Буктакан человечину ел,

Ел не дыша, чтоб не чувствовал вкуса язык.

Только один он и смог эту муку терпеть,

Прочие двое куска проглотить не смогли».

Нормальный такой культурный герой, согласитесь? Честно говоря, даже и не припомню навскидку фольклорных мотивов, в которых каннибализм, пусть и вынужденный, никак не карается в дальнейшем, так что нивхи в очередной раз смогли удивить.

Также достаточно впечатляющими показались мне сцены в жилище одного из таинственных обитателей островов, по которым скитаются Буктакан и его спутники (впрочем, чуть позже будет дано объяснение о том, кто это был):

«Молвил старик Буктакану: — Взгляни-ка,

Сколько лесов и озёр в моём доме,

Разная живность, что в них обитает,

Пищей служила добытчика честным.

Службу свою отслужив человеку,

Эти олени и эти медведи,

Кеты, горбуши, таймени и нерпы —

Все в свой родительский дом возвратились.

Видишь, резвятся и плещутся снова,

Живы-здоровы.

Только не каждому выпало счастье

В честных руках умереть без мучений.

Гляньте-ка люди, вон в те водоёмы,

Что от озёр светлооких поодаль:

Низко склонились над ними деревья,

Жухнут до срока прибрежные травы,

Ибо в воде, потемневшей от горя,

Плачут и мучатся рыбы-калеки,

Жалуясь мне на людишек беспечных

И бессердечных.

В нетерпеливом обжорстве греховном

Люди носы им ножами срубили,

Жабры у них, у живых, обкусали

И, покалеченных, бросили в море.

Долго им жить, ни живым и ни мёртвым.

Долго счастливого ждать воскрешенья.

Жалко мне этих страдальцев безвинных —

Рыб разновидных и разноплемённых!

Не разрешайте же дел этих страшных

Родичам вашим».

Но в данном случае всё достаточно традиционно, как я уже упоминал, для повествований о первопредках — своеобразные правила поведения кто-то должен обрисовать и донести до людского племени, а бережное отношение к природе, от которой полностью зависела жизнь нивха, было насущной необходимостью, требовавшей закрепления и в фольклорной традиции.

Прозаическое изложение этого предания неоднократно публиковалось и до выхода «Песни о нивхах», но в стихотворной форме во-первых, становится понятнее роль Буктакана именно как культурного первопредка, пусть и для отдельно взятого нивхского рода, во-вторых, имеется объяснение, отчего лодки, на которых вернулись в стойбище после многолетних странствий Буктакан и его спутники, отправленные обратно, совершали три, шесть и девять кругов вокруг острова, сама история изящно закольцовывается, проясняя тайну происхождения Буктакана и судьбе родичей его матери, а в-третьих, какой же первопредок и его непосредственные потомки без упоминания о плодовитости, мужской силе и прочих подобных делах? Так вот в стихотворной форме это упущение полностью исправлено! Эпично так действие развивалось, местами даже пафосно, я бы сказал, а потом — бац! — и сын Буктакана уже вон чем занят:

Разумеется, «злобную силу осилила добрая сила» — как же иначе?! Безымянный сын Буктакана справляется с поставленной задачей, так что за плодовитость нивхского рода Саквонгов можно не переживать. =))) На этой оптимистичной ноте произведение, собственно, и заканчивается, а я ставлю ему твёрдую «восьмёрку» и отправляюсь дочитывать последнюю часть «Песни о нивхах».