Лев Толстой «Крейцерова соната»

Прекрасная повесть! Ну, в ней великолепно все — и писательская «безуминка», и затронутые темы, и само построение повествования (бОльшая часть произведения — это монолог главного героя, и он достоин встать в один ряд с гениальными монологами персонажей позднего Чехова («Палата 6», «Огни» и проч.))

Лично для себя я также выделяю отзывы на эту книжечку))). Так как главный предмет обсуждения является мягко говоря «щекотливым» для людей (прибавим максимально откровенное и «нецензурное» раскрытие темы, ну строго субъективное разумеется), читать их одно удовольствие, у меня даже есть мини-хобби — заходит на гудридс, и наслаждаться этим «отдельным видом искусства (особенно доставляют отзывы женщин).

У повести также есть послесловие, читать которое не менее интересно, рекомендую ознакомиться!

Залипал в Тик-Токе и что-то захотелось накатать отзыв))

Повесть прочитал случайно, задали сыну на внеклассное чтение на лето, книга попалась под руку и .... Моё впечатление — лучше бы не читал. Да, классик, автор величайших произведений. Но его извечные метания между ангелом и демоном утомляют. Атмосфера нервозности и пафоса, истеричность и самооправдания главного героя, устами которого Толстой предъявляет миру свой взгляд на семейную жизнь и устройство общества, протыкают эту повесть насквозь. «Домострой» по Толстому представился мне смесью мормонианства и жестких канонов православия, если такое вобще возможно. Я согласен с тем, что описывая страдания Позднышева, его мысли, автор во многом описывает нашу сегодняшнюю жизнь, современную реальность. Обвинения в развратности сыпятся на всех: женщин, врачей скульптуров, художников. Не скрою, моё мнение по отношению к автору предвзято, так как я читал отрывки воспоминаний его жены Софьи, где моралист и философ Толстой предстаёт в миру в другом свете, поступающим в жизни совсем наоборот.

На мой взгляд, повесть спорная и неоднозначная, есть мысли верные и правильные, но некоторые безаппеляционные рассуждения о нравственности из уст главного героя, убийцы между прочим, своей жены, раздражают.

«А между тем все знают, что именно посредством этих самых занятий, в особенности музыкой, и происходит большая доля прелюбодеяний в нашем обществе»...

Что ж, вступив в зрелый этап своей писательской карьеры, Лев Николаевич решил обратиться к жанру психологического детектива и создал довольно противоречивое, неоднозначное произведение под названием «Крейцерова Соната». Действительно, сюжет в повести разворачивается в стиле «перевёрнутого детектива», изобретателем которого нескромно считал себя британский писатель Ричард Остин Фримен. Преступник в «Крейцеровой Сонате» распознаётся с первых страниц в момент когда один из пассажиров купейного поезда заявляет соседу:

« Я Позднышев, тот, с которым случился критический эпизод, на который вы намекаете, тот эпизод, что он жену убил».

Дальнейшее течение событий происходит в объяснении мотивации Позднышева и причинах, которые привели к трагедии. Камерность и герметичность окружающей обстановки для начальных условий истории обеспечивается уютной атмосферой купе со стаканами крепкого чая и спящими попутчиками. Читатель, подобно сыщику, с каждой главой становится все ближе к финальной кульминации сего действа.

Вся середина книги, наделавшая много шуму, посвящена измышлениям на тему разврата, супружества и проблемных моментов в семейных отношениях. Главный герой, у которого «пять человек детей» размышляет во многих вещах чересчур прямолинейно и жестоко.

Французский художник Гастон Барре нарисовал к этой книге в 1952-м году цикл превосходных иллюстраций, тонко и эротично изобразив жену главного героя.

Итого: произведение написано лёгким языком, почти полностью отсутствуют цитаты и исключены географические названия. Но все, что здесь есть, имеет горькую окраску.

Не хочу говорить об идеалах Толстого, потому что я их не разделяю. Я прочитала послесловие Толстого к этой повести, подловить его в самопротиворечии во время прочтения мне не удалось, показалось, что всё логично, но догму (аксиому), от которой он оттолкнулся (учение Христа, как он его понимает), я не разделяю, а потому в чем-то я с ним согласна, в чем-то — нет, а спор о его взглядах на нравственность, в частности по вопросу половых отношений, будет довольно глуп. В своей вере он прав. Он сам ей не следовал в точности — а кто может похвастаться тем, что достиг своего идеала, что свят со своей точки зрения?

А вот чем хороши художественные произведения, так это тем, что в них чья-та история. И даже если автор транслирует нам мысль, которую мы принимать не хотим, то произведение всё равно может зацепить за душу, увлечь и вызвать много мыслей. Вот мне эта повесть очень понравилась, чего не могу сказать о главном герое Позднышеве. Весьма неприятная личность, даже, я бы сказала, мерзкая. Интересно, что именно такому совсем несимпатичному персонажу Толстой доверяет высказать свои идеи. Даже странно, мне кажется.

Позднышев — личность сломленная, его грех довел его не до прозрения, не до переоценки своей жизни, не до «воскресения», а до дна, мне кажется. Что-то он осознал, в чем-то раскаялся, но не может он избавиться от своих грехов, нет полного раскаяния, нет искупления, есть какое-то доживание в непреходящей огромной жалости к себе. Ему настолько жаль свою загубленную жизнь и душу, что это затмевает всё остальное. Ему всю жизнь было себя жаль. Он мучается-мучается-мучается...

Толстой пытается словами Позднышева показать, что виной этому развратная с самого юношества жизнь Позднышева. Может, и так, а может, корни еще глубже. Ведь Позднышев всю свою супружескую жизнь смотрел на свою жену как на свою собственность, не видел и не пытался увидеть в ней человека, а видел в ней только животное начало (по его собственному признанию впервые он увидел в ней человека, когда она умирала). И его дикие приступы ревности — разве они от его посещений в младые годы публичных домов? О, это было вбито в него очень рано и очень глубоко.

Больше всего в произведении Н.Чернышевского «Что делать?», когда я читала его в бытность мою школьницей, мне понравилось и запомнилось мнение Рахметова о ревности (хотя теория разумного эгоизма тоже показалась разумной):

»- Вы не признаете ревности, Рахметов?

- В развитом человеке не следует быть ей. Это искаженное чувство, это фальшивое чувство, это гнусное чувство, это явление того порядка вещей, по которому я никому не даю носить мое белье, курить из моего мундштука; это следствие взгляда на человека, как на мою принадлежность, как на вещь.

- Но, Рахметов, если не признавать ревности, из этого выходят страшные последствия.

- Для того, кто имеет её, они страшны, а для того, кто не имеет её, в них нет ничего не только страшного, даже важного.»

Не в половой страсти была дикость и мерзость отношений Позднышева с женой, а в его диком отношении к ней не как к человеку, а как к своему белью, которое периодически вдруг пытается возомнить себя чем-то иным. И в итоге достало его это белье в конец и изрезал он его на куски. И удивительное дело — суд оправдал убийство, ведь Позднышев честь свою защищал, и это при том, что даже факта измены не было установлено. Хотя что тут удивительного — общество тоже посмотрело на жену Позднышева как на белье и тоже забраковало.

И мне показалось, что мучается Позднышев своей ревностью до сих пор, хоть уже и ведет жизнь вроде как воздержанную, а только кроме ревности добавилось ему еще и жуткое чувство вины за отнятую жизнь человеческую.

В общем, к концу повести мне даже жаль стало этого Позднышева. Нет ему спасения, нет ему мира.

Что ни фраза, то афоризм (по памяти):

Барыня: А что же делать, коли жена мужа не любит?

Купец:Не любит? Небось полюбит!

Брался читать повесть, что называется, «для общего образования», ничего хорошего в ней найти не ожидая. Видимо именно поэтому и нашел)

Александр Сергеевич в свое время уже объяснил нам, что вдохновленный поэт в моменты творчества себе не принадлежит, а лишь транслирует помимо своей воли некую высшую истину. Странным образом начало свое эта идея берет, насколько я понимаю, из традиционного ислама, озабоченного сохранением священных книг в неприкосновенности. То есть для защиты сакральных текстов был придуман вот такой трюк: дескать, не важно, что ты сегодня громко заявляешь во всеуслышание прямо противоположное, важно, что вчера, когда ты писал, тобой владел святой дух (тема также отлично обыграна «Книгой Г'Кара» в моем любимом «Вавилоне-5»). В таком виде мысль, само собой, выглядит довольно нелепо.

Но похоже, что именно это с Толстым и произошло, когда он писал «Крейцерову сонату». Повесть вышла, как бы сказать... художественно полноценной. Нет, я говорю в данном случае не о стилистических красотах – с родным языком Лев Николаич, как известно, был в весьма натянутых отношениях, находя физически трудным писать гладкие предложения длиной меньше двух страниц. Хотя даже фантлабовский алгоритм лингвистического анализа подтверждает: фразы в «Сонате» короче, чем в «Войне и мире», да и вообще «стиль Льва Толстого в этом произведении немного разнится со средним стилем автора». Но я о другой художественности. О внимании к деталям. О пусть и переполненной заблуждениями, но главное — очень подробной и въедливой саморефлексии героя. О том стиле построения художественной реальности, который как бы дает возможность просунуть голову за поверхность холста, нырнуть внутрь картины, изучить сцену изнутри – и не согласиться с автором, увидев то, что даже от него, создателя сцены, ускользнуло. Писатели с большой буквы создают эту неоднозначность осознанно; желание оживить свои миры вкупе с простой человеческой честностью побуждают их рассматривать явления со всех сторон, даже если это не способствует пропаганде их личных взглядов. Толстой, очевидно, к таким писателям не относится: в рамках произведения этические выкладки героя (или злодея?) не встречают достойного отпора, а в послесловии ЛНТ и сам сознается, что да, он разделяет большинство из этих позиций, что ради их продвижения он и взялся писать повесть. Зато дотошно-реалистический художественный метод создает эффект наподобие сеанса у хорошего психоаналитика: пациент сам вытаскивает из своего подсознания ту чистую незамутненную правду, о существовании которой и не подозревал.

Так что прочитать повесть все таки стоит, но только руководствуясь принципом «предупрежден – значит вооружен». То есть с позиции не восхищенного почитателя, принимающего за чистую монету каждое слово «великого русского классика», а скорее того самого врача-психолога, вычитывающего в рассказе пациента между строк больше, нежели тот сам пытается сказать.

Противоречивое впечатление. С одной стороны великолепно прописанные сюжетный драматизм и моральные терзания героя. С другой — отвратительная (по личному восприятию) нравственно-этическая концепция автора. Последняя оставила гнетущее впечатление и навеяла мысли о тяжести для близких от совместного пребывания рядом с Толстым на склоне его лет. Тем не менее, не вызывает сомнений, что это проза высочайшего художественного уровня. А то, что о содержании этого произведения хочется рассуждать и спорить до хрипоты, говорит только в его пользу. В общем, если оценивать по оставшемуся послевкусию — твердая «четверка» по пятибальной.