Джозеф Конрад «Лорд Джим»

Выдающийся английский писатель польского происхождения Теодор Юзеф Конрад Коженёвский, известный просто как Джозеф Конрад, написал в 1900 году роман, который признан критиками вершиной его творчества, лучшим творением – «Лорд Джим».

Это сильная эмоционально заряженная история про испытание ошибкой. Основная сюжетная интрига – трагическое стечение обстоятельств, навсегда изменившее судьбу отдельно взятого человека по имени Джим. Этот молодой английский штурман нанимается на пассажирское судно, курсирующее в Восточном полушарии. Однажды корабль попадает в бурю и терпит катастрофу. Капитан бросается за борт. Джим спасается на шлюпке с тонущего корабля вместе с еще тремя членами экипажа, и сквозь туман и шторм отплывает прочь.

Однако катастрофы не случилось: терпящий бедствие корабль цепляет другое судно и буксирует его до порта. Теперь выходит, что Джим – преступник, бросивший свое место в критический момент и пассажиров на произвол судьбы. Став жертвой добросовестного заблуждения, герой предается суду и покорно принимает наказание, а вместе с ним остракизм, изгнание из приличного общества и становится изгоем. Но еще не все кончено, потому что Джим по своей натуре – хороший, порядочный человек и на самом деле очень страдает из-за произошедшей трагедии.

Осужденный и отвергнутый, но еще живой и способный на многое, он ищет себе более простую работу, а затем волей судеб попадает на остров в Восточной Азии, жители которого принимают его чуть ли не как своего короля. И вот однажды на остров высаживаются контрабандисты…

Роман «Лорд Джим» можно отнести к внешне простым историям про борьбу человека с судьбой, испытание трудностями, описанное в духе Джека Лондона. Особенно сильно это сходство проявляется в антураже – морская романтика, путешествия, штормы и ненастья, сильные простые типажи волевых людей, готовых скорее действовать, а не размышлять. Однако сходство не полное, да и сам роман к жанру приключений можно отнести с большой натяжкой, поскольку морские испытания здесь все же идут общим фоном, а основное внимание автора уделяется метаморфозам главного героя, его внутренним терзаниям и переживаниям, то есть попыткам дать ответ на вопрос, годен ли он на что-нибудь как человек или так, дрянная вещь?

Повествование в тексте ведется от лица рассказчика-друга главного героя, что как бы придает всему сюжету убедительность свидетельских показаний. Мы словно видим Джима глазами рассказчика и вспоминаем вместе с ним ключевые сцены разговоров с Джимом, его мимику, выражение лица. Джим страдает, мечется, хоть и не подает виду. Он еще очень молод, этот Джим, в нем бурлит горячая кровь, требующая выхода энергии на что-нибудь полезное, благородное, но Джим уже обжегшись один раз, пребывает в замешательстве. Он боится совершить новую ошибку, и на этом страхе выстроен весь внутренний конфликт персонажа, который растет, меняется на протяжении всей книги.

«Лорд Джим» — отличный пример трансформации героя. От легкомысленного юноши в поисках приключений – к познавшему горечь страданий мужу, который никогда не сможет простить себе бездействие, если рядом творится зло. Выбор Джима предопределен, но главный вопрос состоит не в том, бросит ли он вызов злым людям, а в том, каков будет исход этого столкновения, и не обернется ли он новой, еще более фатальной ошибкой – промахом, который уже приведет к более страшным последствиям, массовым смертям, бедствиям? Джим несет бремя ответственности не только за себя, но и за других, но фокус в том, что и самого себя ему нести невероятно тяжело. Выдержит ли он испытание?

«Лорд Джим» — глубокое психологическое исследование на право быть самим собой, со всеми своими достоинствами и недостатками, победами и поражениями.

Читайте роман.

Джозеф Конрад отличался весьма неспешной, можно сказать — обстоятельной манерой повествования. И если в повестях, к примеру в «Сердце тьмы» (тоже, кстати, входит в условный цикл «Чарльз Марлоу») это воспринимается как некая художественная особенность, то в романах — произведениях больших по объёму, нежели повести, неспешность уже требует от читателя некоторой усидчивости.

Марлоу, находясь в приятной дружеской компании, рассказывает о своём знакомстве с английским моряком Джимом и участии в его судьбе. Джим, исполняя обязанности первого помощника капитана на судне, допустил слабость, в некотором роде фатальную ошибку. Был Джим в среде моряков «одним из нас», а стал изгоем, перебивался разными подработками, не удерживаясь нигде, пока, не без помощи рассказчика, не получил место на фактории на удалённом от цивилизации острове. И началась у него новая жизнь.

Композиционно роман не является просто хронологическим рассказом — часть истории мы узнаём из уст Марлоу, свои дополнения и мнения высказывают его собеседники, ну а финальная часть — это чтение письма. Таким образом, проблема освещается под разными углами, через пару десятков лет этим приёмом будут вовсю пользоваться модернисты. Сюжетно книгу можно отнести к приключенческой литературе с изрядными вкраплениями достоевщины (сам Конрад неоднократно отрицал влияние Достоевского, но большинство исследователей его творчества этому не верят), хотя душевных терзаний гораздо больше, чем, собственно, приключений.

Пафос произведения вполне конрадовский, являющийся центральной темой во многих его книгах — бремя белого человека. С одной стороны, автор был верноподданным Британской империи, с другой — потомком польских борцов с другой империей — Российской, так что с колониализмом у него отношения сложные. Главный герой, показанный эдаким «рыцарем совершившим проступок», из изгоя превращается обратно в рыцаря (ну собственно смотрим на название книги), да не просто рыцаря, а рыцаря-миссионера, мирного крестоносца, если так можно выразиться. Нет, он не насаждает христианство, но чувствует себя/является (нужно подчеркнуть) носителем света цивилизации.

Несмотря на, вроде бы, ясность оценок «что такое хорошо, а что такое плохо», главный герой так и остался для меня в чём-то пресловутым рыцарем из древних хроник — недопонятым и не совсем живым — красивая картинка, идеализированный образ для потомков. «Бремя белого человека» тоже для русскоязычного читателя понятие весьма абстрактное, а гуманитарная цивилизаторская миссия европейских стран по отношению к коренному населению колоний не может не вызвать усмешки. Известнейшая и значимая для мировой литературы книга, несмотря на многочисленные достоинства, практически не оставившая отклика в моей душе.

Имя Конрада знакомо мне с достопамятных времён запойного чтения цикла вполне себе космических и никоим образом не маринистских рассказов Станислава Лема «Рассказы о пилоте Пирксе» — в рассказе «Условный рефлекс» в краткой ёмкой характеристике своего героя Лем пишет «Ведь он читал Конрада ...», и этого коротенького в четыре слова упоминания хватило, чтобы запомнить новое имя раз и навсегда. Наверное здесь заслуга пока что не Конрада, но в большей степени пана Станислава Лема, однако, будучи упомянутым таким великолепным и авторитетным Мастером литературного Олимпа, имя Конрада автоматически попало в список будущих «хотелок».

Правда хотелкость эта затянулась пожалуй что чересчур, потому что только теперь, по прошествии уже не лет, но десятилетий, пришла возможность познакомиться с классиком английской литературы поляком Конрадом что называется тет-а-тет и фейс-ту-фейс.

Наверное, есть смысл сразу остановиться на авторской манере изложения событий. Автор неспешно подводит читателя к тому, что речь идёт о каком-то происшествии, в котором так или иначе замешан герой романа. Эта процедура намёков и плавной подводки к трагедийно-драматическому происшествию длится довольно долго, отчего сначала возникает некоторая натянутость. А Конрад не спешит с событиями и подобно опытному артиллеристу ведёт огонь пристрелочно и затем уже вилочно, загоняя свой литературный снаряд в конце-концов в яблочко, в центр мишени, в колышек.

Однако оказывается, что само столь долгожданное драматическое событие вовсе не является центром повествования, потому что для автора это происшествие стало только лишь отправной точкой для некоего своеобразного литературно-психологического расследования. Конрад гоняет своего героя по карте и по глобусу, по жизни и по географии, по людям и встречам, но в конце-концов оказывается, что это не просто бегство от людей, а бегство за самим собой и одновременно от себя самого.

А затем наш герой довольно внезапно меняет чехарду поисков на своеобразное служение, на миссионерство и почти что на мессианство. Казалось бы всё, точка достигнута, вина искуплена и совесть успокоена. Но, как говорится «если хотите насмешить бога, то расскажите ему свои планы» — вмешивается ещё одна недобрая сила и ситуация выходит из под контроля нашего героя...

Конечно же, основным конфликтом романа является внутренний конфликт Джима с самим собой. Его индивидуальные характерологические особенности постоянно подпитывают в нём ощущение своей виновности, а свойственный ему романтизм понуждает его совершать поступки в том числе и такого плана, которые более нормальный и отчасти пофигистский человек может назвать позёрными и идеалистическими. Джим великий идеалист и романтик (о чём напрямую пишет в романе и сам автор, вкладывая эту характеристику героя в уста Штейна), и потому он не способен вести себя в предлагаемых автором условиях как-то иначе.

Наверное с точки зрения современного человека такое поведение Джима покажется дурацким. Но почему-то всё-таки приходят на ум слова Честь и Совесть и Справедливость и всякие другие высокопарные и кажущиеся смешными и выспренними. А ведь действительно, сейчас из-за карточного долга, пожалуй, никто стреляться не будет, и из-за пощёчины на дуэль никого не вызовет... Куда всё это делось? И было ли оно в нас?..

Но вот в Джиме было точно!