Станислав Лем «Солярис»

В 1972 году Станислава Лема пригласили в Москву на премьеру экранизации его собственного романа «Солярис», предпринятой советским кинорежиссером Андреем Тарковским. Фильм писателю не понравился. По окончании премьерного показа он сказал, что не берется судить о его качестве, так как эта картина поставлена совсем не по его произведению. И это бесспорно так. Сюжет, герои, концепции для таких разных художников, как Тарковский и Лем, представляли лишь наборы элементов мозаики, из которых каждый сложил свою собственную картинку, в чем-то даже противоречащую изображению его соседа по общему первоисточнику.

У Тарковского, Крис Кельвин, подобно Раскольникову из романа Достоевского мучается раскаянием за причиненное им зло. Для него Хари — это способ познания самого себя, собственных целей и мотивов, а Солярис играет, скорее роль Справедливости, Провидения, Бога наконец. В отличие от него, книжный Кельвин — прежде всего ученый, движимый холодной и расчетливой жаждой познания, так знакомой не понаслышке и самому Лему. Сам образ Хари не вгоняет его в состояние ступора; возникающие с ее появлением неприятные воспоминания лишь мешают и отвлекают ученого от гораздо более весомых занятий — исследования Соляриса. Иными словами — внешнее/ внутреннее, фактически как инь/янь : по наименованию схожи, но по сути — совершенно противоположны.

Как верно отметили предыдущие ораторы, роман Лема рассказывает о Контакте. Да, действительно, чем больше ученые пытаются узнать о Солярисе, тем больше Солярис обнажает для них их собственный внутренний мир. Отсюда и пророческая фраза: «Пожалуй, об Океане мы не узнаем ничего, но, может быть, о себе...”. Но в то же время, сводить лемовскую концепцию только к невозможности познать чужой разум и величию самопознания тоже неправильно. В конце концов, разум Соляриса не просто чужероден человеку, но еще и наделен, практически божественными возможностями. Он играет с людьми, подобно Богу, но одновременно обладает мозгом младенца, все его действия порывисты и сиюминутны. Не знаю, задумывался ли об этом Лем изначально, когда составлял черновик романа, но вылезающая на его последних страницах кельвиновская концепция Ущербного Бога ( «благоразумно» вырезанная цензорами во всех советских изданиях) является, по сути диспутом философа и фантаста с адептами христианской концепции. Бог непознаваем не по причине своего совершенства, неведанного людям, а как раз из-за т.н. «ущербности», обладании определенными недостатками и слабостями, которые присущи и человеку. Отчаянный же бог, загнанный в угол, откуда нет выхода — и есть человек. А по сему, контакт между ними невозможен не по причине их чужеродности, а именно из-за этой несовершенности, порывистости и утопичности построения идеальной модели. Бог непознаваем, именно потому, что он слишком... человечен. А понять другого человека оказывается гораздо сложнее, чем иной разум, к которому безуспешно стремится Снаут. Надо ли, удивляться резкой реакции Лема, когда Тарковский в экранизации превратил Океан в подобие сюжетообразующей « Deus ex machine»?

На самом деле, «Солярис» Лема — это одно из самых пессимистических произведений в мировой литературе. Невозможность познать Бога, другого человека и себя самого приводит героев на край отчаяния, они барахтаются внутри станции, словно мухи в паутине, тщетно пытаясь ответить, хотя бы на один из этих заветных вопросов. Именно в этом отчаянии Тарковский и усмотрел отголоски того судорожного самокопания героев, которое впоследствии и займет центральное место в его фильме. В отличие от Лема, где попытки познать себя, были лишь вынужденным средством, в попытках изучить Океан, герои Тарковского идут на это осознанно, для них именно это и является основной целью, а Солярис — лишь средством. Старый как мир методологический спор: одна идея, две ярчайшие творческие личности, две параллельные концепции, и каждая из них права по-своему. Несмотря на эту разницу в подходах, при очередном перечитывании лемовского «Соляриса», у меня в ушах всегда непроизвольно играет одна и та же музыка — хоральная прелюдия Баха, которая удивительно точно подходит для всей технологичности и космичности лемовских пейзажей, став их неотъемлемой частью. А это лишь доказывает, что подразумевая в своих произведениях диаметрально разные подтексты, оба творца думали на одном и том же языке.

В оценках этой книги все рецензенты фантлаба сходятся: произведение замечательное. Все рецензии светлые, проникнуты эстетическим и философским духом. Я так думаю, что о хорошей книге приятно написать хороший отзыв. А если книга не понравилась, то зачем писать плохой? Всем же нравится, вдруг я что-то не понял.

Но я далек от благостных настроений, потому дальше будет только негатив. А именно — книга по моему мнению нудноватая жвачка без внятного конца со слабо выраженными мыслями автора. И прощает ее только то, что написана была она давно, когда фантастика, как жанр, не очень-то оформилась. В эру эксперимента. В эру движения к светлому будущему. Ранние Стругацкие тоже те еще произведения писали. С позиции новизны, прорыва — Солярис, безусловно, примечателен. В привязке к современным реалиям — сомневаюсь.

Итак, я не ждал никакого особенного действия. Мне нравятся философские, запутанные книги. Книги, в которых есть стройные взаимоотношения героев, ставятся острые проблемы, которые каждый из героев решает по-своему. Что же мы видим здесь? Главный герой — слизень по натуре, беспозвоночное и бесхарактерное существо, не понимающее, чего конкретно он хочет. Его гипертрофированное чувство вины удивляет. Его терзания невнятны. Удовлетворенность от встречи с возлюбленной? Ее нет.

Этот герой — просто образец победившего плюрализма и готовности к самопожертвованию. Чего-то хочется, что-то требует совесть, действовать нет ни желания не сил. Слизень — он и есть слизень. Ну ладно, книга не будет плохой просто потому, что ее герой избалованный самопознанием и ищущий утешения в собственных страданиях интеллегент. Но от того, что в книге будет описано, как некий индивид ходит из зала в зал и говорит всем и самому себе, что он не знает как поступить, в конце концов (когда уже будет заведомо поздно) к чему-то придет (будет сомневаться), но так ничего и не сделает... Тогда эта книга и будет безыдейной нудноватой жвачкой.

Итак, мы определились, что с действием в романе (хотя я бы назвал его повестью) туговато. Наверное, философская мысль глубока и необъятна настолько, что читатель чувствует собственное ничтожество в неумении и неспособности ее понять? Да ничуть. Я читал множество книг с аналогичными проблемами, некоторые были даже удачнее. Другой вопрос, что они могли быть основаны на Солярисе, как на неком первоисточнике, базисе. Но я оцениваю книгу в общем, а не как что-то первое, что проложило путь остальным, показав направление.

Философия. Проблема соотношения призрака и человека. А точнее, образа человека и реального человека. На троечку какая-то проблема. Тем более, что в книге она не разрешена. Хотя, возможно, уйти от проблемы или выждать — это тоже решение. Но никак не философское. Рассмотрим образ сознания. С точки зрения логики, идеализированный образ даже лучше реального человека — на то он и идеализирован. С точки зрения этики образ никакого отношения к реальному человеку не имеет, он — лишь приятный самообман. С ним можно смириться или отвергнуть. Но чем принципиально духовно отличается смирения от отвержения я представить себе не могу. В Солярисе еще круче — не смириться, не отвергнуть, а переждать. Вдруг растворится. И вуаля!

Тайные страхи. Вообще я не очень понял, почему все друг от друга скрывали явившиеся им образы. Чувство вины? Я не уверен, что в реальности люди бы заперлись, переваривая горе в себе, а не постарались сблизиться и решить проблему. В этом смысле действия героев мне видятся странными. Кстати, о персонажах. Их всего два. Остальное — фон и статика.

Столкновение с непознанным. Если бы это столкновение привело к изменениям в сознании людей, какой-то реакцией, то могло бы стать хорошим сюжетом. Но если оно фон, если непознанное — это нечто, что никогда нельзя познать, никто не познает и методов познания нет, то оно становится совсем отвлеченным метафизическим понятием. Это сродни тому как ввести в книгу божество, которое будет совершать нелогичные, непредсказуемые поступки, а в конце объяснить все неисповедимыми путями. Обман. Издевательство над читателем.

Ну и отдельно о языке. Тут Лем проявил себя как Литератор. Описания тяжеловесны, медлительны и эпичны. Во фрактальных метаморфозах океана прописаны каждая черточка и лучик. Зачем? А чтобы было.

Жил был литератор. Основоположник. Глыба. Он написал произведение. Рядовую, замороченную муть. Критики увидели в ней философию. Кто читал, и философии не нашел — непрогрессивный, глупый и недалекий человек. Он не понимает глубокой литературы для продвинутых. Он не может погрузиться в глубины и увидеть матовый блеск истинного алмаза. Он не избранный.

Так вот. И я не избранный. Я не понимаю, что такого в Солярисе. По мне так ничего.

«Солярис» — бесспорная вершина творчества Станислава Лема. Это одно из лучших произведений в мировой фантастике, потрясающе совершенная книга.

Главное в этом произведении – ощущение немыслимой, трагической тайны Мироздания. Эта тайна встречает героя (и читателя) в начале, на полузаброшенной космической станции, в зловещем запустении коридоров; и не исчезает до неожиданной развязки. Чем больше мы узнаем о происходящем на планете Солярис, тем меньше понимаем происходящее, тем сильнее осознаем чуждость этого одинокого мира.

Тема неудачного, или, лучше сказать, невозможного контакта очень характерна для Лема. «Солярис» раскрывает эту тему наиболее четко. Даны два противоположных разума: человеческий, который не мыслит себя вне общества, который осознает себя в отношении к себе подобным, и разум Океана – одинокий и единый. Человеческие категории – жизнь, смерть, любовь – для Океана ничего не значат. Ему некого любить, ему не с кем враждовать, он совершенно бессмертен. Его мысли – чудовищные математические построения, непостижимо длинные логические цепочки.

Как найти точки пересечения между двумя разумами? Океан делает шаг навстречу, создавая двойников умерших близких. Что он хочет этим сказать? Дать людям утешение в их потере, помочь? Но вместо столь дорогих людей возвращаются лишь подобия, словно ожившие памятники, персонификации воспоминаний. Счастлив ли главный герой? Нет, он в ужасе. Ему не вернули погибшую любимую женщину, а подменили ее бессмертным чудовищем, лишенным памяти. Вместо того, чтобы спасти людей, Океан превратил их память в наркотик, вынудив их жить прошлым.

Океан не понимает нашего языка. Ему непонятна наша прикладная наука, а в своих абстракциях он зашел дальше пределов человеческой мысли. Люди не знают его целей, пределов его могущества.

Каждый пытается по-своему пережить происходящее. Кто-то хочет уничтожить «двойников», кто-то пытается с ними сжиться. Крис Кельвин, главный герой, пытается найти компромисс, воспользоваться предоставленным шансом и вернуть прежнюю жизнь. Но это самообман – смерть необратима.

Проблема контакта с инопланетным разумом – не единственная в проблематике романа. Лем поднимает еще более общий вопрос – проблему общего языка, понимания вообще. Ведь зачастую различный личный опыт – не меньшая преграда, чем различные эволюционные пути. Может ли человек понять человека? И если нет – какой смысл искать братьев по разуму в глубинах космоса?

Есть мнение о том, что Океан тоже хочет контакта, что он устал от своего одиночества. Но может ли существо, никогда не знавшее никого, кроме себя, желать общения? С другой стороны, ищет же человечество следы иного разума – как будто ему мало внутренних противоречий. Но все же мы скорее готовы найти врага, чем остаться одинокими во Вселенной.

Против величайшей в мире неизбежности бессилен даже Океан. Время не пойдет вспять, мертвым не стать живыми. Не это ли осознание смертности человека, как частного примера конечности бытия столь ужаснуло Океан? Не явилось ли появление двойников его попыткой поспорить с судьбой? Ведь и его жизнь исчислена – пусть не годами, а миллиардами лет.

Океан – кто он? Гений или идиот? Разумное существо или органическая стихия? Бог или самоубийца?

«Если ты – одинок, то он – просто ОДИН…»

Перед тем, как взяться за этот отзыв, я любопытства ради посмотрел, как оценивают «Солярис» пользователи «ФантЛаба». Гистограмма свидетельствует о всенародной любви и обожании – следовательно, нижеизложенным я могу навлечь на себя немилость местного сообщества. Да-да, вы поняли правильно: отзыв будет критическим. Я рискну заявить, что считаю «Солярис» сильно переоцененным, и ниже постараюсь аргументированно изложить свою точку зрения.

Как известно, основной постулат, который Лем выдвигал в «Солярисе» и во многих других своих произведениях, состоит в том, что возможности человечества к познанию иного разума очень ограниченны. Согласно Лему, люди в соответствии со своим разумением ищут в космосе не более чем самих себя в той или иной модификации, свое «зеркало», а наткнутся, скорее всего, на настолько чуждый разум, полноценный контакт (то есть осмысленный и целенаправленный обмен информацией) с которым невозможен в принципе. В этом Лем резко противопоставил себя тем фантастам, которые придерживались иных позиций:

а) что разумные существа неизбежно должны быть антропоморфны и обладать разумом, понятным и близким человеку (пример – Иван Антонович Ефремов);

б) что разумные существа могут иметь какой угодно облик и мыслить не как человек, но найти с ними общий язык все же будет возможно (пример – Клиффорд Саймак).

Заметьте, что сторонники двух перечисленных точек зрения на вопросы контакта, как правило, хорошо обосновывали свои позиции. Ефремов, например, отталкивался от диалектико-материалистического представления о разуме как об отражении объективных законов мироздания, единых для всей Вселенной, – следовательно, его развитие везде должно идти единообразно. Саймак был убежден, что у любых разумных существ рано или поздно разовьются схожие понятия о добре, гуманизме и справедливости и можно будет наладить с ними взаимопонимание на этой основе. Ну, а Лем? Его постулат дается в «Солярисе» как аксиома, не будучи подкрепленным никакими сколько-нибудь внятными доводами. Конечно, на то и существует фантастика, чтобы исследовать подобные труднопредставимые ситуации. Однако никакому фантастическому сюжету отнюдь не повредит попытка подвести под него научную базу. В последние десятилетия к существительному «фантастика» прилагательное «научная» присоединяется все реже и реже. Но «Солярис» – из тех времен, когда эти два слова были практически неотделимы друг от друга. А значит, и спрос с него должен быть по старым меркам. Вот, например, каким образом возник мыслящий океан на Солярисе? Если он всегда был единственным живым существом на планете, то, конечно, мог со временем в отсутствие конкурентов покрыть всю ее поверхность. Но такое бессмысленное расползание во все стороны отнюдь не требует наличия разума – оно и любой амебе вполне по силам. Если же океан захватил всю планету, постепенно подавив конкурентов, то, конечно, определенные зачатки разума в борьбе за существование у него вполне могли возникнуть. Но как только эта борьба была окончена, стимулы к дальнейшему совершенствованию исчезли – цель достигнута, планета захвачена, больше беспокоиться не о чем. А у Лема океан и в одиночку отчего-то продолжил развиваться, обретя разум и могущество чуть ли не сверхъестественные.

Как бы то ни было, никаких сколько-нибудь внятных обоснований эволюции Соляриса нигде не дано. Разве что в исторической справке, которую читает главный герой романа Крис Кельвин вскоре после прибытия на солярианскую исследовательскую станцию, нам предлагается пара теорий – но и они так и остаются пустыми словами без каких-либо попыток разработать их глубже. Равным образом Лем не посчитал нужным даже намекнуть, каким образом и почему мыслящий океан стал своеобразным локальным богом; почему он проявляет себя только в виде топологических экспериментов и забав с людскими страхами и комплексами; наконец, каким образом он своей мысленной энергией может управлять орбитой целой планеты. Единственное, на что Лем не скупится, – это на подробные описания солярианских феноменов с непременными добавлениями вроде: «безрезультатные дискуссии длились уже двадцать лет», «все гипотезы были опровергнуты», «нумерация томов серии “Соляриана” достигла четырехзначных чисел». Не знаю, как вам, а мне в этих комментариях видится некое скрытое ехидство: смотрите, дорогие мои, смотрите, десятки лет спорите, тысячи томов сочинили, а воз и ныне там. Это, конечно, еще один авторский ход в деле утверждения основного философского постулата романа – нам, людям, дескать, все равно не понять, так что не стоит и пытаться хоть что-нибудь рассказывать и объяснять. И в то же время в строках многословных, но подчеркнуто поверхностных описаний проступают следы какой-то намеренной осторожности со стороны автора: нет, не дам я им (то есть персоналу станции и нам, читателям, заодно) ни малейшей зацепки, а то ведь ухватятся, применят свои способности к познанию, которых у них, по моему убеждению, быть не должно, размотают весь клубок и обнаружат, что внутри-то пусто…

Чтобы совсем уж прочно защитить свое творение от рационалистического подхода, Лем вдобавок надежно прячет слабость исходных допущений «Соляриса» под глубоким психологизмом действия. Однако, если поразмыслить, можно прийти к выводу, что это опять-таки работает не в его пользу. В самом деле, тот, кто обратит внимание на основную идею, не может не почувствовать ее голый примитивизм и не удивиться, зачем надо было городить такой огород только ради того, чтобы донести ее до читателя. В этом случае целостность восприятия произведения теряется: философская основа отделяется от сюжета, а возможно, и вообще рушится, не выдержав его тяжкого груза. Сам сюжет, лишенный опоры, тоже рассыпается на мелкие обломки, в каждом из которых по отдельности очень немного смысла. Если же читатель увлекается прежде всего переживаниями людей на солярианской станции и их «скелетами в шкафу», он может вообще пройти мимо исходного авторского посыла. Мучительные раздумья и сомнения Кельвина, неожиданно нашедшего на станции двойника своей давно погибшей любимой девушки, заслоняют вопросы контакта даже в том случае, если читатель готов разделить взгляды автора.

Пора переходить к выводам. Я привык считать хорошей ту литературу, где автор дает читателю возможность думать вместе с собой, предоставляя для этого весь набор своих аргументов и рассуждений, с которыми можно соглашаться или же пытаться их оспорить. Лем же в «Солярисе» поступает с точностью до наоборот: всеми силами впихивает в читателя свои аксиомы, одновременно убеждая его в тщетности любых попыток хоть как-нибудь оценить эти постулаты с рациональной точки зрения. Фактически «Солярис» – это намеренно замкнутая сама на себя авторская конструкция, по причине своей замкнутости неуязвимая для любой рациональной критики извне. Если проще, то ее логический эквивалент – придуманное Чеховым выражение: «Этого не может быть, потому что этого не может быть никогда», – которое кто-то из отечественных фантастов метко назвал «идеальной моделью безразмерной безмозглости». Я не стремлюсь быть столь же категоричным и употреблять подобные выражения, но при чтении параллель выстраивалась в уме сама собой: нам не познать Солярис, потому что он непознаваем, а непознаваем он, потому что нам его никогда не познать. Да, у Лема есть немало того, что я читаю и перечитываю с удовольствием. Но «Солярис» к числу таких произведений определенно не относится.

В 1961 году Станислав Лем пишет произведение, которое обессмертит его имя и прочно войдет в пантеон шедевров мировой фантастической литературы. Этот роман рассказывает нам о некой странной планете в глубоком космосе, покрытой океаном из вещества, очень похожего на плазму. Планета называется Солярис, люди исследуют ее с орбитальных станций, направляют к океану экспедиции, пытаются найти следы разума. И сталкиваются с невозможными, непостижимыми парадоксами, совершенно не укладывающимися в сознании. Люди видят такое, от чего сходят с ума. Получив послание от погибшего ученого Гибаряна, с Земли на Солярис прилетает психолог Крис Кельвин – чтобы разобраться в происходящем на станции.

Смысл «Соляриса» заключается в следующем.

Если кратко: планета Солярис – это собирательный образ Космоса, который Человечеству не дано познать никогда. Вещь в себе, terra incognita, обратная сторона реальности, нечто трансцендентное, находящееся вне пределов нашего разума, как теория относительности находится вне пределов понимания обезьяны.

«Солярис» — одна из немногих фантастических книг, которая переворачивает мировоззрение с ног на голову. Попробуем объяснить, почему.

Доктор Снаут произносит в романе фразу, которая становится ключевой при понимании этого произведения. А звучит она так: «Мы вовсе не хотим завоевывать никакой космос, мы хотим расширить землю до его границ». За простой формулой скрывается фундаментальная философская истина, которая иначе, ученым языком, может быть понята как антропный эффект – человек неизбежно накладывает на окружающий мир свою субъективную картину и мыслит с позиции солипсизма. Просто космос и космос в человеческом понимании – это две разные категории.

Мы видим мир таким, каково наше физическое и умственное восприятие окружающего. Для кого-то, например, может показаться шоком тот факт, что цветов на самом деле не существует, а все нематериальные ценности, созданные человеком, не более как фикция. В объективном мире не существует экономики и права, инфляции и денег, их просто нет. Подобное фундаментальное положение даст нам ключ к пониманию идеи, которую Лем заложил в роман «Солярис».

Мы ограничены пятью официальными чувствами восприятия, что формирует нашу картину мира в довольно узкий формат. Все иные явления, которые мы не способны узнать, походят мимо кассы, и нам остается лишь строить нелепые, ложные догадки, не имеющие с действительностью ничего общего. Солярис невозможно познать человеческими чувствами и интеллектом. Ценность Соляриса не в том, что вокруг него создан целый раздел науки под названием соляристика, а в том, что все эти знания не стоят выеденного яйца, потому что могут быть опрокинуты в любой момент.

Человек не способен понять Солярис по физическим причинам. Если по-простому: мозгов не хватит. И на протяжении всего романа Лем убедительно демонстрирует нам эффект полнейшей неизвестности – начиная с «гостей» и архивных записей прежних экспедиций и заканчивая картиной мимоида, происхождение которого совершенно неизвестно.

Солярис существует.

Это его основное достижение и основная ценность.

Солярис существует как собирательный образ трансцендентного непознаваемого Космоса, которого нам никогда не достичь, оставаясь в человеческой оболочке. Все что требуется от читателя – просто осознать это.

Да, конечно, еще там есть любовь, рефлексия, драма и красивые описания различных физических явлений на поверхности планетарного океана. Есть любовная драма, трагедия утраты и шок от возможности снова увидеть воскрешенную любовь. Лем говорил, что Солярис – это удачный роман о любви. Совершенно верно, роман в том числе о любви, но как всякое универсальное произведение, как любой шедевр, он полифоничен, то есть затрагивает сразу несколько проблем, которые переливаются, словно цвета в новорожденной радуге.

Поскольку статус Соляриса четко не определен, под ним можно понимать все что угодно и тут Лем хитро оставляет широкое поле для трактовки произведения: один читатель поймет роман как историю о «разумном» океане, который слишком умен для неразвитого человечества, другой скажет, что произведение – идеальная история любви, которую можно «повторить» еще раз, третий заявит, что Солярис – коллективная галлюцинация всего человечества, вытесненное в материальный мир массовое бессознательное.

Мысль о человеческой ограниченности, незрелости, глупости, столь глубокая, навевает вместе с тем печаль. Фактически автор оглашает человечеству приговор: «Не видать вам космоса. Разберитесь для начала со своими внутренними проблемами, прежде чем лезть во внешние пределы». Печально то, что Лем прав. Смотришь на все, что происходит, на войны и мелочные дрязги, на предательство и грызню, и понимаешь, что мы недостойны столь высокой миссии, как контакт с внеземным разумом…

Итак, у каждого читателя свой Солярис.

В этом заключается основная прелесть романа, его уникальность, достоинство, художественная ценность.

Если задуматься, Станислав Лем мог бы ничего и не писать после Соляриса – такие философские высоты в фантастике взять под силу лишь единицам авторов, а роман будет актуален до тех пор, пока человечество думает о космосе. Не все его поймут, но и не для всех эта книга. Но несомненно, она позволит вам, пусть на миг, прикоснуться к Вечности.

Долго я ходила кругами вокруг да около этого отзыва и никак на него не решалась. Дело в том, что мои ощущения от этой книги не слишком совпадают с отзывами уважаемых мной фантлабовцев. А более или менее четко сформулировать эти свои ощущения у меня не получалось.

Но попробую.

Начну с того, что роман не понравился мне еще в детстве. Нет, он меня потряс, прямо-таки «расплющил» но не понравился. Что поделать, нежный возраст, сложно сопереживать взрослым дядям, занятым очень странными мыслями и поступками.

Но и при прочтении во взрослом состоянии двойственность восприятия никуда не делась, а даже усилилась.

Про плюсы написано много. Да, классика, да, замечательная (тем более для того времени!) идея. Описания Соляриса — очень хороши, хотя на мой взгляд, немного избыточны. Психологизм и расставленные по тексту морально-этические ловушки заставляют читателя, примеряя все это на себя, внутренне метаться, понимая, что выхода практически нету. По крайней мере — привычного, «правильного». И вот тут у меня не просто прозвенел звоночек, а ударил набат. Я не верю в описанных героев. Нет, всякое бывает, такие люди вполне могут существовать, но они (по крайней мере в таком количестве) не могут оказаться на научно-исследовательской станции.

Тут Лем попал в ту же ловушку, в какую попадают многие фантасты, являющиеся по сути гуманитариями (хоть и подкованными в научно-техническом плане) и пишущие о контактах с иным разумом и прочих коллизиях в космосе. Они населяют корабли и базы не учеными и исследователями, а рефлексирующими интеллигентами. Я никоим образом не хочу сказать, что у биолога, геолога, метеоролога и т.п. не может быть «скелетов в шкафу», потаенных стыдных желаний, психологических проблем и т.п. Все же люди. Но у них есть профессиональная деформация личности — они не могут не анализировать ситуацию, не сопоставлять факты и не думать. А экспедиционники, вообще народ довольно шустрый и решительный — знаю о чем говорю.

Уровень взаимодействия в «команде» — абсолютно не реальный. Научные исследования — это отнюдь не ковыряние каждого в своей пробирке, а комплекс хорошо спланированных, расписанных и регламентированных работ, требующих четких совместных действий. Тем более — в космосе.

А тут такое ощущение, что героев вытащили из какой-то диссиденствующей на кухне компании и безо всякой предварительной подготовки отправили в Космос.

В сочетании с хорошо прописанной НФ составляющей мира, странный подбор героев вызывает неприятное ощущение (что меня слегка надули).

Ну и если пройтись по тексту — можно найти массу спорных моментов про то, что человек не может принять себя таким, какой он есть, про в сущности ненужность космической экспансии и т.п. Было бы так — человечество смирно бы сидело по родным пещерам и копалась во взаимоотношениях.

Но это частности. Возвращаясь к общей оценке — вещь мощная, депрессивная, многоплановая. Несколько затянутая. С не совсем корректной (на мой взгляд) спекуляцией на чувствах и эмоциях. Интересная, тяжела. Чтобы сильно не задавила — при прочтении желательно включать логику и помнить, что у человека помимо эмоций и рефлексий есть разум и воля.

Писать отзывы на произведения столь известные и даже легендарные — дело гиблое. Настолько, что и начинать не хочется. Ибо, во-первых, добавить что-то новое к почти трёмстам уже существующим отзывам крайне сложно (если вообще возможно). А во-вторых, по крайней мере — у меня, взор, что называется, зашорен, мнение и впечатление о романе уже давно скрыто под наслоениями мнений других высказавшихся, в том числе — в профессиональных критических материалах.

В очередной раз перечитав «Солярис» в прошедшие три дня, я так и остался в плену этих самых наслоений и стойких впечатлений из прошлого. Как ни старался в этот раз абстрагироваться от пройденного, всё равно читал как что-то уже давно знакомое, и ничего, похоже, с этим не поделаешь. Лишь позавидовать можно тому, кто ничего о романе не знает, не слышал о фильмах Тарковского, хотя таких на этом сайте, наверное, нет.

Если вкратце и по существу, отбрасывая толстый пласт философии, то очевидно, что в книге две мощные составляющие.

Первая находится в области принципиальной невозможности контакта между человеком и любым другим (разумным) существом — идея эта для Станислава Лема была одной из центральных, он строго и последовательно продвигал её в своём творчестве. И «Солярис» тут, наверное, можно назвать программным произведением — могу ошибаться, но мне кажется, что именно в «Солярисе» идея выражена наиболее ярко, категорично, об этом размышляют герои романа, и можно сказать, что приходят к выводам более чем однозначным.

Второй вопрос относится к области лирики, и он тоже животрепещущий, но в большей степени дискуссионный. Как, собственно, и должно быть — эмоции ведь. Цена личного счастья, такого уютного, такого домашнего, такого желанного, такого... маленького? Если Кельвин в начале книги подходит к вопросу строго, с точки зрения научной этики и здравого смысла, то уже к середине мучается дилеммой, а ближе к концу меняет своё мнение на 180 градусов.

Я вот тут задумался: а как бы на его месте поступил я? И ответ меня несказанно удивил.

Лет десять назад, когда мне было 30, я скорее всего вооружился бы микроскопом, аннигилятором и, что называется, в бой!

Сегодня же — и без всякого стыда, между прочим — послал бы Сарториуса и Снаута куда подальше, отгородился бы от них, залёг бы навсегда в изолированном отсеке вместе с Хэри. А там — будь что будет, вдвоём что-нибудь придумаем.

Неожиданное и даже смелое признание, правда? Предпочесть человечеству творение инопланетного разума. Но видимо, возрастная усталость и приобретённая с опытом апатия вносят свои корректировки в мировоззрение. И это данность, которую нужно принять.

Вероятно, мысли такого же порядка одолевали Тарковского, переиначившего открытый, но научно-прагматический финал Лема в уютно-эскапический финал своего фильма.

Представьте, что вы читаете Достоевского, и в промежутках между исступлёнными диалогами героев и их самокопанием натыкаетесь на подробное описание какого-нибудь механизма или историю мировой психологии. Вы бы простили Достоевскому что-нибудь подобное? Вообразите только: едва утихли крики Сонечки Мармеладовой или прозвучала душераздирающая исповедь Настасьи Филипповны, как тут же даётся суконное обоснование их поведения с точки зрения науки. Не ужасно ли это? Но именно такими вещами и занимается Лем в «Солярисе». Он играет с нашими чувствами, как Океан, который ради забавы выворачивает наизнанку души людей. Но если Океан делает это по неведению, то Лем — исходя из чисто научного снобизма или неизжитого тяготения к фантастике ближнего прицела. Я мог бы назвать это юродством, если бы подозревал писателя в сознательной издевке. Но увы, Лем действительно думал, что именно так и надо. Он отлично знал, когда нужно поставить точку в предложении, но не знал, когда её нужно поставить в главе. Верно когда-то заметили Стругацкие: искусство писателя заключается не в том, какие слова надо написать, а в том, каких слов писать нельзя. Лем понимал это, но вместо лишних слов он вставлял лишние главы. «Солярис» был бы изумительным произведением, если бы не долгий и нудный отчёт об истории изучения планеты или чересчур подробное описание всех форм, которые порождал он на своей поверхности. Ударяясь в эту описательность, Лем совершил поистине преступление против литературы, смазав впечатление от своего действительно шедеврального (в остальных частях) романа.

«Солярис» писался как роман о контакте. Однако быстро перешёл к теме закоулков человеческой души. Такое бывает с великими творцами. Сервантес тоже задумывал «Дон Кихота» как чистую пародию на рыцарские романы, а получилось произведение на вечную тему благородства и безумия. Герои Лема и представить не могли, что, отправляясь на далёкую планету, они встретят там... себя. Вернее, свои самые затаённые желания. Солярис — он как золотой шар в «Пикнике на обочине» — выполняет не то, о чём вы его попросите (если сможете попросить), а то, о чём вы втайне мечтаете. В этом он действительно похож на ребёнка с его простой логикой, чуждой условностей взрослого мира: если человек чего-то сильно желает, почему бы не дать ему этого? Так невинное дитя лепечет своей матери: «Если папа любит тебя и ту тётю, почему бы той тёте не жить вместе с нами?». И в этом Океан проявляет отнюдь не инопланетную, а вполне себе человеческую природу. На мой взгляд неправы те, кто утверждает, что психика Океана (если она есть) совершенно чужда нам. Напротив, она нам слишком близка, настолько, что мы сами боимся этого. Ибо в нашем, земном обществе желания людские смиряются социальными нормами, что позволяет обществу жить и не разрушаться. На Солярисе таких норм нет. И учёные на Станции быстро оказываются во власти того наркотика, который им с готовностью предоставляет Океан. И оказывается, что даже самые великие умы не избавлены от мелких и гнусных страстишек, которые на Земле они лелеют глубоко в душе, не смея поддаться им, чтобы не опозорить своё имя. Здесь же, на Станции, где всё можно, эти страстишки выдают себя и постепенно подчиняют себе учёных мужей. Каждый находит собственный выход из этой ситуации. Кто-то принимается лихорадочно искать средства противостоять столь бесцеремонному вторжению в душу, кто-то кончает с собой, не в силах разорваться между нравственными нормами и животным вожделением, а кто-то с готовностью поддаётся такой страсти, упоённый возможностью прикоснуться к воплощённой мечте.

Главный герой романа — Кельвин — оказывается самым невинным в своих желаниях из всех персонажей, но и самым эгоистичным. Его можно понять, ведь он встал перед чудовищным выбором: принять ту, которую любил когда-то, или найти в себе силы отказаться от неё. Выбор этот тем более тяжек, что объект его любви не осознаёт тайны своего происхождения, он (этот объект) уверен, что является таким же человеком, у него есть память, есть свои потребности, есть собственные мысли. Отвергнуть его — всё равно что отвергнуть ту, которую любил. Возможно ли это? Поставив себя на место Кельвина, я содрогнулся. Кто-то здесь обвинял персонажей в истеричности, я же поражаюсь их хладнокровию. Человеческая психика не готова к таким потрясениям. На Земле просто не может произойти ничего подобного. Возвращение с того света самых любимых ваших людей — это же дико, непереносимо и вместе с тем... так соблазнительно! Как устоять перед искушением? Как пройти по тонкой верёвочке между милосердием и эгоизмом?

Но самое страшное в этом — чувства тех, кто вернулся. Чувства Хари. Ведь она — не фантом, не призрак; она — живой человек (в собственном восприятии). Каково это: узнать, что вы — это не вы? А ну-ка, поставьте себя на её место: вообразите, что ваша семья — это не ваша семья; родители — это не родители; друзья — это не друзья, а дом — это не дом. Многие ли выдержат? Хари оказывается куда мужественнее Кельвина. Она принимает решение за него. И это решение оказывается единственно верным. Она, фантом, рождённый Океаном, оказывается человечнее настоящего человека.

А не сон ли всё произошедшее? Может, ничего и не было? Как прельстительно так думать! Но даже фантомы не исчезают без следа. И в руке Кельвина остаётся записка — единственное воспоминание о той, что была и уже никогда не вернётся. «Любимый, я первая попросила его об этом. Он хороший. Жаль, что я должна была солгать тебе, но иначе было нельзя. Ты можешь сделать для меня лишь одну вещь — слушайся его и не причиняй себе вреда. Мне было хорошо с тобой». Она, эта записка, останется теперь навечно единственным эхом давно ушедшей жизни, крохотной ниточкой, связывающей его с мечтой. Но если есть ниточка, то можно вернуть и саму мечту, не так ли? Пусть не сейчас, но когда-нибудь, позже. Можно хотя бы надеяться на это. Без надежды человек мёртв. А с надеждой он остаётся человеком. Хотя бы и один на один с океаном.

P.S. Книга прочитана в оригинале. С переводами я не знаком. Поэтому если у кого-то возникнут вопросы типа «да где вы там видите психологизм?» или «не пойму, что тут выдающегося», учитывайте, пожалуйста, разницу восприятия. Я читал то, что написал Станислав Лем, а не то, что потом на этой основе настрочили переводчики.

На мой взгляд, «Солярис» — лучшее из того, что написано Лемом. И, возможно, лучшее из того, что написано на тему Контакта.

Роман настолько глубок, что дно даже не просматривается: перечитывая, открываешь раз за разом новый смысловой слой. Сколько их, этих слоев?

Контакт с инопланетным разумом? Или контакт с Богом? А может, контакт человека с самим собой?

Великий роман, великий автор, не стареющая классика жанра.

Воспринимать данный роман стоит очень осторожно, заведомо имея некий базис в голове, который помогает сознанию тяготеть в более тонким философским смыслам, заложенным в произведении на довольно большой глубине. На первый взгляд может показаться, что это некая фантастика описания, где все внимание уделено поискам новых форм жизни, её пребывания в отличном от привычного фантастического представления. Затем, следуя по сюжету, может показаться, что это некая история любви в антураже далекого космоса, которая претерпевает некие метаморфозы личностей, её испытывающих. Ну а если совершенно отстраниться от философии и личностных отношений, которым уделено много внимания в сюжете, то может показаться, что это этакий ужастик, в антураже космической заброшенности, где окружающая среда выглядит наиболее хищно, а за стенами заброшенной станции все еще более недружелюбно и опасно не только для тела, но и для разума. Но дело в том, что все это всего лишь фон, который в определенные моменты необходим для раскрытия основной фабулы произведения, вывести которую, как рекуррентную формулу или как новую физическую модель, довольно непросто. Но, наверное, для понимания смысла, к осознанию которого читатель может прийти так же, как это сделал и сам писатель (который сам не раз говорил, что писал по наитию), стоит рассмотреть все эти слои, служащие определенным смысловым акцентам:

1. Описание Соляриса и наука — соляристика. В мире романа это основной базис для понимания взаимоотношений между человечеством и Солярисом, это определенный акцент заинтересованности людей в этом неизведанном феномене, одновременно определяющий глубокую осведомленность в изучении данной планеты, а так же откровенное непонимание некоторых её процессов, которое приводит все научные изыскания в тупик. Тем самым в мире и возникает целая дисциплина, узко направленная и поднимающая вопросы о том, разумен ли сам океан, возможно ли установить с ним осознанный контакт, а так же как данные возможные открытия повлияют на развитие самого человечества. Так или иначе до самого контакта не доходит, развитие соляристики останавливается, от того эта дисциплина становится более описательной, содержащей в себе множество фактов о самом Солярисе, но не пытающейся сделать вывод о присутствии зерна чужого разума. От того возникает первый главный вопрос произведения, который повисает над обществом, как Дамоклов меч: возможно ли вообще найти способ осознанного взаимодействия с чужим проявлением разума, да и разум ли это вообще, на изучение которого стоит тратить столько времени и ресурсов? Вопрос раскалывает научное сообщество на тех, кто за и тех кто против, тем самым проводя черту между цивилизацией людей и океаном, на безопасном расстоянии от которой люди продолжают рефлексию и споры, по-прежнему не приходя ни к каким выводам.

2. Недружелюбная космическая станция и реакция на нее главного героя. Крис Кельвин начинает свое исследование станции как раз в период застоя соляристики и потери интереса к Солярису. Переступив порог, главный герой обнаруживает хаос и запустение, от того погружается в эту атмосферу с головой, обнаруживая на станции остатки исследовательской группы, которые так же находятся в состоянии глубокой депрессии, окутывающей и сознание Кельвина. Все дело в том, что люди находятся под влиянием некоей третьей силы, которая создает фантомов прошлого, тесно связанных с личностями каждого из них (причем сама связь слишком болезненная). От того каждый теряет свою личную безопасность, становясь уязвимым для этой силы, что является непосредственным препятствием для осознанных коллективных действий ученых. Это создает ощущение паранойи, паники, страха — верных спутников Кельвина, которым он противопоставляет силу своего разума и желание во всем разобраться.

3. Уязвимость главного героя и история его личных взаимоотношений. Добравшись до этого слоя, читатель узнает нутро самого Кельвина, а так же понимает и то, насколько он становится уязвим для воздействия океана. Кельвин оказывает сопротивление, пытается дистанцироваться от своего фантома, но постепенно обретает зависимость от него, так как это не просто фантом, а отдельная личность, пусть и не имеющая схожий атомарный состав. Причем это личность, наделенная сознанием важного для Кельвина человека, личность, которая помнит себя человеком, которая пытается мыслить, проявлять чувства, которая нуждается к нем. И самое страшное — она не осознает своего происхождения, тем самым это заставляет Кельвина не быть с ней откровенным, что вызывает у него душевные муки и внутренние противоречия. Таким образом Лем показывает уязвимого героя, который попадает под влияние Соляриса, который до конца начинает верить в то, что сможет спасти свою Хари, даже понимая тот факт, что она вовсе не человек, не тот, к которому стоит испытывать чувства в рамкам человеческой морали. Из этих противоречий вырастает следующий вопрос произведения: а что такое человеческая мораль и насколько широко она способна охватывать сознание? Каких факторов внешних или внутренних достаточно для того, чтобы у человека возникла симпатия, привязанность, может даже и любовь по отношению к чуждому (а это Кельвин понимает практически сразу, ибо помнит что Хари на самом деле мертва) для него субъекту?

4. Обратный контакт. Так или иначе члены экипажа, находясь под жесточайшим психологическим давлением, все таки стараются понять действия Соляриса, сталкиваясь с теми же проблемами, которые так и остались неразрешимы соляристикой. Дело в том, что действия Соляриса не могут быть расшифрованы человеческой логикой, они иррациональны с точки зрения человеческого разума. В этом моменте Лем задает следующий главный вопрос произведения: а возможно ли считать такие действия попыткой установить с людьми контакт? Возможно ли появление этого контакта со стороны иного разума, лишенного любой похожей на человеческое мышление логики? То есть автор как бы переворачивает шахматную доску, отдавая приоритет в этой партии совсем не людям. На протяжении многих лет люди изучали Солярис, а что если и Солярис стал изучать людей, но делает это по-своему. Так что же это получается: все таки он — разумный океан, проявляющий любопытство — силу своего разума, чьи действия таки можно назвать осознанными? Или все таки это бессознательные несвязанные отголоски какой то неизведанной силы? Автор предлагает поразмыслить над этим нам, так как определенного ответа заведомо не дает. В защиту теории о все таки совершенном контакте выступают действия людей, которым получается отправить океану некоторый сигнал, который, возможно, доходит и распознается с полным успехом, после чего фантомы прекращают воспроизводиться. То есть происходит обмен информацией, диалог, пусть и короткий, но именно тот, на который не была способна вся соляристика вместе взятая.

5. Рассуждения о природе океана. Проведя успешный эксперимент, ученые решают продолжить свою работу, ведь теперь результаты сдвинулись с мертвой точки. Кельвин, пребывая в шоке из-за испытанного психологического потрясения, все же понимает, что тоже стал частью того, что можно назвать прогрессом в изучении Соляриса. Но ему многое остается непонятным, и мысли о том, кто же или что же такое этот океан на самом деле, не покидают его до самого конца. Рассуждения приводят его к теории «ошибающегося бога», которая по-прежнему не имеет ничего общего к человеческими понятиями о боге или религией. Скорее это характеристика самой этой силы, под влиянием которой и находились все члены исследовательской группы, силы, у которой есть сознание — ущербное, ошибающееся, отчаявшееся из-за своей замкнутости и ограниченности. Наверное, в этих мыслях Лем подходит чуть ли не к границе человеческого восприятия, в отчаянных попытках заглянуть дальше нее. В диалоге со Снаутом возникает еще одна теория «божественного младенца», которая трактует действия Соляриса, как действия малыша, который безответственно раскидывает в своей импровизированной песочнице попавшие в нее «игрушки». Тем самым автор заставляет читателя снова рассуждать об абстракциях, чуждых для привычных человеческому сознанию материй, заставляет вывести эту самую рекуррентную формулу законов мироздания в голове, даже если это в конечном счете невозможно.

В итоге получилось глубокое многослойное произведение, которое балансирует по своей смысловой начинке где-то на границе человеческого восприятия окружающего привычного мира, которое касается глобальных философских вопросов о разуме, как таковом, об его силе, осознанности, а так же о попытках взаимодействия с другими сложными для восприятия его носителями.

«Солярис» я уже дважды читал, каждый раз восхищаясь глубиной идеи и имея при этом смутное ощущение, что чего-то недопонял. Ощущения такие не люблю, поэтому я знал, что обязательно к роману вернусь. И вот натыкаюсь на фантлабе на отзыв, в котором говорится, что на самом деле Солярис женского пола (автору отзыва большое спасибо). Именно это и сподвигло меня на очередное возращение в мир Станислава Лема.

Поговорим о сюжете. Безусловно, это история о контакте человека с инопланетным разумом. Контакт – понятие, подразумевающее участие хотя бы двух сторон, так что происходит не одностороннее изучение, а обоюдное. Именно интерес всей планеты к гостям привел к тому, что люди чуть было не уничтожили себя. Итак, главный герой, которого зовут Крис Кельвин, прибывает на исследовательскую станцию на Солярис с целью помочь местным ученым в исследовательской деятельности. Однако сразу по прибытии Крис замечает странности в поведении коллег, а затем и вовсе видит свою жену, которая уже десять лет как мертва. Умерла она, кстати, из-за Криса: совершила самоубийство.

Роман странный. Даже после третьего прочтения я не понимаю его до конца. Он балансирует на жанрах, я в каждой главе буквально видел моменты, из которых, например, Кинг развил бы кровавый кошмар или душераздирающую драму. Вот первая глава – отличная завязка для триллера. Вторая уже уходит целиком в научную фантастику, причем в ту ее область, которую ныне очень любит Питер Уоттс, но если об тексты последнего можно сломать мозг, то об тексты Лема ломается сердце. Потому что дальше научная фантастика приобретает признаки любовной драмы, а в конце и вовсе перерождается в философскую фантастику. И читатель ведь ловится (по крайней мере, я попался) на любовную линию. Сочувствие Крису и Хари просто не позволяет воспринимать произведение так глубоко, как этого хотел бы Лем. Это все равно что прийти в кино ради рекламных роликов, которые безумно интересные, но увидеть-то их можно и в другом месте. А между тем тут у нас проблемы самоопределения человека, межличностных отношений, стремления к внешним познаниям без попыток заглянуть внутрь себя, мысли о Боге и непостижимости его.

Книга оставляет после себя чувство фрустрации и какой-то депрессивной тоски. Все персонажи психически неадекватны, полную картину мы не видим и даже домысливать ее крайне сложно. А уж ситуация с самой Солярис просто аховая: понять ее невозможно (или я такой глупый), ее действия не поддаются человеческой логике, даже придание ей женского рода дела не облегчило. Я все равно не понимаю, зачем нужны были фантомы и почему они исчезли. Почему они откатывались в точно такое же состояние? Почему они имели самосознание и приобретали самостоятельность? Но главная и неразрешимая загадка – почему ученые станции видели в фантомах проблему? Уже ясно, что вреда эти товарищи не причиняют, так зачем их уничтожать? Почему бы не пролонгировать эксперимент контакта с ними, пожить так год-два? Чувствую, со временем еще вернусь к этому роману, пытаясь все же понять или хотя бы принять все это. Но сейчас вновь констатирую неудачу.

Пара слов про советскую экранизацию: смотрел, нравится. Фильм ушел от книги в другую, более человечную плоскость.

Мне очень понравились и роман, и экранизация Тарковского (которую я видел ещё до прочтения). Теперь уже понимаю, почему Лем не одобрил интерпретации Тарковского. Прежде всего (и это говорил сам Лем), Тарковский показал космос, и Солярис в том числе, мерзким, чередуя космические глубины с земными пейжазами. Лем же продемонстрировал Солярис как нечто загадочно прекрасное, таинственное и потому привлекательное. Герои Тарковского более эмоциональные: они, терзаемые прошлым, судорожно капаются в себе; герои же Лема хладнокровны и вместе с тем ощущают себя в тупике, предпринимая судорожные попытки из него выбраться. Кроме того, два творца затрагивают разные темы. Но обо всём по порядку. Прежде всего хочу сказать, что это самое красивое описание контакта, которое я читал. На страницах книги встречаются красивейшие образы. Темы книги, которые заинтересовали меня:

1) Контакт. Лем последовательно развивает ту мысль, что носители иного разума вряд ли будут зелёными человечками, готовыми сразу же завести с людьми знакомство. Иная форма жизни — иная психология. Постичь эту психологию будет так же трудно, как и покорить космос. На протяжении всего романа герои пытаются понять мотивацию океана, смысл его поступков, но так и не приходят к единому мнению. Прежде всего нужно понять: что представляет из себя этот океан? Является ли он ущербным богом, постигшим тайны бытия, или посылает к людям «гостей», исходя из почти детской наивности?

2) Вселенная в человеке. Душа человека столь же загадочна, как и чёрные глубины космоса. Он загоняет какое-то воспоминание на самую дальную полку своего «архива» и вскоре оно становится таким далёким, будто его и не было. И вдруг — бац! Этот образ предстаёт перед ним и как бы говорит «А я никуда и не уходил». Прямо в тексте говорится, что человеку не доступны все области его мозга. А что если океану они доступны? Именно этими областями он пользуется, чтобы создать «гостей» и как бы демонстрирует людям всю глубину их разума. С какой целью? Это каждый трактует по своему. На мой взгляд, океан хочет сказать: «Посмотрите на себя, разберитесь сначала в себе, познайте себя в полной мере, а уж потом прилетайте ко мне и пишите обо мне трактаты». Именно эту тему Тарковский сделал чуть ли не главной в своём фильме.

Из практичного: роман читается легко, захватывающе (медленного развития фильма Тарковского тут нет). Язык Лема мягок и лиричен и вместе с тем не обременяет. Что ж, ещё одна книга из графы «Обязательно к прочтению» освоена.

Только после прочтения “Солярис”, я убедился, что Лем не только хороший философ и футуролог, но и талантливый писатель (чего я не мог сказать после прочтения “Эдем” и “ГОЛЕМ XIV”, при том, что последний был написан гораздо позже, чем “Солярис”). Такого удовольствия от чтения не получал уже очень давно.

Если сравнивать с “Эдем”, который почти полностью состоит из дотошных описаний всего и вся, от чего хотелось выть и лезть на стену, то в “Солярис” автор уже проявляет чувство меры и оставляет красивую в своей тонкости недосказанность (соломенная шляпа, негритянка...). Особенно похорошели диалоги и монологи: некоторые хочется перечитывать не единожды.

Но иногда к автору возвращается его старая привычка всё дотошно описывать. У Лема невероятное воображение, но переложить его на простой и понятный язык у него не получается. Хорошо, что такие моменты идут отдельными от основной истории фрагментами, а не общим фоном, как в “Эдем”. У меня даже сложилось впечатление, что некоторые из них были написаны намного раньше (как концепты) и лишь потом вставлены в сюжет. Возможно, в этом и причина неоднородности книги.

Шедевральный в своей оригинальности взгляд на Контакт человечества с внеземной жизнью: автор почти безупречно справился с задачей, однако местами “перестарался”, разбавив текст слишком сухими научными изысканиями и описаниями. Если бы он подавал их так же легко и непринуждённо, как это делается в “Пикник на обочине” или в “2001: Космическая Одиссея”, то поставил бы 10 и рекомендовал книгу всем и каждому. А так это блюдо строго на любителя.

Искренне недоумеваю, почему средняя оценка не 10.0.

Настолько атмосферно и со стилем раскрыта тема Контакта. Без свистелок как то бластеры, агенты ЦРУ в космосе, телепатическая плесень-грибок с Ганимеда, пришельцы с Тральфамадора...

Вроде и любишь по привычке Воннегута с Диком, но понимаешь где Литература, а где графомания (

p.s. да, не всему веришь, герои себя ведут не очень правдоподобно, но сути и впечатления это не меняет.

Чем интересен «Солярис», так это тем, что он оставляет после себя много пищи для размышлений. Есть некое место где, как говорят сегодня, действуют некие нетривиальные механики, из наличия которых много чего следует. Лем в своей книге излагает одну из множества историй, которая могла бы приключиться на Солярисе с учетом особенной активности этой планеты. История могла быть совершенно иной, но не менее чудесатой. ИМХО главным изобретением Лема является не конкретный сюжет, который мы наблюдаем в книге, а некое «пространство чудес» в котором считаются допустимыми определенные виды чудес.

И мне кажется, что мою точку зрения разделяют два режиссера, которые экранизировали «Солярис». Я про Тарковского (1972) и Содерберга (2002). Оба фильма хороши, но речь сейчас не о них. Речь о том, что оба режиссера не просто экранизировали слово в слово сюжет из книги, что само по себе было бы неплохо. Они сделали больше. Они оба дописали что-то свое, что тоже является допустимым в том же самом «пространстве чудес». «Солярис» — это прежде всего конструктор. Или декларация множества правил. Если у читателя есть привычка вести диалог с автором, в понятийном поле автора, то такой конструктор позволит получить значительно больше удовольствия чем нечто, созданное изобретателем конструктора как образец. «Солярис» — это книга, которая больше себя.

Если же все-таки попытаться назвать словами тему произведения, то пусть будет так: «Возможно ли мышление без сознания?» Много лет спустя Питер Уоттс в «Огнепаде» разовьет эту идею и покажет, что еще как возможно. Быть может Уоттс тоже вдохновился «Солярисом» и его «пространством чудес»? Действительно, зачем некой успешной, преуспевающей системе такая обременительная штука, как сознание? Оно только снижает эффективность.

Про сюжет распространяться не буду. Не хочу спойлерить. Замечу только то, что как и все на Солярисе, сюжет «Соляриса» имеет множественную трактовку. Которая до того множественная, что разумному океану вполне можно приписать даже человеческие мотивы. Исследуете меня? Рентгеном облучаете? ОК. Сейчас я вас сам начну исследовать.

Рекомендую читать книгу всем, кого интересуют «приключения ума». Здесь вполне заслуженная десятка.