Станислав Лем «Солярис»

Как-то я прочел отзыв некоего сановного критика о «Солярисе», где было сказано об отсутствии ярко выраженной идеи романа. Между тем, сам Лем эту самую идею выразил очень четко на последней или предпоследней странице, сказав, что во Вселенной есть не только непознанное, но и непознаваемое. Вот эта вот непознаваемость Океана как раз и бесила землян, с упорством ковыряющих ассимметриады и прочие живообразования, и бессильных увидеть картину целиком. Нельзя было судить по одному мазку о полотне. Впрочем, эта идея слишком уж общая, «Солярис» получился куда глубже, он многопластовый. Тут и тайники души — «инкапсулированные воспоминания», и отношение к проблеме «субъект или объект». Правда, вот как реагировать человеку на «гостей»? Они же как живые люди — страдают, плачут, думают. И они совершенно чужие. Не существа даже, а тени снов Океана. Возможно, что люди не могли наладить контакт с Океаном просто потому, что разнились в масштабах. Представьте себе разумного вируса, блуждающего между синапсами человеческого мозга, наблюдающего бурление медиаторов, измеряющего токи, блуждающие по нейронам... Многое ли он поймет о человеке? Будет ли способен воспринять его как носителя разума? Да и разумен ли Океан? Точного ответа Лем не дает, а соляристика похожа на уфологию — наблюдений масса, вздорных гипотез куча, а анализа — ноль целых, хрен десятых...

Представьте, что вы читаете Достоевского, и в промежутках между исступлёнными диалогами героев и их самокопанием натыкаетесь на подробное описание какого-нибудь механизма или историю мировой психологии. Вы бы простили Достоевскому что-нибудь подобное? Вообразите только: едва утихли крики Сонечки Мармеладовой или прозвучала душераздирающая исповедь Настасьи Филипповны, как тут же даётся суконное обоснование их поведения с точки зрения науки. Не ужасно ли это? Но именно такими вещами и занимается Лем в «Солярисе». Он играет с нашими чувствами, как Океан, который ради забавы выворачивает наизнанку души людей. Но если Океан делает это по неведению, то Лем — исходя из чисто научного снобизма или неизжитого тяготения к фантастике ближнего прицела. Я мог бы назвать это юродством, если бы подозревал писателя в сознательной издевке. Но увы, Лем действительно думал, что именно так и надо. Он отлично знал, когда нужно поставить точку в предложении, но не знал, когда её нужно поставить в главе. Верно когда-то заметили Стругацкие: искусство писателя заключается не в том, какие слова надо написать, а в том, каких слов писать нельзя. Лем понимал это, но вместо лишних слов он вставлял лишние главы. «Солярис» был бы изумительным произведением, если бы не долгий и нудный отчёт об истории изучения планеты или чересчур подробное описание всех форм, которые порождал он на своей поверхности. Ударяясь в эту описательность, Лем совершил поистине преступление против литературы, смазав впечатление от своего действительно шедеврального (в остальных частях) романа.

«Солярис» писался как роман о контакте. Однако быстро перешёл к теме закоулков человеческой души. Такое бывает с великими творцами. Сервантес тоже задумывал «Дон Кихота» как чистую пародию на рыцарские романы, а получилось произведение на вечную тему благородства и безумия. Герои Лема и представить не могли, что, отправляясь на далёкую планету, они встретят там... себя. Вернее, свои самые затаённые желания. Солярис — он как золотой шар в «Пикнике на обочине» — выполняет не то, о чём вы его попросите (если сможете попросить), а то, о чём вы втайне мечтаете. В этом он действительно похож на ребёнка с его простой логикой, чуждой условностей взрослого мира: если человек чего-то сильно желает, почему бы не дать ему этого? Так невинное дитя лепечет своей матери: «Если папа любит тебя и ту тётю, почему бы той тёте не жить вместе с нами?». И в этом Океан проявляет отнюдь не инопланетную, а вполне себе человеческую природу. На мой взгляд неправы те, кто утверждает, что психика Океана (если она есть) совершенно чужда нам. Напротив, она нам слишком близка, настолько, что мы сами боимся этого. Ибо в нашем, земном обществе желания людские смиряются социальными нормами, что позволяет обществу жить и не разрушаться. На Солярисе таких норм нет. И учёные на Станции быстро оказываются во власти того наркотика, который им с готовностью предоставляет Океан. И оказывается, что даже самые великие умы не избавлены от мелких и гнусных страстишек, которые на Земле они лелеют глубоко в душе, не смея поддаться им, чтобы не опозорить своё имя. Здесь же, на Станции, где всё можно, эти страстишки выдают себя и постепенно подчиняют себе учёных мужей. Каждый находит собственный выход из этой ситуации. Кто-то принимается лихорадочно искать средства противостоять столь бесцеремонному вторжению в душу, кто-то кончает с собой, не в силах разорваться между нравственными нормами и животным вожделением, а кто-то с готовностью поддаётся такой страсти, упоённый возможностью прикоснуться к воплощённой мечте.

Главный герой романа — Кельвин — оказывается самым невинным в своих желаниях из всех персонажей, но и самым эгоистичным. Его можно понять, ведь он встал перед чудовищным выбором: принять ту, которую любил когда-то, или найти в себе силы отказаться от неё. Выбор этот тем более тяжек, что объект его любви не осознаёт тайны своего происхождения, он (этот объект) уверен, что является таким же человеком, у него есть память, есть свои потребности, есть собственные мысли. Отвергнуть его — всё равно что отвергнуть ту, которую любил. Возможно ли это? Поставив себя на место Кельвина, я содрогнулся. Кто-то здесь обвинял персонажей в истеричности, я же поражаюсь их хладнокровию. Человеческая психика не готова к таким потрясениям. На Земле просто не может произойти ничего подобного. Возвращение с того света самых любимых ваших людей — это же дико, непереносимо и вместе с тем... так соблазнительно! Как устоять перед искушением? Как пройти по тонкой верёвочке между милосердием и эгоизмом?

Но самое страшное в этом — чувства тех, кто вернулся. Чувства Хари. Ведь она — не фантом, не призрак; она — живой человек (в собственном восприятии). Каково это: узнать, что вы — это не вы? А ну-ка, поставьте себя на её место: вообразите, что ваша семья — это не ваша семья; родители — это не родители; друзья — это не друзья, а дом — это не дом. Многие ли выдержат? Хари оказывается куда мужественнее Кельвина. Она принимает решение за него. И это решение оказывается единственно верным. Она, фантом, рождённый Океаном, оказывается человечнее настоящего человека.

А не сон ли всё произошедшее? Может, ничего и не было? Как прельстительно так думать! Но даже фантомы не исчезают без следа. И в руке Кельвина остаётся записка — единственное воспоминание о той, что была и уже никогда не вернётся. «Любимый, я первая попросила его об этом. Он хороший. Жаль, что я должна была солгать тебе, но иначе было нельзя. Ты можешь сделать для меня лишь одну вещь — слушайся его и не причиняй себе вреда. Мне было хорошо с тобой». Она, эта записка, останется теперь навечно единственным эхом давно ушедшей жизни, крохотной ниточкой, связывающей его с мечтой. Но если есть ниточка, то можно вернуть и саму мечту, не так ли? Пусть не сейчас, но когда-нибудь, позже. Можно хотя бы надеяться на это. Без надежды человек мёртв. А с надеждой он остаётся человеком. Хотя бы и один на один с океаном.

P.S. Книга прочитана в оригинале. С переводами я не знаком. Поэтому если у кого-то возникнут вопросы типа «да где вы там видите психологизм?» или «не пойму, что тут выдающегося», учитывайте, пожалуйста, разницу восприятия. Я читал то, что написал Станислав Лем, а не то, что потом на этой основе настрочили переводчики.

Художественное творчество Лема в координатах «X: время — Y: качество», на мой взгляд, можно уподобить весьма высокому плато. Начинается это плато резким подъемом в виде «Астронавтов» и «Магелланова облака», а заканчивается еще более резким обрывом, следующим за романом «Фиаско». На самом же плато можно выделить две вершины, разделенные не только по времени, но и, главным образом, жанрово-тематически. Более поздняя вершина – это «Осмотр на месте», более ранняя – «Солярис». Время написания этой вещи — не только творческий расцвет самого Лема, но и расцвет НФ и в англо-американском мире, и в СССР. Не умаляя, естественно, заслуг пана Лема, можно предположить влияние соответствующей «ноосферы» на появление выдающихся произведений НФ.

Переводчики издательства «Текст» (Г. Гудимова, В. Перельман, 1992 г.) утверждают, что в оригинале название планеты «Солярис» не склоняется, то есть имеет женский род. «Солярис» привычно называют романом, но, строго говоря, это повесть. Ситуация на станции показана достаточно камерная и сюжет, который полностью вытекает из чрезвычайно интересной фантастической ситуации, вполне новеллистичен. «Солярис» часто называли также образцом т.н. «твердой» НФ, здесь Лем еще не очень погружается в философические дебри («Осмотр на месте», «Фиаско»), оставаясь пока на уровне, так сказать, философских глубин.

Лем много раз говорил о том, что когда он описал прибытие Кельвина на станцию, он сам еще не знал, что именно ожидает его героя. Вот эта атмосфера беспокойного ожидания (и ожиданий самого автора) замечательно передана в тексте. И она особо, как-то символически усилена, на мой взгляд, резкими изменениями освещения от двух разных солнц – описано очень натурально, зримо, как и всё на станции.

Относительным недостатком повести «Солярис», который был бы заметнее в полноценном романе, является, возможно, некоторая схематичность, «недосказанность» героев. Все они художественно прорисованы лучше, чем вполне безликие Доктор, Координатор, Инженер из «Эдема». Но все-таки не вполне убедительными психологически представляются причины «вторичного самоубийства» «Хэри», и даже, на мой взгляд, гибели Гибаряна. Впрочем, психологические коллизии как таковые никогда не были самой сильной стороной Лема, он, прежде всего, тщательно разрабатывал основную философскую идею. Лем – не Достоевский, которого он, кстати говоря, называл великим и гениальным писателем. С другой стороны, текстом психологически примитивным «Солярис» никак не назовешь, мои придирки здесь по самой высокой мерке. Но всё это, кажется, не влияет на основную мысль рассматриваемого произведения, которую неоднократно провозглашали вслед за Лемом (и она, видимо, верная): «Среди звезд нас ждет Неизвестное!» Но одно дело провозгласить, и совсем другое – убедительно показать это в конкретном произведении средствами искусства. Лему в «Солярис(е)» это удалось блестяще. Главное достижение– это, бесспорно, сам Океан, грандиозная онтологическая и гносеологическая загадка с элементами провокации. Вот где даются простор и пища образному воображению и уму читателя. Однозначных интерпретаций (а, значит, и снижения познавательной ценности литературного текста) здесь ожидать не приходится. Я бы не согласился с тем, что «Солярис» — произведение о попытке (неудачной) контакта человеческого разума с абсолютно нечеловеческим. Скорее, речь идет о границах и методах самого человеческого познания. А познание, собственно говоря, один из смыслов жизни. Возникает вопрос о цели и средствах этого познания, которое (цитата) «только тогда истинно, когда оно опирается на нравственность», а вопрос о разумности океана играет одновременно и самоценную и прикладную роль. Сам Лем писал, что «Солярис» — антропологический эксперимент на тему что будет, если человек столкнется с явлением, которое ПРЕВОСХОДИТ понимание. Это, я думаю, своего рода, философская игра в агностицизм, а игра вообще родственна фантастике.

Хочется отметить абсолютно оригинальные описания симметриад, мимоидов и прочих образований океана, которые и в самом деле можно принять за описания реальных объектов. Здесь «реализм» лемовской фантастики близок к реализму Г. Уэллса. А вот информации о «гостях» Снаута и Сарториуса чуть, может быть, не хватает, хотя конкретика в таких делах может и повредить, разрушив атмосферу таинственности. Очень занятно следить за развитием вымышленной истории исследований планеты Солярис (говорю это также как человек, имеющий к науке некоторое отношение).

В целом, можно сказать, что «Солярис» — великолепное произведение, показывающее как художественно, так и методологически на что способна НФ: беллетристическая фабула и философское содержание соединились в правильной пропорции, дав нечто более значительное, чем могла бы каждая составляющая в отдельности. Ознакомление с этим текстом, без сомнения, полезно всякому культурному человеку. ;) Гарантировано увлекательное и при том ценное в познавательном аспекте чтение.

С интересом прослушал аудиоинсценировку с участием А. Джигарханяна и А. Филиппенко. Однако, эта постановка, в отличие от простой аудиокниги, ни в какой мере не может заменить прочтение полного текста. Правда, и аудиокнига издательства «Ардис» воспроизводит текст с купюрами. Между прочим, телеспектакль «Солярис» 1968 г. тоже представляет на мой взгляд, большой интерес, хотя он совершенно не похож на знаменитый фильм А. Тарковского. В этом спектакле, кстати, психологическая фабула взаимоотношений Криса и Хэри выписана с большей определенностью, пожалуй, даже большей, чем в тексте — предельно жестко. С одной стороны, это показывает, что гуманизм повести, как заметил А.Ф.Бритиков, противоречив. А с другой — наличие множества интерпретаций, вероятно, само по себе говорит о значительности произведения Лема.

Солярис. Один из немногих АБСОЛЮТНО нечеловеческих разумов в литературе. Без попыток привить чуждому существу псевдочеловеческие черты, чтобы читателю было удобнее и понятнее.

И как видим, человек в столкновении с подобным так и не способен выбраться из кокона эмоциональных реакций, привычек, заранее приготовленных линий поведения. Лишь в пиковые моменты, перед смертью или перед сумасшествием человек и способен разорвать этот порочный круг.

Это верно и для героев книги, и для читателей.

Гениальная книга.

Стоит сказать, что «Солярис» я читал три раза, и каждый раз по-разному.

Первый раз — в детстве, и тогда меня больше всего привлекли описания соляристических феноменов (симметриады, мелькальцы и т.п.) До сих пор поражает, как красочно Лем говорит о настолько абстрактных и чуждых человеку явлениях. (Кстати, оба фильма по «Солярису» много проигрывают от того, что демонстрируют Океан в виде «кипящего риса» или фиолетовых молний; Океан и его феномены — неотъемлемая часть сюжета, и даже возможности современной 3D-графики вряд ли позволят адекватно их отобразить).

Второе прочтение было, если можно так выразиться, классическим — игры подсознания, и все такое. Кстати, незадолго до того я прочитал книгу Михаила Бейлькина «Секс в искусстве и фантастике», где последовательно «доказывалось», что Снаут — гей, а Сарториус — педофил. При всей и так очевидной бредовости этого допущения, стоит еще отметить, что Лем так построил книгу, что мы никогда не узнаем, в чем на самом деле заключалась тайна персонажей.

И только на третий раз до меня дошло, что это книга не о Крисе и не об Океане. «Солярис» — это драма, где главную роль играет Хари. Если «фантомы» остальных персонажей нам неизвестны (возможно, это что-то вообще неодушевленное или совершенно невообразимое), то Хари — существо, осознающее себя и из-за этого страдающее. Если вспомнить, что вопрос этот поднимался Лемом во многих книгах, не только в «Солярисе», становится ясно, что эта тема его очень занимала.

На самом деле, конечно, «Солярис» — многогранная книга, произведение, которое уже сейчас можно поставить в ряд классических, наравне с книгами, к примеру, Достоевского (и только беспричинное презрение к фантастическому жанру может объяснить тот факт, что оно не входит в школьную программу). Плюс к этому — великолепный язык, точное построение сюжета, тщательно прописанные детали.

Оценка, естественно, 10.

Книга пугающая. Читала первые главы по ночам — в поезде и дома. Всё время казалось, что за дверью кто-то есть, мерещились всякие шорохи :smile: Атмосфера станции создана потрясающе, да и сама планета прописана очень зримо — тяжёлые, липкие волны Океана, мимоиды, всякие «странности». Необыкновенные цвета тонко подобраны, создавая особое настроение. В мире Соляриса есть что-то давящее так, что хочется уйти. Но только не перестать читать книгу :glasses:

Однако у меня осталось впечатление, что я чего-то не поняла. Ни в коем случае не считаю это виной книги или автора, но мне ещё многое там надо переосмыслить... Должно быть, роман из тех, которые перечитываешь на протяжении жизни, находя в нём каждый раз что-то новое. Как вы уже могли догадаться, «Солярис» я открою ещё не раз :smile:

Больше всего зацепила проблема так называемых «гостей». Я с ужасом представила, что мне доведётся встретиться с каким-нибудь дорогим, но давно потерянным человеком, и это будет как бы и не он... Но снова быть рядом... Не знаю, что бы я выбрала. А вы?

«Солярис» — бесспорная вершина творчества Станислава Лема. Это одно из лучших произведений в мировой фантастике, потрясающе совершенная книга.

Главное в этом произведении – ощущение немыслимой, трагической тайны Мироздания. Эта тайна встречает героя (и читателя) в начале, на полузаброшенной космической станции, в зловещем запустении коридоров; и не исчезает до неожиданной развязки. Чем больше мы узнаем о происходящем на планете Солярис, тем меньше понимаем происходящее, тем сильнее осознаем чуждость этого одинокого мира.

Тема неудачного, или, лучше сказать, невозможного контакта очень характерна для Лема. «Солярис» раскрывает эту тему наиболее четко. Даны два противоположных разума: человеческий, который не мыслит себя вне общества, который осознает себя в отношении к себе подобным, и разум Океана – одинокий и единый. Человеческие категории – жизнь, смерть, любовь – для Океана ничего не значат. Ему некого любить, ему не с кем враждовать, он совершенно бессмертен. Его мысли – чудовищные математические построения, непостижимо длинные логические цепочки.

Как найти точки пересечения между двумя разумами? Океан делает шаг навстречу, создавая двойников умерших близких. Что он хочет этим сказать? Дать людям утешение в их потере, помочь? Но вместо столь дорогих людей возвращаются лишь подобия, словно ожившие памятники, персонификации воспоминаний. Счастлив ли главный герой? Нет, он в ужасе. Ему не вернули погибшую любимую женщину, а подменили ее бессмертным чудовищем, лишенным памяти. Вместо того, чтобы спасти людей, Океан превратил их память в наркотик, вынудив их жить прошлым.

Океан не понимает нашего языка. Ему непонятна наша прикладная наука, а в своих абстракциях он зашел дальше пределов человеческой мысли. Люди не знают его целей, пределов его могущества.

Каждый пытается по-своему пережить происходящее. Кто-то хочет уничтожить «двойников», кто-то пытается с ними сжиться. Крис Кельвин, главный герой, пытается найти компромисс, воспользоваться предоставленным шансом и вернуть прежнюю жизнь. Но это самообман – смерть необратима.

Проблема контакта с инопланетным разумом – не единственная в проблематике романа. Лем поднимает еще более общий вопрос – проблему общего языка, понимания вообще. Ведь зачастую различный личный опыт – не меньшая преграда, чем различные эволюционные пути. Может ли человек понять человека? И если нет – какой смысл искать братьев по разуму в глубинах космоса?

Есть мнение о том, что Океан тоже хочет контакта, что он устал от своего одиночества. Но может ли существо, никогда не знавшее никого, кроме себя, желать общения? С другой стороны, ищет же человечество следы иного разума – как будто ему мало внутренних противоречий. Но все же мы скорее готовы найти врага, чем остаться одинокими во Вселенной.

Против величайшей в мире неизбежности бессилен даже Океан. Время не пойдет вспять, мертвым не стать живыми. Не это ли осознание смертности человека, как частного примера конечности бытия столь ужаснуло Океан? Не явилось ли появление двойников его попыткой поспорить с судьбой? Ведь и его жизнь исчислена – пусть не годами, а миллиардами лет.

Океан – кто он? Гений или идиот? Разумное существо или органическая стихия? Бог или самоубийца?

«Если ты – одинок, то он – просто ОДИН…»

Солярис Лема воплощает в себе все то, за что я люблю фантастику. Он заставляет меня переживать. В любой момент, когда я о нем думаю. Сейчас, когда я пишу отзыв. Баланс покоя в душе нарушается. Да, я согласна с авторами отзывов, что ставишь себя на место находящегося там человека, человека, находящегося «в поле» океана. Заранее простите, не буду комментировать фильм, оставшийся для меня нейтральным, разве что вот лицо Баниониса всплывает ассоциативно при слове Солярис.

Строчки книги будто всплывают передо мной. Лем неподражаемо умеет овладеть читателем. Именно от этой книги у меня осталось впечатление, что я, а не Крис и остальные являюсь неким сырым материалом, с которым «работают»... Помогают? Переделывают? Наказывают? Опекают? Обучают? В-общем, это все делаю не я, и не я контролирую ситуацию, даже если я могу вдруг закрыть книгу.

Мастерство такого уровня редко встречается. Приходят на ум только Стругацкие и Саймак. Психологически точно выстроенные линии, незаметно подбирающийся к сути сюжет, линия любви, удивительная по своей красоте и безоглядности. Здесь в отзывах есть слова о точно переданном чувстве отчаяния на станции. Пожалуй, но главное, что там витает — это страх. Чего они боятся? Своего разума драгоценного не потерять, не иначе. Как дети, которые нарушили все запреты и уже знают, что будут наказаны, но не прямо сейчас... Продлить мгновение. Ведь обладают тем, чего страстно хотели бы, но — нельзя или невозможно.

Совесть и стыд — да нет, вряд ли. Мне, когда я читала, казалось, что рядом с героями фильма просто проявились все те, кто и так всегда мысленно (бессознательно) присутствовал. Объект, навсегда сохраненный внутри нашей личности, вдруг отделился и оказался снаружи. Отсюда и идет то самое напряжение, которое сопровождает читателя всю книгу.

Другая идея не нова — под микроскопом обе стороны. А поскольку судят по себе, то мысль о положительном воздействии в голову не приходит как-то. Но логика ( и логика ли) здесь явно должна быть особенная, что Лем прекрасно показывает. Не сможем мы предугадать действия и /или ожидания Той стороны в контакте, контакт — нечто совершенно неоднозначное и непростое для осознания. Но согласитесь, — как величественно и масштабно это описано. Мощь чувствуется за этим описанием.

Возможно, Солярис — это жуткая фантастика, но для меня это фантастика, потрясающая глубиной замысла, мастерством рассказчика, философским содержанием, и чем-то неуловимо прекрасным, свойственным всем произведениям неисправимых романтиков, к числу которых я буду всегда относить этого Автора.

В 1972 году Станислава Лема пригласили в Москву на премьеру экранизации его собственного романа «Солярис», предпринятой советским кинорежиссером Андреем Тарковским. Фильм писателю не понравился. По окончании премьерного показа он сказал, что не берется судить о его качестве, так как эта картина поставлена совсем не по его произведению. И это бесспорно так. Сюжет, герои, концепции для таких разных художников, как Тарковский и Лем, представляли лишь наборы элементов мозаики, из которых каждый сложил свою собственную картинку, в чем-то даже противоречащую изображению его соседа по общему первоисточнику.

У Тарковского, Крис Кельвин, подобно Раскольникову из романа Достоевского мучается раскаянием за причиненное им зло. Для него Хари — это способ познания самого себя, собственных целей и мотивов, а Солярис играет, скорее роль Справедливости, Провидения, Бога наконец. В отличие от него, книжный Кельвин — прежде всего ученый, движимый холодной и расчетливой жаждой познания, так знакомой не понаслышке и самому Лему. Сам образ Хари не вгоняет его в состояние ступора; возникающие с ее появлением неприятные воспоминания лишь мешают и отвлекают ученого от гораздо более весомых занятий — исследования Соляриса. Иными словами — внешнее/ внутреннее, фактически как инь/янь : по наименованию схожи, но по сути — совершенно противоположны.

Как верно отметили предыдущие ораторы, роман Лема рассказывает о Контакте. Да, действительно, чем больше ученые пытаются узнать о Солярисе, тем больше Солярис обнажает для них их собственный внутренний мир. Отсюда и пророческая фраза: «Пожалуй, об Океане мы не узнаем ничего, но, может быть, о себе...”. Но в то же время, сводить лемовскую концепцию только к невозможности познать чужой разум и величию самопознания тоже неправильно. В конце концов, разум Соляриса не просто чужероден человеку, но еще и наделен, практически божественными возможностями. Он играет с людьми, подобно Богу, но одновременно обладает мозгом младенца, все его действия порывисты и сиюминутны. Не знаю, задумывался ли об этом Лем изначально, когда составлял черновик романа, но вылезающая на его последних страницах кельвиновская концепция Ущербного Бога ( «благоразумно» вырезанная цензорами во всех советских изданиях) является, по сути диспутом философа и фантаста с адептами христианской концепции. Бог непознаваем не по причине своего совершенства, неведанного людям, а как раз из-за т.н. «ущербности», обладании определенными недостатками и слабостями, которые присущи и человеку. Отчаянный же бог, загнанный в угол, откуда нет выхода — и есть человек. А по сему, контакт между ними невозможен не по причине их чужеродности, а именно из-за этой несовершенности, порывистости и утопичности построения идеальной модели. Бог непознаваем, именно потому, что он слишком... человечен. А понять другого человека оказывается гораздо сложнее, чем иной разум, к которому безуспешно стремится Снаут. Надо ли, удивляться резкой реакции Лема, когда Тарковский в экранизации превратил Океан в подобие сюжетообразующей « Deus ex machine»?

На самом деле, «Солярис» Лема — это одно из самых пессимистических произведений в мировой литературе. Невозможность познать Бога, другого человека и себя самого приводит героев на край отчаяния, они барахтаются внутри станции, словно мухи в паутине, тщетно пытаясь ответить, хотя бы на один из этих заветных вопросов. Именно в этом отчаянии Тарковский и усмотрел отголоски того судорожного самокопания героев, которое впоследствии и займет центральное место в его фильме. В отличие от Лема, где попытки познать себя, были лишь вынужденным средством, в попытках изучить Океан, герои Тарковского идут на это осознанно, для них именно это и является основной целью, а Солярис — лишь средством. Старый как мир методологический спор: одна идея, две ярчайшие творческие личности, две параллельные концепции, и каждая из них права по-своему. Несмотря на эту разницу в подходах, при очередном перечитывании лемовского «Соляриса», у меня в ушах всегда непроизвольно играет одна и та же музыка — хоральная прелюдия Баха, которая удивительно точно подходит для всей технологичности и космичности лемовских пейзажей, став их неотъемлемой частью. А это лишь доказывает, что подразумевая в своих произведениях диаметрально разные подтексты, оба творца думали на одном и том же языке.

«Солярис» заставляет задуматься. И тем самым читатель осуществляет то, что хотел донести до него Станислав Лем. Самопознание-вот главная и первоочередная цель для человека. Ведь за все годы существования мы так и не смогли полностью разобраться в нас самих. Человек и есть главная загадка для человечества. И какая разница разница, есть ли жизнь на Марсе или что твориться за тысячу световых лет от нас если мы даже не знаем что твориться в наших душах, не можем разобраться в своих желаниях.

Океан дал главному герою то, что наилучшим образом было отпечатано в его сознании, то есть то что было самым важным для него. Казалось бы так просто: хочешь, не можешь жить без этого — так на, бери. Но это было бы верно лишь для животного. Человек очень сложен и в этом его величие. Мы можем любить воспоминания, мы можем желать того чего боимся, мы можем испытывать одновременно совершенно, казалось бы, несовместимые чувства, нас мучает совесть.

Обязательно прочитайте эту книгу. Она гениальна

Cognosce te ipsum

Познай самого себя

Интересно, изменилась бы «заповедь Дельфийского оракула», проведи семь великих мудрецов свой диспут на станции Соляриса..?

Мне почему-то кажется что вряд ли.

Для тех, кто еще не читал, эта книга – редкая и удивительная возможность заглянуть в себя ЧУЖИМИ глазами, пережив вместе с соляристами исследование самих себя. При этом вовсе не обязательно годами сканировать космос, знать универсальный язык вселенной-математику, проводить долгие наблюдения, физико-химические опыты, систематизацию и анализ результатов – достаточно просто попытаться замкнуть на себе, используя свою фантазию, тот Контакт, что так мастерски преподнес автор…

А получится ли и как – всегда у каждого по-своему… ;)

Контакт человека с неведомым и непонятным, в том числе чужим разумом, всегда происходит по-человечески, через призму его разума и сознания (и ни одному автору не удастся выйти за эти рамки).

Но лишь со стороны человека – именно в этом трагичность и бесперспективность попыток исследователей-соляристов. И в этом, на мой взгляд, неосознанный и горький успех и последняя надежда опыта Криса, который посредством энцефалограммы не стремился понять ЕГО, а постарался дать понять толику СЕБЯ.

Вот только смог ли тем самым Кельвин приобщиться к мудрости абсолютной истины и верную ли цель на пути к личному счастью он выбрал в итоге..?

«Решайте сами» – ответ мой и, как мне кажется, автора.

P.S.

Да, соглашусь с мнением, что роман далеко перерос авторский замысел. Одна из основных тем творчества Лема — проблема взаимопонимания, контакта. Первой серьезной пробой был «Эдем», но там цивилизация двутелов получилась слишком уж человеческой и узнаваемой. Тогда Лем отбросил всякий антропоцентризм и придумал нечто совершенно чуждое человеку. Вместо цивилизации, состоящий из множества разумных существ — единое... существо? Разум? Нечто настолько непознаваемое, что не поддается никаким наивным попыткам классификации. Взаимопонимание невозможно, потому что нет никаких точек пересечения в мировосприятии. Обе стороны проводят эксперименты друг над другом, заранее обреченные на провал.

Таков основной слой, но (и это-то и превращает книгу в шедевр) им роман не ограничивается. Солярис становится зеркалом самого человека — всматриваясь в нее, он видит лишь собственное отражение, может быть искаженное, гипертрофированное, и тем не менее: «О нем не узнаем, пожалуй, ничего, но, может быть, о нас...» Снова поднимаются извечные вопросы смысла жизни, предназначения — чтобы в очередной раз остаться неотвеченными. Что правит миром — порядок и целесообразность или же случайность и ошибка? Все в нашей жизни гармонично, посвящено высшей цели или мы просто игрушки в руках слепого бога, которому до нас по большому счету нет дела? Солярис не дает ответа.

Налицо провал признанного автора как конструктора — концептуалиста! Это тем более удивительно, т.к. один из основоположников философской SF обожал футурологические нюансы, нещадно критикуя коллег за любые нестыковки. Очевидно, замысел автора состоял в представлении человечеству вероятной вершины эволюции разумных существ, описании возможностей такого организма, особенностей его сверхсознания и т.п. Читатель должен был испытать «прописанный» доктором Лемом шок от столкновения с чем-то неизмеримо далеким от человеческого понимания.

Внешних описаний структуры Океана, хотя и в меру сюрреалистических, для этого было явно недостачно. Прямое проникновение в глубины ксенопсихологии сверхразумного Океана было невозможным, и короля пришлось играть окружению. Был придуман гениальный ход — встречное изучение психологии людей противным человеческой этике инструментом. И вот здесь и кроется причина провала. Там, где автор хотел дать отстраненный отчет о столкновении человека с внеэтическим сверхразумом, всплыли «вечные», но абсолютно человеческие темы, совершенно людские моральные конфликты. И, наперекор воле автора, стали важны для читателя не меньше первоначальной парадигмы...

Так картина свидания со сверхсуществом стала голографичной, «выросла» из плоскости авторского замысла в новое измерение. Поэтому и видят Тарковский с Содербергом здесь каждый — свое, и вовсе не то, что первоначально закладывал бывший львовский гимназист, который так до конца и не смог принять весь спектр восприятий своего романа . Но именно то, что стало провалом Лема как конструктора, стало его триумфом как творца. Из-за тех самых простых истин, которые делают литературные произведения шедеврами на все времена.

Читайте и перечитывайте «Солярис» вновь и вновь — и каждый раз он будет другим. Этот неосознанный самим автором шедевр — как мир в марксистском понимании. Познаваем, но процесс познания — бесконечен.

Ситуация в романе описана жуткая, и с определенной натяжкой его можно отнести к психологическим ужасам, а также сказать о нем, как о самом страшном романе Лема. Но есть «Возвращение со звезд» – в «Солярисе» у героев есть выбор, в «Возвращении» – у героя нет ничего, его мир умер.

Сюжет общеизвестен – психолог Крис Кельвин прибывает на небольшую космическую станцию, и узнает, что его друг, который руководил ею, покончил с собой. Остальные члены экипажа ведут себя странно и явно что-то скрывают.

Но разгадка оказывается более страшной, чем мог бы представить бывалый космический волк Кельвин.

Роман непростой, жуткий и многослойный. Роман не о разумном океане, а о человеке и его внутреннем мире, и о том, что будет, если кто-то ткнет этого самого человека мордой в зеркало, ведь океан вытаскивал и материализовывал мысли людей, а не создавал неизвестно что.

Написано мощно, заставляет задуматься. Книга из тех, что перечитываешь время от времени.

Были три экранизации. Советская телепостановка 1968 – и есть единственная экранизация роман. Если хотите «духа романа», то смотреть стоит именно ее. Фильм Андрея Тарковского 1972 – замечательное произведение искусства, но не экранизация в полном смысле слова, скорее обыгрывание тех же мотивов. Американская картина 1996 – по мотивам.

Насколько глупы и жестоки люди по отношению к самим себе — неоднократно отказаться от того, чего хочешь, убить тех, кого любишь, разрушить то, во что веришь... Эту книгу нужно прочитать вовремя, нужно успеть, пока еще есть вопросы, пока сам ищешь ответы, пока сама жизнь не дала жесткий урок...