Андрус Кивиряхк «Последний, кто знал змеиную молвь»
Действие овеянного духом эпоса «Калевипоэг» и старинных эстонских народных сказок романа Кивиряхка разворачивается в Эстонии в эпоху раннего Средневековья. Главным лейтмотивом романа остается внутренняя неприкаянность, обреченность на одиночество и пульсирующее угасание древней культуры. И все же в качестве положительной альтернативы вездесущему культурному угасанию писатель обозначает вполне современную перспективу.
Награды и премии:
лауреат |
Литературная премия Эдуарда Вильде / Eduard Vilde nimeline kirjandusauhind, 2008 | |
лауреат |
Большая премия Воображения / Grand Prix de l’Imaginaire, 2014 // Роман, переведённый на французский |
Номинации на премии:
номинант |
Европейская премия «Утопиалии» / Европейская премия «Страна Луары» / Prix Utopiales européen / Prix Européen Utopiales des Pays de la Loire, 2013 // Лучший роман (Эстония) |
Рецензии:
— «Review: The Man Who Spoke Snakish by Andrus Kivirähk, translated by Christopher Moseley», 2017 г. // Автор: Ваджра Чандрасекера
Отзывы читателей
Рейтинг отзыва
ааа иии, 10 апреля 2017 г.
«Магия уходит прочь» по тематической принадлежности. Упоение печалью, осень мира... «Последний, кто знал змеиную молвь» первыми страницами погружает читателя в поэтическое настроение. Но потом лицо становится проще и делается понятным, что книга метит не в элегии.
Ибо до предела эстонская.
Похоже сразу и на лесом дышащего Рауда, и на чуть сентиментального, чуть ехидного Пансо, на сурового и точного Смуула. «Полевой определитель эстонских русалок» Ветемаа тоже есть к чему вспомнить. Неговорливая обдуманность, средний масштаб, краткость интроспекций при развернутых описаниях поступков, семейное восприятие. «Борьба за независимость», вокруг которой сложилась современная эстонская идентичность, в одном пакете со страстным желанием слиться с Европой. Элементы фольклора («свадьба змей»), мотив верности завету предков и ненужности большого мира. Зацикленность на родных местах: сколько от леса, в котором начал жизнь Лемет, до о. Сааремаа, известно точно. ... Все признаки единства, из-за которого эстонская литература не географическое понятие. А еще роман напоминает, что она очень авторская.
Кивиряхк жесток к персонажам, как жестоки соседи по деревне. Юмор: солёный, недобрый и неглубокий, как Балтийское море. Одно только потрошение монаха... Отсылки: насколько Лягва Полярная увязана с мечтами президента Л. Мери, не скажу, но желанию стать европейцами досталось, а чтобы полностью оценить пассажи про кастратов, нужно знать, что в эстонской культуре хор. Мёме и священные псы достойны Сапковского.
Умно, трезво, оригинально. У Киплинга решает холодное железо, у Пола Андерсона литургия — у Кивиряхка никакой теологии не управиться с желающим вина, а железом борцы за свободу работать умеют сами. У Толкина и Аберкромби меняется мироздание — здесь все блага охотничьей магии, волчье молоко, лосятина, торба с ветром и сладкие зимовки со змеями доступны как раньше, прошипи только слово.
Так почему люди уходят к кислому квасу и работе на немца, почему девки хотят родить иисусика? И ведь ясно же (со стороны), карго-культ не культура, не считают рыцари крестьян за людей... Что тогда? Чувство единства, пусть ложное, важнее мяса? Или купаться под луной, рубить головы зайцам, дрессировать вшей и молиться трухе, небес над головой не видя поколениями, настолько бесперспективно, что выбора и нет?
Издано отлично. Переводчице благодарность за артистизм.
Рекомендуется любителям задуматься, похихикать, а так же собирателям систем магии — тем, кто готов встретить груз современных проблем вместо фэнтезийных штампов и эскапизма.
Цитаты.
Они, видишь ли, ноги мне отрубили да в море сбросили! Пусть катятся в задницу, такими детскими приёмчиками от меня не избавишься!
Юной девушке трудно устоять перед косолапым — таким большим, мягким и славным, губы которого сладко пахнут медом. Сколько мама не воевала, но по вечерам одежда Сальме бывала вся в медвежьей шерсти.
Я тоже хочу пахать и сеять, как во всем передовом мире! Чем я хуже? Я не желаю жить как нищий! Поглядите на железных людей и на монахов — сразу видно, что они опережают нас в развитии лет на сто!
Дядя Вотеле усадил меня верхом на волка, и ночным лесом мы двинулись домой. Позади остались погасший костер и море, которое больше было некому сторожить.