Иван Лукаш «Бедная любовь Мусоргского»

»...Это не описание жизни Мусоргского, а роман о нем, – предание, легенда, – но легенда, освещающая, может быть, тайну его странной и страшной жизни,« — таким замечанием предваряет автор, Иван Созонтович Лукаш, своё произведение.

Один из самых талантливых русских писателей первой половины прошлого века — и один из незаслуженно малоизвестных так называемому широкому читателю. Для меня этот небольшой по объёму роман открыл новую и, быть может, самую важную грань творчества Ивана Лукаша. «Граф Калиостро», читанный мной первый раз ещё в 90е, представил мне Лукаша фантасмагорического, гротескного, бриллиантового стилиста. В «Пожаре Москвы» проявил себя мастер исторического полотна, написанного размашистыми мазками. И вот, в «Бедной любви Мусоргского», предстаёт тонкий лирик, психолог.

Лукаш показал трагедию молодого композитора — нашедшего и потерявшего свою любовь. Случившееся с ним не только определило направление его творчества, но и надломило его самого, предрешило судьбу... Во всяком случае, так Лукаш истолковал перелом в жизни композитора, произошедший с ним около 1859 года.

Мне приходилось читать книги о композиторах — вымышленных героях — произведения классиков европейской литературы, «Доктор Фаустус» Томаса Манна, «Жан-Кристоф» Ромена Ролана. «Бедная любовь Мусоргского» сильно уступает этим романам по объему. Но по интенсивности чувств, по вознесению в по-настоящему высокие выси, конечно же, превосходит.

Это не беллетризированная биография, а полностью художественное произведение. Тонкий стилист, автор изваял печальную, нежную историю о несчастном романтике и потерянном счастье. Кое-кто писал, что Набоков загнал всех стилистов в угол, но тут уровень не ниже.

» В Петербурге уже начались белые ночи, когда так пусто и страшно звенит гранит набережных и серебриста и пуста полумгла над погасшими домами, крепостью, Невой. Мусоргский, усталый (его томило бездыханное беззвучие беловатой мглы), бродил до утра по трактирам. Он пил мало, больше следил за мельканием измученных, бледных, по пьяному несчастных человеческих лиц.Он думал, что все, и он, люди без имени, отребие земли, приходят и сходят, как нагромождения теней в мерцающем сумраке; никто и не вспомнит их имен, их лиц, а все хотят для себя какого-то неиссякаемого бытия, вечности. В пьяном шуме, и помутнении вина, томятся все, ищут забвения.

На улице, он долго смотрел, как дремлет извозчичья лошадь, и дрожат во сне ее ноги, искривленные ревматизмом. Он стоял, прислонившись к стене, у водосточной трубы, и следил с невыносимой жалостью, в беззвучно-ползучем сумраке, за тощей черной кошкой, пробирающейся из подвала в подвал. Звери тоже ищут забвения, утешения, но звери счастливее, им дано больше сна: кошки всегда в полудремоте. А вот люди ищут забвения в вине.

«Бог простит, — думал он, — Бог простит всех пьяниц, какие есть на свете».