Сергей Жарковский «Я, Хобо: Времена смерти»

Без вступления и прочих реверансов, ладно? И без всякой последовательности.

Что я думала, пока читала Хобо:

А. Помните машину времени из Понедельника, на которой можно было попасть в описываемое будущее? Привалов ехал по «советской» стороне, и там, в общем, все было классно, прилетали звездолеты и девушки, выскочив из морозильных камер, бежали их встречать с огромными синими цветами в руках. Зато на стороне западного описанного будущего все время что-то рвалось, человек в шрамах бежал по выжженной земле, отстреливаясь и, кажется, еще какие-то внеземные монстры, не помню уже в деталях.

В комментарии на Бэнкса я написала, что самым сильным впечатлением этой зимы для меня стал Бэнкс; в ретроспективе уже могу сказать, что не только этой зимы но и вообще последних лет, следуя прямо за Домом Петросян. Хобо в моей личной топографии оказался еще (и гораздо ещее!) более значимым, чем Бэнкс, поэтому так или сяк, я о них думала вместе, пока читала первую четверть Хобо.

Обратите внимание, какая насмешка — Бэнкс создал и развил мир Полудня, Жарковский – людей со шрамами на выжженной земле, пардон, людей, живущих в условиях затруднительных. Какая удивительная инверсия от того, каким нам представлялся мир в счастливом детстве. Оставлю это без комментариев, но будем держать в уме.

Бэ. Кроме того, с первой страницы до последней, клянусь моим е-ридером, я думала: мать-перемать! Это непереводимо лингвистически и нетранскрибируемо смыслово. Я даже не знаю, сможет ли понять Хобо русскоязычный, но никогда не живший в России человек – а если поймет, то поймет про нас ВСЕ. Однако бог с ним, с этим условным русским, но не советским, и даже не пост-советским. Непереводимо, как есть, непереводимо.

И вот читаю я Хобо, читаю, ощущаю всякие чувства и думаю разные мысли, а параллельно тук-тук, тревожное такое, дискомфортное — а что бы произошло, если бы автор был англоязычным? Взорвал бы он мировую литературу или только слегка расшатал бы, а потом удовлетворился яхтой и виллой и пошел писать хобо-сериал, что тоже, согласитесь, было бы совсем неплохо? И знаете что, дурацкий это вопрос – не для нас эти сады наслаждений, какая-то у нас неправильная карма.

В Хобо есть отдельный такой небольшой сюжет, прямо-таки проходной сюжетик о том, как мэр Города отправляется с визитом на инспекторский «Наум Черняков» и видит там небывалую, невиданную роскошь, целые деревья, небо и даже море (вспоминаем звездолеты Бэнкса, да?). Свой бумажный вариант книги я сейчас отдала дочери, а в электронном подробности не найду, но будьте уверены, что перепад давления у человека извлеченного из глубокой неосознаваемой бедности и доставленного в абсолютное изобилие описаны лучше, чем у множества классиков (а это вообще частая тема в боллитре). И вот что интересно, сталкиваясь с этим изобилием, он изумляется, но не вожделеет его, не желает растовориться в нем, а желает вернуться к своей работе и своим людям. Представления не имею, что вкладывал в этот сюжет автор, но для меня именно этот момент стал точкой полного смещения сознания и, в своем роде, откровением. А я-то думала что все про себя уже знаю и что все мотивы собственных поступков более-менее мне уже понятны.

Цэ. Ergo, думала я, пока читала, «а сколько их упало в бездну?», не англо-пишущих и не попавших в брэнд одновременно? Тут происходит вторая переоценка, активированная книгой, теперь по отношению ко всему культурному полю, пардон за выражение.

Дэ. Item, пришла я к выводу, все наши представления о нашей собственной литературе и нынешней культуре не то чтобы нечеткие, а вообще крайне условны, отраженные в зеркале мирового (не)одобрения и собственной истерии потребления (развлечений, гламура и духоподъемной философии) этаким размытым конденсатом. Третьим результатом хирургического вмешательства романа в мою приятную досель читательскую ипостась стало то, что я вдруг оказалась разадаптированной к литературе развлекательной и пустопорожней. Что, вообще говоря, безусловное благо, — я давно и безуспешно пыталась избавиться от идиотской привычки читать все подряд после какого-то уровня годности (возможно, само понимание годности и уровня резко изменились).

Все вместе означает, что автор выходит далеко за рамки обычного писательского воздействия. Ну то есть в моей системе координат, поскольку Хобо перетряхнул мою картину мира, а это эффект нечастый.

Что я могу сказать на уровне эмоций:

«Война и мир» отечественной фантастики. Весь аромат шестидесятых, выплеснувшийся в семидесятые и дотянувший до восьмидесятых – мы так жили, да. В студенческих общежитиях; на кспшных сборах; работая за энтузиазм и только потому, что так правильно; в поисках запрещенной и дефицитной музыки и книг. Когда друзья значили больше или как минимум столько же, что и семья; когда пили жуткую дрянь и ели весьма однообразно, но не придавали этому никакого значения.

Совершенно неважно, что финал открыт – это история о жизни целого социума, она и не обязана быть завершена. Недописанность каких-то сюжетных линий не мешает совершенно, в принципе, и так все понятно, ну а что нет торжества американской, пардон, советской мечты, так ее и в жизни нет. Какой ХЭ и какая завершенность в «Войне и мире»? Нельзя и даже не нужно ждать от Хобо классической структуры романа.

Наконец, я совершенно убеждена что Хобо – это только первая ласточка какого-то нового литературного поколения. Он слишком другой, чтобы не принадлежать будущему и слишком сильно сцеплен корнями с нашей классикой, чтобы укатиться за горизонт. Он слишком легко читается и слишком силен, чтобы не проникнуть внутрь всей русской литературы, выходя за пределы фантастики, и не посеять там свои семена.

Последний абзац требует пояснить его и раскрыть подробней, но как-нибудь в другой раз. Пока что предлагаю квест, который растянется лет на двадцать – следить, как в русской литературе начнут прорастать эти семена и формироваться новый жанр, некий фантастический гиперреализм . И Сергей Жарковский пророк его)).

И, кстати, будет ужасно жаль, если этот жанр станет кристаллизоваться медленно.

PS. И уже совершенно распоясавшись, добавлю — по масштабу сопоставим с «Войной и миром», по эмоциональному фону и выписанности деталей – с «Андреем Рублевым» Тарковского, по работе с языком – с «Палисандрией» Саши Соколова.

Читается же...ну, наверное, как «Звездные дневники Йона Тихого», до неприличия вкусно, просто обожраться и умереть молодым.

Давно читал, поздновато писать отзыв — подзабылось, поостыло. Разве что вспомнить своё радостное изумление: какой-то неизвестный Жарковский, а выдаёт такой высококлассный текст! Жива русская фантастика, жива! Ничто в этом романе не напрягло и не затруднило — ни «высокий порог вхождения», ни лингвистические эксперименты автора (над читателем, да), ни «внезапно попёршая фэнтезятина». Ни объём. Объёма мне как раз и не хватило (это я о втором томе, да). Я плавал в тексте, как рыба в воде, и было мне хорошо.

Пусть вместо отзыва будет стих:

Ожидать, дожидаться -что по лбу, что в лоб.

Но порой ожиданье становится хобби:

Ждут два года тринадцатый том Робин Хобб,

Я тринадцатый год жду второго Я, Хобо.

В 2022 году исправлю «тринадцатый» на «ШЫШнадцатый. Если доживу.

Одно из положений, на которые опирается философия Маркса, утверждает, что смысл любой идеи раскрывается в ее исторической перспективе.

Это я к тому, что данная книга на 800 страниц так долго лежала в моей читалке, что успела обрасти ист. перспективой в виде цикла «Двойной герой» (под псевдонимом Антонов, правда), и перспектива эта совсем не радужна, даже напротив. Имеет место быть «гимн самолюбования» — текст ради текста («а, вот, посмотрите как я еще могу!»). Бессмысленный текст, сильно затянутый, с лексическими излишками, массой самоповторов и псевдоафоизмов, упоротый концовкой и размашистой клюквой. но автор, конечно, мастак выкидывать коленца. Однако, когда к 60-70-ой странице схлынивает вау-эффект, за ним открывается убогенькая космоопера про Вторжение таинственных чужих на фоне маловразумительных интриг, причем не проработаны, ни приключения, ни интриги, ни героика.. да что говорить — автор так увлекся своей саркастической иронией, что напрочь забыл раскрыть что же скрывается за всеми этими недомолвками, намеками и прочими приемами Великого Саспиенса.

Так вот, открываю я , значит, книгу с множеством рекомендаций из интернета и вижу .. как-то все больно знакомо и сопровождается неприятными предчувствиями.. всмотрелся в ту самую ист. перспективу, так сказать, и решил, что читать не буду и никому не советую, и оценку не ставлю.

****

Жарковский ни разу не «талантливый постмодернист», а банальный графоман, у которого, к нашему читательскому несчастью, есть развитое ощущение прекрасного, но абсолютно отсутствует чувство меры, вот ни капельки.

Сначала цитата: «Из одиннадцати капсул в обойме САП два-то уж наверняка сработают. Не надо вступать в контакт с грунтом напрямую, когда время жизни для нас пойдёт три минуты за шестьдесят секунд. Три этих-то минуты — и можно осмотреть САП, определиться с надёжными, засесть в капсулы, инициировать автоматику и приготовиться к смерти. САП работает наподобие кислородной пушки, что на Башне, только наоборот. В головке капсулы НР-процессор. Раз. Спасаемого убивает электрический разряд в сердце. Два. Пороховой заряд подбрасывает капсулу над корпусом. Три. Одноразовый процессор, настроенный на конкретную обстановку (это автоматически), взлопывает себя. Четыре. Какое-то время (отрицательное) капсула существенна парой, оригинал висит над корпусом, отображение — в паре сотен, к примеру, километров в зените. Пять. Смена сущностей. Отображение — над корпусом, оригинал — в зените. Шесть. Процессор выгорает. Отображение довлеет к оригиналу и совмещается с ним. Семь. Реанимация спасаемого. Шансы оторваться от грунта — огромные, спасательная модификация НРП слишком проста, чтобы сбоить. Шансы на реанимацию — вполне пополам».

Если вы думаете, будто мне, читавшему эту книгу, что-то здесь более понятно, чем вам, не читавшим, то вы ошибаетесь. Ни черта мне здесь не понятно, кроме интуитивно постигаемого (и следующего из контекста) описания некоего механизма спасения космонавтов. При этом, замечу, данный отрывок находится ближе к финалу. И всё равно. Не надейтесь, что автор где-то расшифрует вам все эти НР, САП и НРП. И да, так написана вся книга. От начала до конца.

Напряглись? Вот такая она, интеллектуальная российская фантастика. Говорят, Шампольон, ломая голову над египетскими иероглифами, изучал в минуты отдыха китайский язык. Ну а вы, чтобы отвлечься от «Хобо», можете полистать, допустим, «Ложную слепоту» Уоттса. :) Масштабы сопоставимы.

«Хобо» — это по сути, ворох электронной документации: отчёты космических рабочих, записи переговоров пилотов, протоколы заседаний дирекции. Автор просто оставляет вас наедине с этим нагромождением файлов, точно следователя, перед которым стоит простая задача: на основе сохранившихся данных разобраться в произошедшем. Не ждите объяснений, их не будет. Автор немилосерден и свою линию гнёт до конца. Но зато и ощущение достоверности происходящего — абсолютное. Вы не наблюдаете за этим миром — вы живёте в нём. И когда вам кажется, будто вы начали что-то понимать — хлоп, и рассказ вдруг перескакивает на какие-то совершенно иные сущности, причём, ведётся он от лица этих сущностей: не то людей, не то зомби, живущих неведомо как и неведомо где. И там тоже не ждите пояснений, воспринимайте как есть.

Начав с аллюзий на воскресение распятого бога, изнасиловав мозг и память мельтешением заковыристых имён и жаргонных словечек, в конце автор награждает нас ещё и невообразимой смесью фентези и квантовой физики. Но главный сюрприз подстерегает на последней странице, когда вы вдруг осознаёте, что всё это было лишь завязкой, а главные события — впереди. В общем, ждём, когда Солнечная империя нанесёт ответный удар. Одиннадцатый год ждём :)

Я из тех, кто любит и ценит хорошие новости, потому, если выбирать, что сообщать первым — хорошую новость или плохую — предпочитаю сначала первую. Тогда, если повезет, маленькая ложка дегтя в финале воспринимается не фатально, а как нечто остренькое и необычное. Так и поступим.

Хорошая новость в том, что это действительно интересная и действительно фантастическая книга. Во-первых, Космос, причем, Космос дальний — неизвестные звезды, загадочные планеты и Великая Пустота. Во-вторых, этот Космос не киношный, когда ради яркой и красочной картинки нарушаются все известные физические законы, а научно-обоснованный, реальный, как картины Хаббла, холодный и подчиненный строгим правилам, пренебрежение которыми карается быстро и беспощадно.

Представьте себе, несмотря на многие и многие просмотренные шикарные фильмы о Космосе и прочитанные на эту тему фантастические книги, захватывающие и любимые, я верю, что будет все совсем не так, как нам пишут и показывают. И если вообще будет, то отнюдь не победно, показательно, с фанфарами, флагами, пафосными речами о первопроходцах и подвигах. А будет как в этом романе: будничная и тяжелая работа, опасная и изнурительная, где каждый шаг, вздох, слово описаны скупыми строчками инструкций(тех самых, написанных кровью). А еще будет много непонятного: событий, фактов, происшествий, которые будут более мистическими, чем научными, легенд и мифов, возникших из этого непонятного, когда немногие очевидцы даже не находят слов, чтобы описать увиденное.

И еще я верю, что столь глубокое проникновение в неизведанное навсегда разделит человечество на тех, кто ушел, предпочтя, волей или неволей, неизвестность и опасность, и тех, кто остался в уюте, тепле и знакомой опасности родного мира. Мы ведь очень гибкие и умеем приспосабливаться к самым разным условиям, таким, что и представить сейчас невозможно. Мы отправимся изменять Космос, но, скорее всего, Космос изменит нас. И этот последний факт потребует неимоверных усилий от разделенного человечества, чтобы через образовавшуюся пропасть прокинуть мосты понимания. И вся наша история говорит, что на этом пути будет много тяжелого, кровавого и несправедливого, пока не будет найдено приемлемое решение.

Все это стало для меня, читателя, хорошей новостью. Космос — опасный и непредсказуемый, холодный и полный недоступных пониманию тайн, с событиями и местами, для которых еще не придумали слов, где все не такое, как виделось в телескопы и предсказывалось уравнениями. Реалистичный мир первопроходцев, создавших идеальную социальную структуру для выживания в самых невероятных условиях. Добавим сюда недосказанность и таинственность, открывающие для читателя огромные возможности для работы ума и сердца. Даже мистический момент с мечами, печатями, божественными беглецами и силами творения на фоне чистого НФ вполне вписался в сюжет, не вызывая бури протеста в моей взращенной на Леме и Стругацких читательской душе.

Моя ложка дегтя совсем иная. Она, к сожалению, родилась из той массы слов, за которую роман чаще всего хвалят. Будучи фактически профессиональным переводчиком с русского разговорного на русский письменный, я на своем опыте знаю, как сильно отличаются два этих языка. Поверьте, речь 90% людей не имеет ничего общего с письменным изложением: она полна несогласованных слов, слов-паразитов, профессионального сленга, специфических терминов, и лишенных смысла (или имеющих таковой) эмоциональных вставок. Изложенная дословно на бумаге, она представляет обычно бессмысленный и не несущий информации набор слов. Как понимаем друг друга? Да благодаря дополнительной информации: мимике, жестам и чтению эмоций.

А теперь объясните, зачем весьма специфическую разговорную речь воспроизводить дословно, множественно и постоянно в романе? Многие скажут: но ведь создан целый словарь из новых и весьма старых русских слов и устойчивых выражений, добавляющий атмосферы, эмоциональной насыщенности и реалистичности. Замечательно! Но... Зачем так много? Помниться, было такое слово «Массаракш». Одно единственное яркое слово-эндемик для целой планеты Саракш, обозначающее практически все эмоциональные состояния героев. Но... все знали, какие за ним прятались общеизвестные слова и выражения. И что они значили. Вот это она и есть — вершина мастерства в переводе с разговорного на письменный: написать так, чтобы не было ни одного бранного слова, но все услышали через обычные слова, без многоточий и одиноких букв, самые яркие русские выражения и накал страстей.

Или другой момент. Множество деталей и подробностей, которые к сюжету не имеют отношения. Считается, что такая детализация «оживляет» мир. А по мне, так один эпизод, когда новоиспеченный губернатор колонии падает в обморок от красоты и богатства земного корабля, внес в «оживление» больше, чем все описания механизмов, их названий, назначений и способов применения вместе взятые.

Как всегда, сказанное — всего лишь мое частное мнение читателя. Моя личная ложка дегтя, сделавшая целую бочку несколько горьковатой,

как всякая плохая новость, и неожиданно скучноватой, из-за явной избыточной концентрации. Но, все же.. .Я благодарна автору и роману, которые помогли преодолеть мою вечную подозрительность к отечественному НФ. Прочту ка я еще что-нибудь из нашего.

Этот роман — явление в русской литературе! Да, явление, ни много ни мало! Я раньше такого не читал никогда. В фантастике, во всяком случае, на подобные эксперименты никто вроде бы до Жарковского не решался. Это ж насколько надо быть самоуверенным в плане стилистики, чтобы эдакое задумать и создать?!

А суть эксперимента проста. Вместо того чтобы описывать мир далекого будущего: мир космачей, детей колбы, мир далекой, полумифической поначалу Земли, тот мир, в котором автор разворачивает действие своего романа, — он, автор, просто взял да и написал весь роман на языке этого самого мира. Да, конечно, в любом сколь-нибудь профессиональном литературном произведении, тем более написанном как бы от первого лица, присутствует стилизация речи. Но, как правило, цель ее — показать принадлежность героя к какой-то социально-культурной группе, придать его характеру шарм. Чистая техника. А у Жарковского стилистика имеет фундаментальное значение! Его герой и талантами-то не обладает (якобы) литературными, но он пишет как дышит, как чувствует и как думает, он рассказывает о событиях со своей точки зрения, в собственных терминах и понятиях.

И вот этим наглым приемом автор насильно и грубо просто-таки заталкивает читателя в мир своего романа, резко и неумолимо делая сей мир контрастным, реальным, как бы не давая и повода усомниться, что всё так и было (будет?), не оставляя несчастному читателю места для мысли, что это всего лишь фантазия. Герой-рассказчик живет всем этим, и либо ты живешь вместе с ним, либо закрываешь книгу и продолжаешь проживать в своем, понятном и близком тебе, мире.

Читать «Времена смерти» можно ТОЛЬКО полностью «нырнув» в текст. А в электричке, поминутно отвлекаясь на разговор с соседом — не выйдет.

Роман сделан как набор файлов-записей, адресованных главным героем самому себе. Себе — другому, забывшему себя, но не потомкам и тем более не предкам. И поначалу читатель, живущий (якобы) в 21 веке, чувствует себя в тексте романа как чужак в чужой стране. Все вокруг дико и непривычно. Продираешься сквозь незнакомые смыслы, как сквозь джунгли. Даже некоторая нарочитость, мне кажется, имеется в первых главах, чтобы уж совсем как обухом по голове, чтобы все те, кто морально не готовы к такому варианту подачи материала, закрыли книгу и... естественным образом отсеялись из числа ее читателей. Эдакое презреньице демонстрирует Сергей Жарковский к недостаточно подготовленной аудитории: «Эксперимент это, знаете ли! Так что фиг вам! Не понимаете, не хотите — и не надо!» Заслуживающий внимания критики, роман «Времена смерти» точно так же обречен на невнимание и непонимание широкого читателя. И критика ведь может тоже не принять, отражая настрой масс.

Вот я и говорю — самоуверенность-то какая!

Однако, к середине романа и читатель пообвыкается, и сюжет раскручивается, простой, незамысловатый, производственный такой, но плотный, интригующий, с яркими характерами, куваевский — необычная стилистика глаз режет все меньше.

Кое-что из стилистических приемчиков начинаешь улавливать явно. К примеру, пропущенные местоимения, приводящие к обрезу предложений на предлоге. Еще кое-что. Но и сама конструкция фраз, видимо, чуть иная. Длина, фонетика. Кажется, берется «нормальный» текст, и в нем режется все лишнее, лишь бы смысл сохранить. Ну, или не так, не знаю. Факт: какие-то иные, незаметные без отстраненного анализа, аспектики стиля оставляют меня, читателя, в мире романа, не дают вынырнуть. А ряд «стебных» словечек-заморочек, как мне показалось, указывает на скрытую самоиронию автора по поводу своего стилистического эксперимента. Попервоначалу «реябт» я воспринял так: «А-а-а, волгоградское издательство не смогло привлечь хорошего корректора...»

И кабы роман весь был таким, какова его первая половина, меня бы, пожалуй, подобная игра... ну, то есть, игра — она ведь игра и есть. Мило, любопытно. Да.

Но со второй половины роман начинает просто-таки на глазах меняться. Будто камера, сфокусированная поначалу на ближний план, вдруг быстро отъезжает, и пространство романа растет как на дрожжах — ты вдруг охватываешь взглядом уже всё мироздание целиком, современное главному герою, но охватываешь-то, черт возьми, подготовленным уже взглядом, со сложившейся «локальной» этикой, даже со стереотипами некоторыми в этом самом взгляде, которые, только-только сформированные, теперь приходится ломать об колено и заново перестраивать систему оценок происходящего действа...

И вот тут-то... — о-о-о!

Ну, во-первых, во всей красе раскрывается «обычно-литературный» талант автора. Блистательно-лаконичные жизнеописания членов ханы (это типа такая банда хобо, а хобо — это которые к SOC-переменным... э-э-э... в общем, читайте лучше сами), совершенно роскошное поведение «бога» Яниса Порохова, сумасшедше достоверное психологически; да просто откуда не возьмись дикий, завораживающий темп развертки сюжета, точные, жесткие и плотные образы героев — всё, всё, что нужно для классной, на самом деле классной книги. Мрачноватое литературное изящество высшего сорта пронизывает вторую половину романа. Да нет, весь роман. Просто понятно это становится только в конце.

А во-вторых, оказывается, «Времена смерти» — это всего лишь завязка истории, всего лишь завязка, — во блин! — но еще не сама история...

И вот что, реябта, я хотел бы спросить в финале: «Автор! Где вторая часть?!»

(с) 2007 г.

UPD Прошло 8 лет. И хочется, но как-то уже тише и с сомнением, повторить вопрос: «Ну автор, ну ёмаё... где же вторая часть-то?»

Жарковский возводит песочные замки в барабане бетономешалки. Зачем он это делает? Мы едим чтиво большой алюминиевой ложкой, не разбирая (а то и не имея) вкуса — бесхитросные пожиратели сюжетов — к чему нам эти изыски? Он выверяет слова, конструирует сленг, выставляет передний план, декорирует задний (это я, пожалуй, загнул: у него штук шесть плоскостей на монтажном столике), подгоняет экономику, технологию, биологию и политику — и все для того, чтобы опредметить совершенно проходную сцену. Чорт! Я люблю Айвазовского и готов часами рассматривать каждый квадратный сантиметр моря на его «Девятом вале». Одного я не могу взять в толк: нужно ли было покрывать многослойными лессировками несколько квадратных метров холста, чтобы показать... воду? Это очень затратный способ производства впечатлений. У него высокая себестоимость и только один плюс: Все части творения содержат его — целое. Его можно разбить как пластинку с голограммой — в каждом кусочке будет все та же картина. Впрочем, плюс не один. Есть еще такая вещь, как достоверность. Ткните пальцем в детали у какого-нибудь МТА. Вы очень быстро окажетесь в положении деревянного мальчика, который искал пищу, а нашел только пыль и паутину. Повторите этот фокус с «Я, хобо». Огонь обожжет вас, а железо сделает «буммм». Что касается похлебки, то там есть три отчетливых ингридиента, озвученных автором: Хайнлайн, Лем, Бестер. Впрочем, они барахтаются на самой поверхности и уловимы невооруженным глазом. Но что-то есть еще в глубине. Какая-то хищная тень, медленно наматывающая круги в ожидании любителей серфинга. Возможно, это сам Жарковский. Опасайтесь его. Он может увлечь, и тогда — беда. Ведь роман не дописан.

Знакомство с одним хобо из реальной жизни сильно облегчило мне знакомство с книгой.

Ожидания были не самые оптимистичные, настрой – скептический. Но я включилась в эту систему, и даже не заметила, как преодолела рубеж в 100+ страниц. Кажется, мы стали забывать, как выглядит и как читается хороший роман. А Жарковский взял и напомнил. Теперь и я – хобо.

Роман для неторопливого читателя. Читать его быстро и между строк не получится. По одному кругу читать недостаточно, т.к. в тексте очень много всего спрятано.

По словам старшего коллеги по цеху, Жарковский ни разу не подстраивается под читателя и пишет так, как ему нравится. Вынуждена не согласиться. Текст выстроен по классическим канонам: трёхактная структура повествования – есть; необычный, с «изюминкой» главный герой, который, тем временем, понятен обычному читателю – есть; тема выживания маленького человека, так же близкая и понятная каждому — есть. Да, чтение усложняется обилием технических подробностей и детальным изображением работы космических аппаратов. Эти описания – на любителя. Но история без этих описаний не состоялась бы.

Ждём продолжения. Хоть сто, хоть двести лет будем ждать, потому что стоит того.

«Я, Хобо» роман производственный, об этом говорили не раз, и в одном из слоёв книга действительно о производстве эдакого космического БАМа — тянут люди трассу, тянут телепортационную трассу из пересадочных станций как я понял. Описан самый опасный эпизод — и плечо уже несчастливое, тринадцатое, и расстояние пройдено уважительное, с метрополии не достать практически. Строят — _провешивают_ — трассу давным давно стартовав с огромным, но — конечным запасом сырья и материлов. Экономика! так мало учитывают фантасты экономику будущего, тут вот учтено, да так учтено что главн.герой именно из-неё и делает то что делает: космач-строитель вырывается назад в метрополию посмотреть кто же это такой добрый/злой отправил на смерть недрожащей рукой. Материалы-то кончаются, не все можно заново сделать, а каждая колония еще и стремится оставить себе, себе ресурсов побольше, отправив дальше по этапу людей поменьше и кораблей пожиже. В резульатет все описано с такоq дотошностью, таким сленгом, который мог быть у людей реально не видящих горизонта планетного, не вдыхавших сена свежего и кормящихся концентратами. Но у них своя богатеqшая и насыщенная жизнь людей, дело делающих и в процессе производства (строительства) кайф получающих. Космос, романтика непустого места, романтика простора. Ясно и то, что автор описывпает будни космачей без прикрас — стычки, споры, прочие подлянки. Больше опасностей, чем любования звездами, приключениями и не пахнет а пахнет смертью. Рассказы Ст.Лема о Пирксе — предтеча такого описания будней покорителей пространства в жестяных коробках.

Второй слой — это личная трагедия, оно же и приобретение нового качества персонажем. Очень неодиданно, но в рамках как раз предложенной профессиональной деятельности. Совсем третий пласт — это выход в обитаемые миры и встреча с запредельным — всё оказывается еще сложнее, чем представляется в традиции космической НФ. На этом месте прочитавшие шпыняют автору за переход от крепкой НФ — к мягкой фэнтези, но я вижу лишь каскадное усложнение смыслов новых действующих лиц романа, непередаваемых традиционными образами. Самое простейшее что видится в этом отрезке — джедаи «Звездных войн», но это только поверхностное, первое может быть впечатление....

Заранее надо сказать про экспериментальный язык — я например страниц пятьдесят просто въезжал, думал синтаксис и орфография нарочито сбиты от привычного стандарта. Но когда вживаешься в мир — язык получается органичным. Редкость у сочинителей. Как пример могу москвича Владимира Покровского и француза Бориса Виана вспомнить, они с письменным языком тоже смело обходились.

Задворки Вселенной, железные кишки кораблей и станций, обрат вместо воздуха и пять литров воды на питье с подмывом: веселые, злые и деловитые космачи тянут межзвездную трассу во имя Земли и императора. Зачем эта трасса нужна, никто не знает: космос и чужие планеты для человека смертельны, высадка на чужой грунт не просто убивает, а превращает в зомбаков. Впрочем, ни космачей, ни колонистов, которых генетически затачивают под новую планету, такие вопросы не парят. Они, в общем-то дети, вдвойне, их такими вылупили. Все отважные пилоты, бройлеры и прочие храбрые покорители пространств — клоны, которые появляются на свет 15-летними, а к 18 годам считаются ветеранами, дослужившимися до отправки на далекую прекрасную Землю, давно ставшую таким же фигурантом инвективных конструкций, как мать-колба.

Главный герой книги тоже, конечно, клон, а вся книга — многоуровневое изощренное объяснение того, как он из спокойного трудяги-пилота стал убийцей, пиратом и личным врагом императора и всей далекой прекрасной Земли.

Теперь, значит, штука такая. «Я, Хобо» по идее, по ее реализации, по уровню и вообще по большинству известных мне признаков — одна из лучших фантастических книг как минимум последнего десятилетия. И я сильно подозреваю, что это явление не только отечественной литературы.

Мне неохота аргументировать — боюсь впечатление и послевкусие разбазарить. Отмечу только, что язык и психологический рисунок великолепны, обвинения в переусложненности текста, чрезмерности повествовательных линий и невнятности жаргона обоснованы, но несправедливы, и что впервые за долгое время я совершенно не устал от огромного (под 30 авторских листов) текста. И совершенно не боюсь такого же продолжения, которое давно закончено, рихтуется по седьмому разу и — есть такая маза, — вместе с первой частью может появиться в магазинах уже весной.

Держу кулаки, чтобы появилось.

На известном сайте на первой странице долго-долго висит реклама этой книги. Народ, мной уважаемый, хвалил мне ее. А я опять, похоже, не понял.

Если просто пробежаться по впечатлениям:

- часть книги сделана в виде производственных совещаний, на которых герои обращаются друг к другу «товарищ» и говорят на специфическом «космическом» сленге. Иногда они забывают, кто из них — кто, и просят представиться. Ну, это понятно, это чтобы читатель тоже вник в ситуацию. В длинных диалогах и монологах постепенно проявляется суть проблемы. Иногда автор, путаясь в сущностях, им же созданных, кажется и сам забывает, от чьего лица сейчас и кто должен вещать — реплики переплетаются, перепутываются и отдаются другим. К тому же язык у всех одинаковый, то есть дополнительная трудность в этом. В целом — как стилизация старинного научно-фантастического романа о героях космоса.

- часть книги — описание со стороны, от третьего лица, космической станции, космических кораблей, самих космонавтов или «космачей» на их жаргоне. Это опять знакомо. Все эти железяки, грязь, решетки под ногами, лифты, невесомость — да у тех же Стругацких, например, такое встречалось. Только тут более развернуто и подробно. Но все же — космос и «тина НФ».

- потом вдруг появляется тема Запретных планет, Императора, какие-то прилетают спецы из «отдела камней и тумана», какие-то «крестоносцы», говорящие об «армии Солнца» (и это ведь я читал!), какие-то не такие жители не таких планет, которые на самом деле — просто маги. И опять задумываешься: это ведь что-то подобное у Лукьяненко и Перумова, так? Но стильно так написано. Хотя стиль разительно отличается от первой части.

- а еще потом начинается обычное «космофентези» (если так можно сказать) с неубиваемыми зомби, магами, волшебными мечами, космическим Судьей и полированным ларцом с артефактами, тысячи лет дожидающимися своего владельца.

В итоге герой оказывается на том месте, с которого начался рассказ. При нем его люди, которые во всей книги были вовсе не его людьми. Когда стал их командиром, почему и как — видимо, тема второго тома. Возле него — деревянный крест, на котором он висел до того, как пришел в сознание (почему крест, откуда дерево на космическом корабле, что за дела — это все во второй книге, точно!).

И в сущности, признаю наличие стиля и стилизации под то или иное произведение. Но не вижу романа. Да еще производственного, как сказал один уважаемый критик. Вижу опять книгу, написанную ярко, стильно, с отсылками ко многому, но — о чем? Вот коротко — о чем книга? Неужели о строительстве космической трассы? Нет. Или о войне Империи и магов Запретных планет? Тоже нет. Может, о дружбе и спайке космачей эта книга? И опять нет. И любви там тоже нет. И квеста, диннного квеста с поиском чего-то страшно необходимого — нет. Отношу прочитанное (кстати, прочитал — это ведь о многом говорит) к не очень длинному перечню хороших книг со стилем, но ни о чем. Рекомендовать не могу, потому что самому некоторые части показались утомительно нудными. Но и ругать вроде не за что. Сейчас столько издается туфты, что на их фоне эта книга может выглядеть просто прорывом в какое-то неведомое. В какое?

А вот если бы фона этого не было?

Второй том специально ждать и искать не собираюсь.

Писатель, несомненно, не лишён таланта. Но роман вышел хорошим лишь некоторыми отдельными частями, а в целом — безобразным.

Что можно поставить в плюс? Что, потенциальный читатель, может быть дорого для тебя здесь? Производственность, детальные описания… но за такой добродетелью можно читать хоть Павла Шумила, прости господи, а в великую литературу на технических деталях и описании выдуманных обычаев не въедешь. Ещё грамотная эксплуатация темы «люди как расходный материал», но в «Жёлтой линии» Тырина к этому и сюжет прилагается, в «Корпусе-3» Bear’а футуристический антураж получше, да и оба произведения намного короче опуса Жарковского (что немаловажно).

Теперь о недостатках, из которых роман состоит чуть менее, чем полностью.

Предполагаемое время действия (в не то 4-м, не то 5-м тысячелетии н.э.) конфликтует с языком героев, основанном на фидоэхах и лексиконе завсегдатаев бардовских фестивалей, возвышающимся над футуристическим пейзажем аки сортир над обрывом. Любезный автор… слабовата фантазия придумать, с чего культурное влияние российской контркультуры конца XX века могло бы сделаться _правдоподобным_ в вымышленном мире?

Пестрящий багами текст… не, я — не о русской грамматике и лексике, а о смысле. Скудность внимания и интеллектуального усилия со стороны обладателя как минимум трёх премий впечатляет. То у него «Дайм — сленговое имя монетки в двадцать пять сотых» (не случайная описка — повторяется другими словами), то «Звёздные войны» — _трёхсерийный_ фильм (в 2005-м? Утратил всякий интерес к кино, автор?), то в главе «Галлюциногенный прожектор», по мнению Байно, «погиб мой Хайк, а я даже рядом с ним не был», хотя в предыдущей части мы слышим, ушами Байно, как Хич-Хайк (в плену у группы Рукинштейна) просит подвезти его на Землю.

Цитаты (порой искажённые) по любому поводу из без оного, источников письменных и устных — видимо, всех без разбора, доступных автору. Доходит даже до рефлексий персонажей, вызванных тошнотворным обилием цитат.

Сюжет ужасен вообще, но позорно заваленная концовка (на счёт которой тут и без меня написано много) даже на фоне первых 3/4 романа произвела впечатление.

Не собираюсь продолжать знакомство с писателем и не рекомендую данный роман типичному читателю НФ. И не берите чёртов пример с Жарковского, писатели!

НЕ понравилось.

Для очень интеллигентных? Но «Сирены Титана» лучше. Производственный роман? Но зачем он в фантастике? Я не понимаю гениальности автора? Ну, тут как с Джойсом — круто, но... зачем? Если ничего не даёт ни уму, ни сердцу?

И оказывается, что одна из самых скучных, сложных, тяжёлых и по стилистике «не идущих» книг, которые я прочитал за последние десять лет, получила кучу премий и восторженных отзывов. Ну, видно, раз рискнули издать... были бы побрякунчики, будут и поплясунчики. Слишком много собственно производственных моментов, непонятна централная идея, линии сюжета провисают. И непонятно, в конце концов, к чему эти Судья, меч и прочие элементы фэнтези.

А столько отзывов... В общем, никому не рекомендую. Кроме самых, действительно, извращенных интеллигентов.

Научной фантастики и фэнтази я перечитал МНОГО, но:

Таких убойно смешных книг как «Врата испуганного бога» и «2-Герой-2» не встречал, не помню, не дышу.

Ну а тут, с «Хобо», вместо привычного для фантастики созерцания сюжета через окно или окошечко, или даже выглядывание в приоткрытую форточку — влетел с разбегу головой в это самое окно, и вместе с осколками стекла упал в.

В тернии.

Тернии, ведущие к звёздам. Живым, родным, бесконечным и беспощадным.

Роман (а пока лишь его треть) — трансцендентен, от слова совсем. Жестокая непролазность написания -есть любовь к истинному Читателю, любовь не к внешнему описанию далёкого мира -а к зашвыриванию читателя-салаги, мордой в шлюз, к суровым серьёзам на грани (ну вот и всё...) смерти.

Вся «магия» в книге — всего лишь пока не познанная технология, как фильм «Звёздные войны» на ноутбуке перед средневековым крестьянином.

Лично мне, напротив, переход из великолепной «железки» в мистику- понравился и дал истинный масштаб первоначального повествования.

Не дописано- да. Многое так и не понятно- да.

Это мешает? Нет, это помогает.

Сергей, ты и я — одной книги. Спа!

Оценка 10 (десятка)!

Под конец книги я мог свободно говорить на языке космачей.

Нуивот.

Серьезнейшая вещь.

Флаг.