Георгий Берёзко «Ночь полководца»

Чёрный отряд Георгия Березко

«Утром на разрушенной станции маршевые роты выгрузились из вагонов.» Сухое, фактологическое, похожее на запись в черновик, по ходу действия. И дальше — тоже самое. Суконный язык воспоминаний, разбавленный зарисовками природы, портретами на полях в шаржевом пушкинском стиле и диалогами , оперирующими пропагандистскими канцеляризмами в духе Андрея Платонова про Партию, Благо и Коммунизм . Краски скудны и опрощены, как в военной стенгазете, как в солдатских воспоминаниях приглашенного в школу ветерана, как в черновых записях «на память».

Но потом камера наезжает на лица на вырезках в газетах и они оживают, приобретают цвет, очеловечиваются, делятся воспоминаниями, страхами и злостью. И своим будущим — совместным будущим.

И все же эта стилистическая закрепощенность, эти «ожившие стре'лки» на карте под рукой командарма создают документальность, правдивость повествования. Как несколько эмоциональные документалки BBC,где схемы и видеозаписи чередуются с постановочными зарисовками и воспоминаниями очевидцев.

Война показана без излишней драмматической стрельбы, без бравурных подвигов. Практически не появляется чёткий, воплощенный враг. Война в книге, это скорее процесс, это период и направление усилий, после которых наступит другая, лучшая жизнь. И эта жизнь, взятая с собой из до-войны, сохранённая, как сахар и крошки от сухарей в кармане, как письмо или жестянка с леденцами в минуты отдыха и на марше достаётся, вплетается в, так не похожую на неё, будничность войны, и семенами сорной травы несётся в будущее, в новое время вместе с рядовыми, санитарками, младшим комсоставом. Это военное братство, их отношения и разговоры создают ткань повествования, ткань, которую подобно шву прошивает коммандарм и его свита — они всегда в стороне, в тумане, во тьме, скачут мимо сквозь лес или ночь, сидят в отдельной избе, прошивая карту фронта стрелами пальцев, жертвуя дивизиями и обманывая погоду. Подобно взятым Глена Кука, они могущественны, мрачны и послушны воле командарма.

Масштаб книги не глобален. Мы видим одну битву, несколько дней за которые коммандарм отдаёт свою жизнь. Он побеждает и, в тот же момент, к нему приходит чугунный пёс смерти и его физическая жизнь заканчивается. Но — и для меня это центральная фишка повести, начинка из пирожка — коммандарм продолжает жить и, подобно героям пелевенской пустоты, маршерует в одном строю с героями революции и гражданской войны, конными полубогами, поднимается на холм и сливается с солнцем. И это наверное единственный способ таким как он слиться с рождающимся будущим.